Текст книги "Город. Хроника осады (СИ)"

Автор книги: Евгений Резвухин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Пушка. Деревянная. Вячеслав вздыхает, закрыв лицо руками, но предпочитает промолчать. Будет интересно посмотреть на чудо-оружие ольховцев, появись на улице хотя бы легкий броневик. Только ради этого стоит остаться на баррикаде и умереть смертью идиота.

– Здорово вы тут окопались, – усмехается унтер-офицер, язвительно глядя на происходящее. Напившись, передает флягу товарищу. – Рогатки все получили?

– Тебе персонально и вручу, – раздается прокуренный бас.

Солдаты и ополченцы тот час встают, поправляя мятую форму. К баррикаде, в сопровождении офицеров выходит ротмистр Розумовский. Позади командира мелькает нечесаная шевелюра Алены. Волшебница держится тихо, то и дело промокая рукавом проступающую из носа кровь. Магам приходится туго, многие валяться с ног, едва не впадая в кому.

Константин Константинович смотрит на двух драгун исподлобья, шевеля усами.

– Привыкай, – бурчит он, – тебе между прочим тут командовать.

– Чего? – возмущается Гришка, выкатив глаза. – А как же мое отделение?

Вячеслав ограничивается сдавленным в кулак смешком, получив по ребрам от друга. Худшей перспективы не найти.

– Забудь, они уже на другом участке. У меня не то, что командиров, людей не хватает. Большая часть офицеров или убита или ранена.

– А может не нужно под пули подставляться, разодевшись франтами? – усмехается Слава, памятуя недавний инцидент.

– Что ты знаешь об офицерской чести, чернь, – кавалериста обливает волна пренебрежения. Молоденький безусый корнет стоит, как на смотре, даже не считая нужным взглянуть на грязного солдата.

Розумовский в сердцах сплевывает.

– Уймитесь вы, – у ротмистра нет настроения кричать. Испустив вздох, садиться рядом, доставая трубку и кисет. Изучив содержимое, с еще большим оханьем прячет обратно. – Поймите, – говорит еще тише, – из всего батальона лишь наша рота прошла серьезное испытание Федоровкой. Остальные до сих пор мыслят по старому. Вы справитесь. Я вам в помощь Алену оставлю.

Григорий подмигивает девушке. Так корчит рожу и шевелит беззвучно губами, посылая подальше.

– А теперь рассказывайте, что видели, – возвращает к действительности Розумовский.

– Ротмистр Бульбаш жив, – докладывает унтер-офицер. – Ему и части драгун удалось отступить в городскую застройку и засесть в домах.

Константин Константинович щелкает пальцами, подзывая одного из офицеров.

– Вот тут, – указывает Гриша и ждет, пока ротмистр нанесет карандашом пометки на карту. – Ополченцев сильно потрепали, роту разбросало по всем окраинам. Отдельные группы еще сражаются, но командовать в такой ситуации невозможно. Неизвестно кто где находится.

Драгун делает паузу, вокруг зловещая тишина. Защитники баррикады подбираются ближе, жадно слушая тревожные новости. А ведь многие даже не были в серьезном бою.

– Мне жаль, но Бульбаш запрашивает отступление.

Замок Малахова. Тоже время.

Не проронив ни слова, майор Максим выслушивает нервный, сбивчивый доклад Розумовского. Начальник штаба то и дело до скрипа сжимает ручку аппарата. Лишь бледное лицо и сжатые, утратившие цвет губы свидетельствуют о внутренней буре.

– Да, – заставив себя говорить, прерывает безмолвие майор, проведя рукой по вспотевшей шее, – я все понял. Продолжайте удерживать позиции.

Максим кладет трубку, застыв на несколько минут. Вновь и вновь всплывают картины последних часов. Питай кто иллюзии о нерушимости ольховской обороны, удобный день раскрыть глаза. В городе кромешный ад. Сперва готы обрушили ураганный, хаотичный огонь из всех орудий. Били взбесившимся кузнецом по наковальне, разрушая дома и превращая улицы в лунную поверхность. День и всю ночь защитники провели без сна и почти без пищи. Лишь к утру сегодняшнего дня канонада стихла, что б поднять готов в атаку.

"Бог свидетель, мы делали все, что в наших силах, – думает начальник штаба, пересекая коридор, – но мы проиграли"

Он толкает дверь штаба, застыв на пороге. Офицеры не замечают майора: трещат "тапики", приказы и доклады сливаются в единый гул, шуршат кипы бумаг и карандашей. Идиллия.

Больше всего поражает Швецов. Подполковник, необычайно бодрый, как для последних изматывающий дней, гладко выбрит и подтянут. Штаб-офицер застилает оперативную карту непонятными эскизами, воодушевленно ведя беседу.

– Ваше благородие, – вокруг стола бегает молодой офицер в погонах поручика, – это конечно пока еще набросок. Но идея состоит в использовании не пистолетного патрона, как в готском автоматическом оружии, а винтовочного. Солдат, вооруженный таким, – офицер делает паузу и вертит рукой, подбирая слово, – гибридом ружья и пулемета, может эффективно вести бой не только на ближней дистанции, но и на дальней.

Алексей, переворачивая листы так и эдак, разводит руками.

– Но как вести огонь очередями? Патроны тяжелые и отдача снизит точность.

– Сделаем патрон легче, уменьшим калибр, – с напором стоит на своем поручик.

Майор Максим не перестает удивляться командиру. А казалось подполковник давно раскрыл карты и не оставил секретов. Никому не известный штабной работник. Как может он так спокойно обсуждать детали... чего? Идеям не суждено обрести жизнь. Огонь пожрет и чертежи и замок, весь город обречен на гибель.

"Что у него вообще в голове?" – не может понять начальник штаба.

Максим привлекает внимание, кашлянув. Кивком отпустив собеседника, подполковник соизволяет обратить внимание.

– Барон, – майор облачается в привычную маску, подтягиваясь смирно, – оборона на западных окраинах рухнула. Ротмистр Бульбаш запрашивает срочное отступление.

Швецов возвращается к картам, быстро расставляя фигурки. Будто не судьба человеческая, а игра. Пешка на Е-5, конь бьет пешку.

– Что ж, это было предсказуемо, – интонация Алексея остается ровной, даже выдавая азарт. – Было бы глупо полагать, что внешний периметр выдержит. Первый удар обязан быть сильным. Однако, – чуть нахмурившись штаб-офицер водит рукой вдоль черточек на карте, – они не стали рваться к центру. Нет, они наверняка будут очищать улицу за улицей.

– И что же нам делать? – осторожно спрашивает Максим.

– Сейчас главное спасти остатки роты. Думаю лучшего момента для нанесения контрудара на будет. Их силы завязли в городских теснинах и так же теряют связь друг с другом.

Швецов улыбается, довольный идеей. Кулак с грохотом опускается на карту.

– Господа, – Алексей обводит подвинувшихся вперед офицеров взглядом, обернувшись по кругу, – мы выдвигаемся. Подготовить бронегруппу, нам понадобятся все резервы.

Собравшиеся встречают овациями, хлопая друг друга по плечам. Улыбающийся подполковник стоит по средине комнаты, будто оратор на подиуме. Лишь один начальник штаба не выражает бури радости. Что со всеми? Будто у ворот Ольхово царская армия, а не свора беснующихся готов.

– Барон! – выходит из себя Максим, повергая штаб в тишину. Майор с трудом успокаивает дыхание, что бы продолжить. – Что нам делать? Нас теснят с севера и юга. Железнодорожный вокзал отрезают. Теперь потеряны и западные рубежи. Что потом? Бросим Шахтерский район, за ним храмовый... Что нам делать?!

Начальник штаба заглядывает в глаза подполковнику. Казавшиеся еще недавно открытой книгой, встречают железными засовами. Холодно. Будто сама смерть смотрит сквозь голубизну Швецовских очей.

– Кажется я уже сказал, господин майор, – как ни в чем ни бывало, спокойным голосом говорит Алексей. – Убедитесь, что машины исправны и готовы к бою.

Максим ждет несколько секунд, не зная зачем. Нельзя же ждать голоса разума от человека, идущего к погибели. Но остальные? Майор видит в офицерах ту же слепую решимость. Что в Швецове заставляет батальон и весь город маршировать на кладбище?

"Мы все умрем", – с горькой усмешкой понимает он.

