Текст книги "Палаццо Сольяно (ЛП)"
Автор книги: Ева Модиньяни
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Вей говорила, что кухня ее не интересует. Ее едиственной страстью была музыка. Она понимала, что Ну Ши, ее наставница, оставила ее слишком рано и слишком многому надо было научиться. Вей вздыхала, с грустью вспоминая прекрасное время, которое больше никогда не вернется.
– Не стоит плакать по прошлому, думай о настоящем. Скоро у тебя появится муж, ты родишь нам внуков и будешь счастлива, наблюдая, как они растут. С англичанами ты жила будто на облаке, но такая жизнь – иллюзия. Она закончилась, Вей, смирись, – говорила мать.
Но Вей никак не хотела смиряться.Она мечтала о Европе, о Вене, о концертах, вместо которых была вынуждена убирать комнаты и ванные гостиницы. Она очень аккуратно работала, ведь отец порекомендовал ее директору по персоналу, ужасному синьору Вонг Чен, и она ни за что бы не позволила отцу потерять лицо.
– Я делаю все возможное, мамочка. Завтра я постараюсь приготовить тебе ужин получше, но ты поправляйся поскорее.
Когда синьора Танг вернулась домой, она не вышла на работу, потому что в больнице ей сказали, что она просто не выдержит нагрузок. С тех пор прошло много месяцев. Вей, которая превратилась в по-настоящему грациозную молодую женщину, была вынуждена частенько отклонять ухаживания коллег и соседей. После того, как она узнала, сколько чудес может преподнести жизнь, она не хотела оказываться в подчиненной роли жены. В этот день она отнесла заведующей по этажам список выполненной работы, спустилась в подвальные этажи, обменялась шутками с коллегами, которые, как и она, закончили смену, просочилась в дальнюю комнату, где ее ждало молчаливое, накрытое жгутовым холстом, пианино. Она подняла ткань, аккуратно свернула. Чтобы в комнату попало немного света, приоткрыла окна, которые, благодарение богам, выходили в сад, укрытый живой изгородью и интенсивно пахнущими олеандрами. Она открыла крышку пианино и стала разучивать польку Шопена. Несмотря на то, что Вей старалась играть негромко, ее музыкальные упражнения слышались и в саду. Клиенты, которые обедали на открытой террасе, казалось, ничего не замечали, а официанты иногда наклонялись до высоты окон подвальных помещений и здоровались с ней. Для них не было секретом, что именно дочка Танг Чу играет на пианино. В тот день, сконцентрировавшись на сложном отрывке, Вей ничего не замечала, а поэтому испустила крик ужаса, когда почувствовала, как чья-то рука опустилась ей на плечо. Она поднялась со скамеечки, готовая убежать… и увидела перед собой ужасного синьора Вонг Чена.
Этого пятидесятилетнего мужчину боялись все, так как знали, что тот жестоко наказывал за малейшие провинности, и кроме того, у него была ужасная привычка действовать на нервы молоденьким служанкам. Некоторые терпели его, боясь увольнения, другие предпочитали уходить сразу. Вей не боялась, потому что она была дочерью уважаемого Танг Чу, эксперта по резке овощей. Но сейчас и ее коснулся страх, потому что Вонг Чен смотрел на нее с какой-то мерзкой улыбкой, которая не обещала нничего хорошего.
– Ты знаешь, что можешь бряцать на этой штуке только потому, что я тебе разрешаю?
Она опустила взгляд и кивнула, надеясь удрать от него. Он почти нависал над ней, и она почувствовала, что ее начинает тошнить от его дыхания, провонявшего чесноком.
– Умница, ты научена манерам и не осмеливаешься отвечать, именно так себя должны вести порядочные женщины.
Все знали, что синьор Вонг Чен похоронил двух жен, умерших от побоев, от беременностей, от непосильного труда. У него было непонятное количество детей, кто-то уже вырос и стал жить самостоятельно, за малышами следила старая синьора Вонг.
– Так и быть, можешь продолжать шуметь на своей шарманке, пока я тебе разрешаю.
В этот момент Вей почувствовала, что у нее подкашиваются ноги, расплакалась и побежала домой, рассказать все матери. Мама ее выслушала, и потом сказала: «Тебе надо радоваться, моя малышка Вей, потому что досточтимый синьор Вонг Чен говорил с твоим отцом. Он хочет на тебе жениться.»
3.
У Вей никогда не было любимого, да она и не очень-то хотела, ведь для любви ей было достаточно музыки.
– Я не хочу выходить замуж, тем более за этого старого урода, – запротестовала девушка.
– Ты ничего не понимаешь в жизни, и в этом только моя вина, вместо того, чтобы учить тебя, как твоих сестер и братьев, я позволил этим англичашкам оставить тебя у себя, доверив им твое образование. Твоя Ну Ши забила тебе голову дурацкими мечтами, но сейчас ты вернулась домой и служишь горничной в отеле. В лучшем случае, однажды ты выйдешь замуж за кого-нибудь из обслуживающего персонала. Разве тебе недостаточно примера твоих родителей, которые стареют, гробясь на работе? Я обещал тебя богатому человеку, директору по персоналу. Какая тебе разница, стар он или молод? Разве ты не знаешь, что мужчина никогда не стареет? Только женщины стареют, а когда это происходит, их больше никто не хочет. Мы уже старые, однажды нас не станет, и мы не хотим оставить тебя, нашу младшенькую, одну и без защиты, – ответил отец.
Вей не смогла воспротивиться отцовской воле. Она чувствовала, что и матери не очень-то нравился выбор отца, но настоящая китайская женщина никогда не противоречит мужу, и почтительная дочь должна точно так же поступить с отцом. Вей выросла в другом месте, и не впитала в себя эти незыблемые принципы.
– Вы оба знаете, что говорят об этом … об этом мерзком … и все равно хотите отдать меня ему на съедение?
– Говори с уважением о достопочтимом синьоре Вонге Чене, потому что он станет твоим мужем, хочешь ли ты того или нет. А что касается людской болтовни, то ему просто завидуют, потом что он важный человек, у него большой дом, много земли, и он занимает важное место в самой большой гостинице города. Так распорядилась судьба, что он потерял двух жен, а ты станешь светом его старости.
Вей провела бессонную ночь, разрабатывая невыполнимые планы побега. Она не могла рассчитывать на сестру, поскольку знала, что та и пальцем не пошевелит, если это противоречит отцовской воле. У нее было много дядь и теть, кузин и кузенов, но она их не знала. Она выросла вдали от семьи и для всех стала почти иностранкой.
Когда она вернулась в Гонг-Конг, то иногда встречала брата Ву, работавшего в международном аэропорту,встречала и невестку. Они жили в том же квартале. Она могла бы попросить его, чтобы тот убедил отца забрать свое слово отдать ее в жены Вонгу Чену. Она так и сделала, постучавшись в его дом на рассвете.
– Ты сумасшедшая, раз думаешь, что я могу так поступить, – сказал Ву. – Ты хочешь, чтобы твой отец потерял лицо? А этот в состоянии уволить его и ославить в глазах людей, выставив бесчестным человеком. И что это за история? Ведь отец нашел тебе богатого мужа.
Вей пошла на работу с заледеневшим сердцем. Участь ее была решена.
В конце лета был заключен брачный контракт, и начался ее ад.
Вей села в машину рядом с мужем, который постоянно кидал на нее похотливые скользкие взгляды, и вошла в его дом. Огромное строение только в один этаж, в середине земля, часть которой использовалась под огород, а часть под фруктовый сад. В патио, раскачиваясь в кресле-качалке, ее ждала неприветливая старуха, окруженная детьми от четырех до двенадцати лет. Все они были отпрысками от второй жены.
– Это новая прислуга? – спросил самый младший, глядя на Вей с капризной улыбкой. Остальные дико захохотали, а самый старший скорчил недовольную гримасу.
– Поцелуй руку свекрови, – приказал Вей муж.
Она послушалась.
– Не очень-то удачный выбор, сын мой. – заметила старуха. – Эта кажется лентяйкой. Ну-ка принеси мне воды, пить хочется.
– Кухня внизу, – сказал муж. – Да поторопись, и лучше приготовь чаю, – добавил он, сопроводив приказ болезненным шлепком по ягодицам.
