Текст книги "Логика птиц"

Автор книги: Фаридаддин Аттар

О превратившемся в камень

 
Один мужчина превратился в камень в горах Китая[313]313
  Отсылка к сюжету старинной персидской сказки о том, кто в горах Китая искал знание и превратился в камень.


[Закрыть],
проливая слёзы на землю.
Когда капали горькие слёзы на землю,
то в камни и они превращались очевидно и зримо.
Попади эти его камни в руки облака,
до самого Дня Суда ничем, кроме печали, не пролилось бы облако!
Знание – это и есть тот чистейший, честный мужчина,
ищи его, даже если придётся ехать в Китай.
Ибо знание – это горе для слабых,
и до каких пор нужно возиться с неверными?
Эта юдоль печали погружена во тьму,
знание в ней – драгоценный светильник.
Проводники твоей души в этой тьме —
наука о сокровенном и освежающее душу знание.
Ты в этой тьме без конца и без краю
застрял Искандаром без провожатого.
Много возьмёшь из этих сокровищ —
самым сожалеющим[314]314
  Первый «вид» сожаления связан с пониманием безграничности знания и невозможности всё постичь. Второй «вид» сожаления (см. следующий бейт) связан уже с осознанием собственной нерадивости и бессмысленно потраченного времени. (Этот и следующий бейты очень иллюстративны. Один и тот же оттенок состояния ассоциирован с разным содержанием. – Прим. изд.)


[Закрыть] себя обнаружишь.
А не нужны тебе драгоценности, о ты, место пустое, —
опять же самым сожалеющим будешь. И всё.
Овладеешь ты этим сокровищем или нет,
я каждый миг самым сожалеющим тебя нахожу.
Затеряны этот мир и тот мир в душе.
Тело от души и душа от тела и спрятаны, и потеряны.
Когда, исчезая, утрачиваешь место постоянных потерь,
то обретаешь место, уже человека достойное.
А если на этом пути застреваешь, горько тебе.
Твоё тело с макушки до ног в рыданиях потеряется.
Не спи ночью, не принимай пищи днём,
чтобы это желание возникло в тебе.
Пожелай, чтобы прочие твои желания пропали,
чтобы исчезли дневной аппетит и ночной сон.
 

Незадачливый влюблённый

 
Однажды некто, ошеломлённый от любви,
уснул на земле – плачевное состояние!
К нему его возлюбленная пришла,
увидела его спящим и себя покинувшим.
Написала она достойное такой картины письмо
и привязала его к рукаву влюблённого.
Когда влюблённый проснулся,
то, прочтя письмо, горько заплакал.
«О молчаливый! – там было написано. —
Поднимайся! Если ты купец – зарабатывай золото.
Если ты верующий, то ночью не спи,
молись до утра и Его рабом становись.
А если ты человек любви, то стыдись!
Разве глаза влюблённого имеют дело со сном?
Влюблённый через ветер проходит днём
и через лунный свет[315]315
  Персидская поговорка, «ходить через лунный свет» означает зани-
  маться бесполезным делом.


[Закрыть] ночью.
Раз ты и не тот, и не другой, о потухший,
не лги, что любишь меня.
Если влюблённый спит в чём-либо, кроме савана,
назвать его могу я влюблённым – да влюблён он в себя.
Раз ты любовь не постиг,
спи спокойно, ибо ты не тот человек».
 

Влюблённый часовой

 
Один часовой крепко влюбился.
Лишился он сна и ночью, и днём.
Не спящему влюблённому сказал его собеседник:
«О бдящий, поспи хотя бы ночью минутку!»
«Любовь подружилась во мне с часовым, – тот ответил, —
сон с ними обоими несовместим!
Недостойно спать часовому,
и тем паче – влюблённому!
Раз принято один груз класть поверх другого,
значит, следует это делать.
Как могу я уснуть даже ненадолго?
Ведь не одолжишь сон у одного в пользу другого!
Любовь меня испытывает каждую ночь,
надзирает за часовым.
То я ходил, стуча по барабанчику палочкой,
то от горя бил по лбу себя».
А если на миг задрёмывал тот взволнованный,
любовь устраивала ему иную проверку:
Не давал он покоя людям всю ночь,
едва они засыпали, кричать начинал он во сне.
«О, ты весь охвачен кипением, горем, – сказал ему один друг, -
целую ночь очей не смыкаешь!»
«У часового сна не бывает, – тот ответил, —
на лице влюблённого нет ничего, кроме слёз.
Долг часового – хранить бдительность,
долг влюблённого – позор принимать[316]316
  Дутар использовал оборот «иметь лицо без капли воды», т.е.
  «выплакать все слёзы». Однако, когда так говорилось о влюблённых, то оборот приобретал метафорическое значение: для влюблённого выплакать все слёзы означало раскрыть неукротимость своего желания, что в обиходе, в свою очередь, означало опозориться.


[Закрыть]».
Когда из глаз льётся вода, а не сон,
уже закрыта эта дорога для сна.
Влюблённый и часовой в нём стали товарищами,
стал сон в его глазах грузом в море[317]317
  В оригинале сложная игра слов: в глазах часового – и с его точки зрения, и в прямом смысле слова – сон является препятствием, мешающим плыть по морю любви. Служба часового заключается в том, чтобы сон, однажды исчезнув в море текущих из глаз влюблённого слёз, не стал вновь помехой.


[Закрыть].
Влюблённость часовому пришлась по душе,
бодрствование в его уме закрепилось.
У того, кому бессонница приятна и по душе,
разве ум захочет водиться со сном?
О мужчина, если ты ищешь – не спи!
И хороших тебе сновидений, если ты лишь рассуждаешь.
На улице сердца дежурь непрерывно,
ибо возле сердца снует много воришек.
Есть пересекающие дорогу воры у сердца,
береги от них сокровище сердца.
Когда постоянство этой стражи сделаешь своим качеством,
быстро возникнут любовь и познание.
В этом море крови никак мужчине не обойтись
ни без познания, ни без бодрствования.
Тот, кто долго не спал,
дошедши до Его Величия, в сердце сна не имел.
Если бдительность сердца происходит от бодрствования,
одолевай сои, храни верность сердцу.
Сколько же повторять: твоя сущность утоплена,
и крик утопленника не спасёт.
Влюблённые добрались до самой границы,
опьянев, там уснули в любви.
И ты жди, ибо те, мужественные,
совершили то, что и следовало.
У кого восторг от Его любви появился,
тот быстро отыщет ключи от обоих миров.
Если она женщина – станет она дивным мужчиной,
а если мужчина – глубочайшим морем он станет.
 

Аббас говорит о любви

 
«О мужчина любви, – Аббас сказал кому-то, —
когда в ком-то боль любви осветит хоть частичку его,
то если он мужчина, то родит в себе женщину[318]318
  Речь идёт о сильной боли при родовых схватках.


[Закрыть],
а если женщина – возможно, она станет мужчиной».
Не видел ли ты женщину, рождённую от Адама?
Не слышал ли о мужчине, родившемся от Марьям?
Пока не осветишь полностью всё, что требуется,
твои дела не могут быть всегда гладкими.
Когда всё осветится – царство станет твоим,
всё, что у тебя на сердце, ты обретёшь.
Считай, что именно это – и царство, и изобилие. И лишь
крупицей этого является целый мир веры.
Если же удовлетворяют богатства этого мира тебя,
то до Судного дня, а затем навсегда останешься ты испорченным.
Познание – царство вечное,
старайся обрести это качество.
Опьянённый миром ирфана
станет для людей всего света султаном,
в чьих глазах любые владения – мелкое зёрнышко,
а в его море и девять небес – лишь корабль.
Если бы царям мира было ведомо о восторге
от вкуса напитка Единого у бескрайнего моря,
то от боли сидели бы они в горести,
друг на друга от боли не поднимая и глаз!
 

Махмуд в развалинах

 
Заглянул однажды Махмуд в развалины,
заметил там безумца влюблённого —
у того от горя опущена голова,
спина выгнута, словно гору несёт.
«Прочь, и немедля, – увидев шаха, безумец сказал, —
иначе ещё сотню раз скажу тебе «вон».
Ты не шах, а слабак,
перед своим Богом – неблагодарный».
«Я Махмуд, прекрати звать неверным меня! – ответил султан. —
Хотя скажи ещё одно слово, а дальше – молчи».
«Если бы ты узнал, о невежда,
от кого отдаляешься, расхаживая вверх ногами[319]319
  Упрёк безумного связан с тем, что султан забывает, куда должен стремиться и ради чего жить.


[Закрыть],
то ни пепла, ни земли от тебя не осталось бы,
и огнём постоянно ты посыпал бы голову!»
 

Стоянка состоятельности

 
Затем возникнет пустыня состоятельности,
В ней нет ни вызова[320]320
  Вызов здесь– это констатация своего уровня бытия, своего статуса.


[Закрыть], ни даже понятий об этом.
В ней веет сарсар состоятельности,
Перевернёт в миг он и целую землю.
Здесь болотом покажутся семь морей[321]321
  Идиома того времени: «все известные моря».


[Закрыть],
искрами – семь великих огней[322]322
  Солнце, Меркурий, Венера и остальные планеты.


[Закрыть].
Восемь раев здесь тоже мертвы,
а семь адов[323]323
  Ссылка на аят (15: 43-44): «Воистину, Геенна – это место, обещанное всем им. Там – семь врат, и для каждых врат предназначена определённая их часть».


[Закрыть] – словно замерший лёд.
О диво, здесь тоже есть муравьи!
С каждым вздохом выполняют они работу сотни слонов[324]324
  Аттар уподобляет поведение людей поведению муравьев, непрерывно собирающих пищу и материал для укрепления муравейника, и каждый муравей обыкновенно тащит груз весом в несколько раз больше собственного.


[Закрыть].
Пока у вороны чаша терпения[325]325
  «Чашей терпения» в то время называли птичий зоб. В этой строке обыгрывается и то, что ворона – долгожитель среди птиц.


[Закрыть] заполняется,
в ста караванах никого в живых не останется.
Сто тысяч ангелов сгорели от горя,
пока из Адама свет не излился.
Сто тысяч тел утратили душу,
пока Нух не стал плотником.
Сто тысяч комаров напали на войско,
чтобы обрести почёт Ибрахиму.
Сотне тысяч младенцев головы отсекли,
чтобы Муса обрёл зрение.
Сто тысяч повязали зуннар,
чтобы Иса стал обладателем тайн.
Сто тысяч душ и тел ограблены были,
чтобы на одну ночь на небеса поднялся Мухаммад.
Здесь опытность или отсутствие оной не имеют значения,
делаешь ты что-то здесь или нет – это без разницы.
Скажешь, что обожжённым сердцем воспринял весь мир —
отвечу: сдаётся мне, ты лишь видел сон.
Если в эту пучину и сотня душ упадёт,
то это сравнимо с падением росинки в бескрайнее море.
А если сотня тысяч голов заснули[326]326
  Подразумевается «заснули на пути» или же, что более вероятно, умерли духовно.


[Закрыть],
то это подобно тому, как крупинка солнца вдруг стала
тенью.
Если небесный и звёздный своды кусками обрушатся —
считай, что с дерева несколько листочков слетело.
Если пропадёт всё, от рыб до луны,
то это сродни тому, как на дне колодца охромел муравей.
Если оба мира исчезнут однажды,
то исчезновению с земли пары камушков это подобно.
Если ни от сатаны, ни от человека и следа не останется,
забудь ты одну эту дождинку.
Если все эти тела на землю попадают,
с утратой зверем одной лишь шерстинки это сравнимо.
Если тут ни целого[327]327
  Целое понимается здесь в смысле всеобщего, универсального.


[Закрыть], ни частичного совсем не останется —
считай, что просто на земле не осталось соломы.
Если эти девять тазов[328]328
  Небесные своды изображались в то время схематически так, что при желании их вполне можно было уподобить тазам, стоящим один в одном.


[Закрыть] исчезнут внезапно,
то исчезнут они, словно в девяти морях капля.
 

Юноша, упавший в яму

 
В нашем селе жил юноша, подобный луне.
Упал в яму, словно Иусуф, подобный луне.
Осыпалось на него сверху очень много земли.
Наконец кто-то заметил его в яме и вытащил.
Покрыт он был землёй, и судьба
его лишь одним дыханием определялась.
Мухаммадом звали благородного юношу.
От того мира находился он в одном шаге.
«Сынок! – воскликнул отец, увидав его в таком состоянии. —
Свет очей моих! Душа моя,
о Мухаммад, будь ласков с отцом,
хоть слово скажи». «Где слово? – произнёс тот, —
Где Мухаммад, где сын? И кто-либо – где?»
Вымолвив это, он умер, и всё.
Гляди же, о ты, осведомлённый идущий,
где Мухаммад и где Адам,
где Адам и потомки его,
где целого и частностей имена.
Где земля, где горы с морями, где небо,
где фея, где дьявол и человек, где ангел.
Где сейчас те сотни тысяч ходивших по земле тел,
те сотни тысяч чистых душ – где сейчас?
Свиваясь от мук смертного часа,
где найти человека, душу и тело, всё, что есть, и всё, чего нет?
Если взять оба мира, и даже в сто раз более этого,
протереть и просеять всё, что есть взятого,
то, когда проявится для тебя дом с лабиринтом[329]329
  Дом с лабиринтом – посмертный опыт.


[Закрыть],
ничего у тебя в решете не останется.
 

Мнение Йусуфа Хамадани о бытии

 
Иусуф Хамадани, знаток пути,
с чистым сердцем и просвещённой душой,
говорил: «Веками живут, чтоб подниматься до Высочайшего Трона,
затем вновь спускаться к покрытому трону.
Но всё, что было, что есть и что будет,
и добро, и зло, и всё до крупицы,
всё это – только капля от моря существования,
а бытие есть дитя небытия. И что же дальше?..»
Не так эта стоянка проста, о умник,
из-за твоей недалёкости она простой кажется.
Даже если кровь твоего сердца путь сделает морем,
ты дальше своей текущей стоянки не сдвинешься.
Если у тебя каждый шаг по пути был размером с вселенную,
вглядись-ка: всё это было твоим первым шагом.
Ни один идущий конца дороги не видел,
от этой боли излечения никто не нашёл.
Если крепко стоишь, словно камень,
то будешь либо мертвецом, либо тушей.
Если ты бегун, не останавливающийся никогда,
то удара в колокол не услышишь до наступления вечности.
Тебе не уйти, тебе не остаться,
и нет пользы ни в смерти твоей, ни в рождении твоём.
Где ж твоя выгода, раз у тебя непомерные трудности?
Что проку в тебе, если сложны дела у тебя, и нет мастера?
Жди и терпи, о молчаливый,
прекрати хотеть всё понять, но тем не менее стремись к пониманию.
Брось делишки свои, трудиться начни.
Не считай тобою сделанное значимым, но многое делай.
Пусть будет у тебя результат в форме дел этих,
на тот случай, если они имеют значение,
а если дела веса там не имеют,
у тебя будет избыток времени, чтобы ими заняться.
Отставь заботы свои.
Это означает «сделать и не сделать»,
ибо не распознаешь ты дело. Его «знать» нет возможности:
чтобы узнать работу, надо ею заняться.
Смотри на состоятельность, но взгляни и на самодостаточность,
неважно, о весёлом поёшь ты или плачешь о грустном[330]330
  То есть не имеет значения типология личностей, характеров и т.п.


[Закрыть].
Молния состоятельности сюда так ударила,
что от её удара сгорела сотня миров.
Сотня миров рухнула здесь на землю,
но и вообще без мира на этой стоянке не страшно.
 

Простоватый мудрец

 
Встречал ли ты того недалёкого астролога[331]331
  Игра слов: среди значений слова «хаким»– и «астролог», и «муд-
  рый».


[Закрыть],
что кладёт перед собой доску с песком,
А затем её покрывает узорами?
Рисует он планеты и звезды,
показывает небо и землю,
объясняя их положение, исходя из того иль другого.
Он показывает светила, зодиакальные знаки,
изображает упадок и возвышение,
указывает на беду или счастье,
рисует дом смерти или рождения.
Завершив с определением счастья и бед,
берёт доску, а затем
ссыпает песок, словно не было и в помине
всех этих орнаментов и узоров.
Облик лабиринта этой вселенной
подобен узорам на том песке.
Ты не вынесешь всё это, выбери уголок,
поменьше крутись вокруг этого[332]332
  То есть не суетись и не думай напрасно об этом.


[Закрыть], сиди в уголке.
Здесь стали женщинами все мужчины,
ибо признаки обоих миров тут потеряны.
Но если тебе не под силу идти этим путём,
то будь ты даже огромен, словно гора, твой реальный
вес – вес шелухи.
 

Отказ святого

 
Говорят, когда перед настоящим мужем из людей тайн
приподнялся занавес тайного мира,
раздался голос: «О предводитель, немедленно
пожелай и бери, что захочешь».
«Я видел, что пророки, – ответил тот, —
постоянно были в беде.
Если было много несчастий и страданий,
всё это на пути их оказывалось.
Не нужны мне ни возвеличивания, ни унижения,
уж лучше оставь меня в моём бессилии.
Раз доля даже великих – боль и мучение,
разве допустимо для незначительных иметь сокровище?
Пророки начали дело, всех будоража[333]333
  Дословный вариант: пророки положили начало переполоху (или хаосу). Поэтому мы предпочли использовать глагол «будоражить»; его устаревшее значение – приводить в хаотичное состояние. – Прим. изд.


[Закрыть],
но я на их месте не выдержу, отстань от меня!»
Все, что от души я рассказываю – бесполезно,
проку не будет, если тебе – не до этого дела,
хотя ты – упавший в море опасности,
упавший, вдобавок, пузырём пены, перевернутым на спину[334]334
  Имеется в виду мыльный пузырь, перевернутый полусферой вниз, когда она занимает место «основания». Что невозможно: пузырь «потеряет» основание, затем – форму полусферы и растечётся.


[Закрыть].
А знай ты о ките, что на дне,
вообще не захотел бы пройти этот путь?
Сначала разволнуешься от разыгравшегося воображения,
но вот когда упадёшь, душа твоя выдержит ли?
 

Муха и мёд

 
Летевшая в поисках еды муха
в стороне заметила ульи.
Почуяв мёд, пришла муха в восторг.
«Где тот благородный, – крикнула муха, —
что возьмёт у бедняги овсяное зёрнышко
и за это бросит меня внутрь улья,
чтобы мне вкусить плод с «ветки соединения»?
Как хорошо бы в меду оказаться!»
Нашёлся некто, дал мухе вход,
пустил её в улей за овсяное зёрнышко.
Как только муха мёда коснулась,
её лапки в нём и увязли.
Её движения ослабели,
от усилий она только крепче влипала.
«Зло меня подвело, – закричала она, —
и гибельней яда мёд для меня оказался!
Отдала одну овсинку, теперь две отдам,
лишь бы выбраться из этой беды».
В этом поле отвлекаться и на миг не положено.
Только зрелый мужчина в этом поле пройдёт.
О ты, сердце, уже долго ты мечешься,
тратишь время впустую.
Здесь ты проводил жизнь бездарно,
где добудешь теперь результат для жизни иной?
Встань и пройди трудную эту пустыню,
взлети над душой, отрежь душу и сердце!
Пока ты дрожишь над душою и сердцем,
ты – неверный, что легкомысленнее прочих неверных.
Отдай душу на этом пути, пожертвуй сердцем,
иначе с таким твоим безразличием получишь лишь тяготы.
 

