Текст книги "Пандемия (СИ)"
Автор книги: Евгений Ермаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)
–Почему же вы не уйдете?
Демичев глянул тоскливо. Плеснул себе еще виски.
–Куда уходить, Антон? Здесь хоть какая-то жизнь налаженная... По-человечески только коммунисты и живут. Сам видишь– электричество, водопровод. Правда, только утром и вечером, но все равно! Рабочие места в мастерских. Люди работают, не сидят без дела! Дисциплина военная, тут уж говорить не чего. Сталинщина. А куда деваться? Управлять общиной сложно. Народ разношерстный. Поди, проверь, что у кого в голове! Да, конечно, перегибают палку. Чуть что– в тюрьму. Опоздал на работу, рассказав анекдот про вождя, бутерброд украл в буфете – в тюрьму. Но если играть по правилам, то жить здесь можно. Коммунисты, конечно, с большими тараканами в голове, но пока что я иного выхода для себя не вижу.
–И порядки как при Сталине? – хмыкнул Левченко, допивая чай.
–Теперь да. Затянул наш Фарин гайки, но так было здесь не всегда. В общем, многое они правильно говорят. От каждого по возможности, каждому по труду, все общее, все на равных правах.. Ну да, проходили уже. Все равны, но некоторые равнее других. Сначала свобода слова и мыслеизъявления здесь была. Листовку даже печатали поначалу – "Голос рабочего" для людей из мастерских. Радиостанция работала !
А потом они вдруг глушилку включили в префектуре. Чтобы ни один вражий голос в город не проник. Поступила, значит, информация в политуправление, что радиостанция наша принимает вражеский сигнал из Москвы. Якобы, чуждая по духу волна, и враждебная по содержанию. Пытались, дескать, подорвать веру народа в вождя, опорочить, сломить дух общины... Так вот руководство это решительно пресекло. Радиостанцию закрыли рано утром, а на следующий день типографию опечатали. Чтоб ни у кого в голове сомнение по поводу правильности нашего пути не возникло. И понял я, Антон, что коммунисты в принципе больные на всю голову. Сколько бы они не говорили о своей обновленности ,а вижу, что все та же у них разруха в головах.. Снова те же ошибки. Ничему не учатся.
–А кто такой Фарин?
–Дак это и наш вождь... Ты ешь, не стесняйся! Чего смотришь? Насмотришься еще на меня.. Худющий какой.. Тебе же есть надо. Питаться усиленно. Вот и налегай... Внешне Фарин на Ленина сильно похож. Но старый уже, лет семьдесят ему. Наверное, Ленин так бы и выглядел, если бы дожил до старости.. Лысый фанатик... Кстати, не поверишь, Антон! До мора он и работал Лениным в Москве!
Был такой Театр двойников, антрепризный, так там человек сорок двойников известных людей работали, заколачивали бешеные деньги. Ставили политические спектакли, гастролировали. Текучка была большая, все время кто-то уходил, кто-то приходил. Брали туда всех, главное, чтобы походи были на оригиналов. Гитлер даже был, но говорят, даже спустя столько времени непопулярен был, освистывали все время. Муссолини проездом антрепризу давал, не поняла публика. Не наше...
А потом кончилась лафа. Выгнали нашего Фарина из театра, он же завхозом там был. Начал директор замечать, что реквизит пропадает, ну и турнули без разговоров.
Он потом то на Арбате халтурил, то на Красной площади. Да везде ведь отстегивать надо было. Конкуренты его здорово не любили, везде свои Ильичи уже были. А как же, популярная личность, так еще и столетие со дня смерти вождя подоспело, вообще ажиотаж дикий в стране начался! Просто культ личности какой-то.. Сталина даже оттеснили. 24й был годом Ленина, и все, что было связано с ним, пользовались большим успехом. Труды вождя пролетариата снова стали изучаться в школах и институтах. Сувениры везде продавались с его изображением. Футболки, матрешки, плакаты... Вновь пошел он в массы, помешательство какое-то было... Словом, Фарин наш, вместо того, чтобы деньги загребать на волне популярности Ульянова-Ленина, неожиданно потерпел полный крах. Начали его конкуренты поколачивать. Один раз в больницу попал, сильно его отделали по пьяной лавочке. Два ребра сломали, челюсть, по почкам прошлись, глаз левый повредили.. Говорят, ногами долго били, когда упал уже.. Думал, лежачего не будут, да куда там... Избили Ильичи конкурента.
Вышел Фарин из больницы, и понял, что завязать придется. А похож ведь был до крайности! Ну, переехал в Новинск, решил начать все заново, завязать с Ильичом. Парик купил, усы висячие отрастил, очки стал носить... Устроился на непыльную работенку редактором-корректором в издательстве. Потом книжку свою написал, "Триумф красной доктрины". Я читал – бред дикий, скажу тебе по секрету. А потом, незадолго до мора, партию свою коммунистическую организовал, решил за старое взяться. Тогда же конфуз с пенсиями случился. Фарин-то наш уже прикидывал в деревню уехать, жить себе спокойно на склоне лет подле какой-нибудь бабенки, до женщин вождь был охоч... Пенсия у него хорошая выходила, оформили ему стаж задним числом, якобы с 14 лет работал, а потом государство взяло, да и урезало пенсию. Цена на нефть опять упала ниже плинтуса. И снова пришлось вождю на работу устраиваться. А кем? Зрение слабое, редактором в издательстве не поработаешь. Ильичом? Фактура уже не та, молодых конкурентов девать было некуда. Он и создал свою партию, "Красный Оплот". Сначала их штаб-квартира была в клубе, затем уже в префектуру перебрались, когда власти не стало.
–Кому же он нужен был? – Антон недоумевал.
–Что ты, он такие митинги собирал, ты б его послушал! Соловьем заливался с трибуны... Пенсионеры очень его любили слушать. Партийные взносы принимал хорошие, на это и жил. Книжки писал, под диктовку записывали. Ну а потом мор случился, тут уж он был как рыба в воде, Мессией себя возомнил. И ведь самое печальное, верят ему. Старый, но идут за ним люди, хотят во что-то верить.. А Фарин дает надежду. Дескать, наша рабочая коммуна выстоит и переживет любую пандемию. Станет только крепче. Ага.
Умеет Фарин за собой народ увлекать, этого у него не отнять. Заберется иногда на подиум на площади Согласия, выбросит вперед руку, как Ильич и начнет умы пленять многочасовыми речами. Слушаю иногда, бред сумасшедшего, а народ в рот ему смотрит! Я понимаю, почему Гитлер был так популярен в свое время. Сумасшествие вообще вещь заразительная, брат! Харизматичный очень. Говорят, раньше с открытым ртом его слушали, женщины лечь под него были готовы, а мужики калаши взять и в огонь и воду за него...
Кстати, у нас ведь женщин всего пять, и они... как бы сказать... общие... Не очень этично, зато никакого недовольства... Все в порядке. Особенно Ниночка, пианистка, успехом пользуется. Ну, ты видел ее в клубе. Ох, баба-огонь! Такие штуки знает..
Демичев крякнул, раскрасневшись от выпитого.
–Пробовал Фарин сначала полиандрию запретить, да такое волнение поднялось, что он всерьез начал опасаться за свое здоровье... Да что мы все о коммунистах, надоело уже. О себе расскажи. Кто таков, откуда пришел, что здесь ищешь...
Антон вкратце описал ему цель своих поисков. Демичев откинулся назад и расхохотался от души. Казалось, люстра покачнулась, звеня стекляшками. Антон начал привыкать к подобной реакции.
–Ну ты, брат, из Питера сюда только за этим пригнал?
Он снова зашелся в смехе. Потом утер глаза и посмотрел на Антона серьезно.
–Наслышан я про чудачества всякие, но ты всех превзошел. Без обид, пацан, но таких людей не существует.
–А я верю, что найду такого человека, чувствую. – начал пунцоветь Антон.
–Дай-то Бог, как говорится, да только я б не стал на это жизнь свою класть. Глупо. Хотя, скуки ради... Будь я помоложе, может тоже отправился бы искать какую-нибудь Чашу Грааля, или меч Короля Артура. Только чудес не бывает. Давно бы нашли такого человека и в лабораторию изолированную заперли бы, да что-то не нашли не одного. А теперь уж и тем более...
Помолчали, разглядывая клеенку.
–А женаты вы были ? Раньше? – спросил Антон, прерывая затянувшееся молчание.
–Да, была у меня невеста. – понурился Демичев. -Звали ее Оля. Только было это давно...И кажется теперь, что это все мне приснилось...
–А дети у вас были? – осторожно спросил Левченко.
–Оля была беременна, у нас должен был родиться мальчик. Делали УЗИ, мальчик был появиться здоровый, к тому же, мы собирались провести генетическую коррекцию. У него была предрасположенность к развитию близорукости, по женской линии. У Оли было слабое зрение, носила всю жизнь контактные линзы. Да мы откладывали это, не хотели вмешиваться в дела природы.
А потом... Это было зимой.. Оля ехала в метро с работы. У нас метро ведь было в Новинске, две ветки. Город небольшой, но все ж таки. С самого начала, как город заложили, так и метро стали проектировать. Новинск наукоградом был когда-то, много здесь ученых жило. Большое конструкторское бюро, так что решили, что без метрополитена несолидно.
Оля работала учительницей в младших классах, довольно далеко от моего дома. Жили мы вместе, но я не всегда мог ее подвозить на машине. Она была на восьмом месяце, и ее толкнули в метро... Она запомнила, что это была немолодая женщина, лет пятидесяти с гаком. Старая дева с явно неудавшейся личной жизнью. Такие всю жизнь винят других в своих неудачах. Копят злобу на других людей, особенно на молодых женщин, у которых с этим все в порядке... Оля интуитивно почувствовала все это.
Женщина грубо толкнула ее, и Оля упала на лестнице. Это был переход с одной ветки на другую, там в конце идет много ступеней... Тетка еще проговорила со злостью, когда толкнула Олю "Беременные, а туда же, в метро прутся! Куда тащишься с брюхом!"
Оля упала на живот, скатилась вниз, сильно ударилась. У нее началось кровотечение, доставили в больницу... А женщина просто уехала.. Ее не нашли, хотя я подавал заявление в милицию. Да разве они могут кого-то разыскать... А Оля сказала в больнице, что это расплата за грехи. Ничего не бывает просто так, и если мы потеряли ребенка, значит, не судьба... Мы словно стали чужими друг другу после этого. Надлом какой-то произошел в отношениях.. А однажды Оля ушла, пока я был на работе. Вечером я нашел лишь записку, она просила не искать ее. Уехала куда-то в другой город, и я действительно не смог ее найти. Может, и вправду, не судьба нам было жить с ней вместе? Я знал ее лишь два года без малого... Как-то так быстро все получилось, и встретились мы в метро... Я просто увидел ее, сидящую с книгой и спросил, что она читает... Не помню, что она ответила.. Я во все глаза смотрел на нее, и сразу влюбился. Проехал обстановку, вышел с ней совсем в другом районе, опоздал на работу. Помню только ее серо-голубые глаза. Глубокие, бездонные, как озера... Я тонул в них каждую ночь.
Много дикого, звериного в людях, Антон. Слишком много. Животное начало, понимаешь! И никак его из людей не вытравишь... Сейчас и тем более, зверье одно вокруг... Знаешь, иногда мне кажется, что все вокруг с ума посходили. По сторонам смотрю, и голова кругом идет. Кто-то в песочнице в красных играет, кто-то в белых, серо-бурмалиновых, генерал вон в солдатиков не доиграл – теперь наверстать решил. Морит людей, упырь; видать батя его здорово в детстве бил. Вырос мальчик, и решил на других отыграться... Про срединных из Второго сектора вообще не говорю – у них от казино лишь вывеска -внутри одна большая психушка в восемь этажей... А какой-нибудь невидимый дядька сидит наверху, над нами, и наблюдает – как мы себя ведем. Забавляется от души, небось...
Словно всем сказали, что вместо кислорода теперь дурманящий газ, и крыша у людей поехала. И народ поверил, и вжился в роль так, что действительно с катушек скатился. Если долго играть роль, неважно какую – психопата или мучителя, в конце концов, им и становишься...
Он прервался, налив себе еще виски и махнул полный стакан, не закусывая. Занюхал рукавом. Глаза смотрели сквозь бутылочное стекло, не видя его...
–Максим... – произнес он наконец глухо.
–Что? – переспросил Антон, еле разобрав что он произнес.
–Максим. Мы назвали его Максим – большой, великий. Я хотел, чтобы он вырос и стал хорошим человеком. Но не вышло...
У подъезда тормознула останавливающаяся машина. Демичев вздрогнул, отрываясь от мрачных воспоминаний.
–Антон, глянь-ка, кто там.
Антон глянул сквозь тонкий тюль на проезжую часть. Длинный, высокий, как вагон, черный джип мягко подкатил к подъезду.
–Тачка какая-то навороченная. Вроде джипа...
–Это один из жильцов наших, в префектуре работает. Важная шишка! А у нас тут ночью воронки, знаешь ли, каждую ночь приезжают, суки. Раньше это были модификации ГАЗ, или ЗИС. Сейчас это легковушки "Лада Суприм". Название изменилось, суть та же. Забирают кого-нибудь из жильцов, и в Управление, вычищают неблагонадежных.
–Прямо посреди ночи? Что же это за дикость такая? – Левченко никак не мог поверить в то, что слышал.
–В нашем пролетарском доме вообще ночью не спят. Не знают, за кем приедут, вот и готовятся все. У нас триста жильцов в доме, вещи пакуют, ценности прячут. И хоть бы кто сопротивлялся... Нееет, брат. Идут как овцы... Обидно, понимаешь... А я просто так не сдамся.
Он поднялся, вышел в прихожую и вытащил из висевшей куртки кобуру с Макаровым и с гордостью показал Антону.
–Видал, штука какая! Положу всех троих, если придут за мной. Они всегда по трое ходят. И деру дам. Я уж давно чую, придут по мою душу скоро. Не нравлюсь я им, чужой по духу. Вроде слова говорю правильные, но всегда можно узнать, как человек к тебе относится. Из политуправления со мной пару раз беседовали ребята. Дружелюбные с виду, дорогим товарищем называют, чуть целоваться не лезут, а глаза цепкие, хваткие. Насквозь видят. Не важно сколько бы они не пили вечером за твое здоровье, наутро ревизоры снова становятся ревизорами... (Хазанов, Коза)
Насчет твоих поисков– у меня много знакомых, поспрашиваю, вдруг кто-то что-то слышал.
Тут Демичев глянул на часы-ходики, показывавшие без четверти девять вечера, и словно очнулся.
–Слушай, дружище! У нас же мероприятие сегодня проходит в цирке! Шоу месяца, гастроли бродячего цирка ! Я совсем забыл, а ведь уже началось! Давай сходим! У меня, правда, только один билет, но я тебя проведу, не волнуйся. Посмотришь, как развлекается местная публика...
–Почему бы и нет? – пожал плечами Антон.
–У тебя денег местных нет, полагаю?
–Нет, не обзавелся...
–Вот, держи – Демичев сунул ему в руку тонкую пачку бумажек. -Это кредитки. Действительны для предъявления в городе и пригородах.
Наскоро собравшись, они спустились в потемках по лестнице, и направились к цирку, расположенному на площади Согласия в трех кварталах от пролетарского дома.
–А вот и цирк! – весело воскликнул Демичев, указывая на светящееся морем огней здание на площади. – Именно здесь люди проводили бы все свои вечера, если бы коммунисты пришли к власти в стране! (перефраз Хантера Томпсона о цирке Сиркус)
Это было массивное сооружение из стекла, стали и бетона, построенное в форме цирка шапито, то есть большого шатра. Яркая аргоновая вывеска красовалась над куполом – "Красная Арена". На площади было безлюдно – представление уже шло.
Яркая размалеванная афиша красовалась на стенде у дверей – "Бродячий Цирк Шапито "Солей" представляет! Только сегодня – репризные клоуны, акробаты под куполом цирка, факиры, заклинатели змей, шпагоглотатели и гермафродиты, извергающие огонь! Дрессированные медведи и индийское слоны! Чудеса левитации! Магический хула-хуп ! Мистические исчезновения и превращения! Все лучшее сегодня в нашей программе для вас!
–Черт, начало пропустили! – с досадой бросил Демичев, мимоходом рассматривая афишу. -Ничего, еще не поздно...
Просторный вестибюль утопал в электрическом свете – роскошь, которую могли себе позволить только коммунисты. Взбежав по лестнице наверх, Демичев подошел ко входу в зал, показал пригласительный билет какому-то худенькому пареньку в жилетке и кивнул на Антона
–Он со мной...
Наступая на чьи-то ноги и смущенно извиняясь, Антон вслед за Демичевым пробрался по шестому ряду к местам в центре ряда; мебельщику всегда бронировали места в партере, его ценили в общине.
Был полный аншлаг – галдевшая и дымившая папиросами публика забила зал под завязку. Почти все были в кожанках, многие сидели с оружием. Кто-то примостился на ступенях в проходах, стояли даже у входов в зал.
А на круглой арене, посыпанной песком, вовсю шло представление– импозантный атлетически сложенный мужчина в облегающем серебристом трико глотал длинную шпагу, запихивая ее себе в глотку. Длинная шпага зашла по самую рукоять, торчавшую изо рта. Наконец, он засунул и ее, закрыл рот и поклонился публике, взорвавшейся аплодисментами. Затем изверг пламя изо рта.
–Дают, черти! – одобрительно хлопал слева Демичев. Потом сунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Он был навеселе после выпитого.
Следующим номером коротышка конферансье с шикарными торчащими горизонтально усами и в смокинге с фалдами, объявил номер с исчезновением.
На сцену вынесли два длинных ящика– пенала и поставили на песок в нескольких метрах один от другого.
–Уважаемые товарищи! Представляем вашему вниманию номер с исчезновением! – вещал конферансье в микрофон. – Но нам требуется доброволец! Кто-нибудь желает поучаствовать?
Желающие долго не объявлялись. Наконец, конферансье подбежал к кому-то в первом ряду и вытащил упирающегося человека на сцену. Это был немолодой дядька со сплющенным задом, явно занимавшийся сидячей конторской работой. Он смущенно оправлял кожанку и не знал, куда девать руки. Ему одобрительно свистели.
–Степаныч, не робей! Мы с тобой!
Работяги в зале хлопали, свистели, лузгали семечки. Атмосфера была самая непринужденная.
Цирковые клоуны, одетые в ярко-красные костюмы с белоснежными манишками, помогли смущенному человеку забраться в один из пеналов. Публика во все глаза следила за происходившем на арене.
Затем высокий человек, почему-то одетый кучером, вынес корзину со шпагами и саблями, принявшись методично втыкать их в пенал, пронзая его насквозь. Шум в зале стал затихать. Все заворожено смотрели на пенал, пронзенный десятком клинков.
–Что ж вы делаете с ним, гады... – раздался в тишине чей-то непосредственный голос. Кто-то прыснул от смеха.
–Уважаемые товарищи! Гарантируем, что доброволец не пострадает! – взял слово конферансье.
Человек-кучер вытащил поочередно все сабли со шпагами и открыл дверь пенала. Внутри было пусто. Публика ахнула.
–Вы наблюдаете чудеса магии в действии! – восторженно гремел ведущий.
Затем артист подбежал ко второму пеналу и распахнул дверь. В ящике стоял мужичок-доброволец, все еще смущавшийся. Человек-кучер помог ему выйти . Зал взорвался аплодисментами, успех был полный.
–Как они это делают? – восторженно заорал Антон на ухо Демичеву. Тот только пожимал плечами.
Следующим номером шли ростовые куклы. Это были клоуны, наряженные большими куклами, изображавшими, как увидел с удивлением Антон, Ленина и Троцкого. А точнее, не Ильича, а самого товарища Фарина.
Клоуны вышли на арену, сели на стулья и принялись травить анекдоты. Это действо называлось политическим отделением программы.
–Наша фабрика выпустила новую продукцию. Трехcпальная кровать – "Ленин всегда и везде с нами", шоколадные конфеты "Ленин в шоколаде", предмет женского белья – "Ленин в горках",
фонтан «Струя Ильича», коньяк «Ленин в Разливе» и мыло «По Ленинским местам». Продукция пользуется бешеным спросом у населения! – выпалил скороговоркой первый клоун, облаченный в куклу Ленина и замер, ожидая от аудитории взрыва смехов и аплодисментов. Однако, реакция публики была совсем другой. Все молчали, разглядывая клоунов. Было слышно гудение ламп под потолком. Клоуны немного растерялись, но продолжили.
–А когда я учился в институте, то вот следующее удалось прочитать на паpте. "Белую березу на коленях разрубил движением pуки. Мужики спpосили: "Кто ты? " – "Ленин". Тут и обалдели мужики". – вещала кукла Троцкого.
–"Товарищи рабочие и крестьяне, солдаты и матросы !" – крикнул Ильич и забрался на броневик – "революция будет завтра, а сейчас..." – он дернул подтяжки – "ДИСКОТЕКА!!!".
Недоуменный шум прокатывался по залу. Люди начинали перешептываться, переговариваться. Кто-то привстал с места, чтобы получше разглядеть клоунов. А те на свою беду продолжали травить байки, неправильно истолковывая смущение аудитории.
Антон и сам не понимал, почему невинные анекдоты вызвали такое недоумение у публики. Истинное значение происходящего он осознал чуть позже.
Финал выступления ростовых кукол наступил через несколько минут.
–У Владимира Ильича было большое сердце. Бывало...
–Что нам сердце! У нашего славного товарища Фарина фары во! – кукла Троцкого сделала огромные глаза сложенными в букву "О" пальцами.
И это было последней каплей. Все повскакали со своих мест. Разом начался страшный ор. Кто-то пальнул в потолок. Антон, вскочивший вместе с остальными, видел как в партере с места поднялся с остальными невысокий лысенький человек с бородкой, в профиль разительно походивший на постаревшего Владимира Ульянова, что-то сказал человеку, стоявшему справа от него. И на сцену повалили люди в кожанках. Перво-наперво, они повалили на песок клоунов, яростно вытряхивая их из недр кукол. Один из них надевал наручники конферансье. Еще несколько человек пробежали за кулисы.
–Идиоты! -орал Демичев. В общем гвалте его слышал только Антон. – С ума посходили, что ли, такое говорить!
–Что случилось? – кричал Антон, все еще ничего не понимавший.
–Провокация! Диверсия! – орал Демичев, бешено вращая глазами. – Ты же сам слышал! Теперь им полный копец! Договорились!
Через несколько минут все было кончено. Всех артистов спешно повязали и выводили по одному-двое через выходы на улицу, к воронкам. Представление кончилось. Публика все еще стояла, не желая расходиться, и освистывала каждого выходившего артиста. На бедных циркачах лица не было, и Левченко их прекрасно понимал.
–Пока эти идиоты травили про Ленина, это еще было терпимо, но когда они перешли на нашего вождя, это уже было за гранью.
– И что же с ними теперь будет? – спросил Антон, не до конца веривший глазам.
–Посадят. Возможно, расстрел за публичное оскорбление вождя, злостную провокацию и клевету, наговорили они более чем достаточно.
Антон выпал в осадок. Арест труппы не укладывался всего голове. Демичев за рукав потянул остолбеневшего парня к выходу.
–Пошли, друже. Здесь больше делать нечего!
Вместе с другими они вышли на улицу и направились домой. Народ, шумно галдя и обмениваясь впечатлениями, расходился кто куда. Неудачливых артистов все еще отвозили на легковушках. Кучка людей в кожанках стояла недалеко от машин следственного управления и посыпала циркачей матом.
–Куда же их везут? – спросил Антон.
–В управление, знамо дело. Это здание возле префектуры, там размещается наша следственная власть. Что-то вроде московской Лубянки. Здание, которое никогда не спит, так у нас называют этот дом. Многие, попадая туда, уже не возвращаются. Кому-то дают срок, а кто-то... просто пропадает без следа. Там и подвалы есть для расстрелов. Не дай Бог узнать, что в них творится.
–У вас и смертная казнь действует?
–Конечно. Думаешь, что грозит этим клоунам за то, что высмеяли и опорочили нашего вождя на глазах у всей публики? Нет, брат, тут или пожизненное, или расстрел. Они теперь все без исключения политические преступники, посягнувшие на самое святое. Совершили преступление, относимое к самым тяжким. Тут вышка светит.
–Ну и порядки у вас в двадцать первом веке...
–Эх, Антошка! Да без разницы, какой сейчас век.. Двадцать первый, двадцатый, девятнадцатый. Техника, машины совершенствуются, а нравы и наклонности остаются все теми же, первобытными! Так было всегда, и так оно и останется. Каких бы высот человек не достиг, да только все равно по натуре своей он останется хищным, жестоким и хитрым животным. Человек всегда будет убивать себе подобных. Ничем это не вытравишь...
Они свернули на проспект, подходя к пролетарскому дому , где жил Демичев. Внезапно Антон, задев рукой бок, похолодел – портупеи не было. Только сейчас он вспомнил, что оставил оружие в цирке, повесив его на ручку кресла.
–Черт! Проклятье! – он с силой врезал себе по лбу. Посыпались искры.
–Ты чего, парень!
–Стечкин... Я ставил его там, на ручке кресла... – добавил Антон обреченно.
–Эх ты, голова садовая! Завтра вернемся за ним.
–Цирк еще открыт?
–Думаю, да. Там ведь вахтер, круглосуточная вахта...
–Тогда я сбегаю назад, захвачу оружие и вернусь.
Демичев заколебался.
–Не стоит. Никуда она не пропадет. Да и пришли мы почти..
–Нет, раз есть вахтер, я сбегаю!
–Антон, подожди! – крикнул ему Демичев, но Левченко уже мчался вприпрыжку обратно к площади Согласия.
Дорога обратно бегом заняла у него минут десять, не больше. Шатер уже был погружен во тьму, огни на фасаде потушены, лишь в вестибюле горело дежурное освещение. Площадь была пустынна, публика разошлась. Время было позднее, а честные труженики ремесленных мастерских вставали на работу рано.
Антон, запыхавшись, подлетел к стеклянной двери, дернул за ручку. Закрыто.
Рядом с дверью он заметил звонок и отчаянно затрезвонил.
–Кто-нибудь! Откройте! Вахта! Эй!
Слева от рецепции вестибюля появился пожилой вахтер с лоснящимися лампасами и в форменной фуражке с кокардой.
–Чего бузишь, малой? Что надо? – ворчливо отозвался вахтер.
–Я оружие забыл в зале.. Пустите меня, пожалуйста...
–Цирк закрыт, директор не велит никого пущать!
Антон, на которого что-то нашло, снова с остервенением зазвонил в звонок.
–Буду трезвонить, пока не откроете! – внезапной злобой проговорил он.
–В милицию захотел, бузотер? – старик оскалился.
–Пожалуйста, пустите, я быстро! Мне только оружие взять! Сами знаете, ночью тут без него никак нельзя..
–Прямо-таки и никак... – проворчал вахтер, уже смягчаясь. Он щелкнул замком, впуская Антона.
–Только быстро. Одна нога здесь, другая там!
–Ага! Спасибо!
Антон пулей взлетел по лестнице наверх, к входам в зал.
Вахтер, пыхтя и задыхаясь, карабкался следом.
–Подожди, малой! Залы заперты. Куда ж ты без ключей!
Наконец он досеменил до входной двери, открыл дверь и включил свет.
–Давай, быстро. Что там у тебя...
Антон подбежал к своему креслу в шестом ряду. Портупея с кобурой все еще одиноко висела на ручке кресла между сиденьями. Антон нацепил ее, и собрался уходить, как вдруг его внимание привлек какой-то скребущий звук. Он прислушался. В полной тишине зала звук раздался довольно явственно, и шел он откуда-то со стороны арены. Антон выбежал на середину арены. Да, звук раздавался из закрытого ящика, где так эффектно за час до этого исчезал Степаныч. Пенал валялся за земле– видимо, в спешке его уронили дверью вниз. Кто-то отчаянно скребся внутри его, пытаясь выбраться.
–Помогите же кто-нибудь! – расслышал Антон глухой возглас из недр шкафа. Он подбежал к пеналу и перевернул его на бок. Дверь открылась , и тот изверг из себя одного из клоунов в красно-белом трико. Лицо его побагровело от начинавшегося удушья, даже сквозь пудру и грим это было заметно. Накрахмаленная манишка съехала на сторону, он шумно отдувался и дышал как загнанная лошадь. У него был накладной красный нос и намалеванная улыбка до ушей, выглядевшая теперь нелепо.
–Святые угодники! Я уж думал задохнусь в этом деревянном гробу!
Антон растерянно таращил на него глаза, не зная, что сказать.
–Эй, парень! Скоро ты там? – донесся сверху от входа глас раздраженного вахтера.
Клоун-коротышка бросился на шею Антону.
–Ах, спаситель мой! Жизнью обязан тебе, мой юный друг! Как зовут моего молодого Сотера? – воскликнул он в ажиотаже. От клоуна сильно пахло помадой, пудрой и дешевым одеколоном.
–Меня зовут Антон. – вымолвил Левченко, не знавший, как избавиться от его душных объятий.
–Антон, друг мой! Ты русский Антиох! Скажи, они ушли? Ведь правда?
–Да, все ушли... Никого нет!
–Провокация! Тяжкое горе постигло моих друзей... Это ловушка, и я знаю, кто ее подстроил! Однако, нужно выбираться отсюда...
Замечание было вполне уместным. Вахтер уже шагал с фонарем вниз мимо рядов кресел к арене, привлеченный происходящим на ней.
Антон, схватив коротышку за руку, увлек его к выходу. Тот, не переставая семенить и лепетать слова благодарности, поспевал за ним. Роста в клоуне было немного– он не доставал Антону и до плеча.
–Батюшки святы ! Всех повязали, один он остался? – воскликнул старенький вахтер, прыгающим лучом фонаря водя по нелепой фигурке клоуна, наступавшего на развязавшиеся шнурки.
–Идем, идем, мой друг! – простонал он, увлекая Антона, открывавшего уже рот, чтобы ответить что-то вахтеру.
На лестнице, ведущей к выходу, клоун все-таки упал.
–Шнурки завяжи! – заметил Антон.
–Некогда, некогда, мой друг! За мной могут вернуться, не будем терять времени!
Нелепая пара выскочила на улицу. Клоун, подпрыгивая и стараясь не отставать от бежавшего Антона, задыхаясь, спрашивал его на ходу испуганно.
–Куда мы идем, Антон?
–К моему другу. Не беспокойся, он вполне надежный. Ему можно доверять.
–Хм... Вполне надежных людей в этом городе уже не осталось.. Одни шпионы и провокаторы. И глупцы тоже... Сотер, повелитель мой, еще раз тысячу благодарностей! – клоун на бегу прижал руку к сердцу.
–Не стоит об этом, – отрезал Антон, не оборачиваясь.
Наконец они добежали до общинного дома, взбежали наверх и позвонили.
–Антон, ключ я оставил под ковриком. Открывай, заходи! – раздался из-за двери приглушенный голос Демичева.
Антон отогнул угол коврика у двери, увидел тускло блеснувший ключ и открыл дверь. В ванной шумела вода; пока еще не отключили воду, Демичев спешил ополоснуться.
Антон прошел на кухню, клоун, задыхаясь после бега, следовал за ним.
–Но он вполне надежен, этот твой друг? – шептал клоун, испуганно выкатывая глаза, чем напомнил Антону Павлушку. – Он не из следаков?
–Успокойся, он мебельщик. Умойся. – Антон кивнул на раковину.
–Миллион благодарностей, мой юный друг! Сотер мой благородный!
Клоун подскочил к умывальнику, включил воду и принялся с фырканьем смывать грим.
–И прекрати меня называть Сотером! – добавил Антон, усаживаясь на диван.
Клоун пробормотал что-то из-под струй воды.
Наконец, он закончил, утерся вафельным полотенцем и обернулся к Антону.
Без грима лицо его было довольно молодым – лет сорок, не больше. Шапка курчавых черных волос, пухлое туловище, короткие руки и ноги. На лице клоуна была прежде намалевана улыбка от уха до уха, теперь же оно выражало лишь усталость и плескавшийся в глазах страх.
–Как вас зовут? – спросил Антон, не зная, как нему обращаться.
–У меня нет имени, – ответил кротко клоун, вдруг ставший серьезным и грустным. – Я им давно не пользуюсь. Впрочем, можешь звать меня Арлекином, если тебе непременно так хочется...
