Текст книги "Яков Блюмкин: Ошибка резидента"

Автор книги: Евгений Матонин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Сам же он, разумеется, объяснял свое поведение по-другому: «Очень тяжело переживая, что при этом курсе партийной линии ее кровные сыны находятся в ссылках и тюрьмах, я утешал себя тем, что в конце концов радиус расхождения между ними и партией на политической почве сузится и через год самое большое эти люди вернутся в партию…»

Неизвестно, к чему бы привели тогда все его сомнения и размышления, если бы не ответственное задание руководства ОГПУ – отправиться за границу, чтобы организовать резидентуру советской разведки на Ближнем Востоке.

Древние книги для разведки. Блюмкин придумывает «крышу»

«Я нашел для себя лично выход в том, что с радостью принял новое предложение о заграничной работе», – писал Блюмкин. А предложение было серьезное. В течение года ему предлагалось создать резидентуру советской разведки в Константинополе, Палестине и Сирии. В ее задачи должны были входить сбор информации о политике англичан и французов в этом регионе, помощь национально-освободительному движению и, наконец, проникновение в Индию. Индия рассматривалась как главная цель работы Блюмкина.

Несмотря на свои оппозиционные «шатания», в ОГПУ Блюмкина по-прежнему ценили высоко. Рядовые сотрудники центрального аппарата Иностранного отдела его почти не видели и почти с ним не общались – даже когда он находился в Москве. О своей работе он говорил только с заместителями председателя ОГПУ или с самим Менжинским. Одетый в прекрасно сшитый заграничный костюм, он приезжал на Лубянку в автомобиле и важно проходил в приемные руководителей своего ведомства.

Будущий перебежчик Георгий Агабеков, как раз в 1928 году приехавший из командировки в Персию и ставший начальником восточного сектора Иностранного отдела ОГПУ, писал в мемуарах:

«Даже посторонний зритель, если он попадет в иностранный отдел, заметит две категории различно одетых людей. Одни ходят в защитного цвета казенных гимнастерках и кепках, а другие – в прекрасно сшитых из английского или немецкого сукна костюмах, дорогих шляпах и франтоватых галстуках. Первые – это сотрудники, еще не побывавшие за границей, а вторые – это вернувшиеся из-за границы, где они по приезде в первую очередь понашили себе достаточный запас костюмов. Вот почему первые, еще не побывавшие за границей, мечтают, „рискуя жизнью“, поехать в капиталистические страны. И в самом деле, почему не рискнуть поехать на шпионскую работу за границу с советским дипломатическим паспортом в кармане?»

«Легальный» резидент получал оклад примерно в 250 долларов в месяц – довольно солидные по тем временам деньги. Он обладал большой властью. Иногда даже судьба полпреда (посла) Советского Союза зависела от его донесений в Центр. Так что неудивительно, что для многих сотрудников ОГПУ эта работа была главной целью их жизни. Ехать же на нелегальную работу за границу желающих, по понятным причинам, находилось гораздо меньше. Но Блюмкин был именно среди них. Более того, он чуть ли не рвался в эту командировку.

«Я завертелся в делах, – рассказывал он. – Подготовка людей, прикрытия, все это требовало всей энергии, и внимания, и разъездов по России (Ленинград, Ростов и другие пункты)». Что же это было за «прикрытие»?

Задание Блюмкина предполагало регулярное передвижение по «подотчетной ему территории» и поездки в Европу. Но как это сделать, чтобы не вызывать подозрений и не привлекать к себе лишнего внимания?

После некоторых раздумий Блюмкин разработал целый план. Он узнал, что венский торговец антиквариатом и старинными книгами Якоб Эрлих ищет делового партнера для организации торговли древнееврейскими книгами. Ну а почему тогда не организовать где-нибудь на Востоке фирму по продаже якобы вывезенных из России древнееврейских рукописей и фолиантов? Изучив этот вопрос, Блюмкин решил, что лучшей «крыши» для нелегального резидента советской разведки не найти. Свои соображения он изложил в докладной записке на имя Трилиссера:

«В настоящее время за границей приняла довольно большие размеры торговля старинными еврейскими книгами. Главными приобретателями этих книг являются не музеи, а отдельные личности, индивидуальные коллекционеры. В большинстве своем это крупные богачи (обычно американские евреи, реже – английские), разбогатевшие за время войны и считающие, что антикварии, в частности, старинные книги являются лучшим доказательством их „культурности“, то стремление обзавестись старинными вещами вызвало соревнование между этими парвеню коллекционизма, вследствие чего и наблюдается невероятная взвинченность цен…

В связи с этим целый отряд посредников рыщет в поисках старинных книг. Они уже „опустошили“ Галицию и Польшу, сейчас они бродят по Турции, Сирии и северному побережью Африки (Марокко, Тунис, Алжир).

Единственный рынок, где имеется огромное количество таких книг (ищут старинные, на пергаменте сочинения Раши, Рамбам, старинные Торы и книги испанского периода, даже старинные молитвенники и Талмуд), – это СССР. Помимо большого количества таких книг, перешедших в государственные книгохранилища из частных собраний, по различным еврейским местечкам (Проскуров, Белая Церковь, Дорожна, Меджибож и др.), где были старинные иешиботы[59]59
  Иешибот – высшее учебное заведение, в котором изучались Талмуд, еврейское религиозное право и пр.


[Закрыть], несомненно, валяются на чердаках и в подвалах, а также у частных евреев – ценнейшие экземпляры…

Видимая торговля и скупка еврейских книг являются со всех точек зрения весьма удобным прикрытием для нашей работы на Ближнем Востоке. Она дает и связи, и возможность объяснить органичность своего пребывания в любом пункте Востока, а равно и передвижение по нему».

Блюмкин предлагал также изъять для проведения операции соответствующие книги из Румянцевской библиотеки (Государственная библиотека им. В. И. Ленина). Он просил у руководства ОГПУ две недели для поездки по городах и местечкам, где могут находиться старинные еврейские фолианты. Что касается появления всех этих книг на международном рынке, то, по мнению Блюмкина, это можно было бы объяснить якобы контрабандным вывозом из Советского Союза.

Блюмкин считал, что наличие у него таких книг позволит ему быстро установить связи с крупными банкирами, антикварами, бизнесменами и перекупщиками древностей. Он предлагал хранить их в одном из банков Константинополя и демонстрировать перекупщикам. Как доказательство того, что он действительно обладает возможностью торговать этими уникальными экземплярами.

Блюмкин, безусловно, разбирался в том, о чем писал. Обучение в Талмуд-торе все-таки не прошло зря. Он досконально изучил вопрос о том, где могут находиться старинные книги. Немало времени провел в Румянцевской (Ленинской) библиотеке, где обнаружил коллекцию древнееврейских рукописей, конфискованных после революции у барона Гинзбурга. Блюмкин составил список городов и местечек, которые ему предстояло посетить. В своей «исповеди» он указал только Ленинград и Ростов, но городов было гораздо больше – в том числе и его Одесса.

Разумеется, вопрос об изъятии древних книг и вывозе их из Советского Союза мог решаться только на самом высоком, политическом, уровне. В ОГПУ план Блюмкина одобрили, но наверняка он согласовывался с кем-то из руководителей страны.

Двадцатого июля 1928 года директор Ленинской библиотеки Владимир Невский выдал чекисту Юрию Томчину несколько редчайших книг, напечатанных в XVI–XVII веках, в том числе Библию на еврейском языке, «Иудейскую историю» Иосифа Флавия и др. Томчин заверил Невского, что все книги будут храниться в сейфе и через три месяца будут возвращены.

Тогда же на таможне у американского букиниста Израиля Перельштейна изъяли несколько десятков старинных еврейских книг. Перельштейн был возмущен и растерян – он уже не первый раз вывозил за границу купленные в СССР библиографические редкости, и никогда проблем не возникало. И вдруг – такое!

Букинист, конечно, не знал, что его деятельность попала в поле зрения Блюмкина. Когда чекистам стало известно об очередной сделке Перельштейна, Блюмкин направил к полпреду ОГПУ по Ленинградскому военному округу срочную телеграмму с указанием конфисковать у букиниста все купленные книги. Что и было выполнено.

Чтобы изъять книги из Ленинградского университета и Публичной библиотеки, Блюмкин решил обратиться за помощью к своему соседу – наркому просвещения Луначарскому. Как-то вечером он зашел к нему в гости и рассказал в общих чертах о предстоящей операции ОГПУ (перед этим Блюмкин получил разрешение на этот разговор у своего начальства). Луначарский согласился помочь. Этот факт, кстати, не подтверждает версию о том, что нарком велел не «пускать Блюмкина на порог».

Луначарский написал записку в Публичную библиотеку:

«В Ленинградскую государственную публичную библиотеку. Народный комиссариат просвещения РСФСР, ввиду встретившейся надобности, просит по получении сего выделить из Ленинградской публичной библиотеки все древнееврейские книги 16 века и направить их через фельдъегерскую связь Ленинградской ГПУ в пользование Наркомпроса.

Книги прошу направить в мой личный адрес.

А. Луначарский».

Такую же записку нарком написал и ректору Ленинградского университета. По просьбе Блюмкина чекисты обследовали в Ленинграде все крупные библиотеки, антикварные и букинистические магазины, отобрали и отправили в Москву больше ста древнееврейских книг. Среди них были и редчайшие экземпляры, изданные в XV–XVI веках. Сам Блюмкин тоже выезжал в Ленинград, Ростов, Одессу и другие города. На Украине, по некоторым данным, было найдено более трехсот книг и рукописей, интересующих его.

«Последующие аналогичные операции должны производиться не советскими органами непосредственно, а замаскированно, через подставную организацию, хорошо юридически законспирированную… – писал Блюмкин в докладной записке руководству ОГПУ. – Решающую роль будет играть также и то обстоятельство, что книги из коллекции Гинцбурга и Персица нами будут продаваться по частям. Таким образом, установить сразу, что мы располагаем всей коллекцией Гинцбурга, будет трудно».

* * *

Читая все эти записки, невольно задаешься вопросом: неужели та разведывательная операция на Ближнем Востоке, в которой готовился участвовать Блюмкин, стоила того, чтобы рисковать таким бесценным национальным достоянием, как древние манускрипты и инкунабулы? Представители ОГПУ, конечно, обещали вернуть книги, и, к примеру, в Ленинскую библиотеку их действительно вернули, но сам факт их вывоза за границу мог иметь совершенно непредсказуемые последствия.

Но все дело в том, что план Блюмкина в целом совпадал с общей политикой советского правительства по отношению к художественным и историческим ценностям, проводившейся в 1920-е годы. Советской России, а потом и Советскому Союзу нужна была валюта для закупки продовольствия, промышленного оборудования, оплаты труда иностранных специалистов и т. д. Тем более что книг в госхранилищах появилось много – часть из них была национализирована, часть просто брошена владельцами. Начальник Торгового сектора Госиздата Николай Накоряков вспоминал:

«Мы получили склады так называемой национализированной литературы. Почти единственный тогда капитал… Для обозрения этих книжных „араратов“ мы ходили по Пушкину и Гоголю, по науке, прозе и поэзии…

В такую обстановочку попадали иногда драгоценнейшие издания прошлого, шедевры художественного, полиграфического творчества. Нужно было мусор превратить в ценности, хаос в порядок, груды обломков… – в торговое предприятие социалистического государства».

В 1921–1922 годах было вывезено за рубеж 100 тысяч томов книг. В 1923 году в СССР приехала делегация Нью-Йоркской публичной библиотеки. На книжном складе в Петрограде ее ждали три миллиона томов. Делегация приобрела девять тысяч экземпляров, причем средняя цена приобретенных книг составляла от одного до двух долларов за том.

Но все это были мелочи. Примерно в то время, когда Блюмкин проводил подготовку к операции и разыскивал древние книги, советское руководство утвердило планы продажи за границу художественных ценностей из Эрмитажа, Русского музея, других музеев и библиотек страны. Но речь об этом позже.

Похождения «купца Султанова». Блюмкин как «великий комбинатор»

Во второй половине сентября 1928 года Блюмкин выехал в Одессу. В виде аванса ему, по некоторым данным, выдали 25 тысяч долларов.

В родном городе он находился около месяца – оформлял въездную визу в Турцию. Когда виза уже стояла в его паспорте, он дал условленную заранее телеграмму в Москву, в ОГПУ: «Письмо получила. Здорова. Целуй маму. Лиза». В общем, всё, как в классических описаниях шпионских операций.

Кстати, о «маме». Осталось неизвестным, виделся ли Блюмкин со своими родственниками в Одессе. И если виделся, то о чем с ними говорил и как объяснял свою предстоящую поездку в Турцию? Судя по всему, на душе у него было тревожно, и он считал командировку опасной. Об этом свидетельствуют несколько писем-завещаний, которые он оставил перед отъездом за границу.

О первом уже говорилось. Блюмкин ходатайствовал, чтобы пенсию за него и другую помощь получали его бывшая жена, его сын и племянницы. Оставшиеся после его смерти личные вещи, писал он, следует продать, а вырученную за них сумму разделить между его бывшей женой и сестрой. Личные бумаги он завещал сыну, считая, что они могут дать ему представление «о духовной сущности отца». Ему же он завещал свою фотографию, сделанную в 1919 году. Когда-то такую же фотографию он подарил с дарственной надписью Ольге Каменевой.

Еще одно письмо Блюмкин оставил Трилиссеру. На конверте он написал:

«Т. Михаилу Абрамовичу Трилиссеру.

Только в собственные руки, никому другому не вскрывать.

Вскрыть только в случае моей гибели на работе».

«Я неоднократно готов был отдать нашей партии свою жизнь… – писал Блюмкин. – Таким образом, если бы вопреки всем волевым усилиям к тому, чтобы не быть побежденным, я не вернулся из моей последней поездки – мою смерть за наше дело нельзя считать случайной. Повторяю: при моем внутреннем отношении к долгу перед партией – это вполне законно».

В письме Трилиссеру он тоже просил помочь его сыну и племянницам.

Нет оснований сомневаться в том, что Блюмкин писал все это искренне – о готовности отдать жизнь за партию и прочем. Но при этом создается впечатление, что он прямо-таки упивался теми драматическими моментами в его жизни, которые он переживал. Самолюбование и позерство – этот постоянный антураж Блюмкина – и здесь бросаются в глаза. Он даже и о будущем своем некрологе беспокоился.

«Вопрос о появлении известия о моей смерти в газетах, принимая во внимание характер моей работы, будет, конечно, решаться руководящими тт. из ОГПУ, – писал он. – Но, так или иначе, мне хотелось бы, чтобы было указано, что я погиб на боевом посту за интересы революционного Востока, что, согласитесь, абсолютная правда». В этом был весь Яков Блюмкин. Для него всегда имело значение, как выглядит его образ. Ну а поскольку он давно уже считал себя исторической личностью, то и некролог должен быть соответствующим.

По легенде, он и перед расстрелом будет интересоваться, напишут ли о нем советские газеты на следующий день после казни.

Вскоре Блюмкин с паспортом на имя персидского купца Якуба Султанова выехал на пароходе из Одессы в Константинополь. 8 октября 1928 года в ОГПУ получили от него новую телеграмму: «Беспокоюсь отсутствием писем. Надя». Это означало, что «купец Якуб Султанов» прибыл в Константинополь и приступает к выполнению задания.

* * *

Еще в Москве Блюмкин разработал план работы своей резидентуры. Она состояла из пяти человек. Он сам получил оперативный псевдоним «Живой». Лев Штивельман – «Прыгун», его жена Нехама, она же курьер – «Двойка». Тесть Штивельмана Марк (Манус) Альтерман – «Старец». Место пятого члена группы пока было вакантным. Супругам Штивельман предстояло выехать в Палестину, Альтерману – временно остаться в Москве для закупки, изъятия книг и организации их отправки в Турцию.

Первое время в Константинополе Блюмкин посвятил различным хозяйственным и организационным хлопотам. Он должен был превратиться в солидного, уважаемого и знающего себе цену предпринимателя, обрасти необходимыми связями. Он снял помещение, купил мебель, заказал для своей конторы печати, бланки и т. д. Вскоре из СССР прибыла и первая партия книг. Блюмкин поместил самые ценные из них в Немецкий Восточный банк, а другие – в Оттоманский банк. Теперь можно было начинать.

Блюмкин разослал письма в крупнейшие английские, французские, германские фирмы, которые занимались торговлей антиквариатом. Он сообщал, что готов продать редкие экземпляры древнееврейских книг и рукописей. Кроме того, предложил фирмам стать их представителем на Ближнем Востоке и в СССР. Затем наступил второй акт спектакля.

О продаже книг сообщили в Вену, очень известным специалистам в этой области – перекупщику Якобу Эрлиху и эксперту по древнееврейской литературе раввину Давиду Френкелю. Они клюнули и немедленно приехали в Константинополь. Блюмкин показал им свою коллекцию, и те сразу же поняли, какую ценность она представляет. Однако Эрлих и Френкель на таких делах собаку съели и решили «прощупать» компетентность внезапно появившегося нового продавца. Они предложили Блюмкину за всю коллекцию 800 долларов. Смехотворная сумма.

Но не на того напали. Торговаться Блюмкин и сам умел. Недаром же он родился и вырос в Одессе. Начались переговоры, которые сам Блюмкин в донесении в Москву назвал «сложными еврейско-рваческими». Можно себе представить, как эти переговоры проходили! Эрлих и Френкель подняли цену до 2500 долларов, затем до 3000 и, наконец, до 4000 долларов. Блюмкин согласился, но с продажей тянул – он ждал, какую цену ему предложат другие антиквары, которым отправил письма.

Его расчеты оправдались. Вскоре он получил предложение из Франкфурта-на-Майне, от компании «Кауфман Ферлаг Антиквариат». Это была одна из самых известных и старинных контор на международном антикварном рынке. Она была согласна на сделку.

Блюмкин ответил, что готов продать коллекцию за 9000 долларов. Его пригласили для переговоров во Франкфурт. Блюмкин попросил Центр ускорить доставку новой партии книг и предложил несколько конкретных вариантов, где их можно было бы найти, – в частности, в Одессе, в нескольких библиотеках и различных еврейских обществах, и в Бобруйске, у торговца Гинзбурга (в своих служебных записках Блюмкин называл его Гинцбургом). Правда, Гинзбург просил за свои книги 5000 долларов, но уже съевший на этом деле собаку Блюмкин предупреждал Центр, чтобы больше пятисот ему не давали. Хотя вообще-то могли бы и просто так отобрать.

Пока шла эта переписка, он получил визы для поездок в Вену, Франкфурт и Амстердам. Кроме того, персидское посольство признало его паспорт на имя «купца Султанова». Это было большим успехом в деле легализации Блюмкина. Чистый паспорт, без виз и пограничных отметок, всегда вызывает большее подозрение у спецслужб.

Блюмкин выехал в Вену. Там он должен был встретиться с курьером из Москвы, но встреча почему-то не состоялась. Тогда «купец Султанов» решил действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Не получив из Центра разрешения на поездку во Франкфурт, он все равно отправился туда и начал переговоры с фирмой «Кауфман» о продаже книг.

В этих переговорах таланты Блюмкина как торговца и как «комбинатора» раскрылись вовсю. Комбинация, которую ему удалось разыграть, была на редкость изящной. Как для коммерции, так и для разведки.

* * *

Блюмкин предложил «Кауфману» три книги XV–XVI веков, в том числе и Библию, изданную в Неаполе в 1488–1491 годах. После некоторых дискуссий ударили по рукам – 6000 долларов за всё. Фирма была готова за свой счет перевезти фолианты из Константинополя. Однако главный смысл сделки заключался в другом. По ее условиям, книги переходили в собственность «Кауфмана» только с того момента, когда «Султанов» и главный эксперт фирмы доктор Гольдринг… выезжают в Советский Союз.

Дело здесь вот в чем. На переговорах «купец Султанов» дал понять, что с его помощью можно получить доступ к еще нетронутым собраниям книг, находящимся в СССР. Партнеры Блюмкина очень заинтересовались этими радужными перспективами. Судя по всему, они были готовы на любые договоренности, но с тем условием, чтобы только их фирма была допущена к «советским коллекциям». Блюмкин согласился, но тоже выдвинул условия: оформлением советских виз занимается сама фирма, и в определенный срок. Особо оговаривалось условие, по которому в период с 3 января по 3 февраля 1929 года доктор Гольдринг обязан оформить въездную визу в советском посольстве в Германии. Если же этого не происходит, то «Кауфман» возвращает Блюмкину книги в оговоренные соглашением сроки. Если же не происходит и этого, то она выплачивает ему 8000 долларов.

Разумеется, перед тем как пойти на такую рискованную для себя сделку, представители «Кауфмана» навели справки о «Якубе Султанове» в Константинополе. И получили о нем самые лестные характеристики – как о солидном коммерсанте. После этого руководители «Кауфмана» даже предложили ему стать их представителем на Ближнем Востоке. Нужно ли объяснять, что это предложение более чем соответствовало целям разведывательной операции, за которую отвечал Блюмкин?

Оставалась только одна деталь. Требовалось предупредить советских дипломатов, чтобы они ни в коем случае не давали визу доктору Гольдрингу или же всячески затягивали ее оформление. Блюмкин снова пошел на риск. Опять-таки без санкции Центра он поехал в Берлин. Он ехал наудачу. Блюмкин не знал, кто в то время был резидентом советской разведки в столице Германии. Прямо в советское полпредство он пойти тоже не мог. Он довольно легкомысленно рассчитывал, что встретит в Берлине кого-нибудь из старых знакомых.

И Блюмкину повезло. В Берлине он действительно встретил знакомого дипломата Григория Беседовского. Тогда Беседовский был советником полпредства во Франции[60]60
  В октябре 1929 года Г. Беседовский с семьей бежал из советского полпредства во Франции и попросил политического убежища в этой стране.


[Закрыть] и в Германии оказался по каким-то служебным делам. С его помощью Блюмкин встретился с резидентом и рассказал о сложившейся ситуации. Поездку представителя «Кауфмана» в СССР удалось сорвать.

Что оказалось в сухом остатке? В соответствии с соглашением «Кауфман» заплатил Блюмкину 8000 долларов. А «Султанов» вместе с представителями фирмы в один голос ругали советских большевиков, которые сорвали им такое выгодное предприятие. Блюмкин был как бы ни при чем. Он-то как раз сделал все возможное для того, чтобы показать своим новым партнерам богатые коллекции древнееврейских книг и манускриптов… И если бы не эти проклятые коммунисты, какой гешефт можно было бы сделать! Как ни странно, но после этой истории антиквары начали доверять «Султанову» еще больше.

Вот, правда, книгами пришлось пожертвовать. Они навсегда ушли из России.