Текст книги "Сочинения в двенадцати томах. Том 1"

Автор книги: Евгений Тарле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 65 страниц)

8

Парнель в парламенте, а Девитт в стране выступили почти одновременно, и обстоятельства необыкновенно облегчили представлявшуюся им задачу: дать новое содержание политической жизни ирландской оппозиции и вдохнуть новую энергию в национальное движение. Сепаратистский идеал фениев, не успевших в своих усилиях, не желавших вводить в свою программу никаких более или менее определенных планов аграрной реформы, тускнел все более и более, ибо народные массы не были им заинтересованы, а парламентские дела под руководством Исаака Бютта шли у ирландской партии вяло, так безнадежно, что перестали понемногу почти вовсе привлекать к себе внимание оппозиционно настроенных кругов ирландского общества. Надоели также донельзя и бесконечная полемика, и разговоры об относительных достоинствах легальной и революционной борьбы, взаимные укоры фениев и парламентариев, а между тем, как и во все эпохи в Ирландии, все сознательные и искренние люди были в большей или меньшей мере настроены оппозиционно, понимали ясно, что бороться с прогрессирующим обнищанием и хронической голодовкой страны они обязаны, что новая теоретическая и практическая программа делается совершенно неотложной потребностью. И когда в 1878 г. Парнель стал признанным лидером парламентской ирландской партии, у Девитта окончательно созрел план организовать полулегальное-полуреволюционное движение среди населения на почве требования аграрной реформы, чтобы таким путем сделать большинство ирландской нации активной силой, действующей армией, как бы всегда готовой поддержать требования парламентских представителей ирландского народа. Парнелю и Девитту (который скромно отводит тут первенствующую роль Парнелю) удалось начать подготовление той соединенной атаки на лендлордов и на английское правительство, которая сделала 1878–1891 гг. таким памятным временем новейшей ирландской истории. Гомруль им удалось соединить с самыми задушевными и сильными желаниями крестьянского сердца, и англичане сразу почувствовали, насколько «скомбинированное» нападение на всю их государственную и экономическую систему опаснее для них, нежели нападения разрозненные. Вожди поколения 80-х годов ставили и решали проблему так. В Ирландии до сих пор (т. е. до конца 70-х годов) постоянно чередовались два течения: одно– «физической силы» (physical force), т. е. революционное, другое – «моральной силы» (moral force), т. е. рассчитывавшее на мирную агитацию и конституционные средства. Революционная угроза волонтеров 1782 г. дала Ирландии самоуправление; мирная агитация 1780-х годов не привела почти ни к чему; восстания Тона и Фицджеральда (1798 г.) и Эммета (1803 г.) не привели ни к чему; мирная агитация О’Коннеля привела к эмансипации католиков, но тут он пожал плоды действий революционеров предшествовавшего и современного ему периодов; дальнейшая мирная агитация в пользу отмены уже не привела ни к чему; революционная попытка «Молодой Ирландии» не привела ни к чему; мирная борьба лиги арендаторов в 50-х годах не привела ни к чему; революционная борьба фениев в 60-х годах не привела ни к чему; конституционная деятельность Исаака Бьютта в 1870-х годах не привела ни к чему. Комбинируя цели – политическое самоуправление и коренную аграрную реформу, – необходимо (говорили новые деятели, выступившие в конце 70-х годов) скомбинировать и средства, которые в былые годы оттого и были бесплодны, что пускались в ход слишком разрозненно. Образ действий Парнеля в парламенте сильно подготовил почву для дружественной кооперации революционных и нереволюционных течений. Едва ли не впервые ирландская речь в палате общин потеряла даже отдаленные признаки какого бы то ни было сервилизма; насколько возможно вдохнуть революционный дух в парламентскую борьбу, настолько Парнель это сделал. Поэтому, когда Девитт поехал в Америку и на ряде митингов в Филадельфии, Нью-Йорке, Нью-Хейвене, Бостоне убеждал и просил революционные элементы о дружеском содействии Парнелю, когда он говорил, что от этого соединения произойдет прежде всего повышение революционного духа во всей политической жизни Ирландии, то аудитория его оказалась очень расположенной ему верить. Программа, предложенная Девиттом в виде, так сказать, почвы для подобной кооперации ирландских партий, сводилась к следующим главным пунктам: 1) главная нужда Ирландии есть нужда в национальном правительстве; 2) ирландская партия в парламенте должна действовать совершенно независимо; 3) необходима агитация в стране в пользу упорядочения земельного вопроса, а также улучшения условий жизни рабочих; 4) необходимо добиваться права носить оружие. Американские фении не только сочувственно отнеслись к этим митингам, но даже приняли на себя организацию некоторых из них. На митинге в Бостоне (8 декабря 1878 г.) вышеприведенная программа Девитта была обстоятельно развита. Между прочим, было выставлено требование немедленного принятия мер к защите фермеров от произвольных изгнаний с арендуемых участков, перехода к системе мелкой крестьянской земельной собственности (посредством выкупа государством земли у лендлордов и распродажи ее мелкими участками либо отдачи в аренду от государства сидящим на данной земле арендаторам). Требовалась также отмена всяких стеснений права сходок, права ношения оружия, национализация первоначального народного образования и т. д. В горячей речи Девитт убеждал фениев в пользе для их же дела внесения в их программу социально-экономических требований, которые сделали бы и идею политического сепаратизма близкой и попятной голодному и темному деревенскому уму. Влиятельные фенианские вожди (Дьюой, О’Рилли) обнаружили полную готовность содействовать осуществлению программы Девитта и поддерживать также и «конституционалистов», если они покажут себя в парламенте принципиальными борцами за самостоятельность ирландской нации, и прежде всего, если они без всяких компромиссов будут бороться против каких бы то ни было попыток английских властей проводить ограничительные и «усмирительные» законы для Ирландии. Но планы Девитта встретили оппозицию в Чарльзе Киккэме, старом сподвижнике Стивенса и О’Лири, о котором мы упоминали, когда речь шла о первых годах фенианства. Киккэм яростно напал на Дьюоя и других товарищей за их мысль оказать поддержку парламентариям, от которых никогда ничего Ирландия дождаться не может, за их «беспринципное» поведение и т. д. Американские фении склонялись в пользу проектируемой кооперации, фении же ирландские разделяли пока в большинстве воззрения Киккэма. Они боялись, что фенианство окончательно распадется, если исчезнет резкая и точная демаркационная линия между их партией и парламентариями. В конце концов, после долгой полемики и переговоров, фенианская организация отклонила принятие программы Девитта, но этот «официальный», так сказать, неуспех не обескуражил ни Парнеля, ни Девитта, ни их друзей: они были слишком уверены не только в поддержке огромных народных масс, которые остались глухи к фенианской проповеди, но и в том, что если не «официально», то фактически фении, разумеется, будут их поддерживать всеми своими средствами, ибо по существу дела всякая революционная сила должна была идти на пользу экономической и политической эмансипации ирландского народа от англичан.

Периодически оживающий в Ирландии в неурожайные годы аграрный террор сказывался совершенно независимо и от фенианства, и от планов Девитта уже с конца 1870-х годов. Были убийства некоторых особенно ненавистных лиц; в апреле 1878 г. погиб от руки убийц лорд Лейтрим, богатейший помещик, с сопровождавшими его слугами. Причиной покушения послужила месть брата одной крестьянской девушки, обесчещенной лордом Лейтримом. Дело в том, что зависимость некоторых категорий фермеров от лендлордов была до самого последнего времени поистине ужасающей: страх быть прогнанным, страх смерти от голода заставлял многие несчастные семьи приносить землевладельцу какие угодно жертвы, и обесчещение женщин не являлось в Ирландии совсем уже феноменальной редкостью. Вся округа прекрасно знала, кто убийцы и где они скрываются, но никто ничего не сказал и не раскрыл, и никто не пострадал по этому делу. В газетной полемике и в дебатах, происшедших по поводу этого случая в палате общин, лишний раз перед английским общественным мнением раскрылись язвы ирландской земельной системы; в Ирландии же убийство Лейтрима послужило причиной дальнейшего возбуждения и агитации среди крестьянских масс.

Эта агитация велась крестьянами самими, и она сильно расчистила путь Девитту и его товарищам. Девитт решил воспользоваться растущим антилендлордским настроением и по поводу одного из многочисленных случаев притеснения фермеров собрал в Айриштоуне 19 апреля 1879 г. огромный митинг, явившийся как бы отправной точкой для вскоре затем образованной «земельной лиги». На митинге поддерживались не требования Исаака Бьютта о «справедливой ренте», о закреплении арендуемых участков за фермером в той или иной степени и форме, о праве фермера продать до срока аренды пользование своим участком другому лицу и так далее, но о том, что ирландская земля так или иначе должна стать собственностью обрабатывающего ее народа, и что эксплуатация фермеров лендлордами должна быть не уменьшена, не ограничена, а уничтожена радикально и навсегда. Семь тысяч собравшихся на митинг разошлись с криками: «Долой лендлордизм! Земля – для народа!».

Движение все более охватывало Ирландию. Фении, несмотря на несогласие многих из самых уважаемых своих вождей со взглядами Девитта, приняли живейшее участие в организации новых и новых митингов, которые бы по образцу айриштоунского могли распространить идею необходимости немедленной борьбы всеми средствами против царящей земельной системы. К великому восторгу Девитта Парнель обнаруживал все большую и большую внимательность к движению, несмотря на то, что ему как лидеру ирландской партии в парламенте, да и во всех вообще отношениях чрезвычайно важна была поддержка католического духовенства, которое и к аграрному движению уже проявило свою враждебность. Парнель приехал, например, на устроенный Девиттом уэстпортский митинг, где собралось около 8 тысяч человек. Его сопровождала к месту сборища почетная «гвардия» из 500 верховых, и весь митинг, ввиду присутствия этого необыкновенного человека, уже тогда оказывавшего огромное влияние на всю страну, прошел особенно приподнято и торжественно. Парнель в своей речи призывал общественное мнение стать активным и карающим судьей всякого лендлорда, который выселит арендатора. «Вы не должны позволить лишить вас имущества, как это было сделано с вашими отцами в 1847 году», – сказал он между прочим. Девитт призывал к необходимости приступить немедленно к организации специально арендаторских обществ для активной поддержки каждого из своих членов в борьбе против произвола лендлордов.

Призрак голода снова вставал над Ирландией. 1879 год в смысле урожая был еще хуже предшествовавшего, и уплата арендной суммы для многих стала совершенно немыслимой. «Не платите аренды!» – таков был популярный лозунг, раздававшийся в наиболее угрожаемых голодом местностях. Митинги Девитта и его приверженцев шли своим чередом и становились все более и более многолюдными. Наконец, 16 августа 1789 г. в Кэстльбэре собралось специально созванное Девиттом собрание для выработки организации и формулировки общих принципов «национальной земельной лиги в Мэйо», которую и решено было провозгласить на этом собрании как новое особое политическое общество с вполне определенными задачами.

На кэстльбэрском собрании Девитт напомнил цифры, приводившиеся экономистами и исследователями ирландских отношений. «Свыше шести миллионов акров ирландской земли принадлежит менее нежели тремстам лицам, из которых двенадцать человек владеют 1 297 000 акрами, в то время как пять миллионов ирландского народа не владеют ни единым акром». Девитт заявлял, что подобная система, истребляющая ирландский народ, терпима быть не может, и что арендаторы должны стать собственниками, а лендлорды пусть получат от государства денежную компенсацию за утрату своих прав на землю.

На собрании этом было решено, что новая лига состоит из фермеров и посторонних лиц, которые согласны содействовать целям и видам этого общества. Цели же, для которых лига образуется, сводятся к следующему: 1) блюсти интересы людей, которых представительством лига служит, и, насколько это в ее силах, защищать их от несправедливостей и капризов со стороны лендлордов, которые бы для того воспользовались своими правами и привилегиями, а также со стороны всякого иного общественного класса; 2) для этой цели лига намерена прибегать ко всяким справедливым, моральным и законным средствам, для того чтобы уничтожить существующую земельную систему и заменить ее такой, которая согласовалась бы с правами и интересами ирландского народа, с традициями и чувствами всей нации; 3) всякая несправедливость, учиненная относительно любого местного фермера (лига ставила себе первоначальным полем деятельности область Мэйо), должна разоблачаться и преследоваться лигой. Назначение слишком разорительной арендной платы, изгнание арендатора и всякий иной произвол и притеснения должны предаваться стараниями лиги широчайшей огласке и встречать упорнейшее противодействие, какое только мыслимо без нарушения законов. Печатать и рассылать по стране, а также наклеивать всюду плакаты с извещениями о совершенных притеснениях, с указанием виновников, назначать публичные митинги в возможно большей близости к тем местам, где совершена несправедливость относительно фермера, и обстоятельно выяснять себе обстоятельства дела, публиковать имена не только лендлордов, распоряжающихся выселениями фермеров, но и тех их слуг и полицейских, которые явятся исполнителями их приказаний, и тех новых фермеров, которые сочтут честным занять очищенные участки земли; 4) лига будет, насколько возможно, помогать материально фермерам, пострадавшим от произвола лендлордов; 5) лига озаботится организацией отдельных местных клубов и филиальных отделений для большей быстроты и осведомленности, нужных ей в ее действиях; она озаботится также деятельной устной и печатной пропагандой для повышения уровня познаний фермеров в земельном вопросе.

Эта резолюция была принята (причем ряд влиятельных фениев активно участвовал в ее проведении), и деятельность новой лиги, приуроченной пока к области Мэйо, стала развиваться с быстротой, внушавшей инициаторам движения весьма розовые надежды.

Руководители лиги принялись за дело с бодростью, хотя и не скрывали от себя трудностей его. Темнота, невежество и забитость фермерской массы поражали их, чем больше им приходилось с этой массой сталкиваться. «Была моральная болезнь, порожденная феодализмом и страхом», – пишет Девитт, и эта болезнь проявлялась в виде унизительнейшего раболепства фермеров не только перед лендлордами, но перед последним лендлордским приказчиком. Экономическое рабство, вечное сознание, что голодная смерть висит над твоей семьей и не падает на нее, пока это угодно лендлорду, страх быть выгнанным с участка делали ирландца либо непримиримым революционером, либо, если на это не хватало решимости, рабом. Впрочем, обстоятельства с осени 1879 г. складывались так, что первый тип и без помощи новой лиги повсеместно становился более и более распространенным.

Страшные дожди уничтожили урожаи, и под влиянием голода революционное настроение быстро росло. Клубы для защиты фермеров быстро организовывались повсеместно, и всюду велись оживленная агитация и полемика против официальных и официозных уверений, что никакого голода нет, а мутят народ «подкупленные агитаторы» (mercenary agitators). В сентябре 1879 г. Девитт и Парнель преобразовали «земельную лигу Мэйо» в «национальную земельную лигу Ирландии». По просьбе Девитта, Парнель согласился быть президентом новообразованной лиги. Любопытную мысль выражал Парнель в частых разговорах с Девиттом: ему казалось, что отдача земли в собственность фермерам до того, как достигнуто самоуправление, опасна, ибо мелкие собственники всегда и всюду являются классом, не склонным к политическим переменам и риску; он временами склонялся скорее к идее того или иного приобретения верховного права на землю ирландской нацией как автономной государственной общиной, а затем уже к отдаче этой земли в виде аренды от государства по участкам отдельным фермерам, конечно, на самых лучших для последних условиях. Начавшаяся борьба уже очень скоро привела к одному из непосредственных своих результатов: аресту Девитта, которому угрожала опасность снова попасть на каторгу, ибо срок его «условного отпуска» не окончился, и одновременному аресту некоторых его товарищей. Парнель немедленно организовал митинг для выражения негодования по этому поводу, и на митинг собралась масса вооруженных людей; полиция и войска были мобилизованы, но не пробовали разгонять собравшихся. Судебное разбирательство ни к чему не привело, ибо обвинение в подстрекательстве к восстанию доказано не было; самый же процесс широко популяризовал идеи новой лиги.

Вскоре после того Парнель и Диллон отправились в Америку для устройства агитационных митингов и сбора пожертвований в пользу «земельной лиги».

9

Как мы уже заметили, в программу предлагаемой работы не входит более или менее подробное повторение того, что было уже нами сказано о Парнеле на страницах «Мира божьего» в посвященном ему очерке [*]

[Закрыть]. Напомним лишь, что американская поездка Парнеля в 1880 г. сильно помогла одному из самых важных дел его жизни: сближению революционеров с «конституционными» деятелями на почве общей борьбы против Англии. В ряде речей, произнесенных в американских городах, через которые ему пришлось проезжать, он обращался к колоссальным толпам ирландцев и американцев, сбегавшимся послушать знаменитого деятеля, с убедительными просьбами помогать всеми мерами «земельной лиге» в ее деле. Он говорил фениям, славная квартира которых по-прежнему оставалась в Америке, что всякий ирландец, любящий родину, должен быть готов пролить за нее свою кровь, но толкать на заведомо безнадежное общее восстание нищее безоружное крестьянство еще нельзя. Парнеля встречали с не поддающимся описанию энтузиазмом. Американское общество, со своей стороны, не уставало приветствовать и чествовать ирландского вождя. Даже официальные лица, губернаторы штатов, посещенных им, принимали участие в торжественных встречах и приемах. Что еще знаменательнее, конгресс пожелал, чтобы Парнель говорил в его присутствии, и представители американского народа с сочувствием выслушали его блестящую речь. За 3 месяца этого путешествия Парнель сделал 16 тысяч миль, посетил 62 города, собрал для «земельной лиги» около 350 тысяч долларов [56]56
  По другим источникам непосредственно в пользу комитета лиги пошло 200 тысяч долларов.


[Закрыть]… Быть может, гораздо важнее было то обстоятельство, что фении, за немногими исключениями, решительно примкнули к «земельной лиге», образовали по инициативе Парнеля американскую лигу для сборов и иной помощи в пользу ирландской «земельной лиги» и вообще с этих пор стали самым деятельным элементом в затеянной Девиттом систематической борьбе против лендлордов. Известие о распущении парламента заставило Парнеля прервать свое путешествие и вернуться. Биконсфильд распустил палату, надеясь на победу во время Выборов, которая подкрепила бы его положение. Вместо победы жестокое поражение постигло старого премьера, и Гладстон, одержавший полную победу, сформировал либеральный кабинет.

Осенью 1880 г. агитация «земельной лиги» продолжалась без перерыва. 19 сентября 1880 г. Парнель произнес в Эннисе свою знаменитую речь, где дал совет подвергать общественному остракизму всякого, кто либо выгонит фермера с его участка, либо исполнит приказ об этом, либо арендует очищенный таким способом участок. Этот совет принес плоды очень скоро, и по имени первой жертвы подобной общественной опалы такой способ стал называться «бойкотом». Одновременно участились аграрные преступления. За осень и зиму 1880 г. их было совершено 1700. В начале 1881 г. либеральный кабинет внес билль, имевший целью предоставить вице-королю обширнейшие репрессивные полномочия ввиду угрожающего положения дел. После упорнейшей обструкции Парнеля и его товарищей, после заседания, протянувшегося 41 час без перерыва, спикер беззаконно прервал дебаты и поставил вопрос на баллотировку. Вопрос прошел, после чего были повторены попытки обструкции со стороны ирландцев, но и они не могли рассчитывать на конечную победу: были вотированы новые правила парламентской процедуры, усиливавшие дискреционную власть спикера, после чего обструкция в палате общин сделалась (в былых размерах) совершенно невозможной. Что касается до репрессивного билля, направленного против Ирландии, то он прошел во всех чтениях в обеих палатах и 2 марта 1881 г. вошел в законную силу.

Почти одновременно с этим средством – запугиванием врага – Гладстон пустил в ход и другое, которое он считал более прочным и действительным. Он решил создать новый аграрный закон, который настолько заметно облегчил бы положение фермеров, чтобы они перестали поддерживать девиттовскую и парнелевскую «земельную лигу». Дело в том, что, несмотря на новый арест Девитта, происшедший 3 февраля 1881 г., деятельность лиги со дня на день становилась все решительнее. Один из лозунгов, данный лигой фермерам, заключался в том, чтобы, если лендлорд взваливает на них непосильную арендную плату, они вовсе не платили, пока он не согласился на уступки; если же ему угодно, пусть зовет полицию и выселяет фермера вон. А выселив, пусть считается с разнообразными видами возмездия, начиная с бойкота и кончая вечной опасностью покушений. Хотя «земельная лига» никогда к аграрному террору не призывала, но всем было ясно, что аграрный террор, проявления которого участились в годы неурожая, сильно увеличил страх лендлордов перед лигой: ведь именно «земельная лига» широко распространяла сведения о всех изгнаниях фермеров и возбуждала ненависть против виновного землевладельца. При таких условиях Гладстону показалось недостаточно много раз применявшихся и всегда недействительных мер, и он решил восполнить часть тех недочетов, которые еще оставались, по его собственному признанию, в системе ирландского землевладения и землепользования после закона 1870 г.

По проекту Гладстона фермер должен получить право свободно продавать свое арендное землепользование до истечения срока аренды кому захочет, если только сам лендлорд не согласится на требуемых фермером условиях расторгнуть арендный договор или же если сделка полюбовно не состоится, на условиях, установляемых в каждом отдельном случае судом; если же лендлорд этим своим правом не воспользуется, фермер продает аренду другому лицу, причем лендлорд имеет право требовать, чтобы из вырученных денег уходящий фермер полностью уплатил весь накопившийся за ним долг и чтобы покупатель был один, а не несколько. В некоторых случаях лендлорд, если найдет нужным, может и вовсе отвергнуть представляемого ему покупателя аренды, т. е. нового фермера, с которым ему придется иметь дело. Далее размеры ренты, которую, не впадая в нищету и вместе с тем не нарушая очевидно интересов лендлорда, может в данной местности при данных условиях платить фермер, определяет суд, куда фермер и может за этим обратиться. При этом устанавливается принцип, согласно которому рента не должна была определяться с общей стоимости участка, считая, кроме стоимости земли, еще стоимость всяких хозяйственных приспособлений и улучшений, сделанных либо самим фермером, либо его предшественниками: лендлорд, следовательно, имел право рассчитывать на доход только с принадлежащей ему земли, а не с тех хозяйственных ценностей, которые создал фермерский труд. Впрочем, на практике трудно было фермеру доказывать, что те или иные улучшения сделаны предшествовавшими фермерами, а не самим лендлордом, и это в значительной мере парализовало благодетельность провозглашенного принципа. Установленная судом «справедливая рента» должна иметь силу 15 лет, в продолжение которых лендлорд не имеет права выгнать фермера или возвысить размеры ренты; на фермере же лежит непреложная обязанность аккуратно эту ренту выплачивать, иначе лендлорд может его удалить. По прошествии 15 лет суд снова установляет размеры ренты на новые 15 лет. Чтобы как-нибудь ликвидировать ужасные последствия последних неурожайных лет, когда произвол лендлордов был особенно необуздан, – билль Гладстона давал судам право объявлять недействительными письменные контракты, заключенные под угрозой изгнания фермера с участка, если только фермеры обратятся в суд за назначением им «справедливой ренты»; для расплаты с долгами, накопившимися за фермером в последние 3 года, правительственная комиссия выдает ему ссуду, выплата которой может быть разложена на 15 лет. В качестве высшей инстанции, которая рассматривает жалобы лендлордов и фермеров на решения и расценки обыкновенных судов, был учрежден апелляционный суд, который и решал дела окончательно. Наконец, правительство приняло принцип, широко и совсем по-иному развитый, спустя 22 года, в законе Уиндгема: было решено, с одной стороны, скупать при удобном случае лендлордские поместья и по дешевой цене в рассрочку продавать их участками фермерам, а с другой стороны, выдавать ссуды фермерам, желающим: приобрести в собственность свой участок, на льготных условиях погашения этого долга казне.

Таковы были общие принципы земельного гладстоновского билля 1881 г. Он составляет эпоху в истории Ирландии потому, что нанес страшный удар бесконтрольному до сих пор произволу лендлордов. То, чего долго и тщетно домогался Исаак Бьютт, было в принципе почти целиком дано Ирландии. Произвольные выбрасывания вон фермерских семей были очень и очень затруднены; государство выступило третейским судьей в установлении размера арендной платы и в целой массе других вопросов, где прежде царило исключительно благоусмотрение лендлорда; было признано право фермера продавать свое землепользование. Принципиально ирландский «феодализм» был потрясен в самом основании, и девиттовская «земельная лига» эту сторону вопроса понимала и признавала вполне; но ни Парнель, ни Девитт, ни остальные руководители лиги не сомневались, что и суды обыкновенные, и апелляционный суд будут склонны пользоваться неопределенностью термина «справедливая рента» скорее в пользу лендлорда, нежели в пользу фермера; что фермер часто принужден будет и не доводить дела до апелляционной инстанции, ибо у него по будет средств для покрытия судебных издержек; что вследствие оппозиции (особенно сильной в палате лордов) в гладстоновский билль вошли такие будто бы мелкие, а на практике крайне важные вставки, пояснения и оговорки, что лендлорды смогут очень многое в этом неприятном для них законе свести к нулю. Все эти опасения в значительной мере и оправдались впоследствии, но пока, в 1881 г., при всем сдержанном и даже холодном отношении к этому акту, при всем стремлении не давать народу слишком уже восторгаться мероприятием Гладстона, при всем желании постоянно напоминать населению, что этот акт есть лишь вынужденная полумера, руководители лиги со справедливой гордостью подчеркивали, что гладстоновский закон вырван у англичан борьбой, агитацией, страхом перед аграрной революцией, а не кроткими и убедительными просьбами, в которых провели весь свой век Исаак Бьютт и его друзья, так и не дождавшиеся исполнения своих требований, осуществленных теперь почти целиком в акте 1881 г. Да и в глазах всего ирландского общества как бы оправдывалось замечание, сделанное одним членом парламента, что ирландцу только тогда есть толк подходить к английскому министру со своими требованиями, если у него при этом в руках голова лендлорда. Сам Гладстон спустя 12 лет сказал: «Я должен признать, что без земельной лиги акт 1881 года не попал бы в свод законов».

Парнель и «земельная лига» с удвоенным рвением принялись за агитацию, возбуждая всюду недовольство политикой правительства. Нужно сказать, что на этот раз даже такой тонкий, проницательный и осмотрительный политик, как Гладстон, впал в ошибку, в которую часто впадали не идущие ни в какое сравнение с ним тупые полицейские умы: он полагал, что можно в эпоху сильного общественного возбуждения успокоить страну какой-нибудь половинчатой аграрной реформой, оставляя в то же время в полной силе всякие политические притеснения и отказывая населению в гарантиях личной неприкосновенности. Закон, расширявший полномочия вице-короля, был в полной силе, и «главный секретарь по делам Ирландии», назначенный на эту должность Гладстоном, Форстер, широко пользовался дискреционной властью, предоставленной ему в это тревожное время.

О Форстере мы уже говорили в той главе, где описывали впечатления английских путешественников, приезжавших в Ирландию в эпоху страшного голода 1846–1847 гг. Форстер был тогда юношей и содрогался от негодования, говоря о том состоянии, до которого доведена несчастная страна. Он писал тогда, что ни один истинный христианин в Англии не имеет нравственного права спокойно пользоваться благосостоянием, пока на соседнем острове творятся такие неописуемые ужасы… Но все это он писал 35 лет тому назад. Теперь же в качестве умудренного опытом государственного мужа он старался путем разнообразнейших репрессий подавить в Ирландии аграрную смуту и уже не думал ни о каких сентиментальностях. Судя по его характеру и наклонностям, при других условиях из него выработался бы один из тех сановных палачей, имена которых навсегда ложатся позором на породивший их народ; в Ирландии же, где конституционные гарантии были только временно подавлены, но не уничтожены, такого простора действий Форстеру дано не было; тем не менее он использовал свою власть в полном объеме. Борьба полиции, охранявшей лендлорда, с фермерами, нападавшими на них, кипела во всех частях Ирландии; процессы и тюремные заключения следовали друг за другом. «Земельная лига» крепла все более и более. Зимой 1880–1881 гг. она в среднем получала около тысячи фунтов стерлингов в неделю на свои нужды от членов и посторонних жертвователей. На эти деньги поддерживались семьи изгоняемых фермеров, велись процессы против лендлордов, организовывалась защита обвиняемых в аграрных делах, издавались агитационные листки и брошюры. Форстер и его главный помощник Борк не успевали хватать и сажать в тюрьму. Был затеян процесс и против Парнеля (еще до земельного билля) по обвинению в подстрекательстве к восстанию, но 26 января 1881 г. он был оправдан. В 1881 г. действия Форстера и Борка стали еще решительнее и жестче. Пользуясь расширением своей лиги, они особенно преследовали всякие попытки дискредитировать новый земельный акт Гладстона и устами своей прессы провозглашали, что каждый истинный друг ирландского народа должен смотреть на этот закон как на разрешение аграрного вопроса. Гладстон сам не скрывал от себя, что Парнель страшно вредит всем правительственным начинаниям. Вот что между прочим писал премьер Форстеру 8 сентября 1881 г.: «Уменьшить число последователей Парнеля отвлечением от него всех добронамеренных людей – вот что кажется мне ключом ирландской политики в настоящий момент». 14 сентября состоялось собрание членов лиги в Дублине. Здесь было выработано такое отношение к земельному закону: фермеры, конечно, должны пользоваться льготами, предоставляемыми им новым актом, но под постоянным и бдительным руководством «земельной лиги». А кроме того, лига продолжала считать своим первым долгом не прекращать агитации среди фермеров, постоянно напоминая им о необходимости дальнейшей борьбы. Форстер жаловался Гладстону и просил разрешения (или, быть может, вернее «благословения», ибо право-то он и сам имел) арестовать Парнеля. Но Гладстон колебался. Тогда Форстер решил прибегнуть к провокации. Зная, что Гладстон едет в Лидс произносить там большую политическую речь, Форстер писал премьеру: «Я полагаю, что вы большое добро сделаете, если будете в Лидсе укорять Парнеля за его действия и политику». Форстер много рассчитывал на ответную речь Парнеля, и обстоятельства показали, что он не ошибся, 7 октября Гладстон действительно произнес в Лидсе речь, в которой объявлял, что Парнель сеет смуту, что он сочувствует аграрным преступлениям, что он не дает спокойно существовать Ирландии и что «еще не все средства истощены, какие цивилизация дает для борьбы против подобных агитаторов и их сторонников». Ровно через 2 дня Парнель ответил на эту речь своей речью, произнесенной на многолюдном собрании в Уэксфорде. Суть ответа заключалась в том, что «ирландец, не желающий попасть в руки своего вечного вероломного и жестокого врага – англичанина, – не должен разоружаться никогда, особенно по поводу таких именно рассчитанных на «разоружение» актов, как закон 1881 года». В частности о Гладстоне, намекая на угрожающий тон его речи, Парнель выразился так: «Это хороший знак, что маскарадный странствующий рыцарь, этот претендент на титул поборника прав любой нации, кроме ирландской, принужден был сбросить с себя маску теперь и стать открыто пред нами как человек, который по собственным своим заявлениям, готов внести мечь и огонь в ваши жилища, если только вы не покоритесь униженно ему и лендлордам этой страны». Речь была чисто боевая и дышала ненавистью к Гладстону и англичанам.