Текст книги "Тайна заброшенной часовни"

Автор книги: Ежи Брошкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

– Попрошу разойтись, – сказал он. – Проходите, проходите, граждане, не останавливайтесь.

– Да ведь это вы остановились, а не мы, – заметила Ика.

Капрал окинул окружающий его мир печальным взглядом и озабоченно покачал головой. Не успел он появиться на своем участке, как набежала толпа зевак! Ребят этих капрал Стасюрек, правда, знал и на свой меланхолический лад любил, но его отношение к ним как к зевакам было сугубо отрицательное. А уж сегодня присутствие посторонних было особенно нежелательным.

Вздохнув над своей нелегкой участью, он повторил: – Попрошу разойтись.

Но магистр Потомок, который только теперь заметил сопровождающий их эскорт, явно обрадовался, по-видимому, сочтя присутствие пятерых любопытных детишек полезным для дела.

– Простите, но эти молодые люди нам понадобятся, – заявил он. – Их следует вызвать в качестве свидетелей. Они были в часовне, видели украденную скульптуру, знают этого неприлично толстого и не внушающего доверия типа, по моему мнению, вполне способного совершить преступление. Преступление, которое я бы, не задумываясь, назвал циничным. Я даже припоминаю, – воскликнул он, указывая на Ику, – что эта юная особа однажды назвала это человека подозрительной личностью!

– Как? – переспросил капрал Стасюрек.

– Подозрительной личностью! – с торжеством повторил магистр.

Капрал почему-то с неприязнью посмотрел на Ику.

– Что там она понимает! – пробормотал он.

– Ну, знаете… – возмущенно начала Ика, но Влодек успел ударить ее ногой по щиколотке, поэтому она только пронзительно взвизгнула и замолчала, поняв, что никак нельзя себя выдавать.

И, несмотря на боль в лодыжке, улыбнулась капралу.

– Я не сомневаюсь, что вы схватите этого циничного преступника, – проворковала она.

– А где он? – грустно спросил капрал и зашагал вперед.

Около сарая он остановился. Поставил велосипед и мопед на землю, потряс кистями рук и поправил ремешок фуражки под подбородком. Остальные застыли в напряженном молчании, ожидая, пока капрал приступит к обыску в сарае. Похоже было, он намеревался этим заняться.

Капрал между тем вопросительно посмотрел на магистра.

– Ну? – сказал он.

Магистр вытаращил глаза.

– Что ну? – недоумевающее спросил он.

– Ну, пошли на место этого… преступления, – сказал капрал. – Ведите, гражданин.

Магистр только развел руками. Ика же, растирая лодыжку, защебетала:

– Ведите, пан магистр. Пан капрал наверняка найдет вора.

– Ищи ветра в поле, – задумчиво пробормотал капрал и пошел вслед за магистром.

Ребята же еще на минуту задержались возле сарая. Поведение капрала им не понравилось. Почти все они знали Стасюрека уже три года. Он был человеком меланхолическим и немногословным, но всегда казался очень симпатичным. Пацулка, например, просто высоко ценил его общество.

В тот день, однако, – с учетом того, что Ика застукала капрала о чем-то шептавшимся с Толстым, – поведение Стасюрека ребят сильно встревожило. Больше того: вызвало пока еще неопределенные, но крайне неприятные подозрения. Неужели кто-то совратил капрала с пути истинного? Что, например, могла означать странная фраза «Ищи ветра в поле»? На что он намекал?

– К черту намеки! – сердито пробормотал Брошек, который терпеть не мог, когда пользовавшиеся его доверием люди этого доверия не оправдывали.

– Чего вы ждете, молодые люди? – нетерпеливо крикнул с порога часовни магистр Потомок.

– Идем! – скомандовала Альберт.

И они пошли. Возле сарая на две три минуты задержался одни Пацулка, выражение лица которого свидетельствовало о том, что в его уме происходит необыкновенно сложный мыслительный процесс. Никто, правда, этого не заметил.

А Пацулка вдруг хлопнул себя по лбу.

– Ох! – простонал он. А потом глубоко вздохнул: – А-а-ах! – И, чем-то обрадованный, покатился к часовне.

Между тем магистр вновь демонстрировал свое ораторское мастерство перед выглядевшим страшно утомленным капралом и время от времени дружно поддакивающими «зеваками».

– Я уже говорил вам, – гремел он, угрожающе хмуря брови, – что еще вчера… вчера вечером… скульптура стояла на постаменте. А поскольку… вы знаете, почему… мне точно известно, какую она представляет ценность, я постоянно следил за часовней. И вот вечером, часов около десяти, услыхал подозрительный шорох. Это могут подтвердить наши юные друзья, так как двое из них в это время вели возле моей палатки оживленную дискуссию…

– Чего вели? – перебил его капрал.

– Ну… – мы просто поспорили… – пробормотала Ика.

– Из-за чего, граждане, вы поспорили? – спросил капрал Стасюрек, вытаскивая блокнот.

– Ох, не помню, – смутилась Ика.

– Ага! – строго сказал капрал, что-то записал в блокнот и спросил сурово:

– Значит, граждане не помнят?

Брошек с осуждением посмотрел на Ику.

– Как не помнят? – удивился он. – Они поругались из-за шоколада. На весь Черный Камень было слышно.

– А, – буркнул капрал. – Вы сами слышали?

– Конечно, – подтвердил Брошек, и его вдруг бросило в жар. Потому что он вдруг сообразил, что дает ложные показания.

«Что я делаю? Что я делаю?» – в ужасе подумал он.

– То есть… кажется… – выдавил он блеющим от волнения голосом.

Капрал насторожился.

– Ну так как? Конечно или кажется? Конечно, кажется или кажется, что конечно?

К счастью, магистр потерял терпение.

– Послушайте, пан капрал! – закричал он. – На что вы тратите время? Дальнейший ход событий в тысячу раз важнее ссоры этих молодых людей. Что вы делаете?

Капрал Стасюрек посмотрел на магистра так, что тот мгновенно умолк. Капрал, похоже, по-настоящему рассердился.

– Что я делаю? – повысил он голос. – Я знаю, что делаю. И о чем думаю, тоже знаю.

И опять что-то записал в служебный блокнот.

А «молодые люди» между тем начали терять уверенность в себе. Один Пацулка сохранял неколебимое спокойствие человека, который – подобно капралу – знает, что делает и о чем думает. Остальных же вопросы капрала повергли в смятение. Что отвечать, если он продолжит расспросы: где были? что делали? Ведь они только и могут сказать: «ммм… эээ… не помню…». А всем известно, кто так отвечает. Те, у кого совесть не чиста.

К счастью, капрал прекратил допрос. Он опять помрачнел и – тут четыре человека вздохнули с облегчением – спрятал блокнот в служебную сумку.

Магистр понял, что пришел его черед.

– Я нисколько не сомневаюсь, пан капрал, – продолжал он, правда, чуточку сбавив тон, – разумеется, вы отлично знаете, что делаете… и вообще. И все же считаю важным следующее обстоятельство: когда я, услыхав шорох, подбежал к часовне, кто-то, прятавшийся за ней в кустах, пустился наутек. Что было дальше, вам уже известно. Впрочем, оно и видно, – смущенно добавил он, касаясь повязки на голове. – Когда я догнал беглеца, он каким-то тяжелым предметом стукнул меня по лбу. И… оставшись неузнанным… скрылся в темноте.

– Что это был за предмет? – деловито осведомился капрал.

Усы магистра сердито встопорщились.

– Откуда же мне знать! – воскликнул он. – Может быть, камень, может, молоток, может, кастет…

– А… а фонарик, например, это не мог быть? – спросил милиционер, присматриваясь к торчащему из кармана Икиной куртки фонарику.

– Мог быть и фонарик, – согласился магистр. – Только довольно большой и тяжелый. Вот как у девочки…

У Ики подогнулись коленки.

– Причем человек, нанесший удар, должен был быть очень высокого роста, – добавил магистр. – До моего лба не так-то легко дотянуться.

Капрал молчал. К счастью, он отвел взгляд от Ики и осмотрел часовню. Потом присел на корточки пред бывшим тайником для фотоловушки.

– Ого! – сказал он. – Здесь кто-то что-то прятал или что-то доставал.

