Том 2. Стихотворения 1850-1873
Текст книги "Том 2. Стихотворения 1850-1873"
Автор книги: Федор Тютчев
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 38 страниц)
Федор Иванович Тютчев
Полное собрание сочинений и писем в шести томах
Том 2. Стихотворения 1850-1873
От редакции
Во второй том Полного собрания сочинений Ф. И. Тютчева вошли стихотворения 1850–1873 гг., периода его жизни в России и приобретения им известности в литературном мире. Именно в это время после перепечатки в 1850 г. Н. А. Некрасовым тютчевских стихотворений, опубликованных в ж. «Современник» 1830-х гг., вышли в свет крупные собрания его поэтического творчества: в ж. «Современник» (1854 г. Т. XLIV, XLV), в ж. «Москвитянин», в первом и втором прижизненных сборниках 1854 и 1868 гг.; посмертно были переизданы уже ранее опубликованные стихотворения, а также изданы новые – в ж. «Русский архив» (1879. Вып. 5), сборниках, вышедших в 1883 г. и 1886 г. (в Москве и С.-Петербурге; последний более полный), затем – в 1899 г. Наиболее обширным, новым по текстологическим принципам и созданию комментариев стало издание «Сочинения Ф. И. Тютчева. Стихотворения и политические статьи» (СПб., 1900). Все стихотворения этих изданий вошли во второй том настоящего издания. Кроме того, в него включены и вновь найденные прежде всего Г. И. Чулковым и некоторыми другими исследователями стихотворения Тютчева, а также последние находки, опубликованные в «Литературном наследстве» (Т. 97. Кн. 1. М., 1988; Кн. 2. М., 1989). Учтена работа над тютчевскими текстами всех наиболее авторитетных его издателей – И. С. Тургенева, И. С. Аксакова, А. Н. Майкова, А. А. Флоридова, членов семьи поэта, специалистов XX в., в особенности Г. И. Чулкова (см. Тютчев Ф. И. Полн. собр. стихотворений. В 2-х т. М.; Л., 1933–1934), К. В. Пигарева (см. Тютчев Ф. И. Лирика. В 2-х т. М., 1965). Вместе с тем в изданные ранее тексты внесены необходимые коррективы; появившиеся в названных сборниках варианты и редакции помещены в специальный раздел тома.
Как и в первом томе, все стихотворные произведения расположены в хронологической последовательности. Специальный раздел содержит тексты стихотворений, приписываемых Тютчеву. Произведения, сочиненные им на французском языке, публикуются в основной части тома в соответствии со временем их написания.
Применение при составлении второго тома хронологического принципа как ведущего оказалось менее затруднительным, чем в первом, поскольку значительная часть текстов была датирована самим поэтом, близкими ему в то время людьми, разрешениями цензуры или же приурочена к конкретным датам, историческим событиям второй половины XIX в. Тем не менее в ряде случаев внесены необходимые уточнения в датировку, а следовательно, и в порядок расположения стихотворений. Время написания указывается в Комментариях.
Тексты сверены со всеми ныне известными автографами. Учтены наиболее авторитетные списки – в Сушковской тетради, Мурановском альбоме, а также списки, сделанные ближайшими родственниками поэта и И. С. Аксаковым. Выдержано основное направление текстологической работы – стремление максимально приблизиться к автографу, вообще к тютчевской манере оформления стихотворения – пунктуационного, графического, – ибо в этом отношении поэт весьма своеобразен. Хотя следует отметить, что в стихотворениях, вошедших во второй том, Тютчев все же чаще следует нормам русского литературного языка середины XIX в., в том числе пунктуации.
Представленный том завершает публикацию всех стихотворений Ф. И. Тютчева и является наиболее полным воспроизведением всех его поэтических текстов.
Стихотворения, 1850-1873
Поэзия*
Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с Небес слетает к нам —
Небесная к Земным Сынам,
С лазурной ясностью во взоре —
И на бунтующее Море
Льет примирительный елей.
