Текст книги "Исцеление Вечностью (СИ)"

Автор книги: Евгений Санин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Все ясно, значит, аванса сегодня не будет! – вздохнул отец Игорь и с надеждой взглянул на Галину Степановну: – Слушай, может, у тебя тогда хоть знакомые есть, кто бесплатно пустил бы его к себе пожить на первое время?

– Есть, но они уже пустили тех, кому тоже жить негде! – слегка обиженно на то, что священник словно пропустил мимо ушей ее рассказ, ответила та.

– А… Вера? У нее сейчас кто-то живет?

– Да нет, – как-то неохотно отозвалась Галина Степановна. – Только сестры милосердия ходят.

– И что они говорят?

– Да максимум одна-две недели…

– Вот видишь – как раз то, что нам нужно!

– Точно! – ахнула женщина и стала что-то шептать на ухо священнику.

– Да ты что? – во весь голос возмутился тот.

Александр деликатно отошел в сторону, но разговор дальше был таким громким, что он волей – неволей слышал его.

– Отец Игорь! – наседала на священника Галина Степановна. – Ну почему бы ему, и правда, не поговорить с ней? Она же ведь обещала!

– Опять ты за свое? – хмурился отец Игорь.

– А что? Двухкомнатная квартира в центре города с видом на реку и храм – разве нам помешает? Вот, приехал человек, а нам его и разместить негде! Я что, для себя, что ли, стараюсь?

– Потом! Не сейчас! – отмахивался благочинный.

– А когда?

– Не знаю. И вообще, больше ко мне с этим вопросом не подходи!

– Ну, смотрите, как бы потом поздно не было! – обиженно заявила Галина Степановна и уже собиралась уходить, но отец Игорь остановил ее:

– Ты бы все же сходила, отвела его к ней!

– Я?.. – как-то растерянно посмотрела на него женщина. – Я… не могу.

– Что так? – недоуменно посмотрел на нее благочинный. – Ты же ведь у нее жила!

– А что толку? – вырвалось у Галины Степановны.

Брови отца Игоря недовольно поползли к переносице, и она торопливо принялась объяснять:

– Да дело в том, что Вера в последнее время стала совсем капризной и осторожной. Она и до того была непростой. Понятное дело: старая дева, властный характер, а тут еще и такая болезнь… Я думаю, Ирину надо попросить его отвести. Ирину она послушает и ей не откажет!

– Ну и тогда что ты стоишь? Иди скорей да звони Ирине! – уже приказным тоном сказал отец Игорь.

Галина Степановна быстрыми шажками направилась к вагончику, где, как понял Александр, находился телефон.

– А кто она – эта Вера? – осторожно спросил он и услышал в ответ:

– А это тебе Ирина по дороге расскажет.

– А Ирина кто?

Отец Игорь как-то устало взглянул на него и нехотя ответил:

– Прихожанка этого храма. Медсестра из онкологического центра.

Александр, начиная догадываться, что к чему, хотел спросить, стоит ли так утруждать из-за него людей, как из вагончика выбежала Галина Степановна:

– Вот что значит – есть воля Божия! – издалека довольно прокричала она и, подойдя ближе, сказала: – Ирина как раз сейчас после дежурства. Минут через двадцать обещала заехать и отвести Александра к Вере.

– Спасибо, выручила, как всегда! – благодарно, но без теплоты в голосе, кивнул женщине отец Игорь и положил ладонь на плечо Александру: – Значит, знакомство с редакцией откладывается как минимум до полудня. Вещей много?

– Все свое ношу с собой! – показал тот на свою сумку.

– Ну, тогда пошли позавтракаем – и счастливого новоселья! Прости уж – пока на первое время…

8

– Ты?! – глаза пресвитера, сенатора и всадника с надеждой устремились на мужчину лет сорока, в красивой дорогой одежде.

Тот кивнул и неторопливо сказал:

– Ровно через три часа мой начальник как раз отправляется на самую границу Ойкумены и берет меня с собой.

– А кто твой начальник? – строго, словно на допросе, спросил старый сенатор.

– Клодий Максим, – все тем же ровным голосом ответил Альбин.

– Как! – брови сенатора изумленно поползли кверху: – Ты служишь у Клодия? Того самого?

– Да, одного из самых богатых людей Рима, и, как любит он приговаривать, следовательно, всей земли. Вчера Клодий под великим секретом сообщил мне, что решил утроить, даже удесятерить свое состояние…

– Интересно, каким же образом? – подался вперед молодой всадник.

Пресвитер укоризненно посмотрел на него, мол, не время и не место для таких расспросов, да и Христос сказал, что нельзя работать Богу и мамоне[4]4
  Мамона – принимается в значении богатства, прибытка и вообще земных благ, в которых человек полагает свое счастье. Иногда под Мамоном представляется некое божество, покровительствующее богатству.


[Закрыть]. Затем успокаивающе кивнул замявшемуся Альбину – здесь все свои, видишь, никто даже не знал, у кого ты служишь. И тот продолжил:

– Он сказал, что выкупил у одного работника на монетном дворе большую тайну. Поступил заказ на изготовления динария с сообщением о том, что скоро богатейшее царство Набатея станет римской провинцией.

– Надо же, даже я и отцы-сенаторы ничего не знаем об этом… – ревниво поджав губы, начал сенатор, но пресвитер остановил и его:

– Набатея! – воскликнул он. – Так ведь там много наших и немало пещер в скалах, куда можно спрятать хоть все книги мира!

– Лучшего места не придумать, – согласился сенатор. – Со времен царя Ареты IV, дававшего покров тем, кто бежал от гонителей веры из Иерусалима, правители этого царства хорошо относятся к христианам.

– И когда же вы будете там? – с появившейся в глазах надеждой заторопил Альбина пресвитер.

– Увы! Судя по всему, далеко не сразу, – вздохнул тот. – Насколько я знаю Клодия, он будет выжидать удобного часа в финикийском городе Тире. Возможно, годами. Но… зачем ждать? Из этого города мне очень даже удобно будет добраться до Набатеи!

– То есть, ради спасения книг ты готов сбежать даже от Клодия? – во все глаза уставился на Альбина молодой всадник.

– Разумеется.

– И лишиться должности, о какой можно только мечтать простому римлянину?!

– Ну да, – словно речь шла о потере самой мелкой монеты – квадранса, невозмутимо пожал плечами Альбин.

– Но как ты собираешься вывезти книги? Ведь будет проверка в порту! – напомнил пресвитер.

Альбин с успокаивающей улыбкой посмотрел на него и сказал:

– Обычно нас никогда не проверяют. Деньги Клодия закрывают глаза всем таможенникам. В любых портах и даже во время войн. Но – в целях предосторожности я положу книги… скажем, в тубусы из-под книг Гомера. Их как раз две: «Илиада» и «Одиссея».

– А если их все же обнаружат? – продолжал сомневаться пресвитер. – Это не будет нечестно по отношению к твоему начальнику?

– Не думаю! – решительно возразил Альбин.

– А то не хотелось бы даже такое святое дело строить на лжи!

– Думаешь, я не боюсь согрешить? Я и крестился-то, по примеру многих наших собратьев, как можно позже, чтобы ничем не запятнать белых крещальных одежд. Но никакой лжи и не будет. У нас с Клодием общий личный багаж. Правда, Гомер из его личной библиотеки. Но, если уж что, скажу, что взял эти книги лично для себя!

– Дай Господь, чтобы этого не случилось! – молитвенно воздохнул пресвитер и снова забеспокоился: – А не украдут ли их у вас по дороге?

– Да! – подтвердил сенатор. – Сейчас немало развелось воров, да и, говорят, разбойники кое-где пошаливают…

– Зачем разбойникам поэмы Гомера? – нашел и на это ответ Альбин. – А что касается воров… Так Клодий всегда берет с собой в дорогу самого внимательного и исполнительного раба во всем Риме и, следовательно, в мире! От него ничто и нигде не укроется! Не зря он дал ему кличку Грифон – в честь мифического стража золотых кладов!

– Ну что ж, мы принимаем твое предложение, – переглянувшись с согласно кивнувшим ему сенатором, принял, наконец, решение пресвитер. – В любом случае, у нас просто нет больше другого выбора!

Пресвитер вышел, и вскоре вернувшись с кожаным мешком, достал из него два свернутых свитка.

– Бери! – благоговейно поцеловав их, сказал он Альбину. – И помни – эти книги любой ценой должны быть сохранены для нас и всех последующих поколений. А теперь ступай. Мы помолимся за тебя…

– Да-да, конечно! – согласился старый сенатор.

А молодой всадник неожиданно засуетился и, извиняясь, сказал, что ему тоже нужно срочно идти.

Но на это никто не обратил внимания. И даже не заметил, как блеснули его глаза при виде свитков, за которые префект претория мог сделать самым богатым даже самого бедного человека…

9

Утренняя трапеза оказалась на редкость обильной.

Александр даже растерялся, увидев на столе пироги, блины, котлеты, многочисленные салаты…

– Только не надейтесь, что у нас так всегда! – предупредила Галина Степановна.

– Или что это мы так постарались в честь твоего приезда! – добавил отец Лев.

– Да, – объяснил, перехватив недоуменный взгляд Александра, отец Игорь. – Просто вчера мы отмечали здесь именины регента нашего церковного хора, и вот – осталось…

«Если это то, что только осталось, то что же было вчера?!» – невольно подумал Александр и с аппетитом принялся завтракать.

Очнулся он от громкого голоса отца Льва.

– Интересно, от какого слова происходит – «писатель»? – с усмешкой спросил тот и, не дожидаясь, пока Александр проглотит кусок и раскроет рот, сам же ответил: – Наверное, от слова «уписывать за обе щеки»! Ешь, ешь, – уже добродушно подложил он в тарелку гостя еще одну котлету и кусок пирога.

– Это отец Лев у нас так шутит! – засмеялась Галина Степановна. – Мы же ведь знаем, что писатель – от слова «писать».

– Да нет! Писать и на заборе можно, – сказал Александр. – Я полагаю, что писатель, прежде всего, от слова – «думать». Особенно, когда речь идет о создании книг на духовные темы.

– Не знаю, не знаю… – с сомнением покачал головой отец Лев. – Все эти знания, через книги – это для веры умом. А человеку нужна сердечная вера!

– Разумеется! – не стал спорить Александр. – Но ведь сначала нужно знать хотя бы немного о предмете веры.

– Конечно! – подхватил отец Игорь. – Тем более что люди в течение нескольких десятилетий, целых три поколения подряд были лишены всякого знания о Боге и вере! Так ты им сначала дай эти знания, пусть они пойдут в храм, а там уж Сам Господь даст им эту сердечную веру!

Отец Лев начал было говорить, что бывают случаи, когда в тяжелых жизненных ситуациях Господь сразу посылает такую веру, отец Игорь принялся возражать, что это – редчайшие исключения. И Александр, дождавшись паузы, сказал:

– А у меня вот какой случай был! Лечился я в московской больнице. В кардиологии. Со мной в палате лежал профессор медицины, светило в хирургии. Да вы, может, даже читали о нем. Доктор Арбузов. Завел я как-то с ним разговор о вере, а он мне сразу заявил, что он материалист, атеист и вообще – сколько людей оперировал, ни разу души не видел! Но тем не менее, целый месяц, пока мы с ним лежали, терпеливо слушал все, что я успел ему передать из того, что читал сам. Только на все уговоры креститься – ни в какую!

– Вот видишь! – значительно поднял палец отец Лев. – Толку-то от твоих знаний? Я думал, Калачев, что ты после монастыря тертый калач. А тебе еще самому печься и печься надо!

– Погодите, я еще не все рассказал! – остановил его Александр. – Дело в том, что в соседней палате лежал старенький священник, которого в юности благословил на жизненный путь сам преподобный Серафим Вырицкий – духовное чадо великого старца Варнавы Гефсиманского Чудотворца! Так вот он однажды всего минут пять поговорил с доктором Арбузовым, и что бы вы думали? Он крестился! У того самого батюшки! Вот что значит благодать, добавленная к первоначальным духовным знаниям!

– Да кто ж спорит? – подумав, согласился отец Лев. – Значит, и эти душеполезные книги на каком-то этапе нужны!