Шейх и дочь псаря

 
Один известный шейх, давно носящий хирку,
однажды влюбился в дочь псаря.
Страстью к красавице так заболел,
что кровь в его сердце как море бурлила.
Надеясь её лицо повидать,
ночевал он с собаками на её улице.
Мать девушки об этом проведала.
«Твоё сердце сбилось с пути, – сказала она шейху. —
Но если у пира крепко его желание,
походи за собаками, это наша работа, вот и весь сказ.
Если станешь, как мы, собак обихаживать,
через год гостей созовёшь и свадьбу сыграешь».
Шейх не был в любви слабаком,
сбросил хирку и быстро новым делом занялся.
С собакой он пошел на базар,
с год занимался новым делом.
Другой суфий, бывший ему другом,
опознав шейха, воскликнул: «О бездарный!
Прошедшие тридцать лет был ты мужчиной.
Почему ты этим здесь занят, кто же так поступает?»
«О ты, незнающий, не рассуждай, – сказал шейх. —
Если ты продолжишь эту историю,
Всевышний с тобой также поступит,
Ибо об этой тайне Он знает.
Если заметит твои постоянные упреки,
переложит собаку из моих рук в твои».
До каких пор говорить, что моё сердце от боли пути
окровавлено, и ни на миг не нашёлся мужчина пути?
Я зря стал болтуном, и среди вас
нет ни одного, тайну ищущего.
Если вы станете владельцами тайн,
тогда постигнете смысл моих слов.
Если продолжу, в пути находясь, и дальше рассказывать обо всём,
где будет тогда предводитель? Вы же все спите.
 

Мюрид спрашивает шейха о присутствии

 
«Расскажи о присутствии», – попросил ученик шейха.
«Вон отсюда, – сказал шейх. —
Если сейчас[335]335
  Кроме отсылки к состоянию присутствия, обыгрывается и суфийский технический термин – момент, «вакт». – Прим. изд.


[Закрыть] ты умоешь лицо,
тогда я упомяну и момент.
Сидя в грязи, нюхаешь мускус. Какой в этом прок?
Пьяным говорить о «моменте» бессмысленно».
 

Стоянка единобожия

 
Следующей будет стоянка единобожия,
это – стоянка тафрид[336]336
  Полный отказ от себя.


[Закрыть] и таджрид[337]337
  Полная отрешённость от мира, очищение сердца от преходящего,
  ради того чтобы посвятить себя Богу.


[Закрыть],
когда приходят в эту пустыню,
то все испытывают одно состояние.
Увидишь большое количество или малое[338]338
  Например, много или мало людей по численности.


[Закрыть] —
всё это числом «один» измеряется.
Сколько ни множь один на один,
результатом всегда получишь один. Вот и всё.
Но этот «один» – не Единый,
наверняка ведь ты так и подумаешь.
Если Тот – вне границ измерений и чисел,
то забудь об изначальном и бесконечном.
Если утеряно изначальное, и если бесконечность – вечная,
то остаётся ли что-то меж ними?
Но если всё это[339]339
  Здесь «всё это» означает обычную жизнь. В оригинале во второй строке этого бейта использовано слово «виток», «завитушка», и мы решили передать его значение сочетанием «пустой лабиринт». – Прим. изд.


[Закрыть] оказывается ничем, пустотой,
то выходит, что всё это – лишь пустой лабиринт.
 

Суфий расспрашивает безумца

 
«Что есть мир, опиши его», —
спросил некий суфий безумца.
«Этот мир полон позора и славы,
словно воск, окрашенный сотней красок», – ответил тот.
Если кто-то руками сомнёт этот воск,
разумеется, неокрашенный воск вновь получится.
Раз всё это – только воск,
уходи, за этими красками нет ничего, кроме воска.
Раз всё – в единстве, и нет двойственности,
здесь не уместны уже ни «я» и ни «ты».
 

Абу Али и старуха

 
Пришла старуха к Абу Али.
Принесла бумагу, краплёную золотом, и сказала: «Прими её у меня».
«Я себе дал зарок, – шейх ответил, —
ни у кого, кроме Бога, не принимать ничего».
«О Абу Али, – сказала старуха немедленно, —
откуда же у тебя в глазах раздвоение?»
На этом пути твоя обычная логика не сработает.
Если у тебя нет косоглазия, прекращай видеть всё как стороннее.
На этом пути мужчина не замечает «чужое»,
ибо ни Каабы, ни монастыря там уже нет.
От Него исходит там откровение,
и благодаря Ему упрочивается бытие ищущего.
Он и мгновенья не видит, кроме Него, никого,
и не считает никого вечным, кроме Него.
И будет он в Нём, и от Него, и с Ним,
и в то же время Он остаётся вне этих благ.
Не утонувший в море единства
не стал человеком, даже если полностью он как Адам.
Любой человек – и духовный, и бездарь —
имеет незримое солнце уже по ту сторону мира незримого.
Наступит день, и это солнце
заполыхает, хиджаб снимет с себя.
Для достигшего своего солнца,
будь уверен, прекращаются и зло, и добро.
Пока ты есть, добро и зло с тобой рядом.
Когда исчезнешь, покажется всё это безумием.
Раз остаёшься ты в собственном бытии,
увидишь и добра много, и зла, и длинный путь.
С того времени, как из ничто появился,
заложником своих влечений ты стал.
Прекрасно было бы, как в начале времен,
от этой жизни не иметь своей доли.
Очищайся от непристойностей,
затем, с ветром в руках, стань землёй.
Неоткуда тебе узнать, что в твоём теле,
какие в нём пошлости, какие огни.
В тебе – скорпион со змеёй, тобой же покрыты,
спят они, спрятавшись.
Даже если с волос размером предоставишь им шанс,
каждого превратишь в сотню драконов.
Есть ад у любого внутри, наполненный змеями.
Пока не вычистишь ад, всегда есть работа тебе.
Если чистым покидаешь всё, одно за другим,
заснёшь ты безмятежным в земле,
иначе змея или скорпион
будут жалить тебя до Судного Дня.
 

Мавр из Серахса

 
«О Боже! Я стар, удивлён, потерял я дорогу, —
сказал мавр Серахси. —
Когда раб состарится, его обрадуют,
напишут о его свободе приказ и отпустят его.
Побелели, как снег, мои чёрные волосы
в твоём рабстве, о Падишах.
Я – замученный раб, обрадуй меня,
я постарел, дай приказ о свободе».
«О ты, приближённый к Каабе, – некто сказал, —
у того, кто хочет от рабства избавиться,
должны исчезнуть его ум и долги, причём вместе.
Брось этих двоих и шагай!»
И мавр вдруг воскликнул: «О Боже, непрерывно хочу Тебя,
ни ум, ни долг не нужны мне, и всё!»
Затем он забросил дела и стал сумасшедшим,
возликовал и хлопал безумно в ладоши.
«Не знаю сейчас, кто я! – он восклицал, —
я уже не раб, но кто я?
Рабство исчезло, не осталось свободы,
в сердце не осталось ни крупинки горя и радости.
От качеств очистился, но не остался без качества.
Я – ариф без марифата![340]340
  То есть «знающий, но без познания». Ма'рифат, пли ирфан – духов-
  ное, мистическое познание.


[Закрыть]
Уже не знаю о том, что «Ты есть я», или «я – это Ты»,
ибо в Тебе я исчез, и нет больше двойственности».
 

Возлюбленный тонет

 
По воле случая чей-то возлюбленный в воду упал,
и сразу же влюблённый в него прыгнул в поток.
Когда оба добрались друг до друга,
упавший спросил товарища: «О сумасшедший,
положим, я свалился случайно в текущий поток,
но зачем ты туда бросился?»
«Я прыгнул в воду, – ответил тот, —
ибо не отличал себя от тебя.
Много времени утекло, пока исчезли сомнения в том,
что моё "я" и твоё "я" стали единым.
Ты есть я, или я есть ты, сколько можно говорить о двоих?
Я с тобой, или я – это ты, или ты есть ты?..
Если ты будешь мной, или я непрерывно буду тобой,
оба будем одним телом, вот и весь сказ».
Пока твоё «я» на месте, любое познание – многобожие.
Когда твоё «я» исчезает, вспыхивает единобожие.
Ты в Нём исчезай полностью, только это – единобожие,
это и есть тафрид, когда теряешь и само «потеряться».
 

Тайна Аяза

 
Стоял благоприятный, радостный день,
в этот день Махмуд проводил смотр своих войск.
Собралось в поле несметное количество слонов и пехоты.
Султан поднялся на найденное для него возвышение,
а с ним и Аяз с Гасаном[341]341
  Абу Али Гасан ибн Мухаммад ибн Микаил, могущественный визирь султана Махмуда.


[Закрыть] поднялись.
Они втроём принимали парад.
Лицо земли почернело от войск и слонов,
словно саранча с муравьями перекрыли дорогу.
Воочию таких войск мир не видал,
до этого никто ничего подобного не встречал.
Затем заговорил славный султан,
обернувшись к своему приближённому Аязу: «Эй, сынок!
Хотя у меня столько слонов и ратников,
я весь – твой! А ты – мой султан».
Хотя прославленный султан промолвил такое,
Аяз молчал и был слишком бесстрастен.
Не склонился перед султаном,
не восхищался, что ему султан такое сказал.
Гасан, возмутившись, воскликнул: «Эй, раб!
Сам шах тебе почтение оказал.
А ты стоишь так невежливо,
не согнув даже спину в знак уважения,
почему не блюдёшь уважение?
Нет в тебе к шаху признательности».
Услышав этот отзыв, Аяз заметил:
«На это есть два ответа.
Во-первых, если этот изумлённый
перед падишахом склоняется,
или падает униженно на колени пред ним,
или, рыдая, говорит перед ним,
выказывая себя перед шахом то выше, то ниже, —
то всё это значит сравнить себя с ним.
Кто я, чтобы отважиться на такое
и в этом себя показывать?
Ему и раб, и вознаграждение принадлежат,
а я – кто? Все повеления из его рук исходят.
Если за то, что ежедневно победоносный шах делает,
и за эту милость, сегодня Аязу оказанную,
во власть шаха отдадут оба мира, то
даже они, я боюсь, не смогут возместить его милость.
Каким лее на этом месте мне показаться?
Кто я? И вообще, почему должен я себя демонстрировать?
Не могу, как должно, ни уважить его, ни почтить —
кто я вообще, чтобы с ним сравниваться?»
Услышав эти слова Аяза, Гасан сказал:
«О благодарный Аяз, ты молодец.
За каждый миг пребывания при шахе – дам расписку! —
ты заслуживаешь и сотню наград каждый миг».
Затем Гасан добавил: «Каков же другой твой ответ?»
«При тебе не положено его говорить, – ответил Аяз. —
Но будь мы с шахом наедине,
можно было бы высказать и этот ответ.
Коль ты не настолько приближён, чтобы это услышать,
как мне делиться с тобой? Ты ж не султан!»
Тогда быстро отослал шах Гасана,
и на фоне войск тот исчез.
[Раз в этом уединении не было ни нас, ни меня,
то нехорошо в нём оставить Гасана, даже если станет он волоском.]
«Долгожданное уединение наступило, поделись же тайной, – сказал шах. —
Расскажи мне о ней в своём особом ответе».
«Когда шах своей наивысшей милостью
обратит на меня, бедного, взгляд, – ответил Аяз, —
от блеска луча этого взгляда
исчезнет моё существование полностью.
Сиянием солнца шаха смущённый,
я тотчас и начисто исчезну с дороги.
Раз не останется от меня ни имени, ни существования,
чьи колени мне преклонять, выказывая почтение?
Если ты в этот час заметишь кого-то,
то уже не меня, а шаха мира.
Если одну или сотню милостей ты окажешь,
ты себе их окажешь господством своим.
От тени, которая в солнце теряется,
какого уважения можно ждать в любом отношении?
Твой Аяз – твоя тень, что на твоей улице
в солнце твоего лика потеряна.
Когда раб себя потерял, его больше нет,
всё, что хочешь, делай, ибо сам знаешь: его больше нет».