Текст книги "Записки опера особого отдела"

Автор книги: Евгений Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)

Глава 3

Чернов возвращался домой, но чувства удовлетворенности от общения с начальником не испытывал. Отношения с начальником штаба его мало беспокоили. Он не мог согласиться с мнением начальника о том, что уничтожение кодовой таблицы было случайностью. Каких-то конкретных версий пока не возникло, но интуиция подсказывала, что не все так просто.

Вернувшись в штаб, капитан первым делом направился в отдел кадров. В пустом кабинете сиротливо сидел начальник майор Кухарев. Учитывая, что все женщины были в отпуске, он одним пальцем что-то печатал на печатной машинке. Чернов поздоровался с ним и спросил:

– Можно я у тебя посмотрю личные дела офицеров и прапорщиков?

– Смотри, – равнодушно ответил тот, – шкафы открыты.

За годы службы в отделе кадров майор привык к частым появлениям у себя сотрудников Особого отдела и воспринимал их желание поработать с документами как обыденное явление. Поэтому он даже не посмотрел, чьи личные дела взял Чернов. А Игорь начал работу с изучения личного дела подполковника Федотова. Ничего особенно интересного для себя он там не нашел. Послужной список характерен для многих офицеров полка: срочная служба, военное училище, офицерская служба, учеба в академии. В характеристике есть отдельные моменты, характеризующие его как личность: заносчив, болезненно реагирует на критику, но в то же время обладает высокими командными и организаторскими способностями.

Личное дело прапорщика Горохова вообще оказалось тонким и «серым». Служил срочную службу в этой же части, затем школа прапорщиков и четыре года службы в СПС (группа спецсвязи).

А вот досье капитана 3-го ранга Омельченко заставило Чернова внимательно его перечитать и сделать определенные пометки в блокноте. Сам он родился в Краснодаре. Отец – Омельченко Михаил Степанович, уроженец города Полтавы. Мать – Омельченко (девичья фамилия Кирсанова) Анна Федоровна, родом из г. Энгельса Саратовской области.

После окончания Краснодарского высшего военного училища имени Штеменко был направлен на Балтийский флот для прохождения службы на должности помощника начальника штаба по спецсвязи и режиму секретности одной из частей. Характеризовался исключительно положительно, однако в 1987 году был снят с должности старшего офицера 8-го отдела Кронштадтской флотилии по служебному несоответствию, лишен допуска к секретам и переведен для дальнейшего прохождения службы в распоряжение командующего Северным флотом. В настоящее время проходит службу в противолодочном вертолетном полку в должности кодировщика группы СОК (средств объективного контроля). Женат, имеет двоих детей.

«Это что же надо было совершить, если одно из первых лиц в части, ответственное за контроль режима секретности, лишили допуска и сняли с должности? – подумал Игорь. – Видимо, без вмешательства наших коллег там не обошлось. Надо будет направить запрос в Кронштадт для выяснения причин перемещения его по службе».

Вернувшись в кабинет, Чернов все же решил встретиться с одним из своих негласных источников и выяснить для себя, что же произошло на аэродроме «Талые ручьи». Он позвонил своему давнему знакомому Косте Белову, с которым дружил еще в военном училище. К счастью, тот после обеда оказался дома.

– Костя, привет. А ты почему дома? – спросил Игорь.

– Сегодня предварительная подготовка, завтра полеты с утра, вот я и дома, – ответил однокашник.

– Ты завтра летаешь? – поинтересовался Чернов.

– А что, есть предложения? – вопросом на вопрос ответил Белов.

– Я вернулся из отпуска, привез хорошую водку, а отметить начало трудовой деятельности не с кем.

– Ну, ты же знаешь, друзья всегда помогут, к счастью, меня завтра в плане нет, – с оптимизмом ответил Костя, – называй время и место. Через пять минут составлю тебе компанию.

Они договорились встретиться у Чернова дома, и Игорь пошел готовиться к встрече друга. Белов не заставил себя долго ждать: как и обещал, через пять минут уже стоял на пороге квартиры. Они вдвоем по-холостяцки быстро накрыли на стол и приступили к трапезе.

