355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Эжен Савицкая » Мертвые хорошо пахнут » Текст книги (страница 15)
Мертвые хорошо пахнут
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 16:23

Текст книги "Мертвые хорошо пахнут"


Автор книги: Эжен Савицкая



сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)

Все стекается в одну точку и изливается из горлышка кувшина: вода, головастики, песок, масло, время, мерцающие звезды и черные светила. Никогда не стихнуть великому голоду устрицы. В пазухе крошечного, блестящего листика букса пребывает в смази отражений розовая, горькая почка, пьет молоко света, и ничто не смущает ее развития, она разрешится цветком. И цветок раскрывается. Дятлы, колебатели леса, всколыхивают его от встряски к встряске. Всколыхивает молот, кующий медь или сталь. В его лепестках первым делом, словно кровь, откликается пение горлицы и уже потом разворачивается в воздухе и улавливается там ухом. Все предсуществует в нем, в его пенке, пене и паре. Подземные толчки его срывают, а уж потом удерживают. Пусть его со всех сторон окружает сухость, известно, что он маслянист сладостью, от которой напрочь теряешь почву, теряешь имя и самовосприятие в ярком свете зева без зубов и языка, что бравирует поношениями, производит до бесконечности невесомые, прозрачные и пустые пузыри, заполняет пустоту, возводит бастион пустоты против пустоты неба, против всех утраченных цветов, против удушья, красный от гнева, от любви, белый от досады, призывающий к себе железо и искры, переворачивая вверх дном созвездия, швыряющий шпилем в землю церковные колокольни, сотрясающий со слив их лепестки и плоды, сливу среди слив, фигу среди фиг, общипанный бородатыми, голубыми и гремуче-фиолетовыми козами, украшенный врожденной ангиомой, что пахтает, покуда не свернется, семя и сглатывает сыворотку словно нектар. Пусть слетятся все пчелы на свете, откупорят крышечку, пусть выкачают сок и плавят до скончания времени мед, запах коего исторгает чох и слезы, мед красного и черного перца, мед набитого пуза, мед рыжей крови, истекшей из сердца женщины, уладившей счеты с земным шаром, с ползущими облаками, с головастиками и черными светилами. И, между своими нимфами, цвет тела которых совершенен, сжимая золотую соломинку, прежде чем скрыть ее в нем, то есть в кусочке неба.

Почему я – сам я и только, намотанная и завязанная вокруг скелета нить, беззубое и шаткое совершенство? Куда выгоднее было бы быть чем-то другим. Гвоздем, например, вбитым в мякоть ноги чирьем. Куда выгоднее было бы быть юной девой, юной девой, несущей на голове грушу, девой, что, голая и изнуренная, держится на ногах будто чудом. Я бы охотно был юной девой, возлежащей под деревом, на которую падают лепестки и капает млеко тлей. Чувствовал бы, как во мне текут потоки, порозовел бы, был уязвим и непобедим и поддерживал бы свои груди скрещенными руками, если б нашел их слишком тяжелыми, а чтобы бежать, намотал бы себе на грудь слой за слоем хлопчатую ленту, что стала бы мне как кольчуга. Я бы был юной девой среди юных дев, их сестрой, подругой, их кузиной, племянницей, тетушкой. У меня был бы живот вроде утробы моей матери, живот с перегонным кубом внутри, и треугольные ляжки. Я бы охотно был гвоздем в мякоти ноги или вбитым в гвоздное дерево [10]10
  Имеется в виду до сих пор сохранившееся в Валлонии поверье, соединяющее в себе языческие и христианские суеверия; согласно ему от зубной боли и кожных заболеваний помогает нехитрый ритуал с вбиванием в специальное дерево-святыню (их сохранилось считанное число) гвоздя (чаще всего с нацепленным на него вотивным лоскутом).


[Закрыть]
с нацепленной на шляпку всяческою белибердой, старыми повязками, тонким бельем, лентами для волос, носовыми платками, полосками марли. Охотно бы оказался вбит в стену, меж тремя кирпичами, в известковый раствор, поначалу, совсем ненадолго, сверкая синей сталью, потом – заржавевшим на веки вечные и подо ржою твердым. Юной девой я бы хлопал в ладоши, чтобы созвать своих свинок, гвоздем – посверкивал в срединной стенке. Куда выгоднее быть мухой, синей падальной мухой, сидящей на шмате масла или с головой ушедшей в коровью лепешку, когда умеешь за тысячу метров отличить свежее от прогорклого. У меня бы не убыло прав и сохранился доступ к добрым сырам, зрелым фруктам, к темным, духовитым комнатам, всяческой мертвечине. Я бы спокойно откладывал яйца, где подобает, там, где тепло и есть пища, где кишит живность. Гвоздем бы я был неподвижен, юной девой – расселся на плетеном стуле, а мухой порхал бы себе и порхал, прежде чем внезапно усесться в уголке губ.

Не было бы счастья, так несчастье помогает мне греть себе руки, от рождения всеядному, равно влекомому к тому, что смердит, и к тому, что благоухает. Неся на лице своем зловещие стигматы и гримасу блаженства, я подбираю в полях позабытые грубые ракушки и чувствую себя как дома на сельских свалках, там, куда отправляется Полина-вдова, чтобы выбросить ворохом раковины мидий, шлак из угольной печи и доставшиеся от стародавних предков вещицы. Я вижу там то, чего никогда не имел, к чему даже не приближался, то, что мне не принадлежит и никогда принадлежать не будет. Убеждаюсь, что ничем не владел. Если оглянуться назад, мне не хватало так многого, что я удивляюсь, как вообще выжил, ценою каких жертв. Перебираю в уме свою пропащую жизнь, подцепляю за мочками ушей от нее кисты. Чтобы съесть своих первых мидий, мне пришлось дожидаться совершеннолетия. Столько лет прошло рядом с королевским пайком, так что ни один орешек сей бархатистой плоти не провалился мне в глотку! Я жалею не только о мидиях. Обтрепанный поводок, валяющийся в полу-мешке из затвердевшего цемента, – это грифон, которого у меня никогда не было, или фокс с упрямой мордой, которого бы я мыл, возвращаясь с прогулки. А подрастратившее волосяную набивку седло – пони, а то и сивка-бурка, я оберегал бы ее от мух. А платьице в разводах – младшая сестра, в компании которой купания показались бы куда пользительнее. Я жалею не только о собаке, лошадке или подруге по играм. Жалею и о сосудах, полных желтоватой водицы, исторгнутой, зажимая нос, в последнее мгновение, и даже о гниющих лилиях, даже о хризантемах. Жалею и о кладбищах, и о решетке, о прогулках туда-сюда по гравию, камням, омытым природной губкою, и по жесткому лишайнику. Жалею о смертях, которых у меня никогда не было, о беспробудном сне, черном языке, заткнутых ушах. Жалею об отце, курящем трубку, полочка для нее снята ныне рогаткою из бузины. И жалею о матери, разносчице при заплечной корзине в яблоневых и грушевых садах. Шаг за шагом я отступаю в развалины и брызжу слюной на остатки того, чего мне не хватало. Жалею о битой сотне лет, доброй тысяче жизней и миллионах трупов.

Почему так и остается непочатою тайной угорь с головою гуся или ласки, каковой, стоит его, пусть всего на мгновение, заметить в глубине зеркала, на заднем плане груды силуэтов и брелоков, а то и прямо под водной гладью, воссоздается повсюду, в обстоятельствах самых разных? И появляется то гусиная голова, то голова ласки, отражая настроение твари, что тянет к нам свою длинную, гибкую шею словно вытянутый запредельно хребет. То это облик гуся с не чуждой деликатности и добродушия физиономией, как тот гусак, что заправлял на птичьем дворе, оседлать его на лужку имел шанс только меньший в семье. То это гусь, от шипа которого щемит сердце, а то куница с черными глазками, дикая, неподвластная, гораздая его изводить. И не пытайся не поворачиваться, набрасывать на зияющие дыры тучные мешки и заделывать выемки в стенах: стоит его заметить, пусть всего на мгновение, и он воссоздастся в зарослях терновника, среди листвы, в полутени. Крысе придаст кровожадную и безвольную физиономию, каковой от природы той не дано, старухе – повадки то мурены, то кроткого гусенка. Видишь, как повсюду преумножается угорь и разевает глотку. Видишь разверстую настежь алую глотку, такую широкую, что способна проглотить и исполина в болотных сапогах, то бишь меня, исполина или же его брата, а затем, на выдохе, выпростать из растянутого ануса рой засахаренных у него в сердце ласточек. Стоит его встретить, этого угря с гусиной головою, и уже его не забудешь, от него не отделаешься. Поражена сетчатка, и мозг производит в немыслимом количестве глотку, готовую с мгновения на мгновение нас слопать, уже в процессе, уже начавшую это делать, вездесущую, непредсказуемую, водруженную, как автомат, на рессоры, питаемую духом тинистых прудов, мутных потоков, тяжелых морей грязи и сброшенной кожуры. Я трепыхаю руками, хочу отбиться, но вижу повсюду свою бабку-угря, даже если закрою глаза, особенно если закрою глаза. Бабка преследует меня в темноте. Прячется у меня под мышкой. Зубы бабки-угря остры и ровны, ищет она мои мышцы. Шею бабки бороздят твердые и гибкие, словно кожаные ремешки, жилы, и она хочет, чтобы я их ласкал. Бабка моя безжалостна. Никогда не простит мне, что я не оказывал ей должного уважения, упорствовал на своем. Когда они смотрят на меня в упор, в глазах моей бабки нет ни фана добродушия.

Уничтожить способен я самую прекрасную тварь. Всего-то и надо поднять руку и, не размышляя и не дыша, совершить подобающий жест. Достаточно, чтобы я забыл в подходящий для свершения сей задачи момент о себе, чтобы сложил свою волосатую кроткую голову в ящичек для спичек и использовал как кастет надутую кровью культю шеи. Мне случается перемещаться без головы, так почему же не уничтожить самую прекрасную тварь? Сие ничему не противно. Забыв о себе, уже не могу больше видеть, как она движется, ее ощущать, слышать. Моя культя встретит ее во тьме, как встречаешь препятствие, мертвую (уже мертвую) ветвь или кучу тряпья, и уложит так же уверенно, как огородное пугало, она ее разворотит, и нет никакого риска, что свершится чудо, что подействует очарование ее красоты: преступление будет иметь место в слепоте и глухоте. Никакого риска, что подействует очарование ее фамильного запаха: средь смрада буду я действовать, наполнив ноздри зловонием, что с лихвой покроет железистую сладость крови. И даже не замараюсь. С какой стати? Кровь не прольется, поскольку я перекрою ее источник, напрочь остановив в нем ток. Никто не будет меня умолять. Не закричит. Потому что никого больше не будет и в конечном счете некому будет существовать. Не будет прегрешения, потому что для прегрешения не найдется уже ни предмета, ни повода. Не будет ни в чем недостатка, ни в жесте, ни в перемещении воздуха, ни в воле. Мне придется жить без головы, но я так уже поступал без каких-либо затруднений, с моей холерической культей, свисающими руками, ногами, что липнут и отлипают по-над сырой глиной, голосовыми связками, что бубнят спасибо, и языком, который знай себе ропщет, вечно не получая вдоволь ничего путного. Итак, в конечном счете я так и не сбудусь, ибо отступлю к последней преграде и, павший туда, откуда вышел, то есть в своего рода утробу, места сего, ничего не видя, ничего не слыша, ни голоса, ни шепота, ничего не ощущая, не узнаю, пересеку ее, опустошая, и у меня не будет, стало быть, ни матери, чтобы ее почитать, холить-лелеять и внезапно покинуть, ни в ком себя узнать.

Я хочу, но не могу, нет у меня ни немереных внутренностей, ни бесконечного аппетита. Полный соли и сахара, я должен остановиться, а стоит мне прекратить есть, стоит отложить вилку, как тут как тут ощущение, что я пощусь, пребываю вне этого мира, в стороне от садов, огородов, полей и свинарников, будто уже не причастен ни к подыманию опары, ни к брожению чарующих материй. Разве восхищался бы я окороком и сладкой нежностью сахарной косточки без посредничества моего рта? Когда я его не сосу, молоко стекает в траву. От меня ускользает главное: мне, коли губы мои сжаты, а зубы праздны, недостает того, из чего состоит мироздание. Чтобы жить, я должен вгрызаться, сживать со света то, что мне по нраву, то, от чего текут мои слюнки. Таково правило. Именно из плоти, из чего же еще, лажу я свою плоть. Кончив есть, должен как можно скорее покинуть стол и очутиться там, где окрестное не находится в пределах досягаемости моего желудка. К несчастью, я отнюдь не навозник и не термит. У меня слабые внутренности и крохотный кроткий рот, но я хочу их наполнить, и рот, и внутренности, вместив как можно больше того, что меня окружает, а иначе зачем оно тут, чтобы благоухать, выцветать или киснуть? То, что попадалось мне на пути, на глаза, ко мне возвращается. Я хочу что-то с ним сделать, счастливо преобразить, и чтобы счастье пронзило меня насквозь. Я хочу все, но и так мало, при чем тут мои усилия и настойчивость. Верно, что, нажелавшись до слез и проворно сглотнув, я остаюсь с носом, мне остается только что-то из прошлого, только своего рода благотворный недолгий провал, воспоминание, которое затушевывают последние вкусы, но и еще один довод начать заново, не столь важно, в какой именно момент, глотать, видеть, играть с лососем как кошка с мышкой, разобрать его на лепестки и припрятать. Почему бы всему миру не войти целиком в мой чулан для провизии, где вполне подходящие полки, разумно расположены отсеки, есть орудия, чтобы разделать его на части и обработать, и пряности, чтобы возместить его предельную пресность? Многого я не прошу. Я хочу все, немедленно и хорошо приготовленным. Все проглотив, я сразу почувствую себя спокойнее, но ненадолго.

Хотя и набив брюхо ровно бурдюк, я ощущаю себя пустым и на грани истощения. Не проворонил ли я макового зернышка, не обронил ли макову росинку? В бутылках всегда ни капли лишнего. Все так отмерено, ограничено, так скудно и скаредно, тесны и куцы емкости, содержат разве что пробу, образчик высшего смака, словно для того, чтобы дать лишь предвкусив, разбудить аппетит, не суля притом продолжения. Всегда чего-то не хватает, с этим не поспоришь, и нужно отправляться на поиски, пока у тебя есть на то силы. Ноги у меня что надо, затвердевшие слой за слоем, пузырь за пузырем, словно с самого начала я передвигался только затем, чтобы брать то, что мне должны, востребовать то, в чем меня ущемил несправедливый закон мер и весов. Руки у меня что надо, с целым чуланом для вкусов под ногтями. Язык у меня что надо, толстый, короткий, зато вытягивается. С чего бы моему рту оставаться в бездействии? Едва я родился, как горло мне прошила дыра и закрыться уже не может. Все туда входит, а выходят только затхлые ветры. Слегка нагнувшись, можно увидеть, как она зияет, словно трещина в земной коре, хотя в общем-то алая по материи, ее составляющей, она черна непременною чернотой. Вино приемлемо только потому, что в эту дыру стекает. Только потому, что они вот-вот исчезнут во мне, я безумно люблю знаменитые переливы бордо, рубин и холодный красный, словно вываленный в ржавчине черный флаг. Я бы пил ночь, если бы смог залить ее в бутыль. Небо вровень с моим ртом. Вровень с моим ртом звезды. Кто посмеет отмерить мне то, у чего плотность моей крови и цвет моих губ? Кто крадет мою жизнь? Кто заставляет заунывно бренчать шеренги пустых бутылок в провонявшем селитрой, сухом, как слюда, закопченном, как морг, и черном, как угольное ведро, мире?

Штутгарт, замок Солитюд, апрель 1994.

ГУЛЯНИЯ НА НЕВОЗМОЖНОЙ И НЕУЕМНОЙ СВАДЬБЕ

~~~

Мухи: кто ты? ты? ты с нами? мы с тобой? мы вместе? мы вместо кого? сделаем что-нибудь вместе? что ты сделал с собой? мы родились вместе? уйдем вместе? ты пойдешь с нами? мне пойти с вами? куда идти с вами? что делать с вами? что мы делаем вместе? кто мы вместе? кто вы вместе? нам жить вместе? вам умирать вместе? что с нами будет вместе? как нам будет вместе? о чем говорить вместе? сколько вас вместе? много вас вместе? вы разные вместе? в каком месте? кто ответит на эти вопросы? будет ли завтра? кто ответит на этот вопрос? будет ли послезавтра? кто ответит? ты готов говорить? о чем ты готов говорить? с кем говоришь? ты говоришь? ты? кто вы? вы? (они ни на миг не прекращают жужжать, заглушая человеческие голоса)

Гость или Гостья: женщина причитается мужчине, мужчина причитается женщине, он и она сочетаются, муж и жена, жена и муж, жена вносит зубы, муж вносит десны

Гостья или Гость: твои губы тонки и мягки как ветви ивы, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, показав свой рот там, где была лишь ночь, ночь в искрах

Дрозды: кто вы? вы? кто говорит? говорят? говорят ли? где соль? кому соль? соль это что? вам соли? у кого соль? есть у вас хлеб? какого вам хлеба? куда вы пойдете за солью? что такое жена? жена? муж? что такое муж? от какого вы древа? вы от дерева? вы дерево? дерево в цвету? вы от дерева в цвету? от какого цветка? какой цветок ты любишь? какие цветы ешь?

(и, под сурдинку, Мухи: щепотка розмарина? щепотка соли? ночь хороша? вы знаете свою мать? кто ее знает? кто знает запах ее дыханья?)

Пока они жужжат, раздаются другие голоса.

Кто-то из Гостей: за зубы жены, что грызли латук и бобы (пауза)за десны мужа с оскоминой от каштанов (пауза)за их челюсти, что смыкаются зуб к зубу, за их члены разной формы, большой палец сведен с большим, указательный вложен между средним и указательным (пауза)в ямке

Кто-то еще из Гостей: за руку жены, что рвала розмарин

Тот или иной из Гостей: ты силен как бык, твои возгласы бесподобны, посмела она сказать, коснувшись ладонью кончика рога, и она в это верила, поверил и он, дерзко уходя в темноту

Гости, на подходе, крича за сотню шагов: за руку мужа, что прикинул на вес навоз и косу матери, укрытой в березовой роще (пауза)за руку жены, что прикинула на вес косу матери, словно дым, и удержала большой палец отца, хранимого в коробке в форме ромба на дне ямы в форме воронки

Гости из дальней родни, для участия в свадьбе рассевшись на крыше дома (хор детей и стариков): муж приносит орехи, жена – масло в бутыли, вместе он и она готовят отменный салат

Гость: за колени жены, острые или квадратные, в ссадинах, за каждый шрам (пауза)за колени мужа, острые или квадратные, в ссадинах, за каждый шрам (пауза)шрамы привносит жена, шрамы привносит муж, шрамы, сходясь, образуют созвездия

Все, кто сидит за столом: за жену, что дается мужу, за мужа, что дается жене, за их пупки, витые красивым морским узлом, за их чрева, полные ржавой крови

Среди криков и песен, постоянное гудение вопросов. Пчелы: где мой отец? отец? мой отец? он отец? отец кому? отец чему? что спит? что бодрствует? кто пробуждается? как пробудиться? себя разбудить? кто тебя будит? будешь ходить за отцом? отдавать себя целиком? все отдать? что отдаешь? что тебе остается? что остается? чего не хватает? тебе не хватает его? тебе не хватает ее? насколько ее тебе не хватает?..

Одна из Гостий: ты нежна, как сухая и гладкая черепичка, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, царапана, мечена и исчерчена, темнее, чем ночь, синяя посреди, серая дальше

Один из Гостей: твои губы тонки и нежны, как брюшко осы, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, нежно кусая мочку уха, и ужа, и репейник, пока они мало-помалу не скрылись из виду

Одна из Гостий запевает:ты сильна, как угорь, что, обезглавленный, умирает не сразу, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, извиваясь в руках у него и среди напастей, неуязвимая рыба морей, рек и озер

Одна из Гостий: за ягодицы жены, что оставили отпечаток на соломе стульев, на шерсти одеял, на холодном камне

Пчелы: сколько времени не хватает тебе? как не хватает вас? где не хватает тебя? вам не хватает чего-то? чего же вам не хватает? когда тебе ее не хватает? где тебе не хватает чего-то? когда тебе его не хватает? тебе не хватает зуба? каких зубов вам не хватает? когда вам не хватает себя? вам не хватает хватки? ты хватился себя? ты не хваткий? почему тебе не хватает чего-то? вам не хватает бойкости?

Мухи: кто растет? что растет? отрастает? где прирастает? как растут? спереди вырастают? сзади растут? вырастают раз и навсегда? всегда ли растут? когда ты перестанешь расти?

Компания Гостей: за ягодицы мужа, ужаленного тарантулом и покусанного муравьями (пауза)за солому, шерсть, шелк, хлопок, за муравьев и тарантулов, что искололи им ягодицы (пауза)вместе он и она составляют шар с неравными полушариями, муж привносит ломкий девичий голос в кастрюле, жена – мужской тембр меж шелковистых губ, муж привносит мышцы, жена нервы, муж приходит с лицом мальчика лет двенадцати, жена с лицом девочки лет одиннадцати, мальчик приносит красный шарф, девочка варежки, девочка русалка, мальчик рыцарь, вместе она и он приносят огонь и с воздухом образуют тройку вершин и квадратуру круга

Одна из Гостей: с виду тебе лет двенадцать, глаза у тебя нежны, как у кролика на свету, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, в двенадцать лет под звездами и в убойную животную нежность

Одна из Гостий: твой голос как ветер, что ворошит листву и разносит пепел, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, вступая в спор с жаворонками и пустельгами и наполняя собой воздух над всей землей

Группа Гостей: за уши девочки, что звенели от жемчуга (пауза)за уши мальчика, что млели от колыбельных (пауза)за плюшевого мишку, за куклу, за цветные ленты, за рожки с мороженым, за мусс стратаччелу и тра-та-та, за тарарам и свист

Мухи ни на миг не прекращают жужжать.

Мухи: кто растет? что растет? чей голос о ком говорит? где феи, что явили их на свет? где тираны, что их угнетали? вы придете? откуда идете? вы едите? что вы едите? что вы поете? зачем распевать? что запевать? какой день воспевать? бывает ли день? бывает ли ночь? ночь идет вслед за днем? день за ночью? за матерью дочь? за сыном отец? куда все идут? где бабка? кто дед? бабка кому-то мать? мать кому-то праматерь? Прежде кого идет мать? кто идет прежде матери? кто выступает? кто идет по твоим стопам? кто идет первым? кто позади? куда они движутся? вы продвигаетесь? кого отодвигаете? кого опережаешь? кто спотыкается? кто проходит? все проходит? что прошло? через что ты прошел? кого уже нет? кто все еще? кто опаздывает? где уже поздно? когда уже поздно?

Группа: за расколотый подбородок жены, за разодранный подбородок мужа, за их прекрасные первые раны (пауза)за бабку жены, за ее ноги на плитах, за мать матери, которой она приходится дочерью

Группа, устроившись на ветвях липы: за бабку жены, за ее ноги на досках, за мать отца, которому она приходится дочерью (пауза)за бабку мужа, за ее руки на потолке, за ее ноги на плитах, за мать матери, которой он приходится сыном

Группа, рассевшись на лесах, распевает,за бабку мужа, за ее руки на потолке, за ее ноги на плитах

Группа, устроившись под навесом: за бабку мужа, за ее руки на балках, за ее ноги на досках, за мать отца, которому он приходится сыном

Гостья: за отцов, за дедов, за толпу в кепках, в фетровых и соломенных шляпах, за домашних тиранов, за прочих шутов и упрямцев

Гость, пока Дрозды щебечут: это тебя я ждала, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, в бесконечности усмотрев долгий путь, в самой яркой звезде – единственное направление ветра

Одна из Гостий: я знаю тебя как свои пять пальцев, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, спросив, мы никогда не умрем, ведь правда, словно пытая судьбу

Группа Гостей на разные голоса: за мужа, что дается жене, за жену, что дается мужу, за ребенка, что отдается времени, за время, что проходит, не наполнив ни одного кувшина (пауза)за чрево, полное ржавой крови, за кулачок ребенка с зажатой солью, за большой палец матери, скрытой у края кровати с бортами, что качается, за ухо отца на дне цистерны, засиженной мухами (пауза)за время, что проходит, не наполняя ни кувшинов, ни крынок

Гость: жена кричит петухом, муж воркует голубкой

Группа Гостей: за битый фаянс и за рыбий клей

Женщина из Гостей: жена приносит галстуки, муж простыни, в простынях она и он путают пучки волос, на галстуках он и она вешаются, холодно в большом мире, жарко в мирках улья (пауза)муж приносит передник, жена кастрюли, вместе от них идет шум и пар, пар доходит до неба, небо волнуется, дождь проливается в кувшины и крынки, мимо кувшинов, ведер и крынок

Группа Гостей: за мир, что исчезает, за мир, что появляется, за жену, что вопит, и мужа, что стонет, за жену, что стенает, и мужа, что вопит, за их голубиное воркованье и петушиный крик, за чириканье жаб

Женщина из Гостей: член полый и полный привносит жена, член полый и полный привносит муж, вместе он и она составляют кентавра, стремянку, тачку, шестьдесят девять любовных дней, девять горести и шесть радости, шесть горести и девять радости

Мужчина из Гостей: ты мой цыпленок, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, для него распуская волосы и раскрывая клюв для кормежки

Другой мужчина из Гостей: я люблю тебя больше всего, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, больше жизни, больше того, что видно, больше вселенной, и жила беспокойная вечно

Незваный Гость кричит:хватит задницы плющить! давай сюда хлебное тесто!

Стайка Дроздов, один за другим:ты упиваешься воздухом? пьешь воздух? как пьешь воздух? чей воздух пьешь? чей воздух в тебе? любишь ночной воздух? откуда ночная тьма? что темнее, чем ночь? какого размера ночь? как же измерить ночь? ночь может быть светлой? бывает день ночью? бывает днем ночь? как вы носите галстук? вы держитесь сносно? вы себя переносите? вас несет влево? вправо? вы спите слева? куда дышите? дышите? что вы вдыхаете? вы вздыхаете о плеске воды? вы цедите воду? кто плещет водой? кто плещется на воде? когда плещет вода? она плещет? свистит? звенит? кто тонет? кто топит? кто кого ест? кто дробит? кто раздроблен? кто убивает? убивают? вы любите устриц? любите? кто любит вас? кого любите вы? ты любишь долго? ты любишь как? тебе нравится, чтобы тебя любили? тебе нравится любить самому? тебе нравится быть любимой? тебя любят упрямо? ты любишь упрямо? как вы любите? любите сами себя? что вы сделали, чтобы любить? как вам нравится больше? вам нравится, чтобы вас покрывали? вы были снизу? где вы сейчас? кто держит вас за руку? чью руку вы держите? вы держитесь за какую руку? какой рукой держите это? держитесь? как вы держитесь? что держите? держитесь на ногах? как вы держитесь на ногах? от чьей матери ваша выдержка? чья мать держит вас? вы держитесь за свою мать? чью мать вы поддержите? как содержите свою мать? вы держитесь ближе к свету? где свет? почему свет?

Под щебет вопросов, мужчина среди Гостей: без тебя мне не жить, посмела она сказать в вечной ночи, и она в это верила, поверил и он, прочертив в ней свой звездный путь

Под щебет вопросов, мужчина среди Гостей: я хотел бы купаться в твоей крови, посмел он сказать, и он того и хотел, поверила в то и она, каждый месяц обильно кровоточа ржавой кровью, как льет дождь, падает снег, наступает ночь

Гости в стороне запевают,жена берет сердце мужа, муж сердце жены, муж и жена кладут их вариться, прекраснейшие сердца, в огромный котел, он и она задают пир

Гости под грушей подхватывают:в огромный котел жена бросила розмарин и тимьян, муж – мускатный орех и гвоздику

Гости под вязом подхватывают,в огромный котел один бросает морковь, другая – кабачок, горькое и сладкое смешиваются, одна бросает смокву, другой – огрызок яблока (пауза)едкое и пресное смешиваются (пауза)один бросает лущеные бобы, другая – ячменный солод, железо и дрожжи мешаются, навар становится жирным (пауза)одна бросает крапиву, другой – картофель, суп заправлен, можно потомить его на слабом огне, затем остудить, вновь разогреть и украшать бесконечно луком и пармезаном, листьями дягиля и свекольным соком

Женщина из Гостей: я хотела бы скрыться в твоих подмышках, жить в твоей шее, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, открывая объятия, двигая глоткой и кадыком и истекая прозрачной слюной

Другая женщина из Гостей: я искал тебя повсюду, даже во сне мои глаза шарили в пустоте, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, являясь ему каждый миг его жизни со своим сердцем, бровями и паром

Голос из-под стола: муж и жена кладут их, прекрасные эти сердца, вариться в огромный котел, котел падает наземь, суп растекается, муж на супе поскальзывается, жена шлепается на задницу, на жирном супе жена скользит, муж шлепается на задницу, падает десять раз и всякий раз поднимается, падает еще раз и поднимается, падает и встает, встает и вновь падает, падает и встает, в супе муж, в супе жена, в жене суп, в муже суп, в супе муж, в супе жена, жена супница, муж половник, половник в супнице, жена в половнике, на земле суп, жена и муж, а в супнице земля

Кто-то кричит: навар печени отрезвляет влюбленных! навар требухи вдохновляет на дело!

Женщина из Гостей: за мужа, что дается жене, за жену, что дается мужу (пауза)муж берет жену за талию, жена берет мужа за шею

Хор Гостей: их сводит черта (пауза)это луч света?

Женщина из Гостей: жена берет мужа за руку, муж берет жену за ногу

Хор Гостей: их сводит черта (пауза)это нить золотая?

Женщина из Гостей: муж берет жену под мышки, жена берет мужа за промежность

Хор Гостей: их сводит черта (пауза)это соломинка?

Женщина из Гостей: жена вопрошает мужа, муж вопрошает жену

Хор Гостей: их сводит черта (пауза)это слово или пословица?

Женщина из Гостей: муж поднимает жену, жена поднимает мужа

Хор Гостей: их сводит черта (пауза)это рычаг?

Одна из Гостий: цветы яблонь и груш для тебя, посмела она сказать, и она в это верила, поверил и он, пряча кости под ворохом лепестков

Медленное гудение Шмелей: откуда у вас свет? в какой руке свет? какой вы любите свет? вы любимица света? светло? где мрак? кто и что говорит? кто это сказал? это север? север чего? это слева? слева чего? справа откуда? где это? откуда вы взялись? вовремя появились? откуда вы появляетесь? вы появитесь? откуда вы явитесь? появитесь в нужный час? с какого часа? какого ты часа? ты точен, как по часам? работаешь по часам или на вес? работаешь ради красивых глаз? чей глаз на тебя нацелен? ты под прицелом?

Мужчина из Гостей: жена встречает незнакомца, муж незнакомку, мальчик встречает женщину, девочка мужчину, он будет жевать латук, она грызть каштаны

Женщина из Гостей: эти плоды для тебя, вишня, клубника, смородина, посмел он сказать, и он в это верил, поверила и она, став хрупкой миндалиной, сердцем

Женщина из Гостей: муж научился песне от ласточки, жена от глухаря (пауза)вместе она и он устроят птичий двор с курами и индюками, утками и гусями

Женщина из Гостей: будь счастлив повсюду, даже там, где мне не бывать, посмела она шепнуть, вся в мыслях о циклах и дряхлении, она в это верила, он поверил, даже радуясь, вне ее, в аду

Группа Гостей запевает,за жену, что дается мужу, за мужа, что дается жене, за ребенка, что отдается времени, за время, что проходит, не наполнив кувшина, за кувшин, что опустошается, не успев наполниться, за пупки, витые красивым морским узлом, за чрева, полные ржавой крови (пауза)жена приходит с девичьими костями, муж – с мальчишечьими хрящами, вместе он и она составляют длинный скелет, на него мальчик вешает свои шарики, девочка – свои ягнячьи глазки, девочка теряет заячьи зубы, мальчик – торчащие уши, вместе мальчик и девочка образуют то, что жило, и то, что живо (пауза)за щербленые ногти мальчика, за драные коленки девочки, за их смех как снег и пороша (пауза)жена звонит в колокольчики, муж хлопает в ладоши, она теряет ленту, он теряет адамово яблоко


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю