Текст книги "Тайны подводных катастроф"

Автор книги: Евгений Чернов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Как следует из показаний оставшихся в живых членов экипажа, флагманских специалистов 6-й дивизии и 1-й флотилии, непосредственно перед выходом на боевую службу экипаж был втянут командованием корабля в склоку, возникшую между заместителем командира корабля по политической части капитаном 3-го ранга А. С. Терновским и командиром БЧ-5 капитаном 2-го ранга В. И. Бабенко.

На партсобрании Терновскому было выражено недоверие, и поэтому вместо него был назначен капитан 3-го ранга Ю. И. Максимчук.

Решение о замене в экипаже за 14 суток до выхода в море основного должностного лица, ответственного за формирование межличностных отношений, настроений, ценностных ориентации, мотиваций на боевую службу, не могло не сказаться на дисциплине экипажа и его отношении к выполнению задач боевой службы.

В связи со слабой подготовкой второго экипажа и его недобросовестным отношением к матчасти от выхода на боевую службу с этим экипажем по различным причинам уклонились мичман Бобровников, капитан 3-го ранга Боровский, майор медицинской службы А. Д. Улитовский. Еще до выхода они имели мнение, что на боевую службу со вторым экипажем они ни в коем случае не пойдут, и приняли все меры, чтобы не пойти.

Мичман Ткач идти на боевую службу в этот поход также не желал и договаривался, чтобы его подменил мичман Полухин, но капитан 1-го ранга Ванин настоял, и Ткач на боевую службу 28 февраля 1989 г. пошел.

Свидетель В. В. Геращенко по этому вопросу дал показания, что еще до выхода он слышал от майора медицинской службы Улитовского, что многие просто боятся идти на боевую службу с их экипажем. Сам Улитовский говорил, что он ни под каким предлогом не пойдет на боевую службу. Мичман Бобровников так и сказал: «Только самоубийцы могут идти с вами на боевую службу. Я с вами не пойду».

Свидетель А. Д. Улитовский, начальник медицинской службы первого экипажа К-278, показал, что такая взаимная неуверенность друг в друге явилась главной причиной многочисленных отказов офицеров и мичманов второго экипажа идти на боевую службу. Искали всякие причины, чтобы уклониться от нее. Например, капитан 3-го ранга Боровский просто уперся, сказав, что болен и по состоянию здоровья не может идти в море, и не пошел на боевую службу.

8. Контрольный выход в море. Контроль содержания кислорода в отсеках корабля

На контрольном выходе К-278 со вторым экипажем перед боевой службой из-за повышения содержания кислорода в атмосфере VII отсека (не менее 30 %) была создана пожароопасная обстановка. Данное обстоятельство подтверждается показаниями свидетелей А. Д. Улитовского, В. Т. Тарасенко и В. А. Грегулева.

В. Т. Тарасенко:

Из показаний свидетеля В. Т. Тарасенко следует, что в феврале 1989 г. в составе второго экипажа на К-278 он выходил на контрольный выход в качестве специалиста-трюмного и нес вахту в VII отсеке.

Во время одной из вахт он обнаружил, что в отсеке повышено процентное содержание кислорода. При замере содержания кислорода в атмосфере отсека с помощью переносного газоанализатора, он обнаружил, что кислорода в VII отсеке больше положенной нормы.

Ручка реохорда не позволяла точно определить содержание кислорода в отсеке, т. к. с помощью переносного анализатора возможно произвести замер кислорода только до 30 %, а в данном случае оно превышало 30 %.

Он сначала не поверил этим показаниям прибора и решил произвести проверочный замер в смежном VI отсеке. Произведя замер, убедился, что прибор исправен и процентное содержание кислорода в VI отсеке в норме. Тогда он вернулся в VII отсек и еще раз произвел замер. Газоанализатор опять показывал повышенное содержание кислорода более 30 %.

Свидетель А. Д. Утитовский показал, что на контрольном выходе в течение трех суток из четырех он лично докладывал на подведении итогов в ЦП капитану 1-го ранга Ванину о повышенном содержании кислорода в VII отсеке, доходившем до 29–30 %.

Такое содержание кислорода в кормовом отсеке было практически постоянно.

А. В. Зайцев:

Свидетель А. В. Зайцев заявил, что на контрольном выходе в море перед боевой службой вахтенными VII отсека отмечалось повышение содержания кислорода в этом отсеке до 30 %. Он помнит, как при нем на контрольном выходе капитан 2-го ранга Бабенко возмущенно говорил, что Грегулев «накачал» кислорода в VII отсек больше нормы.

В. А. Грегулев:

Свидетель В. А. Грегулев сообщил, что причина большого процентного содержания кислорода в VII отсеке состояла в том, что на К-278 раздача кислорода по отсекам производилась путем открывания клапана на коллекторе раздачи кислорода, расположенного во II отсеке.

Конкретно по этому вопросу свидетель пояснил: во время контрольного выхода ему лично пришлось возиться с системой автоматики «Сорбент» и поэтому на то, что было с кислородом в VII отсеке, он тогда не обратил внимания. На контрольном выходе в феврале 1989 г. он был просто задерган командованием и пропустил повышение кислорода в VII отсеке.

Для того чтобы в дальнейшем избежать перенасыщения VII отсека кислородом, он составил график подачи туда кислорода. Как только вахтенные VI отсека докладывали ему или в ЦП о том, что в отсеке превышение кислорода, иногда доходившее до 30 %, он немедленно отключал подачу кислорода в VII отсек и принимал меры по нормализации газового состава воздуха в кормовых отсеках (путем его перемешивания в отсеках).

Следствием установлено, что вахтенными VII отсека второго экипажа допускалось небрежное отношение к замерам газового состава воздуха в отсеке. Так, несмотря на повышение процентного содержания кислорода в VII отсеке во время контрольного выхода, вахтенными Бухникашвили и Козловым данный факт обнаружен не был. Подтверждением этому служат показания самого Козлова.

Свидетель Козлов сообщл, что во время контрольного выхода он самостоятельно вахту в VII не нес, т. к. в то время был дублером вахтенного VII отсека. Вахту нес матрос Н. Бухникашвили, он же делал замеры содержания кислорода и докладывал результаты в ЦП. Что-либо о повышении содержания кислорода в VII отсеке на контрольном выходе свидетель не слышал. Во время контрольного выхода на корабле находился майор медицинской службы Улитовский, который неоднократно приходил в отсек и делал контрольные замеры. О результатах замеров Улитовский свидетелю не говорил. Говорил ли он что-либо матросу Бухникашвили, свидетель не знает.

8.2. Автоматический газоанализатор-дозатор кислорода VII отсека

Произведенный по акту № 510/46 от 18 октября 1988 г. ремонт газоанализатора по объему не соответствует его фактическому дефекту, и газоанализатор был отключен лейтенантом А. В. Зайцевым перед боевой службой. Представленная в Правительственную комиссию химслужбой Северного флота «Выписка из журнала поверочных работ», в которой значится, что газоанализаторы К-278 прошли поверку 5 мая 1988 г., является подложной, т. к. количество и завод-ские номера указанных в ней газоанализаторов не соответствуют количеству и заводским номерам газоанализаторов, установленных заводом-строителем.

Из этого следует вывод, что К-278 вышла на боевую службу с газоанализаторами, не прошедшими поверку. Кроме того, ресурс работы этих газоанализаторов был полностью израсходован (наработка более 14 тыс. ч при ресурсе 12 ООО ч).

Следствием установлено, что 28 февраля 1989 г. К-278 вышла на боевую службу с неисправным датчиком кислородного автоматического газоанализатора в VII отсеке.

8.3. Телевизионный комплекс

Обследование затонувшей К-278 в 1991–1992 гг. глубоководными аппаратами «Мир» выявило отсутствие одной наружной телекамеры телевизионного комплекса, демонтированной в базе.

Установлено, что телекамеры наблюдения за обстановкой в VII, VI и V отсеках также не работали.

Следовательно, АПЛ вышла на боевую службу с неисправным телевизионным комплексом. Это подтверждается показаниями свидетелей В. В. Арипова, В. А. Грегулева, А. В. Зайцева, А. Д. Улитовского и ведомостью работ межпоходового ремонта К-278.

8.4. Переносной газоанализатор по кислороду

Свидетель Л. А. Заяц, врач второго экипажа, показан, что во время боевой службы у техника-химика С. И. Черникова наблюдалось ухудшение состояния здоровья. 6 апреля 1989 г. (дату он запомнил хорошо). Примерно в 19 часов Черников обратился к нему с жалобами на неритмичную работу сердца. Из анамнеза заболевания стало известно, что аналогичные приступы у него наблюдались ранее, последние год-полтора. После снятия ЭКГ стало ясно, что у него заболевание сердца – пароксизмальная тахикардия, о чем было тут же доложено командиру АПЛ. Этот приступ, по словам Черникова, мог быть вызван физической перегрузкой. Из его слов было известно, что 5 апреля 1989 г. ему пришлось долго над чем-то работать (но над чем именно, свидетель не помнит). После доклада командиру свидетель ввел Черникову медикаментозные антиаритмические препараты и с разрешения командира АПЛ направил его отдыхать.

Допрошенный об этом начальник химической службы второго экипажа капитан-лейтенант В. А. Грегулев показал, что вечером 6 апреля 1989 г. старший лейтенант Заяц определил у Черникова плохое состояние здоровья, и Черникову был рекомендован щадящий режим.

В ночь с 6 на 7 апреля 1989 г. дежурство Грегулев взял на себя. 6 апреля около 16 часов он находился в VII отсеке и делал контрольные замеры газового состава воздуха. В ночь с 6 на 7 апреля он ходил в VI, V и IVотсеки, занимаясь их радиационным обследованием. После обследования он ходил по всем отсекам корабля, проверяя работу аппаратуры сбора и удаления углекислоты. Каких-либо замечаний по газовому составу воздуха от вахтенных отсеков не было.

В начале апреля 1989 г. на К-278 в VII отсеке вышел из строя переносной газоанализатор, в связи с чем замеры газового состава воздуха в этом отсеке производились либо С. И. Черниковым, либо самим В. А. Грегулевым.

Это подтверждается свидетельскими показаниями вахтенного VII отсека К-278 матроса Ю. В. Козлова. Свидетель показал, что несколько дней до аварии (дату он точно не помнит) он принял вахту в VII отсеке у старшего матроса Н. Бухникашвили и во время вахты обнаружил, что нет переносного газоанализатора по кислороду. Увидев во время своей вахты Бухникашвили, свидетель спросил у него, где анализатор, на что тот ответил, что газоанализатор сломался и его для починки забрал мичман Черников.

«Этот газоанализатор по кислороду Черников мне не возвращал… В отсутствие газоанализатора мы продолжали давать данные по кислороду те же самые, которые были и раньше».

Из показаний свидетеля В. А. Грегулева известно о том, что в ходе боевой службы в случаях выхода из строя газоанализаторов по кислороду им и С. И. Черниковым производились устранения неполадок этих газоанализаторов.

Об этом свидетель дал следующие показания:

«Во время боевой службы периодически в газоанализаторах выходили из строя предохранители, и Черников их менял. При этом он ставил меня в известность. Я помню такой факт, что мы даже из II отсека передавали газоанализаторы в VII отсек, когда газоанализатор в VII отсеке вышел из строя».

9. «Рекомендации по боевому использованию технических средств в аварийных условиях» для АПЛ пр.685

В соответствии с установленным порядком и техническим заданием в ЦКБМТ «Рубин» были разработаны и в 1983 г. переданы 1-му ЦНИИ Министерства обороны СССР «Рекомендации по боевому использованию технических средств в аварийных условиях» для АПЛ пр.685.

Однако «Руководство по боевому использованию технических средств» (РБИТС) для АПЛ пр.685 этим институтом разработано не было. Командование 1-го ЦНИИ МО ограничилось отправкой «Рекомендаций» в штаб Северного флота. При обучении 604-го экипажа эти рекомендации не использовались.

Анализируя ход аварии на К-278, следствие считает, что отсутствие РБИТС предопределило слабую отработку вторым экипажем задач по борьбе за живучесть корабля, что проявилось в действиях экипажа 7 апреля 1989 г.

Следствие считает, что в результате вышеуказанных нарушений руководством 1-го ЦНИИ МО, командованием корабля, дивизии и флотилии, упрощений, бесконтрольности, многочисленных кадровых перемещений, второму экипажу не была обеспечена возможность надлежащим образом отработать и сдать курсовые задачи, восстановить утраченную квалификацию в упраалении кораблем и организацию службы вследствие длительного перерыва в плавании. Экипаж потерял линейность и 28 февраля 1989 г. вышел в море на боевую службу неподготовленным и с неисправным техническим оборудованием.

10. Боевая служба

В ходе боевой службы осмотры материальной части личным составом К-278 проводились формально, отмечались факты занятия посторонними делами во время несения вахты.

Свидетель С. П. Богданов, прикомандированный ко второму экипажу на время боевой службы, показал, что ему пришлось столкнуться с массой нарушений, происходивших в этом экипаже во время боевой службы:

«После выхода в море я увидел, что старший помощник командира капитан 2-го ранга Аванесов составлял распорядок дня на корабле, а ведь это должно было делаться еще на берегу, до выхода в поход».

На осмотр матчасти отводилось 15 минут. Можно себе представить, что это был за осмотр, с учетом объема АПЛ пр.685.

В марте 1989 г. свидетель с капитаном 3-го ранга Максимчуком спланировал проверку того, как личный состав после смены с вахты осматривает материальную часть. Оказалось, что или вообще не осматривал, либо осматривались формально.

Такая формальность как запись в вахтенный журнал об осмотре матчасти ПЛ сдающей вахтенной сменой часто не делалась. Он неоднократно был свидетелем того, как помощник командира капитан 3-го ранга Верезгов не разрешал начинать просмотр кинофильма до тех пор, пока сдавшая вахтенная смена не делала соответственную запись в вахтенном журнале об осмотре.

Свидетель отмечал, что расхолаживание и бесконтрольность со стороны командования начались с первых недель плавания на боевой службе:

«После того, как были зафиксированы несколько контактов с подлодками вероятного противника, начались поощрительные просмотры кинофильмов, теперь они смотрелись почти каждый день и не по одному разу, а дважды. После этого, как правило, играли в домино. Зато утром в ЦП вахтенная служба в своем большинстве дремала. Лично я неоднократно будил во время вахты офицеров, которые спали прямо за пультами. Некоторые, чтобы не уснуть, занимались отработкой спортивных упражнений. Оператор пульта ОКС мичман Каданцев в целях подготовки к семинару занимался конспектированием первоисточников марксизма-ленинизма. У акустиков, как правило, наушники надевались не на оба уха, а на одно, во время вахты им ничего не составляло пить кофе или чай и слушать не только море, но и то, что говорилось в отсеке».

11. Авария

7 апреля 1989 г. в 10.30, согласно записям в черновом вахтенном журнале, К-278 шла на глубине 386 м со скоростью 8 узлов.

Далее в этом журнале указано:

«11.00. Руль 5° на левый борт. Курс – 222°. Отсеки осмотрены. Замечаний нет. Содержание водорода – 0,2 %. Система батарейной вентиляции в режиме дожигания водорода. Вакуум равен 35 мм вод. ст.»

«11.03. Курс – 222°. Подать ЛОХ в VII отсек!».

В соответствии со ст. 20 «Руководства по борьбе за живучесть подводной лодки» (РБЖ-ПЛ-82), первый обнаруживший возникновение пожара в отсеке или другие ситуации, способные привести к пожару, взрыву, поступлению воды внутрь прочного корпуса, аварии оружия и технических средств, обязан голосом объявить аварийную тревогу в отсеке, немедленно доложить о месте и характере аварии в ЦП и принять меры по локализации аварии и борьбе с ней.

