Текст книги "Разгневанная земля"

Автор книги: Евгения Яхнина

Соавторы: Моисей Алейников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 32 страниц)

Глава четвёртая
Снова Фения!

Получив доброго коня, Янош нарядился в одежду объездчика. Без оружия, если не считать чикошского бича, с которым Янош никогда не расставался, он ехал по малознакомой ему местности, где заснеженные равнины чередовались с холмами и курганами.

– Стой! Что за человек?

Неожиданно из-за гряды невысоких холмов показался неприятельский разъезд. Окрик на немецком языке не сулил ничего хорошего.

Ещё не успев как следует сообразить, кто перед ним, Янош ответил приготовленной заранее фразой на ломаном немецком языке:

– Объездчик я. Объезжаю лошадь торговца рыболовными снастями господина Фаркаша. Норовистая она, и я с ней едва справился, но всё-таки укротил, – добавил он, стараясь подделаться под хвастливый тон лихого чикоша.

– Ладно! Поговорим потом! – многозначительно бросил офицер неприятельского разъезда.

Окружённый солдатами, Янош с самым беспечным видом следовал за отрядом. Но сердце его тревожно билось. Мысли были сосредоточены на том, как вырваться и выполнить поручение Ханкиша.

Подъехали к подножию лесистого холма, где было разбито множество палаток. Это был лагерь, над которым начальствовал граф Тибор Фения. Услыхав, что солдаты произносят это имя, Янош пришёл в смятение. Неужели всю жизнь будет его преследовать призрак графа Фении?

– Что это за птица? – небрежно спросил Тибор, кивком головы указывая на Яноша.

– Говорит, что объездчик, но похоже, что он из кошутовцев, – доложил офицер.

– Объездчик, говоришь? – недоверчиво спросил Фения по-венгерски.

Янош без запинки повторил слово в слово то, что перед этим сказал офицеру отряда.

Граф внимательно разглядывал стоявшего перед ним юношу, подозревая, что имеет дело с вражеским лазутчиком. При нём, правда, не оказалось огнестрельного оружия, но графу было хорошо известно, что существует «пештская потешная кавалерия». Вооружённые только бичами чикоши составляют целые эскадроны, даже полки защитников отечества.

– Признавайся: ты что, «потешный кавалерист»?

– Я таких никогда и не видывал, ваше сиятельство, в наших-то краях о них и не слыхать! Объездчик я у господина Фаркаша.

Ответ пленника ещё больше усилил подозрения графа: объездчик с чикошским бичом в руках и не слыхал о «потешных кавалеристах»… Невероятно!

И вдруг пленник показался графу чем-то похожим на виновника гибели его любимой собаки Серны. «То ли мне кажется, что все чикоши на одно лицо, то ли и в самом деле это тот же строптивый охотник?» И граф решил поймать юношу врасплох.

– Брось, Мартош, притворство!.. Я с первого взгляда узнал убийцу моей Серны!

Янош растерялся. Он стал было оправдываться:

– А я не узнал вас, ваше сиятельство! Осмелюсь напомнить, что тогда, в «Журавлиных полях», беда случилась не по моей вине…

– Ах, вот как: ты не был виноват, однако удрал! Да и теперь своё настоящее имя хотел скрыть…

– Ваше сиятельство! Я ничего не хотел скрывать сразу назвался бы Яношем Мартошем, спроси они, как меня зовут. Ваши солдаты осведомились только, откуда и куда еду. Я ответил, а потом повторил и вашему сиятельству: я объездчик у господина Фаркаша. Так оно есть.

Граф слушал объяснения пленника и думал: «Покончить с парнем никогда не поздно. Сам-то он по себе не велика птица! Но Мартош-отец заядлый бунтовщик, он осмелился поднять руку на моего отца. Это от него пошла вся смута в “Журавлиных полях”. Теперь он связан с партизанами. Через его сына нити могут привести прямо к ним».

– Вот что, Мартош, – сказал он, – я не злопамятен и не собираюсь тебе мстить. Что было, то прошло. Покажи-ка нам своё уменье!

