Текст книги "Ваш номер — тринадцатый"

Автор книги: Евгений Соломенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Глава тридцатая
Березовый сок для господина администратора

Полутора месяцев от роду Глеб осиротел, и дядя Петя стал для него и отцом, и матерью, и высшим авторитетом. Во всяком случае – до Глебова шестнадцатилетия. А точней – до ТОГО разговора.

Тогда, поздним уже вечером, дядя заглянул к нему в комнату:

– Не спишь, Глебка? Айда на кухню: разговор есть!

Уселись за самоваром, приступили к чаепитию.

– Начинать, Глебка, всегда следует с начала, – произнес дядя, позвякивая ложкой по блюдцу и явно нервничая. – А начало в нашей нескучной истории – это мой и твой далекий прапрапра… много раз прадед. Звали его Константин Федорович Бахметьев, и был он лейтенантом флота…

…Лейтенант Бахметьев быстро бросил военную лямку и перебрался из родного Петербурга в Новоархангельск – главный порт Русской Америки. На эту одиссею его подвигло непомерное, болезненное тщеславие. Константин Бахметьев стремился любой ценой вписать свое имя в географические карты мира. Уже полтора года спустя молодой офицер стал правой рукой Николая Резанова – верховного управителя Российско-Американской компании.

Резанову он сумел внушить: «Хватит закапывать себя в бесконечные перевозки зерна и бобровых шкур! Даешь Русскую Конкисту!». Он жаждал, переплюнув Ермака, еще более расширить пределы Отечества, включить в них и Японские острова, и Калифорнию, которую, он верил, станут называть полуостров Бахметьева.

И вот энергичный лейтенант отправляется инспектировать русские владения в Америке: поселения, форты, корабельные верфи.

Инспекторская поездка подходила уже к концу, их фрегат возвращался в Новоархангельск. Но тут ветер упал до нуля, и обездвиженный парусник лег в дрейф.

А ночью дверь в каюту Бахметьева отворилась, и в нее вошел Черный Адмирал. Заглядывающие в иллюминатор звезды скрещивались на его шпаге, отражались от сверкающих ботфортов. Но, попадая в глаза Адмирала, звездный свет не находил отражения и тонул в них бесследно.

– Знаю ваши проекты, лейтенант. Знаю и верю в вас, – сказал гость. – Но история – особая книга: имена в нее вписываются лишь кровью и ядом. А посему сталкивайте в преисподнюю любого, кто окажется у вас на пути. Предавайте, клевещите, лжесвидетельствуйте! Помните: отныне вас и ваших потомков хранит Черный Адмирал. В знак посвящения дарую вам свой кортик. Не посрамите его, мой лейтенант!

Тут за иллюминатором ударила близкая молния, и Бахметьев на мгновенье зажмурил глаза. А когда вновь открыл их, в каюте никого не было. В ту же минуту полный штиль сменился сильнейшим штормом, который мгновенно домчал фрегат до родных причалов.

И до самой швартовки Бахметьев просидел затворником в каюте, разглядывая новый кортик. Тот оказался длинным, тусклым и чрезвычайно острым. Ножны были сплошь черными, лишь на рукоятке полыхали золотом три цифры – 666. Бахметьев знал: это – Число Зверя…

Константин Бахметьев закончил свои дни почтенным старцем и действительным тайным советником. Всю свою жизнь он вертел тяжкие жернова имперской политики. Это он готовил проекты указов, которые, будучи освящены высочайшей подписью, бросали русские полки в огонь баталий и мытарили российские флотилии по чужим морям. И во всех начинаниях Бахметьеву сопутствовала небывалая удача. Черный Адмирал надежно распростер над ним охраняющее крыло. Над ним и всем его родом, принужденным с тех пор верой и правдой служить темным силам…

– …В кабале мы все оказались благодаря прадеду Косте! – завершил свою повесть дядя. – Теперь и тебе, Глебка, настала пора впрягаться в эту кабалу.

Глеб взглянул на него изумленно:

– Дядя, ты чего серьезно веришь в такие сказки? Черные Адмиралы, кортики с Числом Зверя? Да это же просто смешно!

– Это совсем даже не смешно, – вздохнул дядя Петя. – Встречались среди наших предков смельчаки: отказывались служить Зверю. Каждый из них был уничтожен, и непременно – огнем. Последними в этом дьявольском пламени сгинули твои отец и мать…

Это было на даче в Сиверской. Гроза обрушилась на них посреди раздольного поля. Спасаясь от ливня, они бросились к одинокой сосне. Мокрые, хохочущие, с двух сторон обняли дерево, прижались к теплому стволу. И тотчас в сосну ударила ослепительно синяя молния. Потом на них, уже неживых, обрушились полыхающие обломки расщепленного ствола и отслужили огненную панихиду…

– Так ты мне стал вместо сына, – подытожил дядя Петя. – И именно ради тебя я принял решение: смириться, пойти в услужение к Черному Адмиралу. Я ведь в аккурат перед той бедой даже фамилию сменил. Думал – отрекусь от самого имени проклятого рода! А тут – этот огонь с небес и погребальный костер на двоих. Тогда-то я понял: не остановлюсь сейчас – и Черный не только меня покарает, он и тебя не пощадит – последнего мужчину, носящего фамилию Бахметьевых. И я сдался, пошел в услужение к темным силам.

Дядя зачем-то передвинул чашку с места на место и с нажимом утвердил:

– А теперь требую, чтобы и ты поступил точно так же. Ну а насчет того, что все это – сказки…

Откуда-то из недр шифоньера он достал и бросил на стол длинный черный кортик. Глеб обнажил клинок. Там, где разящая сталь переходит в рукоять, червленым золотом сверкнули цифры: 666.

Глеб отшвырнул от себя дьяволов кинжал, словно черную гадюку:

– Выходит, они убили маму и отца, а ты прислуживаешь этим нелюдям? Что, спас меня, да? Да ты меня погубил! Не нужны мне ни твои жертвы, ни дядя – лакей черного козла!

– Послушай, Глебка… – начал дядя Петр, но тот вскочил и исчез в своей комнате. А через четверть часа снова возник на пороге, сжимая в руке тощий рюкзак:

– Прощай, я ухожу. Буду жить, как умею. А ты служи своему поганому хозяину!

Дядя склонил голову над остывшей чашкой. В наступившей тишине отчетливо щелкнул замок запираемой двери.

* * *

И вот теперь, спустя столько лет, Глебка возник из небытия и вернулся в жизнь Петра Чичеванова. Вернулся – уже обреченным на гибель.

Ликвидировать Зорина было первым, что пришло Администратору на ум. Ликвидировать – и концы в воду! Это был бы счастливый вариант, но он, увы, не проходил. В «Утренней звезде» любые сведения, касающиеся ее благополучия, непостижимым образом просачивались сквозь стены и моментально доходили до высших инстанций.

Между тем непреложные законы конторы гласили: человек, хотя бы невольно посягнувший на ее интересы, подлежит незамедлительному уничтожению. Это – о Глебе. А служащий «Звезды», который не выполнит оного предписания, подлежит уничтожению еще более незамедлительному и суровому. Это – уже о самом Администраторе.

О себе Чичеванов не думал. Задача была одна – спасти Глеба, упрятать его так, чтобы и вездесущая «Звезда» не сыскала. Администратор знал, что это нереально, но сейчас он предпочитал не рассуждать, а действовать со всей возможной энергией…

Зорин в это время катил в редакцию. Сидя в «Мерседесе», он все еще продолжал свой диалог с Администратором.

Да, он вырос, он совсем не тот, что год назад! И слава богу! Что? Растерял семью? На фиг ему сдалась такая семья – холодная, расчетливая дочка и жена, для которой чмошный бультерьер дороже мужа! Отказался от единственно любимой женщины? Да к чертям собачьим эти шекспировские трагедии: любовь-кровь, кровь-любовь! Он – не мазохист и не самоубийца! А скрасить одиночество и Венерка очень даже может…

Он не просто изменился: он ГЕНЕТИЧЕСКИ изменился. Нет уже того махрового неудачника: теперь в его жилах течет кровь победителя! И ради сладости побеждать он не остановится ни перед чем! Его номер – тринадцатый!

* * *

После обеденного перерыва Глебу позвонили с вахты:

– К вам пришли. Спуститесь к бюро пропусков!

Но возле бюро пропусков было пусто. Сидящий на входе охранник повернул голову:

– Это к вам посетитель? Он сказал – подождет на улице.

Бахметьев вышел из офиса – и обомлел: дядя Петя?! Он только и сумел, что глуповато спросить:

– Это ты?

– Нет, ясны горы: святой дух! – хмыкнул дядя Петя. – Видишь у булочной синий жигуль? Я буду в нем. Хватай по-быстрому куртку, пальто или что там у тебя – и живо в машину!

– А как же работа? – возразил Глеб.

– У тебя ее уже нет! – постановил дядя. – А если будешь еще копаться – не станет и жизни!

– Да что случилось-то? – вконец оторопел племянник.

– Давай скоренько – за одежкой! – скомандовал дядя Петя, оглядывая улицу цепкими глазами. – По дороге объясню!

Спустя семь минут их машина летела к Троицкому мосту.

– Ну? – прервал Глеб затянувшуюся паузу. – Может, теперь расскажешь, что стряслось? Комета Галлея на Землю летит?

Вместо ответа дядя швырнул ему на колени желтую картонную папку. Глеб ее раскрыл – и лишился речи.

– Откуда у тебя это? – только и вымолвил он.

– Оттуда! – буркнул дядя, вглядываясь в машинную толчею на съезде с моста. – Ты, Глебка, надумал пожар гасить бензином. Тот, у кого ты искал справедливости, является совладельцем вашего «Энтерпрайза». И к тому же – порядочной сволочью. И теперь одна чрезвычайно отлаженная система озабочена только тем, чтобы поскорей убить тебя. А с этого момента – и меня тоже.

Дядя круто вывернул руль, объезжая плетущегося «чайника»:

– В общем, так. Аэропорт и вокзалы, ясны горы, под контролем. Поэтому сейчас мы катим в Выборг: оттуда вечером отходит один хитрый поезд на Москву. Из столицы завтра вылетаем в Нью-Йорк. Затем из Нью-Йорка – в Даллас. В Техасе берем машину и перебираемся в Мексику. Оттуда самолетом – в Буэнос-Айрес. А в Аргентине я уже прикупил скромную гасиенду в одном глухом местечке. Там нас сам черт не сыщет!

– Бежим в джунгли Амазонки? – криво ухмыльнулся Глеб. – Прямо как нацистские преступники!

– Не как нацистские преступники, а как преступные кретины, – поправил дядя. – Один кретин удумал восстановить мировую справедливость, а другой прикрывает его правдоискательскую задницу.

– Так надо ж домой заскочить на минуту! – вскинулся Глеб. – У меня там деньги, паспорт…

– Ты минутами-то не швыряйся! – проворчал дядя. – Лишняя минута убить нас может! А твои гроши тебе уже не понадобятся. И паспорт, кстати, тоже.

– Это почему?

– А по этому по самому! Отныне ты – гражданин Соединенных Штатов Америки Роберт О'Брайен, бизнесмен и законопослушный налогоплательщик. А я – твой коллега по бизнесу Майкл Дэниэлсон. Ты, кстати, возьми из бардачка свой новый паспорт! И давай-ка поглядывай назад: не прилепилась ли к нам какая-нибудь машинка?

Через полчаса они уже катили по Выборгскому шоссе. Трасса выглядела пустынной, беглецов никто не преследовал. Тревога, вспыхнувшая в Глебе, постепенно улеглась: «Ничего, перетопчемся!».

Оптимистичному настрою способствовали и окружающие пейзажи. Через серое полотно шоссе бежали, искрясь, шустрые ручейки, в голубых лужах отражалось небо без единого облачка, и все вокруг было залито лучами уже пригревающего солнца. Ну разве может в этом неярком северном раю случиться что-то непоправимое?

А налитые тела берез, казалось, распирало шальными весенними соками. Глеб вздохнул: войти бы сейчас в перелесок, сделать на ближнем стволе пару косых надрезов – и ловить губами сладкий березовый нектар!

Дядя сбросил скорость – трасса впереди закладывала крутой вираж. За такими поворотами обожали прятаться «подосиновики» из госавтоинспекции.

Перед самым поворотом Глеб увидел девочку лет десяти. Волосы, скрученные в тугую косищу, казались золотыми, лицо светилось улыбкой, и вся она была – как это солнышко. Девочка прижимала к себе двухлитровую банку, в которой плескалась, разбрасывая зайчики, прозрачная влага. Ну, конечно, березовый сок!

Тоненькая Златовласка была уже совсем близко от их «жигуля». Она радостно взмахнула рукой: остановитесь, пожалуйста!

– Тормозни! Подберем девочку, – сказал Глеб.

– Ты что, не понимаешь? Нельзя нам останавливаться! – осадил беспечного племянника Администратор.

А девочка все улыбалась и махала им: «Ну, пожалуйста!». И они – два трусливых шакала, бегущих, поджав хвост, – были недостойны доверчивой улыбки этого лесного солнышка. Глеб взорвался:

– Да человек ты, или тебя твой Черный Адмирал совсем уже в нелюдя превратил? Подбросим девочку по пути! А если нет – все равно тормози: я выхожу, и катись один на свою вонючую Амазонку! А я и здесь перекантуюсь: Россия большая, уж как-нибудь упрячусь от нечисти твоей поганой!

Дядя только головой качнул: ну и норов! И, чертыхнувшись, тормознул подле Златовласки.

Но та не полезла в машину: зачем-то обежала вокруг и остановилась со стороны водителя. Администратор распахнул дверцу:

– Тебе куда, дочка?

Девочка не ответила. Вместо этого она вдруг окатила дядю Петю из своей банки. Неожиданный водопад разом накрыл его волосы и лицо, хлынул на грудь.

Своим массивным телом Чичеванов закрывал племянника, но несколько капель все же упало на Глебово запястье. Глебу показалось, что руку ему прожгло расплавленным свинцом.

Дядя охнул – громко, с надрывом. Повалился на руль и замер. А девочка радостно запрыгала и закричала:

– Сюда! Сюда!

В ту же секунду справа, из густого ельника вынырнул желтый уазик с надписью «Лесная охрана». Из него посыпались подтянутые молодые люди в черной униформе: ни дать, ни взять – гитлеровские штурмовики! Они выдернули Глеба из салона, шмякнули физиономией об капот и сноровко обшмонали. Глеб даже не думал сопротивляться. Казалось – из него вытряхнули душу, и осталась просто тряпичная кукла, которой зачем-то выкручивают руки, надевают стальные браслеты и заклеивают широким пластырем рот.

Покраснев от натуги, «лесные охранники» выволокли безжизненное тело дяди Пети и, как мешок с картошкой, забросили в свой уазик. Туда же впихнули плохо соображающего Глеба, на переднее сиденье усадили девочку. Затем сами расселись по обеим машинам и двинулись прочь от шоссе, вглубь обступающего чернолесья.

Минут через десять они остановились перед пронизанной солнцем широкой просекой. Штурмовики повыскакивали наружу, извлекли на свет божий и Глеба. И тут сердце у него оборвалось еще раз.

Потому что шагах в десяти безмятежно прогуливалась пара милых старичков: он и она. Старички были какие-то игрушечные: небольшого росточка и со славными, добрыми лицами. Он опирался на суковатую палку, она несла изящный букетик ранних лесных цветов. Дачники. Дачники-неудачники! Глеб не сомневался: погромщики из уазика не оставят живых свидетелей. Он крикнул: «Бегите!». Но намертво заклеенный рот произвел только слабое мычание.

Лиходеи тотчас ринулись к этой парочке, волоча с собою и Глеба. А старики, не чуя беды, спокойно вышагивали навстречу своим убийцам.

Но тут, обгоняя костоломов в черном, вперед вырвалась девочка-Златовласка. Она по-телячьи ткнулась в иссохшую грудку старушенции, и та расцвела, прощебетала, по-парижски картавя:

– Ah, Clementine! Comment tu vas? J' espere, tu n'as rien du mal? [16]16
  – Ах, Клементина! Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, у тебя ничего не болит? ( франц.)


[Закрыть]

– Oui, ma belle grand-mere: rien du mal! [17]17
  – Да, бабушка, ничего не болит! ( франц.)


[Закрыть]– успокоила внучка и ласково потерлась о старенькую бабушкину куртку.

А та показала ей собранный букет:

– Regarde ici, ma cherie! Cettes fleurs sont tellement admirables, n'est ce pas? [18]18
  – Полюбуйся, дорогая! Восхитительные цветы, не правда ли? ( франц.)


[Закрыть]

– Mais bien sur! – подтвердила Аленушка-Клементина. – Elles sont tres jolies! [19]19
  – Да, разумеется! Они очень красивы! ( франц.)


[Закрыть]

Тут бабушка оторвала умильный взор от букетика и словно бы спохватилась:

– Mais allons-nous la! Restons nos hommes: ils veulent bavarder tete-a-tete un peu. [20]20
  – Отойдем-ка в сторонку. Оставим наших мужчин: они хотят немного поболтать с глазу на глаз ( франц.)


[Закрыть]

И обе дамы пошли вдоль лесной обочины.

А мужчины повели свой разговор.

Среди штурмовиков выделялся худощавый молодой человек с тонким интеллигентным лицом и высоко выбритыми висками. Кажется, он был у них за главного. Этот аккуратист и рапортовал старичку – божьему одуванчику:

– Порядок, доставили обоих! Клементинка – молодец: справилась отлично!

– Ну и шлавно! – отозвался одуванчик. И перевел лучезарный взор на Глеба:

– Ты, штало быть, и ешть художник? Молоденькой еще!

Глеб ждал – вот сейчас этот добрый старикан, перед которым соловьи-разбойники отчего-то стояли навытяжку, прикажет:

– Развяжите-ка его и отпустите с миром!

Но вместо этого тихенький лесовичок прошамкал:

– Не ту картину ты жадумал напишать, художник. Шовщем не ту!

И отвернулся, сразу позабыв о Глебе:

– А второй? Где этот шволочь?

Стриженный мотнул головой – и его молодцы выгрузили из машины то, что еще недавно было дядей Петей. Подтащили, кряхтя, и бросили к синим старикашкиным полусапожкам. Старичок-лесовичок осиновой своей палкой подцепил голову лежащего, развернул лицом к себе.

Но лица не было. Веки, губы, нос, все оказалось изъедено, обвисло жуткими лопухами и сочилось желтой сукровицей. Не осталось ни брови, удивленно взлетевшей вдоль шрама, ни самого шрама. На жухлой прошлогодней траве громоздилась безликая туша в разодранной зеленой жилетке. Вокруг сразу же пополз запах пепелища. На этот раз он был особенно пронзительным: сейчас от Петра Чичеванова пахло всеми кострами, на которых горели мужчины его рода.

– Ждох, что ли? – уточнил дедок. И вздохнул жалостно. – Это плохо! Хотелощь мне ему, шволочу, напошледок шкажать пару лашковых!

Но тут же покладисто рассудил:

– Ну да ладно, не привелощь, штало быть! Да и то, это какое же щердце ждюжит, когда на тебя литр шоляной кишлоты выплешнут, шишки-коврижки?

Крохотной ножкой отпихнул голову мертвого врага и приказал Стриженному:

– Жначит, так, Ерафант! Ты обоих жапихай в ихнюю машину, а дальше – шам жнаешь.

Один из налетчиков подвинулся к Бахметьеву и саданул его по голове пудовым кулачищем. Глеб уже не видел, как их с дядей Петей отвезли к заброшенному карьеру, как машину сняли с тормозов и спихнули с обрыва. И как жарко полыхнуло пламя из разорванного бензобака, пожирая искореженный корпус «жигуля» и два замурованных в нем тела.

Спустя шесть минут Стриженный докладывал своему фюреру:

– Исполнено, Пифагор Пафнутьевич!

– Это хорошо, что ишполнено, – отозвался ласково фюрер. – Только я тебе, Ерафант, не Пифагор Пафнутьевич. Я тебе теперь – гражданин Админиштратор! Такая вот дишпожиция!

Глава тридцать первая
Защитим белую цивилизацию!

Защищаясь, индиец вскинул смуглую руку, но стальная дубинка переломила тонкое предплечье. Он вскрикнул и согнулся от боли. И тут же хук снизу заставил его разогнуться. Четверо стоящих полукругом отбросили дубинки и методично отрабатывали на своем пленнике, как на манекене, каратистские удары – грамотно, с резким выдохом и мгновенной концентрацией в конце. Они делали это старательно и безучастно и сами напоминали ожившие манекены. Четыре хорошо одетых манекена, слепленных с приличных, аккуратно подстриженных мальчиков – не какой-нибудь там гопницкой шпаны.

Через минуту все было кончено. Мальчики сложили телескопические дубинки, убрали их в карманы курток и упругим спортивным шагом покинули место инцидента. На асфальте осталось распластанное, неподвижное тело.

Зорин щелкнул кнопкой, и экран погас. Вместо него вспыхнул свет, озаряя обширный кабинет генерального директора объединения «Антей». Все тут было точно так же, как два месяца назад, только во главе директорского стола сегодня восседал не Администратор, а Пифагор. Который, впрочем, и являлся теперь администратором.

Но совещание вел Зорин – мозговой центр и правая рука Пиф-Пафа. Заслуженный чекист, как только встал во главе филиала, сразу же объявил верному собутыльнику:

– Будешь мне боевым жамполитом. Такая вот дишпожиция!

И вот сейчас Зорин проводил политзанятие с личным составом, а Пифагор сидел рядом и умильно улыбался в пространство.

Боевой замполит сосредоточил взор на Суровцеве – новом сотруднике «Утренней звезды», проходящем под прозвищем Иерофант:

– Ну, замочили твои бойцы этого индийского чмошника. Ну, еще паре черножопых перебили руки-ноги. И это – все, чем может похвалиться «Русский национальный легион»? Да с такой фигней и скинхеды безмозглые справятся.

– Запомни, Иерофант, – Зорин сузил зрачки, – ты и твои легионеры – не мелкая уголовная шелупонь, а апостолы новой веры! А знаешь, в чем разница?

Иерофант смущенно развел руками.

– А разница в том, что уголовник убивает, а вы, апостолы, – уничтожаете. Вы расчищаете жизненное пространство. Это – высшая математика всех времен и народов: когда ты убиваешь одного человека, ты – убийца, а когда уничтожаешь тысячи, ты – стратег, полководец, гений. Хватит твоему легиону пробавляться всякой ерундистикой. Мы ждем от вас серьезной, большой работы!

Зорин обвел взглядом собравшихся:

– И это в равной степени касается всего нашего филиала «Утренней звезды». Хорош «боинги» в океан сбрасывать да депутатов проводить в городскую законодательную лавочку! Это – мелочевка и вчерашний день, такой же замшелый, как и сам покойный Чичеванов. Отныне мы выходим на новый масштаб действий.

Зоринский голос окреп, в нем отчетливо звенели командные нотки:

– Проснитесь и оглянитесь вокруг! В мире формируется Интернационал белой нации. Начинается смертельное столкновение цивилизаций, и наша задача – самым активным образом обеспечить коллективную защиту «белой» Европы, спасти ее от сионистской экспансии и нового азиатского вторжения. Вот чем мы станем заниматься теперь, а не вязанием дурацких узелков!

Собравшиеся слушали, затаив дыхание. В том числе и Пиф-Паф, удовлетворенно отметил Зорин. Много власти отхватила себе шепелявая кочерыжка, когда уселась в Администраторово кресло. Ну да ничего, мы Пифагорушку из креслица-то выкинем! Хотя и не сразу, конечно, старый энкавэдэшник – это тебе не Феоктист Бабуринский…

А Бабуринский, этот чмошный корреспондентишка, видать, вообразил себя незаменимым. Права качать начал прямо на летучке: газета, мол, в черносотенный листок превратилась, проповедует фашизм в чистом виде! Вон и читатель от нас отвернулся, тираж падает! Не считаю возможным работать далее в погромном издании! Ну да Зорин с ходу укоротил этого петуха. Не считаешь – не надо! Пиши заявление и катись вон! Кстати, как там твое отчество? Львович? А, ну тогда понятно… И читателей мы «теряем» точно таких же – Львовичей, Хаймовичей, да всяких там Усмановых с Хабибулиными! У нас – русская газета, и пишет она для русских людей. А кто не согласен – вот вам бог, а вот порог!

Зорин тряхнул головой: черт с ним, уж редакционную шантрапу как-нибудь приведу в чувство. Тут вот «соратничков» надо выстроить в линейку! Согласно закону Авогадро!

– Я тут подыскал одного очень серьезного человечка, доктора наук. Он со своей чрезвычайно закрытой лабораторией всю жизнь выводил всяких вредоносных микробов да вирусов. А теперь вот эти исследователи остались не у дел: наше чмошное государство отказалось дальше их финансировать. Зато их скупает на корню один арабский шейх, у которого нефть уже из ушей льется.

Зорин сделал паузу, значительно свел брови:

– Только шейх пускай отдыхает! Человечка того со всей его лабораторией под крыло берем мы.

– А на фига нам этот микробник сдался с его инфузориями-туфельками? – подал голос Аполлинарий.

– А вы знаете, кто возбудителей СПИДа на белый свет вывел? – ответил вопросом докладчик. – И я не знаю. А знал бы – памятник бы ему поставил из чистого золота. Потому как СПИД этот очищает общество от наркоманов, педерастов и прочих извращенцев. Ну а наш микробник своими инфузориями поможет нам избавить Россию от других нелюдей – всяких чмошных иноверцев.

– Это каким же образом? – вновь поинтересовался любознательный переводчик Петрарки.

– Объясняю. Нация – это не то, что раньше тебе в паспорте писали, а то, что у тебя в крови. В самом прямом смысле! Это особенности состава крови и плазмы. Поэтому, скажем, у еврея или, там, татарина обмен веществ протекает по-иному, чем у славянина. И иммунная система по-другому работает. Так вот мы этих наших «микробников» озадачим – вывести такой смертельный вирус, который бы избирательно поражал лиц неславянской национальности. В первую очередь – семитов, кавказцев и прочих узкоглазых.

В кабинете царила мертвая тишина, только несдержанный Аполлинарий крякнул, переваривая новые веяния. А железный замполит чеканил:

– Ставлю задачу. Мы с Пифагором Пафнутьевичем берем на себя финансирование исследований. Аполлинарий отвечает за размещение лаборатории и материально-техническое снабжение. А ты, Иерофант, обеспечиваешь физическое прикрытие и следишь, чтобы ни арабский шейх, ни еврейский банкир, ни какая-либо другая сволочь не перекупила этих «инфузорий-туфелек». Отвечаешь головой! Все, время болтовни закончилось, работаем по-серьезному!

Досье

Объявление

Организация продает человеческую рассаду в торфяных горшочках и в земляных ящиках.

Человек – культура многолетняя. Произрастает в различных климатических зонах. Требует регулярной органической подкормки. Неприхотлив. Относительно устойчив к ДДТ и прочим ядохимикатам.

Оптовым покупателям предлагается скидка.

Администрация