Текст книги "Тайна заброшенной часовни"

Автор книги: Ежи Брошкевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

– Не такая уж нелепая, – решительно возразила Альберт. – За ней что-то скрывается.

– Интересно, где теперь Пацулкины скульптуры, – задумчиво проговорила Ика.

Пацулка улыбнулся с грустной иронией неоцененного современниками художника, который не сомневается в своем таланте, и махнул рукой.

– И все-таки, что все это значит?! – раздраженно воскликнул Брошек. – Что это за вор, который крадет жалкие, ничего не стоящие деревяшки ради того, чтобы заменить их настоящим сокровищем?

Пацулка угрожающе засопел.

– Прости, дорогой Пацулка, – спохватился Брошек. – Конечно же, твои скульптуры грешно называть жалкими деревяшками. Я просто… Но эта новая скульптура… ах, если бы ты ее видел!

Пацулка простил Брошека. И задумался. Задумался так глубоко, что угостил всех «раковыми шейками» и сам этого не заметил.

Молчание затягивалось. В Великих Горах опять загудели грозовые жернова и заплясали пока еще бледные огненные стрелы. Дождь как будто усилился.

Наконец Пацулка принял решение. Он встал, жестом приказав остальным оставаться на месте. Все поняли: ему нужно побыть одному.

– Что этот чудила делает? – изумился Влодек.

В самом деле! Пацулка направился к палатке магистра. Шел он с видом скучающего ребенка, которого ничто и никто на свете особенно не интересует, но который от нечего делать глазеет по сторонам.

Беспечно что-то насвистывая, он сунул голову в палатку.

А через минуту (на веранде все затаили дыхание) ребятам представилась следующая картина: Пацулка с магистром прошествовали к часовне и, немного постояв перед входом, вошли внутрь.

– Смотрите! – прошептала Ика, хотя ее друзья и так смотрели во все глаза.

Из сарая высунулась голова Толстого.

– Фу-ты, ну-ты, – вздохнула Ика. – Бред какой-то! Похоже, здесь все друг за другом следят.

В самом деле: Толстый вылез из сарая, уселся на завалинке и, уставившись на часовню, замер, как истукан.

А Пацулка – тоже как истукан – стоял в часовне и смотрел, смотрел, смотрел. И, вопреки своим привычкам и убеждениям, позволил крайне неприятной волне уныния на несколько долгих мгновений себя захлестнуть. К унынию примешивалась зависть, но прежде всего – неподдельное восхищение и глубокое волнение.

Деревянная женщина, склонив голову, смотрела прямо на него, а он не мог оторвать от нее взгляда. Пацулка восхищался неброской красотой и одновременно чуть не плакал от досады. «Никогда, – думал он, – никогда, даже если тысячу лет стараться и мучиться, мне такого не сделать. Но почему?»

Магистр Потомок тоже молчал. Пацулка вдруг спохватился, не выдал ли он себя. Ведь магистру достаточно было разок на него взглянуть, чтобы понять: рядом с ним стоит не изнывающий от скуки пацаненок, вздумавший от нечего делать полюбоваться деревянным сокровищем, а человек, у которого есть в этом свой интерес. К счастью, склонившийся над фигуркой магистр забыл не только о Пацулке, но и обо всем на свете.

– Теперь вы сами видите, – произнес он каким-то чужим, нездешним голосом, – сколь она прекрасна в своей простоте. Сколько простоты в этой красоте. Это поразительная… поразительная работа.

Пацулке ужасно хотелось разделить восторги магистра, но он вовремя прикусил язык. И состроил самую глупую, какую только мог, гримасу.

– Э! – это было единственное, что он сказал.

Магистр посмотрел на него вначале строго, потом с жалостью. И щелкнул пальцами.

– Эх, дети, дети! – прошептал он.

Пацулка пробормотал что-то вроде «спасибо» и потопал обратно к веранде, на которой его друзья увлеченно резались в «кинга».

Постороннему наблюдателю могло показаться, что картежники по меньшей мере обнаружили в своей компании шулера. На самом же деле вспыхнувшая на веранде ссора к увлекательной игре в «кинга» никакого отношения не имела.

– Пацулка что-то знает, – утверждал Брошек. – Держу пари: его опять осенила гениальная идея.

– Чепуха! – бросил Влодек. – Сильно сомневаюсь.

– Я тоже, – поддержала его Ика. – Влодек абсолютно прав.

– А я уверена, что так оно и есть, – заявила Альберт.

Брошека ошеломило предательство Ики – он никак не ожидал, что она поддержит Влодека.

– Ты что? – прошипел он. – Сбрендила?

– Да, – подтвердила Ика. – Сбрендила.

– Здесь все чокнутые, – сказал Влодек. – Нормальные люди не позволили бы себя втянуть в дурацкую авантюру с «циничными преступниками».

– А мы уже влипли, – сердито сказала Ика. – Вначале попались на крючок к Пацулке, потом неизвестно кто нас облапошил, и в довершение всего надул надутый шарик.

– Прошу прощения, – подчеркнуто вежливо сказала Альберт. – Не всякий эксперимент удается с первого раза. А это был эксперимент.

– Раз не удается, нечего экспериментировать, – чуть не плача от злости, сказала Ика. – Предлагаю вам с Брошеком взять в свою тепленькую компанию Пацулку и поиграть под дождем в салочки!

Влодек поддержал ее густым, словно со дна морского доносящимся басом:

– Quite right! Sure![9]9
  Совершенно верно! Точно! (англ.)


[Закрыть] Только без нас. Мы с Икой уже вышли из этого возраста.

– Давным-давно! – добавила Ика.

Брошек швырнул карты на стол. Потом встал и посмотрел Влодеку прямо в его мечущие молнии глаза.

– Что значит «мы с Икой»? – поинтересовался он. – Кто это «мы»?

– Мы! – крикнула Ика. – Я и Влодек! Если вы с Альбертом спелись, то почему нам нельзя? Чем мы хуже?!

– Чего? – спросил Пацулка.

Он стоял на веранде и отряхивался, как маленький толстенький бульдожка. И при этом смеялся. Даже, можно сказать, хохотал.

– Фру… фру… – выдавил он сквозь смех.

– Какое еще «фру»? – злобно крикнул Влодек, выпрямляясь во весь свой немалый рост. – Может, ты нам наконец скажешь? Ну?

– Фрустрация, – выпалил Пацулка и скрючился в беззвучном приступе смеха.

– А что это такое? – растерянно спросил Влодек.

Тут в Катажине, которая последние две минуты молчала, со страхом и отчаянием наблюдая, как ее предает подруга, и как от нее отворачивается Он, вновь проснулся рассудительный и хладнокровный Альберт.

– Фрустрация, – сказала она, – это состояние разочарованности и ожесточения, возникающее при невозможности удовлетворить свои потребности или добиться поставленной цели. И так далее.

– Ну, – сурово подтвердил Пацулка и обвел всех присутствующих на веранде взглядом укротителя диких зверей.

Мгновенно воцарилась тишина. Влодек отступил к крыльцу, Брошек сел, Катажина поглядела на Ику, а Ика – на Брошека. И первая извинилась.

– Простите, – не без труда выдавила она. – Этот чертов Пацулка, как всегда, прав. Мы ссоримся, потому что растерялись и не можем придумать ничего толкового. Не знаю, как вы, а я… короче, прошу прощения.

– Нет! – воскликнул Брошек. – Это я…

– Нет уж, это все из-за меня, – резко перебил его Влодек.

– Ничего подобного! Из-за меня! – крикнула Катажина, и все пятеро покатились со смеху.

А когда отсмеялись, Влодек так двинул Пацулку по спине, что эхо от удара докатилось до самого леса.

– Выкладывай! – потребовал Влодек. – Может, хоть ты что-нибудь понимаешь?

Сразу стало тихо, потому что Пацулка молча кивнул.

– Говори же, не тяни! – выкрикнул Брошек. – Ну, рассказывай!

Пацулка отрицательно покачал головой. Опять на мгновение стало тихо. Но на этот раз тишина была грозной и ничего доброго не сулила.

– Эй, Пацулка! – сказал Влодек.

– Гляди, Пацулка, – сказала Ика.

– Я тебе не советую… – одновременно сказали Брошек и Алььберт.

– Нет, – сказал Пацулка, – сначала фото.

– Хе-хе-хе, – язвительно рассмеялся Влодек. – С фотографией в руках всякий будет умным!

– Ты так считаешь? – задумался Брошек.

Пацулка на минуту скрылся в доме. Вернулся он с конвертом и листком бумаги. Вытащив из кармана авторучку, написал несколько слов, положил листочек в конверт, тщательно его заклеил и вручил Брошеку. Проделал он все это с самодовольным видом абсолютно уверенного в себе человека.

Даже Влодек воздержался от своих обычных шуточек.

– Понятно, – с уважением сказал Брошек. – Открыть только после проявления снимка, верно?

– Ну, – подтвердил Пацулка.

Потом все, кроме Пацулки, добровольно занявшегося приготовлением второго завтрака, снова уселись за карты.

Игра, однако, не клеилась: мысли у каждого были заняты совсем другим. Пацулка преподал им хороший урок. Вместо того чтобы злиться и искать виноватых, он спокойно и тщательно все обдумал. И пришел, по-видимому, к единственно правильному выводу. Но, не желая навязывать свое мнение остальным (а возможно, побуждая и их пошевелить мозгами), решил помалкивать, пока спрятанный в часовне негатив не будет проявлен.

«Что ж, – думал Брошек. – Посмотрим, действительно ли Пацулка у нас самый умный».

«Поглядим», – думала Ика.

«Еще не вечер», – думал Влодек.

А Катажина мысленно поклялась, что Альберт не даст Пацулке себя обставить.

Словом, все погрузились в размышления. Игра в карты была прервана по причине появления на столе молока и бутербродов, а после завтрака было уже не до игры. Катажина сменила на дежурстве Брошека. Пацулка взял корзинку (для грибов) и кусок брезента (неизвестно для чего) и пошел в лес. Остальные разбрелись по комнатам.

Брошек плюхнулся на кровать и, в поисках вдохновения, уставился на россыпь сучков на потолке. Ика забралась на чердак и пристроилась возле маленького оконца. Там ей лучше всего думалось. Влодек же слонялся по дому, старательно избегая взрослых.

Таким образом, дом погрузился в задумчивую тишину. Слышны были только шум дождя, шаги отца наверху да по временам жалобное посвистывание промокшей пичуги. Иногда за стеной робко подавал голос сверчок.

В полдень со стороны леса донесся приглушенный радиосигнал. Это Пацулка напоминал: пора заняться приготовлением обеда. Ика и Брошек, уныло вздыхая, потащились на кухню. Влодек на этот раз своих услуг для чистки картошки не предложил, чем окончательно успокоил Брошека.

Именно за этим занятием Ику и Брошека вдруг озарило. Почти одновременно.

– Я, кажется, догадываюсь… – прошептала Ика.

А Брошек, похлопав глазами, с шестисекундным опозданием завопил:

– Знаю!.. – И тут же поправился: – Кажется, знаю.

Оба недоверчиво уставились друг на друга. А вдруг это ошибка?

– Ничего не говори! – воскликнул Брошек. – Последуем примеру Пацулки. Запишем – и в конверт. А вскроем все три конверта сразу.

– Но… – заикнулась было Ика.

– Никаких «но», – твердо сказал Брошек. – Рискнем. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

– Я еще должна это обдумать, – иронически пробормотала Ика.

Но сделали они так, как предложил Брошек.

Потом начались мучения: каждого так и подмывало высказать вслух свою догадку. Поминутно то Ика, то Брошек набирали полную грудь воздуха, словно готовясь сделать признание. К счастью, оба сумели сдержаться. Едва один готов был проявить слабость, второй тут же останавливал его грозным взглядом.

Не удивительно поэтому, что обед получился весьма посредственный. Макароны чересчур разварились, суп оказался пересолен, жаркое – пережарено.

Икина мать отпустила несколько язвительных замечаний по этому поводу, но Пацулка и отец уписывали все с бешеным аппетитом, и это утешило незадачливых поваров. Мама, безусловно, добавила бы еще парочку колкостей, но со стороны Великих Гор опять донеслись раскаты грома. Больше того: они приближались, широким фронтом окружая долину.

Кроме того, произошли еще два важных события. Во-первых, отец смылся из-за стола прежде, чем от него успели потребовать очередной анекдот. Во-вторых, как только была вымыта посуда, Альберт и Влодек вручили Брошеку надписанные и тщательно заклеенные конверты.

– Есть у меня одно предположение, – застенчиво сказала Катажина.

– What will be, will be[10]10
  Чему быть, того не миновать (англ.).


[Закрыть], – сказал Влодек далеко не так уверенно, как всегда.

– Итак, – сказал Брошек, – у меня уже пять конвертов.

– Хо-хо, – похвалил друзей Пацулка.

Потом повел всех на веранду, развернул сверток, который притащил из лесу, и тогда стало понятно, зачем он брал с собой брезент.

На куске брезента лежали две мокрые жалкие фигурки: деревянный Зевс и деревянная Гера!

– Нашел? Где? В лесу? В крапиве?! В кустах?! В сарае?! В часовне?! – посыпались вопросы.

Пацулка продемонстрировал покрытые волдырями руки.

– Крапива, – печально вздохнул он.

Но опечалился Пацулка не из-за крапивы. Им овладела грусть художника, недавно осознавшего, сколь далеко еще ему до совершенства.

– М-да, – буркнул Брошек. – Этого следовало ожидать.

– Ну да. Конечно. Ты прав, – хором сказали Альберт, Влодек и Ика.

– Теперь надо заняться снимком. Вытащить негатив и устроить новую ловушку. У меня есть план… – начала Альберт.

Никто не возражал: в этом вопросе первое слово уж точно было за ней.

План был принят; оставалось дождаться наступления темноты.

Однако еще до наступления темноты притащилась очередная гроза. «Типичная истеричка», – как сказала про нее, брезгливо морщась, Икина мама. Гроза и вправду сначала долго предупреждала о своем появлении, тарахтела то слева, то справа и никак не могла решиться, с какой стороны обрушиться на долину. Эти колебания продолжались ни больше ни меньше как с обеда до четырех часов. А около четырех «истеричка» взяла и на добрый час угомонилась. Дождь стал редким, ажурным, даже, можно сказать, веселеньким. Природа, затаившаяся было в испуге, облегченно вздохнула. Возле дома подала голос иволга, за ней дрозд, и наконец в глубине леса закуковала кукушка.

На веранде и в доме старательно «убивали время». Влодек и Брошек сели играть в шахматы, Ика решала кроссворд, Альберт не спеша (поскольку до вечера было еще далеко) оборудовала чулан под фотолабораторию. А Пацулка приготовил себе коктейль из меда, «раковых шеек», клубники, сметаны и маринованных огурцов и в сторонке меланхолично поедал эту дьявольскую смесь. Он предпочел скрыться с глаз не случайно: Катажину однажды при виде подобной трапезы чуть не стошнило. Время от времени Пацулка вытаскивал из-под скамейки Зевса с Герой и печально их разглядывал.

Поскольку гроза перестала грохотать и пугать людей, на свет Божий, кроме птичек, вылез еще кое-кто.

Пацулка первый увидел, как из дома за рекой вышли автотуристы и, посовещавшись, отправились на прогулку.

Совещались они недолго, но бурно. Одни (судя по жестам) призывали пойти в одну сторону, другие – в прямо противоположную. Все это было похоже на немой фильм. Толстый пан Краличек предлагал осмотреть часовню – во всяком случае, он упорно показывал на нее рукой; панна Эвита и пани Краличек выказывали желание пройтись вдоль реки, а пану Адольфу, похоже, было все равно.

В конце концов победу одержал пан Краличек.

Вся четверка перешла мост и начала взбираться в гору.

Пацулка, управившись наконец со своим коктейлем, толкнул локтем Ику.

Ика машинально проговорила:

– Десять по горизонтали. Восемь букв, начинается на «а». Собственноручная подпись.

– Автограф, – рассеянно сказал Брошек, атакуя слоном королевский фланг Влодека.

– Сколько раз я просила не подсказывать, когда я решаю кроссворд! – обозлилась Ика.

– Шах, – сказал глухой ко всему Брошек.

Но тут Ика тоже заметила направляющуюся к часовне компанию.

Впереди шли дамы. Белокурый торжествующий ангел с прелестным неподвижным лицом, то есть панна Эвита, держал под руку пани Краличек. И хотя пани Краличек была тоненькая, изящная и хорошенькая, рядом с панной Шпрот она явно проигрывала и казалась невзрачной и неуклюжей.

То же самое можно было сказать и про вторую пару. По соседству с красивым, безупречно сложенным паном Адольфом фигура пана Краличека как будто сужалась в плечах и распухала в бедрах, походка становилась утиной, а не отмеченная печатью мудрости физиономия казалась еще глупее, чем была на самом деле.

Ика коротко хихикнула. И вдруг посерьезнела.

– Автограф? – задумчиво переспросила она. – Может, взять у них автографы?

Брошек, завершавший матовую комбинацию, даже не услышал, о чем идет речь. Он только протянул:

– Да уж…

Ика приняла это замечание не свой счет и, не раздумывая, пошла за своим дневником.

Компания как раз поравнялась с домом. Увидев знакомых детей, все помахали им и пошли дальше.

На веранде Брошек поставил приунывшему Влодеку мат, и оба постепенно начали возвращаться е действительности. В это время на пороге сарая появился Толстый, а из палатки вылез магистр Потомок.

– Вы, очевидно, желаете, – магистр с улыбкой поклонился автотуристам, – осмотреть здешнее сокровище?

– Ах, мое сокровище, не будь таким чудовищем! – расхохотался пан Краличек. – Здорово я сказанул, а?

– Отлично, очень остроумно, – вежливо улыбнулся магистр.

– Как только они оттуда выйдут, я попрошу у них автографы, – сказала Ика.

Между тем супруги Краличек, панна Эвита, пан Адольф и пан Потомок вошли в часовню.

– Гм, – буркнула Ика. – Пацулка! Ты за ними следил. Кто предложил пойти в часовню?

– Кра… – сказал Пацулка; выговаривать фамилию полностью он посчитал слишком утомительным.

– Пацулка! – воскликнула Ика с не сулящей ничего хорошего улыбкой. – Я понимаю, ты хотел сказать – Краличек, но если не пояснишь, кто из супругов, я сделаю все, чтобы тебя съели еще в субботу.

– Пан Краличек, – совершив над собой усилие, пояснил Пацулка.

– Краличек, дураличек… – фыркнула Ика.

– Стакан, лимон – выйди вон, – серьезно докончил Брошек.

– Ого! – удивленно воскликнул Пацулка. И даже вскочил со скамейки.

И в самом деле, было чему удивиться. Из часовни, как горох из мешка, один за другим выскочили пани Краличек, панна Эвита и пан Краличек. Последним вылетел пан Адольф; смущенно улыбаясь, он широко разведенными в разные стороны руками прикрывал отступление своих друзей.

Защищал он их от гнева магистра Потомка.

Потому что магистр был разъярен.

– Что?! Да как вы смеете! – срывающимся голосом кричал он. – Как вы посмели такое сказать? Я понимаю, когда дети… когда маленькие дети… им трудно оценить… Но чтобы взрослые, зрелые, с виду культурные люди…

– Послушайте, уважаемый… – пытался остудить его пыл пан Адольф.

– Чего это он разбушевался?! – недоуменно воскликнула пани Краличек.

– Рехнулся, что ли? – встревожился ее супруг.

Одна панна Эвита вела себя так, будто ничего не произошло. Жених ее явно старался уладить неприятный инцидент.

– Послушайте, уважаемый, – повторял он. – Я инженер. Я имею право не разбираться…

– А если не разбираетесь, то по какому праву называете это чудо чепуховиной, фальшивкой, подделкой?! – петушиным голосом кричал магистр. – Это же позор! Кощунство!

И тут дала о себе знать гроза-«истеричка». Безо всякого предупреждения, в порыве всесокрушающей ярости, она обрушилась на долину Черного Камня. Мгновенно налетел вихрь, полил дождь, а на холмы посыпались пучки молний: один, второй, пятый…

Из глубины дома раздался отчаянный крик Икиной мамы. Не замедлил подать голос и отец.

– Сколько можно просить, чтобы было тихо?! – крикнул он сверху.

Но это не очень-то помогло. Бешеная грозовая атака продолжалась. Всем стало как-то не по себе. Ика пододвинулась поближе к Брошеку, Влодек попятился к стене, даже Пацулка озабоченно покачал головой. А четверка экскурсантов, втянув головы в плечи, бросилась прямиком к веранде. Возле часовни остался один магистр Потомок; с дьявольской усмешкой, воздев руки, как библейский пророк, он, казалось, яростно проклинал наглых невежд.

Первой на веранду влетела пани Краличек, за ней ее сопящий, точно бегемот, супруг, затем панна Эвита, которую, как истинный рыцарь, пытался защитить от дождя пан Адольф.

«Симпатяга!» – подумала Ика.

«Красотка!» – опять подумали Брошек и Влодек, любуясь прелестным личиком панны Эвиты.

– Что это за чудак? – смеялась пани Краличек, будто никакой грозы не было и в помине.

– Кто скажет, какая разница между чудаком и чуваком? – пропыхтел пан Краличек и загоготал.

– Прекрати, Ендрусь, ведь… – одернула мужа пани Краличек, но договорить не успела: слово опять взяла гроза.

Вспышка и последовавший за ней грохот были такими устрашающими, что все дружно присели на корточки. Даже едва различимый за сплошной полосой дождя магистр торопливо ретировался. А Толстого просто сдуло в сарай.

На пороге веранды появилась белая как мел Икина мать.

– Немедленно в дом! – приказала она. Однако, увидев незнакомых людей, повторила приглашение уже в более вежливой форме.

Все прошли в столовую. Гости вели себя чрезвычайно воспитанно. Даже панна Эвита открыла рот.

– До цего зе узасная гроза, – скрипучим голосом прошепелявила она, обращаясь к Икиной маме.

Можно было подумать, что в крышу веранды ударила молния. Икина мать онемела. Брошек и Влодек в ужасе съежились, опустив глаза. А Ика, когда прошла первая минута изумления, затряслась в приступе беззвучного смеха.

– Поздравляю! – шепнула она Брошеку. – У вашего торжествующего ангела голосок утенка Дональда.

Пан Адольф быстро смекнул, сколь неприятно поразил присутствующих голос его невесты. И, желая сгладить впечатление, начал рассказывать о забавном недоразумении, произошедшем в часовне, и о странном, мягко говоря, поведении магистра Потомка.

Собственно говоря, пан Адольф очень огорчен. Он инженер, в искусстве не разбирается, да и, стыдно признаться, оно его мало интересует. Увидев, как горячится тощий чудак, он решил немного его поддразнить и сказал, что, судя по всему, скульптура поддельная. И тут разразился скандал.

– Это ты виноват, – обратился он к пану Краличеку. – И зачем только ты нас туда потащил?

Пан Краличек возмутился и напомнил пану Адольфу, что именно тот прочитал им опубликованную в газете заметку насчет часовни, чего пан Адольф никак не мог припомнить.

Икина мама прислушивалась к разговору с любезной улыбкой, ежеминутно вставляя: «Да… да… да…»; на самом деле это означало, что думает она о чем-то другом. А думала она, естественно, о грозе (и когда только эта истеричка уберется!), и по ее взгляду Ика поняла, что мать не слышит ни единого слова.

К счастью, гроза вскоре прекратилась. Гости собрались уходить. Напоследок Ика упросила их расписаться в дневнике, а Влодек, улучив удобный момент, умудрился сфотографировать всю компанию.

Ика обратила внимание, как нежно пан Адольф относится к своей невесте (отчего он ей еще больше понравился). Пан Долек несколько раз украдкой прижимался лицом к чудесным волосам панны Эвиты и даже не поморщился, когда она снова заговорила голосом утенка Дональда.

– Долецек, – сказала она без тени улыбки, – прелестный и трогательный мальчик.

Гости распрощались и ушли.

Последнее заявление панны Эвиты так развеселило Ику и Катажину, что они добрых десять минут без умолку хохотали. Когда же кто-то вспомнил, что пани Краличек доверительно сообщила о намерении Эвиты поступить в Высшую театральную школу, общее веселье достигло апогея, и даже Пацулка восхищенно что-то пробормотал.

Одна только мама, начавшая понемножку приходить в себя, казалась встревоженной.

– Что такого интересного они рассказывали? – спросила она у дочки.

– Ты не слыхала? – нагло удивилась Ика. – Пан Адольф рассказывал про охоту на тигров.

– Любопытно, – сказала мама и ушла к себе – немного отдохнуть после пережитых в связи с грозой волнений.

А остальные провели короткое совещание, на котором обсудили подробности предложенного Катажиной плана.

Потому что сумерки уже приближались.

Негатив ждал проявления; пять конвертов ждали вскрытия; загадка ждала разгадки.

Основная задача, конечно, выпала на долю великого Альберта. Только Альберт могла вынуть негатив и вновь зарядить фотоаппарат. Однако немаловажной была задача и тех, кто должен был Альберта охранять.

План предусматривал организацию трех наблюдательных пунктов. Первый из них решено было устроить в непосредственной близости от сарая и палатки. Туда отрядили Пацулку и Ику, как «доверенных лиц» тамошних жильцов. Им надлежало прогуливаться в том районе и в случае, если Толстому или магистру вздумается заглянуть в часовню, затеять громогласную перебранку. И вообще задержать хотя бы ненадолго любого, кто попытается открыто или тайно приблизиться к часовне.

Брошек получил более сложное задание: охранять подходы к часовне со стороны леса.

Кого могло принести с той стороны? Неизвестно. Вообще-то с той стороны неприятных сюрпризов вряд ли можно было ожидать. Но, как известно, неожиданности чаще всего приходят с неожиданной стороны. И Брошек занял пост на опушке леса.

Самое же трудное задание досталось Влодеку.

По собственной просьбе (при робкой поддержке Катажины) он отправлялся в караул в ближайшую к часовне точку, а именно в густые заросли безжалостной крапивы. Этот участок, как нетрудно понять, был наиболее ответственным и наименее удосбным.

Начало операции назначили на двадцать два ноль-ноль. К счастью, эпицентр грозы переместился далеко на юг, и никакие вспышки молний не рассеивали черноты ночи.

В двадцать два ноль-ноль Альберт приступил к перезарядке фотоаппарата. С самого начала возникли непредвиденные трудности. Доски, за которыми был спрятан аппарат, сверху заклинило. Когда же Катажина попыталась раздвинуть их силой, они угрожающе затрещали и за ними, как ей показалось, что-то сползло вниз. Что именно, осталось неизвестным: решив работать исключительно ощупью, великий Альберт не захватила с собой ни фонарика, ни какого-либо другого источника света.

Наконец Катажине удалось перезарядить фотоаппарат и спрятать его обратно в тайник. Доски опять затрещали, и опять за ними что-то с хрустом сдвинулось с места.

– Тише, – едва слышно прошептал откуда-то из-за двери Влодек.

«Хорошо тебе давать советы!» – мысленно сердито воскликнула Альберт. Однако Катажина уловила в голосе Влодека тревогу и нежность и немедленно приказала Альберту заткнуться. Затем она приступила к следующему этапу работы: подключению сигнальной системы к новой скульптуре.

Сделать это было чертовски трудно. Во-первых, работать приходилось в кромешной темноте. Во-вторых, фигурку нельзя было сдвигать с места, и вместе с тем требовалось присоединить к ней систему, приводящую в действие фотоаппарат и вспышку.

Разумеется, великий Альберт заранее тщательно все обдумала. Однако путь от замысла до исполнения, как известно, сплошь и рядом далек. В особенности если составляешь план при свете дня, а осуществлять его приходится, когда вокруг черно, как в преисподней.

Наконец Альберту удалось закрепить нейлоновую леску у основания фигуры и установить в нужном положении открывающую объектив гирьку. Осталось лишь подключить вспышку.

Великий Альберт со вздохом облегчения вытерла пот со лба и взглянула на фосфоресцирующие стрелки часов. Было двадцать два восемнадцать…

«Еще только две минутки», – с радостью подумала она.

Но тут где возле часовни раз и другой хрустнула, ломаясь, сухая ветка. В ночной тишине это прозвучало как два выстрела.

– Что происходит? – загремел голос магистра.

– Это все Пацулка! – немедленно завопила Ика. – Отстань, чудовище! Чего дерешься?! Спасите меня, пан магистр!

– Потом! – послышалось в ответ. – Это не Пацулка! Это в часовне!

Огромные ножищи затопали по каменистой тропке, стремительно приближаясь.

Катажина съежилась, замерла, затаила дыхание… Ика тщетно пыталась схватить взбешенного пана Потомка за рукав.

– В чем дело? Тихо! – раздался со стороны сарая злобный голос Толстого.

Казалось, ничто уже не спасет Катажину от разоблачения, что все ее усилия и труды пойдут насмарку, и весь остроумный, тщательно разработанный план провалится, сорвется, рассыплется в прах и т. д. и т. п.

Но тут Влодек – именно Влодек! – выказал блестящее умение молниеносно ориентироваться в критической ситуации.

«Нельзя позволить этому спятившему Дон Кихоту застукать там Каську, – лихорадочно соображал он. – Он, видно, уверен, что в часовню кто-то забрался. Надо сбить его с толку. Но как? А вот как! Пускай кто-нибудь перед самым его носом выскочит из часовни. Да! И этим кем-нибудь, – принял он решение, – буду я».

И в мгновение ока проскользнул внутрь часовни.

– Прячься, – прошипел он в ту сторону, где, по его представлениям, должна была находиться Катажина.

Затем, поскольку топот раздавался уже на ближних подступах к часовне, распахнул дверь и, ловко избегая пляшущей полосы света от фонарика, нырнул в крапиву, а оттуда в густой кустарник.

Магистр, к счастью, не стал осматривать все углы часовни. Он направил луч света на свое «сокровище» и, убедившись, что оно цело и невредимо, стремглав бросился вдогонку за Влодеком.

Влодек, однако, уже был вне опасности. Перед тем как занять свой пост, он провел рекогносцировку и обнаружил прямо за часовней, на пути к обрыву, небольшой неприметный овражек. Куда теперь и скатился и замер, стараясь не дышать.

«Теперь ищи ветра в поле!» – подумал он.

Но, к своему удивлению и ужасу, услышал торжествующее восклицание магистра:

– Попался, негодяй!

Влодек съежился. Зажмурив глаза, он лихорадочно пытался понять, что означает это восклицание, но в следующую секунду произошло нечто совершенно невероятное, отчего сердце у него заколотилось как бешеное. В нескольких шагах от овражка в свете фонарика магистра промелькнул чей-то черный силуэт.

Промелькнул и исчез.

Магистр бросился за черной фигурой.

– Стой! – кричал он. – Стой, стрелять буду!

Напрасно.

Беглец, как олень, умчался в лес. Магистр погнался за ним. Крики его отдалялись и наконец смолкли в глубине леса.

Четверть часа спустя Влодек приступил к проявлению негатива.

Через двадцать минут пять пар глаз впились в вырисовывающиеся на негативе очертания знакомой фигуры.

Да, очень даже хорошо знакомой: это была фигура попавшего в фотоловушку магистра Потомка.

– Понять, – сказал Брошек.

– Ясное дело, – хором сказали Ика и Влодек.

Катажина ничего не сказала и только покачала головой.

– Я вскрываю конверты, – объявил Брошек.

Потом, называя вначале имя автора, поочередно зачитал текст, содержащийся внутри каждого конверта.

Ика: на снимке магистр. Скульптуру он поставил в качестве приманки. Влодек: на негативе магистр Потомок. Скульптура, скорее всего, его собственная. Он ее принес как приманку. Брошек: сфотографирован магистр, заменивший Зевса и Геру подлинным произведением искусства. Вывод: магистр тоже готовит ловушку для циничных преступников. Альберт: фотография и фигурка магистра. Фигурка – приманка. Пацулка: фото, магистр. Фигурка, приманка. Детектив-любитель.

Все уже готовы были рассмеяться, как вдруг в дверь чулана, где была устроена фотолаборатория, резко постучали, а затем раздался решительный голос Икиной мамы:

– Без четверти одиннадцать. В это время в нашем доме спят.

– Сейчас, мама! – крикнула Ика.

– Спокойной ночи! – угрожающе прозвучало в ответ.

– Что ж, можем друг друга поздравить, – торопливо сказал Брошек. – Никто не промахнулся. Сегодня ночью, пожалуй, новых сенсаций не предвидится. Задача на завтра: выяснить, кто подкрадывался к часовне.

– Э! – махнул рукой Пацулка.

– Ты хочешь сказать, что это невозможно? – огорчился Брошек.