– Ваше сиятельство, если вы желаете посмотреть, как на полном скаку я попадаю бичом в любую цель, прикажите дать мне моего коня. Он у меня хоть недавно, но уже приучен подчиняться.

– Дайте ему коня и принесите чучело! – коротко распорядился граф.

На соломенном чучеле сделали едва различимую отметину.

Офицеры и солдаты отошли, окружив большим кольцом площадку, на которой стояла цель.

Янош вскочил в седло и ждал команды.

Фения подал знак рукой.

Два раза Янош промчался галопом вокруг соломенной мишени, а затем на полном скаку на расстоянии трёх метров от чучела взмахнул бичом, и свинцовая пулька точно легла в намеченную цель.

Ловкость чикоша вызвала общее одобрение.

– А ну-ка, повтори! – приказал Фения.

И с той же точностью Янош снова попал в цель.

Теперь возгласы восхищения неслись со всех сторон… Сам граф поддался спортивному азарту:

– Ещё, в последний раз!

Слова «в последний раз» заставили гонведа вздрогнуть. Теперь или никогда!

Янош натянул поводья, шпоры впились в конские бока. Проскакав один раз вокруг мишени, он резко повернул коня и бичом, описав в воздухе дугу, стал на полном ходу наносить удары направо и налево по оторопевшим солдатам. И, прежде чем они опомнились, конь вынес его из толпы.

Разъярённый Фения кричал:

– Задержать! Огонь!

Но Янош уже мчался по дороге.

Глава пятая
Генерал Гюйон де Ге, барон де Пампелуна

В один из февральских вечеров в трактире «Кружка пива» в городе Границе шла, как всегда, оживлённая беседа.

Говорили главным образом о том, что занимало всех без исключения жителей: о военных делах.

Небольшой город Граница занимал выгодное положение на тракте, связывавшем между собой перевалы Дюкле и Браниско. В мирное время здесь проходили караваны, доставлявшие зерно и разные товары из Галиции в Венгрию и гораздо реже из Венгрии в Галицию. Надо добавить, что у контрабандистов были свои, только им известные дороги в горах.

В зимнюю военную кампанию 1849 года жизнь города замерла. Мужчины, способные носить оружие, покинули Границу ещё в начале января, когда пришла весть о занятии Пешта австрийскими войсками.

Помещение трактира было жарко натоплено, и почтенные завсегдатаи не чувствовали ни лютого мороза, ни резкого ветра, стучавшегося в плотные деревянные ставни.

– Нет, – рассуждал хозяин трактира, щуплый человек лет пятидесяти, с чуть косящими глазами, – как бы ни хвастался Виндишгрец, но торжествовать победу ему ещё рано! Он думает: раз венгры отступают, значит, у них нехватка пороха!.. А я так думаю: Кошут готовит ловушку, не иначе!

Снаружи донёсся скрип саней, подкативших к дому. Хозяин встал, накинул аттилу и вышел.

Через минуту он вернулся вместе с мужчиной в меховой шубе. Отряхнув снег с меховых сапог, путешественник приветствовал гостей на немецком языке и скромно попросил разрешения присесть за стол, чтобы подождать, пока хозяин протопит комнату для ночлега.

– Да, протопить не мешает, что верно, то верно, – подтвердил хозяин. – С тех пор как здесь ночевали господа офицеры, в комнатах этих никто не жил.

– Позвольте представиться, – сказал незнакомец, виноторговец Валевский, Владислав Валевский, из Галиции.

В комнате воцарилось молчание: жители городка привыкли к осторожности и, когда появлялся незнакомый человек, держали язык за зубами.

– Прошу вас, не стесняйтесь, я могу устроиться отдельно, – учтиво сказал виноторговец и направился к столику, стоявшему поодаль, в углу комнаты.