«Кончен пир, умолкли хоры…»
Кончен пир, умолкли хоры*,
Опорожнены амфоры,
Опрокинуты корзины,
Не допиты в кубках вины,
На главах венки измяты, —
Лишь курятся ароматы
В опустевшей светлой зале…
Кончив пир, мы поздно встали —
Звезды на небе сияли,
Ночь достигла половины…
Как над беспокойным градом,
Над дворцами, над домами,
Шумным уличным движеньем
С тускло-рдяным освещеньем
И бессонными толпами, —
Как над этим дольным чадом,
В горнем выспреннем пределе
Звезды чистые горели,
Отвечая смертным взглядам
Непорочными лучами…
Рим ночью*
В Ночи лазурной почивает Рим…
Взошла Луна и – овладела им,
И спящий Град, безлюдно-величавый,
Наполнила своей безмолвной славой…
Как сладко дремлет Рим в ее лучах!
Как с ней сроднился Рима вечный прах!..
Как будто лунный мир и град почивший —
Все тот же мир, волшебный, но отживший!..
Венеция*
Дож Венеции свободной
Средь лазоревых зыбей —
Как жених порфирородный,
Достославно, всенародно
Обручался ежегодно
С Адриатикой своей…
И недаром в эти воды
Он кольцо свое бросал —
Веки целые, не годы
(Дивовалися народы),
Чудный перстень воеводы
Их вязал и чаровал…
И Чета в любви и мире
Много славы нажила —
Века три или четыре,
Все могучее и шире,
Разрасталась в целом мире —
Тень от Львиного Крыла.
А теперь?..
В волнах забвенья
Сколько брошенных колец!..
Миновались поколенья, —
Эти кольца обрученья,
Эти кольца стали звенья
Тяжкой цепи наконец!..
Близнецы*
Есть близнецы – для земнородных
Два божества, – то Смерть и Сон,
Как брат с сестрою дивно сходных —
Она угрюмей, кротче он…
Но есть других два близнеца —
И в мире нет четы прекрасней —
И обаянья нет ужасней,
Ей предающего сердца…
Союз их кровный, не случайный,
И только в роковые дни
Своей неразрешимой тайной
Обворожают нас они.
И кто в избытке ощущений,
Когда кипит и стынет кровь,
Не ведал ваших искушений —
Самоубийство и Любовь!
Пророчество*
Не гул молвы прошел в народе,
Весть родилась не в нашем роде —
То древний глас, то свыше глас:
«Четвертый век уж на исходе, —
Свершится он – и грянет час!
И своды древние Софии,
В возобновленной Византии,*
Вновь осенят Христов алтарь».
Пади пред ним, о царь России, —
И встань – как всеславянский царь!
«Уж третий год беснуются языки…»
Уж третий год беснуются языки*,
Вот и весна – и с каждою весной,
Как в стае диких птиц перед грозой,
Тревожней шум, разноголосней крики.
В раздумье грустном князи и владыки
И держат вожжи трепетной рукой,
Подавлен ум зловещею тоской;
Мечты людей, как сны больного, дики.
Но с нами Бог!.. Сорвавшися со дна,
Вдруг, одурев, полна грозы и мрака,
Стремглав на нас рванулась глубина, —
Но твоего не помутила зрака!..
Ветр свирепел – но… «да не будет тако!» —
Ты рек, – и вспять отхлынула волна.
«Нет, карлик мой! трус беспримерный!..»
Нет, карлик мой! трус беспримерный!*..
Ты, как ни жмися, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь святую Русь…
Иль, все святые упованья,
Все убежденья потребя,
Она от своего призванья
Вдруг отречется для тебя?..
Иль так ты дорог провиденью,
Так дружен с ним, так заодно,
Что, дорожа твоею ленью,
Вдруг остановится оно?..
Не верь в святую Русь, кто хочет, —
Лишь верь она себе самой, —
И Бог победы не отсрочит
В угоду трусости людской.
