Текст книги "Пятеро на леднике"
Автор книги: Евгений Шатько
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Наверху, на самом изгибе, существо-полуфабрикат на секунду задерживалось. Оно заранее плясало от счастья, хотя имело пока еще недоработанную голову, как у снежной бабы. Обжимно-прессовое устройство мигом обхватывало заготовку, и на ней появлялись глаза, рот, нос, ушки и косая челочка. Существо разевало рот, и, пока выкрикивало свой номер, ему вставлялись зубы.
Внизу специальная машина обсыпала каждый экземпляр тальком, вставляла в кулачок синтетический цветок и давала шлепка под зад – очередной счастливый рюмянин начинал бессмертную жизнь. Правда, изредка кое-кто не успевал получить зубы: тогда его с середины эскалатора выхватывал крюк и забрасывал обратно в горшок, в сырье.
– Сколько она шлепает в час? – спросил хмуро Тишкин.
– Начали с двадцати тысяч, а теперь она выгоняет до ста тысяч.
– Какие показатели по полу?
– Пола нет.
– Ну и порядки! Куда деваете продукцию?
Марзук вздохнул:
– Поскольку кормовые ресурсы планеты исчерпаны, штабелируем выборочно тех, кто перестает радоваться. Обстановка тяжелая – многие расштабеляются, вылезают, разбегаются… По самым скромным подсчетам, к среде планета будет покрыта тройным слоем жителей.
– Голову вам надо отвернуть за эту установку, граждане Центр! – сказал Тишкин. – Заклинить ее не пробовали?
– Она нас не слушается, – плаксиво сказал Марзук. – Все помехи устраняет сама. Приближаться к ней опасно: она уже схватила ученого секретаря и забросила в сырье.
– Взорвали бы к свиньям.
– Пробовали. В знак протеста она отпочковала от себя дочернюю установку, которая пока, правда, штампует безголовых.
Тишкин засопел и сердито спросил:
– Какой лопух эту перпету-мобиль придумал?
Наступила неловкая тишина. Марзук робко хихикнул зеленым ртом:
– Эту установку придумали вы, дорогой Глоус. Вы дали идею.
У Тишкина вспотели даже глаза.
– Идейка-то была ничего, – сказал он неуверенно. – Но кто прошляпил бесконечность? Кто…
– Марзук, не заговаривайте нам зубы! – вдруг сказал Лур сурово. – Это вы вогнали установку в бесконечность своими интригами!
Тишкин до того расстроился, что даже замахнулся на Марзука:
– Загубил планету, дубина!
Марзук визгливо переспросил:
– Вы слыхали? А ну, все-таки покажь знак качества на руке, голубой знак химического бессмертия!
И, ухватив руку Тишкина, Марзук стал совать ее в лицо подскочившим коллегам.
На крепких загорелых пальцах Тишкина было написано печатными буквами: ДАША. А ниже во всю кисть был изображен женский торс.
– Опять эта женщина! – завопил Марзук. – Опять эта Дашка с вилами! Навались, коллеги!
Через минуту Тишкин был связан и прислонен к стене как сноп. Вконец удрученные члены ВМЦ, доставая пузырьки с валидолом, расселись напротив. Под днищем корабля грозным утробным голосом рокотала установка.
Отдувая со лба потные волосы, Тишкин заговорил первым:
– Лур Ионыч, Марзук – он Марзук и есть, зря его слушаешь. Разрешите принять неожиданное решение? Записывайте в проект. Пункт первый. Ликвидировать установку, как впавшую в гнусную бесконечность. Пункт второй. Поручить Марзуку найти для этого точку опоры.
Марзук от злости даже задымился.
– Пункт третий, – хрипло продолжал Тишкин. – Отбить телеграмму на Землю бригадиру Грызлову, копия Даше: «Срочно подсылайте мой инструмент, какой лежит за печкой. Сверло возьмите у Гришки…»
Лур вдруг взялся за виски дрожащими пальцами и сказал:
– Развяжите Глоуса Петровича. Он, как всегда, выдвинул блестящую, дерзкую идею. Марзук, запишите все его предложения и дайте мне тройную дозу анальгина. Мы снижаемся.
Глава девятая
Едва Лур, Марзук и Тишкин спустились по лесенке из висящего аэровоза прямо на тротуар, к ним поспешно подошел робот Вася и включил на груди себя надпись:
«Комитет бывших женщин вызывает вас для переговоров в бывший институт косметики».
– Нас никто не может вызывать! – высокомерно заявил Марзук. – Вызываем только мы!
Робот Вася включил на груди новую надпись: «Они все-таки дамы».
– Не рассуждать! – воскликнул Марзук. – А то отключу!
В ту же секунду впереди на площади показалась толпа, а над нею в небо всплыл портрет женщины в косынке, сотканной из разноцветных телефонных проводов. Это была увеличенная, шесть километров на девять, фотография Даши, которую Тишкин подарил Эйлурии. Хорошо был виден уголок для печати, но лицо Даши было так похоже на лицо Эйлурии, что Лур радостно воскликнул:
– О, звезда моя вечерняя!
Марзук оборвал его:
– Какая звезда! Это Дашка, которая ударила нас вилами.
– Я сохранил этот ее жест в своем сердце, – сказал Лур с нежностью.
А на площадь выступила колонна женщин в брюках.
– Это марш материнства и младенчества, – сказал Марзук. – Боже, куда мы катимся!
– Какая у них платформа? – спросил Лур с беспокойством.
– Платформы нету! Ищут. А достать невозможно. Вот и кидаются на людей.
Лур убежденно сказал:
– Тогда это движение неодолимо!
Вдруг из переулка вышел маленький Ангидрид, который тащил старую детскую колясочку на трех колесах. Увидев правителей Рюма, он повернул обратно.
– Стойте! – властно закричал Марзук. – Приблизьтесь.
Ангидрид подошел, втянул голову в плечи.
– Где вы взяли эту доисторическую коляску? – грозно спросил Марзук.
Ангидрид едва шевельнул губами:
– В подвале. По заданию союза возрождения женщин.
– Зачем?
– Возить, – ответил Ангидрид совсем беззвучно и застенчиво улыбнулся. – Возить этого, который пищит.
– Любезный, у нас триста лет нет деторождения! – скрипуче проговорил Марзук. – Вы бессмертны. И живете вместо своих детей! Возить некого.
– Пока некого, – вздохнул Ангидрид. – А вскорости…
– Никаких вскорости! – возразил Марзук. – Рюмянин, у которого появится младенец, автоматически становится смертным, зарубите это на своем синем носу, жалкий подкаблучник.
Ангидрид поморгал фиолетовыми ресницами, вдруг достал из-под хитона колесо, приладил его к коляске и пустился бежать.
Марзук повернулся к Луру и схватился за ящик:
– Лур, заклинаю чистотой наших формул! Усыпите всех этих одичавших женщин, иначе они устроят нам демографический взрыв. Опять пеленки, анализы, уколы, свинка, ау-уа! Дети не поймут нас, ведь нам по тысяче лет. Опять вражда поколений, борьба с тещами, стрессы, бытовые травмы, распад, болезни, полная хана!
Лур застонал, схватился за голову и предупредил сонным голосом:
– Я сейчас раздвоюсь, коллеги.
Марзук зашептал ему на ухо:
– Мы усыпим женщин и заштабелируем их в холодильники, пока остынут страсти. А потом…
Тишкин взял ящик у Лура и замахнулся на Марзука.
– Я тебя самого и усыплю и заштабелирую!
От гнева уши Марзука опять загорелись и замигали нежным васильковым светом.
– Хорошо же! – сказал он зловеще и достал из кармана ядовито-желтый пузырек с распылителем. – Вы узнаете, что я сделаю из этого похитителя колясок!
– Иди, иди, не отсвечивай! – сказал Тишкин. – А если малого тронешь, тогда сразу маму зови!
Марзук вдруг достал роликовые коньки, надел их и быстро покатился в тот переулок, куда убежал рюмянин с коляской.
– Ну и фигурист! – в сердцах проговорил Тишкин. – Зачем таких держишь?
Лур побледнел и ответил слабым голосом, оседая на землю:
– У него колоссальные связи на всех планетах.
– Нет, так не пойдет, граждане! – сказал Тишкин и повернулся к роботу Васе: – Ты давай подымай Лура и ходу за мной.
Ангидрид катил колясочку в подъезд стоэтажного дома, бывшего института косметики. Марзук вывернулся из-за угла, кинулся следом, но рюмянин заскочил б лифт, – Марзук стоял на площадке, держа наготове пузырек.
– Говори, где и кто пищит? – спросил он, отвинчивая пробку. – А то растворю на месте.
И тут левая дверь на площадке открылась. Эйлурия и сестры-невидимки схватили рюмянина вместе с коляской и кинулись обратно. Марзук метнулся за ними, но его голову защемило дверью. Он подергал голову и грустно сказал Эйлурии, которая прижимала дверь:
– Кранты. Отхимичил.
Тогда Эйлурия схватила его за уши и втащила в квартиру вместе с мантией.
А на площадку, отдуваясь, поднялись Тишкин с ящиком под мышкой и верный Вася с Луром на спине.
– Все сто этажей проверили, – сказал Тишкин, вытирая мокрый лоб. – Больше им деться некуда.
– По теории вероятностей, они за одной из четырех дверей, – пробормотал Лур. – Остается вычислить. Поставь меня, Вася.
Вася поставил президента на пол. Тот пошевелил губами, высчитал, разбежался и ударил плечом в дверь против лифта.
– Гляди, опять раздвоишься, – озабоченно проговорил Тишкин, удерживая Лура за мантию. – Ящик-то на что, голова? Берись, ребята.
Все трое они взялись за ящик как за таран, раскачали и ударили в дверь. Дверь выстояла. Тогда Тишкин вздохнул поглубже и хрипло затянул:
Эх, дубинушка, ухнем!..
Лур и Вася подхватили:
Эх, зеленая, сама пойдет, сама пойдет…
От третьего удара дверь наконец рухнула. Но за нею открылась голубая пустота, куда они с разбегу и вывались все трое вместе с ящиком…
Глава десятая
В субботу вечером Даша и Глоус пришли в гости к бригадиру Семену Грызлову посмотреть фигурное катание по новому цветному телевизору. Были и еще кое-кто с фермы. Даша смотрела катание рассеянно, потому что беспокоилась, как там одна спит дочка. Глоус, сидя на тахте и чувствуя рядом горячее плеча Даши, был совершенно доволен тройными прыжками, которые выделывали фигуристы.
Вдруг в новом телевизоре начались помехи. Показались смутные высоченные дома, толпы людей в хитонах. Загудело. Замигало. Семен Грызлов встал, подкрутил настройку, а на экране вдруг появился… Тишкин. Он бежал с ящиком под мышкой вверх по лестнице. А за ним квадратный железный мужик тащил на спине не то мешок, не то человека. Затем возникло лицо Тишкина, поющего «Эй, ухнем». А затем невесть почему Тишкин вместе с ящиком и двумя товарищами вывалился с самого высокого этажа… Даша громко охнула и закрыла лицо ладонью.
– Наших бьют! – вдруг громко сказал Грызлов и встал.
– Да сиди ты, это же кино! – прикрикнула жена Грызлова, дергая его за руку.
Грызлов смутился и сел. Но тут же обернулся к Глоусу и сказал с обидой:
– У людей, значит, сенокос, а ты тихой сапой в кино сымаешься? А разобьешься – колхоз тебе пенсию плати?
А на экране опять появилось лицо Тишкина с разбитой губой… Жалостно запела флейта… Белые руки подплыли как лебеди и приложили к его лбу носовой платок…
Даша вскочила и бросилась к дверям. Глоус, нагнув голову, поспешил за ней.
Даша и Глоус шли по ночной деревенской улице; после дождя под ногами чавкала грязь, над головой льдисто сияли созвездия.
Даша всхлипнула, вытерла нос и сердито сказала:
– Видал, как твои товарищи там безобразят? – Она махнула рукой куда-то в сторону Млечного Пути. – Куда годится?
– Ничего они не мои! – глухо возразил Глоус. – Гады!
– Надо лететь, Фима, – сказала Даша со вздохом. – Поможешь там тезке…
Они подошли к воротам; Глоус схватил Дашу за локоть и тоскливым взглядом посмотрел в равнодушную пустыню мироздания.
– Оставь меня здесь, Даша, – попросил он помертвелыми губами.
Даша горестно помолчала и тихо сказала:
– Собирайся, мой хороший…
…Спать укладывались молча, в разных углах комнаты. Глоус долго ворочался, вздыхал, наконец встал и попросил жалобным голосом:
– Даш, давай вместе полетим, а?
Даша сердито молчала.
…Уже за полночь избу озарил алый свет за окном. На улице раздались крики…
Когда Даша и Глоус прибежали на пожар, к огню уже было не подступиться.
Бригадир Семен Грызлов в майке и в кепке, пятясь от пожара, сокрушенно говорил:
– Вообще-то клуб новый ставить давно пора, а вот инструмент дефицитный зря горит. Я эти электрические голубые гитары два года пробивал! Теперь без них крах всей нашей культуре.
– Семен Степаныч, подержи-ка пиджак, – вдруг застенчиво сказал Глоус.
Он снял рубаху и сапоги, остальное снять на людях постеснялся, хотя ему и жалко было новых штанов.
– Ты куда наладился? – недовольно спросил Грызлов, когда Глоус деловито направился в огонь.
Глоус легко взошел на горящее крыльцо, распахнул дверь и шагнул в бушующее пламя.
– От любви это он, – сказала Даша и всхлипнула.
А Глоус ударил в окно изнутри, зазвенели стекла, и на траву, под ноги Грызлову, полетел весь дефицит: дымящиеся гитары, тарелки и барабан. Затем односельчане увидели, как Глоус в самом пекле орудует огнетушителем. Через десять минут, когда только ядовитый дым валил от клуба, Глоус, чихая, спустился с крыльца. Ни один волос не подладился даже на его голове, хотя майка уже догорала. Грызлов схватил ведро с водой, хотел плеснуть на Глоуса…
– Не надо, – поспешно попросил Глоус. – Ни капли!..
Грызлов сказал сердито:
– Ты эти фокусы брось, Ефим, – я давно за тобой что-то замечаю…
– Да не Ефим он! – закричала Даша. – Надоел он мне, головешка! Воды пугается! Ить он с другой планеты прилетел, асбестовый этот. На место Ефима пристроился!
Грызлов строго оглядел ложного Тишкина:
– Вообще-то не без того. У Ефима левый глаз покашивал маненько, точно. А Ефим-то где?
Даша горестно вздохнула:
– С похмелья на энту планету махнул. Прилетели вот эти синие и заманули. Подменили мне мужика.
Грызлов прикурил от тлеющей глоусовской майки и внушительно возразил:
– Ежели Ефима по телевизору показали, значит, не зря он там. По делу.
– Да чего городишь? – вскинулась Даша. – По какому еще делу?
– Кому следует, тот знает по какому, – веско сказал Грызлов.
И Даша проговорила глухим, мокрым голосом:
– Не стану я жить с этим неумытым! Утащили мужика от живой жены!
Даша всхлипнула:
– Я сама туда полечу!
– На чем? – спросил Грызлов с досадой. – Из фанеры, что ли, чего сделаешь? Нет, ты уж не обижай гостя. А таких огнеупорных у нас раз-два и обчелся. Он в случае чего и в домну может влезть.
– Влезу, – сказал Глоус с готовностью. – Меня вот и током не бьет, Семен Степаныч.
– Это наш полезный актив! – заключил Грызлов.
Даша закричала:
– Пускай этот актив как прилетел, так улетает!
Глава одиннадцатая
А на Рюме в подвальной комнате, освещенной допотопной электролампочкой, на колченогом стуле сидел Тишкин и ковырялся в разбитом черном ящике управления планетой. Сам он был тоже несколько разбит при падении, одна рука не действовала. Поэтому время от времени он нагибался и, помогая одной рукой, хватал зубами какую-нибудь проволочку.
В уголке у шкафа сидела Эйлурия и чинила разодранный пиджак Тишкина.
В соседней комнате стучали по чему-то железному.
За спиной Ефима под портретом молодого Лура с усами висела большая, сделанная от руки таблица Менделеева. Тишкин и Эйлурия тихонько напевали:
Степь да степь кругом…
Прервав пение, Эйлурия тихо проговорила:
– Железо?
– Феррюм, – не сразу ответил Тишкин.
Снова запели…
– Медь? – спросила Эйлурия.
– Купрюм… – неуверенно сказал Тишкин и хотел повернуться к таблице, взглянуть.
– Не поворачивайся, правильно, – тихо сказала Эйлурия. – Водород?
– Ангидрид, – твердо и уверенно сказал Тишкин.
Из соседней комнаты вошел Ангидрид с гаечным ключом в руках.
– Довинчиваю Васю, – сообщил он.
– А как Лур Ионыч?
– Фаза не проходит. Просит мышьяку. Пока в обручах.
– Может, заглянешь к нему? – осторожно спросил Ефим Эйлурию, перекусывая проволоку зубами.
Она быстро и покорно встала, подошла к двери, остановилась. Тишкин из-за плеча, исподлобья глянул на ее вздрагивающую спину. Ангидрид бесшумно вышел.
– Ефим, ты думаешь о Даше? – спросила Эйлурия.
Тишкин крякнул и проговорил суровым, почти митинговым голосом:
– Какие причины нашего разгрома? Выступили с одним портретом и с одной трехколесной колясочкой против большой химии!
– Ты не можешь ее забыть? – спросила Эйлурия дрожащим голосом.
– А Марзук лютует! – воскликнул Ефим и, взволнованный, вскочил со стула. – Пока мы тут раздвояемся!
– Ты меня не любишь, – горестно и твердо заключила Эйлурия.
Ефим сердито проговорил:
– Завтра он нас всех посадит в колбу. И подсыплет туда и феррюма и купрюма, – он показал рукой на таблицу. – Всего Менделеева!
В дверях появился Ангидрид, на лице его был написан ужас.
– Он не дойдет до этого! А? – спросил он растерянно.
– Чем мы эту химию побьем? – спросил Тишкин. – Против ее надо что-нибудь из земли.
И вдруг Тишкин схватил Ангидрида за руку.
– Под ногтями-то? – сказал он изумленно. – Как у землемера!
– Это когда я коляску вырывал, – пояснил Ангидрид смущенно.
– Где? – закричал Тишкин.
– Там, в погребке, такая влажная, черная, рыхлая…
– Тащи! – закричал Тишкин.
Ангидрид бросился в соседнюю комнату. Тишкин опрометью за ним, ударился плечом о косяк.
Через секунду, держа в кулаке что-то черное, он вернулся обратно и завопил радостно, точно матрос на мачте Колумбова корабля, впервые увидевший Америку:
– Земля-а!
Все кинулись к нему. Из соседней комнаты легким шагом подбежали сестры-полуневидимки. Громыхая, как разбитое ведро, в дверях возник робот Вася.
Как заправский агроном, Тишкин растер землю между пальцами, понюхал, дал всем понюхать, сорвал кепку, высыпал в нее землю и радостно выдохнул:
– Земля… Землица…
Он свалился на стул… и вдруг начал остервенело стаскивать с себя сапог.
Перевернул сапог над столом. Из него высыпались струйки зерна.
– Прихватил на память, когда в корабль садился, – соврал Тишкин. – Сортовая пшеничка. Считайте.
– Двадцать пять всего, – сказала Эйлурия.
Тишкин снял второй сапог. Из него вывалилось лишь несколько примятых лепестков травы.
– А это луг будет, – сказал Тишкин.
Босой Тишкин и рюмяне стояли как завороженные над рассыпанным зерном. Двадцать пять пузатых зерен отливали золотом и воском. Рядом чернела влажная земля.
От волнения Тишкин почесал одной ногой другую и сказал, указывая на стол:
– Зачнем сельское хозяйство по всей форме. Все вступаем в колхоз «Светлый Рюм». Министром предлагаю товарища Ангидрида, а председателем «Светлого Рюма» товарищ Эйлурию. Главная задача – сохранить зерновой запас, пока не найдем посевные площадя.
Ефим взял зерно в горсть и стал раздавать его всем, говоря:
– Товарищу министру четыре, пересчитай. Сестрам по три. Товарищ Эйлурии пять. Остальные мне. Каждый хранит при себе, где ему виднее. Беречь пуще глаза. В случае чего живьем не даваться.
Неожиданно в дверях раздался слабый голос:
– А как с животным миром?
Все обернулись. В дверях стоял бледный Лур, стянутый обручами.
– С животным миром зарез, – сказал Ефим и, подойдя к президенту Мозгоцентра, стал снимать с него обручи. – Хотя бы какого поросенка на развод.
Из заднего кармана штанов Ефим достал хвост воблы и, протягивая его Луру, сказал сокрушенно:
– Вот и вся живность.
Лур почтительно подержал хвост на ладони и сказал с восхищением:
– Большая редкость!
И вдруг он впился в хвост глазами, отделил от него комочек и спросил:
– Икра?
Затем он поднял комочек на кончиках тонких пальцев:
– Вы знаете, что все млекопитающие произошли от рыб?
– И я? – спросил Тишкин.
– Несомненно. Но долог, ох как долог был путь от воблы до вас, коллега!
Лур приподнял комочек еще выше над головой. Погас свет. И в янтарном луче оживились, запульсировали розовые икринки.
– Я напомню вам этот путь эволюции, – лекторским голосом сказал Лур. – Представьте себе…
Икринки выросли и превратились в стаю рыб. Тяжелая океанская влага точно заполнила комнату. Из бесконечного древнего океана поднялась первая суша… И в луче света все увидели, как лупоглазая рыбина вдруг выпрыгнула на берег, а там превратилась в звероящера. Зайдя в воду, звероящер стал колотить рыбу.
Звероящеров сменяют мамонты; и вот уже первые обезьяны несутся сквозь чащу леса. Двое, видимо, отец и мать, тащат за лапы детеныша.
Вот первые люди рубят дерево на берегу реки. Возводится первая пирамида. Строятся современные здания.
И вот Тишкин едет на конной косилке по знакомому полю, где он боролся с Марзуком и Луром.
И вдруг в темноте раздался визгливый голос Марзука:
– Так вот вы чем занимались на Земле, Глоус!
В комнате вспыхнул свет.
В дверях стоял Марзук, держа в руках черный баллон с распылителем, направленным на Тишкина. Пятеро членов Мозгового Центра в масках, с такими же черными баллонами наготове стояли по углам комнаты.
– Это что за маскарад? – спросил Лур гневно.
– Продолжайте ваше сообщение, – сказал Марзук величавым голосом. – На всякий случай имейте в виду, что все вы арестованы.
– По какому праву? – спросил Лур и пристальным сверлящим взглядом обвел своих коллег в масках.
Один из них вздрогнул и уронил баллон.
– Осторожней, коллега, – сказал Марзук трусливо. – Температура морозильной жидкости в баллоне двести семьдесят три с половиной градуса. Продолжайте, Лур.
– Я не буду говорить под дулом, – возразил Лур и сел к столу.
Тогда Тишкин взял у него кусочек икры и спросил:
– А ежели ее сейчас в теплую воду… начнется эта… животная революция?
Лур молча кивнул.
– И сколько протянется?
Марзук вдруг сказал:
– Два-три миллиарда лет.
– А тебя не спрашивают, – оборвал его Тишкин. – Отойди со своим огнетушителем. Три – это больно много. Лур Ионыч! Давай укладываться в сжатые сроки.
– В какие примерно? – деловито спросил Лур.
Тишкин подумал и сказал:
– В две-три пятилетки.
Лур высоко вздернул фиолетовые брови и задумчиво произнес:
– Вы, как всегда, между прочим бросаете великолепную идею.
– И не то бросишь, – сказал Тишкин сердито. – Когда у вас тут не продохнешь от химии и вот эти стоят над душой, – он ткнул рукой в сторону членов Мозгового Центра. – Холодильники!
Лур поднялся, быстро подошел к одному из своих коллег в маске и взволнованно заговорил:
– Вы поймите, мы на пороге величайшего открытия всех времен… Вот послушайте… Веками мы создавали могучие химические стимуляторы! Но мы воздействовали ими на нашу изможденную, хилую нацию, которая уже не способна развиваться. И она не развивалась. Наоборот, закормленная стимуляторами, огражденная от влияний извне, она впала в идиотизм.
– Попрошу не оскорблять нацию! – задушенно крикнул Марзук, выпячивая грудь.
– Да вы поглядите на себя, – посоветовал Лур.
Марзук подавленно сказал:
– Напоминаю, что все вы арестованы.
– Ладно, – махнул рукой Лур. – Мы бессильная нация, наша могучая техника уже не подчиняется нам. Непобедимая тяга к покою стала нормой. Рюмяне спят где только можно. И даже где нельзя. Посмотрите! – Лур указал на одного из членов Мозгоцентра с баллоном в руках, который уже спал, прислонясь к стене. – А ведь это наш выдающийся мыслитель и организатор, любимец женщин. Рюмяне не хотят даже сплетничать!
Марзук уязвленно воскликнул:
– Зато у нас нет никаких нарушений!
– Нет? – возразил Лур. – Но разве не похожи все мы на беспробудных алкоголиков?
Лур поднял комочек икры в руке и воскликнул:
– Но мы начнем все сначала! С нуля! Вот он, зародыш живой жизни! Мы заменим века развития живого секундами! Через несколько десятков лет совершенно новый, небывалый рюмянин протянет нам свои могучие руки! Он выйдет вот из этого крошечного комочка икры!
Марзук вдруг задымился от гнева, подошел к Луру, выхватил у него комочек и объявил:
– Икра арестована!
– Кретин! – закричал Лур. – Убожество! Второгодник!
Марзук направил в грудь Лура черный раструб распылителя и глухо проговорил:
– Физически я вас могу уничтожить просто в тысячную долю секунды! – Он нагло ухмыльнулся зеленым ртом. – Но сначала я вас раздавлю своим интеллектом! Следуйте за мной в экспериментальное зало!
