Текст книги "Тайна заброшенной часовни"

Автор книги: Ежи Брошкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Обед закончился в половине третьего. Затем целых двадцать минут ушло на мытье посуды; Влодек, потеряв терпение, раскокал стакан и отбил кусок тарелки.

В три часа на дежурство заступил Брошек. В три двадцать около дома появился тощий великан, а четыре минуты спустя возле сарая разгорелся скандал.

Вначале ничто не предвещало бури.

Толстый сидел на пороге сарая, переваривал рыжики и тупо смотрел в пространство.

На веранде Пацулка, Влодек, Катажина и Ика играли в «кинга», а Брошек читал книжку – для вида, конечно. Он поглядывал то на Пацулку, то на Толстого, и в душе его росла тревога. Брошека волновал вопрос, кто кого перехитрил: они Толстого или Толстый их? Попался он на приманку в виде горбушки хлеба – или Пацулка клюнул на жареные рыжики? Удастся ли Пацулке вкрасться в доверие к Толстому – или Толстый охмурит Пацулку?

Пока Брошек размышлял над этой проблемой, поблизости раздался топот тяжелых туристских башмаков. По дорожке со стороны реки приближался мрачный худой великан. На этот раз он сам волок на себе свой огромный узел, вышагивая с грацией верблюда и сопя и пыхтя, как целая колонна перегруженных мопедов.

Возле веранды великан остановился.

– Привет, привет! – сказал он. – Что слышно?

Ика, которая, как известно, должна была вкрасться в доверие к великану, немедленно приступила к делу. А именно: улыбнулась глуповатой (пусть не думает, что она чересчур сообразительная), однако чарующей улыбкой.

– Ах, это вы, – сказала она. – Дождь не перестает моросить, к обеду был жареный цыпленок, а теперь мы играем в «кинга».

– Мне известны более увлекательные занятия, чем игра в карты, – проворчал Тощий. Потом покосился на сарай и засопел еще громче. – Хотя кое-кто предпочитает занятия еще более бессмысленные.

И зашагал к сараю. Вся пятерка следила за ним с веранды, не сомневаясь, что сейчас произойдет что-то интересное.

– Эй, вы, прекратите пялиться! – прошипел Брошек.

– Это еще почему? – возмутилась Ика. – Дети – народ любопытный.

Тощий тем временем подошел к сараю, положил на землю мокрый узел и вежливо поклонился.

– Добрый день.

Толстый пробурчал что-то невразумительное.

– У меня к вам нижайшая просьба, – продолжал старик столь же вежливо, хотя в голосе его зазвучали раздраженные нотки.

– Не согласитесь ли вы уступить мне половину сарая? Расходы, разумеется, пополам. Вы бы сделали мне большое… огромное одолжение. С владельцем сарая я уже договорился.

Толстый замотал головой.

Тощий склонился над ним, как большая злобная птица.

– Вы против? – спросил он. – А почему, позвольте узнать?

– Внимание! – шепнул Брошек. – Влодек, быстро сфотографируй обоих. Только незаметно. Я остаюсь на веранде, а остальные… дети бегут поглядеть на скандал.

– Да, неплохо бы подлить масла в огонь, – сказала Ика.

– Правильно, – согласилась Альберт.

– Простите, – повысил голос Тощий. – Я, кажется, к вам обращаюсь. Хотелось бы получить ответ.

Ика, Катажина и Пацулка между тем направились к сараю, то ускоряя, то замедляя шаг, с видом праздных зевак, которых подгоняет любопытство, но сдерживает опасение самим получить на орехи.

А Влодек, присев в столовой на подоконник, навел на сарай телеобъектив своего фотоаппарата.

– Вы вообще-то меня слышите? – крикнул Тощий.

– Да. А что? – равнодушно спросил Толстый.

Тощий в отчаянии дернул себя за бороду. Однако он все еще старался говорить вежливо.

– Простите, – сказал он. – Я забыл представиться. Магистр Алджернон Потомок.

– Хе-хе! – захрипел Толстый. – Чей же вы, интересно, потомок?

– Ну знаете! – крикнул магистр.

– Я-то ведь тоже… – загоготал Толстый, – потомок.

– Какая наглость, – начала подливать масло в огонь Ика.

