Текст книги "Логика птиц"

Автор книги: Фаридаддин Аттар

Стоянка изумления

 
Затем ты остановишься в пустыне изумления.
Непрестанные сожаление и боль переполнят тебя.
Каждой вздох вонзится в тебя подобно шипу,
с потерей связан каждый проведённый здесь миг.
Дни и ночи стонешь, болеешь и рыдаешь,
и не будет тебе ни дней, ни ночей.
Кровь польётся с корня каждого волоса,
но уже, увы, не от ран от шипов.
Здесь идущий – то угасшее пламя,
то от боли растаявший лёд.
В изумлении он приходит сюда,
удивлённый, перепутав дорогу.
Всё, что прежде думал он о единстве,
исчезает, как и он сам.
Если спросят идущего: «Пьян ты или трезв?»,
не окажется здесь его, чтоб ответить «да» или «нет».
Он будет и внутри, и снаружи,
и рядом, и заметен, и скрыт.
Вечен он или тлен, или – сразу и вечность и тлен,
или не прах и не вечность, или сам это он, иль не сам?
Ответит: «Я не знаю вообще ничего,
и о слове «знать» мне ничего не известно.
Может, влюблён я, но не знаю, в кого.
Не мусульманин я и не габр, но кто я?
И о своей любви ничего мне не ведомо:
переполнено сердце любовью или совсем оно опустело».
 

Шахская дочь и невольник

 
У одного хосрова, распростёршего власть до всех горизонтов,
была дочь, подобная луне, в его дворце жившая.
Своим изяществом, вызывавшим и у ангела зависть, она
могла сравниться даже с Иусуфом с ямочкой![342]342
  То есть у красавицы – ямочка на подбородке, у Иосифа – его колодец, названный Аттаром ямочкой.


[Закрыть]
Её локон поранил сотню сердец,
будто нитью связав кончик каждого её волоса с душами раненых.
Открываясь, луна её лика словно в рай поднимала,
затем возносила до Девы[343]343
  Игра слов, связанная со следующим бейтом. В оригинале использовано арабское слово, означающее одновременно и брови, и девятый знак Зодиака.


[Закрыть],
и когда лук бровей выпускал свои стрелы,
восхищаться ей и царствие небесное начинало.
Её пьянящие глаза наносили уколы, словно шипы,
и многие трезвые падали из-за них на пути,
а солнечный лик этой девы, подобной Азре[344]344
  Дева, персонаж предания, сюжет которого восходит ещё к эллинским ранним источникам.


[Закрыть],
даже луну в небе опережал на семнадцать азра![345]345
  В нардах – окончательная победа над соперником.


[Закрыть]
Архангел неизменно был озадачен,
видя два рубина её губ, насыщавших душу:
когда они приоткрывались в улыбке, живая вода
умирала от жажды и просила у них подаяния.
На её подбородок взглянувший
вверх ногами соскальзывал в яму беды,
ставший добычей её подобного луне лика
сразу падал в эту ямку, не имея верёвки.
Однажды некий раб, сам подобный луне,
поступил в услужение к падишаху.
Раб был таков, что своею красой
затмил луну с солнцем, воссоединив их в себе[346]346
  Образ связан с красотой заката в последний день каждого месяца, когда и луна не видна.


[Закрыть].
Во всех просторах мира не было равного
ему в миловидности и, тем более, превосходящего в ней.
Сотни тысяч людей на базаре и улицах
поражались красоте этого солнцеликого.
Однажды и девушка взглянула
и увидела лицо раба падишаха.
Отдала ему сердце, страдать начала,
вышел её ум из-под занавеса.
Но ум ушёл, и любовь покорила её,
сладкая душа её горько страдать начала.
Некоторое время размышляла она в одиночестве.
Наконец начала волноваться,
плавясь от страсти и горя разлуки,
с охваченным сильным желанием сердцем.
Владела она десятком наложниц.
Великолепно разбирались те в музыке, а также
на инструментах играли и пели, как соловьи,
их голос душу бодрил, как голос Давуда.
Поделилась с ними своим состоянием,
отринув и честь, и стыд, и свою жизнь.
Если у кого-то любовь к возлюбленным обнаруживается,
не нужна ему будет жизнь в этом месте.
«Если признаюсь в любви рабу, – вслух размышляла она, —
поймёт он неверно меня, ибо он – несовершенный[347]347
  То есть не знатного рода, поэтому возгордится.


