Текст книги "Семь божков несчастья"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Ну и что? – не поняла я.

– Откройте папочку, чаровница. Там лежат моя аккредитация на вышеозначенный конгресс, фотографии, расписания докладов, билеты на самолет…

Да, все так и есть. Внимательно изучив содержимое папки и сопоставив даты, я вынуждена была признать, что в день убийства Симкина Вадим Сергеевич выступал на конгрессе с докладом. Более того, даже в день предполагаемого убийства Бодуна и Касыча уважаемого профессора Кондратьева B.C. в России тоже не было.

– Это еще ничего не значит, – продолжала упрямиться я, но уже не так энергично. – Вы могли нанять киллера. Сейчас это не проблема.

– Возможно. Но я, как вы знаете, в некотором роде ученый, мне ни к чему и некогда заниматься подобными глупостями, – пожал плечами господин Кондратьев, потеряв, как видно, надежду меня переубедить.

Кабинет Вадима Сергеевича я покидала со смешанным чувством досады, разочарования и растерянности. Досада объяснялась просто: расследование зашло в тупик, а у нас появился еще один подозреваемый, но я не знаю, что с этим делать. Впрочем, в запасе имеется еще Лизкина голова, может, она и сообразит что-нибудь.

Выйдя из музея, я решительно направилась к уютному с виду кафе, которое находилось буквально в ста метрах. Мне требовалась срочная релаксация, потому как беседа с Вадимом Сергеевичем оставила глубокое разочарование в моей душе. Да и Лизкину теорию о влиянии сладкого на умственную деятельность следовало проверить – вдруг поможет? Ну если не сладкое, то еда, в принципе, должна внести ясность в мои мозги.

Народу в этот час в кафе было немного. Оно и понятно: кто ж в такую погоду будет сидеть в душной Москве? Нормальные люди сейчас на дачах или на берегу каких-нибудь прохладных водоемов. Только экстремалы вроде меня таскаются по музеям и потеют.

К счастью, в помещении работал кондиционер, так что мне удалось на какое-то время забыть о жаре. Устроившись у огромного окна, я сделала заказ и в ожидании его с тоской уставилась на почти пустынную улицу. Мимо проходили редкие прохожие с кислыми от жары лицами. От раскаленного асфальта поднималось легкое марево, которое, казалось, проникает в голову и вызывает там сумбур. Призвав себя к порядку, я запретила предаваться унынию, а вместо этого попробовать разобраться в ситуации.

Итак, Соломоныч (гад, он и есть гад!) ловко водил нас с Лизаветой за нос. Но зачем? Хотел показаться умнее, чем есть на самом деле или… Или что? Зачем ему завышать стоимость коллекции Симкина? Ведь, казалось бы, чего проще: скажи, что Хотэй стоит пять копеек в базарный день, нешто мы бы не поверили? Впрочем, едва ли – слишком уж неадекватная у него была реакция на нэцке. Зачем же он хотел убедить нас в обратном? А может, он решил, что мы впечатлимся сиропом о его братской дружбе с Симкиным, о трепетной любви ученого к собственной коллекции нэцке, о страданиях по утраченному Хотэю и отдадим статуэтку? Но ведь Зильберштейн – не просто коллекционер. Он акула антикварного бизнеса. Ценность товара в глазах Ицхака Соломоновича определяется количеством долларов. Мог Соломоныч убить Симкина ради полной коллекции настоящих… этих… блин, как их? Каких-то бори… Определенно, мог. Теперь предположим, Зильберштейн убил друга, украл его коллекцию и вдруг с удивлением обнаружил отсутствие в ней Хотэя. Как он поступит? Начнет искать статуэтку. Предположим, он вышел на след нэцке, узнал, что она у Бодуна с Касычем, выследил их до Киселей, убил ребят… Но почему, убив их, не забрал Хотэя? Не нашел? Но Лизка-то нашла! Нет, что-то тут не сходится. Есть у меня подозрения, что Соломоныч – не убийца. Слишком уж… трусливый. Вон как он стремился обвинить нас в убийстве Симкина, лишь бы на него самого не пала тень подозрения!

Симпатичный официант принес заказ. Пришлось на время оставить размышления и сосредоточиться на трапезе.

Солянка пришлась мне по душе: наваристая, ароматная, вкусная. Я наслаждалась едой, поэтому не сразу обратила внимание на долговязого парня хипповатого вида, который стоял на другой стороне улицы и, как показалось, внимательно меня разглядывал. Мне это совсем не понравилось. Вообще-то здоровенные стекла в кафе были тонированы, парень вполне мог попросту любоваться своим отражением, но все равно такой пристальный взгляд здорово нервировал.

Аппетит враз улетучился, но я продолжала возить ложкой в тарелке и делать вид, будто ничего особенного не происходит. Однако заставить себя не коситься в сторону подозрительного субъекта не могла – глаза как-то помимо воли обращались к окну.

«Ну, чего он не уходит? – с тоской и легкой нервной дрожью думала я. – Дел, что ли, больше никаких нет? Пошел бы хоть пивка попил! Ой, а вдруг это какой-нибудь тайный поклонник?! Кажется, я его уже где-то видела… Уж больно рожа знакомая…»

Я поковырялась в памяти, но спустя полминуты вынуждена была признать, что в моем ближайшем окружении ни тайных, ни явных поклонников не наблюдается. Стало до слез обидно, но тут же я разозлилась: «Все! Мне надоело! Вот сейчас пойду и накостыляю этому хиппарю по его тощей шее. Только досчитаю до десяти и пойду!»

На счете «четыре» парень вдруг гаденько ухмыльнулся, вытащил руки из карманов безразмерных штанов и замахнулся…

Следующие несколько секунд растянулись, как в замедленной киносъемке: вот в руке парня волшебным образом появился какой-то предмет. Потом этот предмет очень медленно полетел в мою сторону… «Бомба!» – первое, что пришло в голову. Могучий инстинкт самосохранения загнал меня под стол. Там я, как учили в школе, прикрыла голову руками. Раздался звон бьющегося стекла, колючим дождем посыпались осколки. Я мысленно отсчитала четыре секунды, после чего попросила прощения у господа за все совершенные и несовершенные грехи, и приготовилась отбыть в мир иной. Однако ничего не произошло. Взрывное устройство, что ли, не сработало?

– Хулиганье!

– Ужас какой!

– Господи, да я теперь вовек не расплачусь с хозяином!

В мозг ворвался нестройный хор голосов. Я сперва приоткрыла один глаз, потом оба и с удивлением поняла, что никакой бомбы не было, а был обычный камень, который сейчас валялся на полу в десятке сантиметров от меня. Обычный-то обычный, да не совсем: камень был завернут в бумагу. Пользуясь тем, что внимание малочисленной публики и персонала кафе сосредоточилось на разбитом окне, я быстро схватила камень и, бог знает почему, непринужденным движением руки спрятала его в сумочку.

– Девушка, с вами все в порядке? – обеспокоенно склонился надо мной официант.

– Да, если не считать, что я чуть в обморок не грохнулась, – поднимаясь, проворчала я. – Все настроение испортил, паразит! И обед, кстати, тоже…

– Мы готовы заменить вам заказ. За счет заведения, разумеется, – поспешно заверил меня официант.

– Нет уж, спасибо, что-то аппетит пропал, – сказала я чистую правду. – Сколько я должна вашему заведению?

– Что вы, что вы, нисколько! Брать с вас деньги за испорченный обед и тем паче настроение – это по меньшей мере бесчеловечно. Вы уж извините за… хм… это маленькое недоразумение. Обычно у нас все спокойно, – официант, подобострастно извиваясь, проводил меня до двери и с облегчением распрощался.

Постояв немного на крылечке, я перешла на другую сторону улицы и остановилась на том месте, где недавно стоял хиппи. Еще какое-то время ушло на разглядывание разбитой витрины кафе, а потом в голове сам собой сложился вывод:

– Он не просто так… Он… это из-за меня… – уверенно произнесла я. Придя к такому умозаключению, я извлекла из сумки «орудие преступления».

