Текст книги "Ошибка. Мозаика судеб (СИ)"

Автор книги: Евгения Гордеева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

  – И что это было? – задал риторический вопрос Й'орнас.

  – То, чего мы всё время опасались... – тихо сказала женщина. – Хотела бы я ошибиться...

  – Да...уж... Й'ума... Я и не припомню, когда ты в последний раз ошибалась... И как же сильна наша дочь, что мы всем кланом не можем пробить её нежелание подчиниться обстоятельствам!

  – Значит, она не одна...

  – Вот это-то и пугает!

  ***

  Фанагор спал, или только делал вид, что крепко спит, тихо посапывая во сне. Впрочем, Плауту не было дела до старого заговорщика, осуждённого на пожизненное заключение за покушение на его отца Питроса ЙЙЙ. А вот правду он ему рассказал, или пытался себя выгородить, подставляя под удары чужие головы, в этом следовало разобраться. Двух заговорщиков он уже видел своими глазами. Это родной, единоутробный брат, незаконнорожденный сын матери Супи-Авгуды, Квинт Саарский, и младшая жена Фарсавия, уже проевшая ему плешь на голове своим жгучим желанием получить титул императрицы. Нет, неспроста, было у Плаута стойкое нежелание исполнять прихоть последней жёнушки. А она, змея подколодная, и старшего сына, Ассандра, в этот заговор втянула! Наследника! Докладывал же ему Сигизмунд, что Фарсавия трётся около Ассандра, а он всё надеялся, что это у них интрижка... И вот что на самом деле оказалось. Плохо, что старший сын поддался на льстивые речи и заманчивые посулы! Неужели поверил, что после смерти законного (первого за последние триста лет, занявшего престол честно) правителя, они его на трон посадят? Нет! Ему будет отведена роль козла отпущения, на которого повесят все обвинения или... сделают из него послушную марионетку.

  Вот выберутся они отсюда, а они выберутся, и раздаст он тогда всем по заслугам! Все свои награды получат! И Квинт, и Фарсавия, и смотритель каземата, за взятку выпустивший старого колдуна на свободу, и выскочка – адъютант, продавший своего императора за обещанный чин, и младший хранитель покоев, подсунувший отравленную синими поганками бутылку киллейского вина. Все...

  'Карать ты завсегда готов... – старый колдун реалистично изображал спящего, ничем не выдавая себя императору, а вот мысли и думы его считывал с поразительной лёгкостью. Да и не мудрено это было для опытного телепата в условиях межпространственного тоннеля. В этом месте все человеческие чувства оголялись до самой сути. Собственно, телепатические способности были не нужны, достаточно было быть хорошим физиономистом. Все размышления Плаута чётко проецировались на его лице. – Без расследования, без справедливого суда... Эх, а ведь неплохой ты, по сути, человек, ваше императорство, но... Власть душевных людей не любит. Она предпочитает беспринципных приспособленцев с манией величия. Вот и Питрос не удержал в руках капризную и своенравную спутницу, а Авгуда смогла с ней по-женски договориться. Питрос, Питрос...'

  Плаут не выдержал бестолкового сидения и начал измерять шагами доступное крошечное пространство.

  – Ты обещал посмотреть и сказать, кто мне помогает, – нисколько не заботясь о том, что Фанагор может его не услышать во сне, но довольно вежливо осведомился император, – посмотрел?

  Колдун медленно открыл глаза и несколько секунд наблюдал за монотонно вышагивающим собратом по заточению. Плаут на него не смотрел, но и вопроса своего не повторял. Фанагор решил, что лучше всё-таки ответить.

  – Посмотрел... Лицо размыто. Щиты стоят... или что-то подобное. По магической ауре узнать не могу. Не знаком мне этот человек. Одно могу сказать: это мужчина и сила его велика!

  – Велика? Насколько?

  – Этого тоже сказать не могу. Оценить его возможности мне не под силу. Знаю только что он во много крат сильнее меня. И ещё ему подвластно время.

  – Даже так... И он использует свою силу даже зная моё отрицательное отношение ко всяким колдунишкам?

  Последняя фраза была сказана слишком брезгливым тоном, отчего Фанагор непроизвольно передёрнулся.

  – Колдунишкам... – недовольно пробурчал он себе под нос. – Этот колдунишка ему жизнь спасает... и не только ему!

  – Чего ты там ворчишь?! Не согласен со мной?

  – Сам же знаешь, что не согласен, – нагло заявил колдун. – А если бы поразмыслил чуток... мозги свои величавые напряг, то, глядишь, и понял чего...

  – Что это я понять должен? А?! Что в моём ближайшем окружении предатели и лицемеры обосновались? Что кто-то из придворных магией пользуется, хотя это строжайше запрещено?! Что сейчас моя жизнь висит на волоске по твоей милости?!

  – Да! По моей милости твоя жизнь висит сейчас на волоске! – зло оскалился Фанагор. Он даже собирался вскочить по-молодецки и посмотреть упрямому императору прямо в глаза, но решил поберечь силы, которые могли понадобиться. – Иначе ты бы уже отвечал на вопросы Привратника!

  – Что?! Ты хочешь сказать, что пощадил меня? – Плаут даже прекратил свои монотонные движения.

  – Вот ещё... – ехидно отозвался колдун, – щадить тебя. Просто это противоречит моим принципам!

  – Каким принципам?!

  – Не убий!

  – Что?! А как же мой отец? – Презрительная гримаса исказила лицо императора. – Или этот принцип развился у тебя уже в казематах?!

  – Нет! Этот принцип я впитал с молоком матери, – очень спокойно сообщил Фанагор. – Но, тебе, величество, этого не понять... Для тебя чужая жизнь ломаной монетки не стоит!

  – Ты, убийца моего отца!! Говоришь о ценности чужой жизни?!

  – Убийца? Ты что-то путаешь, Плаут... – не изменяя своему спокойствию, тихо сказал колдун. В этот момент что-то в мглистом тумане грохнуло. Фанагор резво вскочил и развёл руки в стороны, словно упёрся ладонями в невидимую стену. – Эх, сорвался! Но и на том спасибо, добр-р-рый че-ло-век...

  Плаут, как ни далёк был от магической науки, счёл за лучшее не вмешиваться в работу колдуна. В конце концов, в данный момент они находятся в одинаковом положении.

  Пустошь кончилась как-то внезапно, неожиданно, но не так быстро, как хотелось. Идти Гадриану пришлось долго и мучительно. Если судить по некому подобию смены дня и ночи, точнее – по наступлению светлого и темного периодов, которые парень принял за сутки, то путешествие его длилось уже два дня. Но, если судить по усталости, то он пересекал голую степь нескончаемую вечность. И что самое обидное, присесть и отдохнуть Гадриан попытался всего один раз. Стоило ему остановиться, как в голове набатом начинала гудеть мысль: 'Девять дней! Девять дней! На всё у тебя есть всего девять дней!'

  – Да помню я! – обиженно выкрикнул принц и продолжил движение.

  И вдруг в наползающих сумерках прямо перед ним появилась столь долгожданная дверь. Не раздумывая ни секунды, Гадриан распахнул её, и радостно закричал. Мало того, что за вторыми вратами оказался шикарный, просто сказочно дикий лес, так и третьи врата он увидел прямо перед собой, так как оказался на вершине горы. Удручало лишь то, что надо было спуститься по лесистому склону вниз, а потом подняться на соседнюю гору. А вот как глубоко надо было спускаться, парень решил даже не думать. Предыдущий опыт подсказывал ему, что дорога предстоит не лёгкая и, возможно, опасная.

  – Почему люди не умеют летать?

  Не знал юный принц Гадриан, что этот вопрос задают себе люди во все времена, во всех реальностях.

  Спускаться с горы было трудно. Крутой склон не способствовал равномерному движению вниз и Гадриан то и дело срывался на бег. Один раз он разогнался так, что чуть не полетел кувырком, так что огромный ствол, возникший на его пути, стал большой удачей, несмотря на то, что парень со всего маху впечатался в него, заработав сильное головокружение и чуть ли не остановку дыхания.

  – Зараза! Чтоб тебя!.. – Лёгкий девичий смешок, раздавшийся из соседних кустов, заставил Гадриана обернуться. Но насмешницы там не оказалось. И смех больше не повторился. – Показалось... Надо что-то делать. Так дальше идти нельзя, а то сорвусь с этого склона и... Интересно, если я умер в своём мире, то тут снова умереть могу? Или не могу, а только драгоценное время потеряю? И спросить не у кого... Эй, насмешница! Ты ещё здесь?! Точно, показалось. Так башкой треснулся, что слуховые галлюцинации начались.

  Принц поразмышлял ещё некоторое время и решил попытаться съехать с горы на огромном куске коры того самого дерева, которое не сумел оббежать. На его удачу, импровизированные санки не рассыпались по дороге, на пути больше не встретилось ни одного дерева, которое он не смог объехать и подножия горы он достиг засветло. Но на этом удача закончилась. Противоположный склон был такой же крутой, и, поднимаясь по нему, Гадриан костерил всех и вся, зарекаясь на веки вечные ходить в горы, устраивать розыгрыши и вообще... покидать собственные апартаменты без особой надобности! В темноте передвигаться стало совсем невыносимо, и ушибленные ребра стали ныть при каждом нескладном шаге. Страха почему-то не было, хотя на небе или том, что в этом пространстве заменяло небо, не было ни одного ночного светящегося объекта: ни звёзд, ни луны. То есть тьма была кромешная. И в этой тьме парень стал то и дело напарываться на ветки, спотыкаться о выступающие корни и ударяться о поваленные стволы и вывороченные корневища деревьев. Каждый неудачный момент продвижения сопровождался тихим, но язвительным смешком невидимой наблюдательницы. Принц поначалу пытался с ней поговорить, даже помощи попросил, как бы ему ни было неприятно это делать, но насмешница обнаруживала себя только после очередного происшествия и в контакт не вступала.

  Плюнув на каверзную девицу и рассудив, что в такой темноте далеко он не уйдёт, а вот направление к двери может потерять, Гадриан прекратил подъём.

  – Утро вечера мудрее... мудрёнее... мудренее... Забыл, как правильно. Эх, дядька Квинт... Выберусь отсюда, вызову тебя на дуэль, старый хрыч! А мачехе Фарсавии космы обрежу! Пусть лысая ходит! Императрица недоделанная!

  Придумывать кары и месть для виновников своего неприятного положения Гадриан мог долго. Фантазия у парня работала замечательно. Только, чтобы воплотить их в жизнь, надо было двигаться вперёд, а времени не хватало катастрофически. Он еще не прошёл второй круг, а потратил уже три дня. Так что, как только глаза стали хоть что-то видеть в отступающей темноте, парень с удвоенной силой принялся карабкаться вверх, к вожделенной двери, надеясь, что следующий круг будет не такой изматывающий, как этот. Хохотунья ему так и не показалась, но пару раз голос подавала, извещая замученного принца, что все его неудачи видят и соответственно реагируют.

  К середине дня Гадриан сумел добраться до третьих врат, но слегка замешкался, обдумывая, стоит ли их открывать рывком или заглянуть потихоньку? Мало ли что...

  На первый взгляд опасения были напрасными. За третьими вратами оказалась приветливая местность, слегка каменистая, с редкой, но пышной растительностью. С дрожащими, словно в мареве, четвёртыми вратами, до которых было рукой подать. Принц облегчённо вздохнул и вступил в новое пространство... встретившее его неожиданно нестерпимым жаром и ослепительным светом.

   Первой мыслью было скинуть с себя всю одежду, но своевременная вторая мысль, что четвёртое пространство может оказаться ледяной пустыней, вовремя остановила Гадриана. Раскалённая земля под ногами не позволяла долго стоять спокойно. Даже кожаные сапоги не спасали. Парень вспомнил детские сказки, про то, как злобные ведьмы жарили непослушных детей на сковородках, и осознал мораль этих нелюбимых произведений, рекомендованных для чтения ребятне младшего возраста.

  Обмозговав своё неприятное положение, принц решил передвигаться не по прямой, а от одного мини-оазиса к другому. Конечно, это было гораздо дольше, но, по крайней мере, у него будет возможность хоть немного передохнуть в тени. Эта тактика себя оправдала. Мелкими перебежками, принц до конца светового цикла успел добраться до четвёртых врат. И только тут понял, что в третьем круге никогда не наступает тёмное время.

  Осторожно приоткрыв дверь, Гадриан обречённо вздохнул. Четвёртое пространство выглядело даже более приветливо, чем третье, но... Он уже понял, что внешнее проявление местности было обманчиво: чем привлекательнее был пейзаж, тем сложнее было его преодолеть. Вот и сельский пасторальный ландшафт с пасущимися белыми овечками заставил парня содрогнуться.

  – И чего мне тут ожидать? Ревнивого бодучего барана или оголодавшего волка? Кстати, а почему это я есть не хочу столько времени?

  ***

  Оракул молчал. Ни слёзы, ни мольбы, ни угрозы на него не действовали. Или он действительно не знал того, что хотела услышать от него измученная женщина, или не желал ей ничего говорить. Сколько раз она уже приходила к нему? И не вспомнить. А ведь он не один предсказатель в необъятной Элави. Значит, и другие не могут облегчить её страданий, дать надежду, сказать то единственное, что может возродить её к жизни.

  – Покинь меня...

  – Это всё, что ты можешь мне сказать, Уль-Диан?! А как же всплеск силы, который я почувствовала?

  – Тебе показалось!..

  Оракул больше не стал слушать посетительницу. Отвернувшись от неё, Уль-Диан всем своим видом демонстрировал отрешение от житейских забот и проблем, устремив свой взор в мировое пространство. Й'ола ещё какое-то время постояла в гроте, пытаясь развернуть обстоятельства в свою пользу, но, как всегда, в минуты сильных душевных переживаний ей этого сделать не удалось. Или Оракул был гораздо сильнее её.

  Не получив ответа на свой единственный вопрос, женщина покинула грот. Она чувствовала, как Оракул смотрит ей в спину, забыв о космических далях. Что взгляд этот полон сострадания, но, если она обернётся, то не увидит этого сочувствия. Уль-Диан успеет принять свой отрешённый вид, снова уставится в равнодушное небо такими же равнодушными глазами, и будет изображать, что поглощён общением с Абсолютом. Что ж, на это он имел полное право. Никто её сюда не заманивал и ничего не обещал. Сама просила...

  – Й'ола?

  Знакомый голос остановил спускающуюся по склону женщину. Услышать его здесь она никак не ожидала. Зачем старая приятельница пришла к Оракулу? С её-то возможностями?

  – Пряха? Ты здесь? – грустная улыбка появилась на лице молодой женщины. – Зачем?

  – Должок зашла вернуть.

  – Должок?

  – Старая история. Поспорили мы как-то с этим самовлюблённым выскочкой, что если свести в одну точку счастливое стечение обстоятельств, сто процентную вероятность события, везение, удачу и фарт, то обязательно найдётся человек, который не сумеет этим воспользоваться, и, не только упустит свой шанс, но обернёт всю эту благодать против себя. Это, разумеется, моё мнение!

  – И он тебя оспаривал?

  – С пеной у рта! Ну, скажи ты мне, как может теоретик оспаривать практика?

  – Так ты выиграла?

  – Разумеется! Вот и пришла долг отдать.

  – Погоди... Но, раз ты выиграла, то почему долг на тебе?

  – Ой, ты не поверишь... – Пряха скромно потупила глазки и даже чуть порозовела. – Это, конечно, чистой воды ребячество, но спорили мы... на щелбаны!

  Й'ола, не смотря на своё угнетённое состояние, улыбнулась. Кто бы мог подумать, что Оракул и Пряха Судьбы время от времени дурачатся, выдумывают глупые споры, да ещё на щелбаны!

  – И какие у тебя доказательства?

  – Император Плаут...

  ***

  Гедеон потерял концентрацию лишь на мгновение, и этого стало достаточным, для того чтобы бесконечная секунда закончилась и время потекло по своим нормальным законам. Граф хотел повторить манипуляцию, но понял, что силы его на исходе, так как время ему пришлось держать не только в этом мире, но и в неком подпространстве, в котором оказались три человека, бездыханные тела которых сейчас лежали у его ног. Гедеон точно знал, что там находятся Плаут и Гадриан, а бородатый старик является проводником между этим пространством и тем. И ещё он знал, что старику нужна его помощь, за которую потом он сам может пострадать. Ненависть императора к людям, владеющим магией, была понятна, но абсолютно не оправдана. Правители государств погибают не своей смертью сплошь и рядом, и часто в этом виноваты военные. Так что теперь, искоренить класс воинов под корень? Но, у императора своя голова на плечах... пока, и его задача сохранить эту голову в целости и сохранности, даже под угрозой последующих за этим неприятностей, а возможно – репрессий. Дал ведь когда-то слово оберегать...

  328 год правления династии Румов

  Условия для жизни в обители были довольно аскетичными, но после долгой дороги привередничать путникам не приходилось. Кое-как отмывшись от дорожной пыли, Эйрл рухнул на жёсткий лежак и тут же провалился в тяжёлый, полный кошмаров, сон.

  Его снова преследовали кровники, а он никак не мог от них оторваться. Страх гнал его всё дальше и дальше, заполняя мозг одной единственной мыслью о спасении. Но не о себе думал Эйрл, а о маленьком сыне, привязанном к его груди шалью Й'олы. Малыш терпеливо сносил темп погони, но как долго он будет молчать, молодой отец не имел ни малейшего представления. Голод и мокрые пелёнки заставят сынишку подать голос и потребовать восстановления комфортных условий. И тогда спрятаться, затаиться, не дать себя обнаружить будет практически невозможно.

  Опережающие почти прошли мимо их укрытия, когда Эйнар недовольно зашебуршился и жалобно пискнул. Звук был не громче мышиного писка, но и его было достаточно для преследователей. Они остановились, прислушиваясь и приглядываясь к окружающей обстановке слишком близко от Эйрла. Ребёнок снова зашевелился, скуксился недовольно, и начал медленно раскрывать ротик, чтобы огласить ближайшее пространство требовательным плачем. Эйрл машинально прикрыл ротик сына рукой, и плач вышел приглушённым, но, всё-таки, весьма громким. Мужчина встрепенулся, напряжённо оглядываясь по сторонам...

  Сон прервался, но детский, приглушённый плач не стих. Он доносился откуда-то совсем рядом, и был настолько знакомым, родным, что Эйрл не выдержал и бросился на этот звук. В одной из соседних келий затворник неумело пеленал малыша, а второй в это же время пытался засунуть ребёнку в рот что-то вроде соски, но младенец не желал иметь дело с пустышкой и требовал молока!

  – Son, – не веря своему счастью, пробормотал Эйрл, и кинулся к ребёнку, отстраняя затворников от своего вновь обретённого чада, -kialu fatur!

  – Вы его отец? – спросил один из мужчин, облегчённо вздыхая.

  – Да... Это мой сын Эйнар. Я потерял его три или четыре дня назад. Извините, я сбился в подсчёте, но это, безусловно, мой сын!

  Эйрл прижал ребёнка к груди, словно боялся, что жители обители будут его отнимать. А сынишка, услышав родной голос, сразу успокоился и смирно засопел, смешно причмокивая губками.

  – Большая радость для нас, – блаженно улыбнулся более старший по возрасту затворник, – что ваша семья воссоединилась под нашей кровлей! Это хороший, добрый знак, вы осчастливили нашу скромную обитель, и благодать сошла на наши головы! – Эйрл слегка обалдел от столь высокопарных слов. Но сказаны они были от чистого сердца. А уж кто как привык изъясняться, это дело третье. – Я оповещу наших старших братьев о чуде, свершившемся на наших глазах!

  – Это, конечно, чудо, – пробормотал в спины удаляющимся затворникам всё ещё не пришедший в себя Эйрл, – но лишь для меня... как мне казалось. Хм... Странные взгляды на жизнь...

  – Я бы сказал: не стандартные, – из тёмного коридора вышел благообразный мужчина средних лет. Лицо его было спокойное, даже несколько отрешённое, а вот глаза излучали заинтересованность и любопытство.– Иначе они не пришли бы в эту обитель! Малыш уснул, – мужчина заглянул в сопящий кулёк и удовлетворённо улыбнулся, – славный мальчик. Разрешите, я благословлю его по нашим обычаям?

  Только что начавший приходить в себя молодой отец снова удивился до глубины души. Редко встретишь служителя культа, спрашивающего разрешение на свои обрядовые действия. Это отчего-то вызывало нехорошие подозрения и желание поскорее покинуть этот, возможно, негостеприимный кров.

  – Кто вы? – настороженно поинтересовался Эйрл, размышляя, куда может вывернуть данная ситуация. И пусть у него на руках находится живой артефакт, управляющий случайностями, он был ещё слишком мал.

  – Меня зовут старец Некий, – смиренно представился затворник. Эйрл подумал, что до старца тот ещё явно не дотягивает, но в каждой обители свои законы, и не ему сетовать, кто кого и как называет. Старец, так старец. Имярек, так имярек. – Вам нечего опасаться, молодой человек, – тем временем продолжал тихо рассказывать мужчина. – В обители Скорбящих душ вам ничего не угрожает. Как вас зовут?

  – Эйрл.

  – Просто Эйрл? – глаза старца прищурились, словно затворник в чём-то подозревал гостя.

  – Да... Просто Эйрл.

  – Хм... Для нашего мира одного имени не достаточно.

  – А откуда вы знаете... – не сдержал эмоционального порыва Эйрл, но вовремя остановился. Намёки так и останутся намёками, а от заданного напрямую вопроса потом не отвертишься.

  Затворник сделал предостерегающий жест рукой и приложил палец к своим губам, призывая гостя помолчать. Эйрл снова напрягся. С одной стороны: старец сказал, что ему ничего здесь не угрожает, с другой – просит не болтать лишнего. Некий понял мысленные рассуждения молодого мужчины, чуть качнул головой в знак подтверждения его мыслей и рукой указал направление, куда им следовало переместиться.

  – Да, у нас вам ничего не угрожает, – снова повторил свои слова старец, но дверь в келью прикрыл со всей тщательностью, – но... есть вещи, которые некоторым братьям понять и принять будет очень не просто... – Некий несколько мгновений напряжённо всматривался в молодого мужчину и всё-таки рискнул спросить: – Господин Эйрл, вы ведь Посланник?

  – Нет, – отказался от столь почётного титула гость и нахмурился. Он никак не рассчитывал вот так вот, сразу по прибытии в этот мир встретиться с Посвящённым.

  – Я неправильно выразился, – мягко, стараясь не навредить диалогу, продолжил старец, – вы – представитель другого мира. Так? – Эйрл лишь кивнул, соглашаясь. – Попали к нам не по своей воле... Враги? – Гость снова согласился. – Ага. И потому вам необходимо надёжное укрытие?

  – Да, вы во всём правы, господин Некий, – после непродолжительной паузы, за время которой успел много чего подумать, признался Эйрл. – Я должен спасти сына!

  – А его мать?

  – Она осталась там... Но обстоятельства сложились так, что наше с Эйнаром присутствие может угрожать её жизни.

  – Вы плохо знаете женщин, мой юный друг, – Некий вздохнул и присел на топчан. Взгляд его сделался задумчиво-печальным, и печаль была горькой. – У вас есть возможность связаться с ней?

  – Есть, но обстоятельства таковы...

  – Опять вы твердите про обстоятельства. Я понял, что любая информация о том, что вы живы, а ведь именно это вы и пытаетесь скрыть от своих врагов, – абсолютно правильно догадался старец, – не должна просочиться в ваш мир, – молодой мужчина нехотя согласился. Да, всё именно так, как сказал Некий. Ни прибавить, ни отнять. – Оставайтесь у нас!

  – В обители? – с горечью спросил Эйрл. Такой вариант его мог устроить лишь временно. Жить затворником по чужим законам ему было бы крайне затруднительно. А уж о сыне и говорить нечего. Мальчику нужна была кормилица. А где найти такую в мужской обители?

  – Нет, – старец снова правильно понял все сомнения Эйрла. – В нашем мире.

  – У меня нет средств, – честно признался гость. Уходя из своего мира он совсем не подумал о том, что материальная сторона жизни в нижнем мире имеет весьма большое, если не главное, значение. – А мои знания и умения могут не найти должного применения...

  – Ваш слуга, Викар...

  – Это не мой слуга!

  – Хорошо. Викар называет вас графом Саубером, а вы от этого, как я понял, отказываетесь.

  – Да!

  – Это честно и благородно, но всё же... Что вы знаете о судьбе настоящего графа Саубера?

  – Он мёртв. И... скорее всего, он попал в наш мир, где его похоронили вместо меня.

  – Понятно. Вы удивительно с ним похожи, надо отметить. Я правильно понял: его жена тоже мертва, как и новорождённый сын?

  – К сожалению... я не смог их спасти.

  Старец задумался, глядя в узкое окно кельи. Эйрл подождал немного, вдруг их разговор продолжится, но Некий слишком глубоко погрузился в свои мысли. Молодой отец занялся своим ненаглядным чадом. Уложил его на подушку, проверил пелёнки, прикрыл покрывалом и с нежностью стал смотреть на спящего ребёнка, мысленно рассказывая далёкой жене, как похож на неё их мальчик.

  – Я взвесил все за и против, – наконец заговорил затворник, – и решил, что вы достойны стать новым графом Саубером!

  – Стать графом?..

  – Да, мой друг. Политическое и административное устройство нашего государства не заинтересовано в угасании старинных родов – основателей, в отличие от некоторых представителей дворянства, коих, впрочем, немало. А со смертью последнего из рода Сауберов, – это замечание больно резануло по душе Эйрла. Он ведь тоже был последним из клана Временных отрезков. Он, и его сын. А теперь в Элави осталась только его мать... – ...начнётся грызня за этот титул, а ещё больше – за земли графства! Но не это самое страшное, а то, что достойных приемников нет! Вырождаются древние рода. Мельчают представили знатных фамилий. Господин Эйрл, примите титул графа земли Саубер, возьмите его имя и земли, оградите народ его от перемен и потрясений!

  – Как? Это же незаконно!

  – Законно! Уверяю вас! Дайте мне небольшой срок, и я пришлю вам подтверждение законности вашего владения! Кстати, ваше имя переводится как граф. Так что даже в этом не будет ни капли лжи!

  – Но...

  – Вы всё ещё сомневаетесь?

  – Даже не знаю...

  – Отриньте сомнения! Ступите на этот путь! Ваше происхождение выше, чем титул рода Сауберов. Графом вас зовут по рождению. Император подтвердит ваши права. Тайну будем знать только вы и я!

  – А император?

  – А что, император? – хитро усмехнулся старец. – Он ведь не все подряд документы читает. Может какой подписать и не глядя! – Эйрл насупился недовольно. Не нравился ему такой подход. – Не сердитесь, граф. Я обещал вам, что всё будет законно, и я сдержу слово! Только у меня будет одна просьба.

  – Говорите, – Эйрл напрягся, не зная, чего ещё можно ожидать от этого загадочного старца.

  – Позаботьтесь о Плауте. Он в начале пути и очень нуждается в преданных, умных людях...

  – О Плауте?

  – Да. Об императоре...

  ***

  338 год правления династии Румов

  Стоило Гадриану подумать о еде, как организм тут же оповестил его о том, что не кормлен очень давно и возмущён этим до самых глубин голодного брюха. Звук исторгся громкий и неприличный. Парень лишь успел порадоваться, что свидетелями сего моветона были только милые овечки, как из-за спины раздался голос. Благо, вполне доброжелательный:

  – Эй, путник! Далека ль твоя дорога?

  Гадриан от неожиданности вздрогнул и обернулся на голос. Молодой ещё мужчина-пастух удобно устроился под раскидистым кустом в компании большого серого пса. Пока их стадо послушно паслось на изумрудном лугу, они могли позволить себе отдохнуть в тени.

  – Не далека, – охотно ответил парень, соскучившийся по человеческому общению. Смешки невидимой девицы в горах были не в счёт. – Иду к тем вратам, – Гадриан указал направление, но пастух даже не повернул головы в ту сторону.

  – Не далека, говоришь... Это кто как сумеет, – загадочно усмехнулся мужчина. – Бывает, вообще дойти не могут, – Гадриан от его слов мгновенно побледнел, представив, что хищники в этом пасторальном местечке всё-таки водятся, и не маленькие, если судить по размерам серого пса. Да и овцы тут вроде как покрупнее, чем проживают в его стране. Кроме всего, он не имеет при себе никакого оружия, хотя там, в реальном мире, у него на боку пристёгнут прекрасный палаш. Но, если подумать: что он может даже с палашом против матёрого хищника? А то, что хищник будет матёрым и огромным, принц не сомневался. – Но ты не волнуйся!

  – Ага, не волнуйся, – упавшим голосом пробормотал Гадриан. – А если он уже следит за мной?!

  – Кто?

  – Волк! Или лев! У вас здесь водятся львы?

  – Львы? – мужик почесал маковку, зачем-то внимательно посмотрел на своего пса, который, как показалось Гадриану, даже несколько смутился от столь пристального внимания, поскрёб щетину на щеке, потом многозначительно изрёк: – Нет... Львы у нас не водятся. Раньше, правда, водились кошки такие большие. Но точно, не львы. Но то было раньше, а теперь нет... Давно уже. Да не переживай! Отдохни пока. Идёшь-то уже давно, смотрю. Трапезу со мной раздели.

  Организм, опережая Гадриана, тут же оповестил окружающих о своей готовности не только разделить трапезу, но и две трапезы, и три... Парень только виновато поджал губы, когда желудочные рулады смолкли.

  Пастух протянул ему лепёшку.

  – Дели, – принц только сейчас заметил, что левая рука, на которую опирался мужчина, отсутствует примерно на ладонь ниже локтя. О причинах уродства он спрашивать постеснялся. Травма или врождённый дефект, какая разница? Но пастух сам охотно объяснил: – Кошка... Последняя большая кошка в наших краях. Ты лепёшку-то ломай, чего замер? Ломай, не стесняйся!

  А Гадриан и не стеснялся вовсе. Он мучительно рассуждал, какой кусок он может отломать для себя, не обидев пастуха? Его, вмиг оголодавший организм, желал заполучить всё угощение целиком. Но воспитание требовало делиться. Если по-честному, то напополам. Если соблюдать приличие, то он может отломить себе всего лишь четвертушку. С этим категорически не соглашался завывающий желудок. Ему и половины было мало.

  Пока честь боролась с голодом, в спор незаметно вползла жадность, внеся дополнительные доводы в позиции желудка, уверяя, что эта лепёшка у пастуха не последняя. Что запасливый крестьянин наверняка взял из дома как минимум две лепёшки. Что он, в конце концов, пасёт своих овец рядом с селением, и от недоедания не умрёт. А вот Гадриан не ел, страшно подумать, сколько времени, и эта лепёшка даже не утолит его голода...

  Стараясь не выглядеть неблагодарным, Гадриан стал ломать лепёшку всё-таки пополам. Но то не была заслуга чести. Он просто вспомнил слова колдуна, что в этом пространстве всё не так, как кажется. Может он наестся и четвертинкой? Разломить лепёшку на ровные половины ему не удалось. Одна часть была значительно меньше другой. Тяжко вздохнув, принц протянул пастуху большую половину, а от своей быстро откусил приличный кус, дабы заткнуть уже нескончаемые рулады возмущённого желудка.

  – Хм... – пастух молча взял свою часть и бросил её псу.