Текст книги "Патриот. Смута. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

– Закончи сперва. – Я повернулся к своим людям, рукой махнул. – Идемте братья, не будем мешать и пугать. – Чуть помедлил, добавил. – Но, если кто помолиться хочет, оставайтесь. Слово божие, дело важное.

Несколько человек замерло, получив разрешение. Остальные вышли наружу. Здесь нас поджидал Абдулла. Он, оказывается, внутрь не заходил, а я как-то и не обратил на это внимание. Темно-все же было, да и больше на местных смотрел, а не тех, кто со мной вошел.

– Ты чего это? – Обратился к нему Богдан.

– Мой бой Аллах. – Он ухмыльнулся. – Это храм, другой бог. Я не ходить в такой дом. Это… Это…

Он пытался подобрать слово.

– Неуважение? – Подсказал я.

– Да и нет. – Абдулла поклонился. – Это… Лишнее.

Я приказал людям разжечь костер, прямо напротив входа в терем. Какой-то свет же должен здесь быть. Когда в городе людей много как-то можно и без костров, даже нужно. Еще пожар случится. А вот в таком безлюдном месте без огня ночевать совершенно не хотелось.

Бойцы были рады такому приказу. Они тоже чувствовали себя неуютно.

Тем временем и в тереме затопили печи, повалил дымок. Люди мои что-то готовили в цокольном этаже, где, как я уже привык, располагалась кухня. Понятно, что припасы, да и скорее всего посуда, были наши. Местные, уверен, растащили все, что можно было использовать.

Винить их за это не стоило.

Ну а я взошёл на поскрипывающие ступени, уставился на работающих окрест бойцов и стал ждать. Скоро должен был явиться батюшка, а еще Тренко и прочие офицеры. Но, первым появился Лжедмитрий, ведомый Пантелеем и еще десятком бойцов.

* * *

✅ 1З-й том!

✅Он попал на поля сражений минувшей войны, став настоящим кошмаром для фрицев. Его оружие – тёмная магия! На все тома серии большие скидки!

✅ /reader/358686

Глава 14

Люди двигались от ворот, где я их и оставил. Осматривались. Чувствовалось, что в этом полу покинутом, брошенном городе на вершине холма, продуваемом ветрами ощущают они себя неспокойно.

Ничего, скоро нас здесь больше будет. Чуть лучше будет.

Махнул им рукой.

– Здесь и разместимся! – Проговорил громко. – Скора вся сотня Якова подойдет.

Перевел взгляд на Лжедмитрия.

Наш пленник выглядел побитым псом. Вроде бы дорого и богато одетый. Но совершенно сломленный. Не было в нем ни царственной походки, ни властного взора. Брел, постанывая, ковылял, еле ноги волочил. Даже руки, связанные не сильно, больше для порядка, как-то неуверенно он прятал.

Тоже мне, царь. Черт тебя дери.

Я приказал развязать, снять с него вечером ремень. Утром вернем, а в темноте, да свободный, еще надумает удавиться, с него станется. И людям, что охраняли его, приказал сторожить покой, чтобы всегда один рядом с ним не спал, следил. Мало ли что.

Пока кроме царика никого не было – быстро осмотрел здание.

В тереме нашлось несколько комнат. Он был больше похож на тот, что размещался в Воронеже. Крупное массивное здание, только без боковых пристроек. Цоколь – кухня, помещения для слуг и всякие погреба и кладовые. Все, конечно, пустующее. Первый этаж – приемный зал, коридор и пара комнат. Лестница наверх и там покои воеводы и маленькие комнаты, чтобы спать в них.

Закончив беглый обзор, я вышел и увидел, что батюшка мнется у костра.

Лжедмитрия же усадили на крыльце, и пара человек при нем наблюдала окрест. Тут же был мой богатырь.

– Много наших приходило посмотреть? – Спросил я, проходя мимо Пантелея.

– Да нет, человек может десять. – Он покачал головой. – Усталые все. По ночи шастать, воровского царика смотреть не решились. Это же на холм подняться, от лагеря. А там служба. Утром, думаю, с самого ранья, явится все воинство.

– Все не все. Кто-то же в караулах будет. – Улыбнулся я.

Но с ним я был согласен. Может, сейчас, кто пойдет, но опять же, здесь дозоры выставлены. И я их усилю. Мало ли что. Вряд ли Лжедмитрия кто-то захочет украсть, а вот прирезать. Это, к сожалению, вполне возможно.

Люди на этого человека злы. Многие из моих верили ему, считали, что он Царь, настоящий. Раз назвался таким, то были же какие-то причины, кроме безмерной жажды власти. В их глазах он олицетворял самое ужасное, невероятный грех – обман доверившегося.

Вряд ли кто-то из них читал божественную комедию. Или даже слышал о ней. Все же – не того круга были эти люди. Да и слишком далеко была моя Родина Россия от солнечной Италии. Но все они были христианами и даже с учетом того, что догматы православия несколько отличались от привычных Данте Алигьери католических идей, все же предательство являлось и для тех и для иных самым страшным грехом.

Недаром сам Сатана вмерз там в ледяное озеро Коцит. Терзал Касия, Брута и Иуду. Самых известных, мифологизированных предателей. Так чем же этот сын Веревкин, попович из северской земли был лучше?

Он предал Родину и тысячи людей, что поверили ему. Он убедил их в том, чего не было на самом деле. И это повлекло ужасающие последствия.

За это могли отомстить. Даже с учетом достаточно хорошей дисциплины в войске.

Распорядился быстро, переговорил с бойцами, приказы роздал, пояснил, почему этот человек нужен живым, очень нужен, как символ своего предательства и как олицетворение безумия Смутного времени. Его жизнь в том состоянии, как сейчас – важный элемент противостояния смуты.

Они кивали, вроде понимали. Ну и мой авторитет все же для сотни Якова значил очень и очень многое.

Подошел наконец-то к батюшке.

– Поговорим, отец. Кое-что узнать мне нужно.

– Господарь, все что угодно, мы всем. – Он смотрел на меня, косился на пленника нашего. – Всем, что можем. Только сами бедны, нет считай ничего. Живем в впроголодь.

Я хмыкнул.

– Хочешь знать, кто это?

– Боярин какой-то, господарь? – Он поклонился.

– Это тот, кто себя сыном Ивана Великого звал, Дмитрием. Царь воровской.

Лицо священника исказилось, он перекрестился. Забубнил какую-то молитву. Вроде бы отче наш, но слишком уж тихо говорил и быстро. Не разобрать. Еще больше согнулся и, казалось, постарел даже малость.

– Отец, мне про жизнь вашу кое-что разузнать надо, про людей служилых.

– Господарь, все, что могу. – Он дернулся, выходя из ступора, вызванного увиденным, поклонился.

Все же тяжело далось ему понимание того, кто в Дедилове остановился.

– Скажи, сколько тут стояло людей из Тулы? Какую вы с ними связь поддерживаете вообще, с туляками, кто воевода у них? И что про него вообще сказать можешь? Давай по порядку.

Батюшка напрягся, вдохнул, выдохнул, погладил затылок. Видно было, что собирается с силами, нервничает сильно. Я ждал, и он, наконец-то начал.

– Дела наши темные, господарь. – Начал он из далека, но я пока решил не перебивать батюшку, а то вообще ничего толком не разберу. Пускай говорит, как получается. – Когда тут битва то была, окрест Тулы, Дедилову крепко досталось.

Он перекрестился, взгляд его на стену с огромным проломом попал и на сгоревшую, рухнувшую башню.

– Ну и потом, народ как-то все больше в Тулу потянулся. – Продолжал старик. – Кого-то прямо волоком потащили. Были у нас тут мастеровые знатные, оружейники, целая улица, артель, стало быть. – Он махнул в другую часть города. – Там вон за воротами, в посаде они стояли. – Вздохнул. – Не осталось ничего, сожжено, разобрано, разбито, сломано. Так вот, за три года народец-то разбежался. То разбойники, то татары, то чего еще. Сил и Тулу держать и Дедилов у государя… – Он опять перекрестился. Вздохнул, на меня глянул со страхом. – Прости, господарь. Столько нынче царей, что и неясно кого и как называть-то…

– Ты по делу, дальше давай, отец. Не гневливый я, если толком все говорить. Все понимаю.

Может хоть так успокоится и говорить толково начнет.

– Так вот. Осталось нас тут, стало быть, ну вот сколько есть. Бабы, дети, нажитые в Смуту, да стариков несколько. Промысел рыбный, река же рядом. Репу растим тут, хлеб, ну как можем. Дома все выбрали, все вытащили, да в Тулу возим, на торг. Но… – Он прямо очень тяжело вздохнул. – С каждым месяцем, хуже все. Не знаю уж, до года следующего дотянем, али нет. А если дотянем, то, как зиму переживем, неведомо. Если бог урожай даст, может, протянем. Если нет, если пожжет кто, потопчет…

Скупая слеза накатилась на его глаза.

– Поможем, чем сможем, отец. – Заверил я его. – Чего в Тулу сами не отойдете?

– Так храм же, место божие.

Его можно было понять. Церковь не пострадала, как можно было бросить святое место? Если сам священник жив. Есть кому службу служить.

Вот люди за него и держаться.

Только ситуация в городе не способствовала тому, чтобы хоть как-то выживать. В поле, в лесу, у реки было гораздо больше возможностей для добычи пищи. А здесь – поля-то окрест какие-то можно возделать, да и огороды в черте города разбить. Но, в первом случае это дорога, спуск с холма и подъем на него вечером. Слишком далеко. Во втором – места мало. Да и город привлекал служилых людей, а это во время Смуты далеко не всегда заступники.

Тот, кто с оружием и убить может, и ограбить, и снасильничать.

Вот и вся жизнь дедиловских людей.

– Сколько туляков тут стояло, боевых?

Предысторию стоически выслушал, пора переходить к более вопросам.

– Так это, господарь, двадцать восемь человек. Видимо, как вашу силу узрели, очень быстро собрались, в панике ушли.

– Прямо в панике? – Я приподнял бровь.

– Да. Все так и было. Гонец влетел. Я вначале и не понял, что это, откуда, почему. Вышел. Тут шум, гам, они бегают все. Горн трубит. Собрались и конными все утекли на север.

– Ясно. Что про Тулу скажешь?

– Город большой. Хоть и бой там был, злой. Как-то жители восстановили все. Сделали. – Он плечами пожал. – Воевода там, эээ… Запамятовал.

Странно слышать, что человек, живущий здесь несколько лет, не знал, кто главный в соседнем, крупном городе, с которым они, судя по всему, чем-то пытались торговать и чьи люди стояли у них.

– Как так, отец?

– Да… Тут же как. Был то один, то другой. Шуйских их менял быстро. Как слухи до нас дошли, что Скопин в Москву вошел, сменился опять воевода. А недавно, ну совсем прямо вот, с месяц может. Опять. Говорят, войско большое собирается. – Он побледнел вдруг, засопел.

– Говори.

– Не против тебя ли, господарь, воинство? – Выдавил с трудом.

Понять его можно. Если против меня, это же здесь где-то битва будет, разорят опять. Еще сильнее.

– Того не знаю. – Ответил, как думал. – Слышал, что Скопина отравили?

Вопрос имел больше косвенный интерес. Насколько местный люд новостями полон. Как быстро распространяются они.

– Да, господь милостивый, такой человек был. Такой… Великий. Славный. – Он перекрестился.

Интересно, откуда простой батюшка в захудалой церкви, в каком-то богом забытом городке знал самого Скопина? Или это по слухам. Но, сейчас иное важно было.

– Как вы с ними, с туляками связь поддерживаете?

– Да как… Это… Как тут чего найдем, наберем, идем пешком туда, продаем. Только. – Он продолжал вздыхать. – Не осталось же уже ничего. Не продать.

– И как, пускают в город?

– Да. У меня там знакомые же. Говорю к ним и… Кому я нужон то, я же человек божий. Да и бабоньки хаживают, бывает.

– Тоже пускают?

– Да.

То ли этих людей знали в лицо и пропускали по старой памяти, то ли воевода тульский не сильно о безопасности думал. Хотя если его недавно поставили, то тут как посмотреть. Может, прошлый так делал, а этот уже иначе.

Сложно. Служилые люди, думаю, их в лицо знают, а вот приведут они кого-то много. Пропустят или нет, здесь вопрос.

– А провести в город сможешь?

Я решил спросить в лоб.

– Господь с тобой, господарь, господь с тобой. Убьют же! – Он отпрянул.

– Сможешь или нет? – Я смотрел на него пристально.

– Смогу… – Протянул он. – Наверное.

– Куда?

– Да есть там лазейка. Мы с одним батюшкой местным знакомы давно, хорошо, помогает он нам. Только…

– Только?

– Узкий лаз. Много народу сложно провести. Да и в доспехах… Застрять можно. А это все. Конец тогда.

Дела. Но, зрел у меня план, как все это дело использовать.

– Отец, я вам еды на всю вашу общину выдам прилично, да коня, чтобы землю пахать мог.

При этих словах глаза священника загорелись, но он тут же в ужасе креститься стал.

– Господарь, я нет, не могу я. Не просите. Это же смертоубийство будет.

– Ты, отец… – Говорил я строго. – Вначале слушай, а потом уже волком вой. Сам пойдешь, письма людям передашь. Знакомцу своему, батюшке. Это раз. Кого еще знаешь?

– Так это, кузнецы же, мастеровые, в Тулу от нас утекли. Всех их знаю, помогают чем могут. Но и им несладко.

– Вот им передашь, еще кто?

– На рынке есть народец. Да и ну… Из служилых кое-кого. Да даже тех, что здесь стояли. Люди-то хорошие. Не обижали нас. При них-то, неплохо жилось даже.

– Утром отправишься. Тебя мои люди сопроводят. Письма передашь и все. Обратно вернешься. Большего не прошу.

– А что в них?

Любопытной Варваре, как говорится…

– Требования о сдаче города. Если не сдадутся, тяжело им будет. Ой лихо. Зачем опять русским людям друг друга бить? Лучше же миром. Видишь вон, тот, кто себя Дмитрием звал, сидит у нас уже. До Шуйского тоже доберемся. А там, Земский Собор соберем. И Царя сильного, могучего, правильного выберем.

Он уставился на меня, в глазах вопрос стоял: «Не тебя ли, случаем, ты же господарь!»

– Нет, отец. Не царь я, хоть и говорят так. – Ответил на не заданный вопрос. – Я войско веду, чтобы Собор собрать. А там, как Земля решит. Устала она от всяких воров, разбойников и прочих упырей.

– Ой устала, господарь. – Он перекрестился, поклонился в землю.

– В бумаге изложу все. В письмах.

Он вновь перекрестился, понимал, что отказаться возможности нет.

Переговоры с батюшкой были закончены и, что ни говори, прошли они продуктивно. Лаз – это уже огромное дело.

Теперь дело за моими служилыми людьми.

Пришли ко мне на совет Тренко и все мои офицеры. Почти все. Буквально двоих не было. Выходило, что заняты постовой и дозорной службой.

Разместились в тереме, в приемном покое. Здесь уже служилые люди кушанья приготовили. Самые что ни на есть простые. Каша и хлеб. Капусты даже не было. Тащить ее нужно было из лагеря, снизу на холм. Вот и не поспели.

Не думали, что в городе остановлюсь.

В комнате за столом сразу стало душно, тесно и людно. Большое воинство у меня уже было. Много сотников. Но, информацию до всех довести надо было, совет провести.

Перекусили быстро, не чувствуя вкуса пищи.

Поднялся, начал говорить.

– Собратья, как вы знаете, завтра к нам выйдет войско Ляпунова.

Народ кивал, с ситуацией они знакомы были, но страха не ощущалось. То ли уверены во мне были, в их лидере, то ли верили рязанцу.

– Так вот. Ляпунов, человек важный, но… Нестойкий он. И за Дмитрия был, и за Шуйского. А сейчас против них воду мутит и вроде как за нас встать хочет. Но стоит ли верить такому человеку. А ведь с ним войско. Если в бою отступят, отъедут. Что тогда?

Люди молчали, переглядывались.

– Говорить будем, требовать под нас, чтобы перешел. Иначе никак.

– Это верно. – Разнеслось по залу.

– Еще думаю, готовы должны мы быть к бою. И ко всякой гадости, что удумает он. Это раз. – Руку поднял, предвидя ворчание и поддерживающие возгласы. – А еще мыслю, вопрос ребром ставить. Сразу. Пускай к нам заезжает со свитой и либо все войско присягу дает. Клянется. Либо обратно к себе в Рязань идет. Нам тут люди, переметные не нужны. Что скажете, собратья?

Народ поддержал. Другого я не ждал.

Следом до всех сотников довел я идею, чтобы они передали ее своим подчиненным, почему Лжедмитрия трогать нельзя. Зачем он нужен нам именно живой и более-менее здоровый. Люди были по большей части удивлены, но чем больше я говорил, тем больше кивали они.

А выходило то, как.

Первое – пока живой он, сложнее новым появиться. Это мертвого живым сделать можно, а вот при пленном – уже беда. Второе – ложный царь, это наука всем. Да, тяжелая. То, что верили лжецу, обманщику и человеку бесчестному. Но нужная наука. Если те, кто за этого человека шел все еще думают это делать. Вот он, наш козырь. Третье – задуматься всем иным лжецам и воровским царикам. Что на каждого такого упыря найдется погибель и управа. Четвертое и самое важное. Ранее за Лжедмитрием стояли ляхи всякие и люди бандитские и сомнительные. Да, многие из них отвалились, ушли к Жигмонту под Смоленск, но. Но! Если Шуйского не будет, а мы стремимся к тому, чтобы не стало и его тоже. Для Земского Собора нужно так. Важно – чтобы не создали именно эти люди, поляки и примкнувшие к ним мятежники замену. Ну и пятое – в голове этого человека очень много всего полезного. Да, он умом слегка тронулся, но может выздоровеет, если бог даст.

Люди слушали, переглядывались. Да, им не нравилась сама ситуация, да все они хотели отомстить обманщику. Но каждое последующее мое слово убеждало их в нужности бытия его. Смерть – слишком уж легкий конец для такого упыря. А жизнь в том виде, в каком она ему светит – полезна всем нам. Нужна она, чтобы быстрее Собор Земский собрать, и чтобы не появилось некоей замены.

Пока жив этот человек, который правду знает – сложно будет вновь людей одурачить.

Выдохнул, вроде бы офицерский корпус мой понял, что, как и почему.

Дальше начал уже у них расспрашивать. Что разведка видела, что узнали. По Туле вопросов у меня много было тоже. Но, так выходило, что чего-то конкретного люди эти не знали. Разведка пыталась разузнать, что творится окрест, но тульский воевода все свои силы отвел в крепость. Засел там и носа не высовывал. Отряды Ляпунова двигались с востока. Как бы… Все.

Местность была выжжена, выбита, обезлюжена Смутой.

Хмурился я, слушая о бессилии своих разведчиков, но понимал, что если нет тех, у кого хоть что-то разузнать надо, но… А что сделаешь-то? Вон, поговорил с батюшкой, хоть какой-то прок, но признаться, не то чтобы сильный.

Дослушал всех собравшихся, вновь поднялся – произнес.

– Собратья. Ночь на дворе, все к своим людям. Яков, ты со своей сотней, здесь. Григорий, выдай этим несчастным местным провианта на неделю и какую-нибудь убогую лошадь, что в седло не встанет. Вроде оставались у нас такие.

Мой собрат, бывший подьячий поместного приказа, а теперь главный интендант моей армии покачал головой. Проговорил.

– Добрый ты, господарь, ох добрый. Это люди должны кормить рать, а не она их. Сделаю. Все сделаю.

Глянул на него зло, не понравилось, что перечить мне удумал. Дело такое, люди же. А у нас не убудет. Их здесь тридцать всего-то.

– Григорий… – Покачал головой.

– Не гневись, господарь. – Он поднялся, поклонился. – Я все понимаю, люди. Вот и говорю, что добр ты ко всем. Милостив.

– В Тулу войдем, легче будет.

Тут Тренко слово взял, спросил.

– Господарь, а как? Скажи. – Улыбнулся он как-то стеснительно. – Опять ты сам все за нас делать будешь или… Боем брать будем? Тогда обсудить бы, обдумать.

Глава 15

Душно было в приемном покое терема, стоящего в самом центре Дедилова. Много служилых людей набилось. Сотники, весь мой офицерский корпус.

Вопрос о том, как Тулу мы брать будем, встал ребром. Но то, как задал его Тренко, рассмешило меня. Неужто настолько собратья уверены во мне, что думают, будто смогу я один Тулу взять. Хотя… Елец-то дался нам, так сказать, наскоком. Наслышаны бойцы были об этом. Думали, что многое могу.

Улыбнулся я, потом рассмеялся.

– Нет, не сам. Собратья. Хитро сделаем. Как раз за хитрость эту и оплата местным. Батюшка лаз знает.

– Проникнем в город? – Григорий напрягся. – Рискованно. Все как ты любишь, господарь.

Это да, и самое главное, никакой магии. Просто навыки, опыт и некоторое везение, замешанное на подготовке и предвидении возможных вариантов действия врага.

Видел, что собратья заулыбались. Тоже перенимали от меня это стремление к риску. Я тоже расплылся в довольной улыбке. Но пришлось разочаровать их.

– Нет. – Ответил коротко.

В глазах бойцов я увидел удивление.

– Лаз малый, судя по словам батюшки. А я склонен верить этому человеку. Пролезет только он сам. Ну и, может, подростки худые. Нам, мужикам здоровым, да в доспехах, только застревать там под землей на веки вечные. Плохая участь для славных воинов. Как я мыслю. – Посмотрел на них всех с довольным выражением на лице, продолжил – Но, весточки он туда понесет. Знакомцев много. Многие отсюда в Туту перешли. Ты, Григорий, как раз задержись, мы писем несколько напишем. Тамошним людям на прочтение.

– И что, думаешь откроют ворота?

– Думаю, воеводу нам передадут дня через три. Не зря же царик воровской сюда шел. Не зря Ляпунов не к Сепухову идет, а к Туле. Что-то нечисто здесь. Слаб, думаю, местный воевода. Не стоек. Либо вокруг него люди такие, что отвалиться готовы.

Народ загудел, переглядывались все друг с другом, не понимали как же так возможно.

– Собратья, Тула дело такое, важное, согласен. – Прервал я их. – Но сейчас важно Ляпунова встретить. Остальное потом. Готовьтесь. А на сегодня все. Свободны все. Григорий, останься, письма писать надо.

Все поднимались, кланялись, расходились, торопились к своим сотням. Я обсудил со своим собратом ситуацию, составил десяток писем. Григорий в своей манере ворчал, но больше даже удивлялся.

Как закончили, проводил его. Довел прямо до одной из башен. Там дозор стоял, сторожили крепко. Взглянул на небо, звезды красивые, месяц. Хорошо. Ветрено только. Обошел окрест, проверил посты все, вернулся. Охране терема наказал глядеть в оба, поскольку отвечали они за самого царика воровского.

После всех этих дел сам спать отправился. Как обычно, под рукой сабля, пистолет. Утро вечера мудренее. Смежил веки и…

Встретило оно меня вполне обыденно. Правда, петухов здесь не было, не орал никто во дворе. Зато снизу доносился шум готовки и шел приятный запах еды. Вышел, спустился.

Какая встреча!

Ванька на стол в приемном покое накрывал. Давно я не говорил с ним, да и виделся в походе не то чтобы часто и больше мельком.

А он – глаза и уши в обозе. Расспросить какие настроения, всегда интересно.

Увидел меня, аж прослезился. Но обниматься не кинулся, сдержался.

– Хозяин мой, господарь, Игорь Васильевич. Что же вы, я же для вас. – Затараторил. – Прознал, что вы. Ждал в лагере. Палатка же, шатер там. Для вас все. Поставлено уже, все было. А вы здесь. А про меня ни слова. Ни приказа. Ничто. Сидел, ждал. Ну а ночью решил… А эти у ворот, сказали, нельзя. – Темп его поубавился. Выдохся немного парень. – Мне… Представляете, хозяин, мне и нельзя к вам. Только вот поутру пустили.

Про себя я отметил, что бойцы-то молодцы. Кого попадя не пустили. Да, Ванька был человек, близкий ко мне. Слуга как никак, старый знакомец. Но раз не приказал я, его к себе – значит, нечего гражданским здесь делать. Надо будет позовут – это верная мысль.

Значит кого попадя тем более просто так не пустят.

– Ванька. Рад тебе. – Ответил я улыбаясь. Двинулся к нему. – За завтрак спасибо. Ты это… Банька здесь есть? А то с дороги вчера вообще некогда было.

– Все сделаю, все будет. Вы ешьте пока, а я все подготовлю. Есть банька, я уже прознал где. Уверен был, пожелаете.

Расторопный он у меня.

– Как жизнь твоя в обозе? – Решил спросить, заходя на понимание самого важного. Чужого настроения в воинстве моем.

– Да как, господарь мой, хозяин. Трясусь, еду. Еду, трясусь. За вас переживаю. Как скажут, что вы-то, вы се. Аж сердце в пятки.

– Царика видел уже?

Я смотрел за его мимикой, интересно мне было, что ощутит этот человек, услышав такой вопрос.

Он дрогнул, даже отпрянул чуть.

– Слушал я, господарь. – Тряхнуло его сильно. – Сплюнуть бы, да пол пачкать не приучен. Не видел и не желаю. Человеку этом в глаза смотреть. Мерзость. Лжец, коих нет на свете. Иуда, пожалуй, с ним только сравниться.

О как. Не думал я, что отвращение вызовет настолько сильное.

– А откуда прознал, с чего решил?

Словами Ваньки сейчас, скорее всего, говорило воинство мое. Люди, которые пришли со мной от того лагеря на Упе у моста рассказали же все. Так или иначе, все пятьсот человек слышали то, что творилось там, на берегу, у обочины дороги. Мой разговор с Лжедмитрием и его истерику на грани безумия.

Рассказали сотоварищам. Ну и в обозе об этом прознали сразу.

Что Ванька тут же подтвердил.

– Люди сказали. Сознался он, гад такой, что не царь никакой. Плакал, просил тебя, господарь, смилостивиться и не убивать его. Пожить дать. И вы, господарь… Вы… – Он прямо с трудом мог слова вымолвить дальше. – Гада этого пощадили. Слово ваше закон, но я бы его… Я…

Он сбился. Головой замотал.

Чувствовал я, что злость в нем закипает, волнами накатывает. Сам на себя непохож. Обычно либо угодить хочет, либо трусит, или волнуется, переживает. А здесь, прямо разошелся.

– Ванька. – Подошел, хлопнул его по плечу, ободрил. – Ты не думай о таком. Надо. Знай это. Для дела нужно, вот и живет упырь этот. А пока баньку мне истопи, да одежду чистую подготовь. Вечером гость у нас будет знатный.

– Ляпунов. – Лицо моего слуги выражало огромный скептицизм.

– Он самый.

Чуть помедлил Ванька, повозился с едой. Не ответил ничего сразу, а лишь спустя некоторое время произнес.

– Готово все, извольте кушать. А я уж пойду, баньку топить, господарь.

– Не торопись. Давай, рассказывай, что в обозе-то слышно.

Я сел, принялся за кушанья. Все же слуга мой молодец. Люди служилые просто готовили, а он уж расстарался. И живность какую-то притащил, добыл где-то. Хоть и холодную, но все же мясо. Кашу запарил, и квас, и капуста с морковкой.

– Давай сам, угощайся. – Махнул ему на еду.

Он, малость удивленный, сел за стол. Видимо, не привык, что я приглашаю его. Хотя за прошедшее время уже должен был понять, что не так важен мне чин и род человека, сколько дела его. Все отношения от этого строились. Пока получалось.

А дальше – сложнее будет. Бояре, это не мое воинство, это люди сложные. Весь этот этикет дворцовый. Все чинопочитание. Поэтому-то и не хотел я в цари. Какой из меня к чертям, государь, если я книг местнических отродясь не читал и за столом с князьями не сидел ни разу.

Я человек советский. А как любил говорить мой, что у Доватора служил: «Сынок, помни, господ у нас в семнадцатом году отменили».

Может удастся здесь в семнадцатом веке это сделать? Кто знает.

Пока завтракали Ванька поведал мне о настроениях в обозе. Слова его радовали. Выходило, что воинство духом сильно. Поговаривают в нем, что господь сам меня ведет, длань мою и разум мой направляет. Да, чудаковат прилично я, в глазах простых воинов, да и сотников кое-каких тоже. Местами прост, как рядовой служилый, а местами уж больно заумен.

Так, что не понять.

Но считают, что к добру все это. Силу чувствуют, дела видят и говорят, что живота своего за меня не пощадят.

– Что думаешь, Ванька. – Я заговорил чуть тише. – Если Собор будет, что войско скажет?

Ответ был очевиден, но все же решил узнать мнение.

– Известно, что, господарь – Он покраснел. – Вы только не яритесь. Знают все, что царем вы быть не хотите. Только… – Он вздохнул. – А кому еще-то?

– Что на Руси людей мало что ли? Кровей благородных.

– Вы, господарь, не гневайтесь. Но люди говорят. – Он помолчал, добавил. – То не я, то люди, господарь. А кому еще-то? Вы благодетельный, достойный, отважный, лихой до безумия. Себя не щадите один. О людях и о Родине, как думаете.

– Как? – Спросил я жуя.

– Много и разумно. Ведомо ли, сами к татарам ездили. В бой людей вели. Сами в первых рядах стояли. Мурзе этому поганом, голову срубили. Вы один. Елец брали, сотней. Там у бродов смертоубийства не допустили и мальчишку безусого не казнили. Хотя отец его предателем был…

Ну, здесь бы я поспорил, конечно, на тему предательства, но раз молва шла такая, значит, люди-то думали именно в этом ключе. А Ванька тем временем продолжал рассказывать, повторяя слова воинов рядовых.

– В монастыре том, близ Дона какие-то чудеса с вами творились. Свет на вас снизошел, и очи ваши словно огни горели. Кто-то даже крыла ангельские поутру видел…

М-да, хватит завирать-то. Какие крылья? Какие глаза?

– Крест святой в роднике нашли и знамя дождалось вас. Само признало, потребовало. Монахи-то об этом шептались.

Так, это уже ну совсем перебор. Какие монахи шептались? О чем и с чем? С полотном? Просто взяли да вручили мне прапор. Но молчал я, жевал и продолжал слушать. Квасом кислым запивал черствый хлеб.

– Думают все, что вас на царство просить надо. Как в Москву войдем. Так всем миром. Серафима подбивают. На каждой из служб бойцы умоляют с вами говорить.

– О чем же?

– Так все о том же.

– Понятно. – Я хмыкнул.

Как я и думал, все воинство дружно за меня было.

Здесь мне нужно было очень аккуратно вопрос задать. Ведь этот человек знал меня, считай, всю жизнь. Больше, чем я сам. Ведь мне нынешнему не так уж и много времени. А все прошлое моего реципиента оно как-то словно из тумана приходит. И чем дальше, тем меньше вообще воспоминаний.

– Иван. – Уставился я на него. – А сам то, что думаешь?

Он взглянул на меня, поперхнулся куском. Закашлялся.

– Я-то… – Выдавил через несколько секунд.

– Ты. Ты же знаешь меня с малых лет. – Черт, надеюсь, я не ошибся. – При мне всегда был. Вот скажи, как так выходит, что люди во мне царскую кровь признают.

Поднял руку, в знак того, что еще должен кое-что сказать.

– Дослушай, Иван. Я. Когда по голове от казаков получил, как перевернулся весь. Помню, говорил тебе, что видение было. – Приходилось вспоминать, а что действительно я своему слуге тогда пытался объяснить. – Вот. Видение. Только какое, не пойму и не помню… – Ну не мог же я ему сказать, что прожил целую насыщенную жизнь, полную невероятных событий, опасностей и служения Родине. Не мог.

Выдержал паузу, продолжил.

– Ну и, что до тех событий было, дом отчий, самого батюшку, Мстиславского, путь до Чертовицкого, очень плохо помню. Как в тумане все. – Пытался смешать правду с выдумкой так, чтобы мне это боком не вышло. Добавил важное. – Скажи, Ванька. Самое важное. Только мне скажи. Неужели и вправду так могло случиться, что отец мой, может, приемным быть и что я от Рюриковичей род свой веду?

Вроде выкрутил. Надеюсь, Ванька хоть немного приоткроет завесу тайны. Добавил почти сразу.

– Ты говори как есть. Гневаться не буду. Все, что думаешь и знаешь, говори.

Он, пока я речь эту произносил то краснел, то бледнел, вздыхал и глаза пучил. Не хотелось слуге в серьезный разговор впутываться. Боялся он.

– Ну?

– Так это… Вас в Чертовицком, как подменили. Вроде вы, а вроде нет. Но я же вам служить обязан, вот и служу. Батюшке обещал вашему, что буду приглядывать, как могу. Вы же… – Он вновь побледнел. Затрясся аж.

– Чего?

– Ну… Не то, чтобы к жизни приспособленный были. Вам больше гулянья, кушанья, барышни. Мода шляхетская да немецкая. Ух, отец все это как ненавидел, всем сердцем.

Я кивал, слушал внимательно.

– Что до вопроса вашего, хозяин. Про род и про кровь. Отец ваш при Мстиславских был всегда. Он же меня купил еще мелким совсем, чтобы я с вами играл. Чтобы другом вашим стал. – Ванька, видимо, вспомнил былые годы детства своего и носом хлюпнул. Но собрался быстро, продолжил. – Кто его родители, дело темное. Не знаю я этого. Один он как-то был. Матушку вашу тоже я не видел ни разу. Говаривали, что родами умерла.