Брошек вытер пот со лба. Катажина и Ика тихонько охнули. Влодек сжал кулаки и заслонил девочек своим телом. Только Пацулке замечание капрала очень понравилось.

– Ого, – одобрительно сказал он.

– Пацулка! – рявкнул Брошек. – Заткнись!

– А почему? – печально произнес капрал. – Уж и слова сказать нельзя?

Магистр же, исследовав расшатанные доски, застонал от негодования.

– Какое варварство! – воскликнул он. – Мало того, что кто-то украл скульптуру, он еще и стену попортил! Ее надо немедленно привести в порядок! Сейчас я этим займусь!

– Нет уж, – сказал капрал. – Сперва покажите, куда удрал этот… неопознанный.

И они вышли из часовни. Брошек попытался съездить Пацулке по уху за «ого», но тот ловко увернулся и нанес ответный удар. Пожалуй, он перестарался. Брошек рассвирепел, и неизвестно, чем бы дело кончилось, если б девочки не поспешили растащить противников.

– Вы что, спятили? – прошипела Ика.

– У вас что, крыша поехала? – подхватила Катажина.

– Да, – с яростью засопел Брошек. – Сегодня у меня крыша уж точно поедет!

Отрезвил их только голом капрала:

– А в крапиве кто валялся, а?

Разумеется, все пятеро пулей вылетели наружу. Влодек побледнел и стал как будто меньше ростом. Ибо капрал Стасюрек указывал на то самое место, где вчера вечером прятался, охраняя Катажину, ее верный рыцарь.

К счастью, пятничные ливни размыли следы его рифленых подошв. А капрал, удовлетворившись объяснением магистра, что, верно, это и был тот самый неопознанный преступник, пошел вслед за ним в лес.

Любопытным детишкам пока хватило вопросов капрала. По сигналу Брошека вся группа остановилась на полпути между часовней и сараем и шепотом провела молниеносное совещание. На нем было решено: во-первых, держаться подальше от проявляющего излишнее любопытство капрала; во-вторых, тем не менее, пока можно, за ним следить; в-третьих, позаботиться о том, чтобы магистр не забыл привести в порядок стену в часовне, поскольку лучшего случая навести его на след спрятанной картины может и не представиться.

В связи с вышеизложенным Катажина и Влодек отправились за инструментами, которые могли бы понадобиться магистру, Ика с Брошеком последовали за капралом и магистром, а Пацулка же дал понять, что кто-то должен присматривать за сараем и часовней и сейчас как раз подошла его очередь дежурить. Оставшись в одиночестве, он присел на завалинку, закрыл глаза и погрузился в размышления, хотя со стороны могло показаться, что толстый мальчик просто задремал после сытного обеда.

Прошло несколько долгих спокойных минут. Опять начал моросить ленивый и нудный дождик, однако, благодаря приобретенному за последнюю неделю опыту, на него никто не обращал внимания. И все же, открыв глаза, Пацулка сердито засопел. Из-за противоположного холма выползала очередная свинцово-серая туча – тяжелая, пузатая, начиненная четвертым пятничным ливнем.

Тучу эту заметил и капрал Стасюрек. Не прошло и трех минут, как они с магистром появились на опушке. За их спинами в некотором отдалении маячили фигуры Брошека и Ики. Катажина и Влодек в это время поставили на веранду ящик с инструментами магистра Потомка.

Внезапно Пацулка насторожился: кто-то шел лесом, направляясь к сараю. Человек этот ни от кого не скрывался: он что-то насвистывал, и ветки, ломаясь, громко трещали у него под ногами.

Пацулка узнал и свист, и шаги. И мысленно улыбнулся.

Шаги стихли. Потом послышалось шуршание, шелест и почти бесшумный, но тяжелый прыжок, от которого задрожали стены сарая.

Капрал Стасюрек между тем явно потерял охоту продолжать расследование под проливным дождем. Видно было, что он мечтает поскорее отправиться в обратный путь. Однако магистр не оставлял попыток еще в чем-то его убедить. Схватив капрала за локоть, он горячо говорил ему:

– А я, пан капрал, настаиваю на необходимости осмотреть сарай. Формально это вовсе даже не будет обыском. Вы же имеете право, например, проверить, соблюдены ли там правила пожарной безопасности или что-нибудь в этом роде.

– В каком таком роде? – рассердился капрал. – Правила есть правила. Никаких «в этом роде»! И вообще, к чему вы меня склоняете? К нарушению закона?

Но на магистра не произвели впечатления разумные доводы капрала.

– Хорошо! – крикнул он. – Вас не волнует, что может пропасть необычайно ценное произведение искусства, которое, судя по всему, украл этот подонок! Вас не волнует, что будет нанесен огромный ущерб национальному достоянию! Нашему искусству! Нашим финансам! Хорошо, не занимайтесь этим! Я сам… – все больше распаляясь, кричал он, – я сам все сделаю! Даже если вы потом бросите меня в каземат, в темницу, я обыщу сарай! Ну, что вы на это скажете?

Капрал с грустью посмотрел на небо.

– Я скажу, что сейчас опять польет, – задумчиво произнес он.

А потом (совершенно неожиданно для всех) улыбнулся. И пожал плечами.

– Где же я для вас, гражданин, найду темницу? Хотя, – строго добавил он, – посадить в случае чего могу.

Но в магистре взыграл рыцарский дух Дон Кихота. Теперь уже никакие запреты, никакие угрозы не могли его остановить.

– Сажайте! – крикнул он.

И, подбежав к сараю, с такой силой ударил в дверь кулаком, что она застонала. И тут опять произошло нечто, чего ни один из свидетелей этой сцены (за исключением Пацулки) никак не ожидал. Дверь сарая распахнулась, и на пороге появился… Толстый. Уставившись, на ошеломленного магистра, он угрожающе шмыгнул носом.

– В чем дело? – спросил он. – Чего надо?

– Я… я… – заикаясь, пробормотал магистр.

– Вижу, что это вы. А если еще раз увижу, пеняйте на себя! – пригрозил Толстый.

Потом повернулся к смущенному – без видимых оснований – капралу Стасюреку.

– В чем дело, начальник? – взревел Толстый. – По какому праву какие-то психи вламываются в чужие дома и подозревают невинных людей в каких-то произведениях искусства? А?

– Ого! – прошептал Пацулка.

Толстый осекся и дико посмотрел на Пацулку, а тот нахально подмигнул ему левым глазом. Тогда Толстый вдруг закашлялся. Он кашлял так сильно, что из глаз у него ручьем полились слезы. Выглядело это очень смешно, и капрал явно почувствовал себя увереннее.

– Вам что, гражданин, демократия не нравится? – печально спросил он. Потом, внезапно оживившись, строго добавил:

– И не шумите, не пугайте детей. Будут потом заикаться и писать в штаны.

Толстый перестал кашлять.

– Вы, может, думаете, что у меня нет детей? – гораздо вежливее спросил он. – Есть у меня дети, и я прекрасно знаю, что нельзя их пугать. Но почему этот магистрат Потомок…

– Магистр! – рявкнул магистр.

– Ладно, магистр, – поморщился Толстый. – Почему он клеветает на безвинного человека?

– Клевещет, – вздохнул магистр.

– За мной никакой вины нету, – продолжал Толстый. – И подозревать себя я никому не позволю. А вы, начальник, если пожелаете… с ордером или без ордера… можете осмотреть мою хату. Сами увидите…

Тут следует упомянуть, что в эту минуту начался четвертый пятничный ливень. Дождик, который практически не чувствовался, в мгновение ока превратился в весьма ощутимый – холодный, сильный и противный – дождь. Тем не менее никто не обратил на него внимания. Катажина и Влодек успели присоединиться к Ике и Брошеку, и вся четверка, затаив дыхание, молча ждала дальнейшего развития событий. А магистр Потомок, услыхав предложение Толстого, превратился в изваяние – очень мокрую статую Дон Кихота.

Только Пацулка и капрал Стасюрек не растерялись. Пацулка с удовлетворением чихнул, вытер нос и поудобнее уселся на завалинке. А капрал Стасюрек подошел к Толстому.

– Ну, если вы настаиваете… – сказал они и исчез в сарае.

Магистр, еще не совсем оправившийся от изумления, направился было вслед за капралом, но Толстый преградил ему путь.

– Стоп! – сказал он. – Начальник сам управится. Начальник имеет право, а кроме него – никто. Я к себе больше никого пусть не желаю, – заявил он и скрестил на груди руки.

Дождь тем временем так разошелся, что капли, отскакивая от лысой макушки магистра Потомка, вздувались аккуратными пузырьками, за которыми Пацулка наблюдал с живым интересом исследователя.

Ливень, естественно, заглушал все звуки внутри сарая. Судя по неторопливому движению луча света от фонарика, капрал обыскивал сарай очень тщательно.

– Найдет? – шепнула Ика Брошеку.

– Тихо! – прошептал в ответ Брошек.

– Должен найти, – беззвучно заявил Влодек.

– Ой ли? – усомнилась Альберт.

А Пацулка улыбался. Правда – что необходимо подчеркнуть, – мысленно.

Наконец капрал Стасюрек появился на пороге сарая. Привычным движением поправил ремешок под подбородком и уверенно заявил магистру:

– Никаких искусств там нет. – Но потом, видно, пожалев старого человека, который при этих словах вдруг еще больше постарел, добавил уже гораздо мягче: – Попрошу вас в понедельник зайти в отделение. И не волнуйтесь, гражданин.

Сказав так, капрал взял велосипед под мышку, козырнул всей компании и загадочно произнес:

– Получится так получится.

Эта фраза решительно никакого смысла не имела. Капрал снова козырнул, кажется, на этот раз только Толстому, и, широко шагая, направился к мосту.

– Мое почтение, мое почтение, – кланялся капралу в спину Толстый.

Потом, задрав голову, посмотрел магистру в глаза.

– Ну что? – спросил он с издевкой. – Прокол? А?

Магистр низко опустил голову.

– Простите, – голосом совершенно раздавленного человека произнес он, – но эта скульптура очень много для меня значила. Простите.

Толстый пожал плечами, но ничего больше не сказал. И дверь за собой закрыл очень осторожно – отчаяние магистра тронуло даже его.

А магистр решил скрыть свое горе от чужих глаз. И, согнувшись в три погибели, стал протискиваться в палатку, что при его росте было делом нелегким.

Но тут проявил инициативу Пацулка. Дернув магистра за полу плаща, он протянул руку в направлении часовни.

Магистр не понял.

– В чем дело, дитя мое? – спросил он, вытирая мокрое (возможно, не только от дождя) лицо.

Но Пацулкина физиономия выражала явное нежелание что-либо объяснять. Он и так слишком много говорил в тот день. К счастью, в отличие от магистра, остальные его поняли.

– Ах, пан магистр! – воскликнула Ика. – Вы же собирались починить стену в часовне!

– Мы уже инструменты приготовили… – сказала Катажина.

– Давай быстрее, – шепнул Влодеку Брошек. – Только это может вернуть ему душевное равновесие.

– Sure, – пробормотал Влодек. И крикнул магистру: – Бегу за ящиком!

Магистр колебался. У него было очень тяжело на душе и не хотелось жить на свете. Но девочки просто-напросто взяли его в плен. Вцепившись одна в правый, другая в левый рукав, они потащили магистра к часовне. И он сдался. Он даже подумал, что, пожалуй, лучше заняться делом, чем в одиночестве предаваться отчаянию.

– Не удивляйтесь моему странному поведению, друзья, – сказал он, когда они вошли в часовню, и ребята принялись раскладывать на полу инструменты. (В ящике с инструментами – поскольку он принадлежал великому Альберту – можно было найти практически все, от примитивного молотка до инженерного циркуля и логарифмической линейки.) – Не удивляйтесь, – продолжал магистр, – дело в том, что украденная скульптура… ммм… принадлежала мне…

Все, конечно, принялись всячески выказывать удивление, издавать недоуменные восклицания и засыпали магистра вопросами. Один Пацулка, сберегая силы, сохранял невозмутимое спокойствие и дожевывал остатки бобов.

– Да, да, – пустился в объяснения магистр. – Вы удивлены, хотя на самом деле ничего удивительного тут нет. Я уже упоминал о циничных преступниках, которые охотятся за ценными произведениями искусства и грабят старые костелы, кладбища и часовни. Так вот: из газет я узнал, что в Черном Камне сделано интересное открытие, и приехал сюда охранять часовню, не надеясь на расторопность официальных лиц. Увы! – печально вздохнул он. – Злоумышленники меня опередили. Часовня была обворована до моего приезда.

– Как это? – удивились ребята. На этот раз искренне.

– А вот как, – с грустью сказал магистр. – Прибыв на место, я не обнаружил никаких бесценных творений – в часовне были всего лишь две ничего не стоящие фигурки неизвестного происхождения. Видимо, преступники подбросили их, чтобы замести следы.

Из угла, где сидел Пацулка, донеслось сердитое фырканье.

– Ты что-то сказал, дорогой? – со сладкой улыбочкой осведомилась Ика.

Пацулка ответил что-то невразумительное, но явно не слишком вежливое, однако магистр не обратил внимания на этот незначительный эпизод.

– И тогда я вспомнил, – продолжал он, – что преступники обычно возвращаются на место преступления – проверить, не упустили ли они чего. Так, по крайней мере, утверждают авторы детективных романов. И я решил убрать эти фигурки…

– Те самые, ничего не стоящие? – невинно спросила Ика, покосившись на Пацулку.

Магистр тоже поглядел в ту сторону и изумился.

– Что с этим ребенком? – спросил он.

А дело было в том, что Пацулка в ответ на Икину реплику высунул язык до самого подбородка; взгляд магистра застал его врасплох, и он не успел спрятать язык обратно. И застыл, глупо хлопая глазами.

– Пустяки, не обращайте внимания. Этот ребенок – страшный болтун, и у него часто устает язык. А это такая специальная гимнастика, – любезно объяснила Ика.

Разъяренный Пацулка спрятал язык и со стуком сдвинул челюсти.

– Странно, – пробормотал магистр. И, подбирая нужные инструменты, закончил свой рассказ: – Итак, я снял фигурки с постаментов и взамен поставил самую ценную скульптуру из своей коллекции – я еще во время первой мировой войны спас ее от пожара и с тех пор практически никогда с нею не расставался. Вместе с остальной коллекцией я ее завещал краковскому Национальному музею. Вам следует знать, что она принадлежит к числу уникальнейших музейных экспонатов Европы. Она вышла из мастерской самого Вита Ствоша и в пересчете на деньги стоит как минимум сто тысяч злотых.

Тут всеобщее изумление достигло наивысшей точки, и, вероятно, поэтому никто не произнес ни слова. Кроме Пацулки – он был так потрясен, что заговорил.

– Рискованно! – сказал Пацулка.

– Да, – согласился магистр, и голос у него опять подозрительно задрожал. – Риск был и вправду велик. И не в деньгах тут дело… Но я не сомневался, что смогу уберечь свое сокровище. Я приготовил для преступников западню…

– Выслеживаете преступников? Может, вы сыщик? – почти весело спросила Ика.

– Нет, нет! Ничего подобного, – вздохнул магистр. – Я всего лишь ученый и собиратель произведений народного искусства. Но в нашем районе месяц назад был ограблен музей религиозной скульптуры. А я – куратор этого музея. И тогда я себе поклялся, что отыщу грабителей. Потому и приехал сюда, приготовил ловушку и…

У магистра опять оборвался голос. Он только махнул рукой и уже хотел было приняться за работу, как вдруг в голове у него мелькнула какая-то смутная догадка.

– Погодите! – сказал он. – Погодите! Ведь тогда… именно тогда, когда был ограблен наш музей, я видел неподалеку человека, который мне недавно встретился. Совсем недавно… уже здесь… в Черном Камне!

– Уж не Толстый ли это случайно? – тихо спросила Альберт.

Магистр так и подскочил.

– Да! – крикнул он. – Он самый! Кажется, он! Только выглядел он не так… ну конечно, совсем по-другому… И тем не менее это был он! Что делать? – спросил магистр у самого себя. – Что делать? Что теперь делать? – обратился он к ребятам.

Четыре головы на мгновение сблизились. Магистр этого не заметил, но Ика, Брошек, Альберт и Влодек успели молниеносно обменяться несколькими фразами. Затем Брошек шепотом спросил о чем-то Пацулку. А Пацулка (почему-то иронически усмехнувшись) кивнул. Иначе говоря, согласился с планом друзей.

Ика подошла к магистру и взяла его под руку.

– Пан магистр, – твердо сказала она. – Только без паники. Толстый еще не удрал и, похоже, не собирается удирать. Капрал Стасюрек проверил у него документы и, стало быть, знает его фамилию и адрес. Беда в том, что мы не уверены в самом капрале Стасюреке.

– Что?! – Магистр был поражен. – Как это может быть?

– Все может быть, – сурово изрекла Альберт.

– Ну, – подтвердил Пацулка.

– Из этого следует, – сказал Брошек, – что первым делом надо все хорошенько обдумать. И только потом сообщать местным властям.

– Мне, например, кажется, – сказала Ика, – что я сегодня видела, как капрал Стасюрек в Соколице разговаривал с Толстым.

– Не может быть, – прошептал магистр.

– Все может быть, – безжалостно напомнила Альберт.

– Нет! – горячо возразил магистр Потомок. – Чтобы представитель закона… Не могу поверить!

– Мне тоже, честно говоря, не хочется верить, – сказала Ика, – что представитель закона вступил в сговор с преступником. Или позволил себя подкупить. Но в детективных романах такое сплошь и рядом случается… Именно поэтому необходимо установить, не столкнулись ли мы с подобным случаем. Тем более, что, как мы решили, все может быть.

Магистр был совершенно ошарашен; в его мозгу вспыхивали страшные подозрения, а душу раздирали противоречивые чувства, и он сам не заметил, как полностью доверился «своим юным друзьям».

– Как же быть? – растерянно повторял он. – Как же теперь быть?

Брошек снисходительно улыбнулся.

– Во-первых, пан магистр, – сказал он, – вы еще кое-что собирались сделать.

– Всякую работу надо доводить до конца, – наставительно сказала Альберт.

– It’s very important. Isn’t it?[11]11
  Это очень важно. Не так ли? (англ.)


[Закрыть] – добавил Влодек.

– Верно, верно, – без особого энтузиазма согласился магистр.

Но, видно, в нем все-таки затеплилась надежда на благополучный исход. Он оживился, глаза засверкали, уныло сгорбленная спина распрямилась.

– Итак, мои юные друзья, за дело! – почти весело сказал он и принялся за работу.

«Юные друзья», чтобы не мешать магистру, отступили к двери. И, конечно, замолчали. Будто языки проглотили.

В часовне воцарилась тишина, пронизанная нетерпеливым ожиданием.

Магистр работал быстро, ловко и аккуратно. Он напоминал чувствительного зубного врача, который, причиняя боль пациенту, страдает ничуть не меньше. С досками обращался очень деликатно, гвозди забивал легкими ударами.

Так проходила минута за минутой, но… ничего не случалось. Магистр действовал так осторожно, что ни одна доска не скрипнула, не затрещала, не сдвинулась с места, – а ведь именно этого вся пятерка ждала, затаив дыхание.

На восьмой минуте томительного ожидания Альберт уже было сделала шаг вперед, чтобы просто ткнуть в спрятанную картину пальцем и «наивно» спросить, что там отстает от стены, как вдруг…

Магистр вколачивал уже предпоследний гвоздь, когда у него под руками что-то заскрипело и затрещало.

– Это еще что такое?! – насторожившись, воскликнул он и постучал по стене. – Минуточку… – Он буркнул себе под нос: – Странно… Что бы это могло быть? – И стал обстукивать черную, все больше отстающую от стены доску. – Кажется…

Магистр вынул из стены черный прямоугольник. Перевернул его, посмотрел на другую сторону…

– Люди! – завопил он. – Люди! Что это?!

Прислонив картину к постаменту, он торопливо отступил на два шага, и… ноги у него подкосились, лицо побледнело, на лбу выступили капли пота, а глаза подернулись мутной пеленой.

– Сердце… – простонал он. – Воды!

Однако прежде чем ребята успели подбежать к магистру, к нему вернулась вся его несокрушимая сила. Стремительно повернувшись, он сгреб всех пятерых в охапку и прижал к груди. Затем закружился в коротком танце, напоминающем краковяк в исполнении журавля. И только остановившись, заговорил. Причем как!

– Милые вы мои! – горячо восклицал он. – Дорогие! Голубчики! Да понимаете ли вы, что, сами того не ведая (тут «голубчики» многозначительно переглянулись), сами того не ведая, натолкнули меня на след… потрясающий след! Знаете, что перед вами?! Это, правда, не такой шедевр, как моя Бедная Пропавшая… и тем не менее… Поразительная находка! Великое открытие. Истинная сенсация! Это подлинный прикарпатский примитив… очень старый. Пожалуй… пожалуй, самый старый из известных! Понимаете? Вы понимаете?! Возможно, – захлебывался он, – возможно, это начало шестнадцатого века. Или даже, – он понизил голос, – середина пятнадцатого…

И умолк, погрузившись в задумчивое созерцание. Но через минуту его снова залихорадило.

– Не будем терять время, друзья! – крикнул он. – Мне необходимо съездить в районный центр. Заодно наведу справки о капрале… но главное – я должен сообщить кому следует об этом необычайном, неслыханном…

– Мы остаемся здесь. Будем караулить, – перебила его Альберт.

– Да, да! – кричал магистр. – Конечно! Вы должны остаться и не спускать с нее глаз! Пока никого близко не подпускайте! Никого! А когда я вернусь…

– Установим новую ловушку? – заговорщически улыбнулся Брошек.

– Возможно, – засмеялся магистр. – Весьма возможно…

Затем он нагнулся к ребятам и понизил голос до шепота:

– Пожалуй, это и вправду неплохая идея. Коли уж мы здесь… да, надо устроить западню! На этот раз никому не удастся нас провести, клянусь! Ни за что!

Наконец, в последний раз наказав своим юным друзьям соблюдать осторожность и держаться начеку, магистр оседлал мопед и вихрем помчался по дороге.

А в часовне поднялась веселая суматоха. Все разом заговорили, захихикали, стали хлопать друг друга по спине; в общем веселье принял участие даже Пацулка. Одна Катажина, казалось, немного опечалилась, и Влодек первым это заметил.

Заметил и все понял.

– Минуточку, – сказал он. – Мне это совсем не нравится. Что же получается? Сейчас Потомок объявит, что совершил великое открытие. Хотя на самом деле честь этого открытия принадлежит нашей Касе. Верно я говорю?

Все разом умолкли, а Пацулка покачал головой.

Катажина вполне удовлетворилась тем, что именно Влодек вспомнил о ее заслугах, однако дух Альберта заставил ее выступить в защиту магистра.

– Спасибо, Влодечек, не волнуйся за меня, – сказала она. – Во-первых, это не моя специальность. А во-вторых, очень уж старик расстраивался и надо было его хоть немного утешить. Нельзя лишать старых людей прекрасных иллюзий… – И задумчиво добавила: – Если они у них еще есть.

Тогда Ика, не сказав ни слова, поцеловала Катажину в щеку, а Влодек с уважением склонил голову, отчего глаза у Катажины вспыхнули, как две очень яркие звездочки.

Магистр Потомок выехал из Черного Камня в семнадцать ноль-две. Его возвращения пришлось ждать целых три часа пятьдесят минут. Из них полтора часа заняла дискуссия на тему: следует ли посвящать магистра во все тайны? И, хотя уже по истечении первых пятнадцати минут все согласились, что магистр для этого чересчур наивен, на выработку единогласного решения ушло еще семьдесят пять минут.

В конце концов пятерка постановила, что самое разумное – продолжать играть роль любопытных детишек, которые хотят все знать, но при этом ничего не понимают.

После того как эта концепция была принята, оставалось только ждать магистра Потомка. И тут Влодеку пришла в голову блестящая идея.

– Послушайте, – сказал он, – что придумал a great man[12]12
  Великий человек (англ.)


[Закрыть] мистер Влодек. Во-первых: необходимо установить около часовни ночные дежурства. Причем дежурные должны находиться в палатке магистра. Ему же мы дадим спальный мешок, и он будет в нем бодрствовать прямо за часовней. И чтоб никто – ни ястреб, ни полевые мыши – не знал, что в палатке спит не магистр, а возле часовни вообще кто-то есть. Ставлю сто злотых против одного дырявого носка, что таким образом мы кое-кого поймаем… если это вообще потребуется.