– Да! – загудел Тощий. – Это самая настоящая наглость. К вам вежливо обращаются с просьбой, а вы отвечаете хамскими шуточками.

Толстый поднял глаза. Взгляд их был грозен.

– Ну-ну, – сказал он. – Только без крику.

– Думаете, я вас боюсь?

– Пока нет, – сказал Толстый, и в этом «пока» прозвучала опасная нотка.

Однако Тощий, видно, был не робкого десятка, поскольку в ответ лишь иронически рассмеялся.

«Прямо как на сцене, – подумал Брошек. – Чистый театр…»

– Чего это он вас запугивает?! – удивленно воскликнула Ика.

– Вы меня не запугивайте, – загремел Тощий, – никому вы здесь не страшны! Ясно?

– Неясно, – сказал Толстый. – И вообще, – добавил он грозно, – прекратите орать. Сарай я снял для себя. И никого туда впускать не желаю. Имею я право? Имею!

– Ну, – подтвердил Пацулка.

– Любезный господин, ничего не скажешь! – возмутилась Ика.

Тощий язвительно рассмеялся.

– А я на любезный прием и не рассчитывал, – заявил он. – И потому заранее подготовил запасной вариант. Сарай вы сняли, не спорю. Но один только сарай, и ничего больше. Я же, заручившись согласием владельцев сарая и луга, намерен поставить около сарая палатку. Ну, что вы теперь скажете?

Толстый явно оторопел.

– Хи-хи-хи, – захихикала Ика.

– Браво! – воскликнула Катажина.

– Э, – заступился за Толстого Пацулка.

– А, делай что хочешь! – заревел Толстый и ретировался в сарай, провожаемый язвительным, похожим на уханье филина смехом магистра.

Сам магистр – длинный и тощий, в развевающемся плаще поверх серого, толстого, как кольчуга, свитера и высоких резиновых сапогах – поразительно кого-то напоминал.

«Да ведь он же вылитый Дон Кихот, – осенило Брошека. – Ему только коня и копья не хватает, а так – живой странствующий рыцарь. Точно сошел с картинки в книге!»

И в следующую секунду там и подпрыгнул на месте: «А Толстый похож на Санчо Пансу, оруженосца и верного спутника Дон Кихота!»

– А если они сообщники? – с ужасом шепнул он себе.

Однако похоже было, что это не так. Толстый не высовывался из сарая, а магистр Потомок, двойник Дон Кихота Ламанчского, принялся расставлять у стены сарая палатку.

Катажина и Пацулка – поскольку больше ничего интересного ждать не приходилось, – вернулись на веранду. Поджидавший их Влодек сообщил, что по два раза снял каждого из подозреваемых крупным планом, а также сделал три общих снимка. Ика тем временем, без умолку тараторя о том, что в Польше теперь людей с хорошими манерами днем с огнем не сыскать, помогала Тощему ставить палатку. Но вскоре и она вынуждена была вернуться в дом, поскольку магистр скрылся в палатке.

Компания на веранде снова уселась играть в карты.

– Запиши, Брошек, – шепнула Ика. – Алджернон Потомок, магистр истории искусств, любитель-этнограф, живет в Кречковице. Хобби: народное искусство южной Польши. Утверждает, что пишет об этом книгу, что, несмотря на солидный возраст, наверстывает упущенное из-за войны время и готовится к защите диссертации. Кроме того, – добавила она еще более таинственным шепотом, – он коллекционер.

– Вот это да! – пробормотал Брошек.

Подробно все записав, он решил поделиться своими подозрениями с друзьями. Отложив книгу, Брошек подсел к картежникам – вроде как болельщик.

– Продолжайте играть, – тихо приказал он, – и не оглядывайтесь.

– В чем дело? – спросил Влодек.

– Что вы скажете, если эти двое на самом деле – сообщники? – спросил Брошек.

– Не может быть! – воскликнула Ика.

Остальные молча переглянулись.

– Тихо! Продолжайте играть! – прошипел Брошек.

– Говоришь, не может быть? – холодно спросила Альберт, выкладывая на стол короля и даму червей. – А, собственно, почему?

Где-то далеко, за Великими Горами, прокатился первый бесконечно долгий гром.

– Вообще-то все может быть, – согласилась Ика. – И что же ты предлагаешь?

Однако серьезному обсуждению неожиданно выдвинутой Брошеком гипотезы не суждено было состояться.

– О! – воскликнул Пацулка. И вытянул руку.

Все посмотрели, куда он показывал. По дороге со стороны Вятрува катился знакомый серый автомобиль. Катился бесшумно и очень медленно. Двое пассажиров уныло шагали рядом. Водитель сидел за рулем. Видно было, что он зол, как тысяча чертей. Его можно было понять: шикарную машину волокла тощая лошаденка, которую, хохоча во все горло, вел под уздцы здоровенный мужик.

– Ну и ну! – прыснул Влодек. – Чудо природы! «Мерседес» с двигателем в одну лошадиную силу!

Кортеж проследовал по мосту и остановился у одного из домиков на противоположном берегу реки. После недолгих переговоров с хозяевами машину завели во двор, клячу выпрягли, и возница, оседлав ее и затянув малоприличную песню, затрусил обратно в Вятрув.

На веранде царила гробовая тишина.

– В Черном Камне обосновались новые любопытные персонажи, – первым нарушил молчание Брошек.

– Ты что, спятил? – фыркнул Влодек. – Да это же чистая случайность.

– Не спорю, – согласился Брошек. – Случайность. Непредвиденная авария. Но мы обязаны подозревать всех.

– Даже красотку? – ехидно спросила Ика.

– Даже красотку, – сурово ответил Брошек.

Потом он отдал надлежащие распоряжения.

– Детям, – сказал он, – дозволено быть любопытными и нахальными. Поэтому девочки с Пацулкой сейчас смотаются на тот берег и разберутся в ситуации. Влодек остается в резерве. После ужина подведем итоги и разработаем дальнейший план действий.

Вечером были подведены итоги. Число обитателей Черного Камня увеличилось на целых шесть человек. Это были: а) загадочный Толстый; б) магистр Алджернон Потомок; в) пан Адольф, молодой и красивый водитель «мерседеса» (пан Адольф был не владельцем роскошного автомобиля, а всего лишь приятелем владельца), представившийся как инженер …енский; г) пузатый и смешливый владелец машины, а также овощеводческого хозяйства под Варшавой, который заявил, что не садится за руль из принципиальных соображений, поскольку не желает отказывать себе в удовольствии в пути баловаться пивком, и которого звали пан Ендрусь, а фамилия его была Краличек; д) невеста инженера панна Эвита Шпрот, красотка с лицом торжествующего ангела; и, наконец, е) молодая жена пана Краличека Зося, дамочка ехидная, но весьма симпатичная – по утверждению Пацулки, которого она угостила мятными леденцами.

Начавшееся довольно поздно совещание, недолгое и бурное, практически не дало никаких результатов. Просто большинством голосов было решено: за обитателями сарая и палатки следить в оба, а за «новенькими» присматривать – исключительно ради порядка.

Относительно того, сообщники ли Толстый и Тощий, к согласию прийти не удалось.

Перед сном все вышли поглядеть на надвигающуюся со стороны Великих Гор грозу.

Даже отец, удостоверившись, что Пацулка непричастен к грому и молниям, на минутку вышел из дома. Мама делала вид, что ни капельки не боится, но ей никого не удалось провести.

Первые ураганные порывы ветра загнали всех в дом. Тут же, конечно, погас свет.

О ночном дежурстве следовало забыть. Невозможно было обмануть бдительность матери, которая в грозу не позволяла никому носа высунуть за плотно закрытые окна и двери.

– Что же теперь будет? – волновались ребята.

– Ветер может испортить систему «Д»! – обеспокоенно восклицала Катажина.

– Что делать? – вопрошала Ика. – Скажи, Брошек!

Брошек беспомощно развел руками.

Один Пацулка был настроен решительно. Тряхнув головой, он сказал:

– Спать.

Однако это оказалось легче сказать, чем сделать. В первые же часы четверга над долиной Черного Камня прорвался огромный мешок, набитый ветрами, ливнями, молниями и громом. Долина озарилась синеватым сиянием. Холмы, точно мячиком, перебрасывались эхом, загоняя его в гудящее нутро Великих Гор. Даже самым храбрым стало немного не по себе – а каково было боязливым? Но… пусть это останется их тайной.

Брошек любил смотреть на грозу. Проснувшись далеко за полночь, он подошел к окну. По стеклу бежали струи дождя, мешая что-либо разглядеть, поэтому Брошек не заметил, как кто-то прошмыгнул в часовню, довольно долго там пробыл и, воспользовавшись минутой кромешной темноты между двумя вспышками молний, выскользнул оттуда. И в этой темноте растворился.

Тут необходимо добавить, что тревога Альберта была обоснованной. Система «Д» действительно подвела. Ветер передвинул надутый шар, гиря осталась на месте, и пронзительный вой не спугнул ночного гостя. Однако фотоаппарат сработал. Вспышка показалась незнакомцу просто очередной вспышкой молнии, поэтому ему и в голову не пришло искать замаскированный фотоаппарат; соответственно он не смог засветить свое, запечатленное на пленке, изображение.

И это было очень важно.

ЧЕТВЕРГ: ГРОЗА

Гроза, как известно, началась ночью. На рассвете ее сменила другая, менее яростная, даже как будто немного задумчивая. Только под конец она вспомнила, что должно быть страшной. Молния, сопровождаемая оглушительным треском, вспорола поверхность реки. Все обитатели Черного Камня мгновенно проснулись. Те, кто помнил войну, спросонья решили, что в ночном небе ревут бомбардировщики. Один Пацулка даже глаз не открыл. Он только тяжело вздохнул во сне и с головой накрылся одеялом.

Если верить народным приметам, грозы вызывают перелом в природе. На этот раз, однако, ничего подобного не произошло. Утро четверга началось в дождливой скуке, ничем не отличающейся от тоскливого начала понедельника. Ливень кончился, и после недолгого перерыва зарядил банальный гнусный дождичек. Ничто не предвещало перемены погоды, если не считать того, что на долину время от времени накатывали влажные душные волны. В Великих Горах опять что-то варилось, словно в ведьмином котле.

– Я уверена, что это еще не конец, – сказала Икина мама, занимаясь приготовлением завтрака. – А вода в реке уже здорово поднялась.

Пацулка с Брошеком мылись у колодца, Влодек вместе с Икиной мамой готовил завтрак, Ика с Катажиной помогали друг дружке причесываться.

В тот день первым заступал на дежурство Брошек, за газетами отправлялся Пацулка, а Влодеку с Катажиной досталось относительно несложное задание: выяснить, что именно испортилось в машине пана Краличека. Казалось, что в четверг ничего особенно интересного случиться не должно. Так казалось в семь, в половине восьмого и в восемь утра – пока девочки причесывались, Влодек накрывал на стол, а порозовевший Пацулка и посиневший Брошек завершали водные процедуры.

Брошек, вытершись досуха полотенцем, на веранде натягивал через голову свитер, а Пацулка, розовенький и веселенький, собирался приступить к утренней зарядке, когда на долину обрушился удар ураганного ветра. Этот удар – неожиданный, жестокий – был нанесен без предупреждения и, что самое удивительное, остался единственным.

Деревья согнулись, скрипя и стеная. С елок посыпались шишки. Провода электропередачи жалобно запели.

– Сейчас что-то будет, – сказал Брошек, просовывая голову в ворот свитера.

И в следующую секунду, стремительно подскочив к Пацулке, треснул его по загривку. Потому что Пацулка задыхался. Но не от смеха. Видно, он по своему обыкновению что-то жевал, и кусок попал в дыхательное горло. Посинев и судорожно хватая ртом воздух, он отчаянно махал руками, как раненая птица крыльями.

Насмерть перепугавшийся Брошек размахнулся, чтобы нанести второй спасительный удар. Однако Пацулка, яростно сверкнув глазами, ловко уклонился и ответил по всем правилам военного искусства: его удар был молниеносен и попал точно в цель. А именно – прямо в ямку, известную под названием «солнечное сплетение». Брошек скрючился от боли.

– Ты что, спятил? – простонал он.

– Я?! – взревел Пацулка. – Вон! Идиот! Гляди! Дверь!

Теперь, для разнообразия, чуть не задохнулся Брошек. Ибо одинокий порыв ветра (грозное предзнаменование грядущих четверговых гроз) настежь распахнул дверь часовни.

– Как это могло случиться? – прошептал Брошек. – Как?

– У-у! – зловеще протянул Пацулка.

Этим он хотел сказать, что ночью в часовне кто-то побывал. Ведь накануне вечером они своими руками тщательно заперли дверь. Правда, всего лишь на деревянную щеколду, которую и ребенок мог легко повернуть. Ребенок, но… не ветер.

– Может, щеколду сорвало с гвоздя? – неуверенно предположил Брошек.

– Пффф, – презрительно фыркнул Пацулка.

На протяжении последующих трех минут – то есть еще до завтрака – была объявлена тихая тревога и проведено блиц-совещание. Все как один согласились, что после завтрака надо бежать в часовню, соблюдая при этом особую осторожность, чтобы, не дай Бог, не вызвать подозрений у родителей. Но как, каким способом?

– Как дети, – сказала Ика. – Мы с Каськой будем перебрасываться мячом, постепенно приближаясь к часовне, и как бы случайно закинем его внутрь. Никого не удивит, что вслед за нами вся ватага детишек ввалится в открытую дверь.

– Умница, – сказал Брошек. – Значит, так: я дежурю, не упуская из виду девочек, Влодек проверяет, на месте ли Тощий и Толстый, Пацулка по пути за газетами выясняет, как дела у автомобилистов.

Пацулка сердито запыхтел в знак протеста.

«Да вы что? – можно было прочитать в его взгляде. – Наконец-то начинает что-то происходить, а я должен идти за газетами?»

– Ничего не попишешь, Пацулка, – решительно сказал Брошек. – Порядок есть порядок. Придется тебе пойти. Заодно, – добавил он, – поглядишь, не завезли ли в ларек «раковые шейки».

Пацулка явно смягчился.

– И-и-и, – махнул он рукой и сердито буркнул: – Взятка.

Ни от кого не укрылось, что сердится он теперь уже на себя. Предложение поинтересоваться ситуацией с «раковыми шейками» действительно попахивало подкупом, и все это понимали. Однако отказаться у Пацулки не хватило сил.

Итак, сразу же после завтрака Пацулка отправился за газетами. Короткие его ноги заработали весьма энергично. Мало кто мог бы за ним угнаться.

Влодек якобы пошел прогуляться по опушке. Путь его, разумеется, пролегал мимо сарая и палатки. Ему повезло: полог палатки был слегка приподнят, и из-под него торчали две огромные ножищи. Следовательно, магистр Потомок был у себя. А едва Влодек, обогнув сарай, задумался, как бы ловчее заглянуть внутрь, в окошке появилась небритая физиономия Толстого. Он смотрел прямо на Влодека с таким безразличным выражением лица, с каким смотрят на бесполезный и не заслуживающий внимания неодушевленный предмет. Влодек почувствовал себя глубоко оскорбленным.

«У-у-ух, – подумал он, – съездить бы разок по этой пиратской роже…»

Однако вести себя надлежало сдержанно и культурно.

Влодек слегка поклонился.

– Здравствуйте. Доброе утро, – вежливо поздоровался он. – Как спалось?

Толстый не ответил. Он только кивнул головой и зевнул, аж челюсти хрустнули. Влодека затрясло от злости: до чего же наглый этот бочонок сала!

И он не выдержал.

– Поосторожнее! – воскликнул он язвительно. – Так и челюсть сломать недолго.

– Моя челюсть, что хочу, то и делаю, – рявкнул Толстый и скрылся в глубине сарая.

Влодек, выйдя на луг, некоторое время наблюдал за Икой и Катажиной, которые энергично перебрасывались мячом. Пацулка исчез за поворотом дороги, ведущей в Соколицу. Брошек сидел на веранде и «читал книгу».

Влодек загляделся на девочек. Чего уж тут скрывать: на добрых пять минут он забыл о циничных преступниках, о планах «А» и «Б», системах «Д» и «ДН» и вообще обо всем на свете. Сам того не сознавая, Влодек блаженно улыбался и прямо-таки таял, словно мороженое на солнышке, а его стальной взгляд стал нежным и мечтательным. Очень уж хороша была Катажина, изящно, словно в танце, кидавшая и ловившая мяч…

Справедливости ради следует добавить, что Брошек, заступивший на дежурство и уже несколько минут дрожавший от нетерпения (когда же наконец эти девчонки доберутся до часовни!), поступил столь же безрассудно и безответственно. Он тоже загляделся на девочек и – не станем лукавить – на целых пять минут забыл о системах, планах и циничных преступниках. Сам того не сознавая, он тоже улыбался и таял, а взгляд его стал теплым и мечтательным. Очень уж хороша была Ика, изящно, словно в танце, кидавшая и ловившая мяч…

Но… всему приходит конец.

Последний раз бросила мяч Катажина. Ика в этот момент была уже метрах в трех-четырех от часовни. Она попыталась поймать мяч, но он выскользнул у нее из рук и покатился к порогу.

– Эй! – закричал Влодек. – Осторожней!

– Вы куда? – воскликнул Брошек, чтобы еще больше подчеркнуть случайность происходящего.

И оба с разных сторон кинулись к часовне, в которой уже скрылись девочки.

Через минуту все четверо замерли на пороге, словно превращенные злой силой в каменные изваяния. Но потрясло их даже не то, что преступник (или преступники?) начал действовать. В конце концов, они этого ждали. Надеялись на это. Об этом мечтали.

Но даже в самых смелых своих мечтах они не могли вообразить того, что произошло. Того, что произошло в действительности.

Преступник дал знать о своем существовании. Зевс и Гера бесследно исчезли. Но не это было самым поразительным. Этого следовало ожидать.

А кроме того, произошло нечто непредвиденное. А именно: один из постаментов был пуст, зато на другом ребята увидели незнакомую деревянную фигурку высотой около шестидесяти сантиметров, представляющую собой женщину с прижатыми к груди руками и слегка склоненной головой. Казалось, с ее губ вот-вот сорвутся тихие ласковые слова…

Все четверо, оцепенев, смотрели на фигурку. Непонятен и ошеломителен был не только факт ее появления. Ребят поразило также нечто другое. Не требовалось быть ученым или искусствоведом, доктором или магистром, чтобы понять: фигурка – дело рук талантливого художника; короче, она – прекрасна.

– Что это? – наконец с трудом выдавил Влодек.

– Какая красота! – прошептала Катажина.

Брошеку, который любил и хорошо знал настоящую музыку, захотелось сказать, что ему кажется, будто один из хоралов Иоганна Себастьяна Баха воплотился в чудесную статуэтку. Однако он промолчал. Побоялся, что его подымут на смех, – и ошибся. Ике тоже пришло в голову нечто подобное. Но она не успела высказать свою мысль вслух, поскольку в Катажине наконец проснулся холодный и трезвый ум Альберта.

– Ни до чего не дотрагиваться, – приказала Альберт. – Первым делом надо проверить, не подвели ли наши системы.

Брошек быстро попятился к двери и встал на пороге. Надо было следить, чтобы никто не помешал Альберту.

Альберт тем временем молниеносно взобралась на башенку.

– Так и есть, – послышался сверху ее печальный голос. – Акустический сигнал не сработал. Шарик сместился.

Ика тихонько прыснула. Нервное напряжение предшествующих минут требовало разрядки.

– Хи-хи, – засмеялась она. – Надутый шарик нас надул!

Альберт легко спрыгнула вниз.

– Внимание! – быстро проговорил Брошек. – Тощий на горизонте! И Толстый тоже! – добавил он через минуту.

Альберт наклонилась к широкой щели в стене и раздвинула доски.

– Поторопись, Альберт! – возбужденно прошептал Брошек. – Они идут сюда.

У Альберта задрожали руки. Но она хотела во что бы то ни стало проверить, не подвела ли фотоловушка. Девочка посильнее дернула одну из досок. Раздался глухой треск… Через секунду Альберт выпрямилась и отскочила к двери.

– Аппарат что-то зафиксировал, – успела шепотом сообщить она.

В этот момент на пороге часовни появился Тощий.

Он, видимо, очень спешил и дышал тяжело и хрипло. Из-за его спины выглядывала равнодушная физиономия Толстого. Брошеку показалось, что на этой тупой физиономии промелькнула тень то ли тревоги, то ли недоумения.

– В чем дело? – спросил магистр Потомок, входя в часовню. – Что вы здесь делаете?

– Да ничего, – буркнул Влодек.

– Как это ничего? – закричал магистр.

К счастью, у девочек было наготове безотказное девчоночье оружие: наивно вытаращенные удивленные глазки, растерянные улыбки и оглушительная торопливая трескотня.

– Понимаете, у нас мячик… – Это затараторила Ика.

А Катажина подхватила:

– Мячик укатился…

И так далее, наперебой, со скоростью, превышающей скорость света

– Как покатится!

– И к двери!

– Прямо сюда!

– А мы за ним!

– Побежали за мячиком!

– Хотели забрать!

– И уже собирались уйти…

– Но тут ребята…

– Наши мальчики…

– За нами…

– Они хотели нас тут запереть!

– Не тут-то было!

Мальчики, естественно, молчали. Влодек превосходно играл роль самого старшего и самого умного и всем своим видом показывал, что считает ниже своего достоинства принимать участие в этом бабьем базаре. А Брошек просто внимательно наблюдал за происходящим.

У Толстого на лице опять появилось характерное тупое выражение. Он стоял не шевелясь и только машинально потирал подбородок; в промежутках между восклицаниями девочек слышно было шуршание щетины.

Магистр же, который опрометью примчался в часовню, будто ей угрожал пожар или еще какая-нибудь страшная напасть, вдруг пришел в отличное настроение.

Девчоночья трескотня в первый момент его оглушила. Однако нервы у него оказались крепче, чем можно было подумать.

– Эй! Тихо! – загремел он, но тут же любезно поклонился, словно принося свои извинения. – Простите! – произнес он торжественно. – Простите меня за грубость. Но я, правда, испугался за свои барабанные перепонки. Мне показалось, они вот-вот лопнут. Вы согласны, пан… пан… – обратился он к Толстому в надежде, что тот его поддержит, а заодно назовет фамилию.

Однако номер не удался. Толстый, хотя и не двигался с места и глядел во все глаза, вступать в разговор явно не собирался.

– Э, – презрительно буркнул он.

Магистр только махнул рукой.

Потом опять повернулся к девочкам – на этот раз с обаятельной улыбкой.

– Еще раз прошу прощения, – повторил он. – Но уж слишком стремительно вы сюда ворвались. А ведь эта часовня – замечательный памятник старины, – хриплый и скрипучий голос магистра вдруг стал едва ли не мелодичным, – поистине замечательный, и вдобавок, как справедливо отмечено в печати, хранит в себе необыкновенное сокровище. Так что вести себя здесь следует с величайшей осторожностью.

Брошек прищурил глаза.

– Какое еще сокровище? – спросил он. – В какой печати?

Все четверо замерли, напряженно ожидая ответа.

Даже Толстый шагнул вперед и заглянул магистру в глаза. А тот, к удивлению Брошека, именно к нему и обратился.

– У вас такой вид, – сказал он, – будто вам ничто не интересует. А между тем ваш бессмысленный взор обращен на подлинное сокровище.

Девочки, подтолкнув друг друга локтями, снова дружно затрещали:

– Какое сокровище?

– Где?

– А как оно выглядит?

– А из чего оно? Из золота?

– Из серебра?

Магистр Потомок сделал два шага вперед, торжественно простер руку и указал на деревянную фигурку.

– Из дерева, – сказал он. – Это сокровище – деревянное. Вы только посмотрите…

– Чего тут смотреть! – пренебрежительно протянул Толстый. – Подумаешь… деревяшка.

И тут ребята с изумлением увидели, что магистр на глазах чуть не воспарил в воздух: он замахал длинными руками, а его похожий на пелерину дождевик зашелестел, как огромное крыло. В воздух магистра подняла ярость.

– Слепец! – завопил он. – Вы самый настоящий слепец, если увидели в этом просто «деревяшку»! Раз уж бы ничегошеньки не понимаете, да будет вам известно, что это не только прекрасное произведение искусства, но еще и больше деньги!

– Деньги? – оживился Толстый.

– Да! – горделиво вскинул голову магистр Потомок. – Деньги! Ог-ром-ные!

– Откуда вы знаете? – наивным детским голосом спросил Брошек. – Вы уже видели эту фигурку?

Магистр на мгновение онемел.

– Я-а-а-а? – наконец выдавил он. – Видел ли я ее? Нет! – повысил он голос. – Я ее никогда не видел! Никогда в жизни!

«Чего это он так подчеркивает, что никогда ее не видел? – лихорадочно соображал Брошек. – И вообще, откуда здесь взялось это, как он утверждает, сокровище? Ведь все более или менее ценное давным-давно растищили».

Магистр с нежностью смотрел на фигурку.

– Да ведь достаточно на нее взглянуть! – продолжал он. – Это уникальная вещь! Поистине уникальная! Прекрасное творение неизвестного, но безусловно великого художника.

– Это какая-то святая, да? – осторожно спросил Влодек.

– Неважно, молодой человек, – ответил магистр. – Важно то, что сотни лет назад искусный резчик по дереву создал эту женскую фигуру. Кто она? Неизвестно. Быть может, святая Анна или святая Катажина. Повторяю, это не имеет значения. По существу, это просто женщина. Добрая, заботливая… хранительница домашнего очага. Может быть, художник изобразил свою мать, может, это портрет его жены… Для нас важна красота скульптуры, ее правда, заключенная в дереве жизнь. Вы это видите? Понимаете?

Все молчали. Брошек, вытаращив глаза, смотрел на озаренное радостью и волнением лицо тощего великана.

– А откуда, – прохрипел наконец Толстый, – откуда она взялась?

– Не знаю, – сказал магистр. – Не знаю.

– Скажите, пожалуйста, – очень вежливо и наивно спросила Ика, – если это такое уж сокровище, на него ведь кто-нибудь может позариться?

– Э, – махнул рукой великан. – Столько лет оно здесь простояло… постоит еще немного. Я читал, что сюда должна приехать комиссия, и она позаботится о его сохранности.

В этот момент издалека, со стороны Великих Гор, прикатились отголоски очередной грозы.

– Ой, гроза! – пискнула Альберт голосом испуганной Катажины. – Я боюсь! Бежим!

Все молча направились к двери. Никто особо не торопился. Гроза была еще далеко. Магистр Потомок явно медлил и без конца оглядывался, словно мысленно прощался с деревянным изображением озабоченной доброй женщины. Даже Толстый будто задумался. А наша четверка, как ни старалась, не могла скрыть беспокойства. «Что все это значит? Что это может означать?» – крутилась в юных головах одна и та же мысль.

Магистр Потомок тщательно закрыл дверь на щеколду, и все спустились вниз. Толстый скрылся в сарае, магистр – в палатке, а ребята, добравшись до веранды, молча уселись на скамейку и осовело уставились друг на друга.

– Ну? – спросила наконец Ика.

Даже Влодек беспомощно развел руками. Даже Альберт не нашла, что сказать. Первым воспрял духом Брошек.

– Пацулка идет! – сказал он с надеждой в голсое.

Действительно, Пацулка был уже близко. Маленький колобок довольно комично, но быстро и целенаправленно катился по мосту.

Первым делом Пацулка сообщил, что туристы никуда не уехали – у них неполадки со сцеплением. Они ждут механика и играют в бридж.

Пацулке пришлось произнести целых шестнадцать слов кряду, что его заметно утомило.

Потом он уже только слушал других, сощурив глаза и время от времени улыбаясь. Узнав про исчезновение Зевса и Геры, он помрачнел, однако ненадолго. Хорошее расположение духа быстро к нему вернулось, поскольку для этого были все основания: в ларек завезли «раковые шейки», чем он не преминул воспользоваться.

Наконец Брошек, который был основным докладчиком, умолк. После него взяла слово Альберт. Она коротко рассказала, что акустический сигнал подкачал, зато положение гири возле фотоаппарата указывает, что какой-то снимок был сделан.

Пацулка, оживившись, поднял кверху палец и устремил на него внимательный взгляд.

– О, – произнес он.

– Пацулка прав, – сказал Брошек. – Пока нет фотографии, говорить не о чем.

– Нелепая история! – воскликнул Влодек.