Вей зашла в загаженную комнату, где между стопками грязной вонючей посуды, засохшими остатками еды на полу, летали мухи, а пауки и тараканы пытались спрятаться за мебелью. Вот он, прекрасный дом, что обещал ей отец. Вот и теплый прием третьей жены, которая станет светом в старости мужа. И почему здесь только нет ее отца, чтобы он мог убедиться, что Вей попала в ад?
– Когда подашь чай матери, наведи порядок и приготовь ужин, – велел ей муж, заглянув в кухню. И выходя, добавил:
– Я продал твое пианино, оно тебе больше не понадобится.
Вей никогда не доставит ему радость своими слезами, даже если это известие оказалось смертельной раной для нее. И с этого момента она действительно начала умирать. Несколько минут назад она сказала себе, что все вынесет, ведь у нее будет пианино, играя на котором, она сможет забыть о разочаровании и боли. Но Вей еще не успела пережить худшего.
Дети ее мужа, шесть неуправляемых мальчишек, нахальных и злобных, как их отец и бабушка, во время ужина начали издеваться над ней, строить ей рожи и плеваться, в то время как Вей быстро перехватывала свой ужин под веселыми взглядами мужа и ведьмы– свекрови. После того, как все ушли отдыхать и Вей начала приводить в порядок кухню, синьор Вонг Чен снизошел до того, чтобы показать ей спальню. И хотела она решила ни на что больше не реагировать, увиденное заставило ее испустить вопль ужаса. На старинной кровати из сандалового дерева, свернувшись клубочком, глубоко спала голая девушка.
– Идиотка! – заверещал ее муж.
Девушка открыла глаза и закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться, в то время как Вонг Чен нещадно колотил ее и попутно костерил старую мать, не указавшую девице на дверь. Незнакомка начала плакать и бормотать, что именно «госпожа матушка» разрешила ей оставаться до следующего утра. Вей бесстрастно наблюдала за происходящим. Она увидела, как девушка вскочила, чтобы удрать, а муж пинал и осыпал ее оскорблениями.
Супруг не озаботился какими-либо объяснениями, да и Вей не стала ничего спрашивать. Он просто сказал: «Раздевайся».
Она разделась, он жадно посмотрел на ее еще незрелое тонкое тело и почти запрыгал от нетерпения.
– Почему я должен тебе все объяснять? Ложись! – приказал он, и сразу же прыгнул на нее. В этой темной комнате стояла удушающая жара. От резкого запаха чеснока, которым пахла кожа ее мужа, Вей стало дурно. А Чен изнасиловал ее, повизгивая не хуже довольного кабана. Вей стошнило остатками нехитрого ужина. Она стала менять простыни, и обратила внимание, что на чистых простынях стояли монограммы отеля Фуллон. Достопочтенный синьор Вонг Ченг, великий и ужасный директор по персоналу, всегда готовый обличить, жестоко наказать и уволить служащих за малейшую ошибку, был обыкновенным вором. Вей вышла во двор. Кинула грязные простыни в цементную ванну, которую наполнила водой.
Когда Вей вернулась, муж спал. Вей пошла в ванную и стала мыться под душем. Но сколько бы воды она на себя не лила, она чувствовала себя грязной и униженной. Вей вернулась в комнату, завернувшись в гостиничный халат. Взяла подушку с кровати, положила ее на пол, закрыла глаза и стала горячо молиться, чтобы ее скорее забрала смерть.
4
Так прошли шесть месяцев. Вей была на пятом месяце беременности, и каждую ночь муж насиловал ее. В его руках она чувствовала себя тряпичной куколкой. Она не говорила ничего и не жаловалась, она больше ничего не чувствовала.
– Я схожу по тебе с ума, – истекал Вонг слюной, мучая ее тело. Днем она была служанкой в семье, изводившей ее тысячью способов, а ночью – инертной жертвой мужа, чьим смыслом жизни стала злость на нее. Он бил ее за ее молчание. Вей перестала говорить в день свадьбы, и сколь яростно бы не бил ее муж, пытаясь заставить ее говорить, она не произносила не слова.
Он был достаточно хитер, чтобы не бить ее по лицу, где остальные могли бы увидеть следы его злобы. Раз в месяц он сопровождал Вей к родителям. Но до того заставлял ее идти к парикмахеру, чтобы Вей привели в порядок, и заставлял ее надевать роскошные восточные платья от дорогих дизайнеров.
Вей не разговаривала и с родителями, которые с беспокойством смотрели на нее, догадываясь, что их девочка несчастна, и чувствовали себя виноватыми. Однажды Вей пошла навестить мать без мужа. Она подняла локоть, рукав платья задрался, и мать увидела огромный кровоподтек. Поддавшись эмоциям, Вей закатала рукава и отвернула воротник платья. Мама увидела все остальное.
В доме Танг словесные стычки были частью повседневности, но отец Вей никогда не поднимал руку ни на жену, ни на детей, даже когда они были маленькими и что-то творили.
В ужасе мать спросила:
– Почему ты не говорила нам, что он тебя бьет?
– Потому что он может делать со мной все, что ему угодно. Так и мой отец поступил со мной. Он же вынудил меня выйти за него, – ответила Вей. Она увидела, как глаза матери наполняются слезами.
– Дд -даже с-ссейчас, кк-огда ты жжж-де-шшь ребб-енка?
Вей не ответила. Она вернулась домой и заняла место рядом с мужем, молчаливая и неприступная, как обычно. Она воздвигла барьер между собой и реальностью, чтобы не думать и не страдать, и эта стена помогала ей не испытывать никаких эмоций, но сейчас, терзаемый чувством вины взгляд матери раскрыл ей глаза на ее незавидную участь, участь супруги жестокого мучителя.
Через несколько дней ее муж вернулся с работы разъяренный. Он зашвырнул ее в спальню, грубо взял, а потом стал отвешивать ей пощечины, крича:
– Какую ерунду ты рассказала отцу? Б..дь!
Она не понимала, потому что отцу уж точно ничего не говорила.
Она не знала, что отец ввалился в офис ее мужа, со злостью швырнул ему на стол рабочую форму и заявил:
– С этого момента я увольняюсь, а Вы, синьор начальник по персоналу, немедленно прекратите избивать мою дочь. Если не прекратите, я заявлю на Вас властям.
Синьор Вонг Чен знал, что эти угрозы не будут иметь никаких последствий, потому что у него были связи в полиции, так как обе стороны оказывали друг другу недопустимые услуги. Злоба этого нищего резчика почти не задела его, но такое нахальство следовало наказать.
– Это я тебя увольняю, старый идиот. Твоя дочь – моя жена, и тебя никак не должно касаться то, что я делаю или не делаю. Убирайся отсюда! – заорал он. Сейчас же, упорное молчание жены ожесточало его.
– Отвечай, б..дь! – он продолжал отвешивать ей пощечины. И Вей ответила. Она плюнула ему в лицо, что для глубокоуважаемого директора по персоналу оказалось тягчайшим оскорблением. Вей упала на землю, разрываемая пронизывающей болью, и потеряла сознание. Вонг Чен увидел свою жену в луже крови и позвал мать.
– У нее кровотечение, – сказала старуха.
– И что будет?
– Может умереть от потери крови.
После обиды, нанесенной ему свекром, Вонгу было все равно, умрет ли Вей или останется жива, его беспокоили последствия. Даже если он чувствовал себя защищенным, всегда есть риск, что кто-то слишком ретивый может начать расследование, которое замарает всю его карьеру.
– Помоги мне загрузить ее в машину. Нужно отвезти ее в больницу.
– А что мы скажем врачам?
– Что-нибудь придумаю.
Вей оперировали и переливали плазму. Медики увидели растерзанное тело Вей. Его увидела и хирургическая сестра, которая жила рядом с Тангами и хорошо знала семью. Муж сказал, что Вей пострадала от копыт лошади, но его ложь была очевидной. Медсестра спросила, знала ли о случившемся семья Танг. Когда через несколько часов женщина вышла из операционной, то увидела синьора Чена в компании с комиссаром полиции, и подумала, что мужчина не терял времени и привлек таких же, как он, друзей.
Это не помешало хирургической сестре действовать. Она позвонила семье Танг, поговорила с отцом Вей и все ему рассказала. Она объяснила, что его дочь сейчас борется за жизнь, и ей нужно будет долго пробыть в больнице. И если выживет, то ее смогут выписать не меньше чем через месяц.
– Время мне понадобится, – ничего не объясняя, ответил синьор Танг.
Каждый день к Вей приходили родители, брат с женой, сестра, вышедшая замуж за цветочника и ее муж. Вей узнала, что потеряла ребенка, и так как она мало разговаривала и ничего не рассказывала, девушка отреагировала только фразой: «Господь милосерден. Он спас его».
Постепенно Вей набиралась сил, раны закрывались и кровоподтеки рассасывались. Врач, который оперировал Вей, виновато объяснил, что хотя старался сделать все возможное, Вей больше никогда не сможет иметь детей, на что молодая женщина ответила:
– Как бы я хотела, чтобы у меня было мое пианино…
Врач не понял.
Синьор Вонг Чен иногда навещал ее вечером. Он не знал, что у Вей часто бывают родственники. А как-то сказал: «Ты могла умереть. Надеюсь, ты усвоила урок».
Ни больница, ни семья Танг никуда не заявили. Все знали, что это бесполезно.
Как-то утром к Вей пришли родители. Они принесли ей одежду и конверт с деньгами, которые ей когда-то дала синьора Харрингтон. Отец Вей сказал: « Собирайся побыстрее, мы отвезем тебя в аэропорт. Твой брат Лан ждет тебя в Нью-Йорке».
5
Вей была свободна. Врачи в больнице помогли ей сбежать, а семья Танг сделала все остальное. Огромная «сеть» родственников и друзей обеспечила ей паспорт, документы на дорогу, а также все, что было необходимо для приезда в США. За три недели в госпитале Вей поправилась только телом, но не душой. Сначала она рыдала, что было вызвано гормональным сбоем из-за прервавшейся беременности, как считали медики. Но Вей знала, что эти многочасовые рыдания означали возвращение к реальности: она была мертвой и безразличной ко всему, теперь же ей нужно было продолжать жить. Она просыпалась по ночам, дрожа, снова боялась , что ее будут бить, оглядывалась на дверь, с ужасом ожидая появления мужа, чье чесночное дыхание всегда вызывало у нее рвоту. И только через какое-то время Вей вспоминала, что она в больнице, что рядом с ней, на соседних кроватях – другие женщины, что сама она находилась в зоне неприкосновенности.
Потихоньку Вей набиралась сил, а появляющийся муж казался все веселее, приносил ей сладости – для того, чтобы поразить других больных, и продемонстрировать, какой он щедрый и внимательный.
– Поправляйся, – говорил он громко, так, чтобы все могли услышать. – Твои дети ждут тебя, – он приписывал ей материнство этой дикой стаи, рожденной от ныне покойной второй жены.
Как-то вечером появилась девушка, которую Вей обнаружила спящей в спальне в свою первую брачную ночь. Она была хорошо одета, накрашена и надушена, и принесла Вей орхидеи. Вей с подозрением уставилась на нее, девушка улыбнулась и прошептала:
– Можешь вставать? Пойдем в коридор, поговорим.
– Ты совсем другая, – сказала Вей, когда вышла из палаты.
– Ну да. Я работаю в одном заведении рядом с аэропортом. Сопровождаю и развлекаю одиноких клиентов. Ну, ты понимаешь.
Вей поняла.
– Почему ты пришла?
– Чтобы поблагодарить тебя, ты вытащила меня из кошмара. Если бы он не женился на тебе, я бы уже давно была мертва от издевательств и побоев.
– Неужели работа в том заведении так тебе нравится?
– Это просто рай, поверь мне. Я занимаюсь этим, чтобы подсобрать деньжат. Я хочу вернуться к своим, работать на поле. Ведь Вонг Чен забрал меня из семьи обманом, говоря, что его жена тяжело больна, и ей нужна помощница. Эта бедняжка была еще жива, а он уже насиловал меня. Мне не надо рассказывать тебе остальное. Все знают, что он с тобой сделал, и до меня тоже дошли новости. Да, если бы он на тебе не женился, я бы уже давно была мертва.
Она ушла, пожелав Вей удачи. Сейчас Вей летела навстречу новой судьбе. Сидя в машине между своими родителями, она вспоминала эту девушку, глядя на ночной клуб, мимо которого они проезжали. Именно там она и работала. Вей ничего не сказала, вместо этого попыталась утешить отца, который не прекращал просить прощения за то, что заставил ее сделать выбор, приведший к стольким несчастьям.
– Эту вину я заберу с собой в могилу, – сказал старый Танг.
– Прекрати каяться, все уже закончилось, – отрезала жена.
– Папа, я тебя давно простила. Я не знаю, каким будет мое будущее, но уверена, что ты больше никогда не повлияешь на мой выбор.
И тут Вей поняла, что у нее нет никакого выбора. Она едет в Америку со страхом, что муж ее найдет, а она этого просто не выдержит, скорее всего, он захочет отомстить отцу, и достанет ее отовсюду, чтобы наказать по-своему.
Брат ждал ее у ворот на посадку, Вей поделилась своими страхами.
– ты не должна бояться его, – успокоил он. – Я знаю, о чем говорю. Разве он видел твои документы? Ты никогда не была замужем. Сейчас ты студентка, и отправляешься в учебную поездку.
Именно это следовало из документов и из паспорта. Вей не знала, каким образом ее семья смогла провернуть такое, но думала, что в будущем рядом с ней не будет мужчины.
Когда Вей прилетела в Нью-Йорк, ее ждали еще один брат, Лан, и невестка Ичи, которая сказала, что Вей для них – дар небес. Лан работал в гараже отеля Marriott Marquis, Ичи управляла магазинчиком китайского фарфора, которым владела ее семья. У них было четверо детей, которые нуждались в заботливой тете.
– Не думай о будущем. Ты нам не в тягость, ты – наше спасение, – успокаивала ее невестка.
Жизнь Вей в аду закончилась, и пусть она еще не верила в это. Ланы были шумной и веселой семейкой. Четверо детей, три девочки и мальчик, встретили ее с любопытством, ведь все дети жадны до нового. Они были китайцами, но вели себя как американские сверстники, не знали родного языка, а тетушка приехала из далекого и таинственного места. Дом семьи Лана находился в Бруклине, в спокойном районе, полном двухэтажных коттеджей, построенных в первые десятилетия двадцатого века. Казалось, как и в Китае, все знали все обо всех.
За несколько дней Вей привыкла к новой реальности. Она стала заниматься домом и детьми, но в этот раз Вей была окружена вниманием, любовью и весельем. Утром все завтракали вместе, затем Лан отправлялся на Манхэттен, Ичи шла помогать родителям в магазине, а Вей отвозила в школу двух старших племянниц, а затем отправлялась играть в парке с двумя малышами. Вей ездила за покупками, занималась домом, готовила. Рассказывала малышам китайские сказки, в обед засыпала с ними под бормотание телевизора. А когда выходила куда-то одна, отправлялась к магазину музыкальных инструментов, в витрине которого было выставлено старенькое пианино, которое Вей очень хотела купить. Она никому не рассказывала об этом желании, но все равно присматривалась и прикидывала, в какой комнате можно было поставить инструмент. Но даже производя мысленные перестановки, Вей понимала, что не найдет места для громоздкого инструмента. Через несколько дней дом уже казался ей маленьким, и Вей потихоньку мечтала снять небольшую квартирку, куда она могла бы поставить пианино. Но осуществиться этому желанию мешал страх, что муж найдет ее. Она уже прочувствовала на себе всю его злобу и коварство, знала, что у него длинные руки, которые с легкостью достанут ее даже здесь.
Ужасный синьор Вонг Чен продолжал появляться в ее ночных кошмарах, переходящих в беспокойный сон, пусть даже живя в этом доме, она чувствовала, что семья брата защищает ее.
Будто бы угадав ее мысли, как-то вечером, когда дети уже спали и Ичи заняла свое законное место на кухне, Лан спросил ее:
– Ты не устала работать тетей и вице-мамой? Не хотела бы ты иметь свой собственный дом?
Было ясно, что эту тему они уже обсуждали с женой.
– Мне хотелось бы иметь квартирку, где я могла бы поставить рояль. Мне очень хочется снова начать играть. Но прежде всего мне нужно найти работу, чтобы содержать себя. Но…– замолкла Вей.
– Что «но»?
– Я боюсь оставаться одна.
– Думаешь о Вонге Чене?
Девушка кивнула.
– Тогда мне надо тебе сказать. Синьор Вонг Чен перестал думать о тебе на следующий день после твоего приезда в Нью-Йорк.
– Ты что-то о нем знаешь?
– Он умер. В своем офисе, в гостинице.
– Как он умер? –недоверчиво спросила Вей.
– Повесился. В газетах написали, что он умер от стыда, из-за того, что узнали о том, как он крал деньги из сейфа гостиницы.
Вей не сдержалась и тяжело вздохнула, затем свернулась в кресле и молча заплакала. Это был плач освобождения. Она ни на мгновение не поверила в версию о суициде. Ее родные, пусть кроткие и угнетенные, все-таки добились справедливости.
В эту ночь Вей не снились кошмары, и она наконец-то спала спокойно.
6
После яркого жаркого лета природа погасла теплыми красками осени, а потом нарядилась в снежные зимние одежды. Это была вторая американская зима Вей. Она жила в маленькой квартирке, не так далеко от дома брата. Вей делила свое жилище с Джулией, американкой из Канзаса – девушка хотела стать актрисой и училась актерскому мастерству в Нью-Йорке. Вей играла на пианино, которое у нее больше никогда никто не отберет. У нее была работа и грин-кард. Ее тело расцвело, подобно экзотическому цветку. Она казалась всегда спокойной, прекрасной азиатской девушкой, но воспоминания о пережитых кошмарах прятались глубоко внутри. Вей достигла определенного равновесия в жизни, и ей хотелось бы сохранить такой порядок навсегда. Но как-то вечером, в конце января произошло событие, которое в корне изменило ее существование: Вей встретила Эдуардо Сольяно.
Вей играла на пианино в одном из баров отеля Мариотт Маркиз, с пяти до десяти вечера. Она начинала играть, когда бар заполнялся дамами, решившими сделать перерыв между покупками, и играла классиков и популярную музыку пятидесятых. Продолжала, играя Гершвина, Кола Портера, Ирвинга Берлина, Леонарда Берштайна. Это уже в часы аперитива. А закрывала вечер свингом и известными отрывками из Эллингтона, а клиенты тем временем заканчивали ужинать, и расслаблялись, пропуская по бокальчику виски.
Вечером бар посещали преимущественно бизнесмены, коммерсанты, немолодые пары, которые вдруг решили устроить себе медовый месяц. Зарплата Вей не была очень уж внушительной, но иногда ей перепадали довольно щедрые чаевые. Случалось даже, что какой-то гость отваживался на нечто более интимное, чем заказ любимой песни. Вей отклоняла предложения несколькими вежливыми словами и ледяной улыбкой. А факт, что Лан работал в этой же гостинице, придавал ей уверенности. Иногда вечером, после десяти, брат с сестрой возвращались домой вместе. Вей приходила к родным брата в гости, чтобы пожелать спокойной ночи четырем племянникам, и поболтать с Ичи. В этой семье, которая столь радостно приняла ее и у которой Вей прожила много месяцев, она чувствовала себя защищенной. В воскресенье она ходила к ним обедать, а потом, по интернету все связывались с Китаем, чтобы родные Вей могли убедиться, что у дочери все хорошо. Со временем, постоянно занимаясь, Вей заметила, что стала лучше играть, хотя бы потому, что могла полностью показать свои эмоции в любимых произведениях, чем часто вызывала слезы у слушателей.
Как-то вечером, когда ее нежные прикосновения разносили по залу меланхоличные ноты Rhapsody in Blue, Вей подняла глаза и встретилась взглядом с грустным мужчиной, который был чем-то похож на Роберта Редфорда. Она, ставшая ценительницей американского кино, любила этого актера.
Он в одиночестве сидел за столом, справа от пианино, держал в руках бокал виски и казался очень усталым. Ее поразила его красота. Вей решила, что мужчина – англичанин. Он улыбнулся ей, и она улыбнулась в ответ. Когда она закончила играть, тот подошел к ней.
– Ты великолепно играешь.
– Спасибо, – ответила Вей, опустив взгляд.
Из вазы, расположенной в середине своего столика, мужчина взял маленькую белую розу и положил на клавиатуру пианино.
– Спокойной ночи, – попрощался он. – Меня зовут Эдуардо.
– А я – Вей. И тебе спокойной ночи.
Вей заиграла известную мелодию, Smoke Gets in Your Eyes, а мужчина тем временем выходил из бара. Девушка улыбнулась, вспоминая, что почти всегда мужчины оставляли ей хорошие чаевые, а этот – всего лишь взятый напрокат цветок, но с такой элегантностью, будто бы подарил ей бриллиантовое колье. Этим вечером Вей ночевала у Лана, ведь назавтра, в воскресенье, она пообещала Ичи помочь с обедом, на который пригласили друзей и родственников.
Среди приглашенных и в этот раз не обошлось без очередного соотечественника, холостяка в поисках жены. Родные Вей никак не могли смириться с тем, что девушка не хочет заводить семью, и за последний год представили ей как минимум шесть кандидатов в женихи, и каждый обладал замечательной репутацией. Сегодня был черед некоего Хуксиана, владельца процветающего предприятия по уборке. Кандидат в женихи притащил сладости, цветы и калифорнийское вино. Он был довольно симпатичным парнем, остроумным и толковым – он очень занимательно рассказывал о своих проектах по развитию фирмы. И с ним Вей тоже была вежлива, но холодна. Лан и Ичи горестно вздохнули в очередной раз, они не могли понять, насколько Вей отвращала сама идея разделить постель с мужчиной.На месте любого молодого мужчины Вей представляла ныне покойного Вонга Чена, сразу начинала чувствовать его чесночное дыхание и начинала дрожать от ужаса, вспоминая перенесенное насилие, злобные удары, отвратительные оскорбления. Когда гости ушли, .Вей стала собираться на Манхэттен – на работу. Она пробормотала недовольной Ичи: « Вам с моим братом нужно уже успокоиться. У меня нет никакого желания выходить замуж».
Эти вечером,после окончания работы, Вей пришлось бы вернуться домой одной, потому что у Лана был выходной. До десяти оставалось несколько минут, и в баре находилось совсем немного клиентов. Вей отхлебнула фруктового сока и подмигнула Генри, пианисту, занявшему ее место. Генри предстояло работать до двух утра. Она заиграла первые ноты отрывка из Коула Портера, а потом ее коллега уселся за кресло, рядом с ней, играя с ней. Они закончили играть под аплодисменты клиентов. Вей поднялась, и собиралась пойти в подсобку, чтобы сменить одежду. Вдруг ей показалось, что она увидела Эдуардо.
– Привет, – тихо сказал он.
Ей показалось, что она увидела старого друга, и она ответила на приветствие.
– Ты уже поужинала?
– Я всегда ужинаю дома.
– Тогда давай я тебя провожу.
Девушка с недоумением посмотрела на него – в его глазах она увидела отражение собственной грусти.
– Хорошо. Я только переоденусь. Увидимся в холле.
Они вышли на Таймс сквер и пошли к станции метро на Пятой Авеню. Ветер колол, кусал их лица тысячью ледяных иголок, слова превращались в ледяные облачка пара, растворявшиеся в ночной темноте. После того как они вышли на Бруклин, они свернули на узкую улочку с двухэтажными коттеджами.
– Я почему-то думал, что ты живешь в китайском квартале.
– Здесь живут многие италоамериканцы и ирландцы. А это – дом моего брата, он женился на американке с китайскими корнями, а у ее родителей чудесный магазин китайского фарфора на конце улицы.
Улица была пустынной, только какой-то пьяница зигзагообразно брел по мостовой и орал старую ирландскую балладу. Из какого-то освещенного окна доносились отзвуки ссоры между мужчиной и женщиной.