– Вот я и написал такой роман и хочу дать его с продолжением в нескольких номерах нашей газеты, – торжествуя, сказал Александр, решив воспользоваться моментом, чтобы сразу заручиться поддержкой добрейшего отца Игоря.

Но тот неожиданно нахмурился и с недоумением посмотрел на него.

– Роман в газете?

– Ну да! Совсем небольшой… Сокращенный вариант! – сникая, растерялся никак не ожидавший такого Александр.

– Гм-м!.. – в голосе отца Игоря прозвучало сомнение. – Не знаю, не знаю… У тебя есть лишний экземпляр?

– Да!

Александр достал из сумки папку с рукописью и протянул отцу Игорю:

– Вот, пожалуйста!..

– Хорошо, изучу на досуге!

– Да что тут изучать?!

Александр, призывая на помощь все свое красноречие, хотел еще до прочтения священником книги, доказать свою правоту.

Но благочинный вместо ответа почему-то строго предупредил, чтобы без него ни в коем случае не начинали макетировать номер и, отвернувшись к отцу Льву, стал возмущаться, что слишком медленно идет строительство воскресной школы.

Отец Лев, призывая в свидетели, а потом, когда та стала отказываться, в соучастницы этого сплошного безобразия Галину Степановну, принялся оправдываться своим громогласным голосом…

И Александр сразу почувствовал себя лишним…

10

Вернувшись во дворец Клодия Максима, Альбин увидел то, что и ожидал здесь увидеть: все вещи, включая и личный багаж, были уже тщательно упакованы.

– Грифон! – позвал он и велел вбежавшему рабу открыть один из сундуков и принести из библиотеки тубусы с надписью «Илиада» и «Одиссея».

– Вдруг нашему господину или мне захочется почитать что-то в дороге! – объяснил он. Хотя мог и не делать этого. Раб и так беспрекословно выполнил оба приказания.

После этого Альбин отправил его под подходящим предлогом в другую комнату и достал из отданного пресвитером кожаного мешка два бесценных свитка.

Конечно, лучше было бы, оставив начала поэм Гомера, вклеить дальше тексты священных книг. Но времени на это уже не было. Грифон мог вернуться в любое мгновенье. И он, просто поменяв содержимое тубусов, прямо в кожаном мешке положил их в сундук.

Поэмы Гомера, повертев в руках, он за ненадобностью отбросил в сторону.

Куда-то прятать их не было больше времени: в коридоре уже слышались шаги возвращавшегося Грифона.

Встретив его в дверях, Альбин приказал снова запаковывать – да понадежней! – вещи и отправился к Клодию, чтобы поторопить его с отъездом и посоветовать взять побольше кошелей с золотом на случай дорожных нужд.

По дороге он то и дело подгонял и без того мчавшего лошадей во весь опор возницу:

– Скорее! Скорее!

Клодий с удивлением посматривал на своего всегда невозмутимого и спокойного помощника, но ничего не говорил. Он знал, что Альбин не делает ничего просто так.

– Скорее! Скорее! – продолжал торопить тот.

Но как они ни спешили, все равно, как и предупреждал пресвитер, в порту уже начался тщательный осмотр всего вывозимого из Рима. Около каждого готового к отплытию корабля краснели плащи преторианцев. По палубам как никогда спешно сновали таможенники.

Увидев их, Клодий недовольно сказал:

– Ловят, что ли, кого? Или ищут какую-нибудь золотую ложку, похищенную в императорском дворце?..

– Да, – с упавшим сердцем согласился Альбин. Как-то нехорошо, тревожно сразу сделалось у него на душе.

Только ни о чем не подозревавший Клодий был беззаботен.

– Нам-то чего бояться? – усмехнулся он.

– А хотя бы шторма! – Альбин показал рукой на совершенно безоблачное небо и, облизнув пересохшие губы, предложил: – В любом случае нужно сразу предложить таможенникам как можно больше золота, чтобы они не задерживали нас!

– Что это ты сегодня такой торопливый? – покосился на помощника Клодий, но, поразмыслив, согласился: – А впрочем, ты, как всегда, прав. Нечего нам тут стоять! Терпеть не могу суеты и этих преторианцев!

Они поднялись на свой корабль, украшенный золоченой стрелой на акростолии[5]5
  Оконечность корабельного носа.


[Закрыть], около которого, как сразу заметил Альбин, стояло вдвое больше преторианцев.

Два таможенника тут же подошли к ним, и старший виновато сказал:

– Прости, Клодий, служба!

– Понимаю, – кивнул тот, незаметно всовывая в руку таможенника тяжелый кошель с золотом.

Но он, вопреки обыкновению, принялся отказываться от взятки, шепнув:

– Нельзя! Сегодня нам приказано как можно тщательней обыскать все корабли!

– Ну так обыскивайте! – недоуменно пожал плечами Клодий. – А мы тут при чем?

И добавил еще один кошель.

– Нельзя… Не положено… – почти простонал таможенник.

Клодий недовольно покачал головой и, взяв у протянувшего ему с готовностью третий кошель Альбина, отдал и его.

Старший таможенник переглянулся с младшим, почесал затылок и сказал:

– Ну ладно. Мы не будем осматривать весь твой корабль. Но, не обессудь, для вида проверим только личный багаж. Тем более что это все равно нам почему-то приказано сделать, причем, лично под присмотром офицера преторианцев.

– Ладно, проверяйте, но – только побыстрее! – махнул рукой Клодий.

Старший таможенник подозвал командира преторианцев и сказал, что весь корабль осмотрен, ничего подозрительного не обнаружено, остался только личный багаж. Тот вошел в каюту владельца судна. И Грифон опять стал распаковывать один сундук за другим.

Все ближе и ближе была очередь того, в котором находились бесценные свитки…

Альбин стоял, не в силах пошевелиться.

Клодий о чем-то спрашивал его. Он невпопад отвечал, лихорадочно соображая, как ему быть.

Выхватить, а потом куда? Внизу преторианцы. Броситься в море? Но куда уплывешь? Да и все равно свитки намокнут в воде и пропадут навсегда…

Всегда и везде умевший находить выход, на этот раз он был не в состоянии ничего придумать…

Очнулся он от громкого голоса преторианца:

– Глядите, Гомер! «Илиада»! Хотите, почитаю?

Старший таможенник взглянул на тубус, который достал из кожаного мешка преторианец, и равнодушно пожал плечами:

– Зачем? Она мне и в школе надоела.

– Тогда я напомню тебе золотые дни детства!

Преторианец вынул из тубуса свиток и развернул его.

– Вот, слушай.

Альбин в ужасе закрыл глаза и вдруг не поверил своим ушам, услышав, и правда, знакомое со школьных лет:

 
…Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля)…
 

– Что такое?.. – оборвав себя на полуслове, воскликнул преторианец, схватил другой свиток из тубуса, подписанного «Одиссея», и машинально продолжил читать его вслух:

 
…Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою…
 

– И правда, Гомер! Ничего не понимаю… – глядя на свитки и тубусы, разочарованно протянул преторианец.

– А ты что думал? – насмешливо спросил у него Клодий. – Что я везу вместо них запрещенные еще Октавианом Августом пророчества Сивиллы и «Науку любви» Овидия? А? – подтолкнул он Альбина, желая, чтобы и тот поучаствовал в его веселье.

Но Альбин во все глаза смотрел на свитки с поэмами Гомера.

Он тоже не мог ничего понять.

– Что, остальное тоже смотреть? – на всякий случай не очень-то охотно осведомился старший таможенник.

Но преторианец только отмахнулся от него и проворчал:

– Ладно… хватит… Ну, Требий, я тебе покажу…

– Может, и мои вещи посмотрите? – с готовностью протянул перед ним свою суму Грифон.

– Да идите вы… то есть, плывите! – ругнулся на него преторианец и – не зря Клодий так недолюбливал наглых преторианцев, не пожелав им даже попутного ветра, направился по палубе к трапу.

Альбин смотрел ему вслед. Он ровным счетом не мог ничего понять. И вдруг услышал, как старший таможенник, отходя, сказал младшему:

– Хвала богам, что донос оказался ложным! А то у меня поджилки тряслись: вдруг, и правда, найдут что-то? Ведь лишились бы трех кошелей золота!

«Все ясно. Значит, обыск был не случайным, и преторианец искал наверняка!» – понял Альбин.

Но, слава Богу, все обошлось. Опасность миновала…

И только тут его обожгла новая мысль:

«Но где же тогда Священные книги?!»

11

После завтрака, оставив отца Игоря спорить с отцом Львом по вопросам стройки, Александр вышел из домика и увидел Алешу, старательно красившего лавку в яркий зеленый цвет.

– А что было сегодня на завтрак? – словно ни в чем не бывало спросил он, и Александр, радуясь тому, что между ними нет больше обид, оживленно принялся перечислять:

– Пирог, оставшийся после вчерашних именин регента хора, яичница, печенье, конфеты…

Он вдруг заметил, что Алеша сглотнул голодную слюну и, ругая себя за невнимательность, предложил:

– Хочешь, я принесу тебе кусок пирога?

– Нет, отец Лев может заметить. Тогда и тебе достанется! – отказался Алеша.

– Ну, тогда вот, держи! – Александр достал из кармана денежные бумажки, которые дал ему отец Игорь и отсчитал ровно половину. – Купи что-нибудь и себе на завтрак!

– Ого! Целых пятьдесят рублей! – удивился Алеша и каким-то особенным благодарным тоном сказал: – Спаси тебя Господь!

Юркнув в знакомую щель в заборе, он вскоре вернулся с пирожками, пакетом сока и стал жадно есть, благодарно поглядывая на Александра.

Чтобы не мешать голодному юноше, Александр оставил его, прошелся по тропинке.

Дошел до ворот.

И, снова бродя перед ними – теперь уже в ожидании Ирины – продолжал думать над книгой.

Его мысли прервал какой-то шум внутри церковного двора.

– Что там случилось? – спросил он у идущего оттуда сторожа.

– Да ничего особенного. Как говорится, и смех и грех! – ответил тот. – Наши отцы-священники вышли из домика и сели на лавку, которую только что покрасил Алеша. Записку-то он написать не успел! А точнее, не сумел…

– И что теперь? – ужаснулся Александр.

– Да ничего! Отец Игорь смеется. Говорит, что это – лучшее подтверждение тому, что нужно как можно быстрей заканчивать строительство воскресной школы, чтобы и Алешу заодно обучить грамоте. А отец Лев Алешку через забор воспитывает. Голос-то у него о-го-го какой, раньше ведь на стройке прорабом работал!..

12

Ирина – жена алтарника храма, в котором служил отец Лев – оказалась высокой, красивой женщиной, лет тридцати.

Встретившись у ворот, они направились к высотным домам, стоящим на берегу широкой реки.

Ирина украдкой зевнула и извинилась, сказав, что было трудное дежурство – ни разу не удалось даже присесть.

Александр заметил, что на ее лице не было и тени от бессонной ночи, и невольно вслух удивился этому.

– Привычка! – коротко ответила спутница и так же кратко стала говорить о Вере:

– Рак легких. 24 химии. Последняя стадия. Вернее, самая последняя. Держится только на своем упрямом желании жить. И все равно осталось уже не больше двух недель…

– Как жалко! – невольно вырвалось у Александра. – И неужели нельзя ничего сделать в таких случаях?

– Ну почему? Бывают, конечно, самые настоящие чудеса. Так называемые в медицинской литературе случаи самопроизвольного исцеления. Только у нас в храме несколько наших бывших пациентов, которых считали безнадежными. Та же Галина Степановна, например…

– Галина Степановна?! – изумился Александр.

– Да, у нее тоже была последняя стадия, причем удалили желудок и выписали домой – умирать. Но она всерьез обратилась к Богу и вот уже десять лет живет теперь только Им и делами нашего храма.

– Так может, и с Верой так будет?

– С Верой сложнее… – вздохнула Ирина. – Ее уже давно отказываются принимать к нам в клинику. Так она берет тогда табуретку, заказывает такси, и приезжает.

– Табуретка-то зачем? – не понял Александр.

– Так ведь она приезжает, когда ей совсем уже невмоготу и даже сил ходить нет. А жить-то хочется! Вот она переставит табуретку. Сядет, посидит-отдохнет. Пройдет или проползет пару шагов, опять переставит. Снова посидит и дальше… И сидит в коридоре клиники, пока ее в конце концов не перенесут в палату. Очень упорная. И очень обиженная на сестру и подруг. Они ведь просто бросили ее умирать! Хорошо Гульфия – это женщина из социальной помощи, которая носит ей лекарства и продукты, уговорила дворника взломать дверь, когда никто не отзывался на все звонки. Они вошли и нашли Веру, лежавшую перед холодильником, умиравшей от голода. Доползти до него она доползла, а открыть сил уже не хватило…

Ирина немного помолчала и продолжила:

– Вот после этого случая я с ней и познакомилась… Ровно четыре месяца назад. Насколько могла, открыла Вере глаза на православную веру. До болезни она ведь была яростной атеисткой, а точнее, как многие, просто не задумывалась о Боге, крепкой, здоровой, спортивной – на яхтах плавала. Или, как это у них принято говорить – ходила! Замужем не была, характер волевой, властный. Как говорят порой не знающие, куда от нее деваться во время дежурств, сестры милосердия – такой командный, что боевой генерал позавидует… Болезнь для нее была как гром посреди ясного неба. Я была рядом с ней, когда она узнала свой страшный диагноз. Многие другие при этом приходят в такое отчаяние, что некоторые даже кончают с собой.

– Да-да… – подтвердил Александр, вспомнив случай с выбросившимся из окна соседом.

– А Вера, – с уважением продолжила Ирина, – отвернулась к стене, накрыла голову подушкой, трое суток пролежала, не отвечая ни на один вопрос и не принимая пищи. А на четвертые встала и, как ни в чем не бывало, решительно заявила:

«Я буду жить!»

– И бросилась искать исцеления. Где она его только не искала: у «бабок», у экстрасенсов, йогу изучила… Потом перешла на все народные и нетрадиционные способы лечения. Свежий свекольный сок в таких количествах пила, что даже глаза у нее стали красными! Но, увы – все было бесполезно! А тут, поговорив со мной о Христе, крещена-то она была в детстве – слава Богу! – исповедовалась… Стала учиться молиться. Попросила меня найти ей квартирантку из храма. Чтобы та обучила ее азам православной веры. Обещала за это ей даже квартиру завещать. «Другие-то, – говорит, – только раньше из жизни помогут уйти». Но, к сожалению, Галина Степановна, а именно ее я попросила пожить у Веры, не только, действительно, дала ей первые познания, но и решила ускорить события с завещанием квартиры. Как всегда, она делала это не для себя, а исключительно в интересах храма. Но Вера после этого замкнулась. Конечно, сестры милосердия, которые ее навещают, продолжают рассказывать ей о Боге и вере, молятся с ней, как могут. Но этого мало. Дни-то ее сочтены, а ей надо еще так много сделать…

Дорога пошла на подъем. Ирина выдохнула, чтобы перевести дыхание и вопросительно взглянула на Александра:

– Теперь вот вас к ней веду… А вы, правда, после монастыря?

– Да, – кивнул Александр. – Год прожил в кельи и год рядом, на даче одного известного иеромонаха-проповедника. Кстати, бывшего известного врача, который после смерти жены принял монашество.

– Это очень хорошо! – обрадовалась Ирина. – Вере сейчас очень нужно помочь возрасти в эти последние дни духовно, подготовиться к переходу в Вечность. Жаль, что у отца Льва никак не найдется на это времени…

– А при чем тут отец Лев? – недоуменно спросил Александр.

– Так ведь она считает его своим духовником, потому что исповедовалась у него впервые в жизни.

– Строгий батюшка! – заметил Александр.

– Да уж… Этого у него не отнять! – кивнула Ирина. – Но что поделаешь? Одним из нас нужен батюшка-терапевт, а другим хирург! Конечно, он очень строг, иногда даже чересчур, на что обижаются и даже жалуются отцу Игорю люди. А зря! Как правило, всё это бывает им же на пользу! Вот, например, супруг рассказал мне однажды, как отец Лев прогнал женщину, которая, подведя трехлетнего сына к причастию, сказала:

«Сейчас батюшка даст ему сладенького компота!»

«Какой компот?! Вы чему учите сына с самого раннего возраста? – на весь храм возмутился отец Лев. – Это же воистину Тело и Кровь Господа нашего Иисуса Христа! Уходите и до тех пор, пока сами не поймете и не объясните ему это, не подходите ко мне!»

– Да-а… – покрутил головой Александр.

– Строго? Строго! – спросила и сама же ответила Ирина. – Но вы слушайте, что дальше было. С тех пор прошло пять лет. И этот мальчик, впрочем, как и его мать, наверное, благоговейнее всех причащаются теперь Христовых Таин, твердо веря, что в них входит Сам Бог!

– Надо же! – удивился Александр. – Действительно, урок оказался впрок!

– Да, отец Лев многим помог быстро уйти от греховных привычек, – подтвердила Ирина и вздохнула: – У него ведь у самого была очень тяжелая судьба. Скажу лишь, что отец Игорь нашел его в буквальном смысле слова погибающим. После таких испытаний, которые не всякий и выдержит. Привел в храм. Крестил. Помог воцерковиться. Отцу Льву в это время открылось что-то такое, что его вере можно только позавидовать. И теперь, как вы сами видели, он священник. С виду строгий, а на самом деле очень добрый. Однажды он при мне отчитывал женщину, которая пришла сильно надушенная в храм. Я случайно перехватила его взгляд, а в нем ни капельки гнева. Он увидел, что я заметила это, и с такой болью сказал: «Ты думаешь, это мне нужно? Это же им надо!» Кстати, когда вы увидите его, то обязательно скажите, что Вера очень просит его прийти, потому что у нее накопилась масса вопросов!

Ирина подвела Александра к большому многоэтажному дому и, остановившись у крайнего подъезда, сказала:

– Ну а теперь я умолкаю. Потому что мы уже пришли. Дальше все сами увидите и услышите!..

13

Клодий Максим одним движением пальца приказал капитану немедленно отправляться в путь.

Опытный понтийский моряк Протагор не стал мешкать.

– Сушить якорь!

– Малый ход!

– Налечь на весла!

– Поднять паруса! – тут же раздались громкие команды.

И триера «Золотая стрела», под завистливыми взглядами капитанов остальных судов, покинула порт и вышла в открытое море.

Альбин стоял у борта, по-прежнему не зная, как ему быть.

Взгляд его метался с берега на море, с якоря на парус, с моря на берег… И наконец, остановился на проходившем мимо рабе.

Неожиданная догадка осенила Альбина.

– Грифон! – с подозрением в голосе окликнул он.

– Да, господин? – с готовностью подбежал к нему раб.

– Ты… после того как я приказал тебе упаковывать вещи, случайно не трогал там что-нибудь?

– Да, господин! Я увидел, что сами свитки поэм Гомера почему-то лежат на ложе и…

– Открыл тубусы?

– Да, господин! Я думал, ты забыл положить в них эти свитки, но там оказались совсем другие книги…

– И ты положил вместо них Гомера?

– Да, господин! Чтобы все соответствовало названию на тубусах!

– А где же теперь те, другие книги? Ты, конечно, оставил их дома?..

Альбин замер в ожидании ответа раба, который, казалось, умел говорить одно только слово «да».

Но оказалось, что, к счастью, он умел говорить и «нет».

– Нет, господин! – ответил Грифон. – Я решил, что если ты положил эти свитки в тубусы, то они могут понадобиться тебе в пути, и решил тоже прихватить их с собой.

– И… где же они сейчас? – боясь дышать, спросил Альбин.

– Как где? У меня в суме!

При этих словах Альбин похолодел, вспомнив, как настойчиво предлагал раб проверить и его вещи. Но – беда миновала окончательно! – взял себя в руки и снова стал спокойным и невозмутимым.

– Значит, так, – сказал он. – Принеси-ка мне их сюда. Постой! Еще раз открой сундук и захвати с собой тубусы.

Раб почти мгновенно выполнил приказание.

Альбин бережно вложил в тубусы священные книги и сказал, чтобы Грифон снова положил их в сундук. На самое дно. Закрыв другими вещами.

– А Гомера…

Он замахнулся, чтобы выбросить свитки в море, но раб умоляюще потянул к ним руки: