Текст книги "Пандемия (СИ)"

Весь мир насилья мы разрушим

До основанья, а затем

Мы наш, мы новый мир построим,

Кто был ничем, тот станет всем!

Слова знаменитой песни гулко раздавались под темными мрачными сводами арены, и понял вдруг Антон, что не могли они больше молчаливо сносить заточение, и не было песни правильнее и более подходящей моменту, более сплачивающей терпящих унижение людей.

Подбежавший к решетке Левченко вслушивался в песню и хотел петь с остальными, но, увы, не знал слов и ему оставалось лишь слушать. Люди пропели лишь две строфы, пока надзиратели не ворвались в камеры и принялись избивать пленников. Штерн, до которого они добрались чуть позже, одиноким, отчаянным баритоном начал выводить припев, но в этот момент охранники ворвались и в его камеру и песня окончательно захлебнулась.

–Интернационал и до них пели, хе-хе. – раздал полный сарказма голос с верхнего яруса. – Древняя песня, а вот поди ты, слова все знают. Ничего, пусть поют, пока могут.

В этот момент Левченко возненавидел сокамерника всей душой; удержавшись от слов, вертевшихся на языке, он бросился на свою койку и отчаянно зарыдал как ребенок, не сдерживаясь. Не плакал он с детства, и проявил бы характер и на этот раз, но ему хотелось заглушить доносившиеся из дальних камер звуки, где надзиратели, откормленные наглые детины, возомнившие себя спартанцами, избивали троих беззащитных людей.

Время в заточении тянулось медленно еще и из-за того, что Антон принужден был слушать бесконечные монологи сокамерника о Новой Спарте. В основном, бывший ученый рассказывал о порядках в Новой Спарте. Он действительно восхищался подземным комплексом, гордился, что принимал участие в его разработке и искренне считал, что его заточение в камере есть ни что иное, как испытание на лояльность, и вскоре его непременно выпустят.

Царь и эфор, выбранные на свои должности пожизненно, некогда были соответственно, директором института эпидемиологии и его заместителем.

Дарий являлся навархом Новой Спарты, или полководцем, главным надо всеми остальными воинами. На его плечах лежала охрана и безопасность комплекса, а так же ответственность за пополнение лабораторного комплекса биологическим материалом для исследований.

Жили спартанцы в Акрополе, сверхсовременном комплексе, оставленным медикам военным. Последние либо погибли во время пандемии, либо были эвакуированы на "Циолковский". Директору института так же было предложено покинуть землю и перебраться на орбитальную станцию, однако он отклонил предложение, предпочтя остаться.

Здесь было все, что нужно для комфортного существования – замкнутый биологический комплекс, производящий все, что было необходимо людям – чистую воду, воздух, овощи, фрукты. В лекарствах недостатка не было – наверху стоял медицинский институт. Электроснабжение обеспечивалось небольшим, но достаточно мощным ядерным реактором, удовлетворявшим все нужды Новой Спарты.

Царь и его подручный эфор, с помощью кучки охранников, среди которых был и Дарий, захватили власть в комплексе сразу же после того, как последний военный покинул комплекс. Нужно было как-то организовать и упорядочить жизнь в комплексе.

Ими было предложено название Новая Спарта и, соответственно, провозглашены жесткие условия существования для всех сотрудников, напоминавшие суровые обычаи, царившие в древней Спарте. Зачем это было сделано? Автоликон и Идоменей, носившие некогда обычные русские фамилии, о которых многие уже забыли, решили, что жесткая дисциплина и суровая централизация не только помогут сохранить им власть и управление комплексом, в котором жило изначально четыреста человек, но и вышколить своих подчиненных, бывших медиков, укрепить в них внутренний стержень, который поможет выжить в условиях изменившегося мира.

Сотрудники бывшего Института эпидемиологии, что выжили и пожелали перебраться под землю, проходили многочисленные тесты и испытания, призванные рассортировать их на группы – сильные, крепкие молодые люди составляли военный костяк. Немногие высокопоставленные сотрудники института составили судебную власть комплекса, Круг Эфора , лояльный к директорату. Дарий встал со временем во главе военного отряда комплекса, получив гордый титул наварха, существовал и совет старейшин при Царе, Герусия, в состав которой входил некогда и Соломенцев; те, кто по своим физическим и наследственным параметрам не мог войти в состав элиты, автоматически причислялись к сонму периэков, слуг, которые и выполняли всю черновую работу в Новой Спарте.

Женщин здесь не было, однако спартанцы полагали, что они Новой Спарте и не нужны. Все жители принимали специально разработанный учеными препарат, снимавший всякое сексуальное влечение куда эффективнее, чем бром, выдававшийся некогда солдатам Российской армии с теми же целями. После несчастного случая с ученым-медиком, оскопившим себя, лекарство стало обязательным к применению.

Все бойцы комплекса должны были не только отрабатывать ежедневно положенное количество часов на боевых тренажерах в спортивном зале, но и тренироваться на местности – дневная охота на шатунов в качестве тренинга боевых навыков.

К тому же, штурмовой батальон должен был отлавливать здоровых людей и доставлять их в комплекс для тестирования образцов лекарственных средств. Тех, кто выражал недовольство, сначала изгоняли на поверхность, затем стали использовать в качестве подопытного материала. Проявлявших лояльность к порядкам и правилам Новой Спарты бойцов, со временем причисляли к регулярным военным формированиям комплекса.

Солдаты должны были пройти единственное, но суровое испытание – провести целую ночь на поверхности, будучи привязанными к столбу за длинную цепь, крепившуюся кандалами к ногам, чтобы испытуемый не имел возможности бежать. Именно такое испытание придумали царь с эфором, прослышавших про хищников, человеко-обезьян, появившихся в городе и охотившихся на все, что можно было пожрать, в том числе и нелюдей.

В срочном порядке всех бойцов заставили пройти это испытание. Было известно, что у этих тварей зрение в темноте плохое, то же относилось и к шатунам; считалось, что они прежде всего ориентируются больше на эмоции, переживаемые жертвой. Невероятно, но эти твари чувствовали страх и инстинктивно определяли источник нахождения жертвы. Таким образом, испытание было в основном именно на силу воли – неподвижный человек, одетый в плотный комбинезон, представлял собой трудно распознаваемую цель. Считалось, что простоять всю ночь неподвижно, вполне безопасно.

Именно нервы и подводили большинство бойцов. Рано или поздно они начинали взывать к помощи – их прекрасно слышали в Институте, ведь все испытуемые имели полудуплексные микрофоны , могли лишь передавать голосовые сообщения. Как только человек поддавался панике, его начинали рвать на части острыми когтями эти чудовищные обезьяны, либо нападали шатуны, сумевшие выявить в темноте цель. Не всегда люди спасали испытуемого вовремя. Что ж, так отсеивались слабые...

Высший совет Новой Спарты позже с удовольствием отсматривал сделанную видеозапись и решал, достоин ли человек входить в состав военного батальона комплекса. Проявил ли он должную выдержку и мужество в испытании.

Дарий был единственным человеком, прошедшим испытание до самого конца – он простоял на Софийской площади, прикованный цепью к столбу, до рассвета, спокойно дождавшись, когда за ним придут. Оценив его выдержку, царь с эфором приняли решение сделать его полководцем. Так и возвысился Дарий над остальными. Соломенцев и сам побаивался этого человека: считал его бездушным роботом, имевшего с человеком лишь внешнюю схожесть; в самом деле, Дарий был беззаветно предан людям, управлявшим комплексом и блестяще проводил любые военные операции . Конечно, пленение группы Комбата стала еще одной из его многочисленных побед. Он был хитер, подл и по-собачьи предан хозяевам. Ему прочили блестящее будущее.

Если эфор или царь когда-нибудь скончаются, все сходились во мнении, что лучшей замены, чем Дарий, не найти. Однако, благодаря многочисленным препаратам и процедурам, омолаживающим организм и продляющих жизнь, считалось, что Идоменей и Автоликон проживут не один век. Практически все органы у них был заменены; переливания крови, даже трансплантация красного костного мозга были здесь обычным делом. Делали и сыворотку из стволовых клеток человеческих эмбрионов и плаценты, пока эти биоматериалы еще можно было достать. Потом ученые научились синтезировать собственные препараты. Да, обитатели Новой Спарты считали себя равными богам и ненавидели немногих выживших простых людей, боровшихся за свое выживание наверху...

Как ни странно, именно благодаря Дарию, Антона пока не трогали. Почему он благоволил к юному пленнику, сказать было трудно. Соломенцев выдвинул гипотезу о том, что Дарий приберегает его лично для себя в качестве сексуального раба. Сексуальные контакты в Новой Спарте был официально запрещены, но поговаривали, что для Дария было сделано исключение ввиду его выдающихся заслуг перед ареопагом. Так же поговаривали, что он убивает наскучивших ему любовников, переставших угождать хозяину, или имевших слишком длинный язык. Возможно, Антону была действительно уготовлена участь сексуального илота. Или дело было в чем-то другом? Наверняка мог сказать лишь Дарий. Вряд ли он пожалел Антона лишь ввиду его молодости; так или иначе, его пока не трогали.

Когда утром Левченко прошел мимо камер друзей, он едва их узнал. Надзиратели избили всех троих так, что узнать их было практически невозможно. Не лица, а сплошные кровоподтеки. И ему показалось, что ребята смотрели на него с осуждением – отчего, дескать, тебя-то не трогают? Чем ты лучше нас?

Все утро третьего дня Соломенцев строчил что-то карандашом в своих тетрадях, что-то шептал, бормотал. А после обеда, столь же скверного, как и предыдущие трапезы, он внезапно сказал то, что Антон начинал уже подсознательно ждать от него, считая провокатором.

–Не хочешь ли выбраться отсюда? Ну, сбежать? – внезапно спросил он негромко, свесившись сверху.

Антон пристально посмотрел на него. Такая откровенная провокация? Он и впрямь считает его за дурака...

–Чего вы добиваетесь? Хотите, чтобы меня поймали при попытке к бегству?

–Узнаю юношеский темперамент! Гормоны бурлят, никому не верим! Однако, Антон! Я от чистого сердца предлагаю тебе подумать над побегом. Ты слишком молод, ты мне напомнил моего сына.. который так и не появился на свет.. Я все думаю, каким бы он мог быть... Ничего не могу с собой поделать.. Право же, тебе нужно хоть немного мне доверять! Просто есть возможность сбежать отсюда... Ты должен хотеть жить... Тебе нужно бежать... Здесь нет ни единого шанса выжить. Они убьют тебя медленно, Антон. Я могу дать тебе шанс... – горячо шептал он, вращая белками глаз.

Антон смотрел на него и не знал, что сказать. Слишком откровенно он говорил... Как реагировать???

–Что ты теряешь, молодой глупец? – воскликнул он в недоумении, и прибавил тихо, заметив, что мимо к камере приближается патрулировавший надзиратель. – Тебе терять нечего, подумай.

Когда охранник, молча зыркнув в камеру на пленников, прошествовал мимо, фанатик добавил тем же лихорадочным шепотом. -Ты и сам уже видел в уборной душевую кабину. Там, на полу, решетка, куда стекает вода. Решетка это путь в канализационную систему города. Если развинтить болты на решетке, можно сбежать. Я знаю точно, я ведь помогал проектировать Новую Спарту. У заключенных отбирают все вещи, даже зубные щетки. Боятся, что они смастерят себе оружие. А у меня есть отвертка, она хорошо спрятана. Вообще-то, такие вещи иметь в камере запрещено даже мне, но я ее зарыл в землю, и охрана даже не догадывается, каким богатством я располагаю! Если решишься, я дам ее тебе. У тебя будет около десяти минут, столько времени ты сможешь пробыть в уборной, потом охранник войдет. Когда они заметят, что ты ушел в канализацию – мгновенно вышлют за тобой людей с собаками. Шанс уйти невелик, но он есть. Сейчас у тебя нет и его. Подумай...

Антон огорошено смотрел на него, не зная, что и думать.

Соломенцев заговорщически мигнул ему и продолжил как ни в чем ни бывало работу над Конституцией Новой Спарты.

Антон знал, что по крайней мере, часть слов Соломенцева соответствует истине. Сточная решетка на полу душевой , конечно, была, но ее прочно удерживали шесть больших болтов с шестигранной головкой , которые, действительно, без нужного инструмента открутить было нечем. Десять минут – срок непродолжительный. После отбоя уборная, очевидно, проверялась, и если откручивать болты постепенно, это неизбежно обнаружится. Вот только зачем этому странному ортодоксу было нужно толкать Антона на побег?

Однако он чувствовал, что его время неумолимо приближается и вздрагивал при каждом приближении охранников к его камере. У Антона возникла странная уверенность, что за ним придут именно в эту, третью, ночь. Так и пролежал он без сна, прислушиваясь ко всем доносившемся шорохам и шагам молчаливых охранников. Под утро он твердо решил для себя, что попробует бежать. Выхода не было. Если Соломенцев не выдаст его, то шанс действительно был, и стоило им воспользоваться.

На следующий день Антон сказал сокамернику, что надумал бежать, и замер, ожидая его реакции. К счастью, тот не позвал охрану, лишь кивнул одобряюще.

–Хорошо, Антон. Это правильно. Сейчас набросаю по памяти план коммуникаций. Тянуть дальше опасно...

–Уходи прямо сейчас, когда пойдешь в уборную– сказал Соломенцев вечером того же дня. Не тяни. Вот это – схема канализации под нами, смотри, – он протянул Антону клочок бумаги с нарисованной карандашом схемой. – Здесь проходит отводящая труба под нашим зданием, она ведет к главному канализационному коллектору – его трудно не узнать, это огромная труба, в которую сливают все сточные воды. Сейчас, правда, стоков совсем мало, город мертвый, сборные трубы пересохли, но не суть.

Ты сразу узнаешь главный коллектор, он широкий, как тоннель в метрополитене. Смотри, вот здесь начинается сеть очистных сооружений, сейчас , безусловно, ею уже никто не пользуется. Эти трубы собирают сточные воды от домов, они второстепенные, узкие, но постепенно расширяются по мере приближения к главному коллектору. Санитарная и ливневая канализации идут раздельно, не смешиваясь.

После того, как выберешься отсюда через душ, будет нужно пробраться в отводящую магистраль вот сюда. – Соломенцев водил пальцем по бумажке с чертежом, следя, чтобы Антон внимательно слушал. – А это сток. Сюда стекается талая и дождевая вода, которая не нуждается в очистке, поскольку не предназначена для питья. Труба носит название сток ?192, вода сливается здесь прямиком в Неву. Обуховская набережная находится рядом. Проплывешь полкилометра по течению и попадешь на набережную. Там должны быть катера или лодки. Найдешь, на чем добраться до Васильевки. В общем, все довольно просто. Придется бежать как можно быстрее – за тобой будет охота, не сомневайся. Спартанцы хорошо знают подземную сеть канализации, и уйти будет очень непросто... Все понял?

Антон неуверенно кивнул, все еще рассматривая чертеж. Бывший ученый сунул в руку Антона клочок бумаги.

–Спрячь в сандалию. Этот рисунок ни в коем случае у тебя не должны найти.

Потом, осторожно оглядываясь, сунул ему отвертку для шестигранников с деревянной грубо обточенной ручкой. Добавил:

– Помни, у тебя десять минут, пока охранник у входа в уборную не хватится. Поспеши...

Антон кивнул ему, пряча под мешковину нехитрый инструмент.

–Спасибо вам.

–Удачи... – прошептал Соломенцев, запустив пальцы в густую бороду. – И еще одно. Зажигалка. она тебе там пригодится.

Показалось ли Антону, что голос прожженного циника дрогнул?

Антон шел в уборную, попросившись перед самым отбоем. У крайней камеры, желая проститься, бросил взгляд налево. Левченко дрогнул – обе камеры были пусты. На очереди был он сам...

Пленник зашел в уборную, тюремщик остался снаружи. Жгучее чувство стыда нахлынуло на парня с еще большей силой; девять его товарищей, видимо, все еще оставались в боксах наверху, ожидая своей участи. По сути, приговор для всех был смертельным, и это ощущение было невыносимо. Антон никого не мог взять с собой, и чувствовал себя предателем. Он прислонился к стене, постоял, прощаясь с остальными, физически ощущая, как убегают драгоценные секунды. Затем зашел в душевую кабинку, захлопнув дверцу и, опустившись на колени, принялся отворачивать винты на решетке на полу. Они откручивались быстро и легко, инструмент бывшего медика не подвел. Антон отложил решетку в сторону, и, инстинктивно поглубже вдохнув, нырнул в канализационной сток.

Здесь, в городской канализации, было безраздельное царство крыс, вольготно чувствующих себя в темноте и вони. Было довольно сухо; Антон опасался , что идти придется по пояс в воде , однако он увидел лишь небольшой ручеек, бегущий по дну сточной трубы. Антон вытащил бумажку со схемами коммуникаций и взглянул на нее, чиркнув зажигалкой в полной темноте. Хотя он успел выучить схему наизусть, но странным образом клочок бумаги в кулаке придавал ему уверенность и сил. Он прополз на четвереньках метров пять до поворота – высота отводящей трубы здесь была сантиметров восемьдесят, завернул за угол и увидел решетку, преграждавшую проход. Она держалась на честном слове, укреплять ее не было необходимости; Антон просто выбил ее ударом ботинка и проник в следующее тускло освещенное помещение. Здесь было жарковато и сыро; Антон вдруг решил, что реакторная располагалась где-то у него над головой. Пройдя техническое помещение, Левченко выбрался в главную канализационную магистраль Питера.

Основной канализационный коллектор действительно напоминал размерами тоннель метро. По стенам тянулись клубки проводов, горело тусклое техническое освещение и хлюпала вода под ногами. Вода сочилась в главном коллекторе отовсюду – давала о себе знать рыхлая водянистая кембрийская глина. Коммуникации во многих местах явно требовали ремонта , укрепления несущих конструкций, но этим заниматься было уже некому. Он старался сворачивать нужных местах, чиркая кремнием зажигалки, чтобы прочесть номера тоннелей на поворотах, но через несколько минут понял, что уперся в тупик – путь преграждала сетчатая дверь, запертая на замок. Он похолодел. На бумажке Соломенцева здесь не было никакой преграды. Он присмотрелся к надписи на стенке тоннеля – "коллектор ? 42". Какой к черту 42? На бумаге вообще такого не было.

Антон остановился, вновь разглядывая рисунок ученого. Безопасные десять минут уже явно прошли. Охранник уже должен был заметить исчезновение пленника. Звуки сверху, из подземного города сюда не проникали, но Антон знал, что нужно спешить. Охотники, возможно, уже взяли след...

Сердце забилось как заяц. Ловушка. Итак, он его предал, но зачем? Надеется, что его пригласят поучаствовать в травле мелкой дичи? Своего рода развлечение для спартанской элиты? Ноги стали ватными от этой предательской мысли.

Антон прислушивался. Кроме шума текущей или падающей воды он не слышал больше ничего, но времени прошло уже столько, что не было никакой надежды на то, что его побег еще не обнаружен. Охота должна была начаться...

Он вернулся к последней развилке, торопливо выбил огонь из зажигалки и снова прочитал номера тоннелей. Кажется, надо было сворачивать направо, но он не был уверен. Чертеж был сделан кое-как... Антон двинулся направо, и тут он услышал шум. Где-то позади явственно раздавались приглушенные звуки сапог. Это были люди. Раздался собачий лай – все так, как и говорил Соломенцев – они шли за ним с собаками. Впрочем, люди были куда опаснее любых животных.

Паника обуяла Антона. Он кинулся в боковой коридор, уже совсем неуверенный, что двигается в нужном направлении. Кажется, его заметили. Он слышал позади возбужденный шум голосов, усиливающийся эхом, расслышал что-то вроде "Здесь!" "Есть след!" На влажной стене тоннеля мелькнул отблеск фонаря. Лай овчарок, взявших след, вновь донесся до него, только теперь они были куда ближе. Антон бросился бежать со всех ног, уже не обращая внимания на идентификационные надписи на стенах. Паника обуяла все его существо. Адреналиновая волна захлестнула сознание, и он понесся стрелой, куда-то заворачивая, поскальзываясь в сточной воде. Он не замечал вони почти пересохших канализационных вод, не слышал окриков позади, вообще ничего не осознавал.

Шаги и приглушенные голоса раздавались все отчетливее. Лучи фонарей замелькали позади как болотные огни. Они настигали. Собаки захлебывались возбужденным азартным лаем.

Скорей, скорей! Направо снова был тупик – стена с кирпичной кладкой, впереди был вертикальный сток со скобками на стенке, ведущими наверх, к решетке на мостовой. Сюда стекали дождевые воды. Налево вела сужающаяся труба. Ведомый интуицией, он кинулся туда.

–Стоять! Кому сказал, стоять! – сзади пальнули. Грохот в тоннеле показался оглушительным. Пуля чиркнула по стене в тридцати сантиметрах позади Антона. Он шарахнулся в сторону, пригибая голову.

–Все сюда! Он здесь! – заорали сзади.

Снова выстрел. Пуля свистнула еще ближе. Стрелок явно пристреливался. Затем он спустил собаку. Та, не сдерживаемая более хозяином, устремилась вперед, догоняя беглеца.

Грянул третий выстрел. Начинался плавный поворот тоннеля, пуля врезалась в стену, немного не достав беглеца из-за изгиба стены. Похоже, что его спасло только это. Спереди пахнуло свежим воздухом; здесь уже явственно ощущался сквозняк. Выход был совсем рядом, собака была все ближе и ближе, он уже слышал ее хриплое дыхание за спиной и мчался как стрела – вперед, к свободе...

Справа мелькнула желтая грязная надпись "Сток ?192". Наконец-то!

Впереди зияло круглое темное отверстие, ведущее наружу. Тонкий вонючий ручеек убегал по чуть наклонной трубе вперед, выливаясь в Неву. Антон оттолкнулся от края трубы и прыгнул в Неву, вдохнув поглубже.

Вода обожгла его ледяным холодом; сердце, казалось, пропустило такт. Он набрал воздуха и нырнул. Когда-то Антон хорошо плавал, правда уже давно не практиковался.

Он нырнул, проверяя свои силы, поплыл под водой направо, к Обуховской набережной. Катер, на котором они приплыли, еще должен быть на месте. Если только случайные мародеры не увели его.

Пули начали вспарывать воду справа и слева от него – охотники палили в воду наугад, стоя на краю стока. Овчарки надрывалась лаем, эхом отдававшимся в коллекторах и далеко разносившимся ад водной гладью ночной реки. Вплавь никто его не догонял – костюмы охотников были слишком тяжелы для плавания, Антон это знал. Хороших пловцов в Спарте не водилось – это было ненужное умение для спартанцев, поэтому никто так и не решился плыть за ним. Вынырнул парень метрах в пятнадцати правее стока, набрал воздуха, снова нырнул.

Во второй раз он вынырнул уже далеко от стока; стрельба стихла, позади была полная тишина – ни голосов, ни лая собак.

Это было понятно– охотники двинулись к выходу на поверхность. Выйдя через один из вертикальных стоков, они продолжат преследование. Спартанцы не были бы самими собой, если б так быстро сдались. Да, ночью в городе было слишком опасно, но поймать беглеца было для них делом принципа. В любом случае, у него еще было в запасе время.

Антону повезло – причал был пустынен. И самое главное – катер Базы все еще покачивался на причале. Дрожа от холода, беглец вскарабкался на него. Мешковина намокла и неприятно липла к телу. От плаванья Антон разогрелся, но стоя на катере, почувствовал, что снова начинает замерзать под промозглым питерским ветром.

Антон приложил палец к панели зажигания; Комбат занес в компьютер его отпечатки пальцев на всякий пожарный, словно предвидя, что может случиться. Глухо заурчал заведшийся с первого же раза мотор; он активизировал в GPS-навигаторе программу возвращения на базу. Катер дрогнул и начал выруливать на середину реки, пеня воду. Антон бросил взгляд через плечо на набережную. Никого не было. Автопилот вывел катер на середину Невы и взял курс на Стрелку.

Слева уже тянулась колоссальная махина "Александра Невского", закрывая собой катер. Если группа захвата уже добралась до набережной, из-за лайнера охотники не увидят цель. Мельком взглянув на лайнер, Антон похолодел еще больше – на третьей палубе в нескольких каютах горел неяркий свет; кто-то обитал на гигантском судне. Огни в каютах выглядели зловеще и дико посреди погруженного в кромешную тьму города. Опасаясь наскочить на мель, Антон включил прожектор на носу катера; едва лишь он миновал лайнер, с набережной по нему открыли огонь. Рефлектор потух, подбитый метким выстрелом. Однако, расстояние уже было довольно значительное, и вскоре стрельба утихла. Преследовать его на катере, охотники не решились.

Антон мчался по темной Неве против течения, с каждой секундой приближаясь к Васильевской Стрелке. Что, если он застанет Базу покинутой или разрушенной? Эта мысль сжала сердце. На ветру он никак не мог согреться; зубы остервенело стучали друг о друга, но ледяной холод проник, казалось, в самое нутро Антона; он превращался в комок льда.

Сразу после Большой Охты он сбавил скорость. Здесь Нева поворачивала на запад, открывая перспективу на Васильевский Остров. Опасаясь не увидеть огней на острове, Антон сжался в тревожном предчувствии.