Текст книги "Палаццо Сольяно (ЛП)"

Автор книги: Ева Модиньяни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Полуденный свет наконец залил комнаты, и Урсула вышла на балкон с чашечкой кофе – на балконе вовсю цвели фиалки в горшках. Именно Дамиана, которой Урсула передала клюи от квартиры, заботилась о цветах, а иногда ее домработница наводила уборку. Урсула вернулась в гостиную, села на диван и огляделась. В квартире было мало мебели – вся современная, четкая, красивая. Урсула так и хотела – минимум обстановки, в противовес палаццо Сольяно, полному античных предметов обстановки, картин, статуэток. Урсула подумала, что поступила правильно, решив вернуться в старый миланский дом. Только здесь она может хорошо подумать – о своем тридцатилетнем браке, о семье, которую они создали с Эдуардо, и решить, что со всем делать, а особенно как поступить с сыном мужа. Зазвонил мобильный – но Урсула не поднялась, чтобы ответить или отключить аппарат.

В последний раз она приезжала в Милан в феврале вместе с мужем – они провели несколько дней в совещаниях, в деловых завтраках, но были и вечера, когда они просто сидели на диване и болтали. Сейчас она хотела бы пережить заново эти мгновения, взглянуть в глаза Эдуардо и спросить его: «Есть что-то, чего я о тебе не знаю?». В этот момент наконец-то растаял противный ком в горле, который мешал ей расплакаться – этот ком возник, когда она обнаружила секрет мужа в ящике письменного стола. Урсула зарыдала, оплакивая свой брак, мужчину, которого она любила, чья смерть оставила в ее жизни невосполнимую пустоту. Она не услышала дверной звонок, не услышала звавший ее голос. И только, когда кто-то прикоснулся к ее плечу, Урсула увидела свою подругу Дамиану, которая наклонилась, чтобы ее обнять.

2.

Только вечером Урсула присоединилась к Дамиане на кухне.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила подруга, ставя на стол тарелки со спагетти в соусе песто.

– Лучше… я не могла заплакать много дней.

Они уселись за стол, и Дамиана спросила:

– Помнишь, когда мы были девчонками, наши мамы не позволяли нам гулять с подружками?

– Они говорили: плачьте, плачьте, ваши глаза станут красивее. И никогда не объясняли нам, почему не разрешали. Говорили, нет, и все. Точка.

– Да, сейчас кажется невозможным, чтобы родители вели себя подобным образом, – сделала вывод Дамиана.

В отличии от Урсулы, тоненькой миниатюрной брюнетки с изящными чертами лица, Дамиана была высокой, крупной блондинкой с густой шевелюрой. Две подруги отличались не только внешностью, но и характером. Урсула была молчаливой и сдержанной, а Дамиана – темпераментной и шумной. Они появились на свет с разницей в месяц, и вместе учились ползать, ходить, говорить.

Женщины съели спагетти под томатным соусом с базиликом, Урсуле очень понравилось.

– Я правильно поступила, вернувшись домой, – признала она.

– Даже если эта квартира – просто запасной аэродром, потому что последние тридцать лет твоей жизни ты провела в Торре, где и был твой дом.

– И у меня пятеро прекрасных детей. Но только здесь я могу быть самой собой, мне нужно собраться со всеми силами, чтобы разобраться с проблемами, которые меня ждут в Торре.

– Я уверена, все будет хорошо.– попыталась успокоить подругу Дамиана. – Помнишь, о чем мы мечтали в юности?

– О том, что у каждой будет муж. Девочкой ты хотела выйти замуж за мороженщика, потому что твоя мама никогда тебе не покупала это лакомство, и ты ела мороженое только у нас, – напомнила подруге Урсула.

– А ты хотела выйти замуж за поэта, потому что обожала Монталя, и все его стихи помнила наизусть. И муж у тебя все-таки появился, а вот у меня… давай лучше не будем. Я терпела поражения, одно за другим, и все-таки, я тешу себя иллюзиями, что когда-нибудь встречу мужчину всей моей жизни, – призналась подруге Дамиана.

Урсула знала обо всех несчастливых любовных историях подруги, в том числе и о ее романе с женатым нотариусом, который обещал развестись, чтобы быть с ней, и все-таки остался с женой, но, чтобы хоть как-то загладить вину перед Дамианой, он подарил ей бутик на виа Боргоспессо.

– И вот мы вернулись к тому, откуда начинали: две одинокие пятидесятилетние женщины, наедающиеся спагетти, – пошутила Дамиана.

Был поздний вечер, и они уже устали. Подруги поднялись из-за стола, и Дамиана пообещала, что с завтрашнего дня ее домработница займется и кухней подруги.

– Ты сможешь заснуть одна? Или переночуешь у меня? – волновалась Дамиана.

– Я постучусь к тебе завтра утром, и именно я принесу нам позавтракать, – ответила Урсула, обняв подругу. Часы показывали десять вечера. В этот час, в Торре дель Греко, семья заканчивает ужинать. Урсула набрала номер домашнего телефона. Трубку подняла старушка Титина, которая спешно поздоровалась, и пробурчала:

– Подождите, я позову Розарию.

Она всегда так волновалась, когда приходилось говорить по телефону, и предпочитала передавать трубку второй служанке. Урсула услышала, как та зовет Розарию, и как Розария бормочет: «вот глухая, как старый колокол». Две горничные так и проводили свои дни в перепалках, во взаимной критике, но были неразлучны, как два попугайчика.

– Я хочу поговорить с донной Маргаритой, – сказала Урсула, поприветствовав Розарию.

– Синьора ушла отдыхать, она очень устала. Все остальные еще за столом, и у них все хорошо. Хотите, позову синьорино Саверио?

Саверио уже взял трубку:

– Мамочка, как дела?

– Все хорошо, спасибо. Я в растерянности, а так все хорошо. А вы, ребята?

– Приходи в себя сколько нужно. Здесь все под контролем, – уверил Урсулу сын.

– Ты золото. Я люблю вас. Сейчас пойду спать.

Уже в кровати Урсула, против обыкновения, не стала читать. Она выключила свет, и пожелала сразу же заснуть. Потом подумала о Титине, которая всегда звала на помощь Розарию, и вспомнила, как первый раз приехала в Торре, когда они с Эдуардо были помолвлены, и до свадьбы оставались считанные недели. Это были сумасшедшие дни – бесчисленные встречи с друзьями и родными, ежедневные поездки в Неаполь за покупками в самых элегантных магазинах, прогулки по виа Караччиоло, Позилипо, поездки в Эрколано, в Казерту. Темпераментность семьи Сольяно перевернула жизнь Урсулы верх дном, и ей приходилось прятаться в каком-нибудь укромном уголке, чтобы хоть немного прийти в себя.

Как-то она укрылась на кухонном балконе, между горшками с тимьяном и базиликом. Через какое-то время на балкон вошли две служанки, болтавшие между собой:

– Дон Эдуардо просто покорен этой северянкой. Интересно, надолго у них? – спрашивала Титина.

– Они же женятся! – отвечала Розария.

– Синьорина Урсула слишком отличается от нас. Она из Милана, а там холодно, и зимой даже идет снег. И люди там холодные, вот и она никогда не смеется, и говорит мало и тихо. Даже я, не такая глухая тетеря, как ты, не могу расслышать, что она говорит.

– Ты права, она тихоня, зато красавица. Что знает эта бедняжка о наших кораллах, о нашем Везувии, о наших традициях? Она даже обращается к нам на «вы», а донну Маргариту зовет «синьорой». Она должна звать ее мамой! Мамой!

– Она скромная, застенчивая, и богатство семьи Сольяно ее просто пугает. Кто знает, как им приходится на своем севере, когда выпадает снег, – говорила Розария.

– Прячатся в пещерах, – пошутила Титина, и обе служанки разразились смехом.

В этот момент Урсула решила выйти из своего укрытия, и сказала служанкам:

– А летом мы вьем гнезда на деревьях.

Она тихонько вышла из кухни, оставив сплетниц с раскрытым ртом.

Сейчас же, засыпая, Урсула тихонько пробормотала самой себе:

– Как же мне хорошо, в моей пещере, и пусть в Торре никогда не бывает снега…

3.

– Ты знаешь, что домработницы Сольяно обозвали меня пещерной женщиной, когда я впервые приехала в Торре? – смеясь, рассказывала Урсула подруге.

В восемь утра подруги завтракали на балконе в квартире Дамианы, в то время как домработница Дамианы наводила порядок в квартире Урсулы, как подруги условились заранее. Урсула проснулась рано и вышла на улицу, чтобы купить хрустщие круассаны в булочной на виа Ламбро – Урсула решила не предаваться унынию из-за смерти супруга и проблем, которые он ей оставил.

– Пещерной женщиной? Мне кажется, тебе просто польстили, – заметила Дамиана, откусывая кусочек булочки с апельсиновым вареньем.

– Они не со зла, просто я была чужачкой, пришедшей с Севера, из другого мира, с другой культурой. После свадьбы, когда меня лучше узнали, они зауважали и даже полюбили меня. А потом, когда я начала рожать одного ребенка за другим, я стала одной из них. Моя свекровь любит меня даже больше своих дочерей. Сейчас именно у меня в руках пульт управления – после смерти Эдуардо я несу ответственность за семью, за наших служащих, и это право я зарабатывала каждый день в течение этих тридцати лет. И у меня нет выхода: мне нужно стать настоящей коралларой, если я хочу как можно лучше управлять предприятием и семьей. Понимаешь, Дамиана?

– Как никто другой, – ответила подруга, которая уже закончила завтракать. – Я уверена, что ты примешь самое лучшее решение. Сейчас же пойдем со мной в магазин, я покажу тебе летнюю коллекцию, она действительно стоит внимания. Жаль, что я мало продам, кризис затронул и моих клиентов, которые боятся демонстрировать свое богатство. А на обед мы съедим по бутерброду в Гранд Отель де Милан, после обеда пойдем в кино – все равно в бутике остается моя продавщица, которая продает платья гораздо лучше меня.

Дамиана увидела, что глаза Урсулы полны слез.

– Бедная моя подружка, как же у тебя болит сердце… Хочешь, я останусь с тобой?

– Мне нужно немного побыть одной. Давай увидимся в баре в час. Сейчас я пойду к себе, – прошептала Урсула. – Спасибо за все.

Домработница Дамианы, индианка по имени Кики, уже заканчивала уборку и уходила. Урсула свернулась в кресле, включила проигрыватель – Пятую симфонию Бетховена. Она подумала об ужасной смерти Эдуардо, спросила себя, какими были последние мгновения его жизни. Урсула спросила себя, почему ее муж никогда не лечился, если у него были проблемы с сердцем, почему не обращал внимания на свою болезнь, почему не поговорил хотя бы с ней, не говоря уже об остальной семье.

Он так наказывал себя из-за внебрачного ребенка? Или глупо решил, что сильнее болезни? Урсула вспомнила их совместный отпуск на Сардинии, когда она была беременна их первенцем. Как-то они вышли в море на маленькой весельной барке. Эдуардо стал ловить рыбу, Урсула ждала его на берегу – его долго не было, и Урсула начала волноваться. Вдруг лодка перевернулась, и Эдуардо скрылся под водой. Урсула страшно испугалась, она думала, что потеряла его, она кинулась к Эдуардо, вышедшему из воды и стала бить его кулачками в грудь. Эдуардо крепко обнял ее, ласково прошептав: «Никогда не бойся за меня. Я же бессмертный, знаешь?»

Урсула улыбнулась воспоминанию, закрыла глаза и стала слушать любимую симфонию – музыка успокоила ее и придала сил. Она распахнула окна, надела светлый хлопковый костюм, висевший в шкафу несколько лет, и вышла. Урсула села в метро – вышла на площади Сан Бабила, и свернула на корсо Маттеотти. Ноги сами привели ее к ювелирному магазину, где она какое-то время работала в юности. Она остановилась, глядя на драгоценности в витрине. Владельцы магазина давно поменялись, однако качество осталось неизменным. Урсула дошла до маленького бара на углу виа Верри, где всегда быстро обедала в перерыв. Она вспомнила, как постепенно подружилась с Тонино, молоденьким официантом-неаполитанцем, который всегда дарил Урсуле шоколадку, когда она пила кофе, и приговаривал: «Когда у меня появится невеста, я приду к твоему патрону покупать кольца на свадьбу, ты замолвишь за меня словечко, и он сделает мне хорошую скидку». Днем бар всегда был переполнен.

Как-то Тонино попросил у Урсулы разрешения подсадить за ее столик еще одного клиента. Так она познакомилась с Эдуардо. Урсуле не исполнилось еще и двадцати, она закончила педагогический колледж два года назад. Надеясь выиграть престижный конкурс, девушка работала у ювелира на корсо Маттеотти.

4.

Магазинчик Либеро Лураги располагался во дворе палаццо на виа Мельзо, на двери висела надпись: «Мастер-сапожник». Либеро был анархистом, как и его отец, много читал, участвовал в различных собраниях и совещаниях, и по возможности помогал товарищам в беде. Он уже много лет не мечтал изменить мир, и всегда говорил о себе: «Бедный, но честный», приводя в порядок подошвы и носы обуви большими мозолистыми руками, темными от смолы. Редко когда он тачал новую обувь, гораздо чаще приводил в порядок поношенные туфли и ботинки, которые презрительно называл «промышленной ерундой», годной только на несколько сезонов. Либеро считал, что по-настоящему элегантных индивидуумов можно распознать по вручную изготовленной обуви, которая, к тому же, служит всю жизнь.

«Мы живем в одноразовом обществе», – горестно заключал он, и успокаивался, в который раз перечитывая Бакунина и Малатеста, вспоминая немногие моменты славы «этих нищих чертей», как их величала его супруга Дилетта. В действительности Либеро никогда не был женат на Дилетте Конфорти, пусть даже и считал ее супругой: она и их дочь составляли собой его горячо любимую семью. Союз с Дилеттой однажды серьезно грозил распасться: в этот день они выбирали имя для новорожденной дочки.

– Назовем ее Непокорная, как дочь профессора Молинари, – объявил он, думая о товарище-анархисте.

– Ее будут звать Анна, как мою маму, – решила Дилетта.

– Я не хочу имен ни святош, ни мучеников!

Дилетта пригрозила, что уйдет от него, и так как Либеро хорошо знал характер своей супружницы, знал, что она так и сделает, они пришли к компромиссу: девочку назвали Урсулой, и даже если есть какая-то святая с таким именем, ну и пускай, все равно это не традиционное христианское имя, решил Либеро.

Урсула стала светом его очей. Своими огромными руками, так контрастирующими с его хрупким телосложением, Либеро самолично сшил девочке первые ботиночки синего цвета – из кожи козленка. Когда девочка попросила белые туфельки для первого причастия, Либеро расплакался – его женщины обманули его, ведь, в противоречие его анархическим принципам, они посещали церковь. После запоминающейся ссоры со своей гражданской женой, он опустил ставни своего магазинчика, повесил вывеску ЗАКРЫТ ИЗ-ЗА ТРАУРА, и ушел, оставив жену и дочь одних. Он поехал в Венецию – к другу-анархисту, доценту философии в Ка Фоскари, и в душевном разговоре излил всю свою боль и разочарование.

– Меня не крестили, я не посещал церковь, я живу невенчанным, но это не мешало мне быть опорой и честным мужем для моей женщины. А сейчас я узнаю, что она поддалась речам попов – что мою девочку крестят, и она даже пройдет первое причастие. Где же свобода духа и взглядов?

– Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода Дилетты. Которая, будучи католичкой, во многом разделяет твои взгляды на жизнь, и именно поэтому никогда не просила тебя жениться на ней. Но сейчас у вас дочка, которая пойдет в школу, которая будет работать и учиться в католической стране. Ты хочешь, чтобы ее унижали из-за того, что она некрещеная? Подумай, Либеро. Наша анархическая вера уже давно – утопия.

Друг признался, что женился на благородной венецианке, которая очень дружна с патриархом города, и его жена не пропускает ни одной торжественной церемонии в соборе Сан Марко. Либеро Лураги остановился у друга, жившем во дворце жены на Канале Гранде. Он ел за их столом, накрытым льняной скатертью, пользовался столовыми приборами из серебра, благосклонно позволял себя обслуживать вышколенным слугам.

Через три дня он вернулся домой, снова открыл свой магазинчик, и устроил себе лежбище за шкафами с кожей. На следующий день Урсула, придя к отцу, обняла его и сказала: «Папа, мы очень по тебе скучаем. Если вернешься домой, я не пойду ни на какое первое причастие». Либеро обнял дочку в ответ, и понял, что его кровиночка дороже какой-то там политической веры, тем более уже никто не хочет сражаться за лучший мир, даже его венецианский друг.

– Как мама?

– Все время плачет. Но молчит. Ты же знаешь, она не сдается. Хотя сегодня сказала: «Уж лучше бы ты никогда не ходила в церковь, раз это причиняет такую боль твоему отцу».

– Я был неправ. Ты можешь делать все, что считаешь нужным. Давай поспешим сейчас к маме. Знаешь, я тоже по вам очень скучал.

С тех самых пор прошло много дней, и сейчас Урсула превратилась в красивую девушку, верившую, что будущее полно удивительных возможностей.

Утром Либеро отправился в магазинчик, включил электропечку, тщетно пытаясь справиться с декабрьскими холодами. Он хотел закончить все заказы до Рождества, потому что после праздников они поедут с Дилеттой в Марсель – участвовать в собрании анархистов, Либеро продолжал культивировать свои идеалы, а его подруга разделяла и из любви к нему, а не из-за убеждений. Она никогда не была во Франции, и ей нравилась идея провести несколько дней в Марселе. Урсула с радостью думала о том, что останется дома одна – она хотела подготовиться к новому конкурсу, и рассчитывала на компанию Дамианы, которая, хоть и получила учительский диплом, как и Урсула, все-таки отказалась от идеи стать учительницей и сейчас работала помощницей нотариуса в студии на пьяцца Сант’Эразмо.

Урсула же в ожидании престижного места перебивалась временными заработками. Уже больше месяца она упаковывала рождественские подарки и развозила их по домам, работая у ювелиров Мариани, на корсо Маттеотти. Каждое утро, прежде чем уйти на работу, она приходила к отцу, и оставляла ему в термосе кофе с сахаром. Этим всегда занималась мама, но вот уже пару лет Дилетта страдала от сердечной болезни, и четыре лестничных пролета туда и обратно утомляли ее. Либеро увидел свою дочку, и его суровое лицо осветилось радостью.

– Твой кофе, папа, – объявила Урсула, ставя термос на стол, захламленный гвоздями всех размеров, шилами, и другими нужными в работе приспособлениями.

– Спасибо, – ответил Либеро, и подставил дочери свежевыбритую щеку для ежедневного поцелуя.

Урсула надела пальто от Лодена, которое он ей подарил прошлой осенью, на ее ножках красовались прекрасные сапоги табачного цвета из кожи козленка, сшитые самолично Либеро. Ему нравилось баловать дочку, тем более Урсула никогда не предъявляла им каких-то завышенных претензий, и с гордостью отдавала свой немногочисленный заработок матери.

– Хорошего дня, папа.

– Тебе тоже. Будь поосторожнее с волками в волчьей шкуре, – Либеро боялся, что какой-нибудь идиот может причинить вред его красавице-дочери.

– Обещаю.

Урсула села на метро, вышла на площади Сан Бабила, мешаясь с рабочим людом. Она дошла до дворца, где размещался магазин Мариани, поздоровалась с портье, позвонила в бронированную дверь. Скоро магазин поднимет жалюзи, а пока ей нужно привести в порядок витрину, два столика, креслица, поменять воду в цветах, попрыскать вокруг ландышевой эссенцией, и привести в порядок стол, на котором она упаковывала подарки. Урсула еще не знала, что это 15 декабря станет для нее поистине судьбоносным днем.

5

Комуцци продавал рубашки на виа Верри – только узкому кругу избранных клиентов. Дилетта регулярно получала от него рубашки – для отделки и вышивки. Когда рубашки были готовы, Дилетта их гладила – так, как она, никто не мог гладить рубашки, и Урсула относила их в магазин. Наблюдая за матерью, Урсула научилась делать красивые банты, чтобы украсить шоколадные яйца, куличи, коробки с конфетами, продававшиеся в бакалее рядом с магазином рубашек. Именно бакалейщик и порекомендовал Урсулу ювелирам Мариани, которые искали надежного человека для упаковки и доставки ценных подарков.

Этим декабрьским утром синьора Мариани приготовила два тяжелых пакета, которые Урсула великолепно оформила, и сложила в холщовую сумку, чтобы те не бросались в глаза. Урсуле нужно было доставить кофейный сервиз из массивного серебра и тяжелую золотую пепельницу. Девушка вышла из внутренней двери, и добралась до ворот, где ее ждало такси. В предрождественском хаосе она потратила много времени, чтобы доставить два заказа, и вернулась за несколько минут до полудня.

– Перехвати что-то быстренько, тебе нужно доставить еще заказы, и украсить еще несколько коробок, – велел Урсуле синьор Мариани. Урсула побежала в бар на виа Верри, где Тонино предложил ей макароны, только что вынутые из духовки. Урсула уселась за свой столик, поздоровалась с другими завсегдатаями. Через несколько минут появился официант с ароматным блюдом, и маленькой бутылочкой минералки. За его спиной Урсула увидела молодого человека, неловкого улыбающегося ей, обратила внимание на его четкие черты лица, каштаново-рыжую гриву. На нем было безукоризненно сидящее синее пальто.

Урсула кивнула, незнакомец вновь ей улыбнулся, поблагодарил и отодвинул стул рядом с ней.

– Что Вам принести?– спрашивал тем временем официант.

– То же, что и у синьорины, – ответил мужчина. Он поднялся со стула, снял пальто и повесил его на спинку свободного сиденья. – Меня зовут Эдуардо.

– Я – Урсула.

– Привет, Урсула, и приятного аппетита.

– От отсутствия аппетита я не страдаю, – уверила девушка.

– Я правильно заказал?

– Ага, отличный заказ.

Когда Эдуардо только принесли заказанное блюдо, он быстро расправился с едой. Затем посмотрел на часы и сказал: «У меня встреча на виа Черва через 15 минут, я еще не так хорошо знаю Милан, чтобы рассчитывать время. Думаешь, я опоздаю?»

– Если сразу же выйдешь, то придешь за несколько минут заранее, знаешь дорогу?

– Более-менее. Здесь принимают кредитки? У меня нет ни монетки.

– Давай угощу я. Это немного, а тебе стоит поспешить, если хочешь появиться вовремя.

– Спасибо огромное. Но я бы хотел ответить любезностью на любезность. Ты знаешь ресторан St. Andrews?

Урсула кивнула: кто же не знает самый дорогой ресторан. Она никогда там не была.

– Я посетил его с клиентом пару месяцев назад. Буду ждать тебя вечером в восемь. Я прошу тебя принять мое приглашение.

Урсула хмыкнула:

– Не знаю, получится ли у меня прийти.

– Я все равно буду тебя ждать, – уже в дверях ответил Эдуардо.

Урсула вернулась в магазин с кружащейся головой – она не могла поверить, что молодой человек с внешностью благородного синьора пригласил ее в самый дорогой ресторан города. Она смотрела вслед мужчине, задержав взгляд на обуви: зимняя обувь, сшитая вручную, двойная подошва, отличные шнурки. Он даже прошел бы суровый экзамен ее отца, получив максимальные результаты. Чем же он занимался? Урсула обратила внимание и на его часы – круглые, плоские, с кожаным ремешком, очень похожи на Патек Филипп. А уж о костюме и пальто и говорить нечего. Урсула обратила внимание и на парфюм: апельсиновые шкурки и сандаловое дерево. Восхитительный запах.

Он слишком молод, чтобы быть менеджером. Медик? Адвокат? Ну да! Неаполитанцы все сплошь и рядом адвокаты, а некоторые вообще мастера своего дела. Он не знает Милан, значит, приехал в командировку.

– Болтаешь сама с собой?– с улыбкой спросила синьора Мариани, натирающая до блеска браслеты – скромный браслет клиент выбрал супруге, а более массивный и с крупными камнями – секретарше.

– Ну… ну …да, – пробормотала Урсула, покраснев, отправлясь к вешалке за пальто и сумочкой.

– Святая молодость, – вздохнула женщина, и подумала: «В двадцать лет и у меня голова была забита мечтами».

Урсула подошла к хозяйке магазина и спросила:

– Меня пригласили на ужин в восемь этим вечером. Я бы хотела вернуться домой, чтобы переодеться. Можно мне немного пораньше уйти с работы?

– Нужно. Тогда я сейчас сразу отправлю тебя доставлять заказ, а потом пусть то же такси отвезет тебя домой, – с улыбкой решила синьора.

6.

Перед тем как прийти домой, Урсула сходила к парикмахеру. А дома скептически осмотрела свой скудный гардероб и поняла, что у нее нет ничего, подходящего для элегантного ужина.

– Надень черную юбку-плиссе и черный свитерок с высоким воротом, и будешь само совершенство, – посоветовала мама.

– Ну да, подходящий наряд для похорон. А может, дашь на вечер свой жемчуг?

– Нельзя идти на ужин в самый дорогой ресторан Милана с фальшивым жемчугом. Лучше уж совсем ничего, – заявила Дилетта.

– А обувь? Тут нужен легкий каблучок! А у меня только балетки, а мне бы стать хоть чуть-чуть выше.

– Но ты не высокая, и никогда ею не будешь. А я уже начинаю волноваться, я никогда не видела тебя такой возбужденной, из-за ужина с человеком, о котором ты не знаешь ничего, кроме имени. Ренато, хороший молодой человек, со стабильной профессией, приглашает тебя на свидания месяцами, а ты каждый раз находишь предлог, чтобы отказаться. А сейчас появляется тип, о котором ты ничего не знаешь, и у тебя сразу загораются глаза. Если бы только знал твой отец!

Ренато владел лабораторией по выделке кож, находившейся во дворе дома, рядом с магазинчиком Либеро. Ему было тридцать, он унаследовал дело от отца, и жил и работал под строжайшим материнским надзором.

– Мама, ты же знаешь, от Ренато несет нафталином!

– А Бруно? Ты встречалась с ним целых два года, и даже спала с ним, несчастная! А потом ушла от него!

– Конечно, он хотел жениться на мне!

– Какой ужас!

– Мамочка, давай не будем ссориться. Я не знаю, кто он, этот Эдуардо, но он сразу же мне понравился.

– Я скажу тебе, кто: деревенщина, набитый деньгами, который хочет развлечься с раскованной миланкой. А затем, когда ему надоест, исчезнет.

– Мама, какая ты все-таки вредная. Я просто приняла приглашение на ужин, и я совсем не дурочка. Я обещаю, что буду себя достойно вести, и вернусь к 11.

– Если будешь позже, позвони. Я должна буду что-то сказать твоему отцу, – заявила Дилетта и засунула пачку банкнот в сумочку дочери.

– Это еще зачем?

– На всякий случай. И еще, пусть он не провожает тебя в машине. Вызови такси, перед тем как соберешься уходить из ресторана, – велела мать не терпящим возражений тоном.

– Почему?

– Тебе нужно объяснять? Если этот тип проводит тебя домой, то наверняка поцелует, а может, и захочет позволить себе большее. Понятно?

Когда мать разговаривала таким тоном, Урсула понимала, что должна слушаться. Он села на метро, чтобы добраться до центра – Урсула вышла на виа Багутта, которую пересекла почти бегом, и вовсе не из-за того, что опаздывала, а сколько из-за того, что тонкие колготки и легкие балетки не защищали от вечерней прохлады.

Эдуардо заказал аперитив, ожидая Урсулу у барной стойки. Он переоделся, и сейчас на нем был темный пиджак. Он казался усталым, но очень обрадовался, увидев Урсулу.

– Привет, я боялся, что ты не придешь.

– Вот она я, – улыбнулась Урсула, а официант показывал им столик, и отодвигал Урсуле кресло. Урсула навоображала себе пафосное заведение, все в зеркалах, позолоченных рамах и каплевидных люстрах, на самом же деле заведение отличалось асектизмом, полумраком, и даже в заполненный людьми вечерний час клиенты не шумели, а предпочитали разговаривать вполголоса. Урсула заказала простые блюда: ризотто, и яйца в крутую, без трюфеля, уточнила девушка.

– Даже если будет совсем немного трюфельной крошки? – спросил официант.

– Нет, спасибо. – Урсула знала, что трюфеля очень дороги.

– Ты всегда так скромничаешь?– спросил Эдуардо, как только официант удалился.

– Мы с тобой принадлежим к совершенно разным мирам, и я не хочу казаться кем-то, кем не являюсь на самом деле.

– Но этим вечером ты моя гостья, и могла бы не думать ни о скромности. Ты, наверное, очень гордая.

– Может, я и гордая, но я не люблю болтать о себе, наверное, потому, что и говорить-то нечего. Я надеюсь выиграть конкурс на должность преподавательницы, и пока перебиваюсь временными заработками. А сейчас упаковываю рождественские подарки в ювелирном на корсо Маттеотти, и, как ты знаешь, в обед что-то быстро перехватываю в баре на углу. Твоя очередь.

Пока он говорил, Урсула внимательно за ним наблюдала. У Эдуардо были рыже-каштановые волосы, голубые глаза, и нежный, хотя и немного грустный взгляд. Он был чем-то похож на Роберта Редфорда, который ей очень нравился. У Эдуардо не было ничего общего ни с Ренато, скромным кожевником, который за ней ухаживал, ни с Бруно, с которым Урсула встречалась пару лет, и который доказывал свою мужественность тем, что хотел полностью управлять и владеть девушкой. Урсула быстро от него устала, и когда он поставил ее перед выбором «Женимся или я ухожу от тебя», Урсула тогда сразу ответила «Это я от тебя ухожу». Эдуардо же казался настоящим синьором и очень ей нравился.

– Ты должно быть, очень чувствительная девушка, даже если пытаешься казаться другой. Я хотел бы получше тебя узнать.

– Не думаю, что я тебе это позволю. Ты – типичный южанин, и мы, миланцы, прекрасно знаем, какие вы краснобаи. И в то же время ты почти ничего не говоришь о себе.

– Я занимаюсь кораллами.

– Теми самыми, которые нужны для драгоценностей?

– Именно.

– А я почему-то решила, что ты адвокат.

– Я и закончил юридический, только у меня не было своей практики. Я родился и жву в Торре дель Греко, родине кораллов.

– А в Милане что делаешь?

– Встречаюсь с клиентами.

Малышкой Урсула частенько просиживала в мастерской у отца, и к ним нередко захаживали продавцы кож. Они были нарядно одеты, в костюмах, в галстуках, но были всего лишь продавцами, которые получали маленький процент от проданного. Вот Урсула и решила, что Эдуардо точно так же продает кораллы, а она столько себе напридумывала о нем. Ее отец всегда говорил, что продавцы – коммивояжеры – фанфароны и лгуны. Ну да, красивый парень, учился на юриста, решил поразить ее, пригласив в самый дорогой ресторан… и потом, добившись своего, упорхнет как малиновка. Сейчас они пили кофе, и закусывали карамелизованными апельсиновыми шкурками. Урсула посмотрела на часы:

– Уже поздно, мне пора. Спасибо за ужин.

– Это минимум, чем я могу тебя отблагодарить. Я провожу тебя, – Эдуардо попросил официанта принести счет.

– Спасибо, конечно, я сама доберусь. Пока я выходила из дамской комнаты, я вызвала такси, меня уже ждут.

– Ты просто патологически горда, – смеясь, прокомментировал Эдуардо, и, сунув руку в карман пиджака, воскликнул:

– Черт, я без денег!!! Я оставил бумажник в другом пиджаке! И вот так вот разрушается мой прекрасный образ галантного кавалера…

Урсула со злостью посмотрела на него, но не смогла вымолвить не слова. Она выхватила у официанта счет, расплатилась, мысленно поминая добрым словом маму, вложившую ей в сумочку достаточное количество наличных.

Эдуардо попытался схватить ее за руку:

– Я мог бы сказать, что тебе нравится унижать меня. Садись, я позвоню в гостиницу, и мне привезут нужную сумму.

– И пальцем ко мне не прикасайся!

Урсула вылетела в гардеробную, схватила пальто и выскочила навстречу ожидавшему ее такси.