[Закрыть].
И это очень повредит моему достоинству,
ведь подобная мне – не для раба.
А если не открою свою тайну,
погибну я жалко за занавесом.
Сто книг прочла себе о терпении.
Что делать? Нет больше выдержки, опускаются руки.
Хочу наслаждаться стройным тем кипарисом,
но так, чтобы сам он не узнал бы об этом.
Если добьюсь своей цели,
болезнь души вылечится согласно желанию сердца».
«Не грусти!» —услышав признание,
ответили сладкоголосые. —
Приведем к тебе его ночью, тайком,
так, что он сам не поймёт ничего».
Отправилась одна из наложниц к рабу,
распорядилась принести тому вино и бокал.
Насыпала в бокал сонного зелья,
и, разумеется, раб себя потерял,
выпивая вино, утратил сознание,
и у прекрасной наложницы вперёд дело сдвинулось.
Весь день до ночи белокожий раб
был пьян, забыв об обоих мирах.
С наступлением темноты наложницы
вошли игриво к нему.
В постель уложили его,
затем, совсем сонного, тайно к девушке перенесли.
На золотой престол усадили его,
посыпали ему голову драгоценностями.
В полночь полупьяный раб
открыл глаза, словно нарцисс распустился.
Увидел дворец, полный красавиц, словно в раю,
кругом стоят золотые престолы.
Горят десятки ароматных свечей,
а благовония жгутся, словно дрова.
И кумиры поют вместе песни!
Ум у раба потерял душу, а душа покинула тело.
Той ночью он был в этом собрании,
как солнце среди блеска свечей.
Среди стольких удовольствий и наслаждений
раб потерял себя в лике девушки.
Он был удивлён, без ума и души,
по сути, не будучи ни в этом мире, ни в мире ином.
Сердце его влечением переполнилось, язык онемел,
от радости душа к восторгу пришла.
От любимого лица взора не мог отвести,
слушая музыку,
с обонянием, захваченным запахом амбры,
и ртом, обожжённым влажным огнем.
Девушка сразу передала ему бокал вина,
вместо пирожных вслед за вином одарив поцелуем.
На лице любимой застыл взгляд его,
поражённого прелестью лица девушки.
Раз его язык обессилел,
проливал он слёзы да чесал свою голову.
Но и девушка, подобная ангелу, каждый миг
проливала на него слёзы сотнями тысяч.
То подносила губам его своими поцелуями мёд,
то перемешивала поцелуи будто с солью себя, без волненья и горечи.
То играла бунтующими кудрями его,
то очаровывалась магией прекрасных его глаз.
Тот пьяный раб перед любимой
пребывал с собою, но вне себя, с открытыми глазами.
Раб любовался увиденным до тех пор,
пока на востоке не забрезжило утро.
Когда подступил рассвет и задул утренний ветер,
раб, разрушившись, здесь потерялся.
Когда уснул славный раб,
немедленно был он водворён на прежнее место.
Затем, когда белокожий раб
понемногу стал в себя приходить,
взволновался, не зная причины.
Так предначертано было, и сожалеть об этом нет пользы.
Хотя и так он был крайне беспомощен,
но ещё беднее от этого стал.
Разорвал нательную рубашку свою,
выдернул волосы, посыпал землёй голову.
Спросили у той таразской[348]348
  Тараз – город в Туркестане, где изготавливали красивые, ровные,
  гладкие свечи.


[Закрыть] свечи о его истории.
«Ничего не могу рассказать, – он ответил. —
Виденного мной наяву, пока был пьяным, разрушенным,
никто никогда не увидит даже во сне.
Того, что изумлённый пережил этот,
не припомню, чтобы кому-то пережить довелось.
Не могу рассказать о том, что я видел,
не бывает тайны более странной, чем эта».
Все просили: «Хотя бы о чём-то одном
расскажи нам из сотни того, что ты видел!»
«Я поражён изумлением, – тот отвечал, —
что всё это видел вроде я, а вроде кто-то другой.
Ничего не слышал из всего услышанного.
Ничего не видел, хотя вроде я всё и видел».
«Ты так взволнован и безумен, тебе снился сон?» —
спросил некто, об истории не осведомлённый.
(Не могу сам разобраться доподлинно,
случилось это наяву или во сне.
Не знаю, видел ли я это пьяным,
слышал ли трезвым об этом.
Не найти в мире более странного состояния,
оно – не явное и не скрытое Состояние.
Не мог)' о нём говорить, и молчать о нём не могу,
и остаться не могу в изумлении между явным и скрытым.
Ни на миг не прячется оно от души,
и ни на миг не нахожу от него след, даже в размере крупицы.
Видел я владычицу красоты, само совершенство,
но ничей ум не ухватит его пониманием.
Что такое солнце перед тем ликом?
Крупица! Но только Господу ведома истина о том, как всё должно быть.
Поэтому незачем дальше продолжать, раз не знаю,
даже пусть и видел её я до этого.
И раз не понять, я видел её или же нет,
остаюсь я взволнован, между скрытым и явным.)
 

Мать и умершая дочь

 
Мать оплакивала дочь на могиле её.
Некто сведущий смотрел в её сторону.
«Эта женщина опередила нас, мужчин, – заметил он, —
ибо, в отличие от нас, действительно знает
меру утраты, постигшей её,
и из-за кого она потеряла покой.
Хорошо ей, ибо знает, в чём дело,
и знает, ради кого надо плакать».
Сложна история у этого печальника,
сутками напролёт сидящего в трауре.
Не известна мне суть страдания моего:
кого я оплакиваю горьким дождём?
Я, так плачущий, даже не знаю,
с кем разлучён, и поразился я этому.
Эта женщина обогнала мяч[349]349
  В игре чуган.


[Закрыть] у тысяч, мне подобных,
ибо дышит запахом утраты своей.
А мне не удалось даже ощутить аромат Любимого,
и это сожаление лило мою кровь, убивая меня в удивлении.
На этой стоянке, где сердце исчезло
и даже стоянка тоже исчезла,
потеряно начало верёвки ума,
у дома мышления потеряна дверь.
Кто туда доберётся, потеряет и голову,
и все четыре свои направления.
Но если кому-то здесь удастся приблизиться к двери,
главную тайну он обретёт в один миг.
 

Суфий и потерянный ключ

 
Суфий, проходя, услышал, как
некто восклицает: «Потерял я ключ!
Не находил ли кто здесь ключа?
Ибо дверь заперта, а я на улице!
Как мне быть? Если моя дверь заперта,
что делать, неужели навсегда здесь сесть удрученным?»
«Кто подучил тебя сожалеть? – спросил его суфий. —
Раз знаешь, где дверь, уходи, пусть побудет закрытой.
Но если останешься возле закрытой двери надолго,
безусловно, кто-то и отомкнёт тебе дверь».
Твоё дело простое, а моё – посложнее,
горит от удивления моя душа.
У моего дела нет ни начала, ни конца,
никогда не было у меня ни ключа, ни двери.
Прекрасно было бы, если суфий, сильно стараясь,
и нашёл бы дверь, закрытую или открытую.
Людям ни до чего нет дела, кроме воображения,
что есть состояние, никому неизвестно.
Кто скажет тебе, как мне быть? Нет, лучше скажи, как не быть —
если доселе поступал неким образом, то прекрати!..
Попавший в пустыню изумления
каждый миг испытывает бесконечное сожаление.
Но до каких пор терпеть удивление и сожаление,
и раз потеряны следы, как их мне найти?
Я не знаю, а хорошо б знать,
ибо если бы знал, изумлённым бы стал.
Тут моя жалоба превратилась в благодарение.
Неверие стало верой, а вера – неверием.
 

О шейхе Насрабади

 
Шейха Насрабади настигла боль.
Дал он обет сто раз совершить хаджж без обоза – вот тебе мужчина!
После этого кто-то заметил его полуодетым,
в одних шароварах. Ослаблен и сед,
с жаром в сердце и зноем в душе,
зуннар повязав, с открытыми ладонями
он ходил вокруг храма огня.
Однако не было в нём ни вызова, ни болтовни[350]350
  «Болтовней» Аттар называет критические выступления против ислама, которые можно было услышать в зороастрийских храмах. При этом зачастую подтасовывались или игнорировались разные факты только ради победы в полемике этого рода.


[Закрыть].
«О великий нашего времени, – обратился тот к шейху, —
чем занят ты? Устыдись же!
Сколько раз с таким почётом ты завершил хаджж,
а итогом всего этого стало неверие.
Подобное можно совершить из-за незрелости,
позоришь ты людей сердца.
Какой шейх совершал такие поступки?
Разве не знаешь, чей это храм огня?»
«Мои дела трудными оказались,
огонь проник в мой дом и в одежду,
разорил он меня,
пропали все мои слава и стыд.
Я поражён своим состоянием,
нет больше выхода у меня, кроме этого.
Когда в душу такой огонь попадёт,
разве оставит он в ней славу или позор даже на миг?
Как только попал в эту беду,
разочаровали меня и Кааба, и монастырь.
Если в тебе возникнет крупица удивления,
сотня сожалений возникнет и в тебе, как и во мне».
 

Ученик видит во сне умершего учителя

 
Один ученик, солнцу подобный,
увидел учителя своего однажды ночью во сне.
«От удивления сердце моё окровавлено, – сказал ученик, —
расскажи, что там с тобою случилось.
От разлуки с тобой сердце сгорело, словно свеча,
сгорел я от удивления, едва ты ушёл.
И от изумления я наконец стал искать тайну[351]351
  ученик признаётся, что только смерть учителя дала ему толчок к настоящему поиску.


[Закрыть].
Как твои там дела, расскажи».
«Я остался удивлённым и пьяным, – ответил учитель, —
и локти всё время кусаю.
На дне этой ямы, в этой тюрьме
мы в гораздо большем, чем вы, удивлении.
Мне крупинка удивления от загробного мира
тяжелее, чем сотня гор в вашем мире».
 

Стоянка нищеты

 
После этого следует пустыня нищеты.
Разговоры о ней не одобрены.
На самом деле это стоянка забвения,
в ней есть хромота, глухота, отсутствие чувств.
Увидишь, как из-за одного солнца потеряны
будут сотни тысяч твоих вечных теней.
Когда Великое Море приходит в движение,
уцелеют ли на его поверхности образы?
Оба мира – лишь образы этого моря.
Кто рассуждает иначе – умалишённый, и всё.
В Великом море исчезнувшие
Там остаются, навеки в покое потеряны —
сердце наполняется в этом море покоем,
не обретая ничего, кроме исчезновения.
Если вернуть его из забвения,
увидит он сотворенное как оно есть, откроется тайна ему.
Зрелые идущие и мужчины пути,
на арену боли попав,
с пути, бывает, на первом шаге сбиваются.
Второго они уже не предпримут,
поскольку на первом все заблудились.
Считай их неодушевлёнными, хотя и люди они.
И алойное дерево, и дрова, прогорая,
оставляют лишь пепел.
Хотя по форме они одинаковы,
но слишком разнятся по качеству.
Грязь, исчезая в Великом море,
по своему качеству останется мерзкой,
а чистый, погружаясь в Великое море,
и в воде чистоту и красоту сохранит.
Он Им не будет, и он будет Им. Возможно ли это понять?
Это находится за гранью ума, вот и всё.
 

О Ма'шуге Туси

 
Однажды ночью Ма'шуг Туси[352]352
  Известный суфийский шейх, живший в IV в. хиджры. О нём достаточно подробно писал Абу Сайд Майхани.


[Закрыть] океан тайн,
сказал ученику: «Плавься денно и нощно.
И, когда в любви расплавишься полностью,
станешь тонким, как волосок.
А когда твоя личность станет тонким волоском,
отыщется и тебе место среди кудрей Любимого».
Кто на улице Любимого истончится до волоска,
непременно станет одним волоском из ряда Его волос.
Если ты – дозорный и смотришь на дорогу, —
очнись, ко всему будь внимателен.
Пусть твоё себялюбие лишь кончик волоска занимает —
всё равно семь адов твоим злом можно будет заполнить.
 

Плачущий от радости

 
Некий влюблённый однажды горько плакал,
«Отчего эти слёзы?» – кто-то спросил.
«Говорят, завтра Господь, – ответил тот, —
когда окажет честь, явит Свой лик,
то сорок тысяч лет непрерывно
будет длиться общий приём, Им устроенный для Его приближённых».
 

История мотыльков

 
Собрались однажды ночью мотыльки,
в темноте захотелось им свечки.
«Пусть кто-то, – решили мотыльки, —
принесёт хотя бы вестей о нашей любимой».
Один мотылёк улетел, вдалеке увидел дворец,
во дворце заметил луч света.
Развернулся обратно и, прилетев, принялся
рассказывать о свечке по мере своего понимания.
Некий критик, слывший среди мотыльков знатоком,
молвил: «Он о свечке не знает».
Улетел другой и пролетел через луч
и бросился в пламя свечи издалека.
Подлетев, оказался в свете любимой,
свечка оказалась победителем, и он – побеждённым.
Он вернулся и поведал о некоторых тайнах,
описал воссоединение со свечой.
«Нет, это не весть о любимой, – сказал критик, —
ты, как и первый, не знаешь о ней».
Третий взлетел опьянённый,
ликуя, он кружился в огне.
Обнялись они вместе с огнём,
от радости быть рядом с ним забыл мотылек о себе.
Как только охватил огонь его тело,
покраснел и он полностью, словно огонь.
Издали увидев его, критик мотыльков сказал,
что свечка превратила мотылька в свет, как себя.
«Вот тому мотыльку всё известно, – он воскликнул, —
двум другим – нет, а этому ведомо, вот и всё!»
Тот, кто не оставил ни новостей о себе, ни следа,
из всех тайн осведомлён о любой.
Пока не забудешь о теле и о душе,
что ты вообще способен знать о любимых?
Тот, кто принёс вести даже об одном своём волоске,
в крови своей души нарисовал уже сотню чёрточек.
Но раз на этом макаме и дыхание не дозволено,
в нём ничтожному места не будет.
 

Суфий, с коим дурно обошлись

 
Шёл некий суфий, словно бездельник,
какой-то грубиян его ударил по шее.
Обернулся суфий и с окровавленным сердцем сказал:
«Тот, кто затрещину получил от тебя,
умер ещё тридцать лет назад и ушёл!
Покончил он с выгодами этого мира, ушедши!»
Не нужно столько позы и похвальбы.
Не беседуют мёртвые, устыдись.
Пока ты полон бахвальства, с тобой не о чем говорить,
ты – не приближённый, пока хотя бы волосок от тебя остаётся.
Пока от твоего «я» есть даже одна крупица в избытке,
между тобой и Любимым – сотни миров.
Если ты стремишься добраться до цели,
трудно будет, пока этот волосок от тебя остаётся.
Сожги все, что у тебя,
брось в огонь всё, вплоть до брюк.
Если у тебя ничего не осталось – не думай о саване,
бросай себя голым в огонь.
Когда станут пеплом и ты, и твои одежды,
станет мелким зёрнышком, наконец, и твоё воображение.
Иначе, если останется у тебя даже иголка, как у Исы,
знай, что ждёт тебя на дороге ещё сотня разбойников:
хотя выбросил Иса одежду,
но иголка предать успела его.
Раз существование на земле – словно завеса,
то не оправданы имущество, деньги, власть, репутация.
Откажись ото всего, что твоё, от одного за другим,
затем начинай с самого себя в одиночестве.
И когда сожмётся твоя душа, отказавшись от чувств и ума[353]353
  Речь идёт о сверхчувственных состояниях и связанном с ними опыте. Для обозначения подобных состояний Аттар использует обычное слово «бессознательный», т.е. находящийся без чувств, утративший обычное, будничное сознание. – Прим. изд.


[Закрыть],
ты выберешься наружу, за пределы и добра, и зла.
Когда их не останется у тебя, влюбишься ты,
и тогда станешь достойным исчезнуть в любви.
 

Нищий влюбляется в сына султана

 
Один луне подобный султан с солнечным ореолом
имел сына, красой подобного Йусуфу.
Ни у кого не было столь прекрасного сына,
ни один сын не был окружён таким почётом и уважением.
С ним рядом его поклонники прахом казались,
даже местная знать была у его лица в услужении!
Если ночью он выходил за порог,
то казалось, что новое солнце над полями всходило.
Невозможно описать его лик,
даже блеск луны рядом с ним – пустячок.
Если из его кудрей свить верёвку,
сотни тысяч сердец спустились бы и в колодец по ней.
Обжигающие кудри этой свечи из Тараза
усложняли и без того трудную жизнь всему миру.
Ловушки локонов этого подобного Йусуфу юноши
и за полвека описать невозможно.
Если моргал он глазами, как расцветший нарцисс,
воспламенялся весь свет,
а когда рассыпал сахар своего смеха,
сотни тысяч цветов распускались, не дожидаясь весны.
От его губ и следа не было видно – настолько тонки,
а о том, чего нет, и пересудов не будет.
Когда появлялся он из-за занавеса,
каждая ресница его губила сотню смотревших!
Причиной волнения в мире и в душах был этот парень,
но не хватит мне слов всё о его красе рассказать.
Когда в полях гонял он коня,
сопровождали его мечи оголённые и сзади, и спереди,
Засмотревшихся в его сторону
сразу на дороге вылавливали.
Один бедный дервиш, не знающий ничего,
потерял и верхушку, и корни в любви к тому юноше.
Его надел здесь не предвещал ничего, кроме тревог и невзгод,
и умирал он, но боялся признаться.
Не найдя, с кем разделить свою боль,
заглушал в душе он любовь и в сердце – горе.
Дневал и ночевал он на улице юноши,
отвернув взор от людей мира.
Никого в мире он в свою тайну не посвящал,
в одиночестве задавливал своё горе.
Сутками напролёт, со слезами, словно из серебра, и лицом, словно из золота,
просиживал в ожидании с раздвоенным сердцем.
Держался лишь тем теряющий выдержку нищий,
что тот юноша иногда проходил вдалеке.
Однажды возвращался принц издалека,
весь базар охватило волнение.
Словно сотня воскрешений в мире случилась,
засуетились люди повсюду.
Глашатаи шли сзади и спереди,
каждый час проливая кровь у сотни людей.
Крик «Вон отсюда!» достиг и луны.
Длина войска была чуть не фарсанг.
При криках глашатаев у того нищего
голова закружилась, он пал на землю.
Потерял он сознание, оставшись в крови,
совсем о себе позабыл.
Потребовались бы и сто тысяч глаз,
чтобы его кровь оплакать!
Иногда этот ослабший синел,
иногда истекал кровью.
Его слёзы то замирали от его стона,
то сгорали от зависти.
Наполовину погибший, полумёртвый, полуживой,
в бедности не имевший и полбуханки —
как же столь низко упавшему
можно соединиться с таким принцем?
Был он, незнающий, с полкрупинки тени размером
и вдруг захотел солнце обнять.
Принц шёл с войсками,
и крикнул со своего места тот нищий.
Вскричал он, вышедши из себя:
«Сгорела моя душа, ум тоже ушел!
Сколько ещё мне жечь душу всем этим?
Иссякли у меня выдержка и терпение!»
Произносил такие слова тот ошеломлённый,
ударяясь от боли с каждым возгласом головою о камень.
Помутилось его сознание после выкриков,
кровь полилась из его глаз и ушей.
Глашатай принца об этом узнал,
пошёл к шаху, чтобы обо всём донести.
«В твоего принца, о шахрияр, – он сказал, —
беспокойный жулик влюбился».
От ревности шах потерял рассудительность,
от жара сердца вскипел его разум.
«Возьмите его и повесьте, – велел он, —
связав ноги, повесьте вниз головой».
Стража шаха немедленно отправилась
и окружила этого нищего.
Потащили нищего в направлении виселицы,
возбуждённая толпа собралась вокруг.
Никто не подозревал о его боли,
и никто не просил о его помиловании.
Когда поднял его на эшафот разозлённый визирь,
в огне сожаления нищий воскликнул:
«Ради Господа, дай мне время,
дабы сделать один поклон перед смертью».
Дал ему время гневный визирь,
чтобы он мог поклониться.
Затем при поклоне сказал: «О Боже!
раз шах убивает меня невиновного,
перед тем, как душу отдать, так и оставшись незнающим,
сделай лик этого мальчика долей моей.
Чтобы узреть его лик ещё раз
и, уходя, посвятить жизнь его лику.
Если с радостью в лицо этого принца взгляну,
смогу посвятить и сто тысяч жизней радостно.
О Царь! Раб к тебе обращается с просьбой,
влюблён он и убит на твоем пути.
Я – ещё раб этой двери,
влюблён я, но ещё не неверный.
Ты же исполняешь сотни тысяч желаний,
а у меня лишь одно, исполни его, разреши моё дело!»
Когда это пожелал тот невинный пути,
то попала его стрела в цель.
Пока визирь речь эту слушал, тихо
сердце его сжималось от сострадания к бедняку.
Направился к шаху с рыданиями,
рассказал о состоянии влюблённого,
рассказал о его просьбе намаз совершить,
и о его желании при поклоне.
Шаху стало больно из-за него,
он смилостивился и дал согласие на прощение.
Затем шах сразу принцу сказал:
«От этого упавшего не отворачивайся,
вставай и поднимайся на эшафот,
подойди к этому изумлённому и страдающему.
Вызови к себе своего нищего,
он тебя полюбил, будь с ним ласков.
Поступай милостиво с ним, ибо от тебя он страдает,
будь сладок с ним, ибо он твой яд попробовал.
Возьми его с дороги и отведи в сад
и приходи ко мне вместе с ним».
Отправился подобный Иусуфу принц,
дабы находиться с нищим в воссоединении.
Отправился тот огонь, солнцу подобный,
чтобы уединиться со света крупинкой.
Радостно двинулось то море, полное драгоценностей,
чтобы дотронуться до капли.
Всплескивайте теперь руками в восторге,
ликуйте и хлопайте в ладоши.
Наконец, приблизился принц к эшафоту,
переполох поднялся, как в Судный день.
Увидел нищего, умирающего,
увидел его, на землю падающего.
Земля от крови его глаз стала грязью,
бескрайнее сожаление досталось ему.
Исчез он, потерян, до предела уменьшился,
и всем, что и этого хуже, также он стал.
При виде состояния нищего, окровавленного,
слезами глаза принца наполнились.
Хотел принц скрыть слёзы от войск,
но не мог, всё текли и текли его слёзы.
Разразился в тот час он слезами, словно дождём,
боль сотен миров охватила его в ту минуту.
В ставшего искренним в любви
его возлюбленный ответно влюбляется.
Если у тебя любовь подлинная,
твой возлюбленный тебе ответит взаимностью.
Наконец тот принц, солнцу подобный,
ласково подозвал к себе нищего.
Но нищий не знал его голоса,
доводилось ему только вдалеке принца видеть.
И нищий, подняв с земли голову,
увидел внезапно перед собой лик падишаха.
Когда жгучий огонь встречается с морем,
то, как бы ни был он жгуч, не устоит перед морем.
Этот влюблённый дервиш был огнём,
сблизился он радостно с морем.
Умирая, он произнёс: «О шахрияр!
Раз мог ты убить меня так жалко,
не требовались эти ловкие стражи».
Прозвучали эти слова, – и словно его и не было.
Вскричал он перед смертью, жизнь отдавая,
ещё раз свечой радости вспыхнул и ушёл.
Когда стало соединение с возлюбленным очевидным,
абсолютное фана[354]354
  Фана'– состояние «упраздненности», полного исчезновения «я» в Боге. Также одноименное учение об исчезновении в Боге.


[Закрыть] он обрёл и уничтожился.
В поле боли идущие знают о том,
что происходит с мужчинами, когда они исчезают в любви.
О ты, чьё бытие смешано с гибелью,
чьё наслаждение сдобрено горем!
Пока не походишь и вверху и внизу,
разве что-то о покое сможешь узнать?