Игорь в который раз рассказал о своем отпуске, об изменениях в родном училище, об общих знакомых, оставшихся на Украине. Затем Константин перебил Игоря и спросил:

– Давай, пока еще не все выпили, ты у меня спроси, что хотел. Я ведь вас, особистов, знаю, просто так поболтать не позовете.

Он засмеялся и потом добавил:

– Ладно, не обижайся, что там у тебя за проблемы начались со старта?

– Проблем нет, – ответил Игорь, – есть текущий вопрос. Меня интересует капитан 3-го ранга Омельченко.

– И в связи с чем он тебя интересует? – откидываясь на спинку дивана, спросил Белов.

– Понимаешь, когда вы были на «Талых ручьях», в 8-й группе, в спецсвязи, уничтожили один документ, который не должны были сжечь. Так вот, в состав комиссии начальник штаба назначил его, хотя знал, что у того нет допуска к секретам. Вот у меня и возник вопрос, почему именно его, а не кого-то другого, но с допуском. На крайний случай, у нас у любого начальника штаба эскадрильи есть как минимум вторая форма допуска.

Белов задумался, затем вытер рот платком и сказал:

– Я не могу утверждать точно, но могу предполагать. Ты же знаешь, что Федотов по основной специальности не вертолетчик, перевелся к нам не так давно из полка БЕ-12. Особого авторитета у него нет, но, тем не менее, он мечтает занять командирское кресло. Даже, говорят, получил допуск на полеты на вертолетах. Если по акту нужно было сжечь то, чего реально не существовало, то летчики могли на это не пойти, а то и вообще сдать его тебе, чтобы ликвидировать как кандидата в командиры. А Омельченко в последнее время стал для него лучшим другом.

– И что же их объединило? – спросил Игорь.

– Не поверишь, машина Омельченко. – Белов улыбнулся и налил себе воды в стакан.

– Интересная мысль, но не понятная.

– Да все очень просто, – стал пояснять Костя, – У Славы Омельченко есть «Жигули». В регионе нигде на заправках нет бензина, а он даже в магазин на машине ездит. Вот к нему в друзья Федотов и втерся. На служебные «УАЗы» выделяют по двадцать литров в неделю, поэтому дальше аэродрома на них не уедешь. А так со Славой они и в Мурманск, и в Североморск постоянно мотаются. Более того, Омельченко даже на «Талые ручьи» на своих «Жигулях» приехал. Представляешь, через весть Кольский полуостров своим ходом! Зато там они с Федотовым оторвались, постоянно мотались по «шкурным» делам, то за красной рыбой, то за олениной.

– А как себя держал Омельченко с другими офицерами? – продолжал спрашивать Чернов.

– Одно могу сказать, друзей у него там не было да, по-моему, и здесь нет. Мутный он какой-то. Так вроде со всеми общается, смеется, за столом сидит, но никогда ничего ни о себе, ни о своей службе не рассказывал. Такое ощущение, что вчера погоны надел и о прошедшей службе вспомнить нечего.

– Ну, а на лагерном аэродроме он с кем еще общался, кроме Федотова?

– Сам по себе был. Несколько раз видел его с прапорщиком – шифровальщиком, у того в один из дней какая-то проблема с техникой была, так он по приказу начальника штаба помогал ему. Вот и все.

– Ну, а как отметили присвоение новых званий?

– С этим у нас всегда все проходит на высшем уровне. Дошло до того, что некоторых командиров на руках в туалет выносили.

– А ты неужели все до конца запомнил? – улыбнувшись, спросил Игорь.

– А что я, мне срок на майора выходит только на следующий год. Поэтому в этот раз граненый стакан со звездой залпом не выпивал.

– Тогда, может быть, вспомнишь, как вели себя Омельченко и Горохов?

– Очень пристойно, Горохов тихо вырубился, а Слава его отнес в койку и вернулся за стол. Так что все было интеллигентно и культурно, – пошутил Белов.

– А Горохов спал вместе со всеми в казарме или нет?

– Нет, конечно. У себя, в «шифровалке». У него там кровать стоит.

– А что потом было?

– Потом закончился спирт. Инженер больше не дал, и все разошлись.

– А Омельченко куда пошел?

– Да я откуда знаю, что я за всеми следить должен был? И вообще, мы пить сегодня будем или нет? – возмутился Костя.

– Извини, за работой соскучился, – пошутил Игорь и стал разливать водку по стаканам.

Глава 4

На следующее утро Игорь сразу позвонил Можайскому по каналу засекреченной связи и доложил:

– Андрей Викторович, я считаю необходимым взять в проверку Омельченко. Вчера я встретился с одним человеком, – Чернов не стал называть источника информации, – и тот мне проведал, что на «Талых ручьях» тот был вхож в комнату шифровальщика Горохова. Более того, в один из дней, когда весь личный состав отмечал присвоение очередных званий летчикам, Горохов напился до потери сознания, и отводил его в шифровальную комнату именно Омельченко. Прапорщик был без чувств, поэтому Омельченко мог воспользоваться его ключами и взять там все, что угодно, не только кодовую таблицу.

– Могло быть. Согласен. Но зачем это надо Омельченко? – с интересом спросил Можайский.

– Я посмотрел личное дело этого капитана 3-го ранга. Так вот, всплыли интересные обстоятельства. Он по военному образованию специалист по спецсвязи и режиму секретности. Был старшим офицером 8-го отдела штаба Кронштадтской флотилии. Но его быстро сняли с должности, лишили допуска и убрали куда подальше.

– Лихо девки пляшут, – удивился Можайский, – будет лучше, если ты подъедешь ко мне, и мы обговорим все детали лично, а не по телефону. А то ты там поваришься еще день в собственном соку и будешь требовать санкцию на арест Омельченко как американского шпиона.

Подполковник засмеялся и положил трубку.

Через час Чернов сидел в кабинете начальника и докладывал обо всем, что смог узнать за вчерашний день.

– Итак, какие возникли мысли и версии? – задал вопрос Можайский, прохаживаясь по кабинету.

– Я думаю, что кодовую таблицу не сожгли. Ее мог похитить Омельченко, когда приносил в «шифровалку» Горохова.

– Сразу вопрос, – перебил его Можайский, – с какой целью?

– Вариантов может быть множество. Для того, чтобы шантажировать того же Горохова, с целью вымогательства денег. Выступить благодетелем или помощником перед начальником штаба, чтобы потом восстановиться в должности. И, наконец, продать ее иностранным спецслужбам, а может быть, вообще он ее выкрал по заданию иностранных спецслужб.

– Стоп-стоп-стоп, тормози, – остановил капитана начальник, – смотрю, тебя понесло. Во-первых, какую сумму он мог вымогать путем шантажа у бедного прапорщика, который прослужил-то всего четыре года? У него же еще выслуги нет, и богат он – как церковная крыса. И, я тебе скажу, молодые прапорщики не цепляются так за службу, как офицеры. Поэтому он мог смело доложить о хищении начальнику штаба, и тогда возникли бы проблемы у самого Омельченко. А вот тому неприятности никак не нужны, ему до пенсии не очень долго осталось. Вариант с начальником штаба тоже отпадает. Если бы Омельченко украл, а потом якобы нашел таблицу – это одно дело. А так, коль ее списали, от ее появления толку никакого. Более того, сразу бы начали разбираться, как они все трое уничтожили документ, если он опять появился. Теперь что касается продажи кодовой таблицы иностранным спецслужбам. Я понимаю, что ты еще находишься под впечатлением от дела Лобанова. Но я сомневаюсь, что опытный офицер, почти наш коллега, будет так глупо подставляться.

– А что с последним вариантом? – спросил Чернов.

– С этим вариантом сложнее. Надо разобраться с его личностью, интересами, образом жизни, прошлым. Ты не хуже меня знаешь, чтобы завербовать офицера, нужны определенные обстоятельства, условия и самое главное – основа. За границей он не был, в дальние походы за рубеж не ходил, родственников за границей не имеет, членов семьи, озлобленных на Советскую власть, я думаю, тоже нет. Иначе его бы в такое училище не приняли. Там отбор проводится почти такой же, как в КГБ. Давай сейчас не будем торопиться, распиши все запросы в отношении него и родственников и обязательно в Особый отдел КГБ СССР по Кронштадтской флотилии. Когда придут ответы на наши запросы, тогда и будем выдвигать версии и строить планы. Я думаю, к тому времени и командование проведет свое служебное расследование. Да, кстати, мне ведь Федотов написал в объяснительной, что не присутствовал при уничтожении документов. В состав комиссии включил Омельченко только потому, что тот в прошлом специалист по режиму секретности. Я пообещал, что пока не буду ее показывать командующему. Так что он теперь у нас на крючке, – довольно улыбнулся Можайский.

Чернов ответил улыбкой начальнику, а затем взял несколько листов бумаги и удалился в отдельный кабинет выполнять его указания.

Через час он принес запросы на подпись. Можайский их внимательно перечитал и подписал. Затем, отложив их в сторону, обратился к Игорю:

– Ну, пока почта и наши коллеги будут работать, тебе придется вспомнить, что ты не только военный контрразведчик, но и где-то еще и моряк, раз в морской форме ходишь.

– Звучит интригующе. А можно конкретнее? – попросил разъяснений Чернов.

– Через три дня начинаются учения сил Северного флота. Эскадрилья от твоего полка перелетает на авианесущий крейсер «Баку». Принято решение, чтобы ты вместе с ними вышел в море, – сообщил Игорю начальник. – Ты как переносишь качку?

– Еще не знаю. На Азовском море на катере катался и все, – Чернов смущенно улыбнулся. – Когда вернусь, расскажу.

– Ну и отлично, – подытожил Можайский. – В таком случае собирайся, послезавтра ты должен быть на корабле. Созвонись с корабельным опером, он тебя встретит и поможет разместиться на месте, – подполковник протянул Чернову листок бумаги с номером телефона коллеги.

Весь следующий день Игорь готовился к переезду на корабль. Бывалые летчики посоветовали ему сразу купить свой замок для каюты и запастись продуктами. Это они объяснили тем, что ужин на корабле для летного состава в семнадцать часов, и до отбоя абсолютное большинство успевают опять проголодаться. Бегая по магазинам, Чернов не упустил возможности встретиться еще с одним своим негласным источником из числа технического состава.

Валерию Коленову было уже около сорока лет, он жил один, жена от него ушла, поэтому часто выпивал, иногда уходя в продолжительный запой, но командование не торопилось его увольнять за это. Во всей округе не было лучшего мастера по ремонту автомобильных двигателей и карбюраторов. Поэтому целыми дня он находился в гараже, порой месяцами не появляясь на стоянке вертолетов.

– Ты что такой озабоченный? – спросил он у вошедшего Чернова.

– Завтра на корабль сажусь, – с гордостью ответил Игорь.

– Хорошее дело, я по молодости очень любил ходить в море на боевую службу. Там своя жизнь, размеренная и стабильная. Моряки сами по себе копаются, через каждые полчаса тревоги себе устраивают, а мы – сами по себе, летчиков никто там не трогал. Если полетов нет, то мы как на курорте себя чувствовали, – он мечтательно закатил глаза и смачно цокнул языком.

– Вот и я, получается, с курорта на курорт, – сказал Игорь, и продолжил: – Валера, пока меня не будет, ты мог бы понаблюдать за Омельченко?

– А как же я за ним наблюдать буду? Он же то в эскадрильском домике, то на аэродроме, а я всегда здесь. Вижу его только тогда, когда он машину из гаража выгоняет и потом назад ставит.

– А где его гараж? – поинтересовался Чернов.

– Да вот, перед тобой, – Коленов показал рукой на стоящий напротив гараж.

Игорь обошел его, чтобы осмотреть со всех сторон. Строение заметно отличалось от всех остальных как размерами, так и своей добротностью. Величиной он был с одноэтажный дом, изготовлен из сварных листов металла, к нему было подведено электричество, а с задней части виднелась антенна.

– Валера, а что у него там внутри? – спросил Чернов, показывая на гараж.

– Как и положено: смотровая яма, есть комната отдыха, там у него телевизор стоит, диван, приемник, даже лестница на чердак установлена. Но что там, я не знаю.

– Валера, мне нужно бежать, но ты за ним посмотри, когда приходит, с кем, что приносит, что уносит, чем занимается в гараже. Мне любое твое наблюдение будет интересным. А я когда вернусь с учений, все тебе расскажу и объясню.

– Хорошо, посмотрю, – буркнул Коленов, и полез под машину.

На следующий день, капитан Чернов стоял на причале возле крейсера «Баку» в ожидании своего коллеги. Величие и мощь корабля произвели на него неизгладимое впечатление. Он больше напоминал многоэтажный небоскреб площадью с олимпийский стадион, чем боевую технику. Игорь смотрел на эту махину и не верил своим глазам; ему казалось, что он попал в какой-то фантастический мир и перед ним не военный корабль, а какая-то межгалактическая космическая станция из кинофильма «Звездные войны».

К нормальному восприятию мира его вернул подошедший офицер в морской форме.

– Старший оперуполномоченный капитан 3-го ранга Полежаев Вадим Петрович, – представился он и протянул руку, – можно просто Вадим.

Чернов ответил на приветствие и назвал свое имя. Они сразу перешли на «ты».

Поднявшись на борт и отдав честь флагу, Полежаев предложил:

– Давай сначала пройдем в мою каюту, оставишь там вещи. Я тебя представлю командиру, а потом покажу корабль.

Авианесущий крейсер Игорь представлял себе совсем по-другому, во всяком случае, не так, как их показывали в фильмах. Просторных коридоров там не было и в помине. Скорее их можно было назвать туннелями, бессистемно уходящих то вниз, то вверх, то в стороны. На потолке тускло горели защищенные металлической сеткой светильники.

Каюта корабельного опера тоже не произвела должного впечатления на Игоря. Она была размером как купе поезда. И все там было компактное: узкая кровать, крошечный столик, условный шкаф.

– Уютно здесь у тебя, – деликатно отметил Игорь, осматривая жилище.

– Это потому, что мне по штату положена отдельная каюта. У остальных офицеров каюты на двоих. Вот там не протолкнуться. А у меня простор.

Полежаев гордо разлегся на койке и потянулся, таким образом демонстрируя свободу движений в помещении. Затем, он посмотрел на остолбеневшего Чернова и спросил:

– Ты что, первый раз на корабле?

– Конечно, первый, я только в прошлом году перевелся сюда. До этого служил в транспортной авиации, – оправдываясь, ответил Игорь.

– Ничего, после этого выхода станешь настоящим моряком. Имей в виду, забортную воду придется пить вместе с «салагами». Так у нас отмечают первый выход в море, независимо от чинов и званий.

– Не будем нарушать традиций, нам все равно, что пить, – шутя, ответил Чернов и добавил: – Пошли к командиру?

Кабинет командира корабля тоже сильно отличался от кабинетов наземных начальников такого уровня. По площади он был едва вдвое больше каюты Полежаева.

Сам командир оказался тоже своеобразным человеком. Он, не прерываясь, читал документы, даже никак не отреагировав на появление сотрудников Особого отдела. Когда происходило знакомство, то говорил только Вадим. Сам командир, не глядя на них, только кивал в знак согласия и молча жестикулировал. После того как Полежаев сказал, что его коллега впервые попал на корабль, тот покачал головой и выдавил из себя:

– Это «пробоина» в службе. Ликвидируй.

Кому была адресована эта команда, Полежаеву или Чернову, никто не понял, но оба одновременно встали с места в ожидании разрешения следовать на осмотр корабля. Командир махнул рукой либо в знак согласия, либо в знак прощания и вновь углубился в чтение документов.

Впечатления от экскурсии по крейсеру тоже были двоякими. Первое чувство, появившееся у капитана Чернова, – это гордость за советский военно-морской флот. Второе – легкая паника. Игорь вспомнил художественный фильм «Лицедеи», где герой Семена Фарады ходил по коридорам административного здания и кричал: «Ну, кто так строит?». У Чернова возникло такое же чувство. У него, не укладывалось в голове, как может человек свободно ориентироваться в этих многочисленных лабиринтах.

Ближе к обеду Игорь выбрал себе каюту в конце условного коридора почти в носовой части корабля. Полежаев рекомендовал ему выбрать где-то ближе к середине, но он категорически отказался из соображений конспирации, так как надеялся там встречаться со своими негласными помощниками.

После обеда Чернов не рискнул самостоятельно продолжить знакомство с крейсером, а вышел на палубу подышать морским воздухом и полюбоваться морем. Игорь облокотился на ограждение и стал смотреть на водную гладь. В этот момент раздался резкий голос в динамике громкоговорителя: «Товарищ капитан-лейтенант, отойдите от лееров». «Интересные на флоте команды», – подумал Чернов и перевел взгляд на береговую линию. В этот момент тот же голос повторил команду. Игорь осмотрелся по сторонам, но, не увидев никого вокруг, вновь стал рассматривать берег. В третий раз голос в рупоре заорал по-другому: «Капитан…твою мать, отойди от перил!» Тогда Чернов понял, что команды относились непосредственно к нему, а леера – это, видимо, и были перила.

Чернов решил направиться в свою каюту и ждать там прибытия авиагруппы на корабль. Однако, вернувшись к себе, увидел, что дверь открыта, а все его вещи разбросаны. В чемодане не оказалось продуктов, фотоаппарата и одеколона. Только после этого Игорь вспомнил, что не поменял замок в каюте.

За ужином он поделился своими неприятностями с Полежаевым, но тот отнесся к этому происшествию очень спокойно. Не прекращая жевать, он спросил:

– А тебя что, в полку не предупредили, что здесь каюты летчиков «бомбят»?

– Предупредили, – ответил Игорь, – но я не думал, что это произойдет так быстро.

– А ты надеялся, что в твою каюту наведаются матросы уже после того, как ты все съешь? – усмехнулся местный оперработник.

– Нет, конечно, но сейчас надо же что-то делать, – не унимался Игорь. – Доложить командиру, например, пусть назначит служебное расследование.

– Ага, сейчас. Во время учений он будет назначать расследование. У нас воровство было, есть и будет. Тут знаешь, сколько шхер на корабле? Отделение матросов можно спрятать – и до конца похода их никто не найдет. Численность одного экипажа без авиагруппы больше тысячи шестисот человек, а с летчиками и за две тысячи переваливает. Так что смирись, в следующий раз умнее будешь.

Игорь замолчал, хотя на душе были неприятный осадок и обида. Обида за то, что матросы обворовали именно его, оперативного работника, который должен был предвидеть и не допустить подобного хотя бы по отношению к себе, и тем более что был предупрежден о подобных традициях.

Утром на палубу сели вертолеты полка. У Игоря было ощущение, что на крейсере он провел целую вечность, и поэтому встречал однополчан, как самых желанных и долгожданных друзей. В течение дня летчики и техники занимались размещением на корабле и загоняли в подпалубный ангар вертолеты.

На следующие сутки после торжественного построения и поднятия флага крейсер вышел в море. Почти весь день Чернов провел на палубе. Для него это был первый выход в море. В детстве он много читал о морских приключениях, немало видел художественных фильмов о военных моряках, но ни одна книга, ни один фильм не могли описать тех чувств, какие он испытал в тот момент. Сочетание безбрежных водных просторов, синего неба и невероятной скорости привело Игоря в состояние эйфории. Он радовался, как ребенок, и не мог сформулировать для себя, что же так влияет на его настроение. В душе было чувство праздника, и даже пронизывающий ветер не омрачал этого состояния. Игорь смотрел на окружавших его моряков и отметил для себя, как светятся от воодушевления их лица. Эти люди были сродни дельфинам, в море она были в своей стихии, а на суше – в ожидании моря. Он не заметил, как к нему подошел штатный руководитель полетов подполковник Каплунов и поинтересовался:

– Что, интересно?

– Не то слово! – с восторгом ответил Игорь. – Кто бы мог подумать, что за эту работу еще и зарплату платят.

– В каком смысле? – не понял услышанного Каплунов.

– За такое удовольствие еще нужно самим деньги платить, как на аттракционах.

– Это поначалу. Потом ты убедишься, что морская служба – это тяжкий труд. А когда проболтаешься в море несколько месяцев, не представляешь, какими натянутыми становятся отношения между моряками. Они так надоедают друг другу, что порой даже до драк доходит, – он посмотрел на удивленного Чернова и добавил: – Ну, ты не волнуйся, мы в море будем недолго, выйдем в нейтральные воды полетаем, постреляем и вернемся.

Подполковник усмехнулся и, похлопав Игоря по плечу, сказал:

– Я вообще-то за тобой пришел. Ты в моряки посвящаться собираешься?

– А что, уже пора? – спросил Чернов.

– В море вышел – значит пора. Пойдем, спустимся в ангар. У нас посвящают в моряки рядом с вертолетами.

На месте торжественного ритуала присутствовал почти весь личный состав авиагруппы. В отдельном ряду стояли несколько молодых офицеров и прапорщиков. Старший авиагруппы подполковник Медведев дал первому из них плафон от светильника, наполненный морской водой. Согласно традиции каждый из посвящаемых должен был его выпить полностью, но, учитывая индивидуальные особенности каждого, пили, кто сколько сможет. Чернову ранее приходилось глотать воду Азовского моря, но вода Баренцева моря оказалась более соленой и горькой. Но традиции есть традиции. Пришлось выпить почти все.

Ночью первое радужное представление о морской службе было омрачено погодными условиями и морской стихией. Игорь проснулся оттого, что упал с койки и сильно ударился плечом. Сначала он не понял, что произошло. Чернов попытался встать, но ноги его не держали. Ощущение было таким, что каюта превратилось в вагонное купе скорого поезда и лифт одновременно. Мало того, что каюта качалась по горизонтали, она еще опускалась на несколько метров вниз, а затем сразу начинала подниматься вверх. Игорь сел на койку и уцепился руками за стол, чтобы зафиксировать свое положение и прийти в себя. Теперь наконец он понял, что это шторм. «Теперь смогу рассказать Можайскому, как я переношу качку», – улыбнувшись, подумал Игорь. Однако на этом его оптимизм закончился. Примерно через час он почувствовал первые позывы тошноты. Пролетав несколько лет на самолетах транспортной авиации и испытав перепады высот при воздушных ямах, он был уверен, что окажется невосприимчивым к морской качке. Но в море все оказалось наоборот. Ближе к утру, он был в полуобморочном состоянии от постоянных рвотных позывов. Игорю казалось, что вот-вот сознание его покинет, как вдруг в каюту зашел старший авиагруппы подполковник Медведев. Почувствовав специфический запах в помещении и увидев, чуть живого опера, он колоритно выругался и сразу вышел. Спустя несколько минут он вернулся вместе с инженером эскадрильи майором Антоновым. Тот, как дежурный фельдшер, держал в одной руке флягу со спиртом, в другой – стакан.

– Я не буду пить, – с ужасом вскрикнул Чернов, увидев гостей.

– А придется, – театрально ответил подполковник, – ни одно лекарство так не помогает от рвоты, как «шило».

– Ты не спорь, Игорь – примиренчески сказал инженер, – не ты первый, не ты последний. Почти все через это прошли.

Он заботливо налил полстакана спирта, вытащил из-за пазухи кусок черного хлеба и протянул Чернову. Тот, едва совладав с собой, проглотил жидкость и долго не мог восстановить дыхание, так как воды рядом не оказалось. Затем лег на койку и, к своему удивлению, ощутил, как тепло растеклось по всему телу и перестало тошнить.

– Мы сейчас уйдем, – сказал Медведев, убедившись в успехе своей миссии, и добавил: – Ты пока не засыпай. Пришлем тебе специально обученного матроса, чтобы приборку сделал, а потом поспи. Где-где, а здесь про тебя никто не вспомнит, поэтому отдыхай.

Офицеры тихо вышли, закрыв за собой дверь. Через несколько минут в каюту вошел перепуганный матрос с тряпкой и, украдкой взглянув на офицера, быстро начал убирать последствия его первого выхода в море.

Игорь незаметно заснул и сколько находился в этом состоянии – не помнил. Но проснулся он от сильного шума неизвестного происхождения. Он быстро привел себя в порядок и вышел на палубу. В это время вертолеты с грохотом поднимались в небо. Остановившись возле самолето-подъемников, Чернов долго наблюдал эту завораживающую картину. После возвращения машин на базу неожиданно раздался оглушающий залп. В ход пошли ударные силы ракетного и зенитно-ракетного комплексов.

Чернов спустился в каюту капитана 3-го ранга Полежаева. Тот сидел за столом и что-то сосредоточенно писал.

– Не помешаю? – спросил его Игорь.

– Заходи, – ответил Полежаев, не отрываясь от бумаг: – Ну, как пережил шторм?

– Неважно, прямо скажем, наизнанку выворачивало, – честно признался Чернов.

– Это потому, что ты каюту выбрал не по центру. В центре не болтает, а ближе к баку или юту при шторме амплитуда бывает до сорока метров. Так что с флотским крещением тебя, Игорек!

Полежаев отложил авторучку в сторону и, улыбаясь, пожал руку коллеге.

Затем совершенно серьезным тоном добавил:

– Ты давай, приходи быстрей в себя и начинай работать с летчиками. Они доложили командиру корабля, что в нескольких милях от нас барражирует разведывательный корабль НАТО «Марьятта», в районе поиска обнаружена неопознанная подводная лодка. Так что включайся, на учениях всякое может быть, и вертолет угнать за границу могут, и за борт бросить не то, что нужно, и, не дай Бог, вывести из строя боевую технику. А в этом случае с тебя не просто шкуру снимут, а еще и под трибунал отдадут.

– Да, красочные ты мне картины расписал, – пытаясь шутить, ответил Чернов.

– Это не картины, это жизнь. И то, что я тебе сказал в общей форме, все когда-то где-то с кем-то уже произошло. Поэтому делать выводы тебе. Кстати, в прошлом году мы были в Средиземке на боевой службе. Так вот, когда проходили пролив Гибралтар, то один из матросов выпрыгнул из иллюминатора и вплавь направился к берегам Португалии. Потом, когда стали разбираться, оказалось, что он заблаговременно вырезал из коврика ласты, сделал непромокаемый пояс из спасательного костюма, а до этого самостоятельно учил португальский язык. Вот так. К сожалению, я все это узнал потом.

– И чем ты отделался?

– Можно сказать, легким испугом. Объявили строгий выговор и вычеркнули из резерва на выдвижение. Так что теперь я – вечный опер и вечный капитан 3-го ранга.

Он вновь сел за стол и продолжил писать, уже не обращая внимания на Чернова. А тот тихо вышел из каюты и направился к летчикам. «Да, видимо, морского круиза не получится, оперативная работа должна быть непрерывной, независимо от условий службы», – сделал для себя очередной вывод Чернов.

Неделя на корабле прошла быстро. За это время Чернов стал почти свободно ориентироваться в морской терминологии и командах, однако постоянное нахождение в замкнутом пространстве стало действовать на него угнетающе. Ему хотелось вновь почувствовать твердую почву под ногами, погулять по сопкам, посмотреть на диване телевизор, ну и, конечно же, поскорее увидеть жену и детей. Последнее желание было нереальным, так как семья должна была вернуться домой только к концу августа.