Как уже говорилось, это был обычный булыжник, обернутый в бумагу. Дрожа от непонятного волнения, я освободила его от «элегантной» упаковки…

«Вирнити нецки, сучки! Это только начало, дальше будет хужи. Вечиром ждити звонка. Получети энструкции строго следуйте им, иначи оттяпоем бошки». Для убедительности автор, пожелавший остаться неизвестным, весьма художественно изобразил череп и скрещенные кости, совсем как на табличке «не влезай – убьет» или на пиратском флаге.

– Тоже мне, капитан Флинт! – фыркнула я и погрузилась в размышления. С одной стороны, грамотность анонима заставляла сомневаться в серьезности его намерений. Но с другой… Этот невежда знает о Хотэе. Раскинув умом в одну, в другую сторону, я отшвырнула булыжник, а записку спрятала обратно в сумочку – покажу Лизавете, как-никак ее это тоже касается.

Неожиданно выяснилось, что идти я не могу. Вернее, могу, но очень неуверенно, потому как везде мерещился хиппарь, возможно даже, с дружками – ведь в записке ясно написано «оттяпаем»! Во множественном числе, стало быть, он не один.

Страсть как захотелось сию минуту оказаться дома, но кстати вспомнилось, что дом – уже не крепость, и стало совсем фигово. Куда податься несчастной жертве?! К Джону! Там, наверное, уже ждет меня Лизавета, Вовка с Сенькой и милая, добрая, гостеприимная Клара Карловна. А главное, там есть лохматый Вулкан.

Мелкими перебежками, припадая к каждому кустику, деревцу и столбу, я направилась в сторону метро.

Должно быть, со стороны мои маневры выглядели если не забавно, то подозрительно уж точно. Во всяком случае, милиционеру, невесть откуда взявшемуся в такую жару, именно это и пришло в голову. Характерно сощурившись, он, поигрывая резиновым «демократизатором», направился в мою сторону, а я принялась лихорадочно соображать, при мне документы или нет.

– Добрый день. Лейтенант Волосюк, – лениво растягивая слова, представился милиционер и тут же строго потребовал: – Ваши документы, гражданочка!

Паспорт, к счастью, оказался на месте. Я, дрожа и вздрагивая, протянула его Волосюку со словами:

– Да свои мы, товарищ генерал!

«Генерал» зачем-то заглянул мне за спину, потом с интересом посмотрел по сторонам и осторожно поинтересовался:

– А сколько вас?

Я, в свою очередь, тоже зыркнула вправо – влево: ничего подозрительного в радиусе пятидесяти метров не наблюдалось. Собачки, занимающиеся ликвидацией демографического кризиса в стране, равно как и здоровенный рыжий кот, индифферентно наблюдавший за процессом с березы, естественно, не считаются. Малость приободрившись, я посмотрела на милиционера более осмысленно и шепотом уточнила:

– В каком смысле?

В глазах Волосюка наметилось незначительное движение мысли, разбавленное легкой паникой. Оно продолжалось минут пять. Все это время мне пришлось маетно топтаться на месте, потому как мой горячо любимый паспорт гражданина Российской Федерации Волосюк все еще тискал в руках.

– В смысле, вас «своих» тут много? – вообще-то Волосюк производил приятное впечатление. По крайней мере, мне он очень даже глянулся: форма такая… красивая, дубинка резиновая приятной округлости, кобура на поясе… тоже ничего, фуражка на голове классно смотрится. Словом, юноша, приятный во всех отношениях и, что немаловажно, внушающий доверие, поэтому я принялась задумчиво загибать пальцы:

– Значит, так… Я, Лизка, Сенька с Вовкой… нет, Вовка с Сенькой, Вулкан… Теперь уже, наверное, и Клара Карловна, если Лизка с ней справилась, в чем я лично, честно говоря, здорово сомневаюсь… Джон? Еще не определилась – любопытный уж он очень! А это напрягает…

Волосюк озадаченно почесал фуражку и проникновенно молвил:

– Ага… Ну а чужие имеются?

– Дык, – радостно оскалилась я, – Зильберштейн, Эйнштейн, Клара Карловна, если Лизка с ней не справилась, Сенька с Вовкой, нет, Вовка с Сенькой – а что делать?! Субординация, блин! А еще хиппи с коллегами… Кстати, этот хиппи теракт в кафе устроил полчаса назад. Требуется срочно принять меры, генерал.

Подозреваю, моя феноменальная отвага диктовалась элементарным страхом. Во-первых, в жизни появились новые проблемы, и довольно серьезные, а во-вторых, как любой законопослушный гражданин я не люблю общаться с правоохранительными органами, но в последнее время почему-то именно они, эти органы, стали моими постоянными собеседниками.

Впрочем, всего этого Волосюк не знал, а потому смотрел на меня квадратными от удивления глазами, решая сложную задачу с двумя неизвестными: отпустить меня восвояси или отвезти в участок «до выяснения».

Здравый смысл, в моем понимании этого слова, победил профессиональное рвение. Волосюк в очередной раз тщательно сверил фотографию в паспорте с оригиналом, различий не нашел, после чего вернул документ со словами «Можете идти» и собрался было отправиться по своим милицейским делам, как я, обнаглев до беспредела, помешала осуществлению его благородных намерений.

– Товарищ генерал, вы меня до метро не проводите? – я лапшой повисла на руке милиционера и игриво повела очами.

Сложная гамма чувств заметно перекосила физиономию Волосюка. Кажется, он сейчас с большим удовольствием отправился бы голыми руками брать воровскую «малину» или какого-нибудь серийного маньяка, чем конвоировать беззащитную девушку, меня то бишь, до входа в метро. Однако мой взгляд был столь чист и беспомощен, столь наивен и пронзителен, что Волосюк почувствовал себя не только представителем закона, но и в какой-то мере мужчиной, и галантно, но немного нервно прижал мою лапку к кобуре.

Триста метров мы преодолели в рекордно короткий промежуток времени, после чего представитель органов элегантно и с видимым облегчением приложил руку к фуражке и, неуверенно пожелав мне удачи, отбыл в направлении пенсионерки, торгующей собственноручно связанными носками, а я на автопилоте спустилась под землю. И вот там, совсем некстати, приперлось озарение: а ведь мне по большому счету ехать-то некуда! Домой нельзя, к Лизке – тоже… А как ехать к Джону, я просто не знаю!

По всем моим сосудам сразу же заструился животный страх, превращая кровь в ледяную жидкость. Оживившееся воображение принялось вдохновенно рисовать комиксы из серии «Кошмар на улице Вязов» с моей персоной в роли главной жертвы. Руки сами собой потянулись к мобильнику: надо срочно звонить Лизавете! Уж она-то точно знает, «кто, куда, чаво и как»!

Как назло, вместо телефона под руку попадался всякий хлам – губная помада, пустой флакон из-под духов, кошелек, ключи, влажные салфетки… Господи, ну почему в дамских сумочках, даже самых миниатюрных, всегда присутствует вселенский хаос?! Наконец после долгих мучений миниатюрный аппарат появился на свет. Но и тут меня ждало разочарование: под землей связи не было. Тогда я решила пойти другим путем: вернуться в «Текстильщики», а там видно будет…

К концу пути, уже на выходе из метро, я ощущала себя совсем разбитой из-за нечеловеческого нервного напряжения и сочувствовала душевнобольным людям, страдающим манией преследования. Враги мерещились везде и всюду. Пару раз я с теплотой вспомнила Волосюка и пожалела, что не заставила его отконвоировать меня до самых «Текстильщиков», а еще лучше – до усадьбы Джона.

На улице я быстренько нашла укромное местечко между двумя ларьками, втиснулась в крошечное пространство и набрала номер Лизаветы.

– Витка, ты куда пропала?! – завопила подруга. – Я тебе звоню, звоню, а мне: «Аппарат абонента выключен».

– Я в метро была, – конспиративно понизив голос, пояснила я, но Лизке мои пояснения были по барабану. Она пропустила их мимо ушей и принялась взахлеб делиться своими впечатлениями о визите в парк развлечений. Прервать эмоциональный монолог Лизаветы не стоило даже пытаться – слова вылетали из нее со скоростью автоматной очереди. Наконец подруга заявила, что у них остался последний неохваченный аттракцион, после которого они собираются домой.

– Ой, Витка, я совсем забыла, – опомнилась Лизка, – у тебя как дела? В музее была? Что там сказали о Хотэе? Слушай, давай дома расскажешь, лады? А то меня уже пацаны кличут…

– Лиза, я как раз насчет дома…

– А что такое? – враз посерьезнела подруга.

– Я не знаю, как ехать к Джону.

– Ой, господи, перепугала. Короче так, хватаешь тачку, звонишь мне, а уж я объясню водиле, куда тебя везти. Поняла?

– Угу, только это…

– Что еще?

– Ничего такого, не волнуйся. Просто… Ну…

– Господи, Витка, ты меня в гроб загонишь! – простонала Лизавета, и я даже увидела, как она закатила умело подведенные глаза. – Чего ты мямлишь, как дите неразумное? Говори, что случилось?

– Боюсь.

– Кого?

– Сама не знаю, – обреченно вздохнув, честно призналась я.

– Вот когда узнаешь, тогда позвони! – с этими словами Лизка сердито отключилась.

После недолгих, но мучительных размышлений мною было принято решение – частников не тормозить. Мало ли какой псих окажется за рулем! Мне в моем положении только маньяков не хватает.

Я высунула голову из своего укрытия и, к радости своей, обнаружила несколько автомобилей с внушающими доверие шашечками. Шоферы этих авто стояли чуть поодаль, курили, травили анекдоты, смеялись… Среди них мне больше всего понравился пожилой дядечка, чем-то неуловимо похожий на Анатолия Папанова. Пожелав себе ни пуха ни пера и отправив саму себя к черту, я змейкой подползла к таксистам. Шутки при появлении перепуганной девицы смолкли. Казалось, шоферюги прикидывали, стоит ли со мной связываться.

– Здрасте… – робко пискнула я, буравя «Папанова» пристальным взглядом. – Поехали, что ли?

Шоферы коротко гоготнули, после чего паренек лет двадцати в бейсболке, майке и шортах, из которых торчали ноги-веревочки, деловито осведомился:

– Куда, красавица?

– Куда надо, – сурово нахмурилась я, парня проигнорировала, умоляюще уставилась на «Папанова» и повторила: – Поедем?

«Папанов» проявил понимание. Он кивнул на желтую «Волгу», а в ответ на недовольные реплики коллег: «Батя, сейчас не твоя очередь» – коротко обрисовал международную обстановку. Шоферы притихли, я угнездилась на переднем сиденье.

– Куда едем, дочка? – «Папанов» аккуратно тронул «Волгу» с места.

– Минуточку, – пролепетала я. – Сейчас вам моя подруга объяснит.

Лизавета, слава богу, была на связи. Она быстро объяснила маршрут, что-то пообещала («Папанов» при этом засиял, как солнышко в новом тульском самоваре), и мы поехали.

В салоне звучала приятная джазовая композиция, «Папанов» внушал доверие, поэтому я, утомленная впечатлениями сегодняшнего дня, малость расслабилась и даже задремала.

– Приехали, спящая красавица! – проник сквозь дремоту голос шофера. – Сама проснешься или тебя поцеловать?

Я не успела ответить, сзади какой-то псих принялся оглушительно сигналить. Оглянувшись, я признала свою Лизавету. Она остановила джип в полуметре от «Волги» и теперь спешила ко мне, а на клаксон жали Вовка и Сенька, причем одновременно и от души. Судя по их довольным мордашкам, прогулка удалась на славу. Где-то на заднем сиденье угадывалось присутствие Клары Карловны. Удивление вызывал тот факт, что замечаний своим воспитанникам по поводу ненадлежащего поведения она не делала. Оттого, должно быть, что и для нее прогулка не прошла бесследно.

Вид Лизаветы, пацанов, Клары Карловны и вечно хмурых охранников внесли успокоение в мою душу. Я проворно выбралась из такси и повисла на шее подруги. Подобное поведение ее слегка насторожило.

– Ты чего, Витка? – Лизка тщетно пыталась отодрать меня от себя.

– Лизонька, я так соскучилась! Уж и не чаяла тебя увидеть! – сказала я чистую правду, на что Лизавета неожиданно ответила:

– Я тоже сомневалась, что выживу.

…Полчаса спустя подруга лежала в ароматной пене в джакузи, а я сидела рядом и слушала ее рассказ о походе в парк. Результатами моей поездки в музей Лизка пока не интересовалась по причине бушующих внутри нее эмоций. И, честно говоря, было отчего им бушевать.

…В парке культуры и отдыха, как всем известно, целое море развлечений: качели, карусели, мороженое, жвачка, тир и прочие прелести жизни. Лизавета, игнорируя недовольное ворчание Клары Карловны, протащила Вовку с Сенькой по всем этим прелестям. Домоправительнице – положение обязывает! – пришлось сопровождать детишек повсюду. Ну, если в тире она не стреляла по причине слабого зрения, а мороженое, сладкую вату и жвачку не употребляла по причине того, что считала все это вредной пищей, то на аттракционы лезла вполне мужественно. И вот остался последний аттракцион. К этому моменту лицо Клары Карловны уже приобрело слегка зеленоватый оттенок, но оставить детей обожаемого Джона-Димочки она не имела права, а потому с отчаянием и решимостью солдата, прущего с голыми руками на вражеский танковый корпус, плелась в арьергарде боевого отряда, возглавляемого Лизаветой.

Подошли они к какой-то карусели малопонятной формы: высокая такая, сиденья висят, и объявление, мол, дети до двенадцати лет только со взрослыми. Даже не представляя, на что подписывается, Лизка купила в кассе четыре билета. Впрочем, это неведение говорит как раз в ее пользу – она точно не хотела избавиться от вредной Клары Карловны столь экзотическим способом…

Короче, билеты куплены, клиенты рассажены по местам, оператор аттракциона, с интересом глядя на отчаянную, в аристократической бледности Клару Карловну, нажимает заветную кнопку. Потихоньку закрутилась карусель, и кресла начали подниматься наверх, вращаясь по кругу. Клара Карловна, расположившаяся по соседству с младшеньким Сенькой, поднявшись на высоту полета стрижей, наблюдала за суетой внизу. Люди размером с тараканов сновали где-то далеко-далеко под ногами, карусель крутилась, адреналина не чувствовалось…

Но тут каруселька завертелась как-то уж очень сильно, и кресла закружились интенсивнее. Через мгновение чудо-аттракцион, строго повинуясь заложенной в него тупыми американцами программе, изменил режим работы – кресла закрутились с околосветной скоростью и при этом встали, пардон, раком.

Лизка, «скованная одной цепью» с Вовкой, завизжала от восторга, радости и притворного (по ее словам) испуга. Вовка завопил за компанию, Сенька тоже верещал, и только Клара Карловна, молча выделяя адреналин, крыла матом свою седую голову, а заодно и бесшабашную Лизкину, главную виновницу всего этого безобразия.

– Господи, когда же это кончится?! – шептала Клара Карловна после пяти минут перегрузок, от которых даже самого выносливого астронавта тошнит.

А веселая карусель вовсе не думала останавливаться, вертелась, как задница на кострище. Сенька, к слову сказать, тоже не ожидавший такой подляны от администрации парка, уже не голосил – сидел молча, вдавившись попой в кресло. Впрочем, малолетний питомец в данный момент Кларе Карловне был абсолютно неинтересен. Ее сейчас интересовали две вещи: когда же остановится эта долбаная вертушка и где можно будет просушить трусы. Кстати, эта же тема начинала беспокоить и Лизавету, правда, не так настойчиво.

Когда карусель остановилась, Вовка и, что удивительно, Лизка голосами восставшего пролетариата потребовали продолжения банкета, то бишь веселья, но моментально заткнулись, когда увидели Сеньку, который на ослабевших ногах сполз с кресла и поковылял прочь от шайтан-механизма. Более выносливые Вовка с Лизаветой ходко потрусили следом за ним, чтоб, значит, проконтролировать мальчика, и минут пять спустя вернулись к заветной ограде.

…На опустевшем аттракционе сидела Клара Карловна, не в силах встать с кресла. Все бы ничего, возможно, совместными усилиями Лизке с пацанами и удалось бы отодрать фрекен Бок от сиденья, но тут, как назло, очередная партия охотников за адреналином стала заполнять пустующие места.

– Да не бойтесь, – уговаривал оператор аттракциона робкую девушку, которая в нерешительности остановилась на полпути к карусели, – ничего страшного не случится. Вон видите, – он указал на окаменевшую Клару Карловну, – даже бабуля на второй заход осталась.

Услышав это, Клара Карловна утробно икнула и весьма витиевато выразила свои ощущения. Сообразив, что тетка с торчащими параллельно земле волосами, не собирается больше получать удовольствие от воздушных пируэтов, оператор пожалел, что привел ее в пример…

– Ты даже не представляешь, Витка, как выглядела Клара Карловна, ступив на твердую землю! – захлебывалась восторженным смехом Лизавета. – По дороге домой она не произнесла ни слова и только таращилась в пространство глазами удивленной селедки!

– Ну а у тебя какие ощущения остались после карусели? – тоже хихикая, поинтересовалась я. Рассказ Лизки меня здорово позабавил и даже позволил на некоторое время позабыть о собственных неприятностях и страхах.

– А чего я? Ты же знаешь, я экстремал-профи! Жутковато, конечно, сперва было, но потом ничего, втянулась… Можно сказать, понравилось. Кстати, теперь мы с пацанами кореша на всю оставшуюся жизнь. Хочешь, сходим все вместе?

– Спасибо большое, но что-то в последнее время в моей жизни экстрима предостаточно. Боюсь, еще одного испытания моя нервная система не выдержит.

Лизка вмиг перестала балагурить, вспомнила, должно быть, что, в отличие от нее, я нынче не развлекалась, а занималась очень даже ответственным делом.

– Ну что там в музее? – вполне серьезно полюбопытствовала подруга.

Стараясь ничего не упустить, я старательно и красочно пересказала содержание беседы с Вадимом Сергеевичем. После того, как я умолкла, через секундную паузу подруга глубокомысленно изрекла:

– А Соломоныч все-таки натуральный гад. Однако ты, Витка, не зря считаешься умной. Твоя прозорливость впечатляет. Насчет музея – идея неплохая, я бы сказала, очень хорошая. Что мы теперь знаем? – Лизавета грациозно вынырнула из джакузи, аки Афродита из морской пены, обернулась необъятной махровой простыней и принялась излагать свои соображения: – Хотэй, безусловно, подлинный, и он из коллекции Симкина. Каким-то образом он попал к Рыжему…

– К Александру Потапову, – уточнила я.

– Это еще кто? – насторожилась подруга, которой свойственна «девичья» память.

– Андер же сказал, как ребят звали. Рыжий и есть Саня Потапов.

– A-а, тогда ладно. Дальше. Кто-то ребят убивает в пещере, но нэцке не забирает. Логичный вопрос: почему?

– Может, убийца не знал, что Потапов потащит в пещеры дорогую безделушку? – Я робко глянула на Лизавету, ожидая похвалы за сообразительность, однако не дождалась. Напротив, Лизка одарила меня скептической ухмылкой:

– Ну да, как же! Чтоб убийца да не обыскал своих жертв? Я же нашла нэцке!

– Ты вообще способная девушка. Можешь найти что угодно, даже негра в темной комнате Но я имела в виду другое: возможно, убийца и помыслить не мог, что Потапов потащит коллекционную вещь под землю. Меня вот еще что интересует: как супостат узнал, что Хотэй не в коллекции Симкина, а у Потапова?

Лизавета впала в глубокую задумчивость. За это время мы плавно переместились из ванной ко мне в комнату и с комфортом устроились на кровати. Задумчивость у подруги все не проходила Тогда я решила подпитать ее мозги чем-нибудь съедобным и, пользуясь временным отсутствием Клары Карловны, пошла наводить ревизию в холодильнике. Н-да… Даже не берусь перечислять содержимое холодильника… Я ограничилась внушительным куском холодной телятины под каким-то соусом, емкостью с черной икрой, блюдечком с тонко нарезанной осетриной, еще какой-то фигней зеленого цвета, но пахнущей хреном и литровым пакетом клюквенного морса В поисках хлеба (не есть же икру ложками!) я стала поочередно заглядывать во все многочисленные шкафы. Хлеб нашла уже нарезанный, решила, что сойдет, чай, не графья, и открыла соседний шкафчик.

– Вот это я удачно зашла! – сладострастно пробормотала я и на всякий случай зажмурилась а вдруг мираж? Однако явление не исчезло, чему нельзя было не порадоваться. За дверцей обнаружился мини-бар (хотя какой там мини!), оборудованный по всем правилам: с полочками, термостатом и прочими штучками, необходимыми для хранения алкоголя.

Глазоньки мои разом разъехались в разные стороны от подобного роскошества.

– Не приведи господи дожить до светлого коммунистического будущего – я ж с голодухи опухну! – простонала я, испытывая острое чувство жалости к самой себе. В конце концов, после долгих терзаний я выбрала мартини для себя и «Хеннесси» для Лизаветы.

Когда я вернулась в комнату с огромным подносом в руках, заставленным снедью, Лизка делала вид, что все еще размышляет, а на самом деле подруга, лежа поперек кровати в соблазнительной позе, млела под томные звуки саксофона. Их издавал суперсовременный музыкальный центр, о существовании которого я даже не подозревала. При моем появлении Лизавета нехотя открыла глаза и…

– Витка… ты… это… я… Ну, просто супер! – только и смогла восхищенно выдохнуть подруга.

Следующие полчаса томный саксофон заглушали чавкающие и булькающие звуки вперемешку со сладострастными стонами. Вот уж никогда не думала, что ворованная еда (конечно, ворованная, ведь меня никто не видел на кухне!) может доставлять столько удовольствия.

Насытились мы довольно быстро. Вскоре даже телятина под мудреным соусом в рот уже никак не лезла, я уж не говорю о черной икре…

– Нехорошо! – сыто икнула Лизка. Жидкости в бутылке с этикеткой «Хеннесси» к тому моменту заметно поубавилось.

– Ага, – с ходу согласилась я: мартини тоже не остался без нашего внимания. Однако разум еще не дремал, потому я уточнила: – А что именно нехорошо, Лиз?

– Много есть нехорошо, вот что. Народ бедствует, а нам икра в глотку не лезет.

При слове «икра» к горлу подкатил комок, не я усилием воли загнала его обратно, после чего со слезой в голосе призналась:

– Лизка, а на меня сегодня покусились…

Подруга подозрительно моргнула:

– Что с тобой сделали?

– Покусились… шались… В общем, шарахнули булыжником.

– Тебя, – не то утвердительно, не то вопросительно осведомилась Лизавета.

– Не, окно. Слышь, вдребезги!

– Кто вдребезги? Ты?

– Ешь, дорогая, питай ум! – посоветовала я подруге, пододвигая к ней поближе бадейку с икрой и остатки осетрины. Лизавета какое-то время сурово хмурилась на еду, но потом разом обмякла, налила себе еще коньячку, выпила, намазала икру на кусок осетрины, закусила и честно призналась:

– Все равно не врубаюсь.

Моя сумка, в которой хранилось послание «от булыжника», валялась у кровати, но с другой стороны. Я не без труда переползла через Лизавету и с третьей попытки достала записку.

– Это они кому бошки оттяпают? – спустя непродолжительное время озадачилась хмельная Лизавета, на что я коротко ответила:

– Нам.

На сей раз пауза затянулась. Подруга снова уткнулась в мятую бумажку, перечитала ее сперва про себя, потом вслух, затем в очень красочных выражениях она помянула авторов записки со всеми их родственниками до седьмого колена, а также обрисовала точный маршрут, куда им следует отправляться со своими угрозами. Слушать ее выступление «без поллитры» было категорически невозможно, поэтому я нетвердой рукой наполнила бокал до краев…

– И что все это значит? – к Лизавете наконец вернулась способность говорить нормально.

Поскольку алкоголь уже оказал на мой организм дурное влияние, я лишь беспечно махнула рукой: