Текст книги "Застывшая тень (Большая книга забытой фантастики)"

Автор книги: Ф. Энсти

Соавторы: Морис Ренар,Камиль Фламмарион,Октав Бельяр,Хьюго Гернсбек,Виктор Таддеус,Энтони Армстронг,Генри Геринг,Джозеф Шлоссель,Шарль-Анри Ирш,Апо Пярнянен
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц)

Энтони Армстронг
ЭЛИКСИР ЖИЗНИ

Серьезный молодой человек в больших роговых очках, с дорожным мешком за плечами, свернул с шоссе и пошел проселком по направлению к деревне. Это был студент, предпринявший небольшую прогулку по лесу, чтобы спокойно, в уединении подзаняться перед экзаменом. В летние месяцы асимейские леса кишат такими серьезными юношами, решившими поработать в одиночестве. Правда, не все занимаются этим в лесах: некоторые предпочитают берег моря, другие – прилавок бара.

Юлиус питал отвращение к кабакам и потому избрал лес. В настоящее время его мучила жажда, и он оглядывался по сторонам в поисках коттеджа, где мог бы получить стакан молока и съесть сандвич из своего запаса.

Наконец, он заметил открытую калитку. Дорожка вела через заросший сад к покосившемуся каменному зданию. Студент решил, что именно здесь дадут ему стакан молока. Поэтому он подошел к двери домика и постучал.

Никто ему не ответил. Только сонный белый кот вышел из-за угла и меланхолично посмотрел на него. Он постучал еще дважды, и еще две худых кошки вылезли откуда-то и уселись у его ног. Наконец, дверь открыл дряхлый старец с длинной седой бородой. Он так же, как и посетитель, носил большие роговые очки, и оба уставились друг на друга, как два столкнувшихся автомобиля. На старике была длинная красная одежда, затканная странными черными треугольниками. В общем, вид его был довольно неожиданный для обитателя английской деревушки.

– Могу я… э… получить у вас молока? – сказал Юлиус, не вполне уверенный в нормальности старика.

– Молока? – повторил тот, точно стараясь вспомнить, когда и где слышал он это слово. – Молока? Молока, вы говорите? Ах, да, да, молока, – сказал он, наконец, поймав какую-то мысль. – Войдите, молодой человек, войдите!

Студент нерешительно вошел. В комнате было темно, а обстановка ее была чрезвычайно странной, под стать хозяину. Там теснились пробирки, колбы, большие стеклянные реторты, змеевики, изогнутые трубки, а за дверью на гвоздике висел скелет, как пальто, вышедшее из употребления. Множество чахлых кошек спали на полу, в креслах и на спине чучела крокодила. А на камине, вместо часов, стоял череп. Юлиус до того был поражен оригинальностью меблировки, что едва проглотил молоко, поданное ему рассеянным старцем сперва на блюдечке, как кошке, а потом – в треснувшей колбе.

– Вы… это… интересуетесь химией? – спросил Юлиус с превосходством молодого человека, для которого такие вещи, как диметил-мета-бензойная кислота – сущий пустяк, не то, что для прочих невежд.

– Нет, – забормотал старик. – Нет! Не химия! – Он помолчал. – Алхимия, – шепнул он на ухо посетителю. – А я – последний из древних алхимиков.

– О!.. э… гм… в самом деле?.. – поперхнулся молоком Юлиус, поняв, что действительно имеет дело с сумасшедшим. Он сделал движение к двери, но тот схватил его за руку.

– Я открыл эликсир жизни, – таинственно прокаркал алхимик. – Собственного изобретения… Вы видите всех этих кошек? Ну, так я добываю из них свой эликсир. У всех этих зверей теперь осталось только по одной жизни…

Он поклонился студенту и откуда-то из необъятных складок широкой одежды извлек маленький пузырек с розовой жидкостью.

– Каждая кошка, – шептал он, – живет девять раз, но я отнял у каждой из них по восьми существований… И все эти жизни здесь, в этом эликсире. Концентрированная эссенция жизни! Ага! Разве это не замечательно? – торжественно закончил он.

– Я… э… мне пора идти, – прохрипел Юлиус, пятясь к двери. – Сколько я вам должен за молоко?

– Может быть, вы купите пузырек с эликсиром? – соблазнял алхимик, не отставая от него.

Юлиус решил купить флакон розовой дряни, расквитавшись этим за молоко и обеспечив себе свободное отступление.

– А сколько?

– Полкроны, – твердо сказал алхимик, – за настоящий эликсир жизни. Разве это дорого?..

* * *

Через минуту Юлиус стремительно несся по заросшему саду, боязливо оглядываясь по временам. Он крепко притворил за собой калитку и в это время заметил на ней кусок картона, – не то вывеску, не то визитную карточку. На картоне было написано углем:

СУМАСШЕДШИЙ

Юлиус ускорил шаги.

Отойдя по дороге километра два, студент замедлил шаг. Он был чрезвычайно недоволен собой. Получить полколбы молока и пузырек с розовой водицей за полкроны – плохая финансовая комбинация. Он почувствовал, что это унизительно для человека, так интимно знакомого с диметил-мета-бензойной кислотой.

Отойдя под тень старого каменного забора, он сел позавтракать и побеседовать по душам с карманным Дарвином. Но, запустив руку в карман, нащупал бутылочку с «эликсиром» и подверг ее тщательному осмотру. На вид и на запах – простая подкрашенная вода. Он недовольно опустил бутылочку на траву, съел сандвичи и стал с увлечением читать о теории Ламарка и вероятном происхождении рода человеческого от больших человекообразных обезьян. Это была чертовски трудная теория, утомлявшая молодые мозги, и Юлиус был даже рад оторваться от книги, услышав шаги по дороге.

Он был очень удивлен при виде усталого обезьяноподобного итальянца-шарманщика, который плелся в пыли с мартышкой на плече. Сама судьба посылала студенту живую иллюстрацию к теории Дарвина. Юлиус с любопытством взглянул на обезьянку в синей курточке и красной шляпке на резинке. Обезьянка смотрела на него с не меньшим любопытством.

– Доброе утречко, – заговорил деловитый итальянец, заметив, что его обезьяна произвела впечатление. – Ваш любиль музика?

– Нет, – ответил Юлиус.

– Вы даваль мой обисьяна на одна пенни и мой играйт вам много-много музика…

– Нет.

– Нет? Карош. Тогда вы даваль мой обисьянка тва пенни и мой не играль музика, а? – предложил итальянец, нащупавший правильную почву для коммерческих операций. Обезьяна же, мало интересовавшаяся финансовыми вопросами, спрыгнула в траву, приблизилась к Юлиусу и, усевшись на томик Дарвина, вежливо приподняла красную шапочку.

– Вы дава-аль, а я не игра-аль, – тянул итальянец, совершенно убежденный в правильности занятой позиции.

Юлиус полез в карман, достал шестипенсовую монету и протянул ее обезьяне, которая предпочла пару сдобных пышек, оставшихся у Юлиуса; ее хозяин, при виде такой непрактичности, разразился целым потоком итальянских проклятий.

В эту минуту взгляд Юлиуса упал на пузырек с эликсиром, и сумасбродная мысль пришла ему в голову. Быстро вынув пробку, он полил розовой жидкостью одну пышку и вместе с шестипенсовиком вручил ее обезьянке.

В следующий момент мартышка уже сидела на плече хозяина, монета покоилась в кармане итальянца, а пышка – в желудке обезьяны. Юлиус же, почувствовав некоторое раскаяние в дурацком поступке, пытался усвоить новые откровения теории эволюции под рулады итальянских благодарностей. А обезьяна ковыряла в зубах, чувствуя себя совсем неплохо после пышки с эликсиром.

Итальянец стал удаляться, призывая благословения на голову Юлиуса, но, пройдя несколько шагов, заговорил с обезьяной в столь повышенном тоне, что Юлиус опять оторвался от книги.