Смутившись, хозяин засуетился, а сидевший за столом немолодой мужчина вежливо привстал и обратило к приезжему;

– Помилуйте, господин Валевский, мы будем очень рады. Присаживайтесь, пожалуйста! Будьте нашим гостем. К нам за последнее время так редко приезжают из других стран, что мы совсем отвыкли от иностранцев.

Путешественник, снявший тем временем шубу, охотно воспользовался любезным приглашением.

Скромность манер, непринуждённое обращение незнакомца располагали к доверию. Но больше всего привлекала возможность услышать от приезжего иностранца свежие новости.

Как только он заказал ужин, его забросали вопросами: что пишут заграничные газеты, не слыхал ли он, как относится Англия к войне венгров с австрийцами, каково настроение поляков.

– Я человек деловой, а из-за войны да восстаний в разных странах вести торговлю становится всё труднее. Между тем весной я очень расширил своё дело и залез в долги. Теперь надо как-нибудь выходить из положения, и, признаюсь вам, мне не до политики… Для меня, как и для всех, впрочем, важно только, чтобы война скорее кончилась. Я плохо разбираюсь в политике, но мне сдаётся, что скоро обе стороны согласятся заключить мир. Как-то странно ведётся борьба. Австрийские войска воздерживаются от решительного нападения, но и не отпускают армию Гёргея ни на шаг.

– Ни на шаг! – воскликнул хозяин трактира. – Но уже пошёл третий день, с тех пор как за этим самым столом ужинал Гёргей со своими офицерами, однако австрийцев, слава богу, поблизости не видать! Вот вам «ни на шаг»!

Все рассмеялись; каждому было известно, что австрийцы снова потеряли следы Верхнедунайской армии.

Давясь от душившего его смеха, один из собеседников заметил:

– А этот злосчастный Гёргей, которому Виндишгрец всё время наступает на пятки, как ни в чём не бывало сидел здесь и преспокойно играл в шахматы со своим адъютантом.

– И кто же из них получил мат? – спросил гость, интонацией выражая больше интереса к шахматному турниру венгерских офицеров, чем к их борьбе с австрийцами.

– Гёргей. Он сделал неудачный ход конём, и противник…

Дверь распахнулась, и в комнату ввалился грузный мужчина, одетый слишком легко для лютого мороза, свирепствовавшего на дворе.

– Господин нотариус! – оживились сидевшие за столом.

– Милости просим, господин Хорташ! – Хозяин поспешил навстречу новому посетителю.

По тому, как встретили здесь нотариуса, можно было догадаться, что его приход никого не удивил. Представитель местной гражданской власти господин Хорташ нередко бывал участником вечерних бесед за «уютным столом», как называли в городе овальный стол в трактире «Кружка пива».

– Здравствуйте, здравствуйте! – сказал нотариус, обводя присутствующих внимательным взглядом. – Да тут, я вижу, новое лицо… – Он остановил глаза на виноторговце.

Тот встал и представился:

– Как мне повезло, что я встретил вас здесь! Я собирался наутро явиться к вам за пропуском: мне нужно добраться до Бухареста кратчайшим путём.

– Сейчас это не так-то просто. Приходите завтра, посоветуемся.

Нотариус сел за стол, и вновь завязалась беседа. Жаловались на затянувшуюся полосу морозов и ветров. Виноторговец оказался весьма сведущим в области метеорологии. Он рассказал, в чём заключается секрет предсказаний погоды и почему они часто не оправдываются. Такая ошибка его друга, метеоролога, однажды его разорила. Тот по дружбе посоветовал ему скупить на корню урожай винограда, так как ожидалась весьма благоприятная погода для его вызревания.

– Я послушался и, как человек азартный, зарвался: не только скупил с весны часть урожая, но ещё поставил новую давильню для винограда.

– И как же вы управились потом?

– О господи! Есть одно общее средство от таких бед не унывай! Что бог ни делает, всё к лучшему! Пострадав на винограде, я быстро перекинулся на пшеницу и, признаюсь, скоро отыгрался… – Вдруг, оборвав на полуслове, виноторговец заговорил смущённо: – Простите, господа, за эти беспечные воспоминания в такой трудный для вас час, когда вам снова приходится с оружием в руках защищать своё право на свободную торговлю с соседними странами.

Искреннее сочувствие, прозвучавшее в последних словах галичанина, тронуло нотариуса.

– Ничего, ничего… Всё наладится… В ближайшие дни многое определится. Австрийские войска спускаются с Карпат. Я уверен, что корпус Гёргея выйдет им навстречу, и тогда судьба всей кампании будет решена. Выпьем, господа, за успех венгерского оружия!

Виноторговец поднял свой бокал.

– Господа! Я не мадьяр, но я поляк и, значит, друг Венгрии. За ваши успехи, господа! – Он залпом опорожнил бокал, поставил его на стол и вдруг поёжился, как бы в приступе лихорадки. – Прошу прощения, я всё ещё не согрелся с дороги. Похоже, что у меня начинается жар. К тому же и горло побаливает. Разрешите откланяться.

– При простуде лучше всего выпить водки с перцем, – посоветовал нотариус. – Пропотеете, и к утру всё будет в порядке.

– Нет, я попрошу хозяина дать мне подогретого лимонада, это лучшее лекарство для горла.

Пожелав собеседникам спокойной ночи, виноторговец направился в отведённую ему комнату в мезонине. Но, сделав несколько шагов по лестнице, остановился:

– Господин Хорташ! – подозвал он нотариуса. – Не зайдёте ли вы ко мне, чтобы обсудить, как мне быстрей добраться до Бухареста?

Поднявшись в комнату гостя, Хорташ объяснил, сколь опасно сейчас путешествие по Венгрии. Рассыпаясь в любезностях, он поведал виноторговцу всё, что сам знал о расположении обеих армий.

– Я не хотел говорить при всех, но вам скажу. Сегодня выяснилось вдобавок, что генерал Шлик движется из Токая наперерез Гёргею. Поэтому вам надо быть весьма осторожным. Военные власти очень придирчивы, а австрийские солдаты не слишком церемонятся, когда представляется случай безнаказанно обобрать иностранца. Послушайтесь моего совета: придерживайтесь обходных путей. Вернитесь в Галицию, оттуда через Буковину и Молдавию проберётесь в Валахию. Путь длинный, но зато безопасный.

Поляк согласился с доводами нотариуса, поблагодарил, а как только все разошлись, разбудил хозяина и попросил немедленно нанять для него возок в Галицию.

Как хозяин ни уговаривал постояльца дождаться утра, поляк не согласился. Прощаясь с хозяином, он выразил надежду, что сложные военные операции не помешают ему продать партию вина, которая уже заготовлена и только ждёт часа отправки:

– Вино ведь пьют при всех обстоятельствах, независимо от того, встретится ли Шлик с Гёргеем или опять Гёргей от него ускользнёт, – пошутил он.

Предчувствуя щедрые чаевые, возница лихо гикнул, и тройка помчалась на север, как приказал весёлый, разговорчивый седок, с трудом выговаривавший венгерские слова.

Однако спустя четверть часа седок велел остановиться и повернуть лошадей в противоположную сторону, на юг.

– Это дорога на Банску – Штиявницу, – недоуменно заметил возница.

– Ну, и что ж из того?

– Как прикажете, мне всё одно… Только хозяин другое место называл… Сюда-то ближе будет. Я вас за четыре часа доставлю.

– Вот и хорошо! А цена останется та же, что условлена, так что не беспокойся!

– За это спасибо!

В городе путешественник остановился около небольшого особняка с вывеской, гласящей, что здесь помещается канцелярия комитата, и расплатился с возницей.

Спустя час из ворот дома комитатской канцелярии выехал всадник. Он был одет в красный, шитый золотом доломан, в собольей шапке с развевающимся султаном, и с кривой саблей на боку. Исполненная достоинства осанка как нельзя больше гармонировала с национальной венгерской генеральской одеждой, в которой всадник походил на легендарного мадьярского воина времён Арпада[65]65
  Арпад – основатель династии Арпадов, правивших в Венгрии с 997 года по 1301 год.


[Закрыть] или Баториев[66]66
  Бато́рии – древневенгерский княжеский род.


[Закрыть]. И надо было присмотреться к его умному лицу, к живым глазам, чтобы узнать в этом генерале того самого виноторговца, который накануне в гостинице изгонял простуду подогретым лимонадом.

Это был генерал Гюйон де Ге, барон де Пампелуна, ирландец по происхождению, предложивший свои услуги мадьярской армии в тот самый день, когда узнал о заговоре против независимости Венгрии. С тех пор храброго генерала видели во главе его всадников повсюду, где завязывались наиболее горячие дела.

Напав на след отступающих дивизий Гёргея, генерал Гюйон спешил в свой лагерь. «Если Гёргей два дня назад играл в шахматы в трактире “Кружка пива”, – размышлял Гюйон, – значит, теперь он беспрепятственно движется к Тиссе…»

Размышления генерала были прерваны появлением на горизонте всадника, скакавшего ему навстречу.

Генерал сдержал коня и поехал шагом. Всадник оказался курьером Гёргея. Гюйон обрадовался полученным вестям и особенно тому, что армия Гёргея расположилась на отдых в Ципском комитате.

– Вам это было неизвестно? – с тревогой осведомился Янош.

– Нет, но я намеревался следовать в том же направлении.

– Значит, Андраш до вас не дошёл?

– Кто?.. Андраш, говоришь?.. Никого не было.

– Андраш, мальчик-разведчик. Его послали на несколько часов раньше меня. Правда, он пошёл пешком, зная горные тропинки. Но и мне пришлось задержаться в дороге.

Янош сообщил, как натолкнулся на вражеский разъезд и попал в плен к Тибору Фении. Рассказал всё, как было, не утаив ни одной подробности.

– Вот это в моём вкусе! – рассмеялся Гюйон. – Если ты кое-что и разукрасил, всё равно здорово!.. Нет, нет! Я верю тебе, – остановил он Яноша, когда тот, зардевшись, попытался рассеять сомнения генерала. – Береги свой бич как зеницу ока. В твоих руках это действительно грозное оружие!

Корпус Гюйона был в пути, когда к генералу подъехала молодая женщина, лет тридцати пяти. Великолепный конь, богатая сбруя, подбитая мехом амазонка, шляпа с пером не оставляли сомнения в знатном происхождении дамы.

Гюйон радушно её приветствовал:

– Здравствуйте, мадам Раушас! Я вас заждался и теперь полон внимания!

– Сведения невесёлые, – заговорила госпожа Раушас. – Обе дивизии Гёргея заперты в ущелье у перевала Браниско. Войска Шлика с неожиданной быстротой спустились с Карпат и закрыли выход из ущелья с обеих сторон. Без помощи извне выбраться из этой западни невозможно.

Гюйон поблагодарил мадам Раушас за ценные сведения.

– Не надо меня благодарить, генерал! Я делаю это по велению сердца.

– Знаю, знаю! – Гюйон пожал руку лазутчице.

Клара фон Кеттевиц по страстной любви вышла замуж за венгерского барона Раушаса, горячего патриота. Он был убит в одном из первых сражений с Елашичем и молодая вдова поклялась мстить за его смерть до конца дней. Она щедро тратила своё огромное состояние на нужды армии, а став лазутчицей, использовала среди австрийской и венгерской аристократии свои связи, равно как обе свои фамилии – австрийскую и мадьярскую: где надо, выдавая себя за австриячку, где можно, называясь славным мадьярским именем мужа. Как и все свободолюбивые люди, она понимала, что от поединка, завязавшегося между австрийской монархией и маленькой Венгрией, зависят судьбы европейских наций.

На прощание Гюйон ещё раз крепко пожал ей руку.

Генерал раскрыл карту и вместе с Яношем, лишь накануне покинувшим позиции Гёргея, стал изучать местность, окружающую Ципское ущелье.

– Говори своё мнение вслух, не стесняйся! – сказал Гюйон.

Янош неуверенно заговорил:

– Эти горы… Тамошние крестьяне да и наши офицеры считают их в эту пору непроходимыми… Люди хоть и с великим трудом, но всё же смогут подняться, а вот пушки?..

Гюйон улыбнулся, Янош натолкнул его на мысль чрезвычайно опасную и рискованную, но тем более заманчивую для смелого генерала.

– Это хорошо, что на тебе одежда объездчика. Лети назад, свяжись с местными крестьянами, отбери людей сильных и отважных… Для них найдётся дело! Ждите нас!

Глава шестая
Быть или не быть?

Сводный оркестр из музыкантов нескольких полков исполнял бравурные марши и танцевальные мелодии. Гёргей уже не впервые прибегал к таким увеселениям, чтобы озадачить неприятеля и одновременно поднять дух войска. Сегодня для бала был особый повод: торжественно отмечался день рождения генерала.

Офицеры танцевали, разбившись на отдельные группки, рассказывали солдатам разные небылицы. Было весело и оживлённо.

Ночь подходила к концу, но командующий армией ни разу не показался среди офицеров.

Он сидел один в своей комнате.

Как всё произошло?.. Неприятельские войска подошли внезапно, армия оказалась запертой. С западной стороны стоят войска Яблоновского и Геца, с востока ущелье заполнили солдаты австрийского полковника Нетте.

Наблюдениями установлено, что выход из ущелья сторожит корпус из пяти тысяч пехотинцев.

Ущелье слишком узко, и попытка прорваться обречена на неминуемую катастрофу. Спасение может прийти только сверху, с гор, если бы там оказалась венгерская артиллерия.

Только что ушёл парламентёр: Виндишгрец предложил Гёргею сложить оружие во избежание бесполезного кровопролития. Гёргей ответил: венгры прекратят борьбу, если австрийское правительство гарантирует соблюдение конституции, дарованной Фердинандом V.

Гёргей не был взволнован. Он рассуждал спокойно. Что привело его армию к столь критическому положению? Были ли им допущены ошибки со времени первых декабрьских боёв с войсками Виндишгреца? Нет, ошибок он не совершал: нельзя было принимать решающее сражение с численно превосходящим и лучше вооружённым неприятелем, да ещё вблизи от австрийской границы. Правда, Кошут с поразительной быстротой мобилизовал народ на борьбу. Но радикальные идеи Кошута не по душе генералу. Кошут стремится к созданию самостоятельного венгерского государства. Он, Гёргей, считает это утопией. «Партия мира» придерживается более осуществимой программы. У неё другая цель. Венгрия должна свободно развиваться, однако в пределах австрийскской монархии. Если Кошут будет упорствовать, придётся его устранить. Теперь, когда имя Гёргея стало не менее популярно, чем имя Кошута, можно действовать смелее. Но прежде всего надо вырваться из капкана… Забавно, именно в день, когда Гёргею исполняется тридцать один год, решается роковой вопрос: быть или не быть?

Полки Гюйона медленно приближались к перевалу. Пройдя два-три шага, солдаты останавливались и поворачивались спиной к ледяному ветру, не выдерживая его натиска. В эту особенно лютую зиму наибольшие мучения доставались на долю пехотинцев: густые тучи снежной пыли, поднятой кавалерийским авангардом неслись им навстречу. Большинство армии составляли молодые крестьяне. Сохраняя боевой порядок и строгую дисциплину, они шли без варежек, в плохой обуви и одежде при температуре 16-18 градусов мороза, ночью опускавшейся ещё ниже. Но никто не роптал, не жаловался, не отставал. Они шли день и ночь сквозь необъятные снежные равнины, по обледенелым дорогам. Замёрзшие руки не могли нажать курок, но солдаты не бросали ружей. Подвижные госпитали были переполнены людьми с отмороженными конечностями.

Двигались медленно, привалы делали редко, и длились они недолго. Люди обогревались у костров, разувались, растирали ноги снегом. Бочонки с палинкой, о которой Гюйон позаботился с такой же предусмотрительностью, как и о снарядах для пушек, подкатывали к отдельным подразделениям, и несколько глотков крепкой водки приятно обжигали горло.

Гюйон объезжал роты, подбадривал солдат вёселой шуткой и напоминал им, как недавно встречали крестьяне своих братьев солдат. Для гонведов деревенские избы открыты днём и ночью, а на столах немедленно появляется вкусная еда.

– А посмотрели бы вы, как в тех же деревнях прячут припасы в заранее вырытых ямах и заваливают их снегом, едва узнав о приближении врага! Лошадей угоняют подальше от жилья. А когда неприятельские солдаты занимают селение и требуют еды и лошадей, они слышат в ответ жалобные причитания: «Ах, батюшка, сами не евши и дрова из лесу на себе волочим: вчера были здесь гонведы, всё дочиста забрали – и хлеб и лошадей! Вот наказание господне!»

От этих рассказов Гюйона становилось теплее на душе, и солдаты продолжали путь без ропота, без жалоб.

Ципские крестьяне провели солдат Гюйона по тайным тропам к горной цепи, тянувшейся вокруг ущелья. Здесь Гюйон приказал солдатам четырёх батальонов снять с себя оружие. Одни из них взвалили на плечи стволы пушек и боеприпасы и вслед за другими, которые тащили верёвками лафеты, стали карабкаться по отвесным тропинкам, знакомым одним только местным жителям.

Преодолевая в течение пяти часов скалистые холмы, проваливаясь в снежные овраги и испытывая невыразимые трудности, солдаты с тяжёлой кладью карабкались вверх.

У входа в ущелье часть пехоты затеяла перестрелку, отвлекая таким образом внимание неприятеля от главной операции.

Был второй час ночи, когда вдруг на австрийцев, плотной массой занявших ущелье, обрушился сверху шквальный огонь пушек Гюйона.

Только что из штаб-квартиры окружённой армии доносилась исполняемая военными оркестрами бравурная танцевальная музыка, звуки венских вальсов, лишь начинавших входить в моду. Внезапно на смену им загремел боевой марш Ракоци. Это был сигнал к общей атаке. Ограда, окружавшая монастырский двор и сад, внутри которых находились венгры, стала, к ужасу австрийцев, извергать сквозь сделанные раньше и тщательно замаскированные щели дождь ружейных пуль. Среди австрийцев поднялась неописуемая паника, огонь сверху и с флангов косил людей, спасавшихся бегством.

Треть австрийских солдат погибла, восемьсот человек попали в плен. Путь к Тиссе был свободен.

Ципские крестьяне рассказали о трагической судьбе Андраша. Полузамёрзшего, его подобрали в лесу. Когда юного разведчика внесли в тёплую избу, он скончался, не приходя в сознание.

Похоронили его в деревне Котловинке, в нескольких километрах от ущелья, где только что закончились бои.

Гёргей в обращении к войскам объявил о смерти Андраша, погибшего при выполнении служебного долга.

Янош отправился в деревню. Крестьяне указали гонведу на свежий могильный холмик, никаким надгробием не отмеченный.

Янош молча попрощался со своим земляком. Соорудив из буковых сучьев крестовину, он вырезал на ней:

АНДРАШ ХОЛЛОШ

А было ему всего 12 лет.

Генерал Шлик, самый талантливый из австрийских полководцев, с переменным успехом сражался в окрестностях Токая с корпусом генерала Клапки. Потерпев поражение при Талиа, Шлик отступил и готовился к реваншу, когда курьер доставил ему сообщение о поражении у перевала Браниско. Известие было ошеломляющее: проход был накрепко заперт пятью тысячами солдат полковника Нетте, и Шлик считал Гёргея заживо погребённым.

Услыхав о позорном разгроме, генерал обнажил саблю и замахнулся на рапортовавшего ему майора:

– Собаки! Все вы собаки! Этот перевал я удержал бы с тысячью солдат против ста тысяч!