Текст книги "Том 2. Стихотворения 1850-1873"
Автор книги: Федор Тютчев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 38 страниц)
«ОБОИМ НИКОЛАЯМ…»
Автограф неизвестен.
Список – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 97.
Первая публикация – Чулков II (с. 262).
Печатается по списку.
Список выполнен рукой Е. Ф. Тютчевой, датируется 6 декабря 1861 г. Ее же рукой сделана приписка: «Получено в 6 часов и тут же отвечено». Сообщен текст ответного послания Сушкова Тютчеву:
Тезки, оба Николая,
Друга-брата обнимая,
От души благодарят
И целуют всех ребят.
Обращено к брату поэта Николаю Ивановичу и мужу сестры Дарьи Ивановны Николаю Васильевичу Сушкову. Н. В. Сушков (1796–1871) – литератор, поэт, драматург, был другом Тютчева, в его семье в течение долгого времени проживала дочь поэта от первого брака Екатерина. Во время своих наездов в Москву Тютчев был постоянным посетителем салона Сушковых, где собирались многие ученые и литераторы. Поэт высоко оценил издательский проект Сушкова – литературно-исторический сборник «Раут», в котором участвовал своими стихами. Находил положительные черты в драматургическом его творчестве (в частности, в языке драмы «Москва» заметил «печать народности» – «яркость» и «благоухание»). После смерти Сушкова Тютчев писал о его «прекрасной натуре», в которой «под детской впечатлительностью таилась незаурядная сила чувств и стремлений» (письмо к Эрн. Ф. Тютчевой: Мурановский сборник. Вып. 1. Мураново, 1928. С. 269).
Датируется 6 декабря 1861 г., в соответствии со списком (Т. Ф.).
А. А. ФЕТУ
Автограф – ИРЛИ. № 24535/1. Л. 108.
Списки – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 98; Альбом Тютчевой (с. 167).
Первая публикация – Изд. 1868. С. 196; вошло в Изд. СПб., 1886. С. 245; Изд. 1900. С. 246.
Печатается по первой публикации с нумерацией двух частей стихотворения. См. «Другие редакции и варианты». С. 295*.
В списках стих. «Тебе сердечный мой поклон…» и «Иным достался от природы…» объединены, тексты имеют общий заголовок «А. А. Фету», представлены как одно стихотворное посвящение и разделены лишь чертой.
Изд. 1868 имеет заглавие «А. А. Фету», напечатаны вместе: «Тебе сердечный мой поклон…», «Иным достался от природы…», как единое произведение, притом вначале шестистишие – посвящение, а затем уже стих. «Иным достался от природы…» в виде двух четверостиший. В конце – помета «1861 г.». Следующие издания – Изд. СПб., 1886 и Изд. 1900 – повторили полностью тексты первой публикации, незначительно изменив синтаксис (Изд. 1900). В Изд. Маркса напечатано так же.
Г. И. Чулков полагал, что сохранились только списки стихотворения; он воспроизвел тексты те же, что и в предыдущих изданиях, и датировал 1861 г. (Чулков II. С. 132).
Как единое стихотворение, адресованное Фету, два текста публиковались до 1953 г., пока Б. Я. Бухштаб не заявил о том, что «Иным достался от природы…» и «Тебе сердечный мой поклон…» два разных стихотворения, см. его статью «Три послания Тютчева» (Труды Ленинградского гос. библиотеч. ин-та им. Н. К. Крупской. 1956. Т. 1. С. 235–236). Разъединение стихотворений ученый аргументировал следующим образом: автограф – лист почтовой бумаги, вклеенный в альбом Фет-Шеншиной (М. П. Боткиной), представляет собой тютчевское послание-ответ на просьбу Фета прислать фотографический портрет любимого поэта. В автографе два стихотворения разъединены: одно написано на первом полулисте с подписью и датой. Оборот этого листа чистый, без продолжения стихотворения. На втором полулисте – второе стих. «Иным достался от природы…». Второй аргумент в пользу того, что Тютчев написал два самостоятельных стихотворения – смысл и поэтика посвящений. Шестистишие – типичное сопроводительное послание; два четверостишия – «философское стихотворение» с аллегорическим образом «водоискателя» (ясновидца), обозначившим поэта, наделенного «инстинктом пророчески слепым». Строфика двух стихотворений разная. Бухштаб полагал, что в списках стихотворения слиты по ошибке, ссылаясь при этом на сравнительно часто встречающуюся подобную ошибку в списках и в изданиях.
К. В. Пигарев принял это прочтение посвящений Фету и даже поместил их в разные тома Лирики («Тебе сердечный мой поклон…» – во II томе, «Иным достался от природы…» – в I).
А. А. Николаев (Изд. 1987. С. 208) вернулся к прежней традиции, напечатав оба стихотворения как единое посвящение Фету, именем этого поэта и назвав произведение. Однако он выделил в нем две части и пронумеровал их: <1> «Тебе сердечный мой поклон…»; <2> «Иным достался от природы…». Так печатается и в настоящем издании.
«Иным достался от природы…» датируется 1861 г. «Тебе сердечный мой поклон…» – согласно автографу – 12 апреля 1862 г.
Созданные в разное время, два обращения все же объединены самим поэтом, вписавшим их в альбом вместе одно за другим; они посланы в одно время и оба – Фету в связи с его просьбой. Оба выражают отношение старшего к младшему поэту-почитателю. Можно полагать, что сам Тютчев мыслил оба текста как единое посвящение Фету, что подтверждается и прижизненным изданием И. С. Аксакова.
Сближение Тютчева с Фетом произошло во второй половине 1850-х гг. В мемуарах Фет рассказал об их встречах и о собственном восприятии Тютчева, в котором выделил родственные черты: «воздушность», романтическое одухотворение, неземную, звездную поэтическую ориентацию – к «нездешнему», ночное ясновидение. В 1859 г. он опубликовал сочувственную статью «О стихотворениях Тютчева» (Фет. С. 63–84), к началу 1860-х гг. относят его поэтическое посвящение, где и находится просьба к «обожаемому поэту» прислать свой портрет. Тютчев откликнулся на просьбу Фета, к началу 1860-х гг. еще недостаточно выявившего себя в печати («Вечерние огни», особенно близкие Тютчеву, еще не были созданы). Приводим стихотворение Фета – «Федору Ивановичу Тютчеву»:
Мой обожаемый поэт,
К тебе я с просьбой и поклоном,
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
Давно мечты твоей полет
Меня увлек волшебной силой,
Давно в груди моей живет
Твое чело, твой облик милой.
Твоей камене – повторять,
Прося стихи – я докучаю,
А все заветную тетрадь
Из жадных рук не выпускаю.
Поклонник вечной красоты,
Давно смиренный пред судьбою,
Я одного прошу, чтоб ты
Во всех был видах предо мною.
Вот почему спешу, – поэт!
К тебе я с просьбой и поклоном,
Пришли в письме мне твой портрет,
Что нарисован Аполлоном.
(Вечерние огни. М., 1979. С. 87).
Фет посвятил Тютчеву также: «Прошла весна – темнеет лес…», «Нетленностью божественной одеты…», «На книжке стихотворений Тютчева…».
И. С. Аксаков (Биогр. С. 99) писал: «В ответных своих стихах к известному нашему поэту, г. Фету, Тютчев говорит (цитирует «Иным достался от природы…» – две строфы, выделив курсивом две последних строки: «Не раз под оболочкой зримой / Ты самое – ее узрел…» – Ред.). Этот последний стих справедливее отнести к самому Тютчеву; про него именно можно сказать, что ему было дано не раз видеть природу не во внешней только оболочке, но ее самое, обнаженною, без покровов». «Тебе сердечный мой поклон…» Аксаков не цитировал.
Д. С. Дарский привел первую строфу стих. «Иным достался от природы…», соединив его мысль со строфой из «Безумия» («И мнит, что слышит струй кипенье…»), заявив, что гении наделены даром «прозрения природных глубин», им дано видеть «самое Великую Матерь», но и «слышание» ее тоже – «признак вдохновенных натур» (Дарский. С. 123). Дарский, процитировав строфу «Иным достался от природы…», сопоставил тютчевские стихи с «Пророком» Пушкина и со стихотворным посвящением Гёте Баратынского («С природой одною он жизнью дышал…»). Увидел у поэтов «пророческое ясновидение» (В. К.).
«ЗАТЕЮ ЭТОГО РАССКАЗА…»
Автограф неизвестен.
Список М. Ф. Тютчевой – Собр. Пигарева.
Первая публикация – Тютчевиана. С. 15 (с указанием в конце стихотворения даты – 1862). Вошло – НС, раздел «Fragmenta et Dubia». С. 95; Чулков II. С. 283; Изд. 1957; Лирика II. С. 153; Изд. 1987. С. 209 (суказанием даты: февраль 1863).
Печатается по первой публикации.
В комментарии к Тютчевиане отмечено: «Эпиграмма «Затею этого рассказа…» печатается с копии из альбома М. Ф. Бирилевой. Наверху надпись: На Казаки (повесть Толстого). Эпиграмма помещена среди известных стихотворений Тютчева, однако отсутствие автографа понуждает нас отнести пока эту эпиграмму к категории dubia. Во всяком случае надпись, указывающая на повесть Толстого, кажется нам недоразумением» (с. 43).
В НС не датировано, но в примечаниях дается ссылка на то, что список в Альбоме Тютч. – Бирилевой – «с пометою внизу: 1862». Сомнения относительно направленности эпиграммы против «Казаков» Л. Н. Толстого в примечаниях к этому изданию Г. И. Чулков аргументирует более подробно: «Повесть Толстого «Казаки» относится к 1852 г. Едва ли Тютчев мог откликнуться на нее через десять лет, а самое содержание эпиграммы кажется несколько неожиданным, если поэт в самом деле имел в виду «Казаков» Толстого. <…> Оценка толстовской повести не вяжется с замечаниями Тютчева по адресу кн. П. А. Вяземского, которого он называет «Кюстином нового поколения», враждебно настроенным и предубежденным посетителем малоисследованной страны («un visiteur étranger, malveillant et prévenu, pour un pays nouveau…») за то, что Вяземский неблагосклонно отозвался в своей статье о романе «Война и мир» (НС. C. 107). Еще аргумент – любовное отношение поэта к русскому народу в стих. «Эти бедные селенья…» (1855 г., напечатано в 1857 г.).
В комментариях Чулкова главная неточность – датировка повести Толстого. Хотя в подзаголовке «Казаки» названы «Кавказской повестью 1852 года», напечатано произведение в № 1 РВ за 1863 г., вышедшем около 24 февраля этого года. Соответственно стихотворение можно датировать не ранее 24 февраля 1863 г.
К. В. Пигарев, печатая эпиграмму «по списку М. Ф. Тютчевой» и не сомневаясь в том, что Тютчев предметом своей колкой иронии в данном случае выбрал именно повесть «Казаки», утверждал: «Поскольку повесть Л. Н. Толстого впервые появилась в январском номере «Русского вестника» за 1863 г., дата списка должна быть признана ошибочной. Эпиграмма, вероятнее всего, написана в феврале 1863 г.». Далее пояснение: «Повесть Толстого вызвала разноречивые отзывы со стороны читателей-современников. Сводку этих отзывов см.: Гусев Н. Н. Лев Николаевич Толстой. Материалы к биографии с 1855 по 1869 г. М., 1957. С. 605–609. Как справедливо отмечает Гусев, эпиграмма Тютчева в известной степени напоминает мнение писательницы Е. Тур, признававшей высокие художественные достоинства повести, но увидевшей в ней поэтизацию «пьянства, разбоя, воровства, жажды крови» (Лирика II. С. 374). (В. З.).
СВЯТЫЕ ГОРЫ
Автограф – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 35. Л. 4–5.
Первая публикация – газ. «День». 1862. № 37. 15 сентября. Затем – Изд. 1900. С. 253–254.
Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 296*.
Автограф – тщательно записанное стихотворение, строфы-шестистишия обычно отчеркнуты, с прописной буквы – слова: «Богом», «Луною», «Утес», «Небу», «Крест», «Утробе», «Гробе», «Инок», «Святыней».
Издания различаются незначительно: в газете Аксакова «День» и в Изд. 1900 3-я строка – «Ночь июньская лежит», в то время как в автографе назван другой месяц: «ночь июльская»; в 6-й строке в указанных изданиях – перестановка слов: «И во тьме Донец блестит», в автографе: «И Донец во тьме блестит»; характерно для поэзии Тютчева смягчение темной краски, ее высветление в образе блестящей реки. Тем более это показательно, что в оригинале (стихотворении дочери поэта) было: «И во тьме Донец блестит».
Представляет собой обработку написанного А. Ф. Тютчевой поэтического посвящения монастырю на правом берегу Сев. Донца в Изюмском уезде Харьковской губернии. Своей сестре Екатерине Анна сообщала в майском письме 1862 г.: «Je t’envoi de nouveaux vers que j’ ai écrit sur Святые Горы et que papa a refait à sa manière. Les vers sont comme de raison incomparablement plus beaux que les miens, mais il n’ a pourtant pas tout à fait rendu mon idée, comme je l’entendais…» («Посылаю тебе новые стихи, которые я написала о Святых Горах и которые папа́ переделал на свой манер. Стихи, разумеется, несравненно лучше моих, но он не во всем передал мою мысль, как я ее понимала…» – фр.). К письму Анна Федоровна приложила свое стихотворение, которое воспроизведено в Чулков II. С. 383 и Лирика II. С. 427:
СВЯТЫЕ ГОРЫ
Тихо, мягко, ночь Украйны,
Полна прелести и тайны,
Над дубравою лежит.
Темно небо так глубоко,
Звезды светят так высоко,
И во тьме Донец блестит.
За обительской стеной
Псалмопенье, звон святой
До заутрени молчат;
Под оградою толпой,
Освещенные луной,
Богомольцы мирно спят.
И с крестом там на челе
Белым призраком во тьме
Над Донцом утес стоит.
И, как дух минувших дней,
Он молитвою своей
Богомольцев сторожит.
Во скале той священной
Искони чернец смиренный
Подвиг веры совершал
И в духовном созерцанье
Сколько слез и воздыханий
Перед Богом изливал.
Оттого, как дух блаженный,
Величавый и смиренный
Над Донцом утес стоит,
И в тиши порой ночной
Он молитвой вековой
Спящий мир животворит.
Тютчев сохранил без изменений только 5 строк из 30, поэтому можно считать произведение тютчевским, созданным по «канве» стихотворения дочери; поэт не только выправил погрешности метра, стилистические шероховатости, но и убрал романтический штамп (утес стоит «белым призраком»), вообще сократил олицетворение утеса, который в стихотворении Анны неоднократно наделен «молитвой», утес у нее «смиренный». Тютчев сохранил этот мотив в последней строфе, но убрал фразы, которыми поэтесса, возможно, особенно дорожила: «Искони чернец смиренный / Подвиг веры совершал, / И в духовном созерцанье…»; «Оттого, как дух блаженный, / Величавый и смиренный…». Эти мотивы (смирения и величия, духовного подвига) в тютчевском стихотворении оттеснены идеей живой силы креста, поднятого над утесом. Г. И. Чулков так оценил соотношение стихотворений: «Письмо и стихи А. Ф. Тютчевой мы цитируем по списку, нам предоставленному внуком поэта, Н. И. Тютчевым. До сих пор не было известно, что в основу этой пьесы Тютчева поэтом было положено стихотворение его дочери, наивное и беспомощное по форме, но удивительное по цельности лирического чувства. Мастер бережно отнесся к поэтическому опыту дочери, сохранив неприкосновенными иные удачные строки» (Чулков II. С. 384). В Лирике II оно отнесено к типу стихотворений «коллективных» (с. 260–261).
Р. Ф. Брандт отозвался о стихотворении: «Здесь выражается благоговейное настроение, чающее спасения от искренней молитвы» (Материалы. С. 65).
Датируется маем 1862 г. на основании письма А. Ф. Тютчевой (В. К.).
«УЖАСНЫЙ СОН ОТЯГОТЕЛ НАД НАМИ…»
Автограф – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 1–1 об. Подпись: «Ф. Тютчев»; дата: «Москва. Август. 1863».
Список – Альбом Тютч. – Бирилевой (с. 26), дата: «август 1863».
Первая публикация – газ. «День», № 32, 10 августа 1863 г. С. 3–4. Вошло в Изд. 1868. С. 119–120, где отмечено – «1863 г.»; в той же редакции, но с уточнением: «Москва. Август 1863» – напечатано в Изд. СПб., 1886. С. 254–255; Изд. 1900. С. 259–260.
Печатается по Изд. 1868. См. «Другие редакции и варианты». С. 296*.
Датируется до 9 августа 1863 г. (этим днем помечено ценз. разр. газ. «День»).
Автограф беловой, но в печати появились варианты нескольких строк. Тютчев сообщал И. С. Аксакову о поправках к стихотворению в письмах от 8 и 9 августа 1863 г. См.: ЛН-1. С. 264.
По утверждению К. В. Пигарева, вызвано совместным дипломатическим выступлением Австрии, Англии и Франции в связи с польским восстанием (Лирика II. C. 374). В произведении отражена традиционная тема для тютчевской лирики и публицистики. В августе 1831 г. поэт, находясь в Мюнхене, на взятие Варшавы войсками Паскевича отзывается патриотическим стих. «Как дочь родную на закланье…». Автору важно утвердить мысль, что Россия выступает в интересах самой Польши как славянского государства, которому самой судьбой предопределено быть составляющей великой державы. Позже в статье «Россия и Германия» суждения принимают более категоричный характер. Тютчев считает, что Польша, изменившая «великому началу» славянства, обречена на погибель из-за своего «ложного образования» и «ложной национальности, которая была ей привита». При этом Тютчев оговаривается, что ни в коем случае не выступает против самобытности «польской народности». В статье «Россия и революция» поэт прямо назвал Польшу «крамольно католическою», «фанатическою последовательницею Запада и постоянною изменницею относительно своих братий». Несмотря на строгость приговора, в лирике Тютчев выражал надежду, что Польша все же станет полноправным членом славянской семьи: «Воспрянь – не Польша, не Россия – Воспрянь славянская семья!..» («От русского по прочтении отрывков из лекций г-на Мицкевича» 16 сентября 1842). Примирение же между Россией и Польшей должно произойти «Не в Петербурге, не в Москве, а в Киеве и в Цареграде…» («Тогда лишь в полном торжестве…», 1850), то есть непременным условием тому является единство веры. Подобные настроения владели поэтом в течение 1840-1850-х гг. Польское восстание 1863–1864 гг., которому посвящено стихотворение, подтолкнуло к более критической оценке собственных ожиданий. Его письма к Эрн. Ф. Тютчевой 1862–1863 гг. позволяют выявить неподдельную озабоченность поэта происходящим. Тютчеву довелось на месте убедиться, что главная составляющая польского вопроса – «рьяная приверженность к католичеству всей этой белой толпы» (письмо Эрн. Ф. Тютчевой от 1/13 июня 1862 г. // СН. 1916. Кн. 21. С. 183–184). Постепенно он склоняется к мнению, что единственно оправданными мерами являются репрессии М. Н. Муравьева, «Кто отстоял и спас России целость, / Всем жертвуя народу своему…» («Его светлости князю А. А. Суворову», 1863).
Тютчев внимательно следил за развитием событий в Польше, подчеркивая вынужденность мер России в отношении Польши, которая движется чуждыми силами, ложными в своей сущности. Это послужило поводом к жестоким защитительным действиям, когда попирались естественные основы государственного устройства. Славянофил Ю. Ф. Самарин, один из близких знакомых поэта и непосредственный член Комиссии внутренних дел в Польше, перед отъездом в Варшаву в начале октября 1863 г. посетил Тютчева и сообщил о задачах правительства в крае. В стихотворении отразились реальные факты того времени. Например, речь идет об участии польского католического духовенства в заговорах. Тютчев в поэтической форме выражал слова Самарина из статьи «Как относится к нам Римская церковь?», также напечатанной в «Дне» (май 1863 г.): «Посмотрим, однако, что делает духовенство. Оно на виду. Из густого леса пробирается в деревню вооруженная шайка, или (опять-таки, говоря новейшим русским языком) банда инсургентов. Впереди всех идет ксендз. Не более как час тому назад, он, может быть, приносил на алтаре бескровную жертву. В одной его руке остался крест, а в другой… что́ бы вы думали? Уж не Петров ли меч, не символ ли духовной власти? Нет, этот меч, дававший некогда размахи на всю вселенную, давно уж выпал из одряхлевшей руки. Он сдан в арсенал, и, вместо меча, в руке служителя латинской церкви шестиствольный револьвер. Где не берет слово, там возьмет пуля и пробьет насквозь не поддающийся увещанию череп, будь он мужской или женский. Перед судом церкви ведь все равны» (Сочинения Ю. Ф. Самарина. В 12 т. М., 1877. Т. 1. С. 306–307).
Как замечает И. С. Аксаков: «Польский вопрос решался для Тютчева степенью верности польского народа славянской народности и славянским церковным, то есть восточным или вселенским преданиям» (Биогр. С. 224). Тютчев с величайшей скорбью принимал тот факт, что католическое начало вошло в «кровь и плоть» поляков. Это стало причиной их отторжения от славянского мира. Не случайно в письме к Самарину от 24 ноября 1867 г. Тютчев задумывается над «трагическим положением» всего католического славянства, лишенного внутреннего примирения. Его надежды на осуществление единения славянского племени с течением времени рассеивались из-за различного понимания народами своего предназначения (Э. З.).
ЕГО СВЕТЛОСТИ КНЯЗЮ А. А. СУВОРОВУ
Автографы (3) – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 37. Л. 2–2 об.; РГБ. Ф. 297. Оп. 1. К. 4. Ед. хр. 9. Л. 144–144 об.; Ф. 308. Оп. 1. К.2. Ед. хр. 4. Л. 69 (в письме к Эрн. Ф. Тютчевой от 13 ноября 1863 г.).
Списки – Муран. альбом (с. 119–120), с заголовком «Князю Суворову» и датою «1863»; Альбом Тютч. – Бирилевой (с. 27), «Его светлости князю Ал. Арк. Суворову», «ноябрь 1863»; альбом Е. Ф. Тютчевой, РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 184. Л. 66 об. – 67, «Кн. А. А. Суворову», «8 ноября 1863 г.», с небольшим комментарием; рукой Эрн. Ф. Тютчевой, И. С. Аксакова и др. – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 52. Л. 99–99 об.: «Ответ Его Светлости Князю Алекс. Аркад. Суворову, по поводу его отзыва о Михаиле Николаевиче Муравьеве: C’est un ogre» (с фр.: «Это какой-то людоед»; «жестокий человек», «обжора» – русские значения слова ogre). Кроме того, среди списков находится машинописный текст с заглавием «М. Н. Муравьеву» – РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 53. Л. 9 – здесь изменено место третьей и четвертой строф, к слову «людоеда» имеется примечание: «ogre – выражение кн. Суворова о Муравьеве».
Впервые напечатано А. И. Герценом в «Колоколе» от 1 января (нов. ст.) 1864 г. Л. 176. С. 1452. Затем – в Изд. СПб., 1886. С. 257, заголовок «Князю А. А. Суворову», дата «12 Ноябр. 1863»; Изд. 1900. С. 262–263, «Князю А. А. Суворову», «12 ноября 1863. С.-Петербург». Именно эта дата принимается как верная.
Печатается по автографам РГБ. См. «Другие редакции и варианты». С. 296*.
Автограф РГАЛИ черновой, строфы выделены нечетко, почерк трудночитаемый. В отличие от него, текст в письме к Эрн. Ф. Тютчевой беловой. Старательно выписан заголовок: «Его Светлости Князю Ал. Арк. Суворову» и первая строфа.
Обращено к петербургскому военному генерал-губернатору кн. Александру Аркадьевичу Суворову (1804–1882), внуку знаменитого полководца. Суворов воспитывался за границей. До 1848 г. служил в гвардии, потом назначен генерал-губернатором Остзейского края (Курляндская, Лифляндская и Эстляндская губернии). В 1861 г. назначен петербургским генерал-губернатором. Его огромная библиотека и семейный архив в 1884 г. вошли в состав петербургской Публичной библиотеки. Еще в должности генерал-губернатора Остзейского края Суворов, будучи расположенным к местной немецкой знати, отличался безразличием к проведению на месте правительственной линии (см.: письмо Ю. Ф. Самарина к М. П. Погодину // Самарин Ю. Ф. Сочинения. М., 1911. С. 256–258).
Написано в связи с отказом Суворова подписать приветственный адрес по случаю именин виленского генерал-губернатора графа Муравьева, проводившего с целью подавления польского восстания 1863–1864 гг. и сохранения целостности Российской империи политику военной диктатуры. Отказываясь подписать письмо, Суворов заявил, что «не может сделать этой чести такому людоеду».
Сам Тютчев прокомментировал стих.: «Оно было посвящено князю Суворову по следующему поводу. Надо сказать, что мы послали Муравьеву ко дню Св. Михаила позолоченный горельеф, изображающий его покровителя, и при этом адрес с 80-ю подписями, в числе которых находятся имена: Блудовых, гр. Протасовой, ее сестры кн. Долгорукой и т. д., одним словом – все очень почтенные имена. А князь Суворов, который несомненно добрый, но нелепый человек, давно заявил себя ярым противником Михаила Муравьева и не пропускает случая его выбранить. И вот он объявил, что прекращает всякие сношения с теми лицами, которые уронили свое достоинство, подписав упомянутый адрес. Он, правда, постоянно отличается подобными выходками, но так как на этот раз затронут был общественный интерес несомненной важности, то эта выходка была замечена и вдохновила следующие рифмы» (СН. 1916. Кн. 21. С. 206).
А. И. Герцен при первой публикации заключил стихотворение в следующий контекст: «Говорят, что кн. Суворов отказался от поклонения Муравьеву и назвал его людоедом. «Московский Ювенал» взял свою цевницу и так защитил человека литовской бойни: <…> Куда девался некогда изящный стих Тютчева? Куда девался талант?.. Вот что значит перейти из декабристов —…в «Московские Ювеналы» (цит. по: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1959. Т. 18. С. 19). Иного мнения придерживались в России. М. П. Погодин говорил о ложной, несправедливой по отношению к русским позиции польских граждан. Никто из них «не отыскивал виноватых, никто не содействовал, никто не заявлял своего мнения…»; не было беспристрастного суда современников (см. Барсуков Н. П. Жизнь и труды М. П. Погодина. СПб., 1906. Кн. 20. С. 197).
М. В. Быков сообщает: «На это князь А. А. Суворов ответил, что дед его никогда бы не скрепил своей подписью письма, посланного М. Н. Муравьеву. Тогда появились другие стихи, именно князя П. А. Вяземского», отстаивавшего позицию Тютчева (РС. Т. XXXVIII. 1883. Апрель. С. 209).
Граф Михаил Николаевич Муравьев (1796–1866) – государственный деятель, участник кампании 1812–1813 гг. В 1816 г. был членом тайного политического общества и принимал участие в составлении «Устава Союза Благоденствия». В конце 1820 г. разошелся с заговорщиками. После декабрьского восстания был привлечен к следствию, но оправдался и вскоре был назначен вице-губернатором в Витебск. С 1857 г. занимал пост министра государственных имуществ. Весной 1863 г. назначен генерал-губернатором шести северо-западных губерний с чрезвычайными полномочиями.
Тютчев ставит проблему с позиции национальной государственной идеологии. Для него польский вопрос заключался прежде всего в защите интересов России, когда в лице Польши ей противостоял западный мир. Обращение к государственному деятелю придает стихотворению общественное звучание, поэтизация собственных политических взглядов привлекает к идее России как носительницы высшего объединяющего начала славянских народов. Это становится главным в отношении к Муравьеву, потому что тот исполнен не собственной, а государственной волей, принося себя в жертву «призванию», взяв «всю ответственность» за необходимую жестокость на собственные плечи. При этом адресат, Суворов, предстает в ироничном свете. В последних двух стихах автор обращается к непререкаемому авторитету великого национального полководца, что определяет исторический критерий при оценке развернувшихся событий в Польше 1863–1864 гг. (в 1754 г. войска Суворова штурмом взяли предместье Варшавы – Прагу) (Э. З.).
