Текст книги "Присяга простору "
Автор книги: Евгений Евтушенко
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Во мне с тех самых детских унижений
есть неприязнь к чужому кошельку
и страх любых долгов и одолжений.
Когда перед собой я ставлю цель,
не жажду я участья никакого.
Кому-то быть обязанным —
как цепь,
которой ты к чужой руке прикован».
«Как цепь!
Ну что ж, тогда я в кандалах! —
Петр Щепочкин воскликнул шепоточком. —
Я каторжник!
Я весь кругом в долгах!
Вовек не расквитаться мне,
и точка!
Прикован я к России —
есть должок.
Я к старикам прикован,
к малым детям.
Я весь не человек —
сплошной ожог
от собственных цепей
и счастлив этим!»
«Вы человек такой,
а я другой… —
Чернов старался быть как можно мягче, —
Вы щедростью шумите,
как трубой
турист-канадец на хоккейном матче.
Бывает, Валя еле держит шприц,
зажата стиркой,
магазинной давкой,
и вдруг вы заявляетесь,
как принц,
швыряясь вашей северной надбавкой,
Но эта щедрость, Щепочкин, мелка.
Мы не бедны.
У вас плохое зренье.
Жалеть людей
наездом,
свысока,
отделавшись подачкой, —
оскорбленье,,»
И осенило Щепочкинв вдруг:
он,
призывая фильм-спектакль на помощь,
«Я – труп! – вскричал, —
Еще живой, но труп!
И рыданул: —
Зачем ты с трупом споришь!
Возьми ты десять тыщ,
потом отдашь,
Какой я щедрый!
Я валяю ваньку.
Тебе открою тайну —
я алкаш.
Моим деньгам, Чернов, ищу я няньку.
Пусть эти деньги смирно полежат, —
не то сопьюсь».
Он пальцы растопырил.
«Ты видишь!»
«Что!»
«Как что!»
«Они дрожат.
Особенная дрожь,
Тоска по спирту».
«Но Валя спирт могла достать,
а вам
шампанского красиво захотелось».
«Чернов,
недопустима мягкотелость
к таким, как я,
отрезанным ломтям!
С копыт я был бы сразу спиртом сбит,
и стало б меньше членом профсоюза.
На Севере,
смешав с шампанским спирт,
мы называем наш коктейль:
«Шампузо».
Но это лишь на скромный опохмел.
Я спирт предпочитаю без разводки.
Чернов, я ренегат,
предатель водки
и в тридцать пять морально одряхлел.
Бывает ностальгия и во рту.
Порой,
как зверь ощерившись клыкасто,
пью,
разболтав с водой,
зубную пасту,
поскольку она тоже на спирту.
Когда тоска по спирту жжет,
да так,
Что купорос могу себе позволить,
лосьоны пью,
пью маникюрный лак.
Способен и на жидкость для мозолей.
Недавно,
в белокаменной греша,
я у одной любительницы Рильке
опустошил флакон «Мадам Роша»,
и ничего —
вполне прошло под кильки…»
Оторопев от ужасов таких,
изображенных Щепочкиным живо,
Чернов спросил,
бестактно поступив:
«Но почему не перейти на пиво!»
Петр Щепочкин Шаляпиным в «Блохе»
захохотал,
аж затрясло открытку,
и выразилось в яростном плевке
презрение к подобному напитку,
«У нас его на Севере завал!
Облились пивом!
Спирт, ей-богу, слаще.
Я знал бы раньше —
сорганизовал тебе пивка спецбаночного ящик…»
«Как – баночного!»
«Думаешь, вранье!»
«Почти.
Из фантастических романов».
«А я, товарищ,
верю в громадье,
как говорят поэты,
наших планов,
Все будет.
Все, быть может, даже есть, —
лишь выяснится это чуть попозже,
но в том прекрасном будущем —
похоже —
не выпить мне уже
и не поесть.
Чернов, Чернов,
меня не понял ты.
До Сочи я еще в Москву заеду.
Мне там вошьют особую «торпеду»,
чтоб я не пил.
А выпью – Мне кранты,
Но при бутылках,
а не при свечах
я лягу в гроб,
достойнейший из трупов.
И как не выпить,
если там, в Сочах,
на стольких бедрах
столько хулахупов!
Инстинкты пожирают нас живьем.
Они смертельны,
но неукротимы.
Прощай, товарищ!
В поясе моем
зашита смерть моя —
аккредитивы…»
Чернов его у двери —
за рукав:
«Постойте,
ну, куда вы на ночь глядя!»
И зарыдал,
детей предсмертно гладя,
Петр Щепочкин,
трагически лукав;
«Прощайте, дети…
Погибает дядя…»
Стальные волчьи зубы не разжав
на горле у Чернова —
он молился:
«Рожай, дружок, решеньице,
рожай…
Ну, ну, родимый,
раз – и отелился!..»
Чернов отер со лба холодный пот.
Задергался кадык,
худущ,
синеющ:
«Да,
вы в нелегком положеньи,
Петр…».
И Щепочкин услужливо:
«Савельич…»
«Я знаю ваше отчество и сам.
Так вот что, Петр Савельич,
в этом деле
теперь все ясно.
Принимаю деньги.
С условием —
я вам расписку дам».
«А как же!
Без расписочки нельзя!
А где свидетель!» —
с радостным оскальцем
Петр Щепочкин куражился,
грозя
кривым от обмороженностей пальцем.
«Бюрократизм проник и в алкашей», —
Чернов подумал сдержанно и грустно,
но документ составил он искусно
под чмоканье невинных малышей.
В охапке гостем дед был принесен,
болтающий тесемками кальсон,
за жизнь цепляясь,
дверь срывая с петель
при слове угрожающем:
«Свидетель».
Вокруг себя распространяя тишь,
легли без обаянья чистогана
в аккредитивах скромных десять тыщ
на мокрый круг от чайного стакана.
Там были цифры прописью ясны,
и гриф «на предьявителя» был ясен.
Петр Щепочкин застегивал штаны
и размышлял;
«Чернов еще опасен.
Возьмет он деньги —
и на срочный вклад.
А через десять лет вернет проценты.
До отвращенья ч'еетен этот гад.
В Америку таких бы,
в президенты.
Вернусь на Север —
вскоре отобью
про собственную гибель телеграммку.
Валюха мой портрет оправит в рамку —
я со стены Муслиму подпою…
Приеду к ним лет эдак через пять —
все время спишет…
Даже странно как-то.
Но мы-живые люди,
то есть факты.
Нас грех списать.
Нас надо описать.
Жаль, не пишу.
Есть парочка идей,
несложных,
без особых назиданий.
Вот первая —
нет маленьких страданий.
Еще одна —
нет маленьких людей.
Быть может,
несмышленый мой племяш,
ты превратишься в нового Толстого,
и в будущем ты Щепочкину дашь
им в прошлом неполученное слово.
И пусть продлится щепочкинский род,
в России, слава богу, нам не тесной,
и пусть Россия движется вперед
к России внуков —
новой,
неизвестной…
«Во мне, как в пиве, пены до хрена.
Улучшусь.
Сам себя возьму я в руки.
Какие мы —
такая и страна.
Мы будем лучше —
лучше будут внуки».
Кончалась ночь.
В ней люди,
и мосты,
и дымкою подернутые дали,
казалось,
ждали чьей-то доброты,
казалось,
расколдованности ждали.
Цистерна,
оказав бараку честь,
прогрохотала мимо торопливо,
но не старался Щепочкин прочесть,
что на боку ее – «Квас» или «Пиво».
Он вспомнил ночь,
когда пурга мела,
когда и вправду, в состояньи трупа
тащил в рулоне карту,
где была
пунктиром —
кимберлитовая трубка.
Хлестал снежище с четырех сторон.
«Вдруг не дойду!» —
саднила мысль занозой.
Но Щепочкин раскрыл тогда рулон,
грудь картой обмотав,
чтоб не замерзнуть.
Ко сну тянуло,
будто бы ко дну,
но дотащил он все-таки до базы
к своей груди прижатую страну,
и с нею вместе —
все ее алмазы…
Так Щепочкин,
стоявший у окна,
глядел,
как небо тихо очищалось.
Невидимой вокруг была страна,
но все-таки была,
но ощущалась.
6
Большая ты, Россия,
и вширь и в глубину.
Как руки ни раскину,
тебя не обниму.
Ты вместе с пистолетом,
как рану, а не роль
твоим большим поэтам
дала большую боль.
Большие здесь морозы —
от них не жди тепла.
Большие были слезы,
большая кровь была.
Большие перемены
не обошлись без бед.
Большими были цены
твоих больших побед.
Ты вышептала ртами
больших очередей:
нет маленьких страданий,
нет маленьких людей.
Россия, ты большая
и будь всегда большой,
себе не разрешая
мельчать ни в чем душой.
Ты мертвых, нас, разбудишь,
нам силу дашь взаймы,
и ты большая будешь,
пока большие мы…
7
Аэропорт «Домодедово» —
стеклянная ерш-изба,
где коктейль из «Гуд бай!»
и «Покедова!»
Здесь можно увидеть индуса,
летящего в лапы
к Якутии лютой,
уже опустившего уши
ондатровой шапки валютной.
А рядом – якут
с невеселыми мыслями о перегрузе
верхом восседает
на каторжнике-арбузе.
«Je vous en prie…» —
«Чего ты,
не видишь коляски с ребенком, —
не при!»
«Ме gusta mucho
andar a Sibeia…»
«Зин, айда к телевизору…
Может, про Штирлица новая серия…»
«Danke schon! Aufwiedersehen!..»
«Ванька, наш рейс объявляют —
не стой ротозеем!»
Корреспондент реакционный
строчит в блокнот:
«Здесь шум и гам аукционный.
Никто не знает про отлет,
Что ищет русский человек
в болотах Тынд и Нарьян-Маров!
От взглядов красных комиссаров
он совершает свой побег…»
Корреспондент попрогрессивней
строчит,
вздыхая иногда:
«Что потрясло меня в России —
ее движенье…
Но куда?
Когда пишу я строки эти,
передо мной стоит в буфете
и что-то пьет —
сибирский бог,
но в нашем,
западном кремплине.
Альтернативы нет отныне —
с Россией
нужен диалог!»
А кто там в буфете кефирчик пьет,
в кремплине импортном,
в пляжной кепочке!
Петр?
Щепочкин?
Пьющий кефир?
Это что —
его новый чефирь?
«Ну как там,
в Сочи?»
«Да так,
не очень…»
«А было пиво?»
«Да никакого.
Новороссийская квасокола».
«А где же загар!»
«Летит багажом».
«Вдарим по пиву!»
«Я лучше боржом».
«Вшили «торпеду»
Сдался врачу?!»
«Нет, без торпед…
Привыкать не хочу».
И когда самолет,
за собой оставляя свист,
взмыл в небеса,
то внизу,
над землей отуманенной,
еще долго кружился списочный лист,
Щепочкиным
не отоваренный:
«Зам. нач. треста Сковородин —
в любом количестве валокордин.
Завскладом Курочкина,
вдова, —
чулки из магазина «Богатырь».
Без шва.
Братья – геодезисты Петровы —
патроны.
Подрывник Жорка —
нить для сетей
из парашютного шелка.
Далее —
мелко —
фамилий полста:
детских колготок на разные возраста.
Завхоз экспедиции Зотов —
новых анекдотов.
Зотиха —
два —
для нее и подруги —
японских зонтика.
Для Анны Филипповны —
акушерки —
двухтомник Евтушенки.
Дине —
дыню.
Для Наумовичей —
обои.
Моющиеся.
Воспитательнице детсада —
зеленку.
Это – общественное.
Личное – дубленку.
Парикмахерше Семечкиной —
парик.
Желательно корейский.
С темечком.
Для жены завгара —
крем от загара.
Для милиционера
по прозвищу «Пиф-паф» —
пластинку Эдит
(неразборчиво]
Пьехи или Пиафф.
Для рыбинспектора
по прозвищу «едрена феня» —
блесну «Юбилейная»
на тайменя.
Для Кеши-монтера —
свечи для лодочного мотора.
Для клуба —
лазурной масляной краски,
для общежития —
копченой колбаски,
кому —
неизвестно —
колесико для детской коляски,
меховые сапожки типа «Аляски»,
Ганс Христиан Андерсен «Сказки».
Летал и летал
воззывающий список,
как будто хотел
взлететь на Луну,
и таяло где-то,
в неведомых высях:
«Бурильщику Васе Бородину —
баночку пива.
Хотя бы одну».
О н и глядели с т р о г о, н е п р е л о ж н о,
и б ы л о с л ы ш н о мне, к а к Г Э С гремит
в о с м ы с л е н н о м величии – н а д л о ж н ы м ,
бессмысленным
величьем
п и р а м и д.
И, к а к с а м о й Р о с с и и повеленье
не п р о м е н я т ь идею на с л о в а,
г л я д е л и П у ш к и н , и Т о л с т о й, п Л е н и н,
и С т е н ь к и н а ш а л ь н а я г о л о в а.
Я с ч а с т л и в, что в Р о с с и и я р о д и л с я
со Стенькиной
ш а л ь н о ю г о л о в о й.
М н е в Б р а т с к о й Г Э С м е р ц а ю щ е р а с к р ы л с я,
Р о с с и я, м а т е р и н с к и й о б р а з т в о й.
С г и б а я с ь под к н у т а м и с т о л ь к о л е т,
г о л о д н а я, р а з у т а и р а з д е т а,
ты с к в о з ь с т р а д а н ь я шла во имя с в е т а,
и, к а к л ю б о в ь, т ы в ы с т р а д а л а с в е т.
Е щ е н е м а л о н а з е м л е р а б о в,
е щ е н е все н а д с м о т р щ и к и и с ч е з л и,
но ненависть всегда б е с с и л ь н а, если
не с о з е р ц а е т – борется
л ю б о в ь.
Нет
чище и возвышенней судьбы —
всю
ж и з н ь о т д а т ь, н е д у м а я о с л а в е,
чтоб
на з е м л е в с е л ю д и были в п р а в е
себе
с а м и м с к а з а т ь: « М ы н е р а б ы».
Братск —'·Усть-И лим – Суханове —
Сенеж – Братск – Москва
1964-1965
УРОКИ БРАТСКА
С в и д а н и е со старыми
д р у з ь я м и,
чем д о л ь ш е не в с т р е ч а л и с ь —
тем с т р а ш н е й.
Нас
годы б е с п о щ а д н о о т р е з в л я л и
потерями иллюзий и д р у з е й.
-
318
Н а с годы з а к а л я л и,
м о л о т и л и,
все д е л а л и,
нас в ы с т у д и в н а с к в о з ь,
чтоб мы не о с т а в а л и с ь м о л о д ы м и,
и кое-что им в этом у д а л о с ь.
И, п р е в р а т и с ь и з м а л ь ч и к о в в м у ж е й,
д р у г д р у г у м ы ч у ж е е и ч у ж е й.
Н е д а й нам б о г,
чтоб мы тебя н а ш л и,
в ч е р а ш н и й д р у г,
в сегодняшнем И у д е ,
но часто
в ы р а ж е н ь е « в ы ш л и в л ю д и»
обозначает
«от д р у з е й у ш л и».
К а к больно видеть на л и ц е у д р у г а
самодовольство —
род с а м о и с п у г а,
д в у л и ч ь е,
подозрительности тень,
с т р а х р а з м ы ш л я т ь,
а м о ж е т, просто л е н ь.
В з а м е н полета —
д в а– т р и а н е к д о т а,
И н р а в с т в е н н а я с ы т а я и к о т а,
п на у с т а х,
где был г р а ж д а н с т в а к р и к,
циничной безгражданственности х м ы к.
И хоть р ы д а й н а д м о л о д о с т ь ю п ы л к о й,
к а к б у д т о б ы н а д глиняной к о п и л к о й,
т а к г р о м ы х а в ш е й в р о д е н е с п р о с т а,
но вот р а з б и л а с ь
и, г л я д и ш ь, —
п у с т а...
Ч т о клянчить чувств у п р о ш л о г о в з а й м ы?
В б е з д у ш ь е н а ш е м,
н а ш е м пОстаренье
не с л е д у е т все с в а л и в а т ь на в р е м я.
В е д ь что т а к о е в р е м я?
Э т о – м ы.
Ч т о б ы з а б о р р а с ц в е л,
мертвец воскрес—·
319
з а ч е м? —
п р е д у п р е ж д а е т с т р а х г л у б и н н ы й...
И я б о я л с я встречи с Б р а т с к о й Г Э С ,
к а к б у д т о встречи с ж е н щ и н о й л ю б и м о й,
к о т о р у ю не видел с т о л ь к о л е т —
в е д ь, м о ж е т б ы т ь,
е е, той п р е ж н е й,
нет.
И в а э р о п о р т у,
вполне м о д е р н о м,
к о г д а– т о мне р о д н о м,
п о л у ф а н е р н о м,
с т р а х встречи
п о л о с н у л меня по н е р в а м,
к а к б у д т о был я в городе ч у ж о м
о д и н,
под х и р у р г и ч е с к и м н о ж о м.
Ни п е р в о э ш е л о н ц е в с песней я р о й,
ни в ы к р и к а а в р а л ь н о г о:
« К р е к е!»,
ни а н г е л а р о м а н т и к и с г и т а р о й
и з а п ч а с т я м и к р ы л ь е в в р ю к з а к е.
Н и К а р ц е в а,
ни К р а м е р а ,
ни Н ю ш к и ,
д р е м а в ш е й т а к у ю т н о в у г о л к е,
к а к на своей единственной п о д у ш к е,
веснушчатой щекой —
на к у л а к е.
Б р а т ч а п о ч к и г у л я ю т в с у п е р м и н и,
и с у п е р м а к с и с п а т ь им не д а ю т,
и очередь бушует в магазине —
венгерские т о р ш е р ы п р о д а ю т.
Н а а р к е н а д п и с ь:
« Г л а в н о е, р е б я т а...»
Я з а м е р, – что ж е ? —
... с е р д ц е м не с т а р е т ь!»
Ч т о говорить —
программа
простовата
А в ы п о л н и м а?
Е с л и б хоть на треть!
Н е у ж т о шли по грудь в г р я з и щ е
«МАЗы»
320
не р а д и д у х а и его т о р ж е с т в,
а т о л ь к о р а д и « м и н и» или « м а к с и»
и н а ш и х о з а б о ч е н н ы х т о р ш е р с т в?
П о с т о й, п р и я т е л ь...
Ты о чем х л о п о ч е ш ь,
в т о р ш е р е видя с и м в о л р о к о в о й?
Е щ е н е м н о г о,
и « ч е г о ты х о ч е ш ь?»
Т ы к р и к н е ш ь,
к а к к о л л е г а гневный твой
( с т о р ш е р о м тем ж е , к с т а т и, под п о л о й).
Н е г р е х, что л ю д я м х о ч е т с я у ю т а —
они и м е ю т п р а в о н а у ю т,
а что ф а с о н м е н я е т с я у ю б о к,
не з н а ч и т,
что «позиции с д а ю т».
У нас у всех позиция одна —
и д е я,
воплощаемая н а м и.
У н а с одна позиция —
с т р а н а,
к о т о р а я не ч т о– н и б у д ь – '
м ы с а м и.
М ы з н а л и г о л о д а и х о л о д а.
Н а с к о р ч и л т и ф,
д у ш и л а н а с р а з р у х а.
но в е р ю —
ставить вещь превыше д у х а
н а м н е п о з в о л и т с о в е с т ь н и к о г д а.
Д а л б ы я л у ч ш и е в е щ и в а м,
Зинам,
Тамарам,
от соболей
до м р а м о р н ы х ванн —
даром!
Д а л б ы я л у ч ш и е в а м д у х и,
З о и,
и Маши,
д а л бы я л у ч ш и е в а м стихи —
ваши!
П у с т ь в а м н а д а р и т торговый с е з а м
« м а к с и»
и « м и н и» —
21 Е в г.
Езтушенко
321
только не станьте бесстрастны
к слезам
в м и р е.
П о м н и т е в п р а з д н и ч н о й ш у м н о й н о ч и,
сев
под т о р ш е р ы:
в мире есть гнет,
к л е в е т а,
п а л а ч и,
ж е р т в ы.
П у с т ь вам торшеры не заслонят
ч е й– н и б у д ь г о л о д.
Пусть холодильники
в в а с не в с е л я т
х о л о д.
П у с т ь не заглушит магнитофон
Пьехой
н кем-то
в а ш е й ровесницы —
Аллнеон —
стон
в К е н т е.
В т е л е э к р а н,
в г о л у б о й л е д е н е ц,
вы не в с о с и т е с ь.
Не п р о г л я д и т е д у х о в н ы й к о н е ц —«
с ы т о с т ь.
Ваши —
не т о л ь к о м о х е р и д ж е р с и —
в с е это р в е т с я.
В а ш и по праву —
Гомер и Ш е к с п и р ,
Моцарт.
Ваши —
Р о с с и я с ее м а я т о й
в е е и с к у п л е н ь я.
Ваши —
Р у б л е в, Д о с т о е в с к и й, Толстой,
Л е н и н.
В е щ и т е к у ч и,
к а к б у д т о в о д а.
Вещи —
з л о в е щ и.
32?
М у ж е с т в о , с о в е с т ь, честь —
это д а ! —
в е щ и!
Ч т о есть д у ш а ?
У н и к а л ь н а я в е щ ь.
Б е с ч е л о в е ч н а.
Т а , что ж и в е т,
к а к ни р в и, к а к ни р е ж ь, —.
в е ч н о!
Б ы л а у деда моего д у ш а
к р е с т ь я н с к а я,
р а б о ч е г о з а к в а с а.
К о г д а он воевал
з а д е л о к л а с с а,
она ни р а з у в пятки не у ш л а .
М о й д е д к а ч а л с я с т о л ь к о лет в с е д л е —<
б ы л а с о в с е м н е п о нему к а ч а л к а,
и с д е т с т в а в о з д у х б ы л т а к о й в с е м ь е,
к а к пахнет
к о м и с с а р с к а я к о ж а н к а,
В -такой с е м ь е
я в ы р а с т а л и к р е п,
где ж и л и в с ч а с т ь е или в горе —
дружно
где п р а в д у у в а ж а л и —
с л о в н о х л е б,
предпочитая м я к и ш у – г о р б у ш к у.
Я с детства понимать
одно п р и в ы к:
п у с т ь п р а в д ы х л е б н е с л и ш к о м– т о
с ъ е д о б е н,
удобный для врагов —
не б о л ь ш е в и к,
а б о л ь ш е в и к,
к а к п р а в д а,
н е у д о б е н.
М о я любовь —
и к р а с н о з в е з д н ы й ш л е м,
н к о н а р м е н с к и х ш а ш е к п о с в и с т ш а л ы й,
н о в с е– т а к и б у д е н н о в с к о ю ш а ш к о й
н е р а з р у б и т ь с е г о д н я ш н и х п р о б л е м.
Н а вас г л я ж у
– и в в а с и щ у о т в е т,
323
р а о о ч и е,
крестьяне
и м и н и с т р ы.
С е г о д н я ш н и й герой —
он и з м е н и л с я.
О н с т а л с л о ж н е й,
к а к с т а л с л о ж н е е век.
С е й ч а с герой —
ф и л о с о ф и т в о р е ц,
герой не из р у б а к —
а из п р о р о к о в.
Эпоха о с м ы с л е н и я у р о к о в.
П о в е р х н о с т н о й р о м а н т и к е к о н е ц.
И скажем,
к а к п р и м е т а м с т а р и н ы,
р о м а н т и к е п а л а т о ч н о– р ю к з а ч н о й,
романтике барочности барачной—·
с п а с и б о!
Н о д р у г и е с т а л и м ы.
И я вернусь к первоначальным с т р а х а м
с в и д а н и я с д р у з ь я м и...
Н е по мне
б о я т ь с я, но, не р о б к и й на э с т р а д а х,
я часто
с л и ш к о м р о б о к н а з е м л е.
Н е бойтесь встреч с о с т а р ы м и д р у з ь я м и,
да и они не у б о я т с я в а с.
В с е г д а м у д р е й пусть г о р ь к о е,
но з н а н ь е,
чем р о б к о г о неведенья п о д с к а з.
Н е к а ж д ы й в о з в р а щ а е т с я н а круги
с в о я,
н о, что-то вдруг в о с с т а н о в и в,
не о б м а н у т ь с я хоть в о д н о м,
но д р у г е
в а ж н е й,
чем о б м а н у т ь с я в о с т а л ь н ы х.
К а к х о р о ш о,
что р ы ж и й,
н е с у р а з н ы й,
м а т е р и а л и з о в а н,
словно бред
моей д а л е к о й юности п р е к р а с н о й,
324
ты появился из м е т е л и,
Ф р е д.
З а в к л у б о м т ы,
но если р а з о б р а т ь с я,
то по причинам стольким роковым
т ы был в с е г д а министр к у л ь т у р ы Б р а т с к а.
И о с т а е ш ь с я, б е д н ы й,
т а к о в ы м.
К а к х о р о ш о,
что д р у ж б а , с л о в н о ф е н и к с,
в о з р о ж д е н а из п е п л а с и г а р е т,
и ты ш а г н у л ко мне н а в с т р е ч у, Ф е л и к с,
б е з п о ш л ы х в о с к л и ц а н и й:
« С к о л ь к о л е т!»
Т ы с т а л теперь т а к о й б о л ь ш о й н а ч а л ь н и к,
н о, п о н о ч а м т а й к о м стихи с к р е б я,
ты до с и х пор м о л ч а л ь н и к —
но к р и ч а л ь н и к,
а если и к р и ч и ш ь,
то внутрь с е б я.
.
А л е ш к а , д р у г,
б о я л с я я н е м н о ж к о,
что ж д е т тебя —
ведь л ю д и так с л а б ы! —
трясинная ковровая дорожка
в к о н ц е п е р в о п р о х о д ч е с к о й т р о п ы.
Н о , к а к и п р е ж д е, н е п о к о р н а п р я д к а
н а д л б о м т в о и м,
у ж е с е д о й к р е п ы ш,
и н о ч ь ю н а д статьей « У р о к и Б р а т с к а»,
к у с а я а в т о р у ч к у,
ты к о р п и ш ь.
«Наташа, Инна,
к а к вы и з м е н и л и с ь!»
« Ч т о , п о с т а р е л и?»
Я т о п ч у с ь,
б у б н я:
« Н е т , что в ы, н е т. .» – ,
с д а в а я с ь в а м н а м и л о с т ь,
ч т о б не с к а з а л и это про м е н я.
С е г о д н я нам с о в с е м не до рисовок —
у ж е н а ш в о з р а с т н а с н а р и с о в а л.
Н а м всем теперь под с о р о к и з а с о р о к,
и п о з д н о в а т о о б ъ я в л я т ь а в р а л.
Под
сорок
инфантильность
так ж а л к а .
С в е р х с к о р о с т н ы м н а ш век м ы н а з ы в а е м,
но медленно мы сами прозреваем
и с о з р е в а е м т о л ь к о к с о р о к а.
Н е г о ж е, е с л и в с о р о к л е т п о с т р е л
п о р х а е т м о т ы л ь к о м и врет
к р о м е ш н о..,
Кто вовремя созрел —
б л а ж е н , к о н е ч н о.
Б л а ж е н , кто х о т ь к о г д а– н и б у д ь с о з р е л,
С о р о к а л е т ь е – с т р о г а я п о р а.
Уроки Б р а т с к а – строгие у р о к и,
и все победы наши и уроны
история у ж е , а не и г р а.
С о р о к а л е т ь е – в з р о с л а я п о р а.
Т е п е р ь мы все не м а л ь ч и к и – м у ж ч и н ы.
Н а м н е к л и ц у н а и в н о с т ь ш т у р м о в щ и н ы,
а в р а л ь щ и н а п е р а и т о п о р а.
С о р о к а л е т ь е – т р е з в а я п о р а.
Н е п о з в о л я е т опыт с у к о р и з н о й
у с л о в ь я с о з д а в а т ь д л я г е р о и з м а,
а, и х п р е о д о л е в, о р а т ь « У р а ! » .
С о р о к а л е т ь е – с т р а н н а я п о р а,
к о г д а е щ е ты м о л о д и не м о л о д,
и с т а р и к и тебя понять не м о г у т,
и ю н о с т ь, ч т о б п о н я т ь, – не т а к м у д р а.
С о р о к а л е т ь е – с т р а ш н а я п о р а,
когда измотан с ж и з н ь ю в поединке
и на л а д о н и две-три з о л о т н и к и,
а вырытой п у с т о й з е м л и – г о р а.
С о р о к а л е т ь е – дивная п о р а,
к о г д а, иную о т к р ы в а я п р е л е с т ь,
у м н а, почти к а к с т а р о с т ь, н а ш а з р е л о с т ь,
но эта з р е л о с т ь в о в с е не с т а р а.
Э п о х а , м о ж е т, обернется к р у т о,
н о, если и у с м е р т и на к р а ю
хоть о д н о г о не потеряем д р у г а, —>
н е п о т е р я е м м о л о д о с т ь с в о ю.
Не в переписке д р у ж б а ,
не в х о ж д е н ь е
на п р а з д н и ч н ы е д н и,
на дни р о ж д е н ь я
326
(они порой —
дни у м и р а н ь я д р у ж б ) ,
а в ч у в с т в е:
есть т о в а р и щ.
О н н е т р у с.
Д р у з ь я м о и,
я вашим стал полпредом
поэзии с е г о д н я ш н е г о д н я,
и в а с я никогда ни в чем не п р е д а л,
и вы ни в чем не п р е д а л и м е н я.
В д а л и от нас пусть хнычет виновато
о д и н т а к н а з ы в а е м ы й г е р о й,
п р е д а в ш и й н а с,
который был к о г д а– т о
интуитивно не п р о с л а в л е н м н о й.
М ы все – с в о и.
К н а м л и ш н и й не д о п у щ е н.
Я в гении, е й– б о г у, не с у ю с ь,
н о г о в о р ю,
как на безрыбье П у ш к и н :
Д р у з ь я м о и,
п р е к р а с е н н а ш с о ю з!
М ы п р а з д н у е м.
Ш а м п а н с к о г о с ю д а!
П у с т ь п у з ы р ь к и поверх б о к а л а с к а ч у т!
Я плачу с а м .
Я в и ж у – кто-то п л а ч е т.
О т с ч а с т ь я, что л и?
М о ж е т б ы т ь, и д а...
Д р у з ь я , п о п л а ч е м...
е й– б о г у, в этом н и к а к о г о нет стыда —
по неудачам
и по у д а ч а м ,
от к о т о р ы х нет с л е д а,
по н а ш и м р а н а м —
и м а л ы м р а н а м, и г л у б о к и м, и н а с к в о з ь,
п о д а л ь н и м с т р а н а м,
где п о б ы в а т ь н а м и п р и ш л о с ь
н не п р и ш л о с ь,
по милым нашим
в п а л ь т о л и ц о в а н н ы х и т у ф е л ь к а х х у д ы х,
по ржавым кашам,
по н а ш е й бедности – б о г а т с т в у м о л о д ы х.
327
Д р у з ь я,
поплачем
Н а м быть ж е л е з н ы м и д р у г с д р у ю м
ни к ч е м у.
Н а ш век о п л а ч е н
с л е з а м и с т о л ь к и м и и д о р о г п о т о м у.
Мы замесили
в бетон – и к р о в ь, и с л е з ы с потом н а р а в н е.
М ы – с о л ь Р о с с и и,
что п р о с т у п и л а с к в о з ь р у б а х и на с п и н е.
М ы – б о л ь Р о с с и и,
н е м а я б о л ь внутри е е к р и ч а щ и х г л а з.
М ы – бой Р о с с и и,
потомки н а ш и о т д а л е н н ы е, з а в а с.
Д р у з ь я , поплачем
с о в с е м т и х о н е ч к о – о т а й н о м, о с в о е м.
Мы с вами значим
л и ш ь т о л ь к о т о, что д р у г д л я д р у г а о т д а е м.
И ты м у ж ч и н а,
к о г д а т е б е, в к а к о й ни в ы б и л с я ты к р у г,
нет в ы ш е ч и н а,
чем это к р е п к о е, к а к с в а я, с л о в о « д р у г».
С у р о в о й ниткой
н а с к р е п к о с ш и л и эти т р у д н ы е г о д а.
Мы и под пыткой
п е р е д в р а г о м н е б у д е м п л а к а т ь н и к о г д а.
Д р у з ь я , п о п л а ч е м...
Ты п л а ч е ш ь там —
в другом конце стола
з а т ы щ и– т ы щ и в е р с т
и р я д о м– р я д о м,
и с м о т р и ш ь на меня тем с а м ы м в з г л я д о м,
к а к и т о г д а,
когда д р у г о й б ы л а.
Е с т ь в з г л я д ы, что понятны л и ш ь д в о и м.
Н е н а д о п е р е в о д ч и к а и м в п о м о щ ь.
« Т ы п о м н и ш ь?» « П о м н ю » « Н у , а ты —
ты п о м н и ш ь?» —·
и д о л г о мы г л а з а м и г о в о р и м.
Я п о м н ю тот к о с т е р, тот б у р е л о м,
я помню—
м ы м о л ч а л и о б а,
только
328
чуть в з д р а г и в а л а хвойная иголка
в с т а к а н ч и к е п л а с т м а с с о в о м т в о е м.
В с е б е мы что-то тайно п о г р е б л и,
но пусть п р о ш л а та ю н а я з е л е н о с т ь,
любви возможной неосуществленность
сильней осуществленное™ л ю б в и.
С н е г о м, снегом о б л о ж и л о...
М ы идем с к в о з ь п о л у т ь м у,
как два братских старожила
без тропинки по н е м у.
М ы неслышною стопою
п р о б и р а е м с я на с в е т.
Н е с п е ш и м. В д в о е м с т о б о ю
н а м под в о с е м ь д е с я т л е т.
Я теперь о т е ц. Т ы м а м а .
Ч т о з а г а д ы в а т ь н а з а д?
Н и т р а г е д и я, н и д р а м а
н а м с т о б о ю не г р о з я т.
И к чему вообще о драме —
д л я кого и д л я ч е г о, .
ведь и р а н ь ш е м е ж д у нами
не с л у ч и л о с ь н и ч е г о.
Т о л ь к о был к а к о й– т о п р о м е л ь к
в беглом в з г л я д е н е в д в о ё м,
т о л ь к о был какой-то.– п р о м а х
в поведении м о е м,
т о л ь к о т а м, где к о л е б а л о с ь
н о ч ь ю п л а м я к о с т е р к а,
д о л ь ш е ч у т ь, чем п о л а г а л о с ь,
п о б ы л а в р у к е р у к а.
Только память з а с т о л б и л а,
с л о в н о внутренний с у д ь я:
м е ж д у н а м и что-то б ы л о,
д а ж е н е п р о и з о й д я.
Н а с э п о х а р а с к и д а л а,
но пропасть нам не д а л а ,
н а ш у тягу р а з г а д а л а,
п о ж а л е л а и с в е л а.
И с е й ч а с, когда с к в о з ь в ь ю г у
мы с е б е – п о в о д ы р и,
п р о р в а л о с ь из н а с д р у г к д р у г у
329
т о, что п р я т а л о с ь в н у т р и.
Ч т о т а к с б л и з и л о н а с? Г о д ы?
Н а ш з е м н о й ш а т у ч и й ш а р?
Ощущение
свободы —
страха с м е р т и горький д а р?
З р е л о с т ь – это вид р а с с т р е л а.
П е р е д возрастом своим
м ы б е с п о м о щ н о, р а з д е т о,
неприкаянно с т о и м.
Е с л и с д р е й ф и л и, с т р у х н у л и,
с п р а в е д л и в был п р и г о в о р.
П р я м о в с е р д ц е – п у л и, п у л и
из г р я д у щ е г о в у п о р.
И одни на свете б е л о м,
окруженные т а й г о й,
м ы, к а к в ночь п е р е д р а с с т р е л о м,
о б н и м а е м с я с т о б о й.
И о ч е м– т о в о п р о ш а я,
ты ко мне под снеговей
прижимаешься прощально —
п р и з р а к юности м о е й.
Ч т о– т о в н а с в е т ш а е т, с л е п н е т,
но
не с д а в и ш ь н а о т р е з,
что-то в н а с все т а к ж е светит,
словно крошечная ГЭС.
Ч ь и– т о тени временные
и с ч е з а ю т, м е л ь т е ш а, —
о с т а ю т с я с н е г, Р о с с и я,
ч е л о в е ч е с т в о,
душа.
С н е г о м, с н е г о м, о б л о ж и л о...
К а к с т у п а т ь, к а к п о с т у п а т ь?
Н о н е с п л ы л о т о, что б ы л о,
е с л и в ы п л ы л о о п я т ь.
И ничто у ж е не в л а с т н о
н а д щ е м я щ е поздним « д а»,
и т а к б о л ь н о,
т а к п р е к р а с н о,
к а к н е б у д е т н и к о г д а...
Б ы в а ю т д р у ж б ы , с л о в н о о с т р о в а.
Т а м хорошо
у к р ы т ь с я в тень от з н о я,
330
но все —
в о д а, д е р е в ь я и т р а в а —·
п р и я т н о е,
а все же не р о д н о е.
Есть дружбы,
к а к р о д н ы е б е р е г а.
В с е бочки м е д а или бочки дегтя
н а м н е с т р а ш н ы,
к о г д а есть ч у в с т в о л о к т я,
где с с а д и н к а л ю б а я д о р о г а.
М н е э х о м п о м о г а л с и б и р с к и й л е с,
когда стихи читал в Н ь ю – Й о р к е ,
Ч и л и.
Я ч у в с т в о в а л с е б я п о с л о м не ч ь и м– т о,
а станции З и м а
и Братской Г Э С .
З д е с ь, в Б р а т с к е, с н о в а с е р д ц е о т о ш л о.
Друзья,
я с т а л у ж а с н о з н а м е н и т ы м, —.
н е р а з я, в п р о ч е м,
б ы л и б у д у б и т ы м,
н о это мне в с е г д а н а п о л ь з у ш л о.
Карманы —
ну не то что с в е р х п о л н ы,
но нечего с к у л и т ь по ч а с т и д е н е г.
П е ч а т а ю т.
Я д а ж е академик
о д н о й с в е р х с л а б о р а з в и т о й с т р а н ы.
К о в с е м н а г р а д а м о т н о ш у с ь я п р о с т о,
и никогда в герои я не л е з,
но г о р д о , —
не х о д я в о р д е н о н о с ц а х,
ношу значок
«Строитель Братской Г Э С » .
Д р у з ь я м о и,
мне н а в с е г д а р о д н ы е,
м ы х о д и м п о с т р о и т е л ь н ы м л е с а м.
Я в а ш п о э т,
строители Р о с с и и,
и потому ее строитель с а м.
Салонной жалкой славы
мне не н у ж н о —
п л е в а л я с в е р х о т у р ы на нее.
331
Я твой п о э т,
моя сестренка – Н ю ш к а ,
я твой п о э т,
О т е ч е с т в о м о е.
Я твой п о э т,
с т р а д а л и ц а– п л а н е т а,
у с т а л а я от с т о л ь к и х войн и б е д.
Я твой п о э т,
факкино из П а л е р м о ,
т в о й,
А л л и с о н у б и т а я,
п о э т.
Я твой п о э т, д а л е к и й мой п о т о м о к.
М е н я ты з н а т ь не б у д е ш ь н а и з у с т ь,
но до тебя
т р а в о й из-под бетона
хотя б о д н о ю с т р о ч к о й д о т я н у с ь.
Я знаю —
ж и з н ь, к н е с ч а с т ь ю, б ы с т р о т е ч н а.
М ы все с г о р а е м н а е е в е т р у,
но к а ж е т с я мне —
ж и т ь я б у д у в е ч н о,
и в ы, д р у з ь я...
А если я у м р у —
п р и х о д и т е ко мне на м о г и л у,
п р и х о д и т е с т р е з в а и в з а п о й.
Я и туфельку и бахилу
н а д с о б о ю у с л ы ш у с о б о й.
Приносите е л о в ы х, рябинных
и к а к и х з а х о т и т е ветвей,
приводите с с о б о ю л ю б и м ы х,
приводите с с о б о ю д е т е й.
Н а т р а в у и с к а м е й к у с а д и т е с ь,
о т к р ы в а й т е в и н о, если е с т ь.
С о в е р ш е н н о меня не стыдитесь —.
о к а ж и т е п о к о й н о м у ч е с т ь.
Говорите о спрятанной б о л и,
т о й, что и с п о д в о л ь м у ч а е т в а с.
Г о в о р и т е ·– хотя б о ф у т б о л е: