Текст книги "Невозможное завтра"

Автор книги: Эйвери Уильямс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Но она не отвечает. Я кладу руку ей на плечо и грубо трясу за него. Ничего.

Я выкарабкиваюсь из ванной комнаты и вытаскиваю телефон из сумки. Как раз собираюсь набрать, когда понимаю, что не могу использовать его – не могу быть засеченной здесь, в квартире Тарин. Я спешу на кухню, где на столе, рядом со старой коробкой из-под пиццы, видела стационарный телефон.

Дрожащими пальцами набираю 911.

– Помогите, – говорю я, когда отвечает мужчина, слова вылетают сами по себе. – Здесь девушка. Она без сознания. У нее передозировка. Думаю, она на грани смерти. В ванной.

– Вы можете описать...

Но я уже отключилась. Хватаю кошку и усаживаю ее в пустой чемодан. К моему удивлению, она не сопротивляется. Я закрываю его на замок и мчусь к двери, оставив ее незапертой, лечу вниз по лестнице с чемоданом в руке и книгой под мышкой. До меня доносится вой сирен вдалеке.

Я вылетаю из входной двери здания и спускаюсь по лестнице на улицу, грудь разрывается на части от частого дыхания, пока я пробираюсь вниз по кварталу, к машине миссис Морган. Игнорируя испуганное мяуканье кошки, я пристегиваю чемодан ремнем безопасности на пассажирском сиденье и включаю зажигание.

А затем, сама не знаю почему, я замираю, соскальзываю по сиденью вниз, чтобы меня не было видно, когда из-за угла появляется скорая. Сотрудники скорой помощи вырываются из дверей и движутся к зданию под треск радио обратной связи и красными огнями.

Подтягивается несколько полицейский машин, когда я переключаю передачу. Мне нужно уезжать. Не нужно, чтобы мне задавали вопросы. Но какой-то инстинкт говорит мне подождать. Офицеры выпрыгивают из своих крузеров, и я узнаю одного из них: худой, хорошо сложенный, с зеркальными очками на глазах, несмотря на сумерки. Я задерживаю дыхание, когда офицер Сполдинг перескакивает две ступеньки за раз, а затем исчезает внутри.

Я еду домой, все время, держа книгу на коленях. Она кажется тяжелой, как якорь. Или оружие.

Глава 24

– Ни за что. У тебя ведь аллергияна кошек, Кайли. – Миссис Морган, уперев руки в бока, смотрит на клубочек серой шерсти у меня на руках.

Оу. Тело Кайли, наверное, страдало от аллергии, когда она была жива, но алхимический процесс переноса души излечил бы любые такие болезни.

– Только не на эту, видимо, – говорю я с улыбкой. – И это значит, что я ее оставляю.

Она ничего не говорит, но неуверенно тянется почесать у кошки за ушком, на что та отзывается громким урчанием.

– Можно? – шепчу я.

– Где ты ее нашла, говоришь? – спрашивает миссис Морган, продолжая поглаживать у кошки под подбородком.

– На улице, у дома подруги. Пощупай, какая она худенькая, мам. Она бы погибла, если б я ее не нашла. – Чувствую, как слезы жгут глаза. Не знаю зачем, но мне нужнаэта кошка. Может быть, из-за того, что она принадлежала Тарин, девушке, чью жизнь я пыталась спасти дважды, которая могла быть уже мертва. Или из-за того, что другие животные не выказывали привязанности ко мне?

– Ах, – бормочет миссис Морган, когда кошка выгибает спину и закрывает глаза. – Бедняжка. Она совершенно точно бездомная.

– Пожалуйста? – повторяю я. – Можем мы ее оставить?

Она долго на меня смотрит, но я знаю, что уже выиграла эту битву. Не понимаю, как кто-нибудь может не полюбить эту кошку.

– Ладно, – говорит она. – Но тыдолжна позаботиться о ней. Кормежка, лоток, все такое. А если у тебя начнутся приступы астмы, мы тут же отдадим ее в питомник. Договорились?

Я решительно киваю.

– Договорились. – Я прижимаю кошку к груди, качая на руках ее тощее тело, затем отпускаю на шахматный линолеум. – Иди, котеночек, – говорю я. – Исследуй свой новый дом.

Кошка начинает обнюхивать все по пути, трется головой о ножки стола и серванта.

– Надо бы дать ей имя, – говорит миссис Морган. – «Котенок» чересчур банально, тебе не кажется?

– Верно, – отвечаю я, присаживаясь, чтоб погладить кошку. – Как бы тебя назвать? Какое хочешь имя?

Она смотрит на меня, и ее огромные зеленые глаза напоминают мне, уже не в первый раз, две полные луны. Внезапно я понимаю, как ее назвать.

– Луна, – говорю я торжественно. – Ее зовут Луна.

– Превосходно, – говорит миссис Морган. – И в стиле Беркли.

Это замечание меня необъяснимо радует. Луна, моя маленькая кошка, мяукает, будто довольная новым именем.

– Думаю, аптека может быть еще открыта. – Миссис Морган натягивает куртку, сумка уже болтается на руке. – Надо достать Луне что-нибудь поесть.

Луна согласно мяукает, удостоив меня обвиняющим взглядом. Я не могу удержаться от того, чтоб не рассмеяться тихонько над ее возмущенной кошачьей мордочкой.

– Не видела тебя такой счастливой, наверное, с прошлой недели, – осторожно говорит миссис Морган, вынимая из сумки ключи.

– Можешь это сказать, – говорю я ей. – С тех пор, как мы с Ноем расстались.

Ее щеки расслабляются.

– Я ничего не хотела говорить, – признает она. – Понятно, что ты вряд ли бы захотела обсуждать с матерью свои проблемы с парнем.

– Все в порядке, – говорю я, хотя сама не слишком себе верю. – Мы все еще друзья. Просто нам не суждено быть вместе.

Она смотрит на меня минуту, потом протягивает руку и заправляет прядь волос мне за ухо.

– Кайли, я знаю тебя всю твою жизнь. Я знаю, когда тебе грустно. И я надеюсь, ты понимаешь, что тебе не обязательно храбриться перед собственной матерью.

Я могу почувствовать, как трескается моя оболочка, чувствую слезы, которые я не могу пролить по нашему с Ноем разрыву, это просто убивает меня. Будь ястребом, приказываю себе. Луна трется о мои ноги, и я сажусь на корточки, благодарная, что мне есть куда спрятать лицо. Ее шерстка такая мягкая, прямо как у кролика.

– Нужно отвести ее к ветеринару, – говорю я, сглатывая комок в горле от ощущения ребер Луны под пальцами. – Что, если она чем-то болеет?

Миссис Морган опускается рядом со мной и гладит Луну.

– Не думаю, что она больна, дорогая. Просто голодна. Но ты права, для уверенности ее следует показать ветеринару. Я позвоню одному завтра.

Я киваю в знак благодарности.

– Знаешь, чем нам нужно заняться в эти выходные? – продолжает она. – Купить платье. Танцы ведь на следующей неделе? Магазины будут переполнены из-за распродаж после Дня Благодарения, но мы пойдем пораньше...

Я смотрю на нее. Она действительно думает, что я все еще собираюсь на танцы?

Она опускает взгляд.

– Что? О, ты, наверное, хочешь пойти по магазинам с Лейлой. Понятно.

Я встаю.

– Мам, я не иду на танцы. Не с кем. – Стараюсь, чтобы голос был не таким уж печальным.

– И что? – Она улыбается. – Брайан пригласил Лейлу, так почему бы тебе не пойти с ними?

– Не сработает. Не думаю, что они будут мне благодарны, если я попрусь с ними на их же свидание.

– Они – твоя лучшая подруга и твой брат. Они любят тебя. Почему бы им не хотеть, чтобы ты пошла? – Она хмурится, ее определенно озадачило мое заявление.

– Слушай, не беспокойся обо мне, серьезно.

Луна мяукает с пола, словно вторя озабоченности миссис Морган.

– Но ты в комитете, – протестует она. – Как-то неправильно, если ты пропустишь собственное мероприятие.

– Я помогу с декорациями, но на этом все. Я не иду. – Мой голос звучит острее, чем я планировала.

– Как знаешь, – говорит миссис Морган, кладя руку мне на плечо и притягивая к себе. – Но просто... подумай об этом. Все твои друзья будут там. – Она обнимает меня. – Сейчас я собираюсь играть в твою мамочку. Тебе не захочется упустить такие воспоминания. Когда будешь в моем возрасте, поймешь, как быстро бежит время. Годы пролетят в одно мгновение, и будет потом приятно вспоминать о подобных вечеринках с друзьями. Шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни.

Я вдыхаю, ощущая запах ее шампуня с розмарином и мятой, и с удивлением замечаю, как глаза заполняются слезами.

Шестнадцать лет бывает лишь раз в жизни. Только не у меня.

Глава 25

– Интересная техника, Кайли, – сухо говорит Мэдисон на следующий день, кивая в сторону рисунка, над которым я работаю. Когда сегодня миссис Свон дала нам задание работать над натюрмортом цветов, мой желудок завязался в тугой узел. Это было единственное решение, которое я успела придумать за столь короткий срок.

Кайли, воспроизвела бы в точности лилии, ирисы и розы с серебряным оттенком в угловатой стеклянной вазе, ловко затеняя их лепестки и стебли. У нее был настоящий талант по созданию рисунка, который выглядел почти так же, как фотография – вот только, зная ее, она бы добавила фей или ангелов, или других крылатых существ – маленькие кусочки магии, прорывающиеся сквозь реальность.

Я не могу приблизиться к ее стилю, поэтому отказываюсь даже пытаться. Вместо этого я рисую в абстрактном стиле, в котором отражается самое простое видение листьев в менее резких геометрических формах, сокращая линии до стеблей.

– Да, я пытаюсь попробовать нечто другое, – сообщаю я Мэдисон, надеюсь, уверенным тоном. – Реализм это еще не все, знаешь ли.

– Мм-хмм, – отвечает она, выглядя не убежденной, и поворачивается к своему клипборду, покрытому заметками и флажками. Очевидно, и она не заинтересована в этом задании. Она тайком работала в комитете по танцам в течение всего урока, быстро прикрепляя свой альбом на верхушку клипборда, как только проходила миссис Свон.

– Мне нравится, – говорит Рид, вставая, чтобы лучше рассмотреть мой рисунок. – Некий русский авангард.

Я просто мило улыбаюсь и жду, когда он сядет обратно. Опускаю руку к сапогу и пробегаю пальцем по успокаивающей твердости ножа, который скрываю внутри.

Миссис Свон проходит мимо, и Мэдисон быстро переключает внимание на свой набросок, драматично вздыхая, как только учительница уходит.

– Этот урок – сплошная трата времени, – жалуется она. – То есть, цветы, серьезно? У меня куда более важные вещи, о которых стоит подумать.

Я подавляю улыбку, наблюдая за тем, как серьезно она относится к своей работе, но знаю, каково оно для нее. Уж я-то тоже не могу дождаться, когда закончится этот день, чтобы, наконец, воплотить в действие свои планы относительно книги Кира. Мне просто нужно убедиться в том, чтобы все прошло анонимно. К счастью, я как раз знаю человека, который сможет мне в этом помочь. Люсия, которая помогла стереть полицейские записи о той ночи, когда я стала Кайли Морган.

Мои мысли опять возвращаются к Тарин, и мне интересно, как она. Этим утром я наконец сдалась и позвонила в больницу с платного телефона. Я не могла позволить себе связаться с ней, но мне нужно было знать, что произошло. На ресепшене сказали, что она в коме. Она так и не проснулась с того момента, как они привезли ее в больницу.

– А это напоминает мне о том, – говорит Мэдисон, засовывая карандаш за ухо, где он выглядывает из ее волос, как странное дерево без веток, – сможем ли мы провести собрание комитета по танцам в пятницу? Нам нужно проработать столько деталей.

Я замираю. Уже давно я ждала с нетерпеньем выходные, чтобы сконцентрироваться на том, как загнать Кира в ловушку.

– Я должна буду провести их с родителями, – говорю я. – Ведь это праздничные выходные и все такое. Не совсем уверена, что они запланировали.

– О. День благодарения. Точно. Ну что ж, Брайан уже сказал, что он будет дома. Так что, полагаю, ты срываешься с крючка. – Мило улыбается она.

– Раз так, то я его не пропущу, – отвечаю я.

– Кайли, ты меня не проведешь. Я ведь вижу, что ты не хочешь идти. И знаю, почему.

Я поворачиваюсь, чтобы встретиться с ней взглядом, впервые замечая, что ее глаза не полностью карие. Крошечные пятнышки голубого цвета кружат по радужной оболочке, ловя свет, просачивающийся через высокие окна класса.

– Ты о чем? – заикаюсь я, чувствуя себя так, будто она застала меня за чем-то плохим.

Она качает головой, маленький пирсинг под нижней губой поблескивает на солнце.

– Я слышала о тебе и Ное. О разрыве. Он тоже пытался отмазаться от собрания.

Через преграду из цветов я могу почувствовать, как на меня смотрит Рид. Он молчит. При упоминании имени Ноя сквозь меня проходит шквал боли, но я заставляю себя выглядеть безучастной. Чем больше моих эмоций в отношении Ноя замечает Кир, тем он в большей опасности.

– О, это, – отмахиваюсь я рукой. – Не переживай насчет меня и Ноя. Мы друзья. – Я натягиваю на лицо фальшивую улыбку. – Просто нам не суждено стать кем-то больше.

– Кайли, тебе не нужно врать мне, – голос Мэдисон теплый, заботящийся.

Я прямо-таки чувствую, как по ту сторону стола подслушивают Рид и Эхо.

– Я серьезно, – отвечаю я. – Ной хорош как друг. Но на этом все. По крайней мере, для меня.

– Значит, тебе все равно, если он гуляет с другой? – настаивает она. – Чисто гипотетически, разумеется.

– Ага, – говорю я, извращенно гордясь тем, как обыденно звучат мои слова. – Я хочу, чтобы он был счастлив.

– Как благородно с твоей стороны, – говорит Мэдисон. – Я бы не была способна на такое.

Я открываю рот, чтобы пролить следующую порцию лжи, но вместо меня заговаривает Эхо.

– Если ты любишь кого-то, отпусти его, – высказывает она мнение своим высоким, хриплым голосом.

– Это же известное стихотворение, да? – спрашивает Рид, хмуря лоб.

– Это песня Стинга, – Мэдисон, постоянный эксперт в сфере рок-музыки, просвещает его. – Из альбома «Мечта Голубой Черепахи». 1985 года.

Эхо складывает руки вместе, явно довольная тем, что Мэдисон разъяснила ее мысль. Она одета в грязный комбинезон, а под ним – в соответствующую блузку, из-под которой на каждом из бедер виднеются две гладкие полосы кожи. Кажется, с прошлого раза, когда я рассматривала ее, в ее волосы теперь вплетены еще несколько разноцветных прядей – к остальным прибавились фиолетовые и золотые пряди. Они собраны в яркий пучок на макушке, чтобы было лучше видно ее огромные серебряные сережки. Они запросто могут быть восьми сантиметров в диаметре и имеют форму, думаю, знака ее зодиака: Водолея.

– Никогда не понимал смысла в этом выражении, – отвечает Рид, опуская взгляд на свой рисунок. – Если ты постоянно отпускаешь тех, кого любишь, то ты обречен, остаться один.

– Согласна, – говорит Мэдисон. – В этом нет ни капли смысла.

Эхо усмехается.

– А вот и нет, в этом есть смысл. Если ты отпускаешь кого-то, но они возвращаются к тебе, тогда, что ж, это и есть любовь.

Рид поворачивает голову, чтобы взглянуть на нее, но она не смотрит в его сторону.

– Внимание, класс. – Миссис Свон хлопает в ладоши в передней части комнаты, и я благодарна ей за то, что она прервала нас. – У меня есть для вас немного вдохновения. Наш следующий проект – мой любимый. И для него каждому придется найти себе партнера.

Я чувствую на себе взгляд Рида и без доли сомнения знаю, что он захочет быть моим партнером. Я не стала смотреть на него, держа натренированный взгляд на миссис Свон, которая тянулась к картонной коробке на ее столе.

По классу проносится коллективный вздох при виде того, что она достает из коробки. Но не от меня. У меня перехватывает дыхание.

Она держит старинную Венецианскую маску; очень изысканную, цвета слоновой кости, в форме птичьего клюва с запутанными красочными узорами. Когда я смотрю на два черных круга, которые служат разрезами для глаз, меня пробирает дрожь. Они напоминают мне глазные впадины на черепе.

Уверена, я так же бледна, как и маска. Для остальных в классе она не более чем костюм, творение искусства, остаток изысканного прошлого.

Но для меня эта маска приносит поток воспоминаний. Бал-маскарад, на котором Кир сделал меня бессмертной. Разоренный чумой Лондон, в котором мне пришлось столкнуться со своей судьбой. Молодая девушка в саду, чье тело я забрала, моя первая жертва в качестве Воплощенной.

Мэдисон застыла, ее щеки покраснели.

– От этих вещичек мне становится жутко, – признается она. – Они почти так же ужасны, как клоуны.

– Маски довольны могущественные архетипы, – соглашается Эхо.

– А я думаю, что они восхитительны, – говорит Рид. – Идеальны для бала-маскарада.

– Ты хотя бы раз бывал на таком? – спрашивает Мэдисон.

– Возможно, в другой жизни, – говорит он и улыбается. Я чувствую, как внутри сапог сжимаются пальцы. – Полагаю, нам нужно выбрать партнеров. Кайли, ты бы…

– Кайли со мной, – прерывает его Эхо, ловя мой взгляд. Я киваю, посылая ей тихое спасибо.

– О, ну тогда, Мэдисон, остаемся только мы?

Она небрежно пожимает плечами. Могу поспорить – она даже не обращает на нас внимания.

Пронзительный звук звонка предотвращает все то, что он хотел сказать дальше. Наконец-то. Я делаю вид, что поглощена сбором своих вещей, радуясь тому, что, очевидно, наш разговор подошел к концу. Когда я поднимаю глаза, понимаю, что Эхо уже ушла.

Спешу в коридор и быстро замечаю впереди ее дико разноцветные волосы, которые выделяются среди большинства других девушек. Ее платформа добавляет, по меньшей мере, десять сантиметров к ее и так высокому росту.

Я проскальзываю через толпу и догоняю ее. Она разворачивается, когда я стукаю ее по плечу.

– Ну, здравствуй, – улыбается она. – Это ты.

– Это я, – соглашаюсь я, откидывая голову назад, чтобы посмотреть ей в глаза. – Я хотела поблагодарить тебя. Как ты узнала, что я хотела быть твоим партнером?

– Язык тела, – говорит она, поправляя свой брезентовый зеленый рюкзак на плече. – Ты побледнела, когда тебя начал спрашивать Рид. Не знаю почему, однако, думаю, он довольно-таки милый.

Я просто смотрю на нее в шоке.

– Ну, вот, ты опять побледнела, – смеется она.

– Меня и в правду так легко прочесть?

– Только мне. Итак, ты хочешь начать сегодня? Работу над нашим проектом?

Я медлю с ответом. В сегодняшний вечер я собиралась выставить на онлайн-продажу книгу Кира.

Кажется, Эхо восприняла мое молчание за знак согласия.

– Давай поедем ко мне домой, – предлагает она. – Ты знаешь, что мой отец – профессор по средневековой литературе, а мама – художник? На самом деле она довольно много работает с кожей. У нас появится нужный материал и все необходимое, чтобы начать работу.

– И так уж вышло, что я являюсь экспертом в истории масок, – добавляю я с насмешкой.

– Вот теперь есть о чем говорить, – говорит она, потирая руки.

Я что, сказала чересчур много? Пытаюсь дать задний ход.

– Просто шучу.

– Нет, не шутишь, – она невозмутима. – Так что, мы в деле?

Чисто технически я не вычеркнула Эхо из моего списка подозреваемых, но что-то мне подсказывает на интуитивном уровне – я могу ей доверять. К тому же я поняла, что мне нравится проводить с ней время. Впервые за все время, у меня появилась подруга, которая не дружила с Кайли – та, с кем я могла поговорить, не волнуясь о том, чтобы соответствовать разделенным воспоминаниям. Такое облегчение перестать постоянно, переживать о том, чтобы сказать или сделать что-то неверное, позволить вести себя так, как даже не могла и мечтать.

– Хорошо, – уступаю я. – Встретимся возле твоей машины?

– Звучит, как судьба, – уходя, отвечает она своим мелодичным голосом.

Глава 26

Идя на встречу с Эхо на парковке, я сталкиваюсь с Лейлой.

– Разверни его, – говорит она, суя мне сложенный листик бумаги. – Это историческое событие. Ой, прости, историческое достояние, как выразились бы литераторы.

– Значит, теперь ты у нас литератор? – спрашиваю я, разворачивая листик, уже имея представление о том, чем это может быть.

– Думаю, тот, кому посвящают стих, может считаться литератором, – отвечает она, ухмыляясь.

– «Леди Лейла Леди Божья коровка», – читаю я. – Вау.

– Я знаю, круто, да? Я собираюсь носить побольше красных вещей, чтобы соответствовать своей репутации.

Она светится от счастья. И я рада за нее, даже если сама нахожусь сейчас не в самом лучшем настрое по отношению к влюбленным парочкам.

– Пошли, – говорит она, хватая меня за руку. – Давай найдем Брайана и уедем отсюда. И посмей хоть слово сказать ему по этому поводу.

– Не буду, – пообещала я. – Но на самом деле мне нужно встретиться с Эхо. Мы вместе работаем над проектом по рисованию.

– О, – отвечает она. – Окей. Повеселись тогда с Эхо. Вот только давай позависаем как-нибудь в ближайшее время. Я скучаю по тебе, Кайли.

Я киваю и удаляюсь, отводя глаза, когда она встречается с Брайаном и бросается ему на шею. Я быстро нахожу машину Эхо, старенькую чероки «Karmann Ghia», на бампере которой наклеены надписи. «УМЕЕШЬ КОЛДОВАТЬ?» – гласит одна из них. «МОЯ ВТОРАЯ МАШИНА – ТЫКВА» – гласит другая. Обаятельные надписи подобного рода мне не удалось заметить в ту ночь, когда она подбросила меня домой из Вэйстлэнда.

– Прикольная машина, между прочим, – говорю я.

– Спасибо. Мои предки ее ненавидят, – отвечает она, когда я присаживаюсь на пассажирское сидение. – К сожалению, она не очень экономична в плане бензина. – Приборная панель усыпана сухими цветами, стразами и леденцами. – Хочешь? – спрашивает она, протягивая вишневый леденец.

Я начинаю разворачивать леденец, смотря через лобовое стекло, и замечаю Ноя, стоящего возле своей машины. Он разговаривает с офицером Сполдингом.

– Зачем он говорит с Ноем? – размышляю я, и через секунду до меня доходит, что сказала я это вслух.

Эхо пожимает плечами.

– Думаю, он опрашивает каждого. Твоя подруга, Шанталь, сказала, что этим утром к ней домой тоже наведался полицейский. Надеюсь, это поможет им в поисках Эли.

Я в тревоге дрожу. После всего произошедшего в квартире Тарин прошлой ночью опрос офицера Сполдинга – последнее, чего мне хочется.

– Поехали? – предлагаю Эхо, надеясь, что голос не выдает бешено стучащего сердца.

– Поехали, – отвечает она, поворачивая ключ зажигания.

Чувствую себя лучше, как только автомобиль Эхо вливается в поток машин. Мы приезжаем в Западный Беркли, она умело паркуется параллельно улице – нелепому сочетанию современных бараков и Викторианской роскоши. Архитектура подобна той, что в районе Тарин, только исключая сетки безопасности на окнах. Я следую за ней к одному из бараков, где она достает ключи и идет дальше по коридору. Она сворачивает направо, потом налево, затем еще один коридор и наконец, отпирает дверь своего лофта ²².

Возле входа гора обуви. Эхо быстро скидывает сабо к ним в дополнение. Я колеблюсь – будет нелегко объяснить, почему у меня в сапоге нож. Но Эхо уже исчезает внутри, так что я стягиваю сапоги, оставляя в одном из них оружие.

– Чай? – Голос Эхо отражается от стен кухни. – Я бы предложила тебе нечто более увлекательное, но родители не позволяют нам покупать то, что продается в упаковках.

Я киваю, соглашаясь на чай, осматривая кухню, пока она суетится с чайником. Это правда: я не замечаю ни одного коммерческого продукта питания. Вместо этого везде стоят чаши с фруктами, баночки злаков и орехов, и бумажные упаковки с чесноком ютятся рядышком с бутылками масла. Ни у одного шкафа нет дверок. Эхо достает две керамических кружки из верхнего и насыпает в них чай. Эрл Грей, думаю, судя по запаху бергамота в воздухе.

За пределами кухни я могу видеть основное жилое пространство. Одна стена завешана книжными полками, лестница ведет к самой верхней, почти доставая до шестиметрового потолка.

– Чувствуй себя как дома, – говорит Эхо. – Я принесу, когда он приготовится.

– Окей, – отвечаю, мне слишком любопытно, чтобы отказываться. Другая стена завешана артами, традиционными картинами в рамах, а также простенькими рисунками углем. Я подхожу ближе, чтобы лучше их разглядеть. Женские фигуры, окружившие мамонта с копьями, торчащими из боков. Кое-где среди произведений искусства виднеются семейные портреты. Эхо, должно быть, ростом пошла в отца, решаю я, мужчина профессорского вида появляется на нескольких фото. Я предполагаю, что женщина на снимках – мать Эхо: на 15 сантиметров ниже своей дочери с вьющимися светло-каштановыми волосами.

В дальнем конце комнаты стоит стол, заставленный книгами, свечами, шатающимися стопками бумаги и даже черепом рептилии. Разрезанная циновка лежит в центре груды переплетенных ниток и игл. Скальпель завершает картину.

Присаживаюсь на один из кожаных диванов, подворачивая под себя ногу. Нигде не видно телевизора. Вместо этого все диваны повернуты к стене со стеклянными дверьми, ведущими на небольшой балкон. На одной из них висит чучело головы оленя, рога полметра в размахе. Рядом с диваном, на котором я сижу, стоят мраморные и гранитные скульптуры женщин-богинь.

– Очень Палеолитические такие девочки, – говорит Эхо, неся поднос с двумя дымящимися кружками, и ставит его на пень красного дерева, используемый у них как журнальный столик.

– Мне нравится, – честно отвечаю. И мне действительно нравится. Палеолит – то, что мне сейчас нужно. Я представляю круг античных женщин, атакующих Кира своими острыми копьями.

Кир всегда настаивал на том, что я слабая, то ли из неподдельного беспокойства, то ли из стремления контролировать меня, не знаю. Наверное, по обеим причинам. Его вера укрепилась в ночь, когда на меня напали в Новом Орлеане. Был 1726 год, и Кир вместе с Джаредом оставили нашу плантацию, чтобы «решить деловые вопросы». Я знала – это был вежливый код азартных игр и общего бандитизма. В опере во Французском Квартале дебютировал молодой итальянский композитор, которого мне отчаянно хотелось увидеть, так что я пошла одна, игнорируя приказы Кира оставаться дома.

Когда в мерцающем свете газовых ламп сзади меня схватил мужчина, я дала жестоких отпор. Но Себастьян, тогда мне еще незнакомый, вышел из сумрака и спас меня. Так я и познакомилась с ним, залитым кровью напавшего на меня человека. И именно это привело Кира к решению привести его в наш круг. Тебе нужна постоянная защита, Сера. Постоянное наблюдение.Кир никогда не думал, что я могу позаботиться о себе сама.

– Так. Значит, маски. – Эхо поднимает кружку к губам и отпивает содержимое.

– Произведение искусства, предназначенное скрывать, кто ты на самом деле, – комментирую я.

– Абсолютно не согласна, – она улыбается. – Лучшие маски позволяют быть самим собой, без прикрас.

Я поднимаю голову. Нечто похожее сказал Кир на том маскараде.

– И кем бы была ты? – спрашиваю Эхо.

Она на мгновение задумывается, потягивая чай.

– Знаю, ты ждешь, что я скажу что-нибудь странное, типа я хочу быть мудрой женщиной или жрицей.

Я смеюсь. Она права.

– Я не против всего этого, но если честно, я предпочла бы, чтобы маска сделала меня нормальной. Как... одну из тех девушек, что могут быть сексуальными ведьмочками на Хэллоуин.

– Это же глупо, – заявляю я. – Мне нравится, что ты не нормальная, неважно, что это значит. И кроме того, ты уже сексуальная ведьмочка, в некотором смысле.

– Подай мне метлу, – хрипит она. – А ты?

– Воином, – отвечаю без колебаний.

– И с кем это тебе нужно подраться? – спрашивает она. – С Ноем?

Смотрю на свои колени, качая головой.

– Нет, я не сержусь на него.

– Не думаю, – откликается она. – Когда там день рождения Ноя?

Какой странный вопрос. Вспоминаю наше свидание в ресторане на пирсе.

– В следующем месяце. В декабре.

– Какого декабря? – Когда я пожимаю плечами, она начинает размышлять: – Предполагаю, в начале декабря. Стрелец. Ной не Козерог. Он философ, да? И путешественник?

Мою шею колет.

– Да, и то, и то, – говорю я.

Она кивает с удовлетворением.

– Определенно Стрелец. А твой когда?

Я поднимаю кружку с чаем ко рту, делаю долгий, обжигающий глоток, тяну время. Представляю водительские права Кайли.

– В июне... девятнадцатого, – медленно отвечаю я.

– Интересненько, – отзывается она. – Не думала, что ты Близнецы. Но теперь все обретает смысл. Насчет тебя и Ноя. Огонь и воздух горючая смесь, знаешь ли. Не работает в долгосрочных отношениях.

Я думаю о своем настоящем, смертном дне рождения. Начало августа, последний вдох лета, что делает меня Львом. Огонь на огонь. Я знаю об астрологии гораздо больше, чем показываю Эхо. Кир с пылом в нее верил.

– Эти так называемые эмпирики думаю, что астрология всего лишь шутка, – издевался он. – Звезды и планеты гораздо больше любого из нас. Игнорировать их влияние, значит, в буквальном смысле искушать судьбу.

– Так, сексуальная ведьма и воин – это маски, – говорит Эхо, ловко меняя тему разговора. – О! Знаю! Ты можешь быть Афиной.

– Богиня войны и мудрости. А мне нравится. – Я помню один миф, где Афина превратила особо ужасного человека в оливковое дерево. Я могла бы использовать ее эту способность прямо сейчас.

Эхо в волнении хлопает в ладоши.

– Отлично. Как насчет того, чтобы я обработала некоторые рисунки?

– Уверена, нам понадобится несколько дней. Знаю, завтра День Благодарения...

– Ой, да не волнуйся насчет этого, – перебивает она. – Моя семья не празднует День Благодарения. Отец говорит, это непочтение коренным американцам. Мы делаем банкет урожая, когда луна находится в Раке. Ну, знаешь, изобилие, лелеяние.

– В этом есть смысл, – отвечаю я, пряча улыбку. Она больше походила на девушку-из-Беркли, чем все те, кого я здесь встретила.

– И кроме того, – продолжает она, – для меня лучше быть занятой. Иначе я просто думала бы об Эли и грустила.

Эли. Так больно слышать его имя. Но это еще и хорошее напоминание мне быть сильной.

– Вы близки? – Нарочно использую настоящее время.

– Были, – поправляет она меня. – Я знаю, он умер. Я чувствую это.

Она смотрит в окно на быстро темнеющее небо, и я думаю, что вижу, как ее глаза наполняются слезами, хотя это может быть и игрой света.

Мне в голову приходит одна интересная мысль.

– Я знаю для тебя другой способ быть занятой, если ты этого хочешь. Не присоединишься к комитету по зимним танцам?

Она наклоняет голову:

– Мэдисон там всем заправляет, да? Она выглядит такой властной в последнее время. И что бы я там делала, в любом случае?

Я смеюсь. Она права насчет Мэдисон – председательствование комитета полностью заполнило ее мысли.

– Ну, нужно раскрасить фреску. Предположительно, тема солнцестояния. Астрономия, астрология.

– Другими словами, – улыбается она, – прямиком по моей улице. Окей, я в деле.

Сопротивляюсь порыву обнять ее. Не могу поверить своей удаче – готовность Эхо делать наброски масок уже сделала мой день, но освобождение от этой фрески стало неожиданной премией. Я решаю, что это благое предзнаменование.

Мне жаль, что Шарлотты и Себастьяна здесь нет, чтобы бороться с Киром на моей стороне. Их нет, но есть Эхо. Вдалеке от своих союзников я могла сделать все только хуже. В ней есть скрытая сила, уверенность, которую редко встретишь в ком-то молодом.

– Эй, Эхо, – внезапно произношу я, – любишь такос?

– Еще бы!

– Отлично, – отвечаю. – Я проголодалась. И хочу, чтобы ты кое с кем познакомилась.

Глава 27

Запах кинзы и перца чили приветствует нас, когда мы ступаем в магазинчик Фрутвэйл.

– Я-то думала, что побывала в каждой закусочной Окленда, – замечает Эхо. – Никогда не слышала об этом месте.

– Здесь удивительно, – говорю я ей. Мужчина возле входа, кажется, не признает меня, незаинтересованно кивая, когда мы входим, но Люсия определенно узнает.