Текст книги "Патриот. Смута. Том 6 (СИ)"

Автор книги: Евгений Колдаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Ляпунов на нас идет. К Дедилову, получается. А шел к Туле. И Лжедмитрий туда же шел. А тут про то, что мы южнее стоим, прознал рязанский воевода и повернул воинство свое. Интересно, у него был план, что с городом делать? Или так же как у нашего воровского царского пленника?

Это все невероятно интересно.

И неясно, чего от этого деятеля Смуты ждать. Но вначале поприветствовать людей надобно.

– Собратья! Рад вам! Рад всем! – Приподнялся в седле, выкрикнул громко. – Идем в лагерь!

– Ура! – Разнеслось стройное.

Мои бойцы подхватили этот древний боевой клич. Примешалось к нему «Гойда», «Идем», «Вперед», «Слава». Грозный шум стоял над полем.

А я продолжил вопросы Тренко задавать.

– И как? С войной, хитростью, миром? Как идут? – Может, Тренко по переписке и данным от гонцов что-то толковое ответит.

– Сложно господарь. – Он плечами пожал. – Это ты у нас мудрый, несмотря на годы твои в интригах, и этой политике, разбирающийся. А я, я воевать умею, не лясы точить.

Да, не помог ты мне, мой зам. Но, в целом, ожидаемо.

Потер я лицо ладонью, подумал, спросил:

– Ну, так ты скажи. Письма какие-то он же передавал?

– Да нет. Так переговорили, встретились дозорные. Потом еще раз, ну и сообщили, что завтра к вечеру войско их к Дедилову выйдет. – Он помялся, добавил – Думали они к Туле сразу идти, но, узнав, что мы здесь, решили крюк сделать.

Встретились и переговорили, это уже неплохо. Но посекли и не постреляли, значит, шанс на мирные переговоры есть.

– Ясно. Крюк. – Я задумался.

Хитрость ли это Ляпуновская. Хотел ли он вместе со Лжедмитрием против меня действовать, раз к городу шел изначально. Туда же, куда и царик. Или совпадение все это.

Сложно. У Лжедмитрия можно попробовать спросить, но он после наших разговоров все больше подвывал в седле. Плакал, трясся. Что-то сломалось в нем. Некий выстроенный стержень защиты дрогнул, и разум человека пошатнулся. Уж очень глубоко загнал он внутрь себя сына Веревкина. А выпятил царственную особу.

А здесь – я весь этот миф с землей смешал. Жестко и решительно.

Вот и не выдержал. Но, может быть и отойдет. День-то уже к вечеру. Как лагерем станем, поговорю. Это точно.

А по Ляпунову и его проискам. Кто знает? Как понять, если с человеком за стол переговоров не сел еще. Он же себя зарекомендовал, как сума переметная. Хотя судя по тому, что первое ополчение все же сколотить вместе с Трубецким и Заруцким смог – значит, личность сильная, неординарная.

Только вот в реальной истории все плохо для него закончилось.

Если так задуматься, что что-то не так пошло. Ведь родня его заговор в Москве против Шуйского готовила. Провернула. Но как-то быстро их семибоярщина оттеснила и… Обманула может?

Ляха на престол сажать стали – Владислава, сына Сигизмунда.

А Ляпуновы, судя по всему, больше за русского человека были. Или они просто исполнители? Или обманутые?

Покачал головой. История Смуты, дело сложное. Мы-то итоги знаем, причем сильно искаженные, потому что, как известно историю пишут победители. Думаю, все, что Романовых в плохом свете упоминало, было убрано. А вот про других – выставлено.

Сейчас в моем времени, конечно, копают историки. Изучают, материалов-то все больше. Только вот все эти хитросплетения и интриги… По ним же отчетов нет. Да и архивы пострадали сильно.

Вот, к примеру, Скопин. Это я узнал, что отравили его Мстиславские, чтобы Шуйских подставить. А в моем времени непонятно это.

Непросто. Все сложнее сейчас будет, потому что на познания все меньше полагаться можно. Да и саму историю я прилично так уже изменил.

А что рязанец?

Встретимся, поговорим, там и понятно будет.

Свои войска готовить надо, это к гадалке не ходи. Лагерь укреплять, на случай удара. Хорошо, что у нас еще сутки в запасе. И кони отдохнут наши и люди. Подготовиться можно успеть получше. Они-то утомленные, подойдут, с марша, а мы свежие, к бою и всяким провокациям готовые.

Поглядим, что задумал рязанский воевода.

– Ясно. – Подытожил я свои мысли и неспешный разговор с Тренко.

Двинулись на юг.

Чем ближе мы подходили к укреплениям, тем больше я понимал, что это действительно не просто острог, а настоящая крепость. Да, небольшая – ощутимо меньше тульской и даже Елецкой. Но – приличный такой кремль. Не просто острог, как близ талицких бродов или у того же атамана Жука.

Больше, массивнее, грознее. В несколько раз.

Располагалось основное укрепление на высоком холме, нависающем над рекой, что протекала с запада. В голове всплыло название Шиворонь. С севера и востока, как раз, откуда двигались мы, дорогу преграждали пара озер и череда оврагов. Местность для боя и штурма плохо подходящая. Силы развернуть не так чтобы легко.

А вот обороняющимся, хорошо знакомым с рельефом местности, раздолье.

Воинству моему пришлось прилично пропетлять, преодолевая эти естественные земляные и водные преграды.

Присмотревшись, я понял, что у этой крепости имеется пара рубленых стен. То есть сооружения здесь были вполне крепкие, строились и готовились для серьезного боя. Правда, часть из них была порушена, завалена и сожжена. Сама форма центральных укреплений лагеря – эдакий неправильный четырехугольник, больше трапеция.

Помимо стен имелись трехуровневые башни с бойницами.

На них также имелись признаки пожара. Северо-западный угол, пострадавший больше всего, выглядел как раз как место, где должна стоять еще одна. Но ее там не было. Бревна валялись, но по объемам их можно было судить – что многое растащили за несколько лет после случившейся здесь битвы.

Выглядело все безжизненно.

Внутри, опять же через большой пролом виднелись купола не тронутой пожаром церкви. И прочие дворовые постройки. Все, как в Воронеже – достаточно плотно и близко. Только здесь оно имело приличные и обширные признаки пожара и полнейшего запустения.

– Тренко. – Я поравнялся со своим замом. – А как вы крепость-то эту взяли?

Он хохотнул, улыбнулся.

– Господарь. Да никак. Брать нечего было. Здесь было от силы человек тридцать. Для дозора да – много. Крепкая такая сторожа, против лиходеев всяких, чтобы не совались. – Он скривился. – А для обороны, сам понимаешь, Игорь Васильевич.

Да, тридцать человек такую крепость держать, конечно, могли какое-то время. Имей они пушки, запас пороха и невероятную волю к победе. Насчет последнего я очень сомневался. Да и смысл в этом?

Но, странно же.

– Как так. – Я был немного обескуражен. – Неужто настолько земля обезлюдила русская?

– Да. Судя по всему. Тут же года три назад с войсками Ивана Исаевича битва была. Победил воевода казацкий. Но, сильно крепости досталось. – Он плечами пожал. – Укрепления хорошие, только чинить это все надо. Месяц, может два. Часть использовать, можно, а часть… Мы с Филаретом обсудили, господарь, решили, что все равно все туда не вместимся, вот и окрест лагерь поставили.

– А там вообще, живой-то кто есть?

– Отец святой из храма не ушел. Ну и так, несколько семей близ него живут. Дома, то есть, не сожженные. Вот и заняли их людишки какие-то.

– А пленных не взяли?

Он погрустнел, покачал головой.

– Не серчай, господарь. Обоз, дело такое. Мы пока даже передовыми силами подошли, гарнизон и след простыл.

– А от Тулы вообще разъезды какие, разведка, были?

– Да. Пытались перехватить, но пока неудачно. – Он вздохнул. – Боятся они, близко не подходят. Чувствуют, что охотимся мы на них. Понимаю я, что сведения о городе нужны. О Туле, да только пока… Не гневись, господарь, неудачно.

– Ясно. – Я ответил холодно.

Хвалить не за что, но и ругать как-то тоже. Всякое бывает. Думаю этот дозорный отряд, что в крепости стоял, убрался отсюда очень быстро. А людей здесь служилых так мало, потому что Шуйский собрал всех в Москве. На прикрытие Тулы и то сил нет. А этот аванпост, он и не так важен. Недаром его жизнь от средней крепостцы будет постепенно скатываться к поселку. Если сейчас место зовется Дадиловом, а на карте вообще Дедославль написано было – то есть целый город. В мое время, это же деревня – Дедилово. Да, крупная, но лишившаяся звания города.

Тула победила. И уже сейчас, потому как люди туда сбежали, это прослеживалось.

Двинулись дальше.

Через полчаса где-то по моим прикидкам, петляя между оврагами, когда солнце уже почти закатилось за высокие деревья на западе, мы въехали в лагерь вокруг Дедилово. Посад, даже если бы я раньше был здесь, сейчас не узнать, это точно. Слишком много шатров, служилых людей и всякого военного окрест.

Город нависал над нами, размещаясь на высоте.

Саму крепость никто не трогал и не пытался восстанавливать. Слишком сложно, трудозатратно, да и бессмысленно. Зато вокруг Филка со своими людьми уже оборудовал очень годные земляные сооружения. Настоящую крепость, за стенами остатков деревянной, ставшей по факту – сердцем, кремлем лагеря.

Хотя может быть здесь ранее уже стояли войска. Под Тверью шли бои, здесь тоже царские войска с болотниковцами рубились. Еще царское войско ходило к Ельцу. Сотнику, инженеру и артиллеристу, скорее всего, нужно было только лишь обновить и улучшить существующее. Да и рельеф местности благоволил. Слишком изломанный он был оврагами, озерами, небольшими болотцами.

Уверен, голландцы работали с Филаретом ним в тандеме.

Хорошо, что я перетянул их в свой стан. И, думаю, они очень рады будут увидеть царика.

Ну что же. Впереди у меня сутки, и будем встречать мы рязанцев. Поглядим, что день завтрашний покажет. Письма ему напишу. Гляну, что ответит Ляпунов.

Лагерь встречал меня восторженными криками.

Пехота, что тренировалась за его пределами, вблизи от основного въезда с северной стороны, построилась, вышла к пути нашего следования ровными рядами. Люди ликовали, подкидывали вверх шапки, орали громогласное – «Ура!». Раскатывался этот крик по всему полю окрест. Птицы с деревьев, что над рекой росли, взлетали и уносились подальше. Пугал их такой шум.

Француз на лошади подъехал, встал на стременах, снял шляпу и махнул ею.

– Приветствую, Игорь Васильевич.

Я приметил в строе своих бойцов несколько десятков голландцев. Все же пехоту они муштровали вместе. Отлично. Понятно, что за несколько дней выучить до автоматизма тому, что знали иностранцы невозможно. Слишком мало времени. Но, заложить базу на уже имеющийся боевой опыт – дело важное.

– Доброго вечера, Франсуа. – Кивнул в ответ.

– Вижу, добыл, ирфант, ты этого Диметриуса. – Он покачал головой, чуть приблизился, поглядел по сторонам, видимо, ища голландцев. Кроме них нас же больше никто в войске не понимали. – Скажи честно… Ангел ты, архангел или сам дьявол?

Я с трудом сдержал смех, смотрел на него с веселой улыбкой.

– Франсуа. Друг мой…

При этих словах он чуть повеселел, хотя до этого выглядел устало и озадаченно. А я продолжил, не спеша.

– Не ищи мистики и чудес. Я человек, но… – А что мне было делать, как не сказать следующее. Ведь, по сути, в каждом моем деле можно было увидеть некое божественное проявление. – Но… Кто знает. Ведь порой за плечами человека стоит господь и направляет его. Стоит ли он за мной, Франсуа, я не ведаю. Я лишь делаю, что должен. И надеюсь, что выйдет так, как считаю нужным.

– Я и не надеялся, что ты скажешь проще. – Хмыкнул он.

– Собирай людей. В лагере сейчас место найдем. У острога. Будет небольшое… – Не нравилось мне это слово, но, пожалуй, оно лучше всего характеризовало суть того, что я задумал. – Небольшое представление устрою. Покажу людям воровского царя.

Он кивнул.

Мы разминулись, Франсуа двинулся на ломанном русском раздавать приказы, говоря, что на сегодня тренировки окончены. А мы, конным отрядом двинулись дальше.

В лагере люди сгрудились у укреплений, сооруженных у въезда с нашей стороны. Радовались, кричали. Общее ликование постигло все собравшихся.

Отпустив большую часть своей полутысячи. Вручив ее их полутысяцкому Тренко я с малым отрядом – сотней Якова и телохранителями въехал внутрь. Лучше бы, конечно, коней оставить вне фортификации, но до острога, казалось, мне, пройти колонной символично.

– Яков, идем колонной по трое. Впереди ты, я, этот хмырь. – Я кивнул на более-менее успокоившегося и со страхом поглядывающего по сторонам сына Веревкина. – И телохранители.

– Сделаем.

Назад был передан приказ. Бойцы приосанились, и мы двинулись вперед.

– Знамя! Пантелей!

Богатырь вскинул пику, прапор хлопнул на ветру, поднялся и начал развиваться над острием нашей колонны.

Лжедмитрий вновь завыл. Ему становилось все более и более страшно. А присутствие знамени Ивана Грозного, как будто лишило его последних сил. Вновь вывело из разума в плоскость безумного мышления.

Но, мне было плевать. Сейчас был мой триумф. Мои люди должны видеть, что мы сделали. Вечером они еще услышат рассказ о том, как! Как, черт возьми, все это прошло. И их боевой дух и вера в меня вырастут еще.

А все это нужно, для дальнейших побед. Для свершений. Для веры в свои силы.

И, после победы, для того, чтобы понимали они, ради чего и как Смуту мы сломили.

Мы шли ровной колонной, насколько позволяла выучка. Все же до наполеоновских времен, где бойцы научились идти стремя к стремени, этим людям было далеко. Но, они старались. Они ощущали значимость происходящего. Горды были тем, что происходят здесь и сейчас.

Дошли до холма.

Надо было подняться. Самое лучшее место для размещения этого человека – у въездных ворот у башни, чтобы все видели. Там как раз приличных размеров площадь была. Видел, что дежурили там, охраняли вход в город мои бойцы.

– Сотню размещая, Яков и передай всем. – Я скривился в довольной усмешке. – Что воровской человек, что царем Дмитрием звался будет под охраной у башни сидеть. Все, кто хочет, пусть идут и смотрят.

Сотник закивал.

– Для этого мне человек двадцать твоих надо, чтобы охрану организовать. Да и мой шатер, думаю, лучше всего на возвышенности поставить.

– А может дом воеводы в кремле занять? – Предложил сотник.

– И то верно. Можно и его.

Я, мои телохранители и двадцать человек из сотни Якова начали подъем. Шли пешком, лошади уже сильно устали, и всех их я распорядился передать Якову, чтобы о них позаботились. Конь же это не человек. Бойца можно и вдохновить, и поощрить, многое зависит от того, в каком настроении человек сражается, насколько он готов рисковать собой, жертвовать, тратить силы. А с животным… Нет такого. Нет у них никакого чувства патриотизма. Воздействовать на них можно только кнутом и пряником, причем, считай, в прямом смысле этого слова.

Поднялись мы, разместились.

Десяти бойцам я поручил следить за тем, чтобы никто из пришедших, а их уверен будет весь лагерь, даже не думал причинить Лжедмитрию зло. Ни бить его, ни пытать, ни мучать. Ни в коем разе. Он нужен живой и здоровый. Поэтому хранить его нужно было очень и очень тщательно.

Для этих целей с ними оставил Пантелея. Человека доверенного и невероятно преданного. На него я мог положиться, как на самого себя.

Еще десять пойдут со мной в кремль. Глянем, что там, да как. С батюшкой в храме поговорим. Может, кто из местных чего расскажет толкового, полезного про Тулу, про всю ситуацию.

А пока нужно поговорить с Лжедмитрием.

Мои люди усадили его на бревно у самих ворот. Тут их валялось довольно много. Охрана входа смотрела на нас с выпученными глазами. Во-первых, я вернулся, господарь их, и вести себя нужно было максимально солидно и боевито. Во-вторых, тут же воровского царя привезли. Показывают. А пост-то покинуть нельзя, а как же хочется.

Вот и страдали они.

Присел я напротив воровского царя, уставился на него. Выглядел человек получше, чем утром. Успокоился, поглядывал по сторонам. Глаза красные, зареванные, но сопли вроде утер, хотя лицо было грязным, прямо даже чумазым.

– Вопросы у меня к тебе. – Проговорил холодно.

Он поднял безжизненный взгляд, вздохнул.

* * *

От автора

Большие скидки на все книги и серии от Валерия Гурова!

/post/723989

Глава 13

Мы смотрели друг на друга.

Через пару мгновений Лжедмитрий не выдержал, отвел взгляд.

– Ты победил, чего тебе еще нужно. Я… Я никто. Я уже ходячий мертвец. Посмешище. Скоморох.

– Так вышло… – С трудом мне удалось не назвать его по имени. Как-то само аж на язык лезло. Но решил не рисковать, не ввергать этого человека вновь в приступ безумия. Мне нужна была информация. А начни опять выть, стенать и все вот это, какой толк? Помедлив, продолжил – Так вышло, что ты сам все это с собой сделал.

Глаза его вновь слезами наполнились.

– Я не мог по-другому. Не мог. Понимаешь.

– Послушай. – Я говорил хоть и холодно, но без какой-то злобы.

Вздохнул.

А что мне, черт возьми, ему говорить?

Весь день я обдумывал ситуацию и, несмотря на то, что испытывал презрение и, чего греха таить, ненависть к этому человеку, понимал следующее. Не только он виноват в творящемся с моей Родиной. Даже нет – виноват-то, конечно, он, но не в первых рядах, а в том числе. В какой-то мере этот Матвей, сын Веревкин из Северской стороны – заложник обстоятельств. Его нашли, почему-то именно его, вытащили наружу, назвали царем все те, кому он отказать не мог.

Выбор – либо ты царь, либо пытки и смерть. Казалось бы безвыходная ситуация.

А вот что дальше было – это уже тонкости.

Да, отвратительно выдавать себя за царя. Ужасно, когда этим пользуются враги твоей страны. Те, кто несет ей смерти, разорение и множество бед.

Но, с иной стороны. И до этого человека все уже неспокойно было. Годунов, Первый самозванец, только потом Шуйский, за ним Болотников и вот… Лжедмитрий второй.

А сколько еще всяких более мелких – Петров и иных детей, внуков и прочих родичей царской крови? Не сосчитать.

Этот лишь марионетка. Простая пешка в боярской игре за трон. Отвратная такая, гнилая и больная пешечка, но… Не актор, не планировщик всех этих ужасов.

Этого не оправдывает. Нисколько.

Только вот те, кто все это задумал, они же еще больше виновны. Именно их нужно всех разоблачить, лишить всего. Удалить от власти и от возможности хоть как-то влиять на судьбы государственные.

Один раз замазались – второго шанса лучше не давать.

Поэтому убивать Леждмитрия нельзя. Первое – он многое знает, вопрос как только это все вытащить из его головы. Пытать нельзя. Он наговорит того, что я услышать хочу, а должен правду. Как на самом деле ситуация складывалась. Кто за ним стоял. Кто поддерживал и почему. Второе. Его должны видеть все. Как можно больше человек должны понять, что он созданный какими-то силами воровской царик. Никакой не Рюрикович и об этом надо с ним поговорить. Если здесь, передо мной, еще есть что-то человечное в этом существе.

Надеюсь, он в разуме и не скатится вновь в свое сопливое безумие.

Такой исход меня не устраивал. По крайней мере – пока.

– Послушай. – Повторил я. – Ты же хочешь жить?

– Все хотят. Любая тварь, богом созданная. – Ответил он, хлюпнув носом. – А я, я даже не знаю.

Рано было давить на него и объяснять, как ему следовало выжить и на что пойти ради этого. Опять он отправится в пучину безумия. Видел я, что балансирует он на грани, по тонкому льду ходит.

Поэтому жесткий допрос придется отложить.

Пускай люди ходят, смотрят на него. От этого, уверен, его вера в то, что он все же не царь понемногу уменьшится. Вернется тот человек, кем он был несколько лет назад, и уже с ним можно будет как-то договариваться.

Проговорил, помедлив:

– Пока у меня к тебе два вопроса.

– Хорошо. – Он вздохнул. – Хорошо.

– Первый. Тула должна была вам открыть ворота? Почему?

– Они ждали царя, и царь явился бы.

Это не значило ровным счетом ничего. Пришлось конкретизировать.

– У тебя или твоих людей, может, у Трубецкого были люди в Туле? Был лоялен воевода, или это только домыслы?

Пленник пожал плечами, поплотнее закутался в кафтан. Ему явно было неуютно, но и ветер здесь все же дул неслабый.

– Перед царем открываются многие ворота. Тула, думаю, открась бы.

– Ясно. – Так-то по факту непонятно ничего, но больше, видно было, не скажет этот человек ничего. Хоть избей его и пытай. Ответил, что думал. Ладно, дальше идем. – Второй вопрос. Ляпунов. Ты с ним переписку вел?

– Нецарское дело с мутными воеводами говорить. Да еще и письма писать. Ляпунов, сума переметная. – Скривился Лжедмитрий. – Князь вроде с ним списывался. Говорил я ему, брось, дурная затея. Не с нами он, нет веры ему в царя. Но нет, писал, общался князь. Думал, выйдет что.

– Ты знаешь, что Ляпунов сюда идет?

В глазах его появился какой-то проблеска надежды.

– Меня спа… – Глаза потухли вмиг, и он замотал головой. – Нет, нет… Так только хуже будет. Нет, лучше здесь. Не с ним.

– Почему хуже?

– Этот на кол меня посадит и вся недолга. У них с Голицыными свои дела. Своего царя хотят. А я… Не их.

Очень хотелось спросить, а чей? Чей ты! Черт тебя дери, но сдержался.

Нельзя. Этот человек должен как можно быстрее принять свое прошлое я. Вернуться должен простой попович. С ним-то я смогу общий язык найти и хоть как-то договориться. Вытащить из разума и памяти его то, что мне нужно было.

А вопросов-то много, ой много.

Поднялся, махнул охране рукой. Приказал, чтобы следили и хранили. Головой отвечали они предо мной.

Сам задумался.

Голицыны… Еще один род, давно я его не слышал. Но да, когда в Ельце раздумывал, общался с Григорием, и Войским о них речь шла. Только так, вскользь. Вроде не были они явными участниками всего творящегося безумия.

Хотя… Если припомнить, Голицын убил Федора Годунова, а незадолго до этого переметнулся к Лжедмитрию первому. Потом участвовал в заговоре против последнего. То есть, выходит, поддержал Шуйского. А потом, в реальной истории, после разгрома при Клушине – поучаствовал в заговоре против Шуйского.

М-да…

Так, а дальше что, что творил он после? Вроде как в составе семибоярщины были, но вместе с Филаретом Романовым они в посольстве к Сигизмунду были. Закончилось оно для них плачевно. Заключением. И если первый пережил его и вернулся домой к ставшему царем сыну. То второй – умер в заточении.

Получается, что Ляпунов, сума переметная, что Голицын. И, вроде бы, если так подумать, боярин – это голова, а вот рязанец – карающий меч. Опять же, против ляхов, в первом ополчении он участия принять не смог. А вот его протеже, как выходит, Ляпунов, идущий сюда – уже действовал самостоятельно.

Ну и натворил дел. Переоценил свои силы и был убит казаками Заруцкого.

Прискорбная участь, конечно, ведь это помешало завершению Смуты и оттянуло Земский Собор больше чем на год. Но, судя по перелетам этих двух человек – вполне закономерный исход. Риск взаимодействия с ними велик. Понимал это не только я. Предать могут, кинуть, подставить.

Ухо востро держать надо.

Я отошел от Лжедмитрия, позвал второй десяток людей, Богдана и Абдуллу.

– Так, здесь пока дела делаются, мы в город сходим. Хочу с батюшкой поговорить. Глянуть, что там за хоромы местного воеводы. Может, там, на постой и станем.

Люди, хоть и были утомлены, что виделось на их лицах – закивали. В церковь зайти после долгого похода, дело благочестивое, да и меня сопровождать они считали некоей привилегией. Ну и для отдыха место нужно. Ночь уже вот-вот вступит в свои права.

Мы двинулись через надвратную башню в город.

Охрана, что замерла у входа – поклонилась мне. Выглядели люди настороженно, собранно и боевито.

– Доброго здоровья, молодцы. – Проговорил я, проходя мимо.

– Рады стараться, господарь. – Отчеканил один.

Вошли мы внутрь стен.

Было здесь пространства больше, чем в Воронежском кремле, но ощутим меньше чем в самом городе. Домишки ютились друг к другу, образуя несколько улиц. Такие же маленькие, без окон, с небольшими вентиляционными отверстиями под крышей. От ворот к церкви, видимой на фоне маленьких одноэтажных построек, пролегал прямо путь.

Шли, поглядывали по сторонам.

Пейзаж, в последних лучах заходящего солнца удручал.

Казалось, что нет здесь вообще никого. Крысы только где-то шуршали. А может, мыши полевые, кто разберет. Еще птицы облюбовали некоторые крыши зданий. Безлюдно совершенно. Запустение и уныние. Дома покосившиеся стоят, не заботится о них никто уже несколько лет.

Многие, видимо, после боев в Тулу перешли.

Но, чем дальше вглубь, тем более живым казалась застройка. Видны были признаки укрепления некоторых строений. А уже вблизи самой церкви, когда до нее оставалось всего двора три, мы увидели первых людей.

Старик сидел, плел лапоть. На нас глаза незрячие поднял, прислушался.

Видно было, что человек либо слеп, либо очень близок к этому состоянию, но работает. Тутже за спиной его из какой-то хибары появилась девчушка, несущая какую-то плошку. Посмотрела на нас почти с ужасом и юркнула обратно. Тихо, как зверек затаилась в тенях дома.

М-да, до чего людей довели. При виде вооруженного отряда разбегаются в панике.

Наконец-то мы вышли к храму.

Здесь у его входа на небольшой свободной площади разместилось с десяток наших бойцов. Облюбовали они большое здание – терем воеводы. Стоял караул, еще несколько расхаживали, осматривали окрестные брошенные домики. В целом видно было, что служилые люди как-то сильно расслабились.

Завидев меня, те, что в карауле были, сразу же подтянулись.

Вперед десятник вышел, трусцой засеменил в нашу сторону.

Я пока что осматривался. В целом все просто. Прямо по центру храм. Слева от него неогороженный комплекс строений. Присмотрел я вот этот самый дом воеводы, иных вариантов не было. Сейчас, откуда торопился ко мне боец. Рядом несколько полуподземных сооружений. Арсеналы, видимо. Для пороха, оружия, свинца склады. Но двери сбиты, входы зияют черными провалами.

Уверен там пусто и сыро.

Еще чуть дальше – несколько амбаров. Житницы городские, на случай осады. В ведение воеводы и вблизи его жилища. Но тоже с выбитыми дверями, проломанными стенами. Там явно не было ровным счетом ничего. За всем этим, чуть дальше на северо-запад виднелись следы пожара, обвалившаяся башня и то, что осталось от стен.

Изнутри это выглядело еще хуже, чем снаружи.

Я понимал Тренко и Филько, почему сюда не загнали они наших бойцов и не начали ремонт. Все бы не вместились, это раз. На спусках с холма ставить малый лагерь, плохо, неудобно. Ровная поверхность в несколько раз лучше.

Да и табуны лошадей где-то пасти надо, а это приличное расстояние от городских стен. Ощутимо больше, чем от стен лагеря.

Строения не выглядели надежными. Да, будь сейчас зима – скорее всего, решение было иным. Но ввиду теплого времени года все это дольше приводить в порядок. Спать в строениях, где три года лютовали мыши, птицы и прочая живность, сомнительный план.

Но, думаю, близ церкви одну сотню разместить можно. Здесь самое обжитое место.

Вот и получалось, что небольшой гарнизон сотники сюда направили. Больше для порядка и присмотра за местными. А полностью занимать и ставить на постой людей в полуразрушенный кремль не стали.

К тому же вроде как сложный бой нам не предстоял. Пока. А значит, тратить силы на ремонт, а не на тренировки – плохой план.

Стены этой фортификации не выглядели надежно. Могли подвести. Лучше на такое не наедятся.

Побежал десятник, выпалил

– Господарь, мы здесь… Мы это. Терем воеводы в порядок привели, более-менее. На постой можно. Сами внизу комнату одну заняли. Меняемся. Караулим.

Смотрел на него, улыбнулся.

– Что в амбарах, в погребах?

Он смешался.

– Так пусто, господарь. – Повел плечами. – Все еще три года назад растащили. Местные так говорят. А потом уже они, что осталось, за это время уже тоже. Добили. Нет ничего.

– Ясно.

– Господарь. Мы в тереме палати срубили. Лавки из того, что есть. Ну и стол там. Стол есть, остался он. Печки давно не топленные были. Кое-что разваленное стоит, но в основном за пару дней, в порядок привели. Можно жить.

– Спасибо, сотоварищ. Гонца бы послать, есть такая возможность?

– Да, у нас тут несколько лошадей имеется. Что кому передать?

Коней я не видел, но, возможно, они стояли за теремом.

– Тренко, что сотников и воевод жду. Это раз. Второе, там, у ворот люди мои с воровским цариком. – При этих словах лицо десятника изменилось. Глаза полезли на лоб. А я продолжил. – Им, чтобы сюда его привели. Место годное. Здесь его и будем держать, вон… – Я махнул рукой. – У ступеней терема как раз посадим, а ночью в комнату. Третье – сотню Якова сюда всю. Для надежности.

– Сделаем, господарь.

Он поклонился, смотрел на меня, ждал.

– Работай, сотоварищ, а я до храма дойду.

С этими словами повернулся и двинулся к религиозному сооружению. Там, судя по звукам, шла служба.

Переглянулись мы, шапки стянули, двинулись через паперть. Поднялись, вошли в притвор.

Было темно, довольно душно. Пахло ладаном, как ни странно, был он у местного священника. Несколько десятков лучин коптилось, давая очень и очень мало света. С учетом того, что на улице был поздний вечер, здесь глазам было вообще тяжело.

Шла молитва. Но, приметив нас, батюшка сразу замолчал. Люди тоже затихли, обернулись. В воздухе повисло напряжение. Чувствовался липкий страх, исходящий от собравшихся.

Натерпелись они за Смуту многого.

Глаза привыкли, и разобрал я человек тридцать, собравшихся. В основном женщины, буквально пара стариков и несколько совсем еще малых детей, лет пять, семь. Вряд ли кому-то больше десяти. Хотя понять сложно – полумрак и истощенность. Худые, если не сказать тощие и изможденные все.

Все уставились на нас, вошедших. Но тут же опускали взгляд, замирали. Казалось, им хотелось попросту исчезнуть.

– Доброго вечера, народ дедиловский. – Я перекрестился широко, размашисто. – Не побеспокоим мы вас. Как служба закончится, поговорить я с батюшкой вашим хотел.

От алтарной зоны раздался дребезжащий голос. Говорил сухонький, согбенный мужичок средних лет.

– Кто будешь ты, добрый человек? – Нервничал. – Мы с воеводой Тренко Черновым гутарили. Все ему сказали. – Он попытался повысить голос, но чувствовалось, что переполняет его страх и петухом чуть зазвучал, сорвался, засипел. – Нет у нас ничего. – Закашлялся. – Ничего нет. Кроме слова божьего и того, что день дает светлый.

М-да, запугала их жизнь в край.

– Я, Игорь Васильевич Данилов. Мы не тронем вас. Мое слово.

Услышав мое имя, люди зашептали. Я видел, как в тенях, отбрасываемых лучинами, женщины переглядываются, перешептываются.

– Го… го… господарь. – Заикаясь, произнес батюшка. Речь его сильно изменилась, и в ней я слышал настоящий ужас. – Не признал я. Не признали мы. Прости нас грешных.

Он на колени бухнулся, а я скривился, слушая все это.

Люди тоже падали ниц, кланялись.

– Встаньте, довольно. – Я поднял руку, хотя и сомневался, что увидят мой жест. – Мы снаружи будем, чтобы не мешать вашему священному действию. Как закончишь, отец, приходи, разговор есть. Не бойся ничего. Я и мои люди никого не тронут.

– Я сейчас, я уже. – Засуетился он.