Собрав волю, щелкает каблуками, отдавая честь.

Начальник штаба не помнит, как оказывается в замковом дворе. Останавливается у порога, смотря вдаль. За высокими стенами, в глубине города вздымаются вверх пожары. Через короткие промежутки грохочет взрыв. Там рушатся дома и быть может прерывается чья-то жизнь. Безумие. Это больше не Ольхово, ад вырывается на улицы несчастного города. И безобразные рожи демоном смеются из дул готских орудий, потешаясь над человеческой беспомощностью.

– Как долго вы будете меня игнорировать, господин майор, – сзади подходит Малахов, обыденно толкая палую листву тростью.

Граф становится рядом, смотря на пылающие строения.

– Мы должны спасти Ольхово. Спасти от безумия Швецова.

Глава 21 За Веру, Царя и Отечество

Симерийское царство . Ольхово. Рубеж Шахтерского района и окраин.

26 июня 1853 г. Ок 8 – 00

– Внимание! – слышно во дворе.

Три пушечных выстрела выполнены почти идеально, сливаясь в рык. Батареи расположены за несколько улиц к востоку, но даже тут уши закладывает. Будто дуло изрыгает пламя и пороховые выхлопы прямо над головой. Дом трясется ходуном не смотря на многослойную паутину магии.

Швецова привлекает звук хрустнувшего стекла. Под пятой потрескавшегося, выцветшего сапога фотография. Старая, с почерневшей рамой и пожелтевшими разводами. Алексей и лиц не различает за сеткой битого стекла, зачем-то остановившись. Одна из многочисленных семей. Вокруг дряхлых стариков жмутся многочисленные домочадцы, держа на руках детей.

"Что с ними? – думает офицер, рассматривая карапуза, серьезно смотрящего с черно-белого снимка. – Уцелели ли?"

Не отдавая отчета, вешает дряхлую фотокарточку на стену.

Симерийские снаряды падают на окраинах города. Занятые противником, западные рубежи вздрагивают от дикого визга. Один за другим снаряды рвутся в грохоте взрывов и стоне погребаемых строений.

Здание опять подпрыгивает. Часть штукатурки оседает, подняв облако мусора и обнажая пласт каменной кладки. Несколько щепок с потолка падают на плечи подполковника. Щелкнувший по козырьку фуражки кусок заставляет вздрогнуть и прийти в себя.

Швецов пересекает коридор. То и дело приходится переступать через торчащие клыки досок и рытвины. Деревянной трухи и земли в некоторых местах по щиколотку. А ведь для наблюдательного пункта искали более или менее целое пристанище.

"Городу конец", – командир вдавливает голову в плечи, сверкая глазами из под низко надвинутой фуражки.

Вне зависимости от исхода сражения, Ольхово мертво. Никто не сможет жить на пепелище. Земля на долгие годы отравлена смрадом гари и пролитой крови. Сколько еще способа вытерпеть она?

– Смирно! – слышен окрик майора Максима, едва Алексей переступает дверной проем.

Штабные офицеры, заполонявшие комнату гомоном споров и перебоями приказов, замолкают. Швецов, вставший по средине, всматривается в вылитые из стали лица. Секунды ожидания тянутся в вечность, проносясь дрожью по телу подполковника.

"Мои люди", – у Алексея даже волосы на голове шевелятся, он вытягивает спину и сжимает пальцы в кулак.

И как раньше не понимал? Никакие столицы, кутежи в офицерских клубах и великий свет не заменят этих мгновений.

Десяток пар сапог щелкают сталкиваясь, руки вздымаются в приветствии.

– Вольно, господа, – дрожащей десницей командующий подносит пальцы к виску, скулы сводит в напряжении.

Штабные за короткий промежуток делают потрясающую работу. Небольшое помещение обрастает стелющимися по стенам и потолку проводами. Добрая часть комнаты обвешана картами и схемами. Можно наяву представить каждую улочку, каждый сквер или дом в бесчисленных городских лабиринтах. В глазах пестрит от красных черточек и линий нанесения ударов.

