Текст книги "Прощание славянки (СИ)"

Автор книги: Евгения Староверова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

Глава 18. У атамана

Это был прекрасный день. Как решила потом Лидия, это был лучший день всего путешествия. Изнуренные дорогой путники были рады возможности просто тихо посидеть, а то и полежать на прогретой осенним солнцем палубе. Маугли больше не объявлялись. Никто не говорил об этом вслух, но про себя каждый повторял с тревожной надеждой: «Неужели оторвались?» Ближе к вечеру надежда переросла в уверенность: так далеко на юг маугли сунуться не посмеют. В общем, они то ели, то дремали, а то и просто смотрели на проплывающие мимо берега.

Поздним вечером встали на ночлег на поросшем березняком острове, укрыв мотозавозню в протоке. На следующий день капитан поднял всех ни свет ни заря – после облома с лихтерами он не хотел попусту терять время.

Вскоре все заметили, что приподнятое настроение Никиты стремительно улетучивается. Он стал мрачен, тревожен, не выпускал из рук лоцманскую карту и периодически углублялся в расчеты.

– Не трогайте его, не надо, – попросил Назар, видя нарастающий интерес Бена и Лидии.

– Тогда ты.

– Что я?

– Не коси под дурачка, а колись. Что за новая напасть тревожит нашего капитана?

– Атаман Громов, – заговорщицки сообщил Назар. – Не хотим с ним связываться. Вернее сказать, только он любит называть себя атаманом Громовым, но почти всем известно, что настоящая фамилия этого человека – Кондитерский, – Назар почему-то тяжело вздохнул.

Бен присвистнул.

То, что подлинная фамилия атамана – Кондитерский, было величайшим секретом села Туруханск. Но специфика села в том и состоит, что здесь ничего не скроешь, и правду знали все, причем она распространилась далеко за околицы Туруханска. Об этом судачили речники и сезонные рабочие, рыбаки, строители и торговцы, говорили с улыбкой, хихикая или подкручивая пальцем у виска. Атаман Громов был поистине знаменит.

– Боитесь? – поинтересовался Бен.

– Не то, чтобы… В смысле: Никита не боится, а я пожалуй что и боюсь. Туруханский атаман мужик серьезный. На словах он вроде как признает закон, и его земли входят в состав Республики. Но когда никто не видит…

– А то, что творится в селе, практически никто из посторонних и не видит, – догадалась Лида.

– Он, говорят, такое творит, на что бы глаза не смотрели. Нас он, пожалуй, сочтет за шваль, но вот Катя…

– Как он меня узнает? – брезгливо передернула плечами Катерина. – Посмотрите, как я одета! Нищебродка, от вас не отличишь.

Выглянувший из рубки Никита окинул ее недобрым взглядом.

– Мы тебя закладывать не станем, не беспокойся, – сухо заверил он.

– Атамана все, все опасаются, – продолжал Назар. – Поговаривают, он обкладывает все проходящие суда данью. А Туруханска нам никак не миновать.

– А когда вы шли вниз? – спросила Лида.

– Это все Никита придумал, – Назар хихикнул. – И Енисей нам помог. Мы специально подошли к Туруханску в предутренних сумерках, когда часовым самый сон…

– Так у них… часовые? Они что там, совсем обалдели? – спросила Лида, у которой о Туруханске остались весьма неприятные воспоминания.

– И часовые стоят, и патрульные катера всегда наготове. Ведь сегодня Туруханск – крайнее подконтрольное Республике человеческое поселение на Енисее. Они там права качают, дай Бог каждому, – высунулся из рубки Никита.

– …Заглушили двигатель, погасили все огни и отдались течению, – продолжил рассказ Назар. – Проскочили тихонько, как серая тень, они нас и не заметили. А как отплыли подальше, завели двигатель, и деру! Эх, кабы на завтра туман… Или ливень, чтобы как из ведра поливало.

Все не сговариваясь посмотрели на небо. Его незамутненная голубизна и легкий прохладный ветер не оставляли надежды – на этот раз природа им помогать не собирается.

– Ни дождь, ни туман нам не помощники, – Никита снова высунулся из рубки. – Рокот нашего водомета выдаст нас с головой. Я уж и так, и сяк вертел: нам не укрыться. Поедем прямо так, не таясь. Что еще остается?

*****

Все предсказания Никиты сбылись с удручающей точностью.

Он вел мотозавозню спокойно и уверенно, как-то буднично, что ли… Не старался прижиматься к западному берегу, не стремился проскочить опасный участок побыстрее. Как будто это для него и не важно, а на борту нет ничего необычного.

Но высокий восточный берег не спал. Взвизгнули и завелись моторы, и, коротко подпрыгивая на невысокой волне, понеслись к стремнине катера. Люди на них не подавали никаких сигналов, не махали ни флажками, ни руками, просто молча двинулись наперерез. Все было ясно без слов – причаливайте.

Не успели толком пришвартоваться, как на борт поднялись двое крепких детин с автоматами, прошлись по-хозяйски, осмотрели рубку, заглянули в кондейку. Все потупились, спрятаться было решительно негде. А вот Бен, похоже, даже и не думал прятаться, он застыл рядом с бочками из-под топлива, заложив руки за спину. Люди атамана огляделись, словно мысленно пересчитывая всех по головам, лишь мимоходом скользнув взглядами по Бену, словно и не человек перед ними, а какой-нибудь куль.

– Пошевеливайтесь! Не заставляйте атамана ждать!

– А мотозавозня… – растерянно пробормотал Никита, – …присмотреть бы за ней…

Мужики с автоматами расхохотались:

– Ой! Ой, рассмешили! Нужен нам ваш металлолом! У нас только пацаны на таких ходят.

Один показал жестом на расположенный поодаль новый причал. У него стояли крепкие, ладные, хорошо покрашенные катера и буксиры, на фоне которых мотозавозня смотрелась гадким утенком.

– Впрочем – ладно! – внезапно согласились мужики. – Наш атаман муслимов не больно жалует, так что можете оставить своего на хозяйстве.

Никита вспыхнул, но промолчал, лицо Назара еще больше потемнело. Путешественники, ставшие в миг не то гостями, не то пленниками загадочного атамана, сошли на причал. В эти минуты Лидию, Катерину и Никиту больше всего заботило одно: не пялиться на застывшего в неподвижности Бена, чтобы невзначай не привлечь к нему внимание, а также не впасть в другую крайность, вовсе избегая смотреть в его сторону, что тоже выглядело бы подозрительно.

Берег, на который пришлось сойти путешественникам, был скуден и уныл. Только галька и песок, обильно сдобренные мусором, неизменным спутником человеческой цивилизации. Кругом окурки, обертки от сигарет, проржавевшие железки. Здесь, как и почти на всем среднем течении Енисея, восточный берег был высок и обрывист, и с этого, с позволения сказать, «пляжа» вела наверх узкая крутая лестница.

Через несколько минут, пыхтя и отдуваясь, путники достигли верхней площадки. Местные, сопровождавшие отряд, поднялись по ступеням легко и не без высокомерия смотрели на пленников – практика.

Лида огляделась в изумлении. Здесь, на просторной равнине над рекой, кипела нормальная человеческая жизнь. Она смотрела и вспоминала: ведь именно здесь и начались когда-то ее злоключения… Их повели дальше по каменистой дороге. Прямо перед путешественниками раскинулся запущенный сквер, поросший нестриженой бурой травой, а деревья… Да, деревья, несомненно, подросли за прошедшие двадцать лет. За сквером возвышалось странное здание со странной судьбой. Давно, еще в первый приезд Лидии Метёлкиной в Туруханск, в нем располагался районный дом культуры. Издали его даже можно было принять за кинотеатр, а недавно оно было переименовано в Общественный центр. Было оно большим, как бы не по росту даже такому солидному селу как Туруханск. И здание, и сквер остались здесь еще с тех времен, когда Туруханск был городом. Да, было и такое! Но потом все вернулось на круги своя, селом-то быть и привычнее, и сподручнее. Вдруг двери центра распахнулись и на улицу вывалилась целая орава детей и подростков. Неужели из кино?! С топотом и гвалтом они ринулись в сквер занимать места на качелях.

В разные стороны от сквера расходились широкие, отсыпанные гравием улицы, а вся округа, сколько вмещал окоем, была застроена по-сибирски добротными частными домами. По одной из улиц к ним целеустремленно приближалась небольшая, но плотная группа людей.

«Он!» – как-то сразу угадала атамана Лидия. Громов бодрячком шагал к скверику, а за ним едва поспевала атаманова свита. Был он в камуфляжной форме, ботинках военного образца и в серой барашковой папахе. К чему здесь камуфляж, ведь время-то мирное?! Но путешественники быстро осознали, что в этих краях бессмысленно искать ответы на некоторые вопросы. Зачем камуфляж, зачем папаха… К чему озадачиваться столь ничтожными проблемами, когда местный предводитель надвигался на них, держа в одной руке плотный бумажный пакет, а другой закидывая в рот семечки с впечатляющей быстротой. Это был сложный какой-то процесс: семечки залетали атаману в пасть, а одновременно с этим вправо и влево сыпалась отработанная шелуха. Он делал это чаще, чем дышал. Не оставалось сомнений: этому господину здесь позволено все.

За атаманом, чуть опережая свиту, следовал еще один человечек, да не абы какой, а уменьшенная копия Громова. Он был ниже ростом, значительно уже в плечах, но носил камуфляжную форму из точно такой же ткани и барашковую папаху, но тоже помельче. И усов у него не было – отрок.

Атаман Громов с сыном смотрелись рядом как мальчики-матрешки, это было ужасно нелепо, но при этом и немного и страшновато.

– В наших краях не часто встретишь чужеземцев, – начал Громов, приблизившись. – Здесь бывают, конечно, разные люди, но лишь такие, про которых нам известно. Вот вы, – он ткнул пальцем в Никиту, – прошли на север на рассвете пять дней назад. Удивлены? Наши люди хорошо рассмотрели и вас, и вашего помощника-чурку. А вы… – Громов подошел вплотную к Катерине. – С вами, пожалуй, будет поинтереснее. Вы ведь с катера «Борей», если не ошибаюсь? Вы оправились на север очень давно, сразу после ледохода, полярный день только начинался. Прошли гордо, не таясь, с поднятым флагом. Но теперь у вас нет ни катера, ни ваших дружков. Сгинули? Что ж, бывает. В наших краях и не такое случается.

Вопреки ожиданиям, Громов совсем ничего не сказал о Лиде, только смерил девушку цепким взглядом. Вместо этого он встрепенулся, словно стряхивая морок.

– Ну что, нежданные, незваные мои гости, милости просим в мою резиденцию. Потолкуем.

И он двинулся прямо к зданию Общественного центра, часть которого, как выяснилось позднее, была предоставлена в его распоряжение. На душе у Лидии было нехорошо. Что задумал Бен? Не случится ли с Назаром и оставленной мотозавозней какой-нибудь неприятности? Но главное – атаман и это его странное гостеприимство… Если бы он сразу приказал заточить их в каземате, Лиде было бы, пожалуй, менее страшно.

*****

Она хорошо помнила это здание. Над входом на половину Громова висела икона Спасителя, предусмотрительно защищенная козырьком. «Во как, – размышляла Лида. – И над входом у него иконка, и в кабинете, и дома, бьюсь об заклад, тоже… Зато слухи о его бесчинствах ходят по всему Енисею».

Но выяснить, действительно ли в кабинете атамана висит икона, в этот раз не удалось. Недалеко от входа, прямо на траве стоял накрытый стол, благо, погода позволяла пока проводить время на открытом воздухе. Громов жестом предложил гостям сесть, и им тотчас же принесли свежайшего пива.

Катя и Никита, не растерявшись, подошли к наддверной иконе, в пояс поклонились и перекрестились. Странно, но в остальное время истовой религиозности за ними как-то не замечалось. Это не укрылось и от атамана:

– Православные, значит? Это хорошо, дети. А ты что столбом стоишь? – повернулся он к Лидии. – Среди бусурман, что ли, жила? Сама рассчитываешь, поди, что я буду обращаться с вами по-христиански?

– Позвольте представиться – я Никита Трубин, а это…

– Оставь сынок, оставь… Мне это не важно. Мне не нужны ваши имена, главное – вы знаете мое, – атаман сделал паузу, явно с каким-то намеком.

Никита и Лидия молча кивнули.

– И я надеюсь, – последовала новая эффектная пауза, – что вы знаете закон. Закон человеческий и, я не побоюсь высокого слова, закон, заданный нам Творцом.

Троица сидела в гробовом молчании.

– Делиться. Разве не это заповедовал нам Иисус? Всякий, проходящий мимо нашего благословенного села, оставляет часть добычи на нужды бедного Туруханска.

– Нет такого закона, – твердо ответил атаману Никита. – Иисус такого не говорил.

– А совесть? Юноша, есть ли у тебя совесть? Ты, наверное, на Юге живешь? Тогда ты просто не представляешь масштаб проблем, с которыми каждодневно сталкиваются мои люди. Мы исполняем свой долг на самом краю цивилизованного мира…

«Да уж, цивилизация цветет здесь махровым цветом», – зло подумала Лидия, но промолчала.

– Разве могли бы люди спокойно жить в Верещагино и Верхнеимбатске, если бы мои бойцы днем и ночью не спускали глаз с реки? Ты попытался прошмыгнуть мимо нас, не заплатив. Разве теперь совесть не подсказывает тебе, что надо делиться?

– Извините, – так же твердо произнес Никита. – Сожалею, но делиться нам нечем. Поездка выдалась неудачной, мы нарвались на… разбойников и вынуждены были спасаться бегством.

– То есть вы возвращаетесь без добычи? Совсем?

– Совсем без добычи.

– Я понял тебя. Конечно… Какой дурак будет возиться, разыскивая старые затонувшие баржи или вытаскивая из болота ржавые бочки, когда бывает другая добыча, гораздо более ценная. Тот, кто не хочет поделиться частью, лишается всего. Это тоже закон. Екатерина Жукова останется у меня. Я сам отвезу ее к родителям и получу законную награду.

– Катерина не… Она теперь член команды! – выкрикнул Никита и вскочил на ноги, но от удара атаманова прихвостня согнулся пополам.

Катерина успела выплеснуть пиво в лицо Громову, прежде чем ее схватили и увели в здание. Одна Лидия в растерянности осталась сидеть за столом.

– Пшла вон, лошара! – коротко бросил ей атаман. Будто плюнул.

– Слушайте все! – прогремел он снова. – Это ржавое корыто больше не задерживать. Отпускаю!

Глава 19. Медведь все-таки пришел

Уменьшившийся числом и изрядно павший духом отряд собрался у мотозавозни. Навстречу Лиде и Никите из прибрежных кустов крадучись выбрался Бен, а на низеньком причале их встретил оцепеневший от страха Назар. Часовых и след простыл. Они потеряли интерес к незадачливым путешественникам или… Продолжают наблюдать, оставаясь незамеченными?!

– Да не трясись ты так, – без особых церемоний одернул Назара Бен. – И без тебя тошно.

Он без сил опустился на влажные доски. Бессилие – вот что чувствовали все его спутники. Бессилие перед наглостью атамана Громова и его верой в гарантированную и поэтому воспринимаемую как нечто причитающееся ему по праву безнаказанность. Лида села рядом с Беном. Никто из членов команды не питал особо теплых чувств к Катьке Каберне, но что делать теперь, никто толком не представлял. Вызволить Катерину представлялось делом безнадежным, уйти, бросив ее в беде – постыдным. На несчастного Назара никто и не смотрел.

– Медведь. Там, – выдавил он под щелканье собственных зубов. – Пока вы в село ходили, я решил прибраться: собрал пустые банки, крышки, обертки и вынес… – он неопределенно махнул рукой. – Вернулся, а он в грузовом отсеке.

– Ты его видел?

– Слышал. Рычит, стонет, лапами под брезентом сучит.

Оставив ребят на причале, Бен сошел на палубу и осторожно приблизился к люку. Оттуда и впрямь доносились пугающие звуки: сопение и шорохи неловкой звериной возни.

– Да… что же теперь делать?

– Нужно его как-то… изгнать, – неуверенно предложила Лида.

– И кто же это сделает? – с усталым скепсисом поинтересовался Никита. – Может быть, ты? Возьмешь швабру, которой мы драим палубу, да и выгонишь косолапого взашей?

– Похоже, придется его застрелить, – предположил Бен.

Увлеченные спором собеседники даже не заметили, как звуки в грузовом отсеке поутихли, наступила тревожная тишина.

– Застрелить? – напрягся Никита. – И кто же у нас такой меткий стрелок? А коли пуля не в туше застрянет, а днище пробьет? Потеряем мотозавозню… Только и останется, что идти на поклон к Громову.

– Нужно люк снаружи чем-нибудь тяжелым подпереть, чтобы он вылезти не мог. Бочкой, например. А как доберемся до места, откроем люк и убежим, а он, небось не дурак, выберется и сам уйдет, – внесла новое предложение Лида.

– Подпереть… Эх, ну и дурень же я, что на дверцы замки не поставил. Думал, на реке не от кого будет хорониться. Дурень и есть. Люк, сами знаете, не запирается. А бочка для медведя что игрушка, даже если ты на нее пятой точкой сядешь. Если он оттуда вырвется, нам только и останется, что в Енисей сигануть.

– Все, – оборвал дискуссию Бен, – отставить. Не по душе мне зверей убивать, да, видно, придется, – Бен взялся за ружье. – Вижу, он в левом углу. Мелкий он какой-то…

– Может, медвежонок? – предположил Никита.

– Может. Поганое дело получается, братцы, – вздохнул Бен. – Тихо, спокойно… Ты, Назар, зайди со стороны носа и лезь на крышу грузового отсека. Он в левый угол забился, если по ходу смотреть. Откроешь люк, а уж я… Давай.

– Не надо, не стреляйте, – раздался голос, заставивший всех подскочить на месте. – Я не медведь, я Василий.

Назар распахнул люк, и оттуда выбрался дородный подросток в камуфляжной форме. У него было совершенно детское бело-розовое лицо, яйцеобразная пшеничная голова и коренастая фигура. Парнишка был подкачан и, должно быть, обладал немалой физической силой. Он был обладателем крепкой шеи, толстых рук и ног, торчащих как-то враскоряку, но при этом был весь облит жирком, что делало его похожим на пухлявого младенца.

– Таааак… – протянул Бен. – Господин Кондитерский младший? Я прав?

– Угу, – процедил парнишка.

– И назвали тебя, конечно, в честь…

– Угу. В честь Святого отрока Василия Мангазейского.

Никита первый стряхнул с себя изумление:

– Уходим! Быстро!

Назар отвязал канат, Никита быстро и аккуратно отчалил, и уже через несколько минут, если смотреть с пристани, мотозавозня превратилась в тарахтящую точку на сине-серой глади реки.

Тут Лида припомнила, как видела мальчика в свите атамана Громова. Точно – сын! Просто тогда на нем была еще и барашковая папаха, типа тех, что Туруханские модники почему-то так любили носить в комплекте с камуфляжем.

Похоже, годы смуты и обрушившиеся на людей беды вызвали обострение религиозных чувств. Какую бы ахинею ни нес атаман, но туруханцы действительно несли свою службу на самом краю обитаемого мира. Кто знает, может, половину детей и подростков в Туруханске кличут теперь Василиями и Василисами. Люди крестили детей в честь «их» святого. Наверное, с точки зрения религии это было неправильно, и у Христа не может быть ближних и дальних, но в людях брали верх иные соображения. Времена нынче лихие, и со своими страхами и надеждами люди чаще идут не к представителям власти, а в сельский храм, тем более что «их» Василий Мангазейский здесь, в селе, в храме лежит – небось не оставит, заступится. Произошла архаизация.

– Чего надо? – строго спросил Бен.

Отрок Кондитерский был сконфужен, и все не прикрытые одеждой участки его кожи словно окрасились малиновым соком. Бена он явно побаивался, что и не удивительно. Преодолев страх, подошел и искательно глянул на этого странного типа, который, как он сразу понял, был здесь за главного.

– Возьмите меня с собой, пожалуйста! Вы ведь в Красноярск едете? Что вам стоит… Я в тот закуток залез и думал под брезентом отсидеться… Рассчитывал, что вы меня не сразу заметите, а как найдете, так не захотите обратно возвращаться – поздно будет. А когда вы меня застелить решили… Испугался: то ли сердце со страху лопнет, то ли с ума сойду безвозвратно. Я заплачу, – он переводил умоляющий взгляд с одного на другого.

Мальчик метнулся обратно в грузовой отсек, вернулся с туго набитым рюкзачком и протянул Бену пачку потрепанных купюр.

– И что ты там забыл, в Красноярске-то? – скептически поинтересовался Никита. – Здесь ты важная птица, атаманов сын, а там… Ты и улицу-то не сможешь перейти без посторонней помощи. Я уж не говорю о таких вещах, как эскалаторы, лифты, банки и прочее, чего ты и в глаза не видел.

Глаза мальчика зажглись. Ясно было, что он не раз и не два мечтал о бурлящих нездешней жизнью, чудесных городах Юга, где каждый день похож на увлекательный аттракцион.

– Да тоска у нас, – только и ответил Василий. – Ни клубов, ни ресторанов.

– С культур-мультур, значит, у вас нехватка? – Бен давился смехом. – Может, тебе еще пива и девочек сюда подогнать?

– Зачем? Пиво и у нас хорошее варят, а девок в селе как говна.

– Он же у нас первый парень на селе! – заметила Лида под общий смех. – Кстати, дерьма у вас хватает, это да… Мы заметили.

Тут Бен, никого не стесняясь, завладел Васиным рюкзачком, вытряхнул его содержимое на палубу, и среди скомканных рубашек и носков отыскал множество аккуратно перевязанных денежных пачек. Сложенные все вместе, они производили впечатление.

– Вот что, Вася… – неспешно начал Бен. – Хоть отношения с твоим отцом у нас сложились отнюдь не дружественные, мы не можем лишить его сына. Ты о нем-то подумал? Единственное, что мы готовы для тебя сделать, это не сообщать атаману, что родной сын стащил у него деньги и попытался втихушку скрыться с награбленным. А ты пока при нас останешься. Как-то так…

Бен собрал деньги и перенес в рубку, где закрыл их в единственный на судне запирающийся шкаф. Василий проводил деньги взглядом. Он дернулся было в сторону Бена, но, смерив взглядом его мощную фигуру и ровную от края до края линию плеч, скис и обмяк. По его лицу катились безутешные детские слезы.

Назар был не просто смущен – раздавлен. Он мялся, молчал и потирал руки.

– Ладно, не конфузься, – выдавил Бен сквозь смех, который у него больше походил на похрюкивание. – Мы тебя прощаем. Многих ли медведей ты видел в своем Туркестане?

*****

– Выжидать надо, ребята, выжидать! – заявил Бен, как только мотозавозня отошла на несколько километров от Туруханска.

Отплыв на безопасное расстояние от владений атамана, Никита нашел идеальное место для стоянки. Через устье маленькой речки, впадающей в Енисей с противоположного Туруханску западного берега, мотозавозня вошла в систему мелких, сообщающихся между собой озер с заболоченными берегами. Там и встали на якорь, отгороженные от Енисея лишь узкой полоской суши, заросшей худосочным приполярным леском. Бен, как ни в чем не бывало, забрался в подогреваемый спальный мешок.

– Вы чего, ребятки? – встрепенулся он минут через пять, поняв, что никто из молодых не находит себе места. – Драму отставить. Нужно выжидать и беречь силы. Только выставьте часового, чтобы Васька не убег, и спать, всем спать.

– Вы за это ответите! Совести у вас нет! – шипел Василий. – Мой папа…

Бен выпростался из спального мешка, раздосадованный тем, что ему не дают покоя.

– Твой драгоценный папа, – тихо, даже как-то интимно сообщил Бен Василию, – взял в заложники нашего товарища. При данных обстоятельствах совесть, если будешь ерепениться, позволит мне сточить тебе зубы напильником. Старпом, у тебя…

– Крупный или потоньше, чтобы дольше мучился? – услужливо осведомился Назар.

*****

Выжидать пришлось ночь, день и последующую ночь. Василий пыхтел от бессильной злобы, но больше не возникал. Наловили рыбы, и Назар ухитрился запечь ее прямо на борту, соорудив подобие мангала из старого железного ведра. Наконец, утром второго дня рассветный туман над рекой прорезало пение множества моторок.

– Хватились, – удовлетворенно заметил Бен. – Тебя, Васятка, ищут. Ты по папке-то своему успел соскучиться? Он по тебе уже скучает.

Василий Кондитерский младший оскорблено отвернулся.

Отвязали моторку маугли, уже который день болтающуюся за кормой мотозавозни, дозаправили двигатель. Теоретически, лодка могла бы вместить их всех, но… Береженого Бог бережет.

Еще месяц назад для Лиды Метёлкиной стало бы огромным испытанием сесть в лодку, в которую не так давно были свалены свежие трупы. Сегодня она даже не поморщилась – не среди благородных девиц воспитывалась. Компанию ей составили Бен, взявший с собой небольшую сумку, и Никита, занявший место у руля.

На фоне операции по поимке атаманова сынка, поставившей на уши все село, никто и внимания не обратил на одинокую лодченку, пересекшую Енисей и вошедшую в устье Монастырской протоки. Поднявшись по ней на несколько километров и достигнув стрелки Монастырского острова, Никита развернул моторку по дуге, заглушил двигатель и начал тихо дрейфовать по правому рукаву реки, прямо к северо-восточной околице Туруханска, пока не нашел подходящее место.

Бен с Лидией высадились. Девушка поначалу трусила – уж больно неприятное впечатление произвел на нее атаман, но присутствие Бена вселяло уверенность.

Редкий лесок сменился прямоугольными земельными наделами, на которых уже успели убрать картошку, на горизонте замаячили какие-то сараи. Внезапно от одной из построек отделилась облаченная в черное фигура с корзиной, и незнакомец, оказавшийся при более пристальном рассмотрении монахом, обернулся к путникам. На безлюдной околице они были как клопы на белой стенке.

Завидевший их монах на секунду застыл, а затем бросился прочь, не разбираядороги. Корзина с овощами отлетела в сторону, ибо левой рукой он подхватил полы своего черного одеяния, а правой истово крестился прямо на бегу.

«Начинается…» – проворчал Бен, однако дальше они продвигались без приключений. По-видимому, монах бросился за защитой в храм, а не к представителям власти.

Дальше пошли ряды добротных сельских домов, и, наконец, путешественники подобрались к Общественному центру с задней, непарадной стороны.

Лида осторожно и как бы стесняясь отворила заднюю дверь и тихо вошла. За столом, почти полностью перегораживающим коридор, сидел дежурный. Рация в его руках звенела множеством голосов – не иначе, как именно отсюда координировалась операция по поимке беглого отрока Василия.

– Можно? Мне бы к господину Громову…

– Зачем еще? – окрысился дежурный, потрясая заплывшей жиром мордой. – Атаман занят! А тебе все подробно объяснили. Так что вали отсюда…

– А мне можно? – за спиной Лидии выросла могучая фигура Бена.

Дежурный так плотно вжался в кресло, что казалось, в эту минуту они составляют единое целое. Лидия воспользовалась его замешательством, взяла лежащий рядом калашников и передала Бену.

Бен шел по коридору и рывком открывал все выходящие в него запертые и незапертые двери. Когда он, наконец, добрался до кабинета атамана, незадачливый дежурный все еще не оттаял.

Поддерживая свой высокий статус, атаман занимал половину самого большого здания в селе – Общественного центра. И его нисколько не волновало, что дом этот очень мало подходил для комфортного проживания. Бен ввалился в просторный кабинет с голыми окнами и рядами столов, оставшихся от прежних хозяев. Лидия прошмыгнула вслед за ним. Атаман сидел за обширным столом под иконой Богородицы, низко склонив голову и уткнувшись лицом в сцепленные пальцы. Громов был подавлен, в кабинете витал еле уловимый запах алкоголя. Он бросил взгляд на Бена и сжался от ужаса, но затем увидел знакомое лицо Лидии Метёлкиной.

– Опять ты… Как сюда попала? Вы же ушли на юг?

Беспокойство за сына, похоже, притупило и так неблестящий разум атамана. Как попала… Была бы цель, а способы найдутся.

– Люди Алексея Жукова умеют появляться и исчезать незаметно и, притом, точно вовремя, – сухо произнес Бен.

– Без их помощи я ничего бы не смогла, – неопределенно поддержала его Лидия.

– Вы… Вы…

– Я прибыл к вам после совещания у господина Жукова… – четким, уверенным голосом начал Бен.

Если большинство нормальных людей при знакомстве с Беном впадали в ступор и на время теряли дар речи, то у атамана открылся словесный понос:

– Что ты брешешь! Осень, скоро сбор урожая… Наш аграрный король торчит сейчас в своей Хакасии и наблюдает, как наливается соком его драгоценная лоза. Он не мог приехать так быстро!

– Лоза лозой, – нагнулся к нему Бен, – но исчезновение любимой дочери будет, пожалуй, поважнее. Вы, как отец, должны бы это понимать. Екатерина Алексеевна не выходила на связь уже достаточно давно, чтобы родители забеспокоились. Жуков организовал целую поисковую экспедицию, и мы встретили мотозавозню чуть выше по течению…

– Нам удалось уговорить Алексея Ефимовича воздержаться пока от расправы, – вступила в разговор Лидия. – Но если в течение шести часов, – все дружно посмотрели на часы, стрелки которых приближались к полудню, – мы не вернемся вместе с Катей, люди Жукова высадятся в селе. Нам бы не хотелось лишний раз пугать достойных обывателей Туруханска, но…

Атаман молчал, вытаращив глаза и переводя взгляд с Лидии на Бена и обратно.

– Давай, выкладывай, – приказал Бен.

Лидия вытащила из дорожной сумки и разложила на столе аккуратные пачки денег.

– Здесь не совсем та сумма, на которую вы рассчитывали, – пояснил Бен, – но Алексей Ефимович располагает на данный момент только теми деньгами, что захватил с собой наличными. По берегам Енисея банкоматов нет. К тому же, одно дело, когда претендент на награду является подлинным спасителем, вызволившим красавицу из плена отвратительных чудовищ, среди которых она провела несколько месяцев, и совсем другое – беззаконно лишить девушку свободы, перехватить по пути домой, буквально в дневном переходе от встречи с родителем. Как-то это все…

– Что вы, я не могу взять деньги, – с мукой в голосе произнес Громов. – Произошло досадное недоразумение… И вы, и господин Жуков меня неверно поняли. Я просто думал, что такой утонченной девушке не помешает хорошенько передохнуть после трудной дороги. В конце концов, вам не найти незаинтересованных свидетелей…

– Мы все поняли правильно. А деньги возьмите…

– За пиво, – мстительно уточнила Лидия.

– Что бы в нашей стране ни строили: коммунизм, капитализм или постиндустриальное общество, все едино в результате получается феодализм, – философски заметил Бен. – Сначала потихоньку проступает, по капельке, а уж потом… А вы сразу – атаман! По крайней мере честно, ясно и понятно.

– Хорошо, подождите… – пролепетал хозяин кабинета.

– Я не собираюсь ждать! – рявкнул Бен. – Я буду ходить за тобой по пятам, пока ты не отпустишь Екатерину Алексеевну. Ты теперь без меня и поссать не сходишь! А если…

– Хорошо, пойдемте.

Троица вышла в коридор. К немалому удивлению атамана, дежурного на посту не оказалось.

– Наверное, штанишки побежал переменить, – съязвил Бен. – Поди полные.

*****

Уже через час Бен, Лида и Катерина покинули гостеприимный Туруханск. Атаман со своей поредевшей свитой, в которой остались только самые отчаянные и любопытные, проводили их до лодочного причала. Бен пустил сигнальную ракету, и минут через десять к пристани подошла моторка с Никитой и Назаром на борту.

– Нашим доблестным первооткрывателям-землепроходцам счастливого пути! Уххх! – Громов патетически воздел кулаки над головой.