Потом он широко раскрыл глаза и уставился на мартышку. Ему показалось, что у итальянца теперь совсем другая обезьяна. Откуда? Вздор! Значит, это та же мартышка. Но она… выросла! По-видимому, это заметил и шарманщик, который спустил обезьяну на землю и за что-то неуверенно выговаривал ей…

Юлиус с открытым ртом сидел и наблюдал. Потом он протер глаза, не поверив им. Да, сомнений не было: обезьяна выросла. Теперь она доходила до пояса итальянца, спина ее выпрямилась, кривые ножки стали стройными, сильными. С каждой секундой она все меньше и меньше походила на обезьяну, ее дурацкая одежда лопнула, и лишь глупая шапочка на резинке чудом держалась на голове…

Когда же она взяла итальянца за плечо и серьезно заглянула ему в глаза, тот больше не выдержал, бросил шарманку, оглушительно завопил и понесся по полю с великолепной скоростью, мало заботясь о кочках и ямах.

Обезьяна, вернее, бывшая обезьяна – теперь это было уродливое, но все же человеческое существо – вскоре подошла к Юлиусу, в ужасе прилипшему к каменному забору. Она была дьявольски похожа на одного приятеля Юлиуса, которого все в Баллойд-Колледже называли «Недостающее звено».

Существо остановилось и посмотрело на Юлиуса удивленными глазами. Это было чрезвычайно необычное зрелище: полуобезьяна-получеловек в английской деревушке, совершенно голый, вдобавок, если не считать дурацкой красной шапчонки на резинке. Ошеломленный Юлиус протянул ему последнюю пышку, сказав не совсем уверенно:

– Ну, дружище, получай.

Дружище получил и умял пышку в момент.

– Эк! Эк! Эк! – сказало существо, – совсем, как дядюшка Юлиуса, когда снимал вставные зубы.

– Это вы правильно заметили, – нервно ответил Юлиус, позабыв, что перед ним не дядя.

– Нек! Нек! Нек! – продолжал обезьяночеловек, усаживаясь на траву и явно высказывая желание дружить с приятным собеседником в роговых очках. Существо теперь было совсем похоже на человека, и Юлиус чувствовал себя неловко.

– Гик! Гик! Гик!.. Вук! Вук! – нежно и боязливо добавило существо. Парализованные удивлением мозги Юлиуса вновь заработали. Одно из двух: или он сошел с ума, выпив кошачьего молока у сумасшедшего алхимика, или это результат действия эликсира, оказавшегося совсем не розовой водицей! Но, в таком случае, следуя добрым традициям алхимии, он обрек обезьяну на вечную жизнь и вечную эволюцию, – вплоть до конечной стадии человека.

Он растерянно посмотрел на валявшуюся книжку. Эволюция! Концентрированный из кошачьих жизней эликсир жизни! Но вместо вечной жизни эликсир давал мгновенное феноменальное развитие жизненных сил. Словом, эволюция! В четверть часа обезьяна прожила четверть миллиона лет!..

Юлиус был так поражен своим открытием, что буквально онемел и сидел, глупо уставившись на собеседника, который шевелил губами и слегка повизгивал. Потом он еще больше обалдел: существо попыталось объясниться членораздельными звуками.

– May! May! То! – щебетало существо, высказывая определенное желание получить пузырек с эликсиром.

– Нет! – твердо сказал Юлиус и хотел подняться, чтобы уйти от страшного компаньона. Но существо, теперь совершенно схожее с человеком и физически прекрасно развитое к тому же, схватило его за ногу и усадило на место. Теперь оно имело совсем человеческую внешность – и для полного сходства недоставало лишь костюма.

– Еще… пить… бутылка… – заявило оно, протягивая Юлиусу прекрасно сформированную ладонь. Юлиус, с ужасом думая о том, что дело неизвестно куда зайдет, если существо получит еще порцию эликсира, попытался вырваться, но получил такой удар, какому позавидовал бы любой боксер. Придерживая студента мускулистой рукой, существо отпило из пузырька и немедленно беззастенчиво полезло в дорожный мешок Юлиуса, извлекая оттуда его парадный костюм. Юлиус чувствовал, что сходит с ума. Он попробовал думать об Оксфорде, о диметил-мета-бензойной кислоте, но тщетно.

Вторая доза эликсира, видимо, пошла существу на пользу.

– Теперь лучше! – заявило оно на прекрасном английском языке с легким цокающим акцентом. – Послушайте-ка, у вас очень старомодный вид, – продолжало оно, посматривая на Юлиуса.

Вот уж никогда не ожидал Юлиус, что станет объектом презрительного отношения со стороны обезьяны шарманщика! От негодования он схватился за книгу, но создание, имевшее сейчас куда более одухотворенный вид и много лучше (кроме шапочки) одетое, чем Юлиус, хладнокровно взяло у него книгу.

– А, Дарвин, – пренебрежительно процедило оно. – Это тот… один из ученых второго тысячелетия… Да, да, он так по-любительски предсказал наш прогресс…

Юлиус задрожал.

– Простите, пожалуйста, – начал он и сам удивился своей вежливости. Но при взгляде на существо он снова обомлел. Существо имело совершенно новый вид. У него были пронзительные глаза, выпуклый огромный лоб и, Юлиус не мог не признаться, настолько одухотворенные черты лица, что это было явно существо высшего порядка.

– Н-да, – говорило существо расслабленно, – Дарвин довольно неплохо проследил нашу эволюцию из обезьяньей разновидности, я подразумеваю так называемую человеческую расу, тогда еще существовавшую и вступившую на путь взаимного истребления.

– Пр… правильно, – пробормотал Юлиус, чувствуя, что у него мозги переворачиваются от этих мрачных намеков существа. Заполучив пузырек и понемногу отхлебывая от него, существо совершало свою неумолимую эволюцию. Его руки теперь блистали белизной, и все тело стало нежным, неприспособленным к труду. Словом, это был мощный интеллект, заключенный в телесную оболочку явно вырождавшегося человека.

– Физический закон о праве сильнейшего, – продолжало существо, – низвел так называемое человечество до степени подземных паразитов. И они очистили весь мир для нас…

Оно сложило концы тонких, длинных пальцев и посмотрело на Юлиуса, как профессор, объясняющий трудное место лентяям-ученикам. Юлиус пораженно смотрел на него: несомненно, это было существо будущего, – настолько отдаленного будущего, что его возраст измерялся, быть может, миллионами лет. Студент машинально вытащил свой блокнот…

– А, забытое искусство писания! – с любопытством заметило существо, с минуты на минуту становясь все более одухотворенным. А тело принимало жалкий вид. Руки стали тонкие-тонкие, пальцы длинные, худые, похожие на щупальцы или паучьи лапы.

В пузырьке оставалось совсем мало эликсира.

– Что вы такое? – промямлило существо.

Под испытующим взглядом существа Юлиус пришел в волнение. Какого черта? Этот «сверхчеловек», видимо, слаб и беспомощен. Прощай, дурацкий череп и выпуклые глаза! Юлиус вскочил и побежал.

Он пробежал несколько шагов. Что-то его остановило. Существо не двинулось с места. Оно лишь уставило на беглеца тонкий палец, и мозг Юлиуса был парализован.

Существо больше не говорило. Оно молча отдавало приказания, и Юлиус слышал их как слова…

– Дай мне твою шляпу.

– Нет, – ответил Юлиус и отдал…

В следующий момент он против воли надел обезьянью шляпку на резинке.

– Надень на меня твою шляпу.

И через секунду шляпа Юлиуса балансировала на нелепой громаде черепа.

– Не хочу! – завопил Юлиус.

Ведь существо может делать с ним что угодно! Он бессилен! Все пропало…

– Не хочу! – вопил студент и все же приподнял свою красную шапочку, но резинка щелкнула, и шапочка опять прилипла к голове.

Он с ужасом заметил, что у существа пропал нос и совершенно атрофировались ноги. Тело сморщилось и завяло, от рук остались бледные щупальцы. Рот, уже не приспособленный для речи, почти пропал.

– Щелкни еще раз, – приказало существо.

– Не хочу! – и опять щелкнула красная шапочка.

– Куш! Умри! Лапы кверху!..

– Н-ет! Не хочу-у! – жалобно вопил Юлиус, опрокидываясь на спину и болтая конечностями. Существо придвинулось к нему и слабыми, теплыми щупальцами стало прикасаться к его лицу…

Студент в ужасе открыл глаза и встретился со взглядом маленьких синих глазок. Обезьянка шарманщика сидела у него на груди и мохнатой лапкой водила по его лицу. И на ней была красная шапочка, а на нем – его шляпа. Сзади стоял шарманщик и улыбался.

– С добрым утречком, – начал итальянец свою деловую комбинацию. – Ваш любиль музика? Вы даваль мой обисьянка одна пенни и вам начиналь играль, э?

– Давно вы здесь? – прохрипел Юлиус.

– Скоро селий пьять минутков. Вы засипаль, а обисьянка кушаль. Вы даваль мне пенни? Я сицас ошибалься, играль музика перед дом сумашесний человека. Ницево не полуцал, – скорбно добавил он.

Юлиус оглянулся. Обезьяна откупорила пузырек с эликсиром и собиралась попробовать. С диким криком выхватил он пузырек и шлепнул его об камень; розовая жидкость растеклась по пыли. Ф-фу! Еще мгновение, и все началось бы снова.

Он быстро вскочил на ноги и понесся к деревне, по направлению к гостинице.

Когда он пробегал мимо итальянца, обезьянка сердито посмотрела на него.

– Не хочу-у! – взвизгнул Юлиус и в то же время приподнял шляпу, а вместо резинки щелкнул языком.

Итальянец с минуту соображал, потом взвыл и бросился в другую сторону: двое сумасшедших за полчаса – это уже слишком!..

Иосиф Монте
ТОРЖЕСТВО НАУКИ

– Луи Верне, из Парижа? – произнес Натаниэль Симсон, разглядывая поданную ему лакеем карточку. – Подождите!

Взяв с письменного стола адресную книгу, он стал, не торопясь, ее перелистывать…

– All right! Просите г-на Верне.

Последний вошел.

– Скажите, помните ли вы меня? – спросил господин Верне, пожимая протянутую ему янки руку. – У вас поистине удивительная память.

– Ничего подобного. Наоборот, посмотрите, пожалуйста, сюда!

С этими словами американец ткнул пальцем на страницу своего адрес-календаря, где было написано:

«Луи Верне из Парижа. Приглашен завтракать при проезде Чикаго».

– Вот эта книга не позволяет мне что-либо забывать.

– Даже такие мимолетные встречи, как наша с вами?.. Долго ли мы, вообще, были знакомы?..

– Только один вечер. Не более.

– Да к тому же во время веселого банкета, на котором вы распили не одну бутылку в честь «Фоксхэлля», победителя парижского «Grand-Prix».

– Ради Бога, не напоминайте об этом! Здесь я знаю лишь бутылки чернил, да деловые книги!

– А! Значит, здесь вы, так сказать, в храме труда?

– Совершенно верно.

– Что вы, собственно говоря, делаете? Или все еще фабрикуете бумажные колеса?

– Нет. С этим я давно уже покончил. «Стальная промышленность» причиняет нам слишком много хлопот, – конкуренция слишком велика. Я культивирую теперь новую специальность – жизненные продукты. Очень ходкий предмет. Единственный серьезный конкурент, имеющийся у меня, – это природа. Но я все-таки не теряю надежды обезоружить этого моего единственного врага.

– Неужели?

– Как же! У меня на то имеются доказательства. Да чего же больше?! В течение трех лет я нажил три миллиона. Первый я нажил, фабрикуя масло без молока; второй – создавая мясной экстракт без кусочка мяса и, наконец, третий я приобрел разработкой предмета, которым занят и посейчас.

– А в чем же заключается этот новый вид промышленности?..

– Я получаю яйца.

– Помимо кур?

– Угадали!

– Однако, это невероятно. Вы шутите?

– Я никогда не шучу, – в особенности, когда вопрос касается дела.

– Значит – серьезно. Вы хотите меня уверить, что вы – изготовляете яйца? Черт возьми! Любопытно было бы взглянуть на это!

– Нет ничего легче исполнения этого вашего желания. До завтрака в нашем распоряжении четверть часа. Их нам с избытком хватит на обзор целой мастерской.

С этими словами американец повел своего гостя по коридору в помещение, сплошь заставленное деревянными ящиками. В этих ящиках лежали ровными, аккуратными слоями белоснежные яйца. Промышленник открыл вторую дверь, ведшую во второй, такой же зал. Охвативший его в этом помещении холод заставил парижанина поднять воротник своего сюртука.

– Ну вот, мы и пришли! – воскликнул Симсон. – Здесь заводская мастерская. Посмотрите, вот эта большая бадья – так называемая бадья для желтков, вот та вторая бадья содержит в себе белки.

– Да, но ради Бога, скажите же мне, из чего состоят ваши желтки?

– Смесь из кукурузной муки, овсянки, гексельского экстракта и нескольких лично мной изобретенных составных частей.

– Ну, а… белок?..

– Чтобы не утруждать вас, постараюсь объяснить вам в двух словах: это химический состав, более или менее приближающийся к составным частям белка.

– Отлично… ну… а как же скорлупа?

– Прошу пожаловать сюда, здесь вы увидите, каким образом она изготовляется.

– Позвольте задать вам еще один вопрос: как помещаете вы желток и белок в скорлупу?

– А вот, при помощи этой машины. Как вы видите, в ней несколько углублений – в углублении «А» помещается желток, в «Б» – белок, в «В» – охватывающая яйцо тонкая пленка, и в «Г» – гипс, из которого в конце концов образуется скорлупа.

Входя в этот зал, вы, конечно, заметили резкую разницу температуры? Холод этот необходим, и вы сейчас увидите, почему необходим. В углублении «А» помещается желток в образе порошка; порошок этот, мало-помалу сгущаясь, превращается в пасту, принимая в то же время шарообразную форму. Из «А» желток переходит в «Б», где вокруг него образуется белок; из «Б» переселение совершается в «В», где яйцо покрывается пленкой, а отсюда уже в «Г», где завершается туалет яйца скорлупой. Таким образом, яйцо готово. После этой процедуры его направляют в сушильню, где гипс моментально твердеет, а содержимое скорлупы, наоборот, принимает натуральную, жидкую форму. Ручаюсь, что курица не снесет лучшего яйца.

– Неужели?

– Положительно. Да вот, попробуйте – люди мои сварили одно яйцо.

– Великолепно! – воскликнул Луи Верне, отведав половину предложенного ему яйца.

– Ну, вот видите, этот товар я сбываю по тринадцати долларов за тысячу штук. Теперь укажите мне курицу, которая могла бы за такую цену регулярно работать!

– Еще один вопрос. Не подвергается ли скорой порче ваше произведение?

– О, нет! Оно сохраняется бесконечно долго. Возьмем хоть для примера яйцо, которое вы только отведали: оно изготовлено в 1893 году.

Вот здесь, на заостренном конце его, отпечатано число. Ввиду того, что гипсовая скорлупа гораздо прочнее натуральной, эти яйца великолепны для экспорта. У нас, например, никогда не попадаются разбитые или поврежденные экземпляры.

– Что ж! Производство это, кажется, столь же выгодно, как и незамысловато. Скажите, вы здесь единственный фабрикант?

Симсон нахмурился.

– Нет, – мрачно пробормотал он, – у меня есть конкурент.

– И опасный конкурент?

– Крайне опасный. Он, видите ли, изобрел способ придавать своему изделию любой вкус. «Кэмпбелл и Комп.» производят куриные и чибисовые яйца. А я, все-таки, надеюсь забить его. Моя фирма должна победить «Кэмпбелл и Комп.»… а теперь смею просить вас к завтраку!

– Само собой разумеется, – заговорил после завтрака Симсон, – что в Чикаго вы приехали ради выставки. Какова она, по-вашему?

– Очень интересна. Особенно поразил меня фоно-фото-стено-типо-биограф. Это – одно из величайших изобретений нашего времени. Аппарат этот в состоянии в течение секунды, при одном только нажимании кнопки, воспроизвести и фотографический портрет человека, и звук его голоса, и факсимиле его почерка, и даже указать его национальные особенности!

– Ба, шуточка Эдисона! Через год это перестанет быть интересным. Это все пустяки… видели ли вы мои витрины для яиц?

– Нет.

– Ну, так отправимтесь же туда.

Четверть часа спустя Натаниэль Симсон и Луи Верне стояли перед элегантным стеклянным ящиком, в котором в строгой симметрии были расположены белоснежные изделия фирмы.

Над каждым отделением красовалась изящная надпись-ярлык.

Рядом с этим ящиком помещался другой, в котором красовалась масса яиц всевозможной величины, цвета и оттенков. На этом ящике значилось:

«Яйца куриные, чибисовые, гусиные, голубиные, страусовые, коршуновые, орлиные».

– Это вот витрины «Кэмпбелл и Комп.»! – сокрушенно вздохнул Симсон. – Золотую-то медаль получат, вне всякого сомнения, они!

– Смотрите, на ваши произведения падает солнечный луч. Не повредят ли им свет и жар?

– Нет. Прочность краски гарантируется мной на десять лет. Ах, но что все это! «Кэмпбелл и Комп.» все-таки получат первую награду!..

Симсон мрачно задумался.

Луи Верне безмолвно рассматривал необыкновенные продукты конкурентов. Вдруг, схватив американца за руку, он отвел его в сторону, порывисто шепча:

– Сколько дали бы вы, чтобы уничтожит «Кэмпбелл и Комп.»?

– «Кэмпбелл и Комп.»? – дрожащим шепотом переспросил Симсон. – Уничтожить «Кэмпбелл и Комп.»? Да я для этого не пожалел бы и половины моего состояния.

– Согласились бы вы рискнуть тысячей долларов?

– Ерунда! Две тысячи, десять тысяч я поставлю на карту, если нужно!

– Нет, зачем же! Тысячи будет совершенно достаточно, – сказал француз. – Согласны ли вы открыть мне кредит в этой сумме? Ручаюсь, что цель будет достигнута.

Американец пытливо взглянул на своего гостя.

– Хоть я и не понимаю, каким образом вы думаете добиться своего, но, конечно, условие ваше охотно принимаю.

– Очень рад! А теперь попрошу вас на пять минут оставить меня здесь одного. У входа на выставку мы встретимся.

Тотчас после ухода Симсона Луи Верне подозвал сторожа этого отдела выставки. Три минуты спустя он вытащил свой бумажник и вручил сторожу несколько банковых билетов.

– Остальное вы получите не позже, чем через две недели, когда все будет в порядке.

Неделю спустя Натаниэль Симсон за завтраком наскоро просматривал журнал.

Вдруг он с пронзительным криком вскочил со своего места, чуть не опрокинув при этом стол.

Вот что он прочитал в журнале:

«Торжество науки. Сегодня ночью в здании выставки произошел необычайнейший случай нашего столетия. Всем, конечно, известны интересные яичные экспонаты фирм „Кэмпбелл и Комп.“ и „Симсон“. В витрине последнего сегодня утром разыгралась сцена, поразившая посетителей выставки: одно из искусственных яиц раздалось на две половины, и из него вылез крошечный живой цыпленок!!! Образцовое дежурство и бдительность сторожей выставки исключают всякую возможность подделки и фальсификации, а потому нельзя не приветствовать господина Симсона, сумевшего довести производство искусственных яиц до высшего совершенства. Ему удалось достигнуть того, что до сего времени считалось невозможным. Не сомневаемся, что выставочная комиссия сумеет по достоинству оценить г-на Симсона, научным способом похитившего у природы одну из величайших ее тайн. Открытый и изобретенный господином Симсоном способ химическим образом производить живые организмы сделает огромный переворот во всех областях человеческого ума!!»

Журнал выпал из рук изумленного Симсона. В это самое мгновение с номером этого же журнала в руках в комнату вошел Луи Верне.

– Сторож Тим, – сказал он, – чудеснейший парень, вполне заслуживший свою тысячу долларов, хотя цыпленок, посаженный им в вашу витрину, обошелся ему всего в пару центов; надеюсь, что сдачу вы ему оставите!

– Значит, вот как это произошло, – смеясь, воскликнул Симсон, – вы дьявол, а не человек, милейший господин парижанин! Как-никак, а одна человеческая жизнь остается на вашей совести, и это – жизнь «Кэмпбелл и Комп.»!