Текст книги "Пандемия (СИ)"
Автор книги: Евгений Ермаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)
Перед входом два головореза обыскали Антона, забрали Стечкина, и легким тычком в спину направили внутрь.
–Будь почтительнее с Батяней. Он любит вежливых, – плюнул в спину напутствие провожатый, по-шакальи хихикнув.
В просторном холле было темно, если не считать замеревшего у входа в неподвижной позе охранника, казавшегося предметом интерьера. Кабинет Батяни был слева от широкой прихожей. Войдя в библиотеку, Антон остановился пред письменным столом, за которым и восседал местный лидер.
Да, впечатление он производил. Огромный и мощный как медведь, с крутыми покатыми плечами, в черной косухе с заклепками, наголо бритый, с подступавшими к горлу татуировками, словно бы душившими его, руки в черных перчатках, лицо иссечено шрамами, на правой щеке и шее следы от химического ожога.
Он читал толстую потрепанную книгу в кожаном переплете. Едва Антон вошел, как Батяня захлопнул ее, проложив страницу закладкой и отложил в сторону. Название книги Левченко рассмотреть не удалось.
Выражение лица Батяни было пустым, отрешенным, но черные бездонные глаза жили, казалось, отдельно от лица. Антону показалось, что этот цепкий, всепроникающий взгляд крепко ухватил его за горло.
–Значит, ты Антон Левченко? – перешел он к делу.
Сесть не было предложено. На единственном в комнате стуле сидел сам Батяня. Антон молча кивнул.
–Хорошо. У меня к тебе будет всего несколько вопросов. Давай договоримся сразу. Ты отвечаешь мне только правду. Если я почувствую ложь, разговор на этом закончится и второго шанса у тебя не будет. Это понятно?
Антон снова кивнул.
–Ты не очень разговорчив.. это мне по душе. Итак, расскажи о себе все. Кто ты, откуда. Мне нужно знать, что ты собой представляешь.
Антон, запинаясь, сбивчиво рассказал ем все как есть – о жизни во время пандемии, об острове, о Стрелке и последующих событиях. Ничего не утаивая – ему показалось, что собеседник шестым чувством уловит малейшую фальшь.
Батяня выслушал его с отсутствующим видом, почесывая за ухом, посматривая в окно, как учитель, без интереса слушающий доклад посредственного ученика. По его лицу нельзя было понять, какое впечатление произвел на него рассказ ходока.
– Банальная история, каких тысячи... Ну хорошо. Будет считать, что мы договорились. Испытание начинается сегодня в одиннадцать вечера. Будет достаточно темно для красивого зрелища. Всего ходоков будет трое, считая тебя. Как видишь, шансы у тебя неплохие. К восходу солнца должен остаться лишь один человек, он и победит, иначе, на этой неделе я пойду в город один. Если проиграешь, больше в испытаниях участвовать ты не сможешь. Желающих обычно слишком много, чтобы я мог давать одним и тем же людям новые попытки. Это ясно?
Антон кивнул.
–Славно. Приходи сегодня на площадь к одиннадцати часам. И не опаздывай.
–Я буду там.
Антон было направился к выходу. Жестом руки Батяня остановил его.
–Ты ведь не думаешь, что это будет слишком легко, а? Придется тебе как следует постараться, чтобы выиграть... Это я тебе обещаю.
Затем открыл книгу и углубился в чтение. Более ничего для не существовало.
–Ну как? Что он сказал? – кинулся к нему Илья.
–Нормально. Рассказал ему, кто я, откуда... Сегодня в одиннадцать вечера будет испытание, всего лишь три человека, возможно, мне повезет.
–Это в его духе. – кивнул Илья. – Он любит стравливать участников друг с другом. Уж не знаю, что тебе посоветовать, ведь неизвестно, что это будет... В любом случае, тебе понадобится все твое присутствие духа и мужество.
Когда начало темнеть, они вышли на главную площадь поселка.
Приготовления к вечернему шоу здесь велись полным ходом. Голый квадратный пятак утоптанной земли с тремя выкопанными ямами по одной линии был огорожен по периметру воткнутыми в землю факелами. Что-то длинное, укрытое брезентом, лежало в центре площадки, возбуждая всеобщее любопытство. Батяня умел нагнетать интригу. Лишь его подручные знали, какое испытание предстоит ходокам, однако расспрашивать их было бесполезно.
Несколько охранников из свиты Батяни занимались тем, что отгоняли от площадки любопытных мальчишек, пытавшихся подобраться поближе и рассмотреть, что лежит под брезентом.
Время неумолимо приближалось к одиннадцати. Появились двое других ходоков– два коротко стриженых крепких парня в кожаных куртках. Они были похожи друг на друга, как братья.
–Я Роланд, а это Матвей. – представился один из них. – Значит, ты тоже идешь?
–Да, мне тоже нужно попасть в город.
–Что-то хлипкий ты слишком. – хмыкнул второй парень. – Дистрофик, что ли? Слабый. Тебе не выстоять, что бы то не было.
–Увидим. -отрезал Левченко.
Парни еще раз окатили его презрительными взглядами, словно помоями из ведра, и смешались с собиравшейся толпой, которую составляли преимущественно бедняги, городская рвань.
Ровно в одиннадцать вечера, неожиданно и с оглушающим грохотом грянули большие барабаны. Антон вздрогнул, ища глазами невидимых барабанщиков.
–Это запись, ее всегда крутят перед началом – указал Костя рукой на черные колонки слева от импровизированной сцены. -Тебе пора! Буду за тебя болеть!
Антон не успел попрощаться. Его и двоих других ходоков, бесцеремонно ухватив за руки, вели к огороженной площадке охранники. Завели за ограждение, сбросили брезент и тут заполненная людом городская площадь наконец узрела, что Батяня приготовил на этот раз. Это были три длинных толстых бревна длиной пару метров.
Подручные Батяни поставили бревна горизонтально в выкопанные ямы, закрепили их, помогли забраться на них всем троим. Ходоки, хмуро поглядывая друг на друга, стояли на двухметровой высоте на площадке диаметром сантиметров пятнадцать. Можно было даже стоять обеими ногами. Что дальше? Антон разыскал в толпе Илью, тот оживленно делал ему какие-то знаки руками.
Неожиданно появился Батяня. Он вошел на освещенную факелами площадку – для него сделали небольшой помост, чтобы всем было видно пахана.
Лидера встретили криками , аплодисментами, свистом и выкриками. Толпа приветствовала кумира. Батяня поднял вверх руку, сжав пальцы, затянутые в кожу, и шум толпы разом стих.
–Итак, как обычно по понедельникам, начинается очередное соревнование! – снова шум толпы. – Для участников, которых всего лишь трое, приготовлено несложное испытание. Выстоять на одной правой ноге на этих бревнах. Левая должна быть постоянно приподнята...
Толпа восторженно заревела. Впрочем, так люди реагировали на любую реплику вождя.
–Да, только и всего. Менять ногу нельзя, разводить руки в стороны запрещается. Тот, кто коснется левой ногой бревна, считается проигравшим. Упавший вниз человек выбывает из соревнования. Ровно в шесть утра соревнование заканчивается. Если к тому времени, как ударит гонг, останется двое или больше участников, будет считаться, что выигравшего нет. Пусть игроки решат сами, кто из них больше заслуживает победы. Итак, соревнование начинается! Гонг!
Ожила фонограмма – раздался гулкий удар гонга. Толпа восторженно ревела.
Почти одновременно все трое подняли левые ноги градусов на тридцать от земли и принялись балансировать на правой, опорной. Двое охранников подошли еще ближе и внимательно уставились на троих участников, отслеживая колебания поднятых ног.
Это казалось легким испытанием только в первые минуты. Антон стоял на правой ноге и рассматривал огромную толпу, стараясь не глядеть на ухмыляющиеся физиономии охранников, шумно чавкающих жвачкой, как жеребцы, и перекидывающихся издевательскими репликами.
Они распяли Христа, а теперь распинают нас, подумал он, вглядываясь в лица людей внизу. Два плута и один рыцарь Круглого стола в поисках Чаши Грааля. А в роли Пилата – Батяня...
Все тело словно одеревенело, налилось внутренним напряжением, усиливавшимся с каждой минутой.
У Матвея с самого начала что-то шло не так. Антону плохо было видно, ведь он стоял на бревне с другого края. Прогнувшись в поясе назад, он разглядел, что у Матвея сводит опорную ногу. Он мял ее и массировал обеими руками, согнув поднятую ногу в колене и нелепо задирая ее повыше. Карикатурная обезьянья поза...
–Мужик! Спрыгивай к нам, мы тебя разомнем! – раздался наглый женский окрик из толпы. Народ довольно заржал.
–Убирайтесь к черту! – заорал на них Матвей, продолжая растирать ногу.
Роланд стоял посредине с каменным лицом, уставившись куда-то вперед. Он казался часовым у вечного огня, поднявшим ногу, чтобы сделать шаг, поскольку пришла смена, да так и застыл. Казалось, он может так стоять неделю.
Сколько времени прошло? Час? Полтора? Ильи больше не было видно.
–Эй, сколько времени? – хрипло окликнул Антон одного из охранников.
–Тебе еще долго стоять, парень.– нехотя откликнулся тот, с перекатывая жвачку из одного угла рта в другой.
–Два часа ночи, – услышал Антон чей-то голос из толпы. Он снова пригляделся к освещенным факелами лицам, внезапно заметил Илью, приведшего с собой бабку. На душе стало теплее. Словно кто-то вливал новые силы в его уставшую правую ногу.
Два часа. Осталось еще четыре. Он выстоит, это не так долго.
–Эй, мужики! Канкан спляшите! Чего так стоять! – прокричали караульные сзади, с обзорной площадки внутренней стены.
Толпа встретила замечание дружным смехом. Антон не улыбнулся даже внутренне. Ему было все тяжелее и тяжелее.
А через двадцать минут претендентов осталось лишь двое. Правая нога все-таки повела Матвея.
Парень дрогнул, не удержал равновесие и свалился вниз. На лету он взмахнул руками, словно стараясь зацепиться за верхушку бревна и залезть снова, но не достал, и плюхнулся на землю, издав приглушенный крик отчаяния и боли.
Подошедший охранник увел прихрамывающего Матвея прочь от ристалища. Двое застывших истуканов по прежнему возвышались над толпой. Народу прибыло еще больше. Казалось, на площади собрался весь пригород. Вся площадь была заполнена зеваками.
–Не спи, лопух! Выше ногу, выше! – заорал кто-то в толпе. В живот Антону больно ударил небольшой камень.
Антон вздрогнул. Покачнулся и пришел в себя. Кажется, он начал дремать , стоя на одной ноге. Поднятая нога, чуть согнутая в колене, непроизвольно опустилась почти до бревна. Антон испугался. Он почти проиграл – до деревяшки ноге оставалось сантиметров десять, не больше...
Толпа одобрительно загудела.
–Сваливай, слабак! Все равно я сильнее! – послышался громкий шепот обозленного Роланда.
Антон глянул на него. Глаза того, загоревшиеся было торжеством, вновь наполнились злобой и упорной решимостью.
–Давай, опускай ногу! Ты устал! А я могу простоять так вечность!
Антон читал, что у индейцев такое испытание длилось по нескольку дней. Молодых парней в племени проверяли так на выносливость, мужество и умение сконцентрироваться. Тоже происходило и здесь, однако, была большая разница. Сильные и тренированные индейцы хорошо знали что их ждет. Они готовились и упражнялись в выносливости, чтобы встретить суровое испытание в наилучшей форме. Поэтому они могли стоять в такой позе по нескольку дней, в отличие от измученных Роланда и Левченко.
За несколько часов, проведенных на бревне стоя на одной ноге, оба сильно ослабли и пошатывались от усталости. Антон изредка отрывал взгляд от ноги и осматривал толпу, вглядываясь в лица, но не видел Матвея. Впрочем, Антону было на него плевать. Он сконцентрировался на своей ноге. Гипнотизировал ее взглядом, приказывая не опускаться. Вскидывал чуть выше, на что режущей болью отзывались усталые мышцы пресса, но вскоре она под неизменной силой тяжести снова потихоньку начинала опускаться вниз. Борьба с самим собой тянулась всю ночь.
Впрочем, Роланду было не легче. Он так закусил нижнюю губу, что по подбородку стекала тоненькая струйка крови. Что ж, ему тоже было тяжело, но он все еще держался, и Антон продолжал стоять. Правда, Батяня не захотел чересчур затягивать испытание, ограничив время восходом солнца. Во сколько начинает светлеть в августе?
На востоке, за крепостной стеной, уже разгорался рассвет. Восход обещал быть солнечным, туч над городом почти не было. Еще час, и все кончится подумал Антон, из последних сил поднимая ногу повыше. Мышцы живота болели тянущей внутренней болью. Нога весила тонну. В какой-то момент от ботинка до земли снова осталось менее десяти сантиметров. Это видел и Роланд, не спускавший с Антона глаз, и двое охранников, но никто и не подумал его предупреждать. Всем, в том числе и публике, хотелось, чтобы испытание скорее закончилось. Антон, чуть слышно застонав, закусил губу и приподнял ногу чуть выше. Роланд слышно скрипнул зубами.
–Держись, Антон! – раздался голос Ильи в толпе. Антон не увидел его, но голос друга придал сил. Он приподнял ногу повыше.
–До шести осталось десять минут. Вы собираетесь заканчивать? Если в шесть оба будете стоять, победителя не будет. Так сказал Батяня! – изрек один из охранников, подошедший поближе к столбам.
Антон кинул взгляд на соперника. Тот по-прежнему не сводил с него глаз. И опускать левую ногу не собирался. И что же делать?
Ситуацию разрешил сам Роланд. За несколько минут до шести он решился на отчаянный шаг. Незаметно подобравшись, он сжался и кинулся на Антона, намереваясь сбить его с бревна вниз. Однако, ловкости ему не хватило. Он лишь задел руками Антона, полоснул по его правой руки и рухнул вниз. Антон закачался, балансируя в неудобной позе, но все-таки смогу держать равновесие.
Он победил! Выдержал! Облегчение накатило на Левченко. Поднятая нога упала вниз, как камень в воду.
Как черт из табакерки, выскочил на арену Батяня.
–Итак, сегодня победил номер третий! Он получает гостевую визу и отправляется сегодня со мной в город! – торжественно провозгласил он во всю мощь атлетических легких.
Толпа устало улюлюкала и хлопала победителю. Ей было все равно, кто победил. Народ начал расходиться. Шоу закончилось.
–Ну как, идти можешь? Ноги слушаются? – равнодушно спросил Батяня у Антона, спустившегося вниз по лестнице.
–Нормально. – Антон выдавил кривую улыбку.
–Пока отдыхай. В шесть вечера походи к воротам. Пойдем в город.
Попрощаться с Антоном вышли Илья и бабка. Отца Ильи он видел лишь пару раз – тот все время или отсутствовал, или приходил домой поздно ночью, и уходил с рассветом – он работал часовщиком на выезде у клиента...
Илья, смущаясь, переминался с ноги на ногу, явно не знал, что сказать на прощание. Наконец, неловко обнял его, похлопал по спине.
–Давай, береги себя в Городе. Там каждый за себя. Не доверяй другим, надейся только на себя.
–Хорошо. Постараюсь...
Бабка подошла к нему, взяла за руки.
–Давно тебе хотела сказать, милый. Много у тебя тяжести на сердце. В тебе все время борются зло и добро, и оба этих начала в тебе очень сильны ; в будущем одно из них неизбежно возьмет верх. Нелегкая у тебя судьба, и долго предстоит скитаться, прежде чем ты обретешь покой душевный. Крест, который ты несешь, сказывается на окружающих. Будет и тебе, и беда от него, да только никуда не денешься от судьбы. Береги себя, береги окружающих. Много у тебя было бед и неприятностей – карма у тебя такая, что ты притягиваешь дурное. Я ведь многое могу увидеть.. И ты, похоже, тоже, – она прищурилась на Антона... – Да и у тебя имеется, только не развиваешь ты его... Впереди у тебя будут беды и долгие скитания. Но и друзей ты в будущем тоже обретешь. Постарайся, чтобы из-за тебя они не попали в беду. Крепись, мой мальчик.
–Вы говорите так, словно мы прощаемся навсегда... Я вернусь к вам через неделю, самое больше через две...
Затем она перекрестила Антона.
–Спасибо.. Спасибо вам за все. Скоро увидимся! Я же ненадолго в город... – Он хотел еще что-то сказать, замялся, вытащил кобуру со Стечкиным и протянул Илье. – Вот, держи. Сразу отдам тебе. Ведь вы меня выхаживали, и все такое...
–И слышать не хочу! Чепуха – вспыхнул Илья, наотрез отказавшись.
–Бери, пригодится. На продукты выменяешь...
–Нет, тебе оно самому еще понадобится. Ты, главное, возвращайся поскорее, ладно? – Илья пристально глядел на Левченко, не отрывая взгляда. Ты ведь вернешься?
–Конечно, я только туда и обратно, мигом!
Он помахал им на прощание и направился к западным воротам. Обернулся – две маленькие фигурки все так же стояли у входа в палатку и глядели ему вслед. Отчего-то вновь сдавило сердце – толи от непонятной глухой тоски, то ли от предчувствия новой надвигающейся беды. А может, это было запоздалое сожаление о том, что хотел рассказать Антон Илье, да так и не решился. В конце концов, это был лишь очередной сон, только и всего...
Глава XIV
Новинск
Батяня уверенно, по-хозяйски, загромыхал кулачищем по массивной железной двери пропускного пункта. Вскоре за ней послышались шаги, кто-то заразительно чихнул, открылось смотровое окошко. В нем маячили чьи-то опухшие воспаленные глаза с красными прожилками.
–Открывай, в город иду. -снизошел до него Батяня.
–Пропуск двухнедельный? Гостевая виза?
Батяня с готовностью замахал бумажками перед окошком.
–Гостевая, все как обычно. Открывай давай.
Дверь со скрипом приоткрылась. Часовой, рослый детина в черной кожанке и фуражке с красной звездой, с короткоствольным "Бекасом" за плечом, просунул в образовавшуюся щель свою заостренную небритую морду, уподобившись лисе, с любопытством заглядывающей в курятник. Провел беглый фейс-контроль, удовлетворился увиденным, и распахнул дверь. Они вошли на КПП.
–Прошу документы, гостевые визы. – сухо прогудел часовой, принявшийся усиленно тереть воспаленные глаза кулачищем.
Батяня сунул документы, Антон – свои. Тот, насупясь и чуть шевеля губами, пролистал паспорта, глянул визы. Затем вытащил какой-то сканер с цифровым дисплеем и приложил к запястью Батяни, где красовались полоски штрихкода. Раздался тонкий писк. Через секунду часовой отнял прибор и глянул на окошко.
–Обязательная процедура, – объяснил Батяня. – Всем гостям года полагается иметь идентификационный штрих-код . Сейчас и тебе сделают. Много времени это не займет. Считай, что это временная татуировка, она будет сканироваться при входе в город и выходе из него. Здесь с этим строго.
Часово приложил прибор к правому запястью Антона.
–Я быстренько, парень– пробормотал он.
Что-то вспыхнуло на нижней стороне сканера, полоска света прошлась взад и вперед по запястью. Антон почувствовал жжение, длившееся лишь пару секунд. Когда часовой отнял сканер, на запястье Антона уже красовались такие же полоски различной толщины, как и у Батяни.
–Подпортили тебе малька шкуру, да? – ухмыльнулся пахан. -Так уж заведено, брат. Ничего, потом это сведешь, если захочешь. Она и сама сходит, только очень медленно...
–Все в порядке, проходите на таможню. – махнул часовой в сторону таможенного домика, и снова запустил руку в глаза.
Антон, шагавший первым, не заметил, как что-то небольшое проворно перекочевало из рук Батяни в свободную клешню часового, с волчьей жадностью поглотившую взятку.
Под таможенный пункт был оборудован двухэтажный домик, сложенный из соснового бруса. Над входом развевались два стяга – красный флаг коммунистической общины города, и зеленый с желтыми звездами в углу – флаг таможни. В приемной сидели двое– за письменным столом офицер в чине капитана в зеленой форме и писарь за столиком у окна, слева от него. Оба что-то увлеченно строчили в толстых журналах .
При звуке шагов офицер поднял голову. Увидев Батяню, расплылся в дружеской улыбке.
–Аааа, Петр Михалыч! Снова к нам? Надолго? – оба пожали друг другу руки. Антон с удивлением узнал, что у пахана есть вполне человеческие имя и отчество.
–На этот раз на недельку, Максим.
–Это хорошо... Ну-с, пожалте паспорта, и визы, – капитан принялся сверлить острым буравчиком серых глаз Антона. Оба протянули документы, но в ксиву Батяни тот даже не заглянул. Наоборот, ухватившись за бумаги Антона, принялся изучать их со всем возможным тщанием.
–Тэээк... -тянул зеленосуконный. – Левченко Антон Дмитриевич... Уроженец Приморска, дата рождения – 7 апреля 2025 года, холост. Что же это тебя в Новинск-то занесло, друг любезный?
Батяня ответил за него.
–Он со мной, помогать в мастерских будет.
Капитан вздохнул, скорчил скорбное лицо и принялся вписывать что-то авторучкой в обтрепанный толстенный журнал.
–Завязывал бы ты с этим, Петр. – бросил он, не отрываясь от писанины. – Мне уже поперек горла твой бизнес встал!
Ну, ты же знаешь– я в долгу не останусь. – ухмыльнулся Батяня. – Порядки знаю...
Наконец капитан закончил писать, отдал документы, и произнес без энтузиазма заученную речь.
–Добро пожаловать в коммунистическую общину Новинска. Мы выступаем за социальную справедливость и равные возможности для всех наших членов. Запрещается разжигание межнациональной розни, унижение человеческого достоинства, употребление наркотических средств и несоблюдение внутреннего распорядка коммуны – гостям запрещено появление на улице с полуночи до шести утра. Не забывайте о том, что гостевая виза выдана вам сроком на две недели. Это максимальный срок. Просрочка визы является наказуемым деянием, предусмотренным уголовным кодексом Коммунистической Партии Новинска. Надеемся, что вам у нас понравится.
Произнеся официальную тираду, офицер снова уткнулся в свои бумаги.
–Антон, подожди меня на улице, – заговорщически шепнул Батяня.
Антон вышел на крыльцо, с наслаждением вдыхая свежий летний ветерок. Оранжевое солнце уже склонялось к высоченной крепостной стене, но было еще светло.
Через минуту Батяня вышел из здания таможни.
–Все, парень. Теперь наши пути расходятся. Мне параллельно, чем ты тут будешь заниматься– главное, не просрочь визу, или тебя ждут проблемы. Здесь регистрация– дело важное. Кстати, ищи своего Демичева в клубе на углу Декабристов и Засулич. Там у них кабак, и твой парень первый завсегдатай.
С этими словами он с силой хлопнул Антона по плечу, выбив пыль из куртки, и зашагал с рюкзаком за плечами по одной из радиальных улиц.
Антон подошел к указательному щиту на перекрестке, прочитал надписи на замызганном указателе "Лучевой Проспект", "Улица Декабристов" и свернул налево.
В пролетарском клубе "Роза Люксембург" на углу улицы Декабристов и проезда Веры Засулич было темно, прохладно и уютно. Раньше здесь был ресторан мелкого пошиба, в нем гуляли чиновники средней руки, отмечали дни рождения и свадьбы. В старые времена клуб назывался безобидно, то ли "Вулкан", то ли "Кратер", впрочем, об этом уже никто толком не помнил. В выходные и поздно вечером публики здесь было битком.
Антон вошел и огляделся. Слева в конце зала виднелась ярко освещенная сцена с подиумом, на стенах висели длинные зеркала в дубовых рамках, на полу ворсовый ковер. В навесной панели на потолке были прорезаны отверстия в виде пятиугольных звездочек. Свет ламп красиво падал и рассеивался в зале сквозь эти прорези. Почти все пространство кроме танцпола у сцены было заставлено круглыми столиками со скатертями. Где-то справа в глубине зала возился бармен, смешивая напитки. Его стойка была подсвечена неоновой гирляндой. В красноватом свечении он походил на опереточного дьявола.
За концертным пианино на сцене, боком к входу, сидела дородная дама средних лет с кокетливым бордовым беретом, сдвинутом на бок, в обязательной кожанке и с дымящей папиросой во рту. Справа на портупее виднелась кожаная кобура. Она играла вальс с большим воодушевлением, сильно ударяя по клавишам обеими руками, раскачиваясь на стуле, словно одурманенная. Позади пианистки пританцовывал под музыку совершенно пьяненький работяга в тельняшке, выдавая неловкие пассажи. Он перебрал лишку и мнил себя балериной.
В мелодичных медленных пассажах, экспансивно выдаваемых дамой с папиросой, Левченко почудилось что-то смутно знакомое, слышанное в детстве.
Он оглядел пустой темный зал. Холеный официант с блокнотиком сразу же подскочил к посетителю.
–Желаете столик, товарищ? Вы один или с другом?
–Мне Демичева... Сказали, он здесь...
Официант, потерявший интерес к Антону, махнул рукой в сторону углового столика возле сцены.
–Товарищ Демичев вон там сидит, проходите...
Антон прошел к столику, за которым сидел лицом к сцене в одиночестве курчавый брюнет лет сорока, катая в ладонях бокал. Он сел напротив него.
–Здравствуйте. Вам привет от Шалого.
Мужчина оторвал задумчивый взгляд от бокала, поднял глаза на Антона. Ответил не сразу, постепенно фокусируясь на собеседнике, неторопливо всплывая из пучины размышлений на поверхность.
–Знал я такого. Ты что, прямиком с Бахаревки?
–Именно. У меня к вам дело.
Мужчина, словно не слыша его, оставил бокал в сторону и тоскливо устремил взгляд на пианистку.
–Люблю слушать, как Ниночка играет... Штраус, Сказки Венского Леса.. Слушал бы всю жизнь...
–Мне сказали, что..
Демичев оборвал Антона на полуслове.
–Если есть дело, то лучше обсудить его не здесь, а у меня дома. Сейчас допью и пойдем.
Он залпом осушил бокал, вытащил смятую купюру, подложил ее под ножку бокала, и слегка покачиваясь, встал.
–Пошли, парень.
Судя по люфту его походки, бокал был явно не первым.
Пьянчужка на сцене разошелся – он выделывал коленца, носясь по всей сцене. Пианистка, не прекращая играть, зыркала на него пренебрежительно, перекидывая папиросу из одного в другой угол рта. Внезапно она заиграла гораздо более динамичную вещь, сменив модерато на аллегро. Танцор несколько секунд добросовестно пытался выделывать ногами фигуры в быстром темпе, но скоро запутался и с грохотом упал на сцене.
–Василий, иди домой, право слово. – лениво изрекла пианистка сквозь папиросу.
Они вышли на улицу, и направились дальше по широкой и пустынной улице Декабристов.
–У меня три комнаты, квартира досталась хорошая, – рассказывал на ходу Демичев, -ремонт сделали, все на средства общины. Хоромы, а не квартира! Живу один, сам понимаешь... А то есть тут некоторые товарищи..Живут вместе... Вообще-то, у нас это не приветствуется, но запретить мы не можем. Напряжение как-то снимать надо, никуда не денешься. Только ничем хорошим это не кончается...
Через пять минут они были на месте. Это была кирпичная шестнадцатиэтажка, один из общинных домов. На шестом этаже здесь обитал и Демичев, занимавшийся, как успел выяснить по пути Антон, крайне важной и блатной работой. Был он краснодеревщиком, а попросту, столяром. Делал и ремонтировал любую мебель, и ценили его чуть не на вес золота.
Поднялись наверх пешком – лифт не работал, зато в квартире было электричество, и горячая вода – роскошь по меркам нового времени.
–Сейчас, найду пожрать. Как видишь, я по дереву работаю. Так что, не голодаю, работа всегда есть. Найдется, что выпить и закусить . – захлопотал Демичев, когда они оказались у него на кухне.
Он выудил из шкафчика над мойкой початую бутылку с коричневатой жидкостью и помахал в воздухе.
–Будешь?
–Чаю, если можно... – покачал головой Антон.
–Зря, хорошая вещь. "Виски Джонни Уокер". Вещь теперь редкая, такое только у начальства есть. И у меня, я ж краснодеревщик, привилегированная особа! Без куска хлеба никогда не останусь, брат!
Он зажег электрическую плитку, поставил чайник. Разбил яйца на сковороду, вытащил закуску, принялся нарезать бутерброды.
–Я понимаю, тебе мяса надо есть побольше, но вот уж что-то есть, то есть..Мяса настоящего мало у нас..Фермеры, конечно, привозят в город, да скоро, наверное, совсем поставлять перестанут, на подножный корм перейдем...
Демичев сделал бутерброды, налил чай в граненый стакан и пододвинул Антону.
–Ешь. А потом расскажешь мне, как сюда попал, и что в городе забыл...
Пока Антон насыщался, Демичев рассеянно вертел бутылку виски, да так и не наливал.
Косясь одним глазом на колбасу и сыр на тарелке, другим Антон разглядывал кухню нового знакомого. Была она небольшая, но очень уютная. Всегда есть разительное отличие между жилищем, в котором постоянно кто-то живет, и пустующей квартирой, пусть даже в ней расставят все нужные предметы по своим местам. У Демичева не кухне было очень тепло и уютно, как когда-то было у Антона дома. Часы-ходики с кукушкой, висевшие над обеденным сосновым столом, стены, оклеенные бежевыми дорогущими обоями, баночки с приправами, специями. И хотя на улице еще не стемнело, Демичев включил верхний свет, добавивший уюта и комфорта.
Антон сразу вспомнил о своем навеки утерянном доме и затосковал. Нигде он не чувствовал себя так комфортно, только дома. И здесь, в квартире бармена, в Новинске.
Демичев сразу заметил ,что парень перестал жевать.
–Не вкусно?
–Да нет, наелся просто.
–Тогда рассказывай, кто ты и откуда. Новых людей в городе мало, да и ко мне никто не наведывается. Как ты попал в Новинск? Через Батяню?
–Да. Он меня провел.
–Сволочь недобитая. – скрежетнул зубами Демичев. – Давно пора его шлепнуть. Предлагали Фарину устроить рейд по пригородам, вычистить всю эту уголовщину, да куда там... Якобы, считается, что они охраняют наши ворота от братвы из других районов... Просто сила у него большая, несколько сотен человек, почитай, в его шайке. А с такой оравой одной нашей общине никак не справиться. Объединяться надо с другими в городе, да никак верхи не договорятся. Все какие-то противоречия находят. Есть бойцы и в пригородах, и во Втором секторе, да только каждый сам за себя, за общее дело никто не хочет постоять, вот и бардак творится, произвол! Провели бы хоть рейд по восточному району, жить бы легче людям стало! Кстати, как он тебя провел?
Антон вкратце рассказал. Демичев нахмурился. Налил виски в стакан, опрокинул, захрустел печеньем.
–Подонок. Сколько его знаю, всегда издевался над людьми. Мразь...
–Да ничего, я же справился...
–Антон, помяни мое слово, когда-нибудь он расплатится за все, что сделал. Пусть не сейчас, но сколько веревке не виться, а все ж таки, управа будет. Охрана у него серьезная, опытные ребята, многие хорошо владеют оружием, но ничего, ничего. Объединимся и сообща раздавим эту гниду...
Он прервался, не закончив фразу.
–Значит, вы служили на Бахаревке?
–Да уж, забросили меня зеленым призывником на РЛС, от звонка до звонка там и отбарабанил. Служба как служба, ничего особенного. Деды нас все стращали, что электромагнитный фон там такой высокий, что импотентом становишься, как вернешься. Да брешут все. Отслужил я, вернулся– проблем по этой части не было. Может, организм просто крепкий такой. А вообще, я коренной новинец. Я попал сюда в Первый Район еще в самом начале эпидемии. Жил-то я раньше в южной части, за рекой. Услышал я, что здесь коммуна образовалась. Стеной обнеслись, а как же! Вход только по визам, мышь не проскочит. Сейчас здесь три тысячи человек, огромная цифра! Раньше в город свободно пускали всех беженцев. Ну только счетчиком Гейгера проверяли– чтоб, значит, из Москвы радиацию сюда не заносили. Да поди , всех проверь! Многие просачивались сквозь заграждения и так. Тогда стену еще строили, сплошные бреши были, недоделки. Думали, можно от всего мира отгородиться, все проблемы решить! Да где там... В общем, махнул я к ним в коммуну. Думал, тут порядок.. Куда там! Маразм коммунистический!