Фактически, как следует из показаний В. В. Геращенко, К. А. Федотко, А. В. Третьякова, С. А. Дворова и В. А. Грегу-лева, записи в «черновом» вахтенном журнале не отражают действительного развития событий на подводной лодке 7 апреля 1989 г. в период с 10.35 до 11.03.

В. В. Геращенко:

Так, согласно показаниям свидетеля В. В. Геращенко, в 10.35 он заметил изменения режима работы основной электрической сети корабля:

«7 апреля 1989 г. я нес вахту в гиропосту в третьей смене по боевой готовности № 2 подводная, т. е. с 8до 12 часов. Примерно в 10.35я увидел на приборе системы питания красный транспарант, сигнализирующий об отключении питания навигационного комплекса. Я начал проверять параметры по всем видам электропитания комплекса, и оказалось, что навигационный комплекс переключился на питание с другого борта, а на том борту, к которому он был подключен ранее, электропитание вообще пропало.

Переключение питания навигационного комплекса с борта на борт произошло в промежутке с 10.30 до 10.40.

Примерно в 10.40 параметры электропитания навигационного комплекса начали меняться, и примерно в 10.45 я доложил обо всем этом в ЦП.

После моего доклада лейтенант Федотко мне сказал, что у электриков что-то случилось, смотри за навигационным комплексом внимательно.

После этого, примерно через две-три минуты, взвыли вентиляторы судовой системы вентиляции, что означало колебания по напряжению в основной судовой сети.

Тогда я еще подумал: «Чем там они занимаются, в центральном посту?» На часах гиропоста было 10.50.

Сразу же после этого я поднялся в ЦП и увидел следующую картину.

Все сидели на своих местах. Командир – капитан 1-го ранга Ванин дремал в своем кресле.

На пульте управления электроэнергетической системой у старшего лейтенанта С. Е. Маркова все было в красном цвете, т. е. на табло выпала практически вся аварийная сигнализация. При этом Марков очень быстро давил на кнопки и ключи на своем пульте.

Никто в ЦП на это не обращал внимания, и только Юдин пытался связаться с кормовым отсеком.

Кто и чем занимался еще, я не помню, однако помню, что все сидели на своих рабочих местах. Увидев такую обстановку, т. е. начавшуюся суету Федотко, Маркова и Юдина, я вернулся обратно к себе в гиропост.

В 11.02 помощник командира капитан-лейтенант Верезгов дал команду о подъеме личного состава.

Примерно через две-три минуты капитан 1-го ранга Ванин (это я помню хорошо) объявил: «Аварийная тревога. Пожар в VII отсеке».

К. А. Федотко:

Свидетель К. А. Федотко по начальному периоду аварии заявил, что 7 апреля 1989 г. с 4.00 до 12.00 он стоял вахтенным штурманом и находился в ЦП корабля.

«Примерно до 10.30 ничего существенного не происходило. После 10.30, ближе к 11 часам, вахтенный штурманский электрик В. В. Геращенко доложил мне по трансляции о том, что параметры навигационного комплекса стали меняться.

Я быстро просмотрел ячейки сбоев работы навигационного комплекса и обнаружил, что они «обнуляются». Это означало, что Геращенко занимается устранением неисправностей в навигационном комплексе.

Во время проверки ячеек комплекса я увидел, что начались провалы по напряжению.

Я быстро посмотрел в сторону, где за пультом ЭЭС нес вахту старший лейтенант С. Е. Марков, и увидел, что он работает на «Онеге» далеко не в спокойном режиме. Я видел, что он был чем-то сильно озабочен. Я также увидел озабоченное лицо капитана 3-горанга В. А. Юдина, который повернулся к Маркову и смотрел за его работой.

Увидев все это, я сразу же понял, что что-то случилось на корабле.

После всего увиденного я по трансляции связался с Геращенко и сказал ему, чтобы он внимательно смотрел за навигационным комплексом, т. к. у электриков что-то случилось.

Провалы по напряжению продолжались, и это отражаюсь на моем штурманском пульте.

Через несколько минут из гиропоста пришел Геращенко. Вид у него был возмущенный».

С. А. Дворов:

Свидетель С. А. Дворов, командир турбинной группы второго экипажа, сообщил, что в 10.40 никаких изменений в режиме работы ГЭУ не было.

«Если бы какие-либо изменения в режиме работы ГЭУ были, я бы обязательно сделал об этом запись в вахтенном журнале.

Должен сразу же отметить, что ни от Маркова, ни от Юдина никаких сообщений о каких-либо переключениях в ЭЭС (электроэнергетическая система) не поступало, и я это помню хорошо. С 10.40 до 11.05 на часы я не смотрел и поэтому показывать о чем-либо с привязкой по времени я не могу.

После докладов Колотилина и Бухникашвили прошло несколько минут. Я случайно повернул голову в сторону пульта ЭЭС, за которым сидел старший лейтенант Марков, и увидел, а затем и услышал световую и звуковую сигнализацию о ненормальной работе электроэнергетической системы.

Я видел, что Марков делал какие-то манипуляции на пульте, нажимал какие-то кнопки, но какие, не знаю. Я тогда понял, что ему необходимо было что-то выяснить со своего пульта.

Марков продолжал делать переключения на своем пульте, сколько по времени он делал эти переключения, затрудняюсь ответить, т. к. на часы не смотрел, примерно минут пять-восемь.

Затем я услышал, как вахтенный офицер Верезгов объявил по трансляции: «Команде вставать, первой смене приготовиться к обеду».

Одновременно Юдин вызывал мичмана Колотилина по трансляции. Я слышал, что Юдин нашел Колотилина и по трансляции что-то говорил ему обычным голосом. Что конкретно, не слышал.

Видел, что Марков продолжал нажимать кнопки на своем пульте. На часы я не смотрел и поэтому сказать, сколько прошло времени после того, как Юдин переговорил с Колотилиным, точно не могу, примерно минуты одна-три, как я услышал, что Юдин громко объявил в ЦП: «Сработала сигнализация о превышении температуры в VII отсеке больше +70 °C».

Я слышал, что Юдин сразу же после этого дал команду Колотилину убыть в VI или VII отсек (точно не помню, в какой). Что еще говорил Юдин Колотилину, не обратил внимания, но то, что он что-то ему громко говорил, это точно.

Я в это время отклонился назад в своем кресле и посмотрел на пульт общекорабельных систем. Увидел, что в правом верхнем углу пульта горит аварийная сигнализация, и тут же у меня на пульте управления энергетической установкой засветились мнемознаки работы двух насосов охлаждения дейдвудного сальника, хотя по штатному работает один насос.

Мои попытки остановить какой-либо из этих насосов с пульта были безрезультатными. На моем пульте начались несанкционированные отображения состояния арматуры и механизмов в VII отсеке. Я пытался с пульта восстановить режим нормальной работы установки, но никакие механизмы VII отсека с пульта не управлялись, лампы арматуры и механизмов VII отсека горели без всякой логики.

Я пытался восстановить прежний режим работы своего пульта минуты две, а когда понял, что не могу стабилизировать работу системы, крикнул Юдину: «У меня в корме ничего не управляется»

Я тогда видел, что знак на пульте общекорабельных систем не снимается, и у меня на пульте механизмы VII отсека не управляются.

Я сделен вывод, что сигнал на пульте у Юдина о превышении температуры больше 70° не ложный. После этого я сразу крикнул Юдину: «Да объявляйте же вы аварийную тревогу!»

А. В. Третьяков:

Свидетель А. В. Третьяков об этом же периоде показал, что 7 апреля 1989 г. он нес вахту в третьей смене по боевой готовности № 2, подводная, на приборах боевой информационной системы.

«Во время несения вахты с 8.00 обстановка в ЦП была нормальная, никаких тревожных докладов от вахтенных кормовых отсеков не поступало.

На часы я не смотрел и поэтому сказать, сколько было времени, я не могу точно, но ориентировочно около 11 часов у меня на пульте произошла яркая вспышка ламп на центральном индикаторе обстановки.

Я быстро обесточил прибор и сразу же развернулся в сторону пульта электроэнергетической системы старшего лейтенанта С. Е. Маркова, который за пультом работал с большой нагрузкой. Какая сигнализация горела на его пульте, я не обратил внимания.

В это же время Верезгов объявил по трансляции: «Команде вставать. Койки заправить. Первой смене приготовиться к обеду».

Старший лейтенант Марков продолжал в том же ритме работать за своим пультом. Я видел, как капитан 3-го ранга В. Юдин стоял в это время около Маркова и по трансляции с кем-то говорил, не повышая голоса. Как мне помнится, я услышал только обрывок фразы, сказанной Юдиным: «… Ты что задержался?» Что еще говорил Юдин и с кем конкретно он говорил я не знаю.

Глядя в сторону Маркова и Юдина, я видел, что сидевший за пультом управления ГЭУ капитан-лейтенант Дворов повернув голову, также смотрел на Маркова и Юдина.

Командир корабля капитан 1-го ранга Ванин сидел в своем кресле, чуть откинув голову, и отдыхал. Никакого участия в работе Юдина и Маркова он не принимал.

Я повернулся в сторону Верезгова. Помощник командира Верезгов стоял возле места вахтенного офицера и смотрел в сторону Маркова и Юдина. Помню, что я посмотрел в сторону штурманского поста, где нес вахту лейтенант Федотко, и увидел, что тот выглядывает из-за шторки и тоже смотрит в сторону Маркова и Юдина.

Как мне помнится, я у Федотко спросил: «У тебя что?». Федотко пожал плечами и развел руками. Я понял, что действия Маркова за пультом также привлекут внимание Федотко.

Развернувшись в сторону Маркова я продолжал смотреть то на Юдина, то на Маркова, то на Верезгова. Честно говоря, я тогда понимал, что что-то творится плохое, но что, не мог понять.

Я видел, что внимание всех присутствующих в ЦП (кроме Ванина) было приковано к пульту ЭЭС и Маркову. Через некоторое время Дворов что-то резко заговорил, обращаясь или к Юдину, или к Маркову, но что он говорил конкретно, я не разобрал. Помню, что в этот момент я находился в состоянии некоторого стресса.

Я слышал и видел, как Марков, повернувшись вполоборота в сторону Юдина, крикнул: «Короткое замыкание РЩН-11 в VII отсеке!»

Затем я увидел, как, встрепенувшись, со своего кресла соскочил командир корабля. Юдин, обращаясь к Ванину, сказал: «Выпал сигнал о превышении температуры в VII отсеке больше 70 градусов».

После этого командир, резко обежав командирский перископ, скомандовав в центральном посту: «Аварийная тревога!».

Следом за командиром по трансляции или Верезговым или Юдиным было объявлено: «Аварийная тревога! Пожар в VII отсеке».

Одновременно с объявлением аварийной тревоги голосом началась подача аварийных сигнала звонками».

Ю. В. Козлов:

Свободный от вахты подвахтенный VII отсека матрос-трюмный Ю. В. Козлов, отдыхавший в V отсеке, об этом же периоде свидетельствует следующее:

«7 апреля 1989 г., примерно в 11 часов, сквозь сон я четко услышал команду по трансляции: «Первой смене вставать, приготовиться к обеду». Поскольку на обед идти я не хотел, продолжал лежать в своей «кровати», находясь в полудреме.

Затем услышал, как по трансляции кого-то вызывали, кого, не помню. Я хорошо помню, что почему-то стал отвечать вахтенный кормы мичман Колотилин, находившийся в это время в V отсеке. Что он говорил по трансляции, не помню.

После этого разговора я услышал топот бегущего Колотилина. Он достал меня рукой, в проеме между щитами и, толкнув меня, крикнул: «Подъем! Горим!». После этих слов Колотилина я слышал, как он побежал в сторону VI отсека, а затем – как хлопнула переборочная дверь между V и VI отсеками.

Я встал и удивился: «Тревоги нет, чего он психует, чего он бегает?». Я одел спокойно брюки, куртку-спецовку, свернул свой матрац и, выйдя на средний проход, встал в недоумении: «Тревоги нет, никого нет, чего он убежал?».

Сколько минут я так простоял в ожидании, не знаю, минуты три-пять, не более. Я засучил рукава, надел на себя спокойно ПДУ (портативное дыхательное устройство) и после того, как одел, услышал голос командира по трансляции: «Аварийная тревога! Пожар в VII отсеке!» Что горело в VII отсеке, командир не сказал. Сразу же после этого сообщения командира началась дробь звонками оповещения об аварийной тревоге».

А. В. Грегулев:

«Поскольку обстановка с начала аварии была неясной, я начал расспрашивать Черникова, что было на корабле до объявления тревоги.

Черников мне рассказа! что в 10.20 он был в VI отсеке и производил радиационное обследование. Во время этого обследования он виделся в V/ отсеке с Колот ил иным, который сказал ему, что никаких замечаний по работе технических средств химической службы у него нет. При этом Черников мне сказал, что он лазал в трюм VI отсека и делал там замеры гамма-фона и бета-загрязненности, при этом Черников мне сказал, что все было в норме.

О матросе Бухникашвили и о посещении VII отсека Черников мне ничего не рассказывал. Видимо, Черников в VII отсек не ходил.

Я спросил Черникова, что было еще до объявления аварийной тревоги. Черников мне сказал, что минут за 15–20 до объявления аварийной тревоги наблюдались провалы по напряжению в сети 220 вольт 50 герц. Эти провалы Черников определял по работе вентилятора в блоке его аппаратуры.

Со слов Черникова я узнал, что когда начались провалы по напряжению, никаких команд и предупреждений о переключении сети от электриков не исходило.

Кроме того, Черников мне сказал, что он увидел, как остановился вентилятор у аппарата его заведования.

Из всего сказанного Черниковым я сделал вывод, что за 15–20 минут до объявления аварийной тревоги имели место несанкционированные провалы напряжения в сети 220 вольт 400 герц, т. к. у электриков что-то случилось, но что это было конкретно, я не знаю, и Черников также не мог мне ничего объяснить».

Приведенные выше показания технически можно объяснить только следующим образом: в 10.35 на пульте ЭСС высветился знак «низкое сопротивление изоляции». В соответствии с этим оператор пульта ЭЭС старший лейтенант С. Е. Марков под руководством вахтенного инженер-механика Юдина производил поиск участка сети с низким сопротивлением изоляции путем переключения питания электрооборудования. Эти переключения были замечены на всех боевых постах К-278.

В соответствии с РБЖ-ПЛ-82 эти действия С. Е. Марковым должны были производиться с разрешения ГКП корабля, как минимум, после повышения боевой готовности второму дивизиону и оповещения личного состава по корабельной трансляции.

Однако этого сделано не было.

Со слов Козлова («…Затем я услышал как по трансляции кого-то вызывали… Почему-то отвечал вахтенный кормовых отсеков мичман Колотилин, находившийся в V отсеке»), Третьякова («…Я видел, как капитан 3-го ранга Юдин стоял в это время возле Маркова и по трансляции с кем-то говорил, не повышая голоса. Как мне помнится, я услышал обрывок фразы сказанной Юдиным: «Ты что задержался?»), Дворова («Затем я услышал, как вахтенный офицер Верезгов объявил по трансляции «Команде вставать, первой смене приготовиться к обеду». Одновременно Юдин вызывал мичмана Колотилина по трансляции. Я слышал, что Юдин нашел Колотилина и по трансляции что-то говорил ему обычным голосом») свидетельствуют о том, что в 11.00 доклада от мичмана В. В. Колотилина об осмотре кормовых отсеком в центральный пост не было.