То, что обещано судьбами
Уж в колыбели было ей,
Что ей завещано веками
И верой всех ее царей, —
То, что Олеговы дружины
Ходили добывать мечом,
То, что орел Екатерины
Уж прикрывал своим крылом, —
Венца и скиптра Византии
Вам не удастся нас лишить!..
Всемирную судьбу России —
Нет! вам ее не запрудить!..
«Тогда лишь в полном торжестве…»
Тогда лишь в полном торжестве*,
В славянской мировой громаде,
Строй вожделенный водворится, —
Как с Русью Польша помирится, —
А помирятся ж эти две,
Не в Петербурге, не в Москве,
А в Киеве и в Цареграде…
«Не рассуждай, не хлопочи…»
Не рассуждай, не хлопочи* —
Безумство ищет – глупость судит;
Дневные раны сном лечи,
А завтра быть чему – то будет…
Живя, умей все пережить:
Печаль, и радость, и тревогу —
Чего желать? О чем тужить?
День пережит – и слава Богу!
«Пошли, Господь, свою отраду…»
Пошли, Господь, свою отраду*
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой;
Кто смотрит вскользь – через ограду —
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись —
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит…
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой,
Как бедный нищий – мимо саду —
Бредет по знойной мостовой.
На Неве*
И опять звезда играет
В легкой зыби невских волн,
И опять любовь вверяет
Ей таинственный свой челн…
И меж зыбью и звездою
Он скользит как бы во сне,
И два призрака с собою
Вдаль уносит по волне…
Дети ль это праздной лени
Тратят здесь досуг ночной?
Иль блаженные две тени
Покидают мир земной?
Ты, разлитая как море,
Дивно-пышная волна,
Приюти в своем просторе
Тайну скромного челна!
«Как ни дышит полдень знойный…»
Как ни дышит полдень знойный*
В растворенное окно, —
В этой храмине спокойной,
Где все тихо и темно,
Где живые благовонья
Бродят в сумрачной тени,
В сладкий сумрак полусонья
Погрузись и отдохни…
Здесь фонтан неутомимый
День и ночь поет в углу
И кропит росой незримой
Очарованную мглу…
И в мерцанье полусвета,
Тайной страстью занята,
Здесь влюбленного поэта
Веет легкая мечта…
«Под дыханьем непогоды…»
Под дыханьем непогоды*,
Вздувшись, потемнели воды
И подернулись свинцом —
И сквозь глянец их суровый
Вечер пасмурно-багровый
Светит радужным лучом.
Сыплет искры золотые,
Сеет розы огневые,
И уносит их поток.
Над волной темно-лазурной
Вечер пламенный и бурный
Обрывает свой венок…
«Vous, dont on voit briller, dans les nuits azurees»
Vous, dont on voit briller, dans les nuits azurées*,
L’éclat immaculé, le divin élément,
Etoiles, gloire à vous! Splendeurs toujours sacrées!
Gloire à vous, qui durez incorruptiblement!
L’homme, race éphémère et qui vit sous la nue,
Qu’un seul et même instant voit naître et défleurir,
Passe, les yeux au ciel. – Il passe et vous salue!
C’est l’immortel salut de ceux qui vont mourir.
<См. перевод>*
«Обвеян вещею дремотой…»
Обвеян вещею дремотой*,
Полураздетый лес грустит…
Из летних листьев разве сотый,
Блестя осенней позолотой,
Еще на ветви шелестит.
Гляжу с участьем умиленным,
Когда, пробившись из-за туч,
Вдруг по деревьям испещренным,
С их ветхим листьем изнуренным,
Молниевидный брызнет луч.
Как увядающее мило!
Какая прелесть в нем для нас,
Когда, что так цвело и жило,
Теперь, так немощно и хило,
В последний улыбнется раз!..
Два голоса*
1
Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,
Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!
Над вами светила молчат в вышине,
Под вами могилы – молчат и оне.
Пусть в горнем Олимпе блаженствуют боги:
Бессмертье их чуждо труда и тревоги;
Тревога и труд лишь для смертных сердец…
Для них нет победы, для них есть конец.
2
Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,
Как бой ни жесток, ни упорна борьба!
Над вами безмолвные звездные круги,
Под вами немые, глухие гроба.
Пускай олимпийцы завистливым оком
Глядят на борьбу непреклонных сердец.
Кто, ратуя, пал, побежденный лишь Роком,
Тот вырвал из рук их победный венец.
Графине Е. П. Ростопчиной*
(в ответ на ее письмо)
Как под сугробом снежным лени,
Как околдованный зимой,
Каким-то сном усопшей тени
Я спал, зарытый, но живой!
И вот, я чую, надо мною,
Не наяву и не во сне,
Как бы повеяло весною,
Как бы запело о весне.
Знакомый голос… голос чудный…
То лирный звук, то женский вздох…
Но я, ленивец беспробудный,
Я вдруг откликнуться не мог…
Я спал в оковах тяжкой лени,
Под осьмимесячной зимой,
Как дремлют праведные тени
Во мгле стигийской* роковой.
Но этот сон полумогильный,
Как надо мной ни тяготел,
Он сам же, чародей всесильный,
Ко мне на помощь подоспел.
Приязни давней выраженья
Их для меня он уловил —
И в музыкальные виденья
Знакомый голос воплотил…
Вот вижу я, как бы сквозь дымки,
Волшебный сад, волшебный дом —
И в замке феи-Нелюдимки
Вдруг очутились мы вдвоем!..
Вдвоем! – и песнь ее звучала,
И от заветного крыльца
Гнала и буйного нахала,
Гнала и пошлого льстеца.
«Des premiers ans de votre vie…»
Des premiers ans de votre vie*
Que j’aime à remonter le cours,
Écoutant d’une âme ravie
Ces récits, les mêmes toujours…
Que de fraîcheur et de mystère,
En remontant ces bords heureux!
Quelle douce et tendre lumière
Baignait ce ciel si vaporeux!
Combien la rive était fleurie,
Combien le flot était plus pur!
Que de suave rêverie
Se reflétait dans son azur!..
Quand de votre enfance incomprise
Vous m’avez quelque temps parlé,
Je croyais sentir dans une brise
Glisser comme un printemps voilé.
<См. перевод>*
Поминки*
(Из Шиллера)
Пала царственная Троя,
Сокрушен Приамов град,
И ахеяне, устроя
Свой на родину возврат,
На судах своих сидели,
Вдоль эгейских берегов,
И пэан* хвалебный пели,
Громко славя всех богов…
Раздавайся, глас победный!
Вы к брегам родной земли
Окрыляйтесь, корабли,
В путь возвратный, в путь безбедный!
И сидели, в длинном строе,
Грустно-бледная семья* —
Жены, девы падшей Трои,
Голося и слезы лья,
В горе общем и великом
Плача о себе самих,
И с победным, буйным кликом
Дико вопль сливался их…
«Ждет нас горькая неволя
Там, вдали, в стране чужой.
Ты прости, наш край родной!
Как завидна мертвых доля!»
И предстал перед святыней —
Приноситель жертв, Калхас*,
Градозиждущей Афине*,
Градорушащей молясь,
Посейдона силе грозной,
Опоясавшего мир,
И тебе, эгидоносный
Зевс, сгущающий эфир!
Опрокинут, уничтожен
Град великий Илион!
Долгий, долгий спор решен, —
Суд бессмертных непреложен.
Грозных полчищ воевода,
Агамемнон, царь царей,
Обозрел толпы народа,
Уцелевшие от прей.
И великою тоскою
Дух владыки был объят
Много их пришло под Трою,
Мало их пойдет назад.
Так возвысьте ж глас хвалебный!
Пой и радуйся стократ,
У кого златой возврат
Не похитил рок враждебный!
Но не всем сужден от бога
Мирный, радостный возврат:
У домашнего порога
Многих Керы* сторожат…
Жив и цел вернулся с бою —
Гибнет в храмине своей!..* —
Рек, Афиной всеблагою
Вдохновенный Одиссей…
Тот лишь дом и тверд и прочен,
Где семейный свят устав:
Легковерен женский нрав,
И изменчив, и порочен.
И супругой возвращенной
Снова счастливый Атрид*,
Красотой ее священной
Страстный взор свой веселит.
Злое злой конец приемлет!
За нечестьем казнь следит —
В небе суд богов не дремлет!
Право царствует Кронид*…
Злой конец началу злому!
Право правящий Кронид
Вероломцу страшно мстит —
И семье его и дому.
Хорошо любимцам счастья, —
Рек Аякса брат меньшой*, —
Олимпийцев самовластье
Величать своей хвалой!..
Неподвластно высшей силе
Счастье в прихотях своих:
Друг Патрокл* давно в могиле,
А Терсит* еще в живых!..
Счастье жеребия сеет
Своевольною рукой.
Веселись и песни пой
Тот, кого светило греет!
Будь утешен, брат любимый!
Память вечная тебе!..
Ты – оплот несокрушимый
Чад ахейских в их борьбе!..
В день ужасный, в день кровавый
Ты один за всех стоял!
Но не сильный, а лукавый
Мзду великую стяжал…*
Не врага рукой победной —
От руки ты пал своей…
Ах, и лучших из людей
Часто губит гнев зловредный!
И твоей теперь державной
Тени, доблестный Пелид*,
Сын твой, Пирр*, воитель славный,
Возлияние творит…
«Как тебя, о мой родитель,
Никого, – он возгласил, —
Зевс, великий промыслитель,
На земле не возносил!»
На земле, где все изменно,
Выше славы блага нет.
Нашу персть – земля возьмет,
Имя славное – нетленно.
Хоть о падших, побежденных
И молчит победный клик,
Но и в родах отдаленных,
Гектор, будешь ты велик!..
Вечной памяти достоин, —
Сын Тидеев* провещал, —
Кто как честный, храбрый воин,
Край отцов спасая, пал…
Честь тому, кто, не робея,
Жизнь за братий положил!
Победитель – победил,
Слава падшего святее!
Старец Нестор* днесь, маститый
Брашник, кубок взяв, встает
И сосуд, плющом обвитый,
Он Гекубе* подает:
«Выпей, мать, струи целебной
И забудь весь свой урон!
Силен Вакха сок волшебный,
Дивно нас врачует он…»
Мать, вкуси струи целебной
И забудь судеб закон.
Дивно нас врачует он,
Бога Вакха дар волшебный.
И Ниобы* древней сила
Горем злым удручена,
Соку дивного вкусила —
И утешилась она.
Лишь сверкнет в застольной чаше
Благодатное вино,
В Лету* рухнет горе наше
И пойдет, как ключ, на дно.
Да, пока играет в чаше
Всемогущее вино,
Горе в Лету снесено,
В Лете тонет горе наше!
И воздвиглась на прощанье
Провозвестница жена*,
И исполнилась вещанья
Вдохновенного она;
И пожарище родное
Обозрев в последний раз:
«Дым, пар дымный, все земное,
Вечность, боги, лишь у вас!
Как уходят клубы дыма,
Так уходят наши дни!
Боги, вечны вы одни, —
Все земное идет мимо!»
«Смотри, как на речном просторе…»
Смотри, как на речном просторе*,
По склону вновь оживших вод,
Во всеобъемлющее море
За льдиной льдина вслед плывет.
На солнце ль радужно блистая,
Иль ночью в поздней темноте,
Но все, неизбежимо тая,
Они плывут к одной мете*.
Все вместе – малые, большие,
Утратив прежний образ свой,
Все – безразличны, как стихия, —
Сольются с бездной роковой!..
О, нашей мысли обольщенье,
Ты, человеческое Я,
Не таково ль твое значенье,
Не такова ль судьба твоя?
«О, как убийственно мы любим…»
О, как убийственно мы любим*,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя…
Год не прошел – спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при нашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески-живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья…
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло…
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья,
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим!
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!..
«Не знаю я, коснется ль благодать…»
Не знаю я, коснется ль благодать*
Моей души болезненно-греховной,
Удастся ль ей воскреснуть и восстать,
Пройдет ли обморок духовный?
Но если бы душа могла
Здесь, на земле, найти успокоенье,
Мне благодатью ты б была —
Ты, ты, мое земное провиденье!..
Первый лист*
Лист зеленеет молодой —
Смотри, как листьем молодым
Стоят обвеяны березы
Воздушной зеленью сквозной,
Полупрозрачною, как дым…
Давно им грезилось весной,
Весной и летом золотым, —
И вот живые эти грезы,
Под первым небом голубым,
Пробились вдруг на свет дневной…
О, первых листьев красота,
Омытых в солнечных лучах,
С новорожденною их тенью!
И слышно нам по их движенью,
Что в этих тысячах и тьмах
Не встретишь мертвого листа!..
«Не раз ты слышала признанье…»
Не раз ты слышала признанье*:
«Не стою я любви твоей».
Пускай мое она созданье —
Но как я беден перед ней…
Перед любовию твоею
Мне больно вспомнить о себе —
Стою, молчу, благоговею
И поклоняюся тебе…
Когда, порой, так умиленно,
С такою верой и мольбой
Невольно клонишь ты колено
Пред колыбелью дорогой,
Где спит она – твое рожденье —
Твой безымянный херувим, —
Пойми ж и ты моё смиренье
Пред сердцем любящим твоим.
Наш век*
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвется из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушен,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознает свою погибель он,
И жаждет веры – но о ней не просит…
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит перед замкнутой дверью:
«Впусти меня! – Я верю, Боже мой!*
Приди на помощь моему неверью!..»*
Волна и дума*
Дума за думой, волна за волной —
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море —
Здесь – в заключении, там – на просторе,
Тот же все вечный прибой и отбой —
Тот же все призрак тревожно-пустой.
«О, не тревожь меня укорой справедливой!..»
О, не тревожь меня укорой справедливой!*
Поверь, из нас из двух завидней часть твоя:
Ты любишь искренно и пламенно, а я —
Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.
И, жалкий чародей, перед волшебным миром,
Мной созданным самим, без веры я стою —
И самого себя, краснея, сознаю
Живой души твоей безжизненным кумиром.
«Не остывшая от зною…»
Не остывшая от зною*,
Ночь июльская блистала…
И над тусклою землею
Небо, полное грозою,
Все в зарницах трепетало…
Словно тяжкие ресницы
Подымались над землею…
И сквозь беглые зарницы
Чьи-то грозные зеницы
Загоралися порою…
«В разлуке есть высокое значенье…»
В разлуке есть высокое значенье*:
Как ни люби – хоть день один, хоть век…
Любовь есть сон, а сон – одно мгновенье,
И рано ль, поздно ль пробужденье —
А должен наконец проснуться человек…
«Ты знаешь край, где мирт и лавр растет…»
(Из Гёте)
Ты знаешь край, где мирт и лавр растет*,
Глубок и чист лазурный неба свод,
Цветет лимон, и апельсин златой
Как жар горит под зеленью густой?..
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Хотела б я укрыться, милый мой…
Ты знаешь высь с стезей по крутизнам,
Лошак бредет в тумане по снегам,
В ущельях гор отродье змей живет,
Гремит обвал и водопад ревет?..
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Лежит наш путь – уйдем, властитель мой.
Ты знаешь дом на мраморных столпах?
Сияет зал и купол весь в лучах;
Глядят кумиры, молча и грустя:
«Что, что с тобою, бедное дитя?..»
Ты был ли там? Туда, туда с тобой
Уйдем скорей, уйдем, родитель мой.
