Текст книги "Патриот. Смута. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 23

Солнце показалось из-за леса, что располагался за рекой.

Осветил парадное, как думалось мне, построение рязанцев.

Проехал я обратно мимо строя, занял позицию по центру, спешился. Толпа приличная. Воинством добрым называть это как-то не поворачивался язык. Орать перед всей этой ордой глупый план, поэтому…

Отдал нужные приказы.

Пришлось потратить еще примерно полчаса на то, чтобы поделить людей примерно на четыре части по неровной тысяче. И каждая из них прошла уже привычный обряд отдельно от другой, но в присутствии всей. Да долго. Но иначе – сложно.

Я им клятву дал, сказал, для чего мы идем и с них слово потребовал. Все в той же манере, как и раньше с каждым бойцом из своего воинства. Скрепляло нас это взаимное обещание, как думалось мне. Вызывало у каждого причастность к великому делу, ради Родины творившемуся.

Как ни странно, а тысяча из молодых, безусых бойцов на общем фоне выглядела лучше всего. Да, с дисциплиной был швах. Строя они не ведали, но снаряжены были хорошо, и чувствовалось, что эти люди готовы учиться, готовы служить. Цель увидели и… Казалось, мне, что старики в войске раздражали их. Ведь перед старостью преклоняться надо, а им, этим юнцам хотелось самим чего-то достичь. Не на род свой надеяться, а славить его.

И это было отлично. Чуть времени, а лучше больше – год или даже два из их этой тысячи выйдет настоящая элита воинская.

Только вот нет у меня года. И месяца, считай, тоже, скорее всего, нет.

Дело было сделано. Войска после присяги перестроены в маршевые колонны. С горем пополам мы выступили к Туле. Да, несколько позднее, чем планировалось, часа на полтора, может, два. Но, здесь уже куда деваться.

Я, как обычно, в процессе перемещения армии, возглавил лучшую полутысячу, самую отборную и уже ставшую мне близкой. С ней и в огонь, и в воду. Авангард выдвинулся вперед с заводными лошадьми.

Ускорился. Была надежда, что чуть позже полудня мы малым числом выйдем к Туле. Будем давить на воеводу морально своим присутствием и наблюдать за подходом войск Трубецкого.

Дозоры докладывали, что разъездов противника нет. Все, что есть, что было еще вчера, втянулось в город. Поутру, вроде бы кто-то еще был, но ближе к полудню местность совершенно обезлюдела.

Когда солнце шло к зениту, от Трубецкого примчался вестовой.

Мои люди, вышедшие в дальний дозор, встретили, сопроводили его. Казак предстал пред моими глазами, начал докладывать. Коротко по делу. Мост восстановлен. Князь движется к Туле, к вечеру лагерем собирается встать чуть поодаль. Все же силы небольшие. СУдьбу не испытывать, не лезть прямо к городу.

Посмотрел я на пропыленного бойца, кивнул. Но сказанного было мало и начал вопросы задавать.

– Сколько собрано людей?

– Государь. – Такое обращение было мне в новинку, но, видимо, у сторонников Лжедмитрия это уже вошло в обиход. – Более двух тысяч у князя. Ведет вам на поклон христолюбивое воинство.

– Состав?

Вестовой смешался.

– Государь, так это… Пехота в основном. Казаки, что под Межаковым Филатом и иные атаманы, что верными остались. Не разбежались. Конницы полтысячи. Дворяне северской земли и примкнувшие к ним.

Это звучало хорошо. Скорее всего, эти люди станут отличным дополнением моей полутысяче. Опытные бойцы. Если с ними позаниматься, чтобы слаживание они прошли и науку воинскую от Франсуа переняли – будет у меня уже две полутысячи элитных. Два отряда, на которые в бою положиться можно и ожидать решения поставленной задачи. Только, скорее всего, вторую полутысячу снабдить и снарядить нелегко будет. Доспешных там вряд ли много. И сотни, уверен, не по принципу выполнения роли формируются, а по землям. Такой вариант меня не устраивал.

Но, в любом случае неплохо.

– Обоз? – Продолжил расспросы.

– Государь, спасли много всего. Народ-то, что трусоватый был, недавно влившийся… Что тогда, среди ночи удрал из лагеря… – Он замялся как-то. – Они же побросали все. Князь приказал поутру всем, кто не в дозорах, не в карауле и не на строительстве моста по лагерю пройти и собрать все. Еле-еле подвод хватило грузить добро. Припасов много.

Прямо замечательно.

– С царевной что? – Улыбнулся я.

Недосуг мне был тогда у реки Упы требовать, чтобы Марину Мнишек мне переправили. Да и как? Лодок нет. Веревкой, что ли, перетаскивать. Зверство какое-то. Помрет еще. Да и тащить ее потом в лагерь, конно – лишняя морока. Одного Лжедмитрия тогда достаточно было.

Но Мнишек, сейчас, тоже пригодиться, в плену посидит. Поговорить с ней точно стоит. Уверен, про всех шляхтичей и воевод муженька своего она много знает.

Зла я ей откровенно не желал.

Баба, конечно, хитрая она. Императрицей же себя считала. Но это поправить-то быстро можно.

А так. Признала этого второго, хотя точно знала, что ну совсем иной человек перед ней. И, я понимал ее мотивы. Здесь она царица, хоть и опального, пока не взошедшего царя. А там, у себя в Польше, кто? Авантюристка, вышедшая замуж за какого-то смутного мужика, который царем русским прикинулся. Колдуна лжеца и обманщика – как считала высшее общество.

Отличная репутация.

С такой более менее знатные мужья бежать будут от нее, как от чумы.

Ну и, видимо, смекнула она, что лучше ястреб в небе и риск. Чем синица в руках и теплое место, где-то у себя на Родине. А также брак с каким-то худородным дворянчиком, ибо более значимые фигуры вряд ли бы взяли ее уже в жены.

Порченная, в делах грязных замешанная.

Но, поговорить с ней – дело весьма интересное. А иметь в пленниках. Вообще – отлично.

– Так что с царевной? – переспросил я после раздумий молчавшего вестового.

– Везут. Только…

– Только?

– Князь сказал, что царь-то, не царь. И что обман это все. Что… Служили мы колдуну, что с ума нас всех свел. От Христа отвернул. Поэтому и пило войско беспробудно. Но, вы государь. – Он перекрестился и поклонился в землю. – Вы, чары эти все развеяли явлением своим. Недаром сами ангелы нам за рекой явились и черти разбежались. Да полыхнуло так, словно адское пламя само наружу прорвалось из… – Он сбился. Вновь поклонился. – Вы своей силой, богом данной, на чистую воду чернокнижника этого вывели. Беса проклятого. Жидовина! А, стало быть…

Он аж запыхался, покраснел.

А я несколько ошалел оттого, что выдумал Трубецкой относительно службы Лжедмитрию и как все это поставил. А люди поверили. Хотя… Может, и не поверили. Но если служить иным силам решили – должны были убедить себя, что так должно быть, а не иначе.

Если не так – то предательство же. А с колдовством – оправдание хоть какое-то.

– А почему жидовин то? – Уставился на него я. Вот этой фразы вообще не понял.

– Так, в вещах талмуд найден был. Кому как не жидовину, читать такое.

Я сдержал смех. Смысл, конечно, какой-то в этой фразе был, но… Книгу и подкинуть могли для верности. Писана на незнакомом языке, выглядит страшно, как сборник заклятий. Почему бы не воспользоваться.

– Дальше что?

– Так это… Стало быть, шляхетка, о которой вы, государь, спрашиваете, эта жена самого дьявола. Колдовская жена она, государь.

Я вздохнул.

Провел рукой по лицу. Темный народ, чудной. Хотя… может, здесь смысл, какой кроется. Опорочить, чтобы не додумалась она вокруг себя людей собрать и вырваться. Раз ведьма, кто слушать ее будет? Жена колдовская – сама колдунья.

Годная идея для времен Смуты.

Надеюсь, Трубецкой не решил распять ее и тащить в таком виде перед войском. Или еще какую-то средневековую жестокую глупость удумать. Ох, не надо было такого нам. Пускай лучше от слов своих откажется, прилюдно покается. Скажет, что силой ее заставили признать этого сына Веревкина за царя и мужа своего.

Скажет, что не хотела она. Ну или как-то еще поможет в деле развенчания Лжедмитрия, чем кровью истечет от пыток.

В них-то толку никакого нет.

– Ясно. А что касимовцы?

– Так это. Они, как тогда бунт подняли, за оружие схватились, как утекли, так и все. Басурманское племя. – Вестовой явно их недолюбливал. – С них, как чары спали, как озверели все.

О, оказывается, и татар околдовали. Вон оно что.

– Чары, значит. – Улыбнулся я.

– Ей-богу. – Он опять перекрестился. – Опаивал нас и чары накладывал, колдун темный. Чтоб ему в аду на сковороде жариться покрепче.

Я махнул рукой, отпустил вестового.

Мы двинулись дальше. Время шло, а мы авангардом в полтысячи приближались к Туле. Основные силы плелись медленнее. Несмотря на то, что местность здесь была ощутимо более прохожей и проезжей, чем близ Дедилова, обозу было нелегко.

Поэтому и увеличился наш разрыв.

Рвался я к Тула. Надеялся, что удравшим из лагеря понадобится какое-то время на разработку плана действий. Просто мчаться к городу, под его оружия – такое себе план. Нужно понимать, как с воеводой говорить. Что до него донести и предложить.

Иначе – погнать могут.

Да так, что только пятки засверкают.

Когда на горизонте появились городские укрепления, в самой-самой дали, на грани возможного видимого глазом примчался оттуда дозорный. Наш уже, запыленный, в легком смятении.

– Господарь, у ворот люди. Странное что-то твориться. Мы подходить не решились близко.

Видимо, мы не сильно отстали и пособники Сумбулов, бежавшие из рязанского лагеря, вели переговоры. Или это не они, а кто тогда? Откроют им или нет. Надо торопиться. Чем ближе мы, тем больше страх у Тульского воеводы. Ведь мы можем на их плечах в город войти, а может так случиться, что это наша хитрая уловка и эти, что договариваются, как раз для нас почву готовят.

Если обозначим себя, это будет лишний повод воеводе усомниться в речах этих перебежчиков. И тогда – они наши.

– Что там? – Решил я уточнить на всякий случай.

– Люди, шум, спор какой-то. Сотня, может, полторы. Стоят под стенами, орут. Конные, господарь, напуганные.

– А ворота что?

– Заперты.

– Вперед! – Выкрикнул я, увлекая за собой авангард. – Вперед! Быстрее!

Полутысяча стала постепенно ускоряться. За спиной моей Пантелей уже привычным жестом взмахнул прапором. Затрубили рога. Двинулись мы вперед. А в голове моей надежда вставала, что, приметив знамя, толковые горожане поймут кто к ним приближается.

Сделают верные выводы.

Ну а пока, до того, как нам ворота откроют, можно было втоптать в землю и принудить к сдаче дезертиров. Как никак, Ляпунову же они служили. Раз ушли – закон нарушен. Предательство, крамола.

За такое, смерть.

Но здесь пускай сам рязанский воевода разбирается.

Моя полутысяча начала разворачиваться для атаки. В свете вышедшего в зенит солнца лучшие части блестели своими доспехами. Три сотни стрелковых, легких, бездоспешных рейтар тоже выглядели опасно.

На месте воеводы я бы точно ворота не открыл. Влети такая кавалькада в город, кто знает, что будет. Времена Смуты – могут и пожечь, посечь, побить всех и вся. Нет, яростных людей, развернувшихся для атаки, пускать нельзя.

Мы неслись вперед.

Абдулла издавал невероятное дикое гиканье. Богдан пытался ему подражать. Чувствовалось, что боевые кличи схожи, но каждый кричит их на свой манер. Тюрок в одной тональности, славянин в иной. Пантелей молчал, крепко сжимал знамя, скрипел зубами.

А я был на острие удара.

Посмотрим, как отреагирует враг. Нужно ли будет перестраиваться, чуть уходя в тыл, или ломиться в первых рядах, подавляя противника. Словить шальную пулю во время конной сшибки мне совершенно не хотелось, а от сабельного удара и стрелы доспех должен был спасти.

Все ближе и ближе.

Копыта выбивают оглушительную дробь. Мы давим их массой еще на подходе. Ужас летит через степь. Не думал я, что пол тысячи может производить столько шума и пугать так, как это было сейчас. В душе пробуждалось что-то дикое. Адреналин поступил в кровь, и я все сильнее ощущал боевой задор. Словно крылья за спиной раскрылись. Так было легко, ярко, и от этого еще более пугающе для врага.

Противник у ворот запаниковал.

Они не обратили внимание на наших дозорных. Либо проигнорировали их, посчитав, что войско еще далеко. А нас приметили уже тогда, когда мы были слишком близко для их маневра отхода. Пять сотен хорошо вооруженных и прошедших боевое слаживание тренированных бойцов против чуть больше сотни, паникующих и разрозненных человек.

Шансов у них, считай, нет.

Да еще и главного, толкового, видимо, не было. Кто бы взял на себя управление. Их воевода был замучен Тренко и остался там, на юге. Может, поэтому не открыли им ворота. Орали все, а верх взять никто не смог. Естественно. Столько дезорганизованных вооруженных людей. С ними разговаривать в несколько раз сложнее.

Нет лидера – нет диалога.

Они задергались, масса колыхнулась, начала перестраиваться. Кто-то уходил налево, кто-то направо от ворот.

Помимо открытого пространства – части Поля, нас еще разделяли строения посада. Местами пожженного, побитого, но вполне обжитого. Сейчас брошенного. Вот они и решили, видимо, что лучше попытаться как-то разбежаться, словно тараканы на свету, и укрыться. Логика – всех поймают, а я, глядишь, спасусь.

Но, это надежда на чудо, а не на расчет.

Мы окружали полукольцом строения. Поджимали их к воротам. Шансов вырваться у них становилось все меньше.

Да – помог бы один яростный удар. Клином пробить нашу цепь. Воспользоваться преимуществом в одном месте. Идти всеми, и тогда часть уйдет. Большинство поляжет, но цель будет достигнута. Прорвутся.

Но – у них нет лидера.

Радовало то, что со стен не били пушки. Я глянул туда. Стрельцы и какие-то еще вояки там стояли. Пристально следили за нами. Но, они понимали – полтысячи нас не сделает ничего крепости. Вот от слова – совсем. Начни мы жечь посад, тогда они бы может решились отбиваться артиллерийскими выстрелами, да и то. Сомнительно. Ущерба-то такой пальбы, не так чтобы много. А затрат пороха – прилично.

Лезть на штурм – ну мы же не идиоты.

Выходить в посад – не идиоты они.

Порох, ядра – это все ценный ресурс. Тратить его просто чтобы попугать конницу и убить от силы ну человек десять, потратив то, что может пригодиться во время отражения последующего штурма или осады – сомнительный план.

Стоящие на стенах люди это все понимали. Изучали ситуацию и думали.

Понимал это, и я и радовался, что не громыхают пушки.

– Вперед! Бей, не жалей! В полон брать! Вязать! – Заорал я, раздавая приказы.

Мчащиеся рядом бойцы вторили мне. Передавали по цепочке.

Противник показался среди домов. Паникующий, пытающийся управлять лошадьми.

– Гойда! – Заорал Богдан, что есть мочи.

Его трудный голос разнесся над полем. Ему вторил Богдан.

– Ура! – Выкрикнул я громогласно более привычное мне слово.

– Алга! – Заорал Абдулла.

И над Полем, упирающимся в посад и стены Тулы разнеслось яростное «А!». Миг и мы влетели во дворы, на улочки. Громыхнули аркебузы. Начался хаос и избиение рассеянных сил противника.

Кислый запах пороха ударил в ноздри. Лошади ржали и стенали в приступах боли. Вставали на дыбы. Падали, словно подкошенные. Люди орали что-то нечленораздельное. Им всем, оказавшимся взаперти нашего полукольца, как между молотом и наковальней, было безмерно, безумно страшно.

Слева показался один. Взмахнул саблей.

Лицо его было перекошено панической гримасой. Повернул коня на него, он попытался отмахнуться, но я рубанул быстрее. Крутанул, выбил. Оружие вылетело из его рук. Дело довершил Пантелей, врезавший ему со спины древком знамени.

– Прикройтесь мной, господарь! За спину! – Выкрикнул он. – Негоже так! В первых рядах!

Сам решу, что гоже, что негоже. Но, в чем-то он был прав.

Абдулла на скаку начал пускать в дым стрелы. Бил, словно из самозарядной винтовки. Стрела за стрелой. Засматриваться на эту красоту, жаль, некогда.

Справа вылетел еще один враг.

Приметил его боковым зрением. В глазах его лошади я ощутил ужас. Она очень хотела убраться отсюда, как можно дальше. Унести седока. А сам он в дорогом кафтане, пожилой, седой, целил в меня пикой. Толкал ее пятками, вел вперед.

Богдан был тут как тут.

Влетел в него. Повел коня. Оба животных встали на дыбы. И старик не удержался.

Слева противника теснили бойцы с аркебузами. Они на подходе отстрелялись из длинноствольного оружия. Сейчас вооружившись саблями и пистолетами, экономя пули, выискивали прячущихся по дворам врагов.

Доспешная часть ударила чуть правее.

Там было все несколько медленнее. Первых они свалил легко, а вот дальше, орудовать копьями в тесноте застройки все же было не так удобно. Но откидывать их и браться за сабли все же не торопились.

Враг отходил под нашим натиском к стенам.

Люди все отчетливее понимали, что уйти так, хаотично, когда каждый сам за себя – не удастся. Миг-другой и они волей-неволей организуются для прорыва, и здесь нужен будет стройный залп из огнестрела. Тогда все остановится здесь и сейчас.

Все надежды их уже закончились на том, что они не попытались прорываться сразу всей массой. Сейчас – это верная смерть. Но такое решение, шанс нанести нам хоть какой-то урон.

Кто-то из них уже спрыгивал с лошадей, падал на колени, сдавался. Наши тоже спешивались, орудовали прикладами и просто кулаками. Валили на землю, вязали.

Но примерно треть продолжала сопротивляться.

Отступала, постреливала.

И тут я увидел в дыму пальбы, как небольшой отряд, собравшись в единый кулак, рванулся к знамени. Прямо на нас. Решили, что пробиться здесь – их шанс. Верный план, хоть и смертельный.

Ну ничего, схлестнемся!

– Враг! – Выкрикнул я, указывая направление.

Несколько человек летело прямо на меня.

Глава 24

Едкий запах дыма резал глаза. Видимость резко ухудшилась.

Вражеский отряд примерно в десяток бойцов рвался к моему знамени. Прямиком ко мне.

Те сотоварищи, что гарцевали вблизи, приметили опасность, стали разворачиваться. Выступать вперед, прикрывая меня и моих телохранителей. Но их было не так чтобы много. Прилично, но недостаточно.

И не успевали они в полной мере. Разошлись на фланги.

Враг все ближе и ближе. Время словно замедлилось.

Черт, не люблю я эти конные сшибки. Когда ноги на земле – чувствую себя в несколько раз увереннее. Равных мне в поединке в эти времена – нет, а вот на скаку… Дело иного толка. Здесь особо не пофехтуешь и навык несколько иной нужен.

Разогнаться и ударить вовремя с лета.

Проломить защиту противника. А дальше – умчаться куда-то вдаль. И, что важно – выжить!

Абдула выругался, вскинул лук, пустил стрелу. Та чиркнула по плечу одному из несущихся на нас. Тот даже не заметил. Вторая вылетела из колчана, легла на тетиву. Вот-вот уйдет во врагов, но третей уже не будет.

Нас ждет сабельный бой.

Грохнуло несколько пистолетов с фланга. Бойцы из сотни Якова, мои самые близкие сотоварищи с которыми я прошел огонь и воду торопились на помощь. Не успевали. Три лошади врагов поднялись на дыбы. Наездники полетели кубарем. Кто-то безумно орал.

Я видел, как человек схватился за лицо и понимал, пуля пробила ему глазницу.

На землю он упадет уже мертвым.

Богдан помчался вперед, заорал что есть сил и тоже разрядил свой огнестрел. Сабля была у него в руке. Миг и они схлестнутся с одним из врагов. Я, отводя своего скакуна пятками чуть назад и вбок, последовал его примеру.

Бабах! И сразу еще один, следом.

Это Пантелей.

Противники рассчитывали на один-единственный яростный удар. Иного варианта у них не имелось. Рывок и максимальный урон в стычке. Без выстрелов и подготовки. Без луков и пускания стрел.

Сшибка, последняя яростная, беспощадная атака. Убить как можно больше и погибнуть со славой.

Они понимали, что уже мертвы или схвачены. Решили сделать все возможное.

Мы дали отпор, как могли. Еще до столкновения их отряд прилично уменьшился. От больше, чем десятка осталось пятеро. Но они были настроены серьезно, прорывались ко мне. Им во фланг летело несколько моих доспешных бойцов. Только отставали на несколько мгновений. Совсем немного.

Я успел разрядить еще один рейтпистолет. Противник, несшийся первым, кувырком полетел с лошади. Миг. Вскинул саблю, держа ее в позиции, выставив вперед, готовый отбиваться. Они уже близко. Запах пота, лошадей, страха.

Мгновенье. Удар.

Сила была невероятная, казалось, сабля сейчас вылетит из рук. Меня слегка развернуло в седле. Но мастерство помогло. Я компенсировал отдачу, чуть вывернув клинок и спуская удар. По инерции атаковал сам. Толкнул коня вбок уводя. Рассек воздух.

Ощутил сопротивление.

Сталь издала чавкающий звук. Взревела напуганная лошадь.

Доли секунды. Куда попал за столь короткое время – непонятно. Но, видимо, успешно. Конь понес противника. Тот, с кем я столкнулся, уже был не опасен. По крайней мере, ближайшие несколько секунд. Да и… Скорее всего, он не жилец.

Точно, звук падающего тела. За спиной.

Смотреть некогда, да и бессмысленно.

Стучали копыта, ржали лошади. Но враги рвались к нам, пробиваясь через заслон. Пытались отбить знамя. Что-то не нравилось им в нем. Нечто сакральное. Смотришь и как будто сам господь глядит на тебя с этого образа. С укоризной требует выдать отчет о проделанных благих делах.

А если нет… То что? Казнь, скорее всего. Или тридцать и три несчастья.

Пантелей, замерший вблизи, сработал древком.

Бить как копьем невозможно. Это же священное полотно изгадить, порвать. Именно этого добивался враг. Поругать честь отряда и прапора. Поэтому богатырь орудовал задней частью. На нем тоже был шип и бил служилый человек не как на рыцарских турнирах с разлету лоб в лоб, а больше по диагонали.

Враг отвел от себя саблей в последний момент, но древко угодило в лошадь. Пропороло бок. Животное взвилось на дыбы от боли. Заржало истерически. Даже мне, тертому калачу, было жаль зверя, погибающего в битве людей.

Всадник не удержался, улетел куда-то назад. Шлепнулся спиной, знатно приложился, извернулся было. Но круп умирающего коня рухнул сверху. Хрустнули кости.

На это все кончилось. Мы отбились от яростной, но безумной попытки прорваться. Врагов вокруг не осталось.

Наша полутысяча тем временем добивала и пленила тех, кто оставался живым.

Бойцы гоняли ошалелых беглецов по посаду, гикали, изредка постреливали из пистолетов.

Я всмотрелся в башни и стены Тулы. Там шла некая суета. Люди бегали, мельтешили. Но признаков того, что по нам будут бить, я не замечал. Видимо, доводы мои, сформировавшиеся чуть раньше, оказались верны.

Экономия пороха и ядер при отсутствии прямой угрозы штурма.

– Кха… господарь. Все ли хорошо? – Появился Яков.

– Да. – Я аккуратно протирал саблю тряпицей.

На клинке была кровь. Тот, чьей она оказалась, рухнул с коня, не уйдя и пятидесяти шагов в поле. Рассек я ему живот. Лежал боец и умирал. Уже не помочь ничем. Только если обить, чтобы не мучился.

Уверен, этим займутся другие бойцы.

Не с руки мне, воеводе и господарю таким заниматься.

– Нужно бы гонца послать. – Проговорил, успокаивая биение сердца. Все же конная сшибка будоражила организм, не то, что рукопашная схватка, где я чувствовал себя хозяином положения.

– Можно, только как бы не убили.

– Риск есть, но служба. Найди толкового человека.

– Кха… Черт. Сделаю господарь, сейчас. – Он поклонился, отъехал.

Прошло минут пять.

На краю посада, у самого въезда в него мы разбили импровизированный штаб. Здесь имелся какой-то навес. По приказу из близлежащего дома вытащили стол и лавки. Само здание освободили от всего, чтобы туда можно было поместить пленных.

Мои люди как раз сгоняли сюда оставшихся в живых.

Побитых, посеченных, со связанными руками. Кто-то был окровавлен, кто-то стонал. Но все были в сознании, подавлены и растеряны.

Убитых стаскивали также к краю поселения. Негоже оставлять трупы посреди улиц и чьих-то жилых домов. Так до болезней один шаг. Все ценное собрать, тела похоронить. Желательно, на каком-то кладбище.

Вблизи, чуть восточнее виднелись купола какой-то деревянной церквушки. А значит, вполне могло там быть кладбище. И, вдруг такое чудо случится, батюшка свой пост не покинул. Ну, всякое же бывает. Вон в Дедилове несмотря на смерть самого города, полное его безлюдье отец за церковью следил. И вокруг него и этого священного для людей места какая-то жизнь оставалась.

Может, и здесь так же.

Разобраться надо. Поэтому – отправил туда усиленный разъезд.

Бойцы, выходя из посада, подводили коней и тащили снаряжение. Складывали во дворе, который я облюбовал под штаб. Приспособили под это какой-то сарай и небольшой сеновал. Все это нужно было посчитать, описать и внести, по подходу основных сил, в наш обоз. Он же по совместительству арсенал армии.

Пошли доклады.

Серьезных потерь не было. Четверо получили царапины и ссадины. Одному рассекли ухо – не смертельно, но крови много и видимость увечья приличная. Ну и еще один со стреляной раной в руке оказался.

В общем от этой вылазки сплошные плюсы.

Пленных было чуть больше полусотни.

Люди мои отнеслись к ним не очень-то по-доброму. Толкали, тянули, пинками самых несговорчивых, ноющих и пытающихся увещевать и молить о пощаде людей. Но, если так задуматься, по законам военного времени все они предатели и дезертиры. То, что они давали клятвы и с легкостью нарушили их, переметнулись от одного воеводы к другому – говорило о многом. А потом еще, как только запахло жареным, что? Сбежали.

Бесчестье и позор.

Появился Яков, который вел под уздцы лошадь одного из своих подчиненных. Это был тот, кого предлагалось отправить от лица отряда и всей армии, а также от моего имени к воротам.

Переговорили.

Боец кивал, хмурился, но в целом все на лету понимал. Раз надо – то готов рискнуть и сделать.

План такой – подъехать, поприветствовать, обозначить, что Игорь Васильевич Данилов с людьми под стены города подошел. А еще, что важное – не желает он какого-то горя горожанам. Не желает кровопролития, резни и стрельбы. А также не хочется ему подвергать крепость и штурму, и осаде.

Совершенно.

Хватит русским людям убивать русских. Довольно.

Желает он на Москву идти и Царя там всем миром, всей землей выбирать. Собор земский собрать. Шуйского в монастырь отправить. Ляхам отпор дать, Смоленск освободить, и шведов, что на севере засели с территории страны нашей славной – выдворить.

Смотрел я в глаза посыльного и понимал, что этот выложится по полной, сделает все возможное или даже больше. Дослушал, кивнул, двинулся к воротам, прихватив какую-то белую тряпицу, чтобы обозначить себя, как посла доброй воли. Что поговорить идет. Зависело все от слушающих. Кто там будет и что воевода местный по этому поводу думает.

Я бы сам пошел, только. Риск не оправданный.

Да и как – уже не по чину мне снизу от земли на стену орать.

Если не выйдет говорить, то как-то письмо передадим. Так-то – тайный ход нам известен. Хоть и узкий он по словам дедиловского батюшки, но хоженый вполне. Через него как-то можно действовать.

А пока, находясь в удалении от стен, чтобы не попасть под внезапные залпы орудий и какой-то рейд, вылазку занялся управлением.

Первым делом разослал окрест дозоры.

Дальние и ближние, чтобы никто нас не окружил и в тыл не зашел.

Земля близ Тулы постройками богата была. Посад прямо приличный. Слобод много. Одна в другу перетекает. Прямо город. Только опустевший. Но, это же мы предварительно глянули только. А так, если хорошо разведать, может, и остался кто.

Вот этим и должны были заняться разведчики.

За городом южнее текла Упа. На западе, как мне доложили, присутствовали некие инженерные сооружения – плотина. Мы их вроде бы видели, когда шли из рейда по захвату Лжедмитрия. Они как раз вблизи калужской дороги располагались. Там же, западнее места, где мы на некотором возвышении встали лагерем, оказалось несколько ручьев. Вода вполне питьевая, чистая.

Нашлись остовы старого военного лагеря, видимо, того, которым стояли здесь войска при битве за город с Болотниковцами. Именно в этом месте, чтобы не выдумывать лишнего решил я ставить свой войсковой лагерь.

Получалось, что основные силы Трубецкого будут к вечеру, как и основное мое воинство. Мы прилично так вырвались вперед всем авангардом. Обозным подводам приходилось двигаться ощутимо медленнее, преодолевая огрехи рельефа, петляя по дороге, что тянулась от Дедилова к Туле.

Когда с дозорами и разведкой все было налажено, а место под лагерь найдено пришла пора допросов. Нужно было пообщаться всех этих пленных. Кто они и как так вышло, что бежали. Вызывал человек по пять – семь. Их приводили, ставили на колени. Говорил с ними. Начал с простого, времени же было у меня прилично.

Преимущественно среди дезертиров оказались пожилые, опытные вояки.

Молодежи раз, два и все.

Снаряжены довольно хорошо. Это видно было по горе имущества, что деловито разбирало несколько моих бойцов, наводя порядок. Сали, копья, саадачные наборы считай на всех. Несколько аркебуз и пистолетов тоже нашлось. Примерно из расчета на каждого десятого по огнестрелу. Это было прямо довольно много для поместной конницы. И также на каждого четвертого – доспех. Да – железных образцов – бехтерцев, юшманов, кольчуг было всего семь. Причем пять – это что-то не очень идентифицируемое. Вроде бы больше бахтерцы на боковых ремнях. Но – чиненые перечиненные. Кое-где кольчатое полотно заменяло выбитые пластины, кое-где наоборот.

Поэтому вид стальное защитное обмундирование имело странный.

Остальное, это тигеляи. Простеганные халаты, прочные, некоторые даже просоленные для крепости. Мисюрок было штук тридцать на всех. И это неплохой улов. Укрепить свои сотни – дело важное.

Навис я над первой порцией пленных.

– Ну что, граждане, дезертиры. – Проговорил я…

Начался допрос и расспрос.

Изначально было ясно, что это те самые люди, стоящие за Сумбулова. В общих чертах за полчаса рутинной работы стало понятно, что они, больше сдрейфили. Струсили и удрали. Не то чтобы они сильно стояли за Шуского или кого-то еще из бояр. Нет. Они были приближены к самому Исааку Никитичу. Кто-то участвовал с ним в ночной вылазке, но, когда понял, что дело пахнет киросином, отступился. Многие просто были из сотен, кто стояли за него, и сам он их набирал.

И когда стало ясно, что лидер их «партии» схвачен, перетрусили. Испугались резни.

Как говорится – все побежали, и я побежал.

Также стало ясно, что еще с полсотни рассеялось и развалилось, не дойдя до Тулы. Да – большинство, отступив из лагеря, как-то скооперировались и двинулись к городу. Медленно, неуверенно. Но кто-то сам решил в одиночку и с товарищами вершить свою судьбу. Часть думала уйти обратно в Рязань и черт с ним с походом. Кто-то к Димитрию пошел. Не знал они, что я его пленил, думали, собранное войско идет к городу. Ляпунов же всем не сказал об этом. Плохо стало старику.

Выходило, что поддались панике и удирали. Вот и весь сказ.

Раз здесь туго, отправились икать лучшего места.

Из интересного, люди, которые близко к Сумбулову стояли, раскололись. Подтвердили, что Тренко мне рассказывал после жесткого допроса и пыток своего недруга Исаака Никитича. Что сами, мол – они нет, ни в коем разе, как можно… Они только за Ляпунова и за землю рязанскую и вообще испугались, смутились и убрались подобру по здорову зи лагеря.