Окна надежно прикрыты мешками, оставляя щели для обзора. Это правильно. Магия магией, но даже очнувшееся от вековой спячки, чародейство не было и не будет всемогущим. Тяжелые бетонобойные снаряды, с легкостью разрушающие даже подземные казематы, с не меньшим эффектом проходят сквозь незримые барьеры.

Алексей подходит к наблюдательному посту, мимоходом срывая ручку аппарата с подвешенного "тапика". Зажав плечом к уху, вертит ручку вызова, не добившись однако никакого эффекта.

– Почему связи нет?

Швецов вертит головой в поисках ответственных. Мужчина средних лет выходит вперед, прихрамывая на одну ногу. Алексей замечает порванные штаны и кровоточащие царапины на оголенной коже. Офицер лишен головного убора, усы криво обросли на губы.

– Перебило опять, ваше благородие, – устало говорит он, разглаживая залысину. – Уже три раза ходили вдоль кабеля. И минуты не проходит ...

– Восстановить, – обрывает на полуслове штаб-офицер, влезая обратно в шкуру цербера и даже не взглянув связисту в глаза.

Алексей с силой бросает трубку на место, едва не выдрав аппарат с кривого гвоздя. Стоящий у карт в углу Максим приходит в движение.

– Поберегли бы людей, барон, – мягко говорит начальник штаба, поправляя очки. – Маги справляются.

– Не стоит во всем полагаться на волшебство! – Швецов подкрепляет окрик вздетым вверх пальцем. – Мы не можем позволить себе действовать методами каменного века перед лицом Готии. Мне нужна связь с подразделениями, приказы должны доходить быстро и своевременно. Какой прок в планировании, если мы доставляем важные сведения на огрызках бумаги?

Несколько секунд начальник штаба и подполковник буравят друг друга взглядами.

Мимо здания пробегают люди, опасно выделяются на фоне городской серости белые кителя. Юнкера. Раскрасневшиеся, глаза с непривычки мечутся на каждый шорох. Судорожно сжимают винтовки, хрипло дыша с кашляем. Колона сбивается в кучу, многие неорганизованно бросаются в рассыпную или приседают. Над головами грохочет пулемет, к счастью свой. Из чердака соседнего здания видны всполохи трофейного "Максима", поддерживающего наступающую по парку и улицам пехоту.

– А ну встать! – кричит наперекор повисшей тишине штаба поручик, надрывая глотку. – В шахматный порядок по обе стороны улицы! Чего расселись? Испугались? Так пожалуйте на войну, господа хорошие! Енто вам не склады в тылы сторожить.

Наконец майор отступает на шаг и вот уже поворачивается обратно к картам.

– Выполнять, – искривив губу, бросает Швецов связистам.

Что не так с Максимом? За внешней аристократичной плавностью чувствуется трещина. То отмалчивается, то спорит ни к месту. Ладно, не время предаваться паранойе. Сейчас все на нервах. По крайней мере успех операции на тактическом таланте начальнике штаба. Именно ему принадлежит идея убрать магов с прямого контакта и возглавить остатки батарей. Легкие кавалерийские пушечки никогда не могли на равных противостоять современным техническим системам. Но только не сегодня. Ольховские орудия бьют с закрытых позиций, одна за другой поражая огневые точки штурмующих. За короткие утренние часы минометы готов оказываются погребены.

"Воронки им могила"

Вне достига́емости остаются дальнобойные гаубицы. Но они на высоте и сами боятся открывать шквальный огонь, рискуя покрошить собственные же войска. Оставшись без прикрытия, пехота готов медленно пятится. Швецов, поправляющий настройки перископа, позволяет улыбке скользнуть по губам. Впервые гарнизон заставляет врага шаг за шагом сдавать позиции.

Ликование портит единственный факт – снарядов на подобную операцию больше нет. Вне зависимости исходов контратаки, пушки придется подорвать или привести в негодность. Все. Гарнизон остается с кустарным оружием.

Под звуки пальбы, бой переходит на пятачок парковой зоны. Оптика окопной трубы хорошо различает участки готских позиций. Пехотинцы, залегая среди кустарников и деревьев, спешно роют углубления.

"Этого следовало ожидать", – мрачнея, Алексей рассматривает симерийскую пехоту.

Швецовцы наступают все медленнее и медленнее, пока вовсе не увязают. Добившись головокружительного успеха в артиллерийской дуэли, штаб волей-неволей оставляет стрелков один на один с готами.Вот тут разница в вооружении раскрывается по полной.

Люди пытаются наступать по парку, используя естественные укрытия. Перебегают от дерева к пеньку, устраивают позиции в многочисленных воронках. Всполохи видны у поваленных, очень крупных стволов. Но куда защитникам тягаться против магазинных винтовок? Небольшие, но мощные западные пули крошат кору и заставляются съеживаться на земле.

– Что там происходит? – привлекает внимание подполковник.

В отчаянной попытке поднять людей, офицеры откровенно лезут на рожон. Даже Швецову хорошо видны отдельные фигуры, вставшие в полный рос и размахивающие клинками. А уж республиканцам орущие призывы безумцы, что тиры на полигоне.

– Что они творят! – Алексей не видит смысла сдерживаться. Одного офицера и двух унтеров уже серьезно ранят. Мелькает белый чепчик с красным крестом. Молодая сестра путается юбками в ежевике, пытаясь добраться до истекающего кровью. – Вахмистр! ... Живо туда. Немедленно! Сию же секунду убрать командиров с передовой.

Пока вахмистр с перепуганными глазами лепочет и отдает честь, бранящийся сквозь зубы Швецов возвращается к перископу. Все. Сестра милосердия, раскинув руки, так и лежит укутанная переплетениями колючего кустарника. Из пробитой раны кровь заливает белое полотно.

К общей перестрелке подключается станковый пулемет готов. Парк превращается в решето, вовсю летят обломки деревьев и сбитая очередями листва. "Максим" с нескольких сторон поддерживают ручные пулеметы. Отвоевались. А ведь в контратаке участвуют только драгуны, элита Ольхово.

– Не пройдут, – констатирует майор Максим, пристроившись с биноклем у пробоины.

– Знаю, – бурчит, нехотя признавая Алексей. – Раз уж пришли, нужно воевать. Выдвигайте бронетехнику.

Тут уж или домой с крестом или лежать пластом.

"Хотя, – думает штаб-офицер, слушая рык заводимых моторов, – домой точно не про нас".

Симерия вступила в войну с безнадежно отставшими танками. Генералы с ужасом наблюдали за дряхлением магии, старые двигатели на кристаллах едва могли толкать переделанные из карет повозки. В отчаянии пытались заменить на технологии, но выяснили, страна не производит собственных дизелей. Так и появились неуклюжие паровые коробки. Мертворожденное дитя прошлых десятилетий, вынужденное дать последний, неравный бой.

Наблюдать за движением танка невозможно без зубной боли, пронизывающей до взрыва в мозгу. Несуразная конструкция не то, что воевать, с трудом преодолевает обломки деревьев. И кому пришла в голову идея опереть каркас о единую гусеницу! Швецову как на зло достается редкая опытная модель с резиновой. Любой поворот или маневр в сторону – мука смертная.

Однако в стычке появление чудо-мысли царских инженеров вызывает фурор. За броней плотной колонной двигаются юнкера. Кадетов все чаще снимают с охраны складов, сторожить почти нечего. Имеющиеся запасы патронов расходятся на руки.

Пулеметчик готов переводит огонь на надвигающуюся машину. Огненные всполохи и рикошеты озаряются в опасной близости открытых смотровых щелях. Танк останавливается, но лишь что бы дернуться отдачей выстрела. "Максим" захлебывается в взрыве и столбе земляного столба.

– Так им! – штаб рукоплещет, радуясь с детской простотой.

Швецов и сам улыбается – прорвались. Пехота, ободренная успехом воспрянула духом. Тут и там драгуны поднимаются в атаку. Идущие за танком юнкера раскрывают крылья, грамотно растягиваясь и поддерживая друг друга огнем. Им бы оружие хорошее... Черный порох безнадежно уступает бездымному, раскрывая позиции.

– Молодцы юнкера, – Алексей оборачивается к кивнувшему одобрительно Максиму.

– Для них это первое испытание. Но я был в них уверен. Жаль вот только губить столь ценные кадры.

Штаб замолкает – со стороны готов взлетает небольшой дымок, гудит заводимый двигатель. Неприметные до того кусты шевелятся и вот уже приходят в движения. Волоча на гусеницах остатки стволов, с места трогается готский танк. Длинный корпус, будто сухопутный дредноут. Во все стороны торчат, огрызаясь пушками и пулеметами башни.

– Как!? – Алексей аж слюной давится. – Откуда он тут!?

И ведь сидели в засаде весь бой, не выстрелив ни разу. Наблюдали, как гасили расставленные на улицах минометы. Ждали, пока рассеяли неготовую к удару колониальную пехоту. Будто затягивали в парк, прочь с тесных застроек.

Верхняя башня быстро ловит цель и чуть качается, окутываясь дымом и огнем. Крошечный по сравнению с готским мастодонтом, симерийский танк останавливается. Глупо выглядящая единственная гусеница перебита и машинка проваливается в глубокую рытвину воронки.

Наблюдательный пункт замирает в молчании.

– Нужно уходить, – до раздражения зудит над ухом начальник штаба.

– Нет, – упрямится Швецов, все больше закипая.

Малые башни готской машины трещат пулеметными очередями. Осиротевшей пехоте защитников приходится совсем худо. Вот уже колбасники повсеместно высовываются из укрытий. Тут и там видна белоснежная форма юнкеров, обагренная кровью.

– Если не выручим Бульбаша, – пытается аргументировать подполковник, саданув кулаком по мешку, – городу конец.

– Городу конец, если мы положим вместе с Бульбашом еще и эту группу. Будем действовать выходя из ситуации. Защитникам придется разойтись по малым группам. Пусть уходят дворами, если придет даже по одному. Но тут мы теряем людей зря.

– Нет! – орет Швецов и сам пугается собственного голоса. Он замечает взгляды штабистов и старается умерить дыхание. – Крепостные ружья на позицию.

– Но это тяжелый танк...

– Делайте как велено, – на этот раз Алексей уверен и спокоен, он хватает майора за рукав. – Пусть бьют по тракам. Отвлеките их, а пока попробуем обойти южнее. У нас еще есть резерв.

Григорий, сидя в седле, силится рассмотреть поле боя. То и дело привстает, заглядывая через плечо Вячеслава. Густой кустарник скрывает обзор, кипящее сражение доносит лишь клубы дыма. Гарь чувствуется и в отдалении, каково уж солдатам, задыхающимся в пожарах.

– Спокойно, – мимо шеренг размеренным конным шагом дефилирует Розумоский. Ротмистр крутит ус и с хитрым прищуром рассматривает подчиненных. – Спокойно, касатики. Стоим и ждем приказа. Наше время еще придет, покажем готу симерийский бой.

Командир в подтверждении демонстрирует кулак. Таким и пришибить можно с одного удара. Увещание действуют впрочем слабо и в строю отчетливо слышен ропот. Драгуны весь бой проводят в стороне, тревожно вслушиваясь в беспорядочную пальбу.

– Ну? – в который раз допытывается унтер-офицер у товарища. – Видно что-то?

Слава лишь шикает на Гришу, приложив руку козырьком и пытаясь рассмотреть происходящее. Пыхтя с надрывом, разбрасывая на броню черные пятна, по парку ползет симерийский броневик. Хорошая машинка, если стоять на месте и стрелять на все триста шестьдесят. Но уж больно перевешана оружием. Картечница, да еще короткая пушка в корме превращает блиндированный автомобиль в неуклюжего бегемота. Как следствие огрызающийся огнем броневик застревает. Лишь бесполезно буксует колесо в грунте, разбрасывая комья земли.

– Увязли, – тихо говорит драгун.

Григорий качает головой и сплевывает. А все так надеялись на вылазку, чуть не прыгали от новости. Атака, атака! Вот и наатакавались, голой грудью на пулеметы.

Тем временем экипаж спешно покидает уязвимую машину. Можно рассмотреть необычайные кольчужные сетки, скрывающие лица. Вот так. Гот сидит за толстым слоем стали и в ус не дует, рассматривая врага через специальный перископ. Симерийские же смотровые щели открыты всем ветрам, приглашая осколки, пули и прочие дары войны без стука.

"Мы проигрываем, – рассматривая конскую гриву понурой головой, признает Григорий. – Мы опять терпим поражение"

Высота, Федоровка. Теперь и улица за улицей сдаются врагу. Вот сейчас заноет труба и драгуны повернут лошадей вспять. Повернут, уйдя побитой колонной в город, вновь переживать по подвалам артобстрелы. И лишь в минуту уныния, когда шеренги всадников заколебались подобно волне, небо озаряется вспышкой.

– Сигнал! – раздается, перебивая друг друга, многоголосье.

Розумовский, вальяжно развалившись в седле, неспешным шагом выходит на середину строя. Ротмистр всем видом, от осанки до улыбки под зарослями бороды демонстрирует уверенность. Уж кто, а командир второй роты в подполковнике и не сомневался. Пока на столе фигуры, партия Швецова не может быть окончена.

– ШАШКИ! – гаркает во всю мощь широкой груди ротмистр, сжимая эфес. – К БОЮ!

Григорий, а вместе и десятки других лязгают клинками, изымая оружие из ножен. Плеча привычно касается закаленная сталь, знавшая кривые сабли курхов, а теперь и готские палаши.

– В атаку, шагом марш!

Сводная группа драгун двигается с места, сохраняя строй и интервалы. Пусть лошадка под Григорием мелко дребезжит копытами, все ярче разгорается огонь в груди. Наконец! Добраться до врага, взглянуть в лицо подлой войне, приходящей незримо, из далеких позиций. Сойтись в рукопашной и наконец смять.

В ответ на чаяния, тут и там горнисты передают сигналы.

– Внимание! – слышит драгун, привстающий на стремени и пытающийся разглядеть угрозу. – Кавалерия противника!

Вот и Григорий уже видит вражеских всадников, выдвигающихся идеально ровным взводом по фронту. Могучие скакуны готов огибают редкие деревца, вновь смыкаясь в единую коробку. Стальной кулак. Республиканцы выходят на бой величаво, с гордо выпрямленными спинами и каменными лицами. Синие мундиры обрамляют красные канты на рукавах и вороте.

– Рейтары, – узнает Григорий врага по особой форме.

– Сейчас начнется, – пыхтит рядом Вячеслав.

Розумовский бесстрашно поднимается во весь рост, призывно вздымая оружие.

– Вперед, касатики! – он размахивает клинком над головой. – Вперед, раздавим их!

Дикое симерийское "ура!" вырывается из глоток. Пятки ударяют о конские бока, пуская в галоп. Григорий наклоняется к холке, выискивая возможные цели в надвигающихся шеренгах. Рейтары и не намерены уступать, так же ускоряясь. Странно, но готы готовы принять лобовой удар, без ухищрений.

Сшибка!

Все смешивается. Чередующиеся человеческие лица с распахнутыми ртами и слюной на усах, конские морды. Бой наполняется ржание и лязгом стали. Отборная брань и мольбы к небесам на разных языках заглушают трубачей и команды.

Григорий не в силах разглядеть как следует врагов, сменяющихся один за другим. Успевает вовремя отвести тянущиеся палаши и иногда делать встречные выпады. Бой мгновенно разрывает столкнувшихся и уволакивает все глубже, в самую гущу. Там унтер-офицер видит широкую спину Розумовского, раздающего удары во все стороны.

Шашка с глухим стуком опускается на каску зазевавшегося гота. Рейтар качается, глаза плывут от удара. Но он сохраняет равновесие и инстинктивно тянет поводья, разрывая дистанцию. Григорию, чей конь увязает в давке, приходится вступать в противоборство с другими.

– Бейте их в морду и затылки! – доносится по рядам на симерийском.

Уж больно крепки у готов каски, не пробить. Григорий уже дважды касается клинком головы противников, оцарапывая сталь. К драгунам тоже начинает поступать защита. Отдаленно напоминающие пожарные, шлемы можно увидеть даже тут. Но как же их мало.

Оттянув шашку, Гриша с силой выбрасывает руку в длинном уколе. Острие пробивает грудную клетку и входит в плоть. Охнув, рейтар заваливается на конскую шею, цепляясь судорожно за узды и гриву. Унтер заносит оружие и добавляет по открытому загривку, отправляя очередного незваного гостя в Тартар.

Драгун вертит головой, но лишь встречается взглядом с Вячеславом. Давление с боков ослабевает, повсюду видны раскрасневшиеся, покрытые царапинами лица швецовцев.

– Дрогнули! – слышно ликование.

– Вперед! – кричит Розумовский. – Нужно зайти им во фланг и поддержать пехоту.

Готская кавалерия отступает, остатки ее в спешке рассеиваются, не искушая судьбу в новой стычке. Уж где, а в рукопашной Симерия Республике не уступит. Век еще гордые черные гусары, опьяненные славными традициями уланы и могучие рейтары будут помнить блеск симерийской шашки. Вот они, вышколенные сыны Запада, показывают спины и в спешке теряются среди деревьев.

Кусты оживают пулеметным огнем. Столб дульного огня и крик раненных лошадей гасит задор наступающих симерийцев. Первые ряды косит серпом. Каково же ужасное зрелище для секунду назад празднующих победу!

"Заманили, – только сейчас понимает Григорий, вкус слишком легкой победы сменяется желчью. – Сделали вид, что отступают и завели прямо в ловушку"

Он сливается с лошадью, как и другие пытаясь уйти скорее от очередей. Драгун поднимает голову и глаза расширяются от ужаса. В этот миг конь под Розумовским падает ...

Кавалерия в поспешности разбегается. Какое уж тут отступление. Будто тараканы при виде тапка, бросаются в стороны, кто куда.

Перископ открывает для Швецова все детали разгрома. Сердце офицера забывает стучать и удушающий ком сдавливает горло. Проходят считанные секунды, сливающиеся для застывшего штаба в полосу бесконечности. Будто душа вырвана из тела и брошена в горнило бойни. Ад и царство смерти. Алексей почти наяву слышит крик израненных лошадей, чувствует смешавшийся запах животного и человеческого страха.

"Они всегда были сильнее, – штаб-офицер от злости царапает мешок, рассыпая из дыр песок. – У них лучше оружие, лучше выучка. Что значит храбрость симерийского солдата, когда мы даже добраться до них не можем"

Кто-то усиленно трясет за плечо ушедшего в себя командира.

– Барон! – пытается докричатся начальник штаба сквозь грохот. – Нужно уводить людей! Промедлим еще немного и всех потеряем ...

Майор Максим продолжает кричать, не добиваясь реакции. Подполковник, не шевелясь и практически не дыша, смотрит на поле боя. Горят кусты, торчат наружу уродливые раны на коре деревьев. Люди стреляют, кричат и мечутся в дыму.

Взрыкнув и кашлянув дымом, трогается с места готский танк. Республиканцы словно скулящие от предвкушения, почувствовавшие добычу гиены. Как наяву видна танковая башня, где ютится в полумраке тусклых ламп экипаж. Легкие заполнены угарным газом, глухо щелкает за толстым слоем брони пулемет. Наводчик рассматривает через тримплекс врагов. Сосредоточенно и устало, с омертвевшим лицом и потухшими глазами. С лязгом захлопывается казенник, поглощая очередной снаряд.

– Сейчас, – одними губами не то произносит, не то молится Швецов.

От сломавшегося строя защитников отделяется хрупкая фигура. Не разобрать – парень или девчонка. Голова тонет в чрезмерно большой кепке, падающей на глаза. Мелькают худые лодыжки, болтающиеся во взрослых штанах. Кажется все замолкает и перестает шевелится, пока недоросль стремительно преодолевает расстояние.

Ребенок начинает мерцать. Сперва толчками, но вот через секунду яркие лучи пронизывают тщедушную фигурку насквозь. Миг ожидания и юный храбрец исчезает под гусеницами.

– Какого..., – только и успевают охнуть за спиной.

Машина подпрыгивает, а потом гремит взрыв. Не иначе детонирует боекомплект, башню срывает и подбрасывает мячиком над полем боя. Из оружия, объятый пламенем танк превращается в погибель республиканцев. Снаряды один за другим продолжают рваться, разметав поднявшихся с мест готских пехотинцев. Те в спешке бросаются наутек, падая и сталкиваясь. Словно пальцы машинистки, трещат без умолку тысячи сгораемых патронов. Под конец взрывается бензобак, взметнув в прощальном салюте столб пламени, развернувшийся бутоном цветка.