Текст книги "Прощание славянки (СИ)"

Автор книги: Евгения Староверова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Глава 24. Город, где кончается дорога

Еще с середины ноября зима, как принято говорить в наших краях, «круто завернула», а в декабре и вовсе установились лютые морозы. Жизнь красноярцев существенно усложнилась: для автовладельцев каждое утро начиналось с занимательной игры «заведется, не заведется?», матери поплотнее закутывали своих чад, отправляя тех в школу, а школьники с плохо скрываемой надеждой следили за сводками погоды – может, и сегодня отменят занятия? – и потом, разочаровавшись в своих ожиданиях, бежали на уроки и оттирали замерзшие носы. В такую погоду было нетрудно поверить, что никакого глобального потепления нет и не было, ученые ошиблись, и все еще будет хорошо. Ниже по течению, где не сказывалось влияние ГРЭС, Енисей встал намертво.

Именно в такое темное, морозное утро середины января на перрон Красноярского вокзала сошла Лидия Метёлкина. Девушка была похожа на бесформенный баул, ведь одолженная соседкой Таней дубленка оказалась Лидии слишком велика, но зато позволяла поддеть под нее пару теплых свитеров. Она огляделась вокруг – нерусских много, и все куда-то спешат. Приезжие гудели как рой беспокойных насекомых. «Гыр-гыр-гыр», – стелилось над платформой.

Напасть, которая вот уже несколько лет терзала Евразийский континент, превращая целые страны в безжизненные пространства растрескавшейся земли, согнала людей с обжитых мест и толкнула навстречу неизвестности. Они везли с собой мешки, тюки, некоторые, преодолев таможенные барьеры, умудрились взять с собой кошек, а один старик даже нес на руках маленькую козу. Ехали семьями, было много детей, некоторых стариков приходилось вести под руки. «Взрослые встревожены, дети напуганы», – отметила про себя Лидия. При этом большинство ребятишек не плакали, но смотрели тревожно, по-взрослому.

Мороз сковал ее за каких-нибудь пять минут, и этот был не тот холод, от которого зябко поеживаются, а тот, что ломает мучительной болью пальцы на руках и ногах и, словно лезвиями, режет лицо. От вокзала до автостанции было всего ничего, и она решила пройтись пешком – за десять минут ожидания автобуса на сибирском морозе замерзнешь вернее, чем за час на ходу.

Уже минут через пятнадцать показалось здание автовокзала. На крыльце она столкнулась с молодым человеком, тащившим в руках два объемных, но, судя по всему, не очень тяжелых свертка. Проскочив в теплый, ярко освещенный зал ожидания, она узнала Никиту.

А узнать его было теперь не так-то просто. Лидия привыкла видеть его небритым, в засусленной робе с чужого плеча, а теперь… Перед ней стоял щеголеватый, гладко выбритый юноша в ладно сидящем дубленом тулупчике, с сумкой на длинном ремне, какие частенько носят студенты. Без ершистой бороды его лицо было красивым и очень юным. «Уж слишком юным», – отметила Лидия.

– Вот так встреча! Ты как узнала?

– Что? Что я должна знать?

– Так ты здесь случайно?

– Нет, в Енисейск еду.

– Да… Бывают в жизни совпадения… А я пришел Назара встретить. Он у нас теперь домовладелец – его доли награды как раз хватило на дом под Минусинском. Он у нас парень экономный – ты же знаешь. Мог бы с комфортом ехать поездом от Урумчи, но предпочел пересечь границу и тошнить автобусами от самого Рубцовска. Так, говорит, дешевле выйдет. Может, он и прав.

– Ой, смотри! – Лида показала на красочный плакат, который, по-видимому, висел здесь еще с прошлого года.

На фоне сияющих горных вершин и домиков-шале со снежными шапками на крышах с радостной улыбкой позировала Катя Жукова. «Встречайте Новый Год на курортах Шерегеша!» Деловые люди времени даром не теряют. Никита и Лида подошли поближе.

– Вот ведь совпадение! – смеялась Лида. – Сейчас приедет Назар, и вся наша команда будет снова вместе. Правда, без Бена. Знаешь, я тут подумала… Представила на минутку наш флаг: Назару будет лучше в желтом, и Кате нужно жить в желтом, ты останешься в зеленом, а я однажды вернусь в синий.

Но тут бурление людской толпы и потянувшийся от посадочных платформ ручеек приезжих сигнализировали о прибытии очередного автобуса. Рослый Никита выискивал своего товарища в толпе.

В этом сутулом человеке, щурящемся в ярком свете ламп, Лидия с трудом узнала Назара. Он осунулся, еще больше потемнел лицом, но главная метаморфоза таилась в его глазах. В них больше не искрились веселье и хитрость, придававшие ему сходство с Хаджой Насреддином. Теперь они были темны, мертвы и походили на глубокие черные отверстия. «Как дырки от пуль», – подумала Лида и поежилась.

– Ты… – подскочил к нему Никита, – почему один? Где твои?..

– Не нашел, – тяжело, будто через силу, ответил Назар. – Слишком долго копил деньги… А как без денег? Как приехал, не успел – они пропали. Прости, я не смог по телефону…

– Они умерли? Ой, извини… – пролепетала Лида.

– Они пропали… И все пропали. В нашем селении теперь живут другие люди. Мечеть снесли, дома на свой лад переделали. Из старых соседей я никого не нашел… могил не нашел. Когда пытался расспрашивать, говорят, что я все напутал, что никого и не было.

– Ты в полицию обращался? – наивно спросила Лидия.

– Не дури, – одернул ее Никита. – И хорошо, что не обращался, а то, неровен час, сам бы ног не унес.

За деланной рассудительностью Никита пытался скрыть растерянность. Что он мог сказать? В своей молодой жизни ему еще не довелось узнать, что такое горе.

– А это что? – Назар ткнул пальцем в тюки, которые Никита все время таскал в руках.

– Дубленки… Для твоих. Я же не знал.

– Теперь не нужно.

– Сейчас поедем ко мне домой, – деловито произнес Никита. – Отогреешься, отдохнешь, приведешь себя в порядок. А уж там…

Лидия могла понять Назара как никто другой, но не могла утешить. Бывают моменты, когда невозможно встать между человеком и его горем. Она ощутила минутный порыв обнять бедолагу, как-то поддержать, но не сделала этого. Его религия не одобряет подобных вольностей, Назар может не так истолковать.

– Если я забуду, – пробормотала Лида почти бессознательно, – пусть отсохнет моя правая рука.

– Нет, правая рука никак нельзя, – рассудительно заметил Назар. – Я ведь уже дом в деревне купил. Не по душе мне на реке, мне на земле работать привычнее. Я и по строительству могу. Так что мне обе руки понадобятся.

– Внимание! Начинается посадка на автобус, следующий рейсом Красноярск – Енисейск, – прервал разговор старых товарищей синтетический голос.

– Ты Бена еще увидишь? – заторопился Назар. – Передай ему на память, – и он сунул в руку Лидии продолговатый, завернутый в тряпку предмет.

– Удачи, – ответила она, прощаясь. – Кто знает, может, еще и свидимся.

*****

Лидия провела долгие шесть часов в тесноте и духоте автобуса. Но она не скучала, она отдыхала. Жизнь в учебном центре оказалась очень трудной, и она была рада возможности расслабиться и просто ничего не делать. Эх, кабы не горькие вести от Назара… Но вот уже автобус подкатил к конечной точке Енисейского тракта – древнему Енисейску.

С первых дней января городских обывателей тревожили странные, труднообъяснимые события, подобных которым не помнили и старожилы. Каждый Божий день, редко – через день, в Енисейск въезжали невиданные здесь вездеходы, грузовики на гусеничном ходу, тягачи, впряженные в огромные сани, поставленные на полозья цистерны или жилые вагончики-балки с попыхивающими трубами. Они старались двигаться осторожно, в обход центральных улиц, и скрывались за воротами расположенной неподалеку воинской части.

Но не одни только эти события тревожили сонную жизнь Енисейска. Несмотря на секретность, слухи о неведомом, вдруг в этом году обнаруженном городе, населенном, к тому же, чудным народом, будоражили воображение граждан Сибирской Республики. Однако, самого тревожного не знали и они: поздней осенью прошлого года часть жизненно важных припасов пришлось экстренно перебросить из Туруханска в Метрополию. Никакие возражения Кондитерского не подействовали, да и вообще, с прошлой осени многим стало понятно, что власть сурового атамана не безгранична ни во времени, ни в пространстве. И теперь уже два обитаемых мира, затерянных среди безмолвия Полярной ночи, нуждались в экстренной помощи. Метрополия перешла в режим максимального энергосбережения. Не работали пассажирские конвейеры и половина лифтов, и существам приходилось топать от дома до работы многие километры по полутемным коридорам. В Туруханске свет и вовсе давали по часам, часть населения эвакуировали на большую землю. Декабрь прошел в тревожном ожидании, наступили Святки, и тут, наконец, гидрологи дали отмашку – можно!

Каждый житель Енисейска да и всякий, кто разбирается в географии Сибири, знает Енисейск как город, где кончается дорога. Конечно, от него бегут к окрестным деревням проселки, но настоящей, магистральной трассы в северном направлении от Енисейска нет. Дальше либо по реке, либо по воздуху.

И именно в этот день, после полудня ворота части распахнулись, и оттуда выехал флагманский вездеход с развевающимся на флагштоке «попугайчиком». За ним след в след двинулась вереница цистерн, тягачей и балков. Они уходили, медленно и непреклонно, и это напугало горожан больше, чем единовременный проход через город целой боевой флотилии. Миновав пределы Енисейска, вся эта техника, выбрав подходящее местечко, выезжала на енисейский лед и двигалась вниз по реке. В паре километров от города они собирались вместе, чтобы ехать дальше единым санно-гусеничным поездом.

Торжественность момента была слегка подпорчена обычной реальностью российской жизни. Горожане, конечно, об этом не знали, но последний тягач в поезде должен был везти начальника экспедиции и приближенных к нему лиц. Должен-то он должен, но сейчас он неподвижно стоял на обочине, а его размотанная левая гусеница лежала на снегу как червяк. Четыре фигуры, закутанные в полушубки, возились вокруг нее, испуская при дыхании клубы пара.

– Да не видел я, как этот палец – блин! – выскочил! – зачем-то оправдывался механик-водитель, хотя никто его ни в чем не обвинял.

Тут парень обернулся и распознал девушку в неуклюжем существе, упакованном в теплые стеганые штаны и дубленый полушубок, капюшон которого был так плотно затянут, что оставлял на морозе лишь малое пространство носа и глаз.

– Ой, девушка, простите… – промямлил он и снова обернулся к командиру: – Вот, Максим Евгеньевич, проводим экстренный ремонт.

Тут уж все обернулись и увидели неслышно подошедшую Лидию. Рядом со своими сокурсниками Лидия смущалась и робела. Совсем молодые ребята, все лет на десять-двенадцать моложе нее, а уже сколько всего умеют. Так, должно быть, чувствовал себя Михайло Ломоносов среди малолетних школяров.

– Метла, а ты что здесь делаешь? Шеф вроде ясно сказал – девчонок не берем! Или для тебя опять сделали исключение?

– Успела! – бодро откликнулась Лидия, полностью игнорируя вопрос. – Хотели уехать не попрощавшись? Дудки!

– Привет, неугомонная! – ни Бен, ни Максим не удивились ее появлению. – Нашла-таки нас! А у нас тут палец из гусеницы, видите ли, выскочил. – Бен смешно спародировал интонации водителя-сквернослова.

Ее проводили в балок и напоили чаем. Она с интересом огляделась: небольшой мобильный домик был рассчитан на четверых человек, вдоль стен располагались узкие двухъярусные кровати, имелись и стол, и маленькая печка. Здесь царило ощущение тесноты и типично холостяцкого беспорядка. В течение многих дней экипажу санно-гусеничного поезда придется жить на колесах в бессчетной череде переходов и стоянок, во время которых нельзя глушить двигатели ни днем, ни ночью. Тут дверь балка приоткрылась, и в нее в окружении нимба клубящегося пара просунулась голова водителя.

– Максим Евгеньевич, мы с Гошкой решили, что вдвоем справимся. Но это часа полтора, не меньше… – и говорящая голова скрылась.

– Пойдемте, – позвала Лидия, – тут есть, что посмотреть. Пусть мороз… Зато есть время… Пойдемте!

*****

Не бывало еще такой заморочки, в которой смекалка не выручила бы нормального русского мужика. Купленную в Красноярске теплую дубленую куртку Бен сразу же оттюнинговал – проделав в ней небольшое отверстие, вставил в него мягкий полиуретановый дыхательный клапан, с помощью которого можно было дышать, не опасаясь простудиться даже на самом лютом морозе. Сквозь обод капюшона он продернул толстую проволоку, и теперь его вполне можно было ставить торчком. Если смотреть со спины, заметить подвох было невозможно, а когда Бен ходил, подавшись корпусом вперед – было трудно заметить и спереди.

И работало! Подавляющее большинство людей вовсе не обращали внимания на странного великана, некоторые предпочитали думать, что столкнулись с оптической иллюзией, попросту говоря – померещилось. Те же немногие, которые ясно и несомненно рассмотрели в капюшоне пустоту, почему-то предпочитали об этом помалкивать.

Как назло, именно в этот день удача чуть не изменила Бену. Они шли втроем по улочке, застроенной рядами частных домовладений, когда попавшийся им встречный мужичок, по-видимому, слишком пристально пригляделся к Бену, после чего привалился к забору. При контакте с забором в гражданине что-то звякнуло, к тому же стало заметно, что гражданин этот… не совсем трезв.

– Эх, нехорошо, – прошептал Максим и направился к пьяному, но тут из приоткрытой калитки высунулась крепкая женская рука и втянула бедолагу внутрь.

Несмотря на мороз, на покрывшую весь город колкую изморозь, настроение у всех было приподнятое. Максим увлеченно излагал Лиде план операции:

– Не бойтесь, все у нас получится, – бодро улыбался он. – Не мы это придумали – с середины двадцатого века подобные автопоезда доставляли топливо и продовольствие на антарктическую станцию Восток. У них-то задача посложнее была, правда?

– Увидите Кондитерского, передайте пламенный привет! – вспомнила Лида. – Угощение его мы и посейчас не забыли.

– Больше тысячи километров нам предстоит двигаться по енисейскому льду. Воздушная разведка сообщила, что условия в целом благоприятные, ледяных торосов не так много.

– А лед выдержит? – боязливо спросила Лидия, в своем детстве наслушавшаяся страшных рассказов о том, скольким людям стоила жизни езда по речному льду или припаю.

– Должен выдержать. Во всяком случае, среди нас есть гидролог, а туруханцы выполнят разведку на своем участке. Прорвемся. А как дойдем до Города, свернем на отсыпанную метрополийцами дорогу. Они обещали все подготовить и расставить опознавательные знаки. Даст Бог, оставшиеся в живых маугли не станут с нами связываться. А нет… Они об этом крепко пожалеют.

– Все-таки удивительно: вы такой большой начальник, а сами едете…

– Печально, что вас это удивляет, Лида. Когда в тысяча девятьсот тридцатом году впервые рискнули транспортировать по Енисею лес самосплавом, в виде крупных плотов, в первой экспедиции участвовал лично начальник Комсевморпути Лавров. Лично. На плоту. Они прошли тем же самым путем, что и мы сейчас, и рисковали точно не меньше нашего. Неужто бы я мальчишек вперед послал, а сам остался в кабинете задницу отсиживать?!

– А вернетесь когда?

– Ну, – замялся Максим, – это еще не решено. Часть экспедиции разгрузится в Туруханске да там и останется, а мы двинемся дальше. Пока доедем, пока разгрузимся… Тут и закончится время самых лютых морозов. По всему выходит, весну мы встретим в Метрополии. А там, как Бог даст. Посмотрим. Может, в марте вернемся всем автопоездом. Может, часть экспедиции вернется по воздуху, а остальные останутся до следующей зимы.

– И не страшно? Вы готовы жить среди существ?

– В первый раз, как туда попал, было действительно страшно. Переговоры длились четыре дня, но и этого оказалось для начала более чем достаточно. Но теперь первый страх сошел, справлюсь.

– А я знаю одну девочку, которая прожила среди существ двадцать лет, – засмеялся Бен.

– Я всегда считал себя циником, но тогда, как прилетел обратно в Туруханск, пошел к мощам Святого Василия Мангазейского. Стоял, просил… Чего просил, сам толком не понимал.

– Когда не понимаете, нужно просить о вразумлении, – авторитетно заметила Лидия.

– Вот будешь в Туруханске, сама и попросишь! – засмеялся Максим.

Наконец показалась цель – здание бывшей мужской гимназии. Лидия с Максимом постучали, Бен благоразумно остался позади. Вахтер было не хотел их впускать, а после того, как Лида как бы невзначай обронила банкноту на его обшарпанный стол, и вовсе заявил, что немедленно позвонит «куда следует». Тут уж пришлось Бену с Максимом выступить вперед:

– Какое совпадение, – вкрадчиво начал Максим, – я как раз «откуда следует», – и он помахал перед вахтером своим удостоверением, которое, впрочем, «забыл» раскрыть.

Старик пришел в смятение, и виной тому было вовсе не удостоверение Максима Евгеньевича, рассмотрев Бена, вахтер вздрогнул и мелко закрестился. Вскоре он сменил гнев на милость и даже вызвался быть провожатым. Нечаянно посмотрев на Бена, он боязливо отвел глаза, но затем, пересилив себя, кротко улыбнулся. По истертой поколениями детских подошв лестнице, такой же старой как и сам дом, поднялись на второй этаж и вошли в просторный актовый зал.

– Ну, здесь, что ли, выступал норвежско-подданный? – поинтересовался Бен.

– Вы, господа, историей интересуетесь? Здесь, выходит, это и было. Фритьоф Нансен, подданный норвежской короны, собственной персоной выступил перед обывателями города. Интерес публики был необычайный – чиновники в парадных мундирах, дамы в своих лучших туалетах, значит, в первых рядах. Позади – школяры и городская беднота. Он рассказывал им о своих приключениях, об экзотических странах…

– А он не упоминал, что для европейцев Сибирь и есть экзотическая страна? – вежливо поинтересовался Максим.

Но вахтера было не остановить:

– Потом он начал говорить о своих планах, о Севере, о тех дорогах, которыми ему суждено пойти… А через несколько дней он уехал совершать свои открытия.

– Вы так прекрасно рассказываете, любезный… Вы не были, часом, свидетелем тех событий? – насмешливо заметил Бен. – Не могли бы вы нас ненадолго оставить? Моя племянница хочет мне что-то сказать, но стесняется.

– Ты ему веришь? – спросил Бен Лидию, как только за вахтером закрылась дверь.

– Про мундиры и дамские туалеты он, может быть, и присочинил. Но Нансен был здесь, это факт. В этом самом зале. Он сделал здесь доклад, а потом продолжил свой путь на юг и восток. Может, это ужасно сентиментально, но, пожалуйста, не смейтесь. Я просто подумала: сначала Нансен, потом основатели Города, затем строители и проектировщики Полярной магистрали… А теперь настал ваш черед уходить.

– Ну, в этом есть определенный смысл, – снисходительно отметил Бен. – Но Нансен был первооткрывателем, а мы по другой части. Все мысы и проливы уже открыты и нанесены на карты.

– Ты не прав, – покачал головой Максим. – После того, как поднялся уровень океана, очертания побережья изменились. Нам придется все открывать заново.

– И еще кое-что, – торопливо сказала Лидия, видя, что Бен с Максимом порываются уйти. – Я уже однажды была здесь. Тем летом. Нашим последним летом… Я мечтала скорее вернуться домой и всем рассказать… Папе, маме, тебе. Но не вышло, не случилось.

*****

За северной окраиной Енисейска, где двадцать лет назад простирались девственные берега, разместилась небольшая верфь. Сейчас здесь зимовали разного калибра суда и суденышки. Путники собирались уже пройти мимо, как Лида резко остановилась.

– Смотрите, «Овцын»! – воскликнула она и быстро погасла, припомнив детали того путешествия.

– Конечно, «Овцын», – подтвердил Максим Евгеньевич. – Овцын всегда должен быть на Енисее. А сколько еще в нашей истории прекрасных имен… Жаль, нет у нас пока новых кораблей, ведь неловко же называть именами героев ржавые корыта. Надеюсь, со временем…

Когда вернулись к вездеходу, короткий зимний день уже начинал сереть, солнце окрасило розовым светом заснеженные крыши домов. Мороз чуть спал. Поврежденную гусеницу давно насадили на колеса. Пришло время расставания. Однако, и сейчас без сюрпризов не обошлось.

– А я Алима новой песне научил! – радостно выпалил молоденький паренек в тулупе. – Старой песне…

– Отлично, – благосклонно кивнул Максим Евгеньевич. – А как насчет гусеницы?

– Ремонт успешно завершен, – отрапортовал Алим и с безрадостным видом добавил: – Гош, ты бы лучше про руку рассказал.

– Да ерунда…

– Максим Евгеньевич, он руку приморозил, – сдал товарища Алим.

Судя по всему, Алим был еще молодым человеком, вот только при каждой улыбке его смуглое и подвижное лицо сморщивалось как печеное яблоко.

– Как это случилось? – посуровел Максим. – Кто-то из вас забыл приказ: ни при каких условиях не снимать на морозе рукавицы?

– Я не смог, – потупился Гоша, – в рукавице было неудобно. Думал, быстренько болт вставлю, и все… Примерз моментально.

– Ну что ж, – сухо произнес Максим Евгеньевич, – в таком случае ты отстраняешься от дальнейшего участия в экспедиции. Надеюсь, в части нам выделят опытного механика-водителя на замену, который не станет совать руки, куда не следует.

– Ну, па-а-апа!..

– Отставить!

– Вас понял. Прошу! – заскулил Гошка. – Рука скоро заживет, обещаю.

– Я буду помогать, если он не сможет, – вступился Алим.

– Как же ты можешь обещать за свою руку? Ладно… – сменил гнев на милость Максим. – Но придется поменяться вахтами. Алим, ты поведешь первый, под утро я тебя сменю. А там и Гошина рука, надеюсь, выздоровеет.

Молодые люди на радостях ретировались, пока Максим не передумал.

– Спасибо, что выбралась к нам, племяшка, – Бен неловко обнял Лидию. – Ну… Труба, как говорится, зовет. За нас не беспокойся, гидролог говорит, добрый лед в этом году, как по заказу.

– Хвали меч после битвы, а лед – если выдержит, – Максим суеверно сплюнул через плечо.

– Ты не передумал?

– Нет. Я должен быть со своими братьями, им сейчас нелегко. И я просто хочу домой. Пусть край наш трудный, холодный… Но если кто при мне посмеет назвать нашу землю убогой, я тому…

– Раскрошишь? – усмехнулась Лида.

– Надо будет, раскрошу!

Лида решила не рассказывать сегодня печальную историю Назара. В долгий и опасный путь лучше отправлять не обремененными горькими мыслями. В свертке оказался дивный уйгурский нож, увитый причудливой вязью.

– Классная вещица! – Бен уважительно взвесил пчак в руке. – Будет случай, спасибо ему передай. Ну, пока.

Заревел двигатель, дернулся балок, отрывая от снега примерзшие полозья, и последний тягач покинул пределы Енисейска.

Лидия осталась одна на речном берегу. Она немного постояла, провожая долгим взглядом огни уходящих машин. На душе было муторно. Бен уехал и не вернется. И это правильно. Надежда, что все будет хорошо, боролась с нахлынувшим ощущением собственного одиночества. Нельзя предаваться унынию… «Кто не верил в дурные пророчества…» – еле слышно прошептала она.

Лиде предстояло выйти на шоссе и пешком добраться до центра города. От быстрой ходьбы она согрелась и повторяла на ходу – уже одними губами:

«Кто не верил в дурные пророчества,

В снег не лег ни на миг отдохнуть…»

*****

Как только караван пришел в движение, и Бен, и Максим почувствовали, как ослаб стягивающий грудь тугой узел из переплетения страхов, сомнений и сожалений. К этой экспедиции подход был особый. Максим Евгеньевич сразу же отверг предложения готовиться к походу по стандартам северного завоза. В качестве эталона был принят опыт советских антарктических санно-гусеничных поездов по маршруту Мирный-Восток-Мирный. Расчет был прост: пусть с тех времен минуло почти столетие, но то, что неоднократно оправдало себя при семидесятиградусных морозах, низовых метелях, на бескрайних торосистых полях, при полном отсутствии воздушной поддержки, должно сработать и на этот раз. К подготовке были привлечены наиболее способные курсанты учебного центра, и студентке-первокурснице Лидии Метёлкиной оставалось лишь завидовать старшим товарищам. Изучались документы, чертежи, составлялись сметы и списки снабжения. Сколько брать запчастей, продуктов, какие добавки включить в состав горючего, чем должны быть оборудованы вагончики-балки, представители каких специальностей должны войти в состав экспедиции… Ах, да… чуть не забыли – последний тягач автопоезда обязательно должен быть с балком на случай аварийной остановки.

Вот в этом-то последнем балке и ехали Бен, Максим и забравшийся на верхнюю полку Гоша. Погасли огни Енисейска, и за окнами воцарилась непроглядная тьма. Вскоре приемник перестал ловить сигнал Енисейской радиостанции, в эфире остался только белый шум. Но печалиться было не о чем – вскоре с верхней полки зазвучали куплеты новой старой песни:

«Нас время учило, живи по привальному, дверь отворя.

Товарищ мужчина, как все же заманчива должность твоя…»

Спать никому не хотелось, а вот дорожная беседа (которая так не похожа ни на какую другую беседу, пусть, даже наилучших товарищей) продолжалось уже не один час.

– Вы хотите, чтобы Метрополия стала частью Сибирской Республики? – рассуждал Бен. – Но это фантазия какая-то! Мы не люди, а государство-то – организованное сообщество людей!

– Ну, это ты отстал от жизни, – спокойно возразил Максим Евгеньевич. – В некоторых развитых странах шимпанзе уже давно имеют гражданские права.

– Во дела… А у вас… у нас?

– Слава Богу, в Сибири обезьяны не водятся, а то бы и не знали, как поступить, чтобы не осрамиться перед международным сообществом. Немногочисленные особи, содержащиеся до этого в зоопарках, получили гражданство европейских стран и эмигрировали, – усмехнулся Максим. – Конечно, определенный резон в твоих сомнениях есть, но… Но согласись, иначе просто не может быть.

– Признать Homo Arcticus гражданами государства людей только потому, что они живут на подконтрольной ему территории, это все равно, что признать государственным имуществом согревающий землю свет или Полярное Сияние.

– Но без этого мы сосуществовать не сможем. Да и вообще – в чем проблема? У среднестатистического жителя Метрополии нет головы? Бывает. Мне попадались представители нашего политического руководства и, страшно сказать, военного командования, к которым бы прекрасно подошел эпитет «безголовые». Вы признаете себя частью страны, мы даем вам жизнь. Жизнь не в смысле отрицания Смерти, ибо любое так называемое «спасение жизни» суть лишь отсрочка неизбежного. Мы в состоянии предложить вам Настоящую Жизнь. Настоящую работу, возможность ходить по земле без страха быть замеченными, смотреть новости, быть в курсе достижений науки. Пусть наша страна пока не самая ухоженная, не самая красивая и богатая, не самая гуманная, теплая…

– Это точно, – пробормотал с верхней полки Гошка, которому мешала уснуть обмороженная рука, и который, как выяснилось, не спал, а все внимательно слушал, – не самая теплая, ласковая.

– Зато наша собственная страна.

– Пап, – поинтересовался Гоша, – я вот чего не пойму… Ну, завезем мы в этот раз топливо и пропитание, а дальше? Ведь невозможно каждый год…

– Скорее всего, следующей осенью поставки пойдут по старой схеме через Енисейский залив, но под финансовые гарантии правительства.

– А через год? Как будет?

Повисло долгое молчание.

– Ну! – не выдержал Бен.

– Я в который раз убеждаюсь, что в этой стране в принципе невозможно сохранить государственную тайну. Как-то будет. Я не Господь Бог, чтобы все знать.

– Конечно невозможно, – подтвердил Бен, – выкладывай!

– Лучшие умы уже над этим работают, – со вздохом раскололся Максим Евгеньевич. – Мы надеемся за два года построить канал наперерез Ермаковской излучине, обойдя, таким образом, непроходимый перекат.

Бен слушал, в который раз поражаясь инициативности и тороватости южан.

– В конце концов, вода сама выбирает себе путь. Возьмем какую-нибудь из новообразовавшихся проток, углубим, расширим.

Бену припомнился несчастный севший на грунт «Иван Тургенев». А вдруг? Хотя… бывший красавец столько лет простоял в протоке и годится теперь разве что на лом. Бену стало горько.

– Вы еще бабушку с берданкой поставьте, – попытался пошутить он.

– Всенепременно! – не заметил иронии Максим. – Оборудуем укрепленный шлюз, чтобы наши суда ходили беспрепятственно, враги не прорвались бы никогда, а остальные платили бы пошлину.

При последних словах Максима Бен недовольно повертел плечами. Этот жест заменял ему неодобрительное покачивание головой.

– Смотрю я на вас и не понимаю… Что ж вы, южане, за люди за такие? Косные, подозрительные, не могущие определиться, кого же вы больше боитесь, Европу или Китай? Вы что, правда, верите, что оружие – единственная гарантия выживания в нашем мире? Я чувствую во всех вас постоянный страх. Что же произошло? Сколько себя помню, люди Севера никогда не жили в страхе, ничего не боялись.

– Ничего не боялись? – посуровел Максим. – Это вы, пожалуй, зря. А мы боимся. Уж такие мы есть, других людей сюда не завезли. Пусть не за себя, если вы считаете это зазорным. Хотя, по моему разумению, в том, чтобы бояться за свою жизнь, нет ничего постыдного. И неизвестно, сколько бы мы продержались, не будь у нас ядерного оружия. Вот я сильный мужик, здоровый, но я боюсь каждый день. Боюсь, что те, кто сильнее меня, причинят вред тому, что мне дорого. Боюсь, что мы не успеем, проиграем. Сегодня Метрополия – наша главная цель. Раз туда заходят иностранные торговые суда, то однажды там может высадиться и чей-нибудь десант. Если кто-то другой возьмет под свой контроль выход в Карское море через Енисейский залив, то наш народ окажется закупоренным в своей стране как джинн в бутылке. Сам знаешь, Обская губа слишком мелкая для устройства полноценного порта, а пробиться к морю через устье Лены наших сил не хватит. Я потому погоны и снял, что понимаю: главные битвы ведутся сегодня не силой оружия. Ну, вот такие мы. Захотевшие уехать – уехали, а оставшиеся стали здесь хозяевами, и своего уж точно никто не отдаст!

– По-моему, ты все же немного… преувеличиваешь, – снова скептически повертел плечами Бен. – Так можно и до паранойи докатиться.

– Да что ты говоришь! Посмотри сам: наша страна зажата между Уральским хребтом и оккупированным китайцами Дальним Востоком, а с юга окружена поясом то тлеющих, то полыхающих локальных конфликтов. И нет у нас выходов к теплым морям, наше море Карское – к нему и пойдем. Сейчас, когда столько стран пострадало от климатической катастрофы, нашим производителям самое время выйти на мировой рынок продовольствия. Зерно, мороженое мясо и масло, вино, бутылированная питьевая вода, а там… Кто знает, может и танкеры со сжиженным газом пойдут, уголь, металл… Только бы нам добраться до Севморпути, разорвать путы континентальной блокады!

Бен сидел в молчании, понимая, что возражать Максиму бесполезно, да и как возразишь человеку, приступившему к реализации мечты всей своей жизни?! Цифры на электронном табло давно перешагнули рубеж 00–00 и отсчитывали первый час новых суток. Несмотря на усталость и позднее время, Бен решился задать еще один давно мучивший его вопрос, который почему-то казался ему настолько неприличным, что не мог быть задан на людях.