Текст книги "Исцеление Вечностью (СИ)"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

– Да! – не задумываясь, ответила Вера и с изумлением посмотрела на Александра. – А что… приходил?

– Не приходил – а приходили! – поправил Александр. – И не один или два человека, не жалкий десяток. А тысячи и тысячи людей, чему есть множество свидетельств в той самой литературе. Подтвержденных священническим и монашеским словом, выписками из диагнозов, показаниями очевидцев. Ты знаешь, до того, как заняться писательским делом, я без малого двадцать лет проработал в журналистике. А это значит, целыми пачками получал по почте читательские письма и организовывал их, чего греха таить, – частенько сам писал за рабочих, врачей и даже ученых. И после этого, по стилю, а главное – деталям, которые невозможно придумать, а только взять их из жизни, безошибочно отличу правдивую газетную или журнальную заметку от ложной.

Александр взглянул на Веру: убедителен ли такой аргумент и, увидев по ее лицу, что ей нечего возразить, продолжил:

– Я прочитал сотни, тысячи свидетельств очевидцев того, как люди – кто на несколько минут, а кто и совсем – возвращались к жизни. Это, например, одна женщина-комиссар, которая после того, как ее мертвую, после операции, во время которой удалили почти все внутренности, отнесли в морг, сама вышла из него, от чего попадали в обморок дежурившие там. Кстати, потом она отказалась от прежних убеждений, и, не боясь гонений на веру, проповедовала всюду Христа. Это и один старичок, который, сев в гробу, потребовал, чтобы срочно позвали священника, чтобы он исповедовал один грех, который закрывает ему путь в рай. Это, наконец, известная всему миру история в Югославии, когда относительно недавно вдруг воскрес мальчик, которого уже несли хоронить на кладбище. Вернувшись к жизни, он принялся горько плакать. А люди недоумевали: «Почему ты плачешь? Радоваться надо, ведь ты снова живешь!» А он им сказал: «Я плачу потому, что только что видел Пресвятую Богородицу, Она стояла на небе, держа над миром Свой омофор. Увидев меня, она сказала: «Возвращайся домой и передай людям, чтобы они покаялись и перестали грешить, скажи им, что я устала держать над ними Свой омофор!» Вы представляете, что будет, если Она опустит его?!»

Александр перевел дух и спросил:

– Ну что – продолжать? Или дать самой почитать на эту тему книги из церковной библиотеки? Только учти, их столько, что за один раз мне их не принести!

– Зачем? Не надо! – быстро-быстро закачала головой Вера. – Я и так тебе верю… К тому же у меня к тебе тоже немало вопросов…

Ответы Вере, вопросы которой продолжались не один час, потом, по ее настойчивому напоминанию-просьбе – акафист и полностью вечернее правило окончательно вымотали Александра.

Оставшись, наконец, один, он едва добрел до постели. И лег, забыв даже приставить к двери кресло.

Вспомнил он об этом, лишь когда ночью под дверью что-то зашелестело.

– Ага! Ну сейчас я тебе покажу, чтоб ты у меня раз и навсегда дорогу сюда позабыл… – прошептал он, быстро поднялся, подкрался к двери, рывком распахнул ее и грозно зашипел:

– А ну стой! Куда!

Топнув для убедительности ногой, он включил свет и охнул.

Это был не кот – а впервые сама вышедшая в туалет Вера, которая так и села в коридоре от неожиданности и страха…

К счастью, все обошлось без приступов и прочих последствий.

Несмотря на сонный ночной час, они сразу поняли, в чем дело и – сначала Вера, а потом и Александр – принялись дружно смеяться. Причем, так громко, что даже кот вышел из комнаты Веры и уставился на них, не в силах ничего понять.

Только через полчаса всё успокоилось, и Александр, а затем и Вера разошлись по своим комнатам.

Всю ночь вместо кашля через стенку слышался ее смех. И даже утром, стоило им только посмотреть друг на друга, как сразу же вспоминалось ночное происшествие, и они опять начинали смеяться…

Глава третья

1

И потянулись дни… замелькали недели.

Вере становилось все лучше и лучше.

Александр ходил именинником. Все только и спрашивали его:

– Ну как там она?

И он отвечал:

– Сегодня ни разу не кашлянула!

– Вчера за ужином впервые за полгода съела кусочек булки!

– А завтра мы вообще планируем выйти на улицу!

Люди радовались. Поздравляли Александра. Говорили, что на их глазах совершается чудо. Отец Лев, тот вовсе заявил, что теперь навестит Веру, только когда окончится его стройка. Пусть терпит и знает, что он помнит о ней и молится за нее.

И только Алеша, слыша эти разговоры, шмыгал носом, отворачивался и не отвечал ни на один вопрос, касающийся Веры.

Сама Вера даже не верила в то, что с ней происходит. Чувствуя, что все это не обходится без действия Божией благодати, она постоянно просила Александра читать и читать молитвы. А когда его не было, сама – шепотом или про себя читала акафисты и каноны.

Постепенно в квартире разгорелась самая настоящая невидимая борьба за обладание иконой преподобного Варнавы. Приходя с работы, Александр первым делом крестился перед иконами на рабочем столе и каждый раз замечал ее отсутствие. Дождавшись, когда Вера выйдет из своей комнаты, он мчался туда и, под неодобрительным взглядом рыжего кота, подчеркнуто игнорировавшего Александра, так же, как и его тот, водружал икону на свое место. Когда же Вера, поняв это свое слабое место, подолгу не выходила из маленькой комнаты, он пускался на хитрость. Сам заходил к ней и рассказывал о святом старце Варнаве, о многочисленных чудесах по его молитвам: как столетней давности, так и современных, а потом, уходя, словно ненароком забирал икону с собой.

Веру уже не огорчало то, что не скоро придет отец Лев. Она была довольна и тем, что, по словам Александра, он помнит и молится о ней. К тому же ее вполне устраивало то, как он отвечал на ее многочисленные вопросы.

И Александр, в свою очередь, тоже был благодарен Вере. Мало того, что на его глазах происходило самое настоящее чудо, так, сама того не понимая, она помогла ему составить целую страницу наиболее важных для читателей вопросов и ответов. Оставалось только напечатать их для газеты. Но Булат со Светланой по-прежнему были на гастролях.

Корреспондент и тот явился только почти через месяц!

Тяжело опираясь на костыль, он со страдальческим видом вошел в кабинет, опустился на кресло и, болезненно морщась, проговорил:

– Утрудихся и изнемогох! Се – подвернул ногу, бегая за материалами для нашего номера. Как думаете, Галина Степановна оформит больничный?

– Не знаю, я с подобными делами еще не сталкивался, надо спросить у нее, – пожал плечами Александр. – Справка, надеюсь, есть?

– В том-то и дело, что не успел взять – некогда было! – посетовал корреспондент. – Чего только не сделаешь ради нескольких строчек в газете!

И протянул… всего несколько исписанных, самое большее на треть страницы, листов.

– Что это? – не понял Александр.

– Свежие новости почти со всей епархии!

– И это все, что вы сделали за целые три недели?! – ахнул Александр. – Вот уж действительно только несколько строк в газету… А где же обещанные репортажи, корреспонденции и, наконец, заказанный мною очерк?

Увидев такую реакцию своего начальника, корреспондент клятвенно прижал ладонь к груди и торопливо принялся обещать:

– Это только начало! Остальное требует сугубого размышления. Я паки и паки напишу еще!

– Только, пожалуйста, не затягивайте с этим! – попросил Александр.

– А вы с больничным! – не остался в долгу корреспондент и, спросив, не осталось ли чего на кухне после обеда, отправился трапезничать.

Александру ничего не оставалось делать, как идти к Галине Степановне. По пути к ней он встретил работавшего отбойным молотком отца Льва.

– Куда это ты идешь с таким постным лицом в скоромный день? – приостанавливая работу, поинтересовался он.

– Да вот… – вздохнул Александр.

И рассказал, что мало того, что до сих пор нет наборщицы и верстальщика, так еще и корреспондент почти ничего не привез из командировки.

– Та-ак… – внимательно выслушав Александра, выключил мешавший ему говорить молоток отец Лев. – Ты на остановке около храма бываешь?

– Да нет, в основном пешком хожу.

– Зря. А то бы обратил внимание на то, что там есть витрины ведущих городских газет.

– Ну и что?

– А то, что они все испещрены большими статьями Григория Жилина, твоего корреспондента. Правда, подписанные псевдонимами, типа Ж.Григорьев и Гр. Жалин. Мы-то его давно уже знаем. И нас, брат, не проведешь!

– Да вы что… – огорошенно пробормотал Александр и услышал громкий голос, перекрывавший снова включенный отбойный молоток:

– Я ничего! Я вот тружусь! А ты сходи проверь, прежде чем с Галиной Степановной разговаривать!

Александр, минуя бухгалтерский вагончик, вышел за ворота храма, подошел к автобусной остановке и там, на газетных витринах, и правда, увидел с десяток крупных материалов как раз из тех районов, которые, поехав в них, называл уездами корреспондент.

– Ну что? – поинтересовался отец Лев, когда он, размышляя, как ему теперь быть с подчиненным, возвращался в редакцию.

– Что-что… вы оказались правы! – удрученно махнул рукой Александр и вздохнул: – Но самое печальное, что нога-то у него покалечена, как он утверждает, во время выполнения редакционного задания! Теперь как бы еще он через суд не затребовал храм платить ему больничный, а то и вовсе пожизненную пенсию!

– Что-о?! – взревел отец Лев так, что не стало слышно даже отбойного молотка. – Храм обирать?! А ну-ка давай мне его сюда!!!

– Пожалуйста!

Пожав плечами, Александр вошел в домик и увидел встающего из-за заставленного пустыми тарелками стола корреспондента.

– Ох, объядохся! – с довольным видом похлопал он себя по животу и только тут, вспомнив, что забыл костыль в кабинете, притворно морщась, заковылял за ним. – Ну что, согласилась?

– Идемте! – с притворной лаской проговорил Александр, открывая перед корреспондентом дверь.

– Что, уже ждет? – по-своему понял его корреспондент. – Быстро же вы ее уломали! Вам не редактором, а главой холдинга надо работать! Богатым и уважаемым бы человеком были!

Не переставая льстить начальнику, он вышел из домика и вдруг увидел перед собой отца Льва, на плече у которого был отбойный молоток. Корреспондент невольно сделал шаг назад, но натолкнулся на стеной стоявшего позади Александра.

– Иди-иди! – поманил его пальцем к себе отец Лев. – Жила Гришин…

– Зачем? – на всякий случай осведомился корреспондент.

– А я тебе сейчас вторую ногу под первую подравняю. – с недвусмысленной угрозой снял с плеча отбойный молоток отец Лев и, включив его, проревел: – Чтоб не жалко было зря церковные деньги платить!

– Да нет, я собственно не имею никаких претензий! Мне ничего не надо! – замахал руками, роняя костыль и, даже не морщась, поднимая его, насмерть испуганный корреспондент.

И огибая отца Льва, метнулся к щели, в которой обычно скрывался Алеша и исчез за ней.

– Вот, лишился единственного корреспондента, – глядя ему вслед, вздохнул Александр. – И что же мне теперь делать?

Священник выключил отбойный молоток, внимательно посмотрел на расстроенного редактора и уверенно сказал:

– Как это что? Молиться! Знаешь, что меня больше всего в этом деле возмущает? То, что находятся люди, которые хотят наживаться за счет церкви! Читал я как-то в одной книге притчу.… Строители помогли Ною построить ковчег. Получили за это плату. И… утонули в водах всемирного Потопа! Вот о чем нам в первую очередь надо думать! А что касается этого! – с пренебрежением махнул он рукой в сторону забора. – Ничего! Вернется. А нет – новый придет. Свято место пусто не бывает!

2

Как недолговечно и обманчиво все земное!

Перед Клодием и Альбином была все та же палуба, та же мачта с зарифленным парусом, около которой стояла жаровня с так и не приготовленным до конца обедом, те же блестящие от пота спины гребцов…

И все это за считанные минуты – изменилось до неузнаваемости!

На корме, плача и прося прощения у господина, испуганно жались друг к другу, и правда, чем-то напоминавшие стадо, сохранившие ему верность рабы.

Те же, что предали его, нетерпеливо переминались с ноги на ногу около входа в трюм, дожидаясь разрешения спуститься к золоту.

Сам келевст стоял на капитанском помосте, размышляя, что ему делать с внезапно свалившимся на него богатством, властью и кораблем.

Увидев вышедших из каюты Клодия и Альбина, он вразвалку подошел к ним и требовательно протянул руку, желая лично проверить то, что решили взять с собой римляне.

– Вот, – показал сундучок Клодий. И Альбин, стоявший к нему вплотную, несмотря на то, что голос начальника был совершенно спокойным, вдруг почувствовал, как напряглось его плечо…

Келевст взял сундучок, взвесил его на ладони и усмехнулся:

– Немного же ты взял с собой!

– Здесь – дорогие моему сердцу письма и деловая переписка! – терпеливо объяснил Клодий.

– А, может быть, драгоценные камни, которые дороже всего того, что находится в трюме, а? – подозрительно спросил келевст, но, заглянув в сундучок, разочарованно сморщился: – И правда, одни бумаги…

Он вернул сундучок владельцу и увидел кожаный мешочек в руках Альбина:

– А у тебя что?

– Книги! – изо всех сил скрывая волнение, ответил тот.

– Что, тоже дорогие твоему сердцу?

– Да, представь себе, эти книги – самое дорогое, что есть для меня в этом мире! – сказал правду Альбин, и от этого голос его налился такой убедительной силой, что келевст не стал даже приказывать развязать мешочек.

– Что-то вы мало взяли с перепугу с собою в дорогу! Одна радость – теперь у вас будет утешение для того, чтобы одному читать письма, а другому книги! – захохотал он, и освобожденные гребцы вместе с рабами-предателями поддержали его дружным угодливым смехом.

Не смеялся один лишь Грифон, все время прятавшийся за их спины, чтобы его не увидел бывший господин.

Но тому и так было не до него.

Вместе с Альбином он спустился в лодку, которая – бледный раб не обманул – была заполнена амфорами и корзинами с провизией.

Капитан помог им усесться и – страх за судьбу корабля пересилил чувство ненависти и мести к бунтовщикам – прокричал:

– Келевст! Помни, что я тебе говорил о том, как держать курс днем и ночью. А главное, если начнется сильный шторм – рубите скорее мачту! Ее не жалко, есть запасная – зато спасете корабль!

– Может быть, все же отправишься с нами, Протагор? Смотри – я дам тебе столько золота, сколько ты весишь сам! – крикнул ему келевст и после того, как капитан решительным жестом отказался, вновь захохотал: – Ну тогда счастливого плавания с чтением и тебе!

Разом забывая о взявшихся в лодке за весла римлянах и капитане, келевст громовым голосом велел рабам спускаться в трюм и выносить на палубу золото. Те радостно бросились выполнять долгожданный приказ.

Клодий, слыша и видя это, неожиданно засмеялся.

– Что с тобой? – опасаясь за его рассудок, с тревогой спросил капитан.

– Со мной ничего… А они… они… Я представляю, как они сейчас стараются, разбивая камни. А, Альбин?

– Да, – тоже смеясь, подтвердил, тот. – И как разочарованно вытягиваются у них лица!..

Капитан, ничего не понимая, принялся переводить недоуменный взгляд с одного на другого…

– Все дело в том, что там нет никакого золота! – объяснил ему Клодий.

– То есть, как это нет? – не понял капитан. – Ты что – не взял с собой всего своего богатства?

– Почему? Взял! Только оно не в трюме – это Альбин пошутил, а глупый Грифон и поверил – а здесь… – Клодий похлопал по сундучку, который лежал у него на коленях. – Тут – долговые расписки, поручительства и прочие документы, по которым я могу получить огромные суммы во многих городах мира. Причем, такие, которые просто обанкротят эти города!

– То-то я не мог понять, когда вы успели заменить балласт на золото?.. Я же ведь почти все время был на судне! – пробормотал капитан и, глядя на небо, вздохнул: – Только все это – зря!

– Как это зря? – налегая на свое весло, уверенно возразил Клодий. – Трое таких здоровых мужчин, с таким количеством еды и питья, да твоим умением отыскивать путь в море, мы без особых трудов сумеем добраться до ближайшего берега!

– Сумели бы, – поправил его капитан. – Если бы не одно – пока еще совсем маленькое, но скоро сами увидите, какое большое – «но».

Теперь уже Клодий и Альбин с недоумением посмотрели на капитана.

И тот сказал:

– Близится сильный шторм. И на этой лодке, уж поверьте моему опыту, мы с вами обречены.

– Откуда тебе это известно? – перебивая друг друга, накинулись на капитана римляне. – На море полный штиль! И мы, может, еще успеем прорваться до того, как начаться шторму?..

– Нет! – отрицательно покачал головой тот и, показывая на крошечное облачко на горизонте, сказал: – Через полчаса, самое большее, через час – это облачко превратится в огромную тучу.

Словно в подтверждение его слов, по морской глади пронеслась первая рябь…

– Та-ак… – протянул Клодий и неожиданно закричал, придерживая свое весло:

– А ну-ка, поплыли обратно!

– Зачем? – не поняли его Альбин с капитаном.

– Так надо! – оборвал их Клодий. – У меня теперь есть, что сказать келевсту!

– Да он просто прикажет убить нас из мести, что в трюме оказалось не золото, а простые камни! – попытался остановить его Альбин.

Но Клодий был непреклонен:

– Шторм с еще большей вероятностью убьет нас, – хладнокровно сказал он. – А так, я надеюсь, что сумею с ним договориться. Тем более что нам все равно нечего терять, и это наша единственная надежда!

3

В том, что свято место, действительно, не бывает пусто, Александр убедился в тот же день!

Точнее, вечером. Когда они, наконец, впервые за много месяцев вышли с Верой на улицу – прогуляться…

Это было впечатляющее шествие.

Впереди, подняв кверху рыжей трубой хвост, важно шагал кот.

За ним шла Вера.

Рядом с ней, держа ее под руку, – Александр.

И замыкала все это шествие сестра милосердия.

Вера то и дело здоровалась со встречавшимися прохожими, но те, судя по всему, не узнавали ее и ограничивались учтивыми кивками и короткими словами ответного приветствия.

Настроение Веры, такое радостное и приподнятое поначалу, заметно начало портиться.

– Надо же, как я, оказывается, изменилась – до самой, что ни на есть, неузнаваемости… Те, с кем прожила всю жизнь в одном доме, уже не узнают. Ну, а от этой, – кивнула она на идущую легким шагом навстречу девушку в спортивной куртке. – И вовсе нечего ждать!

– А кто это? – вежливо поддерживая беседу, спросил Александр.

– Да так… – нехотя ответила Вера. – Знакомая по яхт-клубу. Она всего за месяц к нам пришла до моего ухода. Энтузиаст, каких теперь нет. Между прочим, твоя коллега. Известная, говорят, журналистка.

Ссутулившись и укутав в шарф нос, она хотела пройти мимо девушки, даже не поздоровавшись.

Но та неожиданно остановилась сама.

– Вера! Ты?! – обрадованно воскликнула она. – Слава Богу! Жива! Да еще и на улице! А мы когда узнали, что с тобой случилось, думали, что ты…

Вера обжигающим взглядом остановила ее, и когда та, смутившись, замолчала, снова неожиданно оживившись, стала забрасывать ее вопросами:

– Ну а ты как? Что клуб? Как там наши яхты? Как твоя работа?

– Яхты ходят – семь им футов под килем! Тебя ждут! – бодро ответила молодая женщина. – Я тоже, как видишь, еще ничего! А работа – кислая, как лимон! И невкусная, как кипяченая вода.

– Почему так?

– Да надоело заказные статьи про и без того лоснящихся от своей жизни бизнесменов писать! Для души бы чего – да кому это теперь надо?

– Как это кому? Вот ему! – показала на державшего ее под руку спутника Вера: – Это Александр, редактор православной газеты!

– Да-а? Татьяна! – протянула Александру руку девушка и улыбнулась: – А, я видела вас в нашем храме! Вы еще там читали, когда погасили все свечи… Это, как его…

– Шестопсалмие! – подсказал Александр.

– Вот-вот, я еще путаюсь в этих названиях… Три языка знаю, не считая русского. А самый главный для души – церковнославянский – до сих пор некогда изучить!

– Как! Ты тоже уверовала? – обрадовалась Вера.

– Почему это тоже? – даже обиделась девушка. – Я с самого детства верю. Только в храм стала недавно ходить…

– Очевидно, у вас там много общих знакомых? – с неожиданной ревностью в голосе спросила Вера.

– Да нет, я там никого не знаю! – улыбнулась и ей девушка. – Подошла было к одной женщине, чтобы спросить, нельзя ли мне чем помогать в храме, хотя бы полы мыть. Но она так меня отчитала за то, что я в брюках пришла, что с тех пор решила больше ни к кому не подходить. С тех пор хожу сама по себе – к Богу. Правда, спасибо ей – в длинной юбке. Кстати, это была та самая женщина, которая во время службы рядом с вами на клиросе стояла…

– Галина Степановна! – усмехнулся Александр и вздохнул. – Да, с нее станется… Вы еще хорошо отделались!

Они посмеялись, и Вера, которую Александр, как всегда посвятил в свои проблемы на работе, сказала:

– Танюш, а ты не могла бы поработать в этой газете?

Лицо девушки просияло.

– Это – правда?! – во все свои огромные глаза уставилась она на Александра.

– Да, – подтвердил тот. – Нам очень нужен сейчас профессиональный журналист. Ах, ты… Только ведь бухгалтер у нас – та самая Галина Степановна, – вдруг вспомнил он и вздохнул: – Если она вас узнает, то вряд ли удастся уговорить ее назначить вам подходящий оклад!

– А мне ничего и не надо! – остановила его девушка. – Пусть все будет во славу Божию! Ведь это же – для души!

Они еще немного постояли и договорились встретиться в редакции, как только у Татьяны выкроится свободная минутка.

На том прогулка и закончилась.

Домой Вера вернулась смертельно усталой и от этого сильно раздраженной.

Сестра милосердия Даша помогла ей раздеться и стала готовить на завтра борщ.

Вера своими придирками, что она неправильно закладывает в кастрюлю овощи, довела ее до таких слез, что Александр с горечью усмехнулся про себя, что после этого борщ можно и не солить.

Но это был явно смех сквозь слезы.

Вера настолько устала – или расстроилась от этой усталости – трудно было понять, чего было больше, что он даже испугался за нее.

Впервые она попросила прочитать сокращенное Серафимовское правило.

А об акафисте даже и не заикнулась…

4

Когда лодка приблизилась к кораблю на расстояние голоса, Клодий поднялся во весь рост и, грозно потрясая кулаком, что есть сил, закричал:

– Эй, келевст! Слышишь ли ты меня?

– Да! – появившись у борта, неохотно ответил келевст. Он был явно огорчен и растерян. – Чего тебе надо? Мало того, что ты обманул меня, так хочешь теперь еще и надсмеяться надо мной?

– Нет! – еще громче, придавая своему голосу угрожающие нотки, прокричал Клодий. – Я вернулся, чтобы сказать, что Посейдон не простит тебя! Это так же точно, как то, что в трюме нет и никогда не было моего золота! Ты невинно губишь нас, и я призываю великого Посейдона быть судьей между нами! И – как можно скорее!

Клодий успел как нельзя вовремя. Иначе появившийся вдруг порыв ветра отнес бы его слова в сторону, и келевст просто бы не расслышал их. Но он услышал все, что хотел римлянин, и неожиданный для него, но ожидаемый сидевшими в лодке порыв ветра смутил его не на шутку.

– Видишь?! – заметив это, торжествующе прокричал Клодий. – Посейдон действительно справедливый и страшный на возмездие бог! Он услышал меня, и теперь начнется страшный шторм, который вас увлечет в морскую пучину, а нас, наоборот, вынесет к берегу!

С самым невозмутимым видом он снова уселся за весло и кивком приказал своим спутникам отплывать от корабля.

Новый, еще более сильный порыв ветра ударил келевста в спину. Он оглянулся и увидел быстро растущую штормовую тучу. Она прямо на глазах заслоняла все небо, и в черных недрах ее, словно змеи, мелькали ослепительные молнии.

При виде этого келевста охватил суеверный страх, который стал расти в его сердце, как эта туча. Впервые в жизни он ощутил настоящий животный ужас. Ведь сейчас его мог постичь гнев Посейдона – единственное, чего он боялся в этом мире!

– Эй! – крикнул он, пользуясь тем, что ветер, подхватывая его слова, мчал их вдогонку за лодкой: – А если мы вновь возьмем вас на борт?

Клодий попытался ответить, но поняв, что келевст уже не услышит его, красноречивыми жестами – на море, небо и судно – объяснил: ты верни, а там, может, твой бог и простит тебя!

Келевст согласно кивнул. А что ему оставалось делать? Он надеялся на веслах дойти до берега и причалить в укромном месте. Но эта невесть откуда появившаяся туча спутала все его планы. В шторм, без опытного капитана, даже такое прекрасное судно, как «Золотая стрела», сразу же превратится в беспомощную щепку на могучих волнах. Поэтому, как ни крути, а этот проклятый римлянин прав…

И он приказал рулевому изменить курс и догнать лодку.

Рабы – и оставшиеся верными своему господину и особенно предавшие его, изо всех сил постарались, чтобы поскорее поднять римлян на палубу.

Капитан сразу же бросился на свой капитанский помост и принялся отдавать команды словно бы ожившим матросам.

Все ожидали от Клодия слов упрека, угроз…

Но он, не говоря никому ни слова, скрылся в каюте и… тут же вернулся с боевым луком и полным колчаном стрел. Он наложил одну из них на тетиву и крикнул никак не ожидавшему этого келевсту:

– Я опытный охотник, келевст! Альбин и мои рабы могут подтвердить тебе это. Льва убиваю одной стрелой! Поэтому предлагаю тебе без сопротивления поменяться со мной местами. Короче говоря, ступай в лодку вместе со всеми, кто осмелился предать меня!

Услышав это, Грифон опустил голову и первым сделал шаг к борту, под которым была лодка.

– А ты куда? – остановил его Клодий.

– Туда… – потерянным голосом отозвался раб. – Я же ведь первым тебя предал!

– Не-ет! Ты мне еще нужен! – с холодной усмешкой остановил его римлянин. – Поэтому оставайся! Но если предашь меня еще раз, то даю слово, казню так, что утонуть в шторм покажется тебе за счастье! А вы что стоите? Особенно ты! – перевел он жало стрелы на предавших его рабов, остановив ее на том, который нагло вел себя в его каюте: – Я сказал, марш в лодку!

Келевст с рабами замешкались, не зная, просить Клодия о пощаде или же сразу выполнять его, похожий на смертный приговор, приказ.

И тогда Клодий, не долго думая, выстрелил в наглого раба. И пока тот падал к ногам келевста, мгновенно выхватил из колчана новую стрелу и снова натянул лук.

– Ну, долго мне еще вас упрашивать?

Не зная, кого опасаться больше, стрел Клодия или уже ревущего в снастях шторма, келевст, а за ним и предатели-рабы, решили, что в последнем есть хоть крошечная надежда, обреченно направились к борту.

– Клодий! Останови их! – попросил, не выдерживая этого, Альбин.

– И не подумаю! – отозвался тот.

– Но ведь сейчас начнется шторм, и они неминуемо погибнут!

– Точно так же, как сами хотели погубить нас!

– Прошу тебя, – принялся умолять Альбин, – не уподобляйся им и не становись сам убийцей!

Но Клодий был непреклонен:

– Нет, они не заслуживают ни малейшего снисхождения!

И тогда Альбин, решив призвать на помощь все, что говорил ему эти дни, грозно спросил:

– Ты же ведь хочешь, чтобы в День Судный простил тебя Бог?

– Ну допустим, хочу!

– Тогда прости и их! Поверь, это – обязательное условие!

Клодий в нерешительности покосился на Альбина и тот, заметив это, с деланным упреком добавил:

– В конце концов – ты ведь римлянин и должен делать все по закону?

– По закону? – неожиданно оживился Клодий. – Ну ладно, сделаем по закону! Хотя, честно говоря, зря ты напомнил мне это…

– Почему?

– Сейчас сам поймешь! В лодке у этого келевста был хоть малейший шанс спастись, благодаря заступничеству так любимого им Посейдона, а теперь…

Клодий остановил уже начавших спускаться в лодку рабов и велел им связать келевста.

– Так-то ты отвечаешь на мою милость? – прорычал тот, готовый броситься и растерзать римлянина, но, видя, что жало стрелы направлено прямо ему в сердце, покорно протянул руки:

– Ладно, твоя взяла…

Рабы быстро связали его корабельным канатом.

– Так-то оно будет лучше! – усмехнулся Клодий и, опуская стрелу, наконец, ответил на вопрос келевста: – А что ты хотел – чтобы я благодарил тебя за это? Ты – бунтовщик! И поэтому по закону я обязан сдать тебя властям в ближайшем порту. А что они там с тобой сделают – посадят в медного быка, под которым разведут огонь или распнут на кресте, меня уже не касается! В трюм его! С предавшими рабами я разберусь потом! – приказал он. – А сейчас все по местам! Слушать теперь только капитана!! Спасать судно!!!

И, пригласив Альбина следовать за собой, скрылся в каюте в надежде переждать там шторм, всей яростью набросившийся на одинокое в обезумевшем морском просторе судно…

5

С этой первой и последней прогулки, как заметил Александр, в состоянии Веры стала прослеживаться строгая закономерность. Все было хорошо и спокойно, пока она молилась, не осуждала бросившую ее на произвол судьбы сестру с подругами и терпела недостатки окружавших ее людей. Но стоило ей только опять со злобою вспоминать прошлое, или быть властной и жесткой, как болезнь возвращалась. Причем, с каждым разом все в более сильной форме.

Это подтвердили и сестра милосердия, в первую очередь страдавшая от нападок Веры, и даже образец терпения – добрейшая Гульфия.

Только сама Вера упрямо не хотела признавать зависимость этих обострений от своего характера.

Лишь когда отец Лев, узнав обо всем от Александра, велел передать ей, чтобы она, если хочет выздороветь, смирялась, Вера стала следить за собой.

И состояние ее снова понемногу стало выправляться. Хотя уже и не доходило до той степени, чтобы можно было снова заговорить о прогулке.

Дни шли за днями.

Вместе с Верой Александр молился, говорил о Боге и Вечности, отвечал на самые разные вопросы.

А без нее упорно продолжал невидимую и неслышимую войну с котом, который уже просто ненавидел постояльца.

Словом, дома была если не окончательная победа над страшной болезнью, то относительное затишье…

А на работе…

Там вообще была сплошная неразбериха.

Александр перерыл всю библиотеку. Сам, использовав давний опыт телефонной работы, сделал серию новостных заметок и репортаж. Татьяна, которую отец Игорь с радостью принял на работу, написала прекрасный очерк.

Словом, материалов для газеты набралось столько, что хватило бы на несколько номеров.

Но отец Игорь почему-то по-прежнему упрямо не разрешал начинать макетировать хотя бы первый.

Да к тому же все равно некому было набирать для него материалы.

Александр хоть и умел печатать быстрей любой машинистки, но… только на пишущей машинке. А Татьяне, умевшей обращаться с компьютером, не на чем было работать. В своей редакции, которой руководил ярый атеист, ей просто не разрешили заниматься посторонней работой для православной газеты (хотя на любые другие статьи, включая самые грязные для «желтой» прессы, там просто закрывали глаза). А на компьютерах в кабинете стоял пароль, который знали только Булат со Светланой.