Текст книги "Прокурор для Лютого"

Автор книги: Федор Бутырский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

На этот раз журналисты не пугали доверчивых читателей ни повальным развратом в среде католического духовенства, ни жуткими выходками «скинов» – польских бритоголовых, ни даже очередными пьяными скандалами с участием президентского сына; почти половина номера была отдана под материалы о русской мафии в Польше.

Злоязычные щелкоперы крыли всех подряд, не взирая на должности и фамилии: «Всеобщая коррумпированность», «Русские бандиты», «Татуированная рука Москвы» – все эти заголовки, не говоря уже о содержании статей, давали понять, что стабильная жизнь в стране, а может быть – и основы государственности Речи Посполитой, теперь зависят не столько от воли паньства, то есть граждан, а исключительно от пришлых уголовников из-за Буга.

В статье, посвященной недавним скандальным событиям на трассе Варшава – Белосток, писалось и о тотальном подкупе должностных лиц, и о позорной импотенции полиции, несомненно купленной, и о том, что деньги налогоплательщиков уходят невесть куда, и о том, что Польша вновь превращается в московскую вотчину – правда, не кремлевскую, а преступного мира.

Мужчина в золотых очках, сделав микроскопический глоток давно остывшего кофе, вновь зашелестел газетой, взглянул на первую полосу: огромный снимок остова сожженной фуры «Совтрансавто» невольно притягивал к себе внимание. В статье сообщалось, что перед своей загадочной гибелью полицейские позвонили в Острув-Мазовецкий, в управу, сообщив о найденном наркотике. Но наркотиков в сожженной фуре обнаружено не было… А сами бандиты как в воздухе растворились – хотя полиция оперативно перекрыла все дороги, никто из русских мафиози так и не был обнаружен.

Посетитель помрачнел. Аккуратно сложив газету, он извлек из кармана сотовый телефон и, на всякий случай оглянувшись по сторонам, набрал какой-то номер.

– Алло… Пригласите, пожалуйста, Алексея Николаевича, – произнес он по-русски. – Что? Кто спрашивает? – мужчина назвал себя.

Видимо, недавний читатель «NIE!» пользовался таким авторитетом, что Алексей Николаевич был приглашен незамедлительно.

– Добрый вечер, – корректно поздоровался звонящий, – Алексей Николаевич, вы газеты читаете? Что? Уже в курсе? Нет, не знаю, а мне-то зачем? Я этим не занимаюсь, это ваши проблемы, – переложив трубку мобильного телефона в другую руку, он метнул быстрый взгляд в сторону зашедших в кафе подростков и, не найдя в их облике ничего подозрительного, продолжил: – Срочно надо встретиться. Когда? Прямо сегодня. Срочно. Я в Варшаве, в своем любимом кафе на Маршалковской. Кофе пью. Ага, на машине… Где? – посмотрев на часы, он произнес веско и внушительно: – Через два часа, где обычно, на Радомском. Успею.

Спрятав телефон и поднявшись, обладатель очков в тонкой золотой оправе расплатился и быстро направился к выходу.

Рядом с кафе стояла черная тридцать первая «Волга» с дипломатическим номером, свидетельствовавшим о ее принадлежности к российскому посольству. Недавний телефонный собеседник Алексея Николаевича сел за руль и, плавно выкатив со стоянки, поехал в сторону Радомского шоссе…

Черная тридцать первая «Волга» с дипломатическим российским номером, съехав на обочину оживленного Радомского шоссе, плавно затормозила. Дверца раскрылась, и из машины вылез уже знакомый нам высокий мужчина в костюме консервативного покроя. Поправив очки, он осмотрелся по сторонам – невдалеке, ближе к молодому придорожному леску, стоял скромный белый «полонез». Черный номерной знак с буквами ВТК говорил о его белостоцкой прописке.

В машине сидели двое. За рулем – высокий мужчина в свитере грубой вязки. Можно было заметить, что лицо его пересекает грубый шрам. Второй – старик с рельефными морщинами – находился рядом. Пассажиры в белой машине о чем-то дружески беседовали, но при появлении владельца дипломатической «Волги» тут же умолкли.

– Здравствуйте вам, – вылезая из машины, приветливо улыбнулся старик.

Похожий на Андропова с оттенком официальной учтивости кивнул:

– Еще раз добрый вечер, Алексей Николаевич…

– А вы опоздали, – осторожно сказал старик.

Прибывший взглянул на часы.

– Звонил я с Маршалковской в семнадцать ноль-десять, договорились через два часа. Теперь девятнадцать ноль-девять. Это ты прибыл раньше, а я не опаздываю никогда. Ну, может быть, прогуляемся?

Недавний пассажир «полонеза» согласился:

– А почему бы и нет? Свежий воздух, природа оживает, птички поют… Музыка, так сказать, и забесплатно, к тому же.

И собеседники неторопливо пошли в глубь редкого леска. В вечереющем небе носились ласточки, и казалось, их острые крылья чертят на глубокой синеве едва различимые линии. Лесок благоухал расцветающей сосной, и первые комары наполняли воздух едва уловимым звоном. На недалеком лугу паслись сытые крестьянские бычки – пасторальный звон их колокольчиков изредка долетал до шоссе. В такие минуты кажется: в этом вечно возрождающемся мире нет ни зла, ни зависти, ни даже смерти; только такие идиллические картинки. Пройдет еще пять, десять, сто лет – и точно также маленькие одуванчики будут поворачивать растрепанные солнечные головки к дневному светилу, точно также будут жужжать пчелы, а майские жуки будут прятаться в свежей листве кленов и цветуших акаций…

Но это только казалось.

Некоторое время спутники шли молча, глядя себе под ноги. Первым нарушил молчание обладатель очков в старомодной золотой оправе – он, как всегда, был осторожен и потому вопрос прозвучал обтекаемо-привычный, на который и ответа-то не требуется:

– Как дела, Алексей Николаевич?

– Да ничего дела, вашими молитвами, – вздохнул тот и внезапно для собеседника произнес как бы не к месту: – Извините, но я как-то больше привык, когда меня называют просто Коттон.

– Никаких кличек, никаких псевдонимов, – улыбнулся мужчина в очках с золотой оправой. – К тому же, я совершенно не настаиваю, чтобы вы называли меня Прокурором.

– Слово-то какое нехорошее, – согласно кивнул вор; это был именно он.

– Ну, от сумы да от тюрьмы…

– Ваше дело у других суму отнимать да в тюрьму сажать, – хмыкнул пахан.

– Ну, вы явно преувеличиваете мои возможности. Я не сажаю и не отнимаю. Я…

Внезапно старик перебил говорившего:

– Ну, понимаю, понимаю, я ведь не какой-то там фраер позорный… Я – смотрящий от братвы, от преступного мира, вы – смотрящий от извечного нашего врага, государства… У каждого из нас свои понятия, свое погоняло, – конечно же, пахан имел в виду клички «Коттон» и «Прокурор», – только задачи диаметрально противоположные.

– Но теперь они совпали самым парадоксальным образом, – тонко улыбнулся тот, кого старый вор назвал Прокурором. – Так, ближе к делу.

Старик изобразил на лице внимание.

– Ага…

– Я как посмотрю – большим скандалом пахнет, – Прокурор развернул давешнюю, читанную в кафе газету… «Русский оргазм» – как там ситуация?

Вор был краток.

Подробно рассказав о последней встрече с Заводным, о событиях на шоссе Варшава – Белосток, он высказал все свои соображения о Заводном, акцентируя внимание на том, что так и не выяснил, кто может стоять и за ним, и за всем производством нового наркотика.

– Смотрю, в Польше ты всего год, а уже так всем владеешь, – удивился собеседник.

– Муг-ум, – хмыкнул Коттон, но тут же осекся и тяжело, как только он умел это делать, взглянул на собеседника – тот выдержал взгляд, – я этим занимаюсь не по своей воле. Я только контролирую ситуацию – вы меня тут поставили, я забираю лавье… Якобы в общак. Что-то туда идет, а что-то и не туда… Я-то догадываюсь, для чего я вам тут нужен, – старик говорил медленно и ровно, будто бы обращался не к Прокурору, а к самому себе. – Но, если честно, мне это противно и гнусно. Я все время чувствую себя законченным негодяем. И не потому, что с вами связался – я ведь не сука, не на мусоров работаю; не было бы вас, не было бы вообще этого дела, братва бы ни цента не получила. – Заслуженный уркаган закурил – глаза его сузились, как у человека, вспоминающего что-то неприятное. – Тогда, когда начались эти рамсы с Атасом, ты меня выручил… А теперь вот не слазишь. И кинуть тебя невозможно. Ты просто используешь мой авторитет, мои связи среди пацанов, – удивительно, но в беседе с Прокурором пахан почти не употреблял уголовную феню и не потому, что собеседник не знал ее – видимо, просто из невольного уважения.

Мужчина в золотых очках согласно закивал.

– Да, конечно же использую… И не скрываю этого. Ты ведь сам только что сказал – забесплатно только птички поют. В жизни ничего просто так не делается. Тогда, в девяносто втором году я тебя выручил – теперь, пока не отработаешь… Короче – нечего говорить, ты сам все прекрасно понимаешь.

Старик выслушал собеседника молча, ни разу не перебив – глубокая морщина прорезала его лоб. Видимо, он был согласен со всеми пунктами, да и помощь, оказанная ему Прокурором два года назад, оказалась столь весомой, что теперь вор действительно чувствовал себя должником.

– И все-таки… Знаете, какая-то сявка, «шестерка», фуцин позорный, и то мне тычет: как можно наркоту качать! – несомненно, старик вспомнил последний разговор с Заводным. – Да и самому мне это не по нутру – отравой заниматься. Я ведь уже старый – скоро на седьмой десяток пойдет. Пора бы и на покой.

Прокурор взглянул на вора предельно серьезно.

– Уйдешь, уйдешь… Ничего не вечно под луной, даже под польской. Последний раз в дела влезаешь, – говоривший на всякий случай оглянулся по сторонам – вокруг никого не было. – Слушай: очень серьезное дело, наверное, самое серьезное из всех, которыми ты за свою жизнь занимался. Как мы с тобой и договаривались, на днях в Польшу упадет огромная сумма… Налом и без документов. Инвестиционные фонды вроде «МММ», деньги рядовых вкладчиков, трастовые компании и так далее… Плюс – деньги кремлевских чиновников – уже личные. Теперь понятно, почему без документов? Люди, которые дают такие деньги, просто верят на слово, а светиться им крайне невыгодно.

Вор насторожился – это было как раз то, о чем он уже предупреждал Заводного.

– И что я должен делать?

– Проследишь, чтобы все это прокрутили через «русский оргазм» в последний раз, чтобы больше такого, как на трассе, не случилось. Полный, тотальный контроль за Заводным. Потом отдаешь прокрученное, получаешь свой законный процент и валишь куда захочешь… Документы и прочие формальности, как всегда, – за мной. А потом не забывай – в Москве осталась твоя малолетняя племянница Наташа, – напомнив о московской племяннице, Прокурор испытующе взглянул на старика – тот сразу же стал угрюмым и печальным. – Так вот, получишь и ее. Как раз в этом году школу заканчивает. Кстати, Сухой, наследник Атаса, тебя ищет по всей Москве… А ведь вражда с тобой досталась ему по наследству. По сути, я делаю тебе «крышу»!.. Или хочешь вернуться в Москву, на раздербан тем отморозкам? Так они тебя ждут…

И хотя предложение Прокурора относительно «русского оргазма» звучало более чем конкретно, и хотя оно имело для собеседника несомненную практическую выгоду (наконец отойти от дел, а заодно – получить свою племянницу Наташу), пахан насторожился: собеседник явно недоговаривает о Заводном. Почему Прокурор обращается с такой просьбой именно к нему, а не к тем, кто стоит за тем бледным наркодельцом? Боится? Не такой это человек, чтобы вообще кого-то бояться: кремлевский истеблишмент высшей пробы, лицо, приближенное к самым что ни на есть заоблачным структурам, вроде Совета Безопасности, руководству ФСБ, МВД и ГУО Президента… Не знает? Не хочет узнать?

При упоминании о «крыше» на лице вора появилось выражение неприкрытого ехидства.

– А вам кто «крышу» ставит?.. – удивительно, но Коттон, несомненный криминальный авторитет, даже в подобных щекотливых вопросах обращался к собеседнику на «вы», несмотря на то, что и был лет на пятнадцать старше. – Или у вас нет своих «кровельщиков»?

Выслушав подколку насчет «крыши», Прокурор ушел от ответа – умно и изворотливо, как это умел делать только он:

– А вот этого ты никогда не поймешь, хотя ответ на поверхности… Ну, так что?..

Коттон колебался долго – наверняка он бы ответил отказом, если бы не упоминание о любимой племяннице Наташе.

– Согласен, – угрюмо произнес он. – Но ты сам сказал: в последний раз, последнее дело. Все, ты сказал, я слышал…

Сделав круг по редколесью, они вновь вышли к шоссе – правда, не к своим машинам, а метрах в ста от них. Макинтош по-прежнему сидел в салоне – вне сомнения, он внимательно следил и за паханом, и за его высокопоставленным загадочным собеседником.

Они уже попрощались, уже пожали друг другу руки. Но в самый последний момент пахан спросил осторожно:

– Послушай… А вот этот человек, Лютый…

– A-а, Максим Нечаев? – перебил Прокурор так, словно бы и ожидал этого вопроса.

– Да, Максим…

– Зачем он тебе? Скучаешь?

– Не то, чтобы скучаю… Просто во всей той истории с Атасом он оказался одним из немногих порядочных людей. А ты его так подставил. Чо – на хозяина пашет, на лагерных шконках вшей собой кормит?

– Подогреть хочешь? – понимающая улыбка заиграла на лице собеседника.

Вор был серьезен:

– Да, грев[2]2
  Грев (жарг.) – материальная поддержка вору.


[Закрыть] бы ему не помешал. Так ведь он бывший комитетчик, наверное, на «красную» зону заехал, для бывших мусоров, судей и прокуроров. Есть такая под Нижним Тагилом. И почему вы его так подставили? – в этом вопросе звучало явственно: а уж не подставите ли вы и меня так же, уважаемый Прокурор?

– Ну, насчет «красной» зоны ты угадал лишь частично. А о Лютом ты еще услышишь, – миролюбиво ответил собеседник, пряча усмешку. – И может так статься, что и пожалеешь, что вообще вспомнил о нем. Ну, всего хорошего…

Глава первая

Окраинные варшавские микрорайоны почти не отличаются от московских: те же блочные многоэтажки, те же супермаркеты со стандартным среднеевропейским набором товаров, те же вечно спешащие домохозяйки, те же озабоченные молодые мамы, прогуливающие детей. И по весне грязны эти окраины так же, как какие-нибудь московские Медведково или Бутово: кучи догнивающего мусора, порванные картонные коробки, пустые пластиковые бутылки, жестяные баночки из-под пива, слежавшиеся прошлогодние листья…

В квартире, расположенной именно в таком, до боли знакомом, окраинном районе польской столицы, 11 мая 1994 года происходила нехитрая, но весьма загадочная беседа.

Разговаривали двое.

Первый – небольшого роста, но жилистый, с массивными округлыми плечами, в очень дорогом, но несколько безвкусном костюме, с аляповатым перстнем на толстом волосатом пальце, украшенным брюликом чуть поменьше булыжника, – сидел лицом к окну, и лица его не было видно; словно бы он боялся быть узнанным случайными гостями. Наверное, поэтому обладатель перстня с бриллиантом заметно нервничал: курил, стряхивая пепел не в пепельницу, а на стол, ерзал на месте, не в силах задержать взгляд на чем-то одном, поминутно водил глазами по стенам, столу, письменному прибору на столе; при этом он почему-то тщательно избегал смотреть собеседнику в глаза.

Зато второй – невысокий, худощавый, с зачесанными назад русыми волосами, в скромном, но элегантном костюме-тройке – ничего и никого не боялся, чувствуя себя хозяином не только квартиры, но и положения. Он смотрел на собеседника с неподдельным интересом, и во взгляде его угадывалась целая гамма чувств, из которых, пожалуй, преобладало любопытство, смешанное с брезгливостью: так непосвященный впервые рассматривает на столе паталогоанатома препарированный труп.

Квартира, очевидно, была казенной, нежилой: хромоногие стулья, цветы на подоконниках, засохшие от нерегулярной поливки, густая паутина в углах, колыхавшаяся на скозняке. Да и запах тут стоял, будто бы в присутственном месте: пахло пылью, нафталином, лежалыми бумагами, проникшей за оконные рамы влагой…

– Ну что – пан не передумал? – по-русски, однако с явственным польским акцентом спросил мужчина в тройке.

– Да чо там, уже сто раз терли на этот счет… Не, не передумал, – хрипловатым, но твердым голосом ответил собеседник – судя по первым словам это, вне сомнения, был русский, и к тому же, принадлежавший к весьма специфическим кругам. – Хорош рамсы гонять, решили – делаем.

– Убедительно прошу пана не употреблять речевых фольклорных оборотов ваших московских коллег, – с едва заметной усмешкой произнес поляк мягко, внимательно следя, как огромный бриллиант на перстне собеседника отбрасывает в самые темные уголки комнаты веселые солнечные зайчики. – А потом не забывайте, что все-таки перед вами – сотрудник Службы Бясьпеки…

Польская СБ, Служба Безопасности, аналогичная российской ФСБ, занимала эту квартиру, используемую исключительно для консперативных встреч. Как правило, в распоряжении СБ была не одна квартира, а целая лестничная площадка – квартиры три-четыре. Потайные переходы из одной в другую (классически, как в шпионских фильмах, замаскированные под платяные шкафы и книжные стеллажи), а главное – техническая оснащенность соседних помещений подсматривающей, подслушивающей и записывающей электроникой и давала хозяину возможность ощущать себя столь вольготно.

Несомненно, и эта беседа не была исключением: не много надо времени, чтобы подготовиться к такой встрече – отладить скрытые портативные видеокамеры, отрегулировать звукозаписывающие устройства, установить сканеры – специальные приспособления, позволяющие обнаружить подобные устройства у гостя…

– Значит – завтра? – деловито уточнил хозяин и, взяв со столика перекидной календарь, небрежно пролистал странички.

– Да, пан Анжей, – после просьбы не «базлать по фене» гость чувствовал себя немного неуютно.

– А теперь еще раз уточним, что мы с этого будем иметь. Скажу честно, – положив календарь на место, поляк пружинисто поднялся и, пройдясь по комнате, механическим жестом пригладил волосы. – Пенендзе, то есть деньги, – тут же поправился он и, уж совсем снизойдя к гостю, неожиданно продолжил синонимический ряд, продемонстрировав при этом незаурядно знание диалекта собеседника, – то есть лавье или, как там у татуированных панов говорят, – филки, идут вам. Кстати, сумма огромная, бесследно исчезнуть не может, а потому советую как можно быстрей переправить деньги подальше от России. Деньги уже в пути и завтра прибудут в Белосток. Получатель – совместная российско-польская фирма «Таир». Техническая сторона операции и ее осуществление – на мне. Конечно, стрельба в Белостоке не сделает нам чести, но взять деньги по дороге не получится. Ничего страшного – найдем виновных. Затем: заводом и лабораторией в Малкиня пану придется пожертвовать, потому что без этого мотивация наших совместных действий становится слишком очевидной – я, как говорят в вашей среде, тем самым подставляю вас. А так – обыкновенное силовое давление или, как вы любите говорить, – наезд… Кто, почему – неизвестно. Зато сможете спросить вашу «крышу», этих татуированных уголовников, почему допустили. Я-то понимаю, что тут, в Польше, вы не можете без них обойтись. Далее, – поляк говорил твердо, как человек, давно знающий, как будут выстраиваться события. – Далее. Куда вы перебазируете производство «русского оргазма» – нас совершенно не волнует. Хоть на Красную площадь, хоть в Кремль – только побыстрей, только подальше от нас. Нам не нужен рассадник наркоты в центре страны: мы не азиатская Россия, пся крэв, а цивилизованное европейское государство. Ну, а лавры ликвидаторов очага промышленного производства наркотиков – нам. Это сильно успокоит общественное мнение, – завершил свои загадочные построения офицер польской СБ.

Русский поддакивал, кивал – очевидно, этот человек занимал в своей весьма специфической среде какое-то очень серьезное место и потому не имел привычки выслушивать собеседника, не перебивая.

Правда, при упоминании о Малкиня он засокрушался, зацокав языком:

– Да, да… Досадно.

Пан Анжей улыбнулся немного надменно, точно старопольский магнат, беседующий в своем дворце с пленным татарским князьком:

– Вы что – не согласны?

– Все верно, придется отдать вашим псам на раздербан, – вздохнул русский. – Только… только… Да хер с ним, мы уже базарили об этом.

– Я об этом помню, – мягко подтвердил поляк. – И не отказываюсь от своих слов. Теперь второй пункт. Этот самый человек со шрамом… Как его там – пан Макинтош? Ту ест назвиско? – почему-то пан Анжей резко перешел с русского на родной язык, однако, взглянув на собеседника, сразу же поправился: – Фамилия?

– Какая назвиска… Кличка у него такая… Как у собаки. Скоро деревянный макинтош получит, – довольно хмыкнул русский, видимо посчитав свою последнюю фразу за тонкую игру слов.

Офицер польской СБ дипломатично улыбнулся и не стал развивать это тему дальше.

– Ну, думаю, все пройдет удачно. Мы ведь оба представляем заинтересованные стороны. – Пан Анжей подошел к бару, открыл его, извлекая початую бутыль дорогого коньяка и два сужающихся кверху бокала – из таких и положено пить этот благородный напиток. Плеснул себе и собеседнику на самое донышко, граммов по тридцать, улыбнулся благодушно: – Ну, пан, давайте за удачу!..

Бокалы сошлись с мелодичным звоном – звук был несильным, но вполне достаточным для того, чтобы оказаться записанным на магнитофоны в соседней квартире…

Спустя минут десять мужчина в дорогом костюме вышел из подъезда девятиэтажки в чрезвычайно скверном расположении духа. То ли он не до конца был доволен результатами переговоров с паном Анжеем, то ли выпивки оказалось недостаточно (скорей – и то, и другое), но зайдя в ближайший супермаркет, он немедленно направился в винно-водочный отдел.

– Водяры бутылку, – буркнул он продавщице, нимало не заботясь о том, что тут, на окраине Варшавы, его своеобразного русского могут и не понять.

Однако продавщица, наверняка обогащенная опытом общения с русскими челноками, сразу же догадалась, что от нее требуется.

– Цо пан хцэ? – дежурно-любезно улыбнулась она, окидывая взглядом стойку позади себя: водки было никак не менее двадцати сортов.

– Самой забористой… Чтоб пробрала, – уточнил свою просьбу русский.

– А, разумям, пан хцэ вудки? «Выборовая» – можа быць?..

Спустя минут двадцать мужчина в дорогом костюме, держа в одной руке бутыль «Выборовой», то есть «Отборной», водки, а в другой – литровый баллон с «колой», курил на скамеечке, бросая в сторону дома, откуда недавно вышел, откровенно неприязненные взгляды.

Тут, на ободранной лавочке у подъезда, с бутылкой в руке, украшенной грубой «гайкой» с бриллиантом стоимостью, как минимум, тридцать тысяч долларов, он смотрелся так же дико и нелепо, как, наверное, смотрелся бы Ватиканский кардинал, пьющий неразведенный спирт где-нибудь в портовой забегаловке Гданьска. А ведь обладатель этого массивного перстня в своем, очень специфическом кругу занимал никак не менее влиятельное положение, чем какой-нибудь кардинал в иерархии католической церкви. Правда, тут опасаться было нечего, никакого риска быть узнанным: откуда на пустынной окраине Варшавы московские знакомые? Можно и расслабиться, можно немного побыть самим собой; никаких фраков и смокингов, никаких понтов, никакого закоса «под культурного», никакого бонтона. А особенно – после напряженного разговора с этим увертливым зализанным офицером польской «конторы».

Водка не пошла: мужчина хотел было бросить ее в мусорку – следом за недопитым баллоном с «колой», но затем, подумав, сунул во внутренний карман и, выйдя на дорогу, принялся ловить такси…

Восточное Белостоцкое воеводство, наверное, одно из самых бедных во всей Польше. И хотя средняя зарплата мужчины тут почти двести долларов, это все равно намного меньше, чем в столице – не говоря уже о приграничных с Германией районах. Тут, в отличие от Варшавы, Гданьска или Лодзи, почти нет ни навороченных тачек, ни дорогих магазинов, ни ультрасовременных коттеджей.

Впрочем, в последнее время и то, и другое, и третье все-таки начало появляться: как правило, показные признаки богатства демонстрировали те, кто занимался торговлей с восточными соседями: Беларусью и Россией.

И крутой коттедж, построенный на самой окраине города, видимо, также принадлежал коммерсантам, успешно раскрутившимся на приграничной торговле.

Огромный, в три этажа, он действительно впечатлял: кирпичные стены, черепичная крыша, тускло поблескивающие в окнах пуленепробиваемые стеклопакеты, металлические ворота с электроприводом, видеокамеры наружного наблюдения, декоративный трехметровый забор с чугунными решетками – все это создавало впечатление солидности и респектабельности. Башенки по углам, стрельчатые окна, стилизованные под крепостные зубцы замысловатыми навершиями делали этот дом похожим на эдакий средневековый замок, нафаршированный современной техникой.

Яркая латунная табличка рядом с калиткой, весело блестевшая в лучах майского солнца, извещала, что тут находится офис совместной польско-российской фирмы «Таир».

Неподалеку от главного входа стоял микроавтобус «форд» с четырьмя русскими охранниками. Рослые, в защитном темно-зеленом камуфляже, в шнурованных ботинках на толстой «тракторной» подошве, они тем не менее выглядели не устрашающе, а скорей – благодушно.

К этому располагало не только ласковое майское солнышко, не только солидность охраняемого объекта, но и общая расслабленная атмосфера: бояться тут, в Белостоке, – некого и нечего. Бандитов в воеводстве, несмотря на близость восточной границы, почти нет, потому что белостоцкая полиция практически не поддалась коррупции. Тут, в маленьком городке, где все друг друга знают, вступать в сомнительные отношения с русскоговорящим рэкетом – себе дороже. Нет ничего тайного, что не стало бы явным, а уж если тебя выгонят из полиции с «волчьим билетом», то это ляжет вечным позором и на родственников, и на друзей, и даже на будущих детей и внуков.

В микроавтобусе запищал сотовый телефон, и камуфлированные охранники переглянулись.

– Привезли-таки, наверное, – сказал один, глядя на часы. – Что-то быстро…

Он взял телефон, выслушал команду и, равнодушно бросив «да, обязательно, как всегда», обернулся к своим товарищам.

– Минут через пять тут будут.

– Сейчас сгрузить поможем – и до семи вечера свободны, – улыбнулся тот, что сидел за рулем. – В центр поедем, пивка попьем…

Через несколько минут на дороге, ведущей из города, показался ярко-желтый банковский броневичок. Впереди катила полицейская машина с включенным проблесковым маячком, сзади – еще одна. Правда, скромный белый «полонез» с местным, белостоцким номером, аккуратно ехавший немного поодаль эскорта, мог бы внушать некоторые опасения, но ни полицейские, ни водитель банковского броневичка не обращали на него никакого внимания – стало быть, там наверняка ехал кто-то из своих.

Бесшумно раскрылись металлические ворота, и броневичок веселого желтого цвета вкатил во двор фирмы «Таир»; полицейские машины остались снаружи, а белый «полонез» отъехал в сторону и остановился на обочине.

Охранники вразвалочку двинулись к броневичку – помочь разгрузиться.

Впрочем, вчетвером перетащить каких-то десять цинковых ящиков в подвал дома ничего не стоило – с этой задачей они управились минут за пять.

– И чего это с таким конвоем привезли? – один из бойцов, присев у ящика на корточки, прочитал: «Российская Федерация. Посольство в Варшаве. Дипломатическая почта. Не кантовать!»

Ящики, как и положено, были опломбированы, и это почему-то сильно позабавило сотрудника службы охраны.

– Глянь-ка: и пломбы стоят. И что там эти дипломаты прячут – письма от любовниц?..

– Да ладно, давай быстрей в подвал, – заторопил любопытствующего товарищ и выразительно посмотрел на часы. – У нас перерыв, больше чем на бокал пива времени нет.

Спустя минут пятнадцать «форд» с бойцами охраны уже катил по направлению к центру города. «Полонез», проехав следом за ними несколько кварталов, вскоре свернул в сторону загородной трассы.

Сидевший за рулем «форда» успел заметить, что лицо водителя белой машины пересекает большой продольный шрам, но, естественно, не придал этому обстоятельству никакого значения…

Охранники, конечно же, не ошиблись: больше чем на бокал пива времени у них не хватило. Но это далеко не повод для расстройства: по дороге можно свернуть к супермаркету «АВС» и взять с собой хоть ящик (что и было сделано). Впереди – томительная ночь дежурства, привычная скука достаточно долго знающих друг друга мужчин, когда разговоры о бабах, тачках и деньгах уже наскучили, и теперь остается – пиво цедить да в подкидного дурачка играть.

Тем более, что «боевая» задача службы безопасности фирмы выглядела куда скромней, чем можно было бы предположить: вынести мусор, тщательно закрыть все двери, включить сигнализацию, проверить запоры на окнах, позвонить руководству и доложить, что все в порядке, после чего сесть в небольшой комнатке на первом этаже и раздать карты на четверых.

Город хотя и приграничный, но тихий, маленький, серьезных преступлений тут почти не бывает…

Чего же бояться?!

К тому же польская полиция в приграничных городках вроде этого всегда славится своей бдительностью: вон, в безбрежной лазури неба деловито тарахтит небольшой вертолетик, явно полицейский.

Один из охранников, приставив к глазам руку козырьком, чтобы вечернее солнце не било в глаза, смотрел, как полицейская винтокрылая машина медленно приближается к офису фирмы «Таир». Она летела на небольшой высоте – на белом фюзеляже уже различались надпись «ПОЛИС» и герб Белостока. В этом не было ничего необычного и не вызывало подозрений.

– Саш, а Саш, не хрена тут стоять, ворон считать, пора пиво пить, – беспечно бросил ему сослуживец. – Ящик купили, без тебя не осилим…

– Сейчас, – буркнул охранник, продолжая следить за маневрами патрульного вертолета. – Слышь, Васек, а чего они тут, за городом, разлетались?

– А черт их знает, – раздраженно бросил тот, открывая бутыль янтарного напитка. – Может, школьники у какого-то пана машину угнали, девчонок катать, может, сами блядей катают… Ладно, пойдем.

Тот, кого боец назвал Сашей, взял бутылку, поднял голову – теперь полицейский вертолет висел над коттеджем метрах в тридцати. Удивительно, как это он успел так быстро снизиться. Короткие волосы на головах Саши и Васька ерошились, ветер от винтов бил в лица, пронзительный свист лопастей и двигателя заглушал слова…

– К нам, поди…

Охранник отставил бутылку и обернулся – за воротами виднелись крыши только что подъехавших полицейских автомобилей.

– Раз, два, три… – принялся считать обалдевший охранник подкатившие машины, – слышь, Васек, чего это они? Совсем рехнулись? Давай, шефу звони… А вообще, на ментовский наезд похоже.

Безусловно, эта догадка делала честь уму старшего группы охраны: с низко зависшего вертолета упала веревочная лестница, и по ней принялись спускаться какие-то странные люди. Лучи закатного солнца отражались от гладких пластиковых шлемов со стеклянными пуленепробиваемыми забралами и отростками антенн; бронежилеты и баллоны с каким-то газом, висящие на широких поясах, тяжелили спуск; короткоствольные автоматы ритмично болтались на толстых шеях…