Текст книги "Патриот. Смута. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава 17

Гонцы переглянулись, помедлили с ответом. Чувствовалось, что не знают они, кто это такой. Что за человек.

– Так это… Боярин какой-то, али князь.

– Царик это. – Улыбнулся я по-волчьи. – Не признали?

Повисла тишина.

Глаза гостей на лоб полезли.

– Царик, что Дмитрием Ивановичем звался. Пойман, сидит. Людям напоказ, как Иуда, что Христа продал. Так и он, Русь продавший ляхам и упырям всяким.

Думаю, если бы они не сидели на лавке, то ноги, скорее всего, могли и не выдержать. Шокировал я их знатно.

– Вы кваску выпейте на дорожку и в путь. – Добро проговорил я.

Минут через пять рязанцы отошли от шока. Оседлали коней и отправились обратно к бродам, куда-то на северо-восток. Пускай расскажут Ляпунову об увиденных ровных рядах пехоты и бронированной, хоть и не латной коннице. И про царика тоже

Чтобы рязанцы десять раз подумали, стоит ли на нас лезть с огнем и мечом.

Сам начал ждать.

Вновь объехал все оборонительные сооружения лагеря. Поговорил с сотниками. Все проверил, всем объяснил, что да как на случай провокаций каких и встречного боя. По моим прикидкам рыпнуться Ляпунов в прямом бою, даже если захочет, то не посмеет. Его войска поймут разницу. Осмыслят, что мы их раздавим. Да, с приличными потерями. Но три тысячи его воинов, посошную рать я не считал, против трех моих – в лагере засевших, да натренированных, да замотивированных.

Нет, несдоровать рязанцам.

Надеюсь – не дойдет до этого. Миром все решиться и пойдут они под мое крыло.

С такими мыслями засел я в тереме. Карту изучал, людей принимал, что ко мне с докладами приехали. Григорий у меня сидел. Мы обсуждали с ним возможные дальнейшие действия. Объемы казны, запасы провианта и фуража.

Пока что выходило все вполне отлично.

Ближе к вечеру вернулся мой разъезд и священник из церкви.

Встретил его я лично, во дворе. Старик выглядел усталым, если не измученный. Чуть ли не свалился с коня. Сполз еле-еле.

Но, отпускать его в «свободное плавание» было нельзя. Двинулся сам говорить.

– Здравствуй, отец.

Он тяжело дышал. Ноги расставил далеко, видимо, с непривычки натер себе все, что только можно. Головой мотал, в себя никак прийти не мог. Казалось – еще немного и бухнется на землю.

Черт, помрет еще, чего доброго.

Нехорошо.

Подхватил его под руку, повел к храму. Он ошалел от такой ситуации. Даже дернулся, но как-то быстро смирился. Оперся на руку, ковылял рядом. Сил сопротивляться у него не было.

А то что Царь его ведет в храм Божий, видимо, растрогало до глубины души.

Служилые люди, что его сопровождали к Туле и обратно, уставились на меня. Но, так нужно было. Пускай видят все, что для тех, кто волю мою выполняет – я простой человек, и если помощь нужна дряхлому, преклонному человеку, то нет причин не помочь ему.

Махнул им рукой, остаться приказал.

Несколько вопросов к ним у меня тоже имелась.

Пускай пока постоят, подумают, Царь я или воевода. А этот человек сделал сложное дело, которое никому иному поручить нельзя было. Это заслуживает уважения.

– Ну что, отец, как прошло?

Меня интересовали факты и подробности.

– Как восприняли люди?

– Да как, господарь. – Он ковылял, с трудом переставляя ноги. Голос звучал надрывно. – Передал. Собрат мой, служитель там, в церкви читал, вздыхал. Тяжело ему принять это было. Крепко задумался. Мастеровым тоже передал. Они люди грамотные. При мне прочли. Хмурились.

Довел я его до паперти. Здесь уже он чуть силу почувствовал, видимо, ощутил близость к храму своему. Распрямился, насколько это возможно было. Понял я, что отстраниться надо, сделал шаг в сторону.

Он перекрестился. Вздохнул. Голову, насколько позволяла старость, поднял. Проговорил громко.

– Господи! Храни нас всех. Господи! Дай, чтобы получилось все. Чтобы… – Он хлюпнул носом. Так растрогался, что слеза скупая пробила старческие глаза. – Дай, чтобы Смута иссякла. Чтобы перестали мы в безумии своем резать друг друга.

Я стоял и ждал.

Он, чуть поднявшись, оперся о стену храма. Вздохнул, взглянул на меня. Руки его тряслись, но сил прибавилось.

– Еще двум подьячим передал, знакомым своим, и на рынке одному грамотному торговцу. Они не читали при мне. Ушел я быстро. А то мало ли.

– Спасибо, отец. – Проговорил я серьезно и даже поклонился слегка. С уважением. – Большое дело ты сделал.

– Надеюсь, господарь, надеюсь. – Он, держась за спину, попытался поклониться. – Надеюсь, на старости лет хоть что-то важное сделал, для людей.

– Сделал, отец. Точно сделал. За мной не убудет, как обещал, припасов вам дадим и коня. Сейчас как раз обсуждаем, сколько сможем.

– Спасибо тебе, спасибо господарь. – Он вновь прослезился. Голос дрогнул. – Я же не ради… Я же из-за людей. Смертей сколько. Если без них. Если Собор, как ты говоришь, если Царя сильного…

Он задышал тяжело, к стене храма прижался. Засопел.

Я резко поднялся.

– Ты не вздумай, отец. Не вздумай помирать. – Проговорил, смотря в глаза. – Конца Смуты дождись, людей своих, паству всю, благослови и тогда уже можно.

– Можно. – Он улыбнулся. – Дождусь, господарь.

Воспрянул духом и прихрамывая, широко ноги, раздвигая кавалерийской походкой, поплелся внутрь.

В этот самый миг загудели рога. Вечер же был на дворе. Воинство Ляпунова, видимо, подходило. Отсюда не видно, а до башни мне торопиться – время тратить. Только спустился на небольшую площадь, от церкви к терему двинулся, с сопровождавшими ранее священника говорить, как гонец появился. Признал я одного из наших вестовых. Имени не помнил.

Он влетел на площадь, увидел меня, спрыгнул с лошади, подбежал.

– Господарь, войско Ляпунова на горизонте. Реку перешли. Идут, петляют. Ползут основные силы медленно. Через час где-то у нас будут. Передовой полк их уже вблизи лагеря.

Авангард значит, уже подошел. Интересно, сам Прокопий в нем или все же в основном костяке армии? Так-то в целом – все равно. Мне их здесь ждать.

– Спасибо. – Хлопнул его по плечу. – Как настрой бойцов их. Встречались ли, подходил сам? Что говорят?

Это было очень важным. Настроение воинства скрыть сложно. Если общий настрой на битву, это утаить сложно, а если в смятении люди – то тоже видно такое.

– Господарь, люди усталые. Рады тому, что лагерем скоро встанут.

– К битве готовы?

Он посмотрел на меня серьезно, покачал головой. Добавил чуть помедлив.

– Господарь. Дозволь мысль свою молвить.

– Давай.

Это уже интересно.

– Войско не крепкое. – Затараторил он. Явно нервничал, потому что инициативу проявил и боялся, что неугодна она мне будет. – Думаю, либо дурят нас, либо на самом деле все у Ляпунова не гладко. Дозорных много, прямо безусых. Юношей плохо тренированных. Снаряжены хуже нашего. Прилично хуже. Пехоту, я господарь, не видел. Но конница слабая. Рыхлая. Нестойкая. Господарь.

Он поклонился.

– Спасибо за честность, сотоварищ. – Хлопнул его по плечу. – Как думаешь, могут ли дурить нас так или все же, правда, это.

– Господарь… – Он взгляд поднял. – Ошибиться боюсь. Но… Думаю, не обманываюсь. Собратья, что наблюдали за ними, что с дозорами общались, то же самое говорят.

Я кивнул в ответ.

– Спасибо. Свободен. Действуем, как и планировали.

Вестовой на каблуках развернулся, подбежал к лошади и умчался прочь из заброшенного города к лагерю.

Кого же ты привел, Ляпунов? Кого собрал? И зачем? На погибель детей и стариков.

Злость накатывала на меня волнами. Зачем такое нужно? Чем выделиться хотел? Не уж-то не сиделось тебе в Рязани. Ведь многие твои люди в царском воинстве уже к Смоленску, к Клушино идут, или куда там их сейчас Шуйский с братьями своими повернул.

Нельзя же так, безусых юнцов «в ружье» и в бой.

Вздохнул я, подавляя злость. Не нравилось мне то, что твориться. На смерть вести юнцов – дело последнее.

Двинулся к терему. Там дозорные ждали, что к Туле батюшку возили.

– Сотоварищи, что скажете? Как город, что дозоры?

– Господарь – Поклонился один из них, сделал шаг вперед. – Тихо все, спокойно. Посад пустой, все за стенами сидят. Дозор, мы пока стояли, ждали там в ложбинке неприметной, один только видели. Три человека пронеслось. И все.

– То есть вам удалось к городу подойти и уйти без каких-то препятствий? – Уточнил я.

– Ну да. Старик там сам пешком еще ходил. Все же там место-то сильно открытое, со стен видно, не подберешься. Может полверсты, может, чуть больше. Мы лесами, перелесками подошли. Слободы пустые. Не пожженные в большинстве. Но нет ничего и никого. Пусто все. Как вымерло. Ну и от овражка, получается, отец пошел сам. Ну а потом вернулся. Чумазый, малость. Ну, мы к роднику. Там отмылся кое-как. Потом сюда.

– Ясно. Все понял. Выходит, воевода и его люди за стенами сидят и наружу не лезут.

– Вроде так, господарь. – Боец поклонился.

Ясно. Видимо, молодой, неопытный и малость трусливый воевода в городе сидит. Или сил у него настолько мало, что делить не хочет. Чувствует, что вокруг него много тех, кто скинул бы его, коли возможность такая представиться.

– Благодарю за службу. Свободны.

Они поклонились, а я взошел по ступенькам.

Остановился, навис над Лжедмитрием, уставился на него. Человек сидел под охраной, смотрел в пустоту. Совсем потерянный, лишенный сил.

– Собратья. – Обратился к ним. – Пантелея к вам сейчас в усиление пришлю. Ухо востро держать. Сейчас не наши люди придут, рязанцы. Говорить мы будем. Чтобы никто и близко к этому упырю не подходил. Даже дуть в его сторону не смел. Нам этот сын Веревкин, царик воровской, живой нужен.

Вздохнул, поморщился, а они закивали в ответ.

– Живой. Действуем, как приказывал.

Двинулся в терем, сел в приемном покое, начал ждать. А пока время шло, обсуждал с Григорием, что и сколько выдать местным. Сговорились, утвердил я расходы, гонца отправили.

– Господарь, не слишком ли официально все затеялось? – Спросил мой собрат.

= Нет, Григорий. Он сам меня Царем назвал. Сам челом в письмах бил. Значит, сам явиться должен, как к Царю. Или, как малое, к персоне более значимой, чем он сам. – Улыбнулся. – А значит, встретить его должен не я сам, а Тренко, равный ему. И старый знакомец, Федор. Сразу надо обозначать пришлым, на место ставить. Я. – Провел рукой по лицу. – Не особо-то верю этому Ляпунову. Слишком он, переметный. А там дальше поглядим, с чего он вначале помогать против татар не хотел, а здесь, как случилось что. Раз и письмо прислал, войско собрал, двинулся в поход. Неспроста.

– Это верно. – Григорий погладил свою жиденькую бородку. – Ты человек мудрый. Порой, кажется, мне, что и не молодой вовсе.

Я глянул на него, ухмыльнулся.

Знал бы он, через что я в прошлой жизни прошел. Весь накопленный опыт здесь и сейчас использую на благо Родины. Упырей всех этих, смутьянов, на чистую воду вывожу. И дальше, рассчитываю, что без наказания ни один не останется.

Время шло. Где-то через полчаса я услышал за стенами терема стук копыт достаточно большого количества лошадей. Вошел дозорный, поклонился, произнес кратко.

– Прибыли.

– Пусть заходят.

Сейчас начнется.

Хотя если так подумать, раз пришел Ляпунов сам, то все получилось, как должно. Иначе уже сложно повернуть. Если только полость какую затеяли. Только, сил откуда на что-то стоящее взяли?

Поглядим.

В коридоре послышались шаги. Процессия служилых людей, сопровождаемых моими бойцами, втянулась в приемный покой.

Возглавлял их… старик.

Я был достаточно сильно удивлен, поскольку представлял Ляпунова, как человека средних лет. А здесь, ну прямо старец – седой, прямо беловолосый. Высокий, хотя уже прилично так кренящийся к земле. Усталость от дневного, сложного перехода очень отчетливо виднелась во всем его образе.

Наверное, когда-то в юности и молодости этот человек был красив. Но сейчас морщины, хорошо видные при свечном освещении, бросались в глаза. Когда-то он был крепок, но доспех зерцальный, сейчас сидел на нем мешковато как-то. Ремни не мешало бы подтянуть, но, видимо, это тогда доставляло Прокопию неудобства при носке.

Прослеживалась некая расхлябанность.

И это при явлении к Царю. Странно. Может специальный какой-то хитрый подтекст в этом есть?

Всмотрелся в него, оценивал.

Живыми и молодыми были только глаза. Орлиный профиль, свисающие усы. Взгляд. Хитрый, проникающий в самую душу. Недаром я думал об этом человеке, как о фигуре, равной сыну хана, с которым довелось говорить в татарском лагере, тем далеко в Поле, вниз по Дону от Воронежа.

Только вот сейчас ситуация в корне иная. Этот человек в моем стане, а не я в его. И он привел сюда войско детей и стариков. Якобы мне на помощь.

А в самом деле зачем? Не очень-то и понятно.

Одежда на Ляпунове, что торчала из-под доспеха, была больше походная, чем богатая и пригодная для посольства. Видимо, хотел он показать, что человек военный, а не политический лидер. Очередная хитрость и введение в заблуждение. Старик точно был мудр, а вот в его физических навыках я малость сомневался. С виду, если так прикинуть, ему было точно лет за пятьдесят, а то и за шестьдесят.

Такому лучше в бой не идти. Сердце может и не выдержать.

А вот интриги, заговоры – это удел людей преклонных лет. Обросли они знакомствами важными, властью, влиянием. Это молодежи саблей махать. А такие старики – сидят за спинами, как черные кардиналы, и посылают тысячи других решать свои цели и выполнять поставленные задачи, не щадя себя.

И вот такой человек был сейчас предо мной. Молодым, если не сказать юным Игорем Васильевичем Даниловым.

Выделяло воеводство Ляпунова несколько прекрасных и откровенно дорогих атрибутов. Пояс с серебряными накладками, топорик небольшой, запрятанный за ним, как некий символ. Видимо, вместо булавы казацкой служил он чем-то вроде символа. Прекрасный, с травлением, такой и князю подарить незазорно. Точно не для боя, а для статуса.

Перстни на руках и цепь на шее.

Вместе с Прокопием было еще четверо человек. Двое достаточно крепких, тоже в бронях. Один в бахтерце, второй в юшмане. Напряженные, по сторонам зыркают, примечают все. Где у кого оружие, кто на какой позиции. Эти не в заговоры играть пришли, а защищать или, если приказ дан будет – убивать кого-то.

Видно сразу – личная охрана.

Таким палец в рот не клади, откусят сразу по локоть. Опытные, матерые. Может даже и с моими троими совладать смогут, если потребуется. Тут, как говорится, кому повезет в бою больше. По лицам видно, что не столько знатного рода они, сколько именно близкий, доверенный круг.

Самые верные, за которыми себя Ляпунов ощущал защищенным.

И еще двое – юноши. Эти в кольчугах сильно попроще. Скорее дети каких-то важных рязанских семей. Аристократия.

Ну и мои парни, тоже четверо, что сопровождали их.

Где-то там за спинами еще Тренко и Федор должны быть. Задерживались что-то.

Собравшиеся здесь, подле меня люди подняли в приветствии, поклонились неглубоко. Я один сидел напротив входа и в свете свечей изучал вошедших. Чуть нагло так поглядывал, развалившись, не поднимался.

Повисло неловкое молчание.

Пару мгновений замешкавшись, Прокопий, осмысливал обстановку. Все же возраст говорил о многом. Несмотря на накопленную мудрость десятилетий решение принимать становилось ему все труднее.

– Здрав будь, государь наш, Игорь Васильевич. – Он поклонился, добавил.

Не ослышался ли я. Не господарь, а прямо государь?

Люди, что с Прокопием пришли также проговорили слова приветствия. Тоже кланялись, только делали это как-то натужно, не очень понимая, почему их лидер действует так, а не иначе. Плохо проинструктировал ты их. Видимо, планировал действовать по обстановке. Учитывал то, что все же у нас здесь не светский раут и не прием в царских палатах.

Встреча в военных условиях, в каком-то богом забытом городке.

– И ты здравствуй. – Я поднялся, смотрел на него пристально. Поглядывал на других, четверых. Двое то опасные, хотя… Да вряд ли задумали они чего. По виду больше сами опасаются нападения, чем планируют нехорошее. – Проходи, гостем будь, садись по правую руку от меня.

Указал ему на лавку, где сидел Григорий, с кипой разложенных, но чуть прибранных бумаг.

На лице Прокопия мелькнула на секунду некая негативная эмоция, но быстро ушла. Чувствовалось, что сидеть подле какого-то неведомо кого… Не считал он хорошим знаком. Но сказать-то ничего против не посмел. Да и с иной стороны, когда на сторону первого Лжедмитрия он переходил, с кем сидеть-то приходилось? С Ляхами да казаками.

До Москвы.

Это там уже по местничеству все началось. Что и принесла первому самозванцу просто гору проблем. Это сейчас уже все больше перемешалось. И терпимее стало. Хотя в реальной истории, дальше после смуты книги с родовыми достижениями особо привилегированных особ сохранялись.

Только спустя больше, чем полвека уйдут они наконец-то в прошлое.

Тем временем взглянул я на свиту рязанского воеводы, тоже им указал на лавки, произнес.

– И вы, люди служилые, располагайтесь. Заслуг ваших и мест, не ведаю я. Поэтому, как в походе, по-простому, прошу, без споров. – Махнул рукой, указывая за стол.

Все они, переглядываясь, двинулись к столу.

В проеме появился Тренко, чуть запыленный и утомленный, с недовольной миной на лице. Он встречал этих людей, выполняя мою волю. И явно был не в восторге, потому что был он больше воином, чем политиком, и все эти расшаркивания… Не его стезя.

Следом за ним вошел Федор.

Этот чувствовал себя совершенно неловко. Не привык он к таким посиделкам. Все же был он отличным воином. Я его десятником назначил, но вот до сотника – это уже сложно ему было. Саблей рубиться и дела делать это одно, а людьми командовать – все же иное.

– Господарь наш, Игорь Васильевич Данилов, дозволь вначале дар тебе вручить. – Пройдя несколько шагов вперед и заняв место уже у стола проговорил Ляпунов. Чуть поклонился. – От земли рязанской, царю-батюшке русскому.

Глава 18

Повисла тишина. Яков смотрел на меня, как и Григорий. Богдан и Абдулла за спиной, я прямо почувствовал это, напряглись. В воздухе как-то сразу нависло напряжение. Все мои люди знали, царем себя именовать я никогда не стремился.

Но здесь и сейчас ситуация была более интересная.

Старик прощупывал меня. Как и я его. Уверен, он думал, что перед ним какой-то молокосос, который является лишь пешкой в чьей-то игре. Ляпунов очень хотел понять в чьей. Кто за мной стоит из высоких бояр? И где те, вокруг меня, кто олицетворяют его волю. Полагаю, не мог он себе представить, что довольно юный человек, которым я казался и, физически, был – может сотворить такое. Хотя бы малую часть из того, что обо мне говорили.

Да, сплетни, уверен, раздували заслуги, но были и факты. Рязанец не мог не понимать, что каким-то чудом татар я повернул вспять. Или… Те, кто за мной стоит.

Только вот здесь перед ним был Игорь Васильевич Данилов и мои офицеры. Никакого кукловода за плечами не было. Ни один из моих людей, кроме, пожалуй, Гигория, вообще не походил на того, кто может играть в политические игры. Ну еще татарина можно было попутать. Почему? Да просто ввиду меньшего понимания менталитета степных народов.

А я сидел, буравил взглядом Ляпунова и думал…

Вот это ты с козырей зашел, так зашел. Даже меня удивить смог. Решил сразу на важный вопрос ответ получить. Может и про Земский Собор услышать хочешь? С чего прямо вот так в лоб – Царь-батюшка, да еще и русский.

Это что-то странно завернутое

Ну да ладно. Бог троицу любит, первый раз господарем назвал, второй – царем, подождем третьего. А пока…

Поиграем. Покачаем.

– Добро. – Проговорил я медленно с улыбкой на лице. – Прокопий Петрович, с чем пришел ты ко мне?

Мои бойцы малость расслабились, но все равно следили. Знали, что такого обращения я не люблю. Они-то понимали – я игрок и Ляпунов игрок. Остальные по обе стороны наши подчиненные. А вот Рязанец пока этого не понял. Старость не давала поверить в то, что молодой человек смог собрать вокруг себя целую армию и после событий под Воронежем успешно двинуть ее к Москве. Дойти до Тулы.

Еще бы. Я видел, в каком состоянии лагерь Лжедмитрия. А ведь управляли им люди более опытные с виду и, казалось, более мудрые.

И за столом развернулась игра умов. В которой пока, уже на старте старик попал в ловушку. Два разума столкнулись, две силы сошлись в схватке и победителем выйдет один.

Старик думал, что он. И шел прямо сразу напролом, как ледокол, выявлял, как ему казалось, важное для себя. Но, уверен, найдет коса на камень, и выведу я его на чистую воду. Вскрою все помыслы.

– С поклоном мы пришли. Люди рязанские.

Ляпунов проговорил это, улыбнулся, хотя глаза оставались холодными. Махнул своим людям. Один из юношей чуть замешкался, но довольно быстро протянул ему ларец. Прокопий принял, двинулся вперед сам, обошел Григория и поставил передо мной.

Интересно, а придумали они здесь уже тайные механизмы? Вскрыл и взорвался?

Нет, вряд ли такое возможно. Может быть, где-то в Европе, да и то – проще там, наверное, ядом отравить. А не такими хитростями. Да и случись такое, всем этим пятерым обеспечена долгая, очень долгая и безмерно мучительная смерть.

Из терема они просто не выйдут.

Тем временем рязанский воевода вещал:

– Прими, Игорь Васильевич дар от земли рязанской. И нас в воинство твое христолюбивое прими. – Поклонился он, добавил. – Просим.

– Рассаживайтесь, собратья, рассаживайтесь. – Указал я вновь на лавки. – Это, конечно, не боярские покои, но… Война на земле, Смута. Где бог послал, там встречаемся.

Рязанцы нервничали.

Видно было, что чувствуют они себя, как не в своей тарелке. Но сели все же, хотя и выглядели напряженными. Двое здоровяков подле Ляпунова, а молодежь на другой стороне, близ Якова. Тренко там же место занял, а Федор последним сел, с краю стола. Все же знатность его была, считай, никакой.

Волновался он, это видно было, мялся.

Тем временем, чуть замедляя наше знакомство и разговор, я приоткрыл аккуратно ларец. Никаких хитрых механизмов не было. Даже петель не имелось. Красиво сделанный, резной ящичек с крышкой. Внутри отделан красным бархатом. Дорого, богато, пафосно. Лежал там прекрасный пистолет, цепь, вроде как, золотая – еще бы я в ювелирных украшениях разбирался бы… Такая, достаточно толстая и крест серебряный, массивный.

Приятный подарок.

Только вот пистоль Ваньке на посмотреть и проверить выдам. Пусть у мастеровых в обозе узнает, все ла ладно с ним. Мне как-то спокойнее своими пользоваться.

Со значением собирался дар. Хотя, если так подумать – скорее всего, все эти предметы, трофейные. Отбитые у ляхов или кого-то иного достаточно благородного. Вряд ли сделаны они под заказ для меня. Просто красивые ценные, очень ценные вещи.

Поднял глаза, осмотрел молчаливых людей.

За столом висело давящее молчание.

– Благодарю за дары, Прокопий Петрович. – Я отставил в сторону ларец, взглянул на старика. Даже как-то не верилось, что столь преклонных лет человек продолжает вести бурную политическую жизнь.

В это время мало кто до столь глубоких седин доживал. Война, болезни, голод. А здесь еще и Смута!

А здесь – на тебе, какой случай интересный.

И, сколько бы еще прожил он в реальной истории, если бы не казаки Заруцкого?

– Государь, Царь-Батюшка, мы к тебе, как прознали… – Ляпунов покосился на Федора. Вздохнул. – Как прознали, так сразу. Все силы, какие есть собрали. Явились. Служить хотим верой и правдой.

Я взглянул на него холодно.

– Скажи, а с чего ты решил, что Царь перед тобой?

Гнетущая обстановка накалилась еще сильнее. Не ждали рязанцы такого вопроса. Но воевода их, чуть помедлив, все же нашелся что ответить.

– Так как же? Весь юг говорит, что татар царь русский разбил. И от Воронежа к Москве идет. – Вздохнул, секунду выждал. – Злые языки, правда, говорят, что татары сами это все выдумали и идут, царем прикрываясь. Но, вижу я, нет здесь степняков. Русские люди все. Свои.

Свои, значит. Ох какое хитрое слово ты подобрал, рязанец. А когда перебегал от Годунова к Лжедмитрию, тоже ляхов своими называл. В груди вспыхнула злоба, но я сразу же подавил ее. Нет места здесь эмоциям. Только холодных расчет.

– Один есть. – Я улыбнулся ему. – Вон стоит.

Прокопий уставился за спину мою на Абдуллу, но ничего не ответил.

– Вы, люди служилые, рязанцы, не волнуйтесь, не ерзайте. – Заговорил я. – Зла на вас я не держу никакого. Вижу, с миром вы пришли, служить, как вижу, желаете. Только поговорить же надо. Понять. – Улыбка на лице моем из добродушной превращалась в звериный оскал. – Царей сейчас много. Цариков еще больше. Понять хочу, с чего именно мне служить решили? Да так быстро. Вначале же, человеку моему, Федору… – Я уставился на него пристально, продолжил. – Отказали. Против татар войско собирать не решились.

Перевел взгляд на Ляпунова, пытался понять, что думает этот человек. Но сидел передо мной старый прожженный интриган, и поймать его на хитрости, лжи или каком еще двояком действии было ой как непросто.

Продолжил:

– Не решились, выходит. А потом, спустя несколько дней, раз. И собрались. И гонца прислали туда, куда надо. И вот вы здесь.

Поднял я руку, останавливая попытку Прокопия, начал говорить.

– Вот и думаю, так вы, по зову сердца. Или со значением? Ведь также знаю, что Димитрий к Туле идет.

Ставка моя была на то, что не смогло разбитое воинство отправить гонца к Ляпунову. Трубецкой не перепиской занимался, а мостом и переправой. Ведь завтра к вечеру он должен уже к Туле подойти.

Не было у них связи. Или была? Вот здесь и поглядим, может проясниться что. А там дальше крутить буду.

– Что скажешь, Прокопий Петрович? – Смотрел на него, наблюдал.

Тот чуть пожевал губами, усами обвислыми пошевелил, заговорил неспешно, подбирая слова. Не торопился, думал, выдерживал ритм.

– Вижу я, Игорь Васильевич, что слухи верными оказались. Вроде молод ты, а мудр. Думаю… Подобная благодать только на истинного Царя снизойти могла. – Он голову наклонил с уважением, но глаза все так же оставались холодными. – Прав ты. Когда старый знакомец мой Федор Шрамов явился в мой дом и разговоры говорил, подумал я, что ввели его в заблуждение.

Он кашлянул, повернулся к служилому человеку.

– Прости за слова такие, Федор. – Это меня удивило. Воевода, чин высокий, но помнил бойца и даже извинялся, что казалось странным. – Ты, человек простой, воин хороший. Решил я тогда, что смутили тебя хитростью. Принял ты лож за правду и доверился не тем людям. Но потом, получив еще некоторые сведения, осознал, что это я, умудренный сединами человек, неправ оказался.

Вот это раскаяние, так раскаяние. Прикрылся благодетельностью, прощения попросил, не стал отрицать, говорить, что не так понят был его посыл.

– А что за сведения, Прокопий Петрович? Скажи, что же тебя подвигло войско поднять. Понимаю я, что многие твои люди сейчас в Москве. Там поход готовится на Смоленск. Или, может, уже вышли они. А ты собрал, как и сейчас говоришь, всех, кто остался и привел сюда. Не московскую рать свою, а… – Я выдержал паузу. – Больше юнцов, да стариков.

Ляпунов напрягся. Все же говорил я с ним в давящей, оскорбительной манере. Но, вроде палку я пока не перегнул.

– Так, как татар разбил ты, гонцы во все стороны же пошли. Вот и ко мне явились. С письмами. Такого уже пропустить нельзя было.

Ясно. То ли от нас, что Григорий посылал. А может, от самих татар. Джанибек же, как я думаю, тех казачков рассылал по городам и весям. А еще – Бобров мог. Ведь он писал в Нижний, может, и с Ляпуновым у них какие дела есть. Хотя вряд ли. Все же Нижний в политическом плане больше в стороне был, свои дела решал и в первом ополчении участия особо не принимал. Рязанцы и казаки тогда собрались. Без магнатов – торговцев.

– Ладно, гость мой дорогой. Скажу как есть. – Улыбнулся ему холодно. – Царем себя я не зову. Да и таковым не считаю. Слухи-то да, ходят разные. Но, мы в Москву идем… Земский Собор собрать и выбрать достойного и сильного. Того, кто на трон сядет и править будет.

Повисла тишина.

– Не врали, значит, люди. – Произнес после короткой паузы Ляпунов. – Благолепен ты, Игорь Васильевич. Отказываешься от трона, как и подобает тому, кому на нем сидеть суждено. Ведь недаром…

Я смотрел на него зло, перебил.

– Собор решит, кому на троне сидеть. Я лучше после Москвы ляхов бить пойду. Да и шведов с земли подвинуть надо.

– Добрые слова, Игорь Васильевич. Измучилась земля русская Смутой этой. Как ты верно сказал, слишком много цариков на ней. Слишком много яда, боли и предательства.

Кто бы говорил. Ты же от Годунова-то перешел к первому Лжедмитрию. Связь плотно со вторым поддерживал и, в реальной истории Шуйского же тоже свалили не без твоей помощи. А если ты про яд… Здесь подумать можно следующее. Твои же люди Скопину письмо принесли, после которого его на пиру и отравили.

С одной стороны – может и правда думал ты, что Скопин достойный царь. От души и сердца, по правде ему об этом написал. А может… Подставить таким образом решил. Кто же знает? Не сам же ты к нему ездил, а людей посылал. Люди, у такого, как ты – расходный материал.

Ох и сложный человек.

Видимо, придется воспользоваться логикой мафии. Друзей держи близко, а врагов еще ближе.

– Прокопий Петрович. Спасибо за слова. Впредь только прошу проще. Господарем еще ладно, звать можно. Но вот батюшка, русский и вот все это…

Он кивал, но холоден был и уверен я, думал о своем, о целях и задачах, которые здесь и сейчас решал. Такого на чистую воду за один раз-то и не выведешь.

– Ты мне лучше, рязанский воевода, вот что скажи. Да на вопросы интересные ответь. – Продолжил я расспрашивать. Решил напряжение с дискуссии чуть снять. – Сколько людей ты привел?

– Четыре тысячи. Полторы из них – конными.

Казалось, он тоже выдохнул. Хорошо, это отлично.

– Говорят, что молодых много. Насколько тренированные бойцы у тебя? Опытных много?

– Господарь. – Он вздохнул очень картинно. – Ты мудр и верно все сказал. Многие мои люди, самые лучшие силы сейчас в Москве. Как бы ни относился я к Шуйскому… – Пауза была выдержана тоже гениально. – Враг у Руси есть. Под Смоленском стоит. И все распри наши пока на второй план я поставил. Обиду из сердца своего убрал. Если Шуйский ляхов побьет, это для всех нас благом будет.

Хитро говоришь.

– А что за обида у тебя на него?

Тяжело вздохнул Ляпунов, продолжил, медленно подбирая слова.

– Нетверд он в решениях своих. До денег расточителен, слишком. С врагами государства российского борется нехотя. Мыслимо ли… Шведам деньги обещал. Да и грехов на нем много, очень.

– Да, только со шведами Скопин вместе рука об руку воевал. И ты его на царство ставить хотел. Письмо же писал.

Ляпунов вновь напрягся, но ответил быстро.

– Писал. А как не писать. Человек молод, победами себя овеял. Отважный, славный, сильный. Не то что… Игорь Васильевич, прости старика, но когда к смерти все ближе о личных амбициях все меньше думаешь, все больше о том, что потомкам достанется. И о том, какую память о себе оставишь.