355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Тарле » Сочинения в двенадцати томах. Том 1 » Текст книги (страница 8)
Сочинения в двенадцати томах. Том 1
  • Текст добавлен: 31 октября 2016, 01:06

Текст книги "Сочинения в двенадцати томах. Том 1"


Автор книги: Евгений Тарле


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 65 страниц)

4

Ирландская эмиграция всегда являлась для Соединенных Штатов самой значительной по своим размерам. Если мы возьмем лучшую описательную энциклопедию [25]25
  Я пользовался дополненным английским изданием. Kolb G. Fr. The conditions of nations social and political with complete comparative tables of universal statistics. Transl. and collated to 1880 by M-rs Brewer. London, 1880.


[Закрыть]
, относящуюся как раз к тому году, когда Парнель поехал в Америку, и развернем ее на 778-й странице, то увидим, что, сравнительно с общей цифрой народонаселения, Ирландия всегда выбрасывала в Америку гораздо больше людей, нежели какая-либо другая страна в мире, так что, например, в начале 70-х годов земледелием и промышленностью было занято в Соединенных Штатах всего 12 1/2 миллионов рабочих, и из них почти миллион принадлежал к ирландской нации, а из остальных 11 1/2 миллионов 10 миллионов было природных граждан Соединенных Штатов и всего 1 1/2 миллиона лиц остальных национальностей (китайской, французской, английской, германской и пр.). Нужно заметить также, что если таким образом у Парнеля была некоторая почва в Америке в виде поддержки ирландских эмигрантов, то он мог также надеяться на сочувствие американского общества. Традиционный антагонизм между Англией и Штатами, долголетняя борьба англичан против торговли неграми в первой половине XIX в. и как раз обратное враждебное отношение Англии к Северным Штатам во время борьбы их с Южными в 60-х годах из-за уничтожения рабовладельчества, а потом конкуренция капиталов обеих стран – все эти причины сильно способствовали тому, что американское общественное мнение всегда демонстративно становилось на сторону ирландцев против их врагов; правда, от этого капиталистический строй не угнетал ирландских эмигрантов менее, нежели американских аборигенов, но сочувствовать Ирландии было там всегда в моде.

Фении находили в Штатах безопасное убежище и приют; когда Ирландию посещал голод, в Нью-Йорке и других крупных центрах восточного побережья устраивались благотворительные базары; американская пресса обыкновенно очень сочувственно отмечала выдающиеся факты из деятельности ирландской оппозиции. О Парнеле в Америке говорили очень много, как только он начал систематическую обструкцию; знали там также о его намерении совершить агитационное tournée по Штатам и ждали этого с нетерпением как ирландцы, так и американская публика. С таким же интересом, хотя несколько иначе окрашенным, следила за путешествием Парнеля английская империалистская пресса.

Один лондонский журналист, Филипп Беджналь, в своем довольно любопытном памфлете об американских ирландцах [26]26
  Bagenal Ph. The American Irish and their influence on Irish politics. London, 1882.


[Закрыть]
проследил шаг за шагом путешествие Парнеля и перепечатал некоторые его речи в своей книге, имевшей большой успех. 26 января (1880 г.) Парнель произнес на митинге в Кливленде слова, вызвавшие против него в Англии целую бурю. «Я видел, – сказал он, – вооруженных ирландцев, служащих в американской милиции. Мне кажется, что всякий из них должен был думать: о, если бы можно было воспользоваться этим оружием для Ирландии!» [27]27
  Bagenal Ph. Цит. соч., стр. 200.


[Закрыть]
Тут громовые аплодисменты прервали оратора. «Ничего, – продолжал он, – дело дойдет до этого теперь или после». 16 февраля он говорил в Питстоуне пред огромной аудиторией о положении Ирландии в последние годы. «Я вам даю слово, – сказал он собравшимся ирландцам, – что буду бороться так упорно, как вы только можете пожелать. Лендлорды и правительство продолжают свое дело изгнания фермеров и их семейств с их участков, но из крови храбрых коннемарских женщин, восставших против разорителей очага, поднимется сила, которая прочь снесет не только всю систему землевладения, но и гнусное правительство, которое ее поддерживает». 23 февраля он говорил в Цинцинати [28]28
  Там же, стр. 201.


[Закрыть]
. «Я уверен, что мы убьем систему лендлордов. Когда мы возвратим ирландскую землю ирландскому народу, мы получим основание, на котором построим жизнь нации. Когда мы подорвем английское хозяйничанье, этим расчистим дорогу к достижению того, чтобы Ирландия заняла свое место между другими народами. И не думайте, пожалуйста, что гомруль – крайняя цель, к которой мы стремимся. Никто из нас, где бы мы ни были – в Америке или Ирландии, – не будет удовлетворен, пока не порвется последняя связь, соединяющая Ирландию и Англию».

Ораторский талант Парнеля развернулся в Америке во всю ширь. Он говорил спокойно, так же как во время парламентских волнений. Но это спокойствие, полное отсутствие чего бы то ни было похожего на искусственную подогретость, искренность убеждения, чувствовавшаяся в каждом слове, – все это производило громадное действие на умы слушателей. По-видимому, он был таким же идеальным оратором англо-саксонского типа, как Гамбетта – типа французского.

Можно сказать, что в Америку Парнель поехал известным человеком, а вернулся оттуда признанной знаменитостью. Овации следовали одна за другой: в Вашингтоне его полуофициально пригласили говорить в зале конгресса [29]29
  Johnston. Цит. соч., стр. 37.


[Закрыть]
, пожертвования лились рекой. За 2 месяца пребывания в Америке он собрал 350 тысяч долларов [30]30
  Около 700 тысяч рублей.


[Закрыть]
для кассы «земельной лиги», не считая сумм, предназначенных в пользу голодающих. Блестящий успех и материальный, и политический (потому что сочувствие к Ирландии проявлялось в Штатах самым решительным образом) заставлял думать, что путешествие не так скоро окончится, но совершенно неожиданно Парнель получил известие, что Биконсфильд распустил палату и назначил новые выборы. Тогда он моментально бросил все и, не теряя ни одного дня, отправился в Ирландию.

Палата была распущена 8 марта 1880 г., а на другой день в газетах появилось письмо премьера к герцогу Мальборо. Вот что между прочим писал Биконсфильд лорду-наместнику Ирландии: «Опасность, которая в своих конечных результатах едва ли менее грозна, чем голод и эпидемия, поражает эту страну (Ирландию. – Е. Т.). Часть ее населения пытается разорвать конституционные узы, связывающие Британию с Ирландией». Говоря дальше о тех людях, которые дерзают сомневаться в желательности таких уз, премьер продолжал[31]31
  Annual register 1880, p. 1. London, 1881, стр. 32.


[Закрыть]
: «Немедленное распущение парламента представит нации удобный случай избрать себе путь, который сильно повлияет так или иначе на будущее процветание Англии и окажет воздействие на ее судьбы». В конце письма премьер позволял себе выразить надежду, что новый парламент не будет недостоин английского могущества [32]32
  Там же. Not unworthy of the power of England.


[Закрыть]
и станет решительно отстаивать это могущество. Другими словами, премьер надеялся на то, что выборы придадут новый и сильный авторитет его политике. Известно, что в 1880 г. английская нация не оправдала лестного доверия лорда Биконсфильда и оставила его в меньшинстве. Достаточно взглянуть на цифры, чтобы убедиться в жестоком поражении, испытанном ториями; в распущенном парламенте находилось: 351 консерватор, 250 либералов и 51 ирландец; в парламенте, избранном в 1880 г., оказалось: 243 консерватора, 349 либералов и 60 ирландцев. Биконсфильд подал в отставку, и вождю либералов, Гладстону, было поручено сформировать кабинет.

Выборы 1880 г. показали, что влияние Парнеля возросло в необычайной степени. Он был избран в трех округах; мало того, были избраны все его кандидаты, т. е. лица, им рекомендованные избирателям. Из 60 избранных гомрулеров парнелитами в точном смысле могло назваться около 30 человек (остальные еще не знали, продолжать ли политику покойного Бьюта или идти за Парнелем). Влияние Парнеля на своих приверженцев было безгранично; люди, писавшие о нем по личным воспоминаниям, говорят, что он оказывал на свою партию такое давление, которое беспримерно в парламентских летописях [33]33
  Dictionary of national biography, vol. 43, стр. 327: Over his parliamentary supporters he henceforth exerted an iron sway which is unparalleled in parliamentary annals.


[Закрыть]
. В частной жизни он держался далеко от них, и никто не осмеливался брать на себя инициативу сближения с ним. Парнель охотно довольствовался собственным обществом и не искал друзей; он напоминал этим Байрона, с которым вообще у него были, кажется, общие черты характера и темперамента.

Если налицо был факт сочувствия его деятельности со стороны Ирландии, если имелась партия, во всех отношениях далеко оставлявшая за собой прежнюю группу гомрулеров, если эта стойкая и дисциплинированная партия беспрекословно повиновалась своему вождю, то, по-видимому, ничего не могло помешать Парнелю сразу начать борьбу. Но он ждал. Конечно, такой глубокий и убежденный скептик не мог думать, что либеральный кабинет удовлетворит все требования ирландцев, но ему нужно было сначала показать, что не он, Парнель, виноват в новой войне, а Гладстон; для этого нужно было исполнить формальность: предъявить свои требования и поставить новое министерство в необходимость открыто высказаться. Гладстон сделал в свое время для Ирландии очень много: он уничтожил подати в пользу англиканской церкви, облегчил своим land act 1870 г. положение фермеров, неоднократно подавал свой авторитетный голос против всяких исключительных мер, проектировавшихся относительно Ирландии. Пожалуй, и теперь можно было ожидать паллиативных уступок и облегчений, но Парнелю нужно было все или ничего.

Кабинет Гладстона начал с обещаний: был обещан закон о земельных держаниях, который осуществил бы кое-какие требования земельной лиги, но дело не пошло пока дальше обещаний. Член кабинета Гаррингтон прямо заявил [34]34
  Parliamentary debates, vol. 255, стр. 1416.


[Закрыть]
, что не в реформе дело, а в малой осведомленности парламента относительно ирландских дел, и что задача правительства по отношению к Ирландии заключается не в новых законах, а в назначении комиссии, которая разработала бы фактический материал. По мнению Парнеля, непререкаемый фактический материал заключался в десятках тысяч трупов умерших от голода ирландцев; он полагал также, что, пока комиссия будет заниматься своими исследованиями, этот фактический материал станет до того богат, что потребует для разработки и подсчета слишком много труда. Ввиду всего этого Парнель открыто высказал свое мнение и в парламенте, и в Ирландии (во время осенней поездки 1880 г.), что Гаррингтон и Гладстон – для него такие же враги, как лорд Биконсфильд, и что на новый кабинет надеяться нечего, а нужно продолжать борьбу.

Министерство назначило наместником Ирландии Форстера, человека, несколько раз неопределенно выражавшего расположение к ирландцам. Некоторые члены ирландской партии (не парнелитской группы), сохранившие старые привычки мысли со времен Исаака Бьюта, приветствовали это назначение с восторгом [35]35
  Mc Carthy J. England under Gladstone. London, 1884, стр. 102. The appointement of Mr. Forster’s of the Irish secretaryship was regarded by many Irishmen as a marked sign of good intentions of the Government towards Ireland.


[Закрыть]
, но Парнель посмотрел на него как на простое заигрывание с ирландцами, нужное кабинету, но бесполезное для партии и страны. Если внимательно проследить карьеру Парнеля, можно заметить, что после каждой попытки какого бы то ни было кабинета сблизиться с ним путем мелких любезностей по адресу Ирландии, он становился еще требовательнее, неуступчивее и жестче. Так было и теперь. Предстояла долгая и упорная борьба с Гладстоном, которая должна была оказаться труднее, чем обструкция времен Биконсфильда, так как Гладстон в начале 80-х годов был действительно представителем большинства английского народа, а не только официальным премьером; но, прежде чем броситься в эту борьбу, Парнелю нужно было уладить важные партийные дела в своей стране.

Среди тех социальных сил, которые действовали в Ирландии и которые боролись там с английским элементом, видное место во все времена занимало католическое духовенство. Нет нужды много распространяться о причинах того факта, что всегда католические клирики в Ирландии находились в оппозиции. Ирландские кельты приняли христианство гораздо раньше британских англов и саксов, и хотя религия была тогда еще одна, но отношения между ирландским и английским духовенством всегда оставались открыто враждебными. Насколько можно судить по отрывочным замечаниям летописцев, немаловажную роль тут играли, во-первых, расовый элемент и, во-вторых, гордость ирландской церкви своим старшинством. Когда при Генрихе II, в XII в., началось завоевание Ирландии англичанами, духовенство явилось деятельным участником национальной обороны. В XVI в. при Тюдорах и в XVII – при первых Стюартах и при республике ирландские клирики боролись уже не только за национальность, но и за католицизм, против англиканства и пуританизма. Со времени Вильгельма и Марии (т. е. с конца XVII в.) клирики не прекращали протестов против обложения католического населения податями в пользу господствующей англиканской церкви, против текст-акта, запрещавшего принимать католиков на государственную службу. Притеснение ирландской национальности для духовенства во все времена сливалось и отождествлялось с преследованием католического культа; вот почему клирики являлись деятельнейшими пропагаторами освобождения от англичан и каждый факт борьбы с англичанами окружали ореолом религиозного подвижничества. Если ирландское духовенство так относилось к делу освобождения от Англии, то не всегда оно видело себе в этом поддержку со стороны Рима [36]36
  См. об отношениях Рима к Ирландии в наше время монографию Mc Carthy J. Pope Leo XIII. London, 1896, стр. 104–112.


[Закрыть]
. Правда, оппоненты гомрулеров говорили, что ирландцы подготовляют для себя не home-rule, a Rome-rule, но этот каламбур более ловок, чем согласен с действительностью. Папа Лев XIII отрицательно отнесся к деятельности земельной лиги, и в 1880 г. явилась опасность для парнелизма, что часть духовенства может оставить дело лиги и гомруля.

Далее, духовенство своей поддержкой много давало, но можно было опасаться, что оно многого и потребует, и этого боялась масса передовых людей Ирландии. В рядах парнелевской армии стояли и католический клир, и люди, являвшиеся убежденными антиклерикалами. Парнель полагал, что пока цель не достигнута, ссориться нелепо, и поэтому решил употребить все усилия, чтобы ирландские клирики и ирландские либр-пансеры забыли на время о своих разногласиях и помнили только о гомруле и программе земельной лиги. Итак, для того чтобы удержать за собой духовенство, взволнованное отрицательным отношением папы к лиге, и чтобы примирить разные фракции гомрулеров, Парнель и предпринял летом 1880 г. путешествие по Ирландии. К нему относились хорошо все: и католическое духовенство возносило за него горячие молитвы (несмотря на то, что он был протестант), и передовая фаланга гомрулеров верила каждому его слову, так что миссия примирения была для него легка.

Эта же поездка должна была лишний раз показать правительству, какие силы стоят за Парнелем, и уверить нерешительных людей партии, что парнелизм – единственная признанная ирландской нацией политика. Весенняя сессия окончилась решительным разрывом между Парнелем и Гладстоном. Парнель поговаривал, что обструкция очень скоро будет пущена в ход; когда эта угроза дошла до премьера, он публично заявил: «Парнель молод, а я – старик; но если эта игра затянется, не мне, а ему придется раскаяться». Как только сессия окончилась, Парнель уехал в Ирландию.

5

Внешняя сторона деятельности Парнеля невольно приводит на память краткую карьеру Лассаля. Одна черта сходства в особенности бросается в глаза: внезапный, поражающий своими размерами успех среди народных масс. То глубокое, ничем вначале не мотивированное доверие, которое в 1862 г. сразу доставило поддержку германскому агитатору, в 1880 г. стало уделом Парнеля. Ни Граттан, ни О’Коннель, ни какой бы то ни было из предшественников Парнеля никогда не получали такого единодушного вотума доверия в самом начале своей деятельности. Устраивались Парнелю овации и в 1878 г., и в Америке весной 1880 г., но события летнего путешествия (того же 1880 г.) затмили все. Восторженные встречи следовали одна за другой; приемом этим, как говорил сам Парнель, мог бы остаться доволен и государь.

В Корке ему устроили настоящий апофеоз. Стотысячные толпы постоянно окружали его и дом, где он останавливался; они рукоплескали при его появлении, прерывали восторженными криками каждое его слово, с факелами в руках бежали за его экипажем, посылали к нему разнообразнейшие депутации с одним и тем же поручением: передать, как Ирландия любит его и верит ему. Но голова этого человека была настолько крепка, что не закружилась от атмосферы обожания и безусловного доверия. Все время он оставался совершенно спокоен, говорил твердым голосом, никогда его не повышая, обращался к бесчисленной толпе так же уверенно и просто, как к небольшой кучке приятелей. Несколько раз он говорил своим спутникам, что эти овации – слишком высокая цена за немногое, сделанное им до сих пор. При его появлении духовенство, антиклерикалы, республиканцы и другие фракции гомрулеров – все оставили свои пререкания.

Между прочим Парнель задался целью удержать на время от революционных выходок наиболее пылких своих приверженцев, и даже это ему удалось. Достаточно почитать мемуары английского агента тайной полиции Томаса Бича[37]37
  Twenty five years in the secret service. The recollections of a spy, by Thomas Beach (alias major Henri Le Caron), 16 ed. London, 1893, стр. 151. О нем подробнее в следующих главах.


[Закрыть]
, чтобы убедиться, насколько неожиданным тогда казалось для посторонних наблюдателей обращение людей самого революционного темперамента в сдержанных конституционалистов. Фенианское движение не замирало, но Парнель и не заботился об этом: он хотел только, чтобы лица легальные, имевшие возможность со временем попасть в парламент и обещавшие быть там полезными, не очень себя компрометировали. В конце лета он прибыл в Лондон и принял участие в парламентских делах. Теперь он вошел в палату как признанный представитель интересов не того округа, который его избрал, а всей Ирландии. Кабинет должен был готовиться к особенно жестокой борьбе.

На 27 августа было назначено обсуждение министерского законопроекта о деньгах на содержание полицейской силы в Ирландии [38]38
  Annual register 1880, p. 1. London, 1881, стр. 84.


[Закрыть]
. Заседание началось в 4 часа пополудни во вторник и окончилось в 1 час пополудни в среду; 21 час без перерыва Парнель и его партия не давали возможности правительству приступить к баллотировке. Дело дошло до того, что парнелиты, хотя их было всего 28 человек, прямо поставили Гладстону, опиравшемуся на большинство, определенные условия: полиция должна быть уменьшена и ни в каком случае полицейские чины в Ирландии не должны принимать участия в изгнании фермеров с поместий лендлордов, даже если, например, они отказываются добровольно уйти. Если это будет сделано, Парнель позволит приступить к баллотировке, si no – no [39]39
  Там же:…a condition of passing the vote that the government should promise to disarm and reduce the strength of the Irish public force.


[Закрыть]
. Дать такие обязательства Гладстон не хотел, и часы шли за часами, Парнель не уступал, и заседание продолжалось. Парнелиты говорили о самых разнообразных вещах, читали вслух не относящиеся к делу страницы разных книг, и в конце концов заседание было отложено.

На удовлетворение требований земельной лиги теперь не было ровно никаких оснований надеяться. Парнель поехал вскоре после заседания 27 августа в Ирландию, чтобы дать новый mot d’ordre. 19 сентября он произнес в Эннисе речь, которая, по справедливому замечанию новейшего историка [40]40
  Dictionary of national biography, vol. 43, стр. 327:…a speech at Ennis which marked an epoch in the struggle.


[Закрыть]
, составила эпоху в борьбе Ирландии с Англией. Он говорил о том, что все внимание ирландских фермеров должно быть теперь обращено на отвоевание себе известных прав на арендуемые участки; он подчеркивал то обстоятельство, что единственный способ достигнуть цели заключается в том, чтобы поставить лендлорда, осмелившегося прогнать своего фермера, в безвыходное положение. Пусть никто из ирландцев не арендует никогда участка, с которого лендлорд согнал фермера, и тогда поневоле землевладельцы будут осторожнее. «Если вы, – сказал он, – откажетесь платить слишком высокую арендную плату, если вы откажетесь занимать фермы, с которых другие согнаны, тогда земельный вопрос будет решен, и решен в удовлетворительном для вас смысле. Итак, от вас самих это зависит, а не от какой-нибудь комиссии или какого-нибудь правительства…» «Но что же делать вам с человеком, который все-таки займет ферму, откуда лендлорд прогнал арендатора?» Тут масса голосов прервала криками: «Убить его!» Парнель продолжал: «Я слышу многие кричат: убить! Но я вам укажу другой путь, гораздо лучший, более христианский, который даст провинившемуся возможность исправиться. Если кто займет ферму, откуда выгнан прежний арендатор, вы должны избегать его на больших дорогах, на городских улицах, в лавках, в храмах, на рынках; всюду вы должны оставлять его одного, вы должны уединить его от остального общества, как если бы он был прокаженным; вы должны показать ему отвращение, которое чувствуете к совершенной им низости» [41]41
  O’Connor. Цит. соч., стр. 203.


[Закрыть]
.

Парнелевские слова упали на благодарную почву. От изгнаний с арендных участков ирландцы страшно страдали; по признанию самого Гладстона, за 1880 год лендлорды выбросили буквально на улицу 15 тысяч живых существ [42]42
  Parliamentary debates, vol. 253, стр. 1666 (речь Гладстона): 15 000 individuals will be ejected from their homes, without hope and without remedy in the course of present year.


[Закрыть]
. Значит, премьер расходился с агитатором не в признании самого факта, а лишь во мнениях о способе уврачевания зла: Гладстон думал, что поможет парламентская комиссия, а Парнель полагал, что действительнее будет оставление лендлордов без арендаторов. Опале и отлучению от общества должен был подвергаться вообще всякий, кто так или иначе станет на сторону лендлорда, против фермера.

Последствия речи Парнеля сказались весьма быстро. В Лау-Меске (в Ирландии) жил один англичанин – некто капитан Бойкотт, арендовавший ферму на земле лорда Ирна [43]43
  Johnston. Цит. соч., стр. 41.


[Закрыть]
; он же был агентом лорда по делам того в этой местности. К нему, как к сборщику арендных денег, явились однажды все фермеры лорда Ирна и предложили более низкую арендную плату, чем та, которую они платили до сих пор [44]44
  Annual register 1880, p. I, стр. 119.


[Закрыть]
. Бойкотт не согласился и начал против них процесс с целью выселить их. Когда пришли судебные приставы, толпа народа бросилась на них и заставила поспешно скрыться в доме Бойкотта. На следующий день Бойкотт был объявлен в опале, слуги и рабочие отошли от него: всякое общение с ним было прервано, и так как ежеминутно он мог ожидать нападения, то правительство послало войска для его охраны. Бойкотт должен был выселиться в Англию. С тех пор опала, рекомендованная Парнелем в его эннисской речи, стала называться «бойкотированием» или просто «бойкотом». Бойкотирование как средство строго легальное имело огромную силу при тогдашних обстоятельствах, и как бы ни относился Парнель к фениям, он видел, что одна из главных задач практической политики заключается в том, чтобы осуществители бойкота всегда удерживались в рамках законности и не прибегали к насилиям. Он и его товарищи не переставали увещевать ирландцев быть осторожнее [45]45
  Mc Carthy J. England under Gladstone, стр. 112. Речь Девитта.


[Закрыть]
и помнить, что бойкотеры и фении действуют разными средствами в разных плоскостях социальной жизни и что поэтому бойкотерам совершенно лишнее брать пример с фениев.

Но все равно правительство не могло смотреть спокойно на то, что творилось в Ирландии. Агитация Парнеля, становившиеся все чаще случаи бойкота, оживление деятельности фениев – все это ставилось в причинную связь. Тревожно настроенное общественное мнение требовало от Гладстона каких-нибудь мер против Парнеля и Ирландии, и Гладстон решил, во-первых, начать судебное преследование против Парнеля и, во-вторых, внести в палату с нового (1881-го) года «билль об усмирении» Ирландии. В октябре был арестован личный секретарь Парнеля [46]46
  Гили.


[Закрыть]
за то, что он оправдывал в своей речи покушение на убийство, совершенное фениями. Через несколько дней, 2 ноября (1880 г.), было начато судебное преследование против Парнеля, Диллона, Биггара, Сюлливана и Сикстона (все это были парламентские парнелиты) по обвинению в заговоре. Это оказалось большой оплошностью со стороны министерства, потому что такого хладнокровного и осторожного человека, как Парнель, обвинить в чем-нибудь противозаконном было крайне трудно. Его деятельность развивалась на той демаркационной линии, которая разделяет легальную борьбу от революционной, но эта линия не была им пройдена. Присяжным оставалось только отвергнуть обвинение за недоказанностью, что они и сделали 24 января 1881 г. Оправданные могли теперь со спокойным сердцем вмешаться в обсуждение билля, имевшего целью усмирение неспокойных элементов в Ирландии. В тот же день, как присяжные освободили Парнеля и его товарищей от обвинения, наместник Ирландии Форстер (тот самый, назначению которого так обрадовались в свое время умеренные члены ирландской партии) внес в парламент предложение о ряде мер, необходимых, как он думал, для успокоения волнующейся страны.

Парнелизм и фенианство были явлениями, выросшими на одной и той же политической и экономической почве, и нужно признать, что оба эти движения давали друг другу весьма значительную моральную поддержку. Никогда еще парламентские гомрулеры не были так резко радикально настроены, как во времена Парнеля, и никогда фенианское движение не проявлялось более сильно и последовательно, как именно в эти годы, в конце 70-х и в 80-х годах. Та борьба, которую затеял Парнель, была войной à outrance, должна была вестись всей ирландской нацией против английского государства и требовала от ирландцев, чтобы все они, без исключения принимали в ней участие. «Кто может, пусть идет в парламент, кто не может, пусть бойкотирует изменников и устраивает демонстрации, кто желает приложить свои силы в открытой борьбе, пусть начинает ее», – вот какой лозунг давал Парнель Ирландии; при нем в первый раз фенианство почувствовало себя регулярной частью армии гомрулеров, и, может быть, тут кроется одна из причин оживления фениев в эпоху расцвета парнелизма. Главными же причинами нужно, конечно, считать последовательный ряд неурожаев картофеля в конце 70-х и начале 80-х годов и обострившуюся нищету и озлобленность населения. Аграрные преступления, в которых видели руку фениев, следовали в 1880 г. одно за другим и дали Форстеру, автору законопроекта об усмирении Ирландии, богатый цифровой материал.

Дело началось с того, что 6 января 1881 г. при открытии сессии лорд-канцлер прочел тронную речь королевы, в которой говорилось следующее [47]47
  The queen’s speech, january 6, 1881 (Parliamentary debates, vol. 257, 44-я парл. сессия Виктории. London, 1881, стр. 5).


[Закрыть]
: «Милорды и джентльмены! К сожалению, я должна констатировать, что положение Ирландии приняло тревожный характер. Число аграрных преступлений увеличилось намного сравнительно с предшествующими годами. Широкая система террора воцарилась в разных частях страны…» Речь кончалась указанием на то, что назрела потребность в новых законодательных мерах относительно Ирландии.

Тотчас вслед за прочтением тронной речи началось обсуждение ответного адреса; это обсуждение благодаря парнелитской обструкции длилось ровно две недели. Только 24 января законопроект Форстера «о защите личности и собственности и Ирландии» был внесен в палату общин [48]48
  Protection of person and property Ireland bill (там же, стр. 1209).


[Закрыть]
. Форстер заявил, что в общем аграрных преступлений (убийств лендлордов, поджогов, нападений на лендлордские дома) было в 1880 г. 2590 случаев. Мало того, что по процентному отношению к общему количеству населения Ирландии в 1880 г. аграрных преступлений случилось больше, нежели когда бы то ни было, но на самые последние месяцы – октябрь, ноябрь и декабрь 1880 г. – выпало их больше, чем во все остальные месяцы с января до октября: из 2590 в последние месяцы совершено около 1700 преступлений. Но и этого мало: в декабре аграрных преступлений больше, чем в октябре и ноябре, вместе взятых! [49]49
  Там же, стр. 1210 (речь Форстера): It is also right to say, that the number, which occured in the month of december, was more, than those for october and november put together.


[Закрыть]
Дальше так идти не может, потому что цифры говорят, что аграрные преступления растут в ужасающей прогрессии; на этом основании он, Форстер, секретарь кабинета по ирландским делам, давно уже ищет корни зла и теперь нашел их. Аграрные преступления суть не что иное, как последствие совета, данного мистером Парнелем в его речи в Эннисе о необходимости не на жизнь, а на смерть бороться с лендлордами и наказывать отлучением от общества всякого, кто займет ферму после изгнания арендатора. Вместо законов настоящих в Ирландии царят неписанные законы (unwritten laws) земельной лиги и ее председателя Парнеля. Ввиду всего этого Форстер полагает, что следует возобновить старые порядки и снабдить лорда-наместника Ирландии правом арестовывать иностранцев, не могущих представить удовлетворительные документы о личности, и вообще всех лиц, которые будут захвачены ночью при обстоятельствах, внушающих подозрение [50]50
  Annual register 1881, p. 1. London, 1882, стр. 27.


[Закрыть]
. Кроме того, нужно дать лорду-наместнику полномочия прекращать временно habeas corpus в тех местностях, где он найдет необходимым это сделать.

Парнель и его товарищи протестовали против билля. Заседание 24 января окончилось ничем, и вопрос был перенесен на 27-е число. Заседание 27-го длилось без перерыва 8, 10, 12, 15 часов, и благодаря Парнелю законопроект был так же далек от вотирования, как и 24-го числа. Наконец, встал Гладстон и в длинной речи, страшно волнуясь, бросил Парнелю в лицо обвинение в том, что он своими словами о бойкотировании в Эннисе воспламенил народные страсти в Ирландии. Парнель начал его прерывать каждую минуту, говоря, что Гладстон подтасовывает его слова[51]51
  Parliamentary debates, vol. 257, стр. 1691–1694.


[Закрыть]
. Тогда раздались со всех сторон крики: «К порядку, к порядку!» Спикер обратился к Парнелю со внушением, что прерывать чужую речь нельзя. Но Парнель, не обращая внимания на спикера, продолжал мешать Гладстону. А Гладстон, разгорячаясь все более и более, говорил: «Деятельность земельной лиги стоит в прямом отношении к аграрным преступлениям; в 1879 году митингов лиги было мало и преступлений случилось мало; в 1880 году митингов было много и преступлений произошло много». Тут парнелит О’Гили прервал премьера: «А сколько было в 1880 году изгнаний арендаторов? Тоже много?» По существу парнелиты не спорили с министерством. Парнель полагал, что пока Гладстон отрицательно относится к гомрулю и требованиям земельной лиги, до тех пор они с ним говорят на разных языках и столковаться не могут. Избегая общих исповеданий веры, он только продолжал мешать прохождению билля через парламент. После 22 часов раздраженных дебатов палата разошлась, отложив обсуждение законопроекта Форстера на 31 января [52]52
  Там же, стр. 1702.


[Закрыть]
.

Знаменитое в парламентских летописях заседание 31 января 1881 г. началось с того, что часть либеральной английской партии объявила себя против билля об усмирении. После прений между этими временными союзниками ирландцев и министерством опять явилась обструкция. Парнель изощрял свое остроумие в придумывании новых и новых вопросов и задержек. Он изложил весьма подробно чуть ли не всю историю Ирландии [53]53
  Там же, стр. 1961 и сл.


[Закрыть]
, говорил о совершенно посторонних вещах, затевал в шутку маленькие споры с членами своей партии, вмешивался в чужие речи и заставлял еще раз их говорить и, наконец, объявил, что теперь все парнелиты (30 человек) произнесут каждый от имени своего округа по одной речи.

Прошел вечер понедельника (31 января), ночь, вторник, еще одна ночь, и, наконец, в среду, 2 февраля, после заседания, непрерывно длившегося в продолжение 41 часа, поднялся спикер и произвел свое coup d’état[54]54
  См. Annual register 1881, p. 1, стр. 47–49 (the speaker’s coup d’éta).


[Закрыть]
. Он заявил, что Парнель и его приверженцы нарочно затягивают заседание, что этим наносится оскорбление парламенту, что большинство стоит за принятие билля, и поэтому он, спикер, прекращает дебаты и предлагает приступить к баллотировке[55]55
  Parliamentary debates, vol. 257, стр. 2033.


[Закрыть]
. Гром рукоплесканий консерваторов и либералов встретил это заявление. Ирландцы были поражены: они никак не ожидали такого оборота дел. Предложение спикера было принято. Тогда ирландцы со сжатыми кулаками и горящими глазами [56]56
  Godré-Nemours L. Цит. соч., стр. 70–71.


[Закрыть]
стали выкрикивать угрозы по адресу парламента. Явился Гладстон, бледный, как смерть, и сел на министерскую скамью. Неизвестно, на что решились бы ирландцы, если бы не Парнель. Он счел почву для дальнейших протестов слишком невыгодной и убедил всех своих приверженцев удалиться из палаты. Как только они ушли, законопроект Форстера был единогласно принят в первом чтении.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю