Текст книги "Трактир "Бойкая щучка" (СИ)"

Автор книги: Эва Гринерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

Уго не стал задерживаться и уехал сразу же. А я всё стояла и не решалась сдвинуться с места, прижимая к груди конверт с бумагами.

Вокруг было довольно симпатично: каменистая полоска берега заканчивалась и начинался бело-желтый песок с вкраплениями разноцветных ракушек. Оливковые и какие-то цитрусовые низкорослые деревья росли тут и там. Их была целая роща. Хотелось пройти вглубь, посмотреть, что там. Однако в первую очередь нужно было исследовать жилище, которое выглядело так жалко, что на первый взгляд я бы скорее устроилась спать на песке под низкими ветвями серебристых ветвей оливы. Дом был словно слеплен из грязи с намешанными в ней травой и какими-то стеблями. Крыша остроугольная, с заметными прорехами.

Ступив на порог, я обнаружила, что без двери был только “предбанник”. Здесь сильно пахло рыбой. Я закрутила головой. И точно: выше меня сантиметров на двадцать она висела ровными рядами, сушилась.

По периметру этих сеней со щелями в стенах, были навалены ящики и бочонки: как целые, так и разбитые. В одном углу стоял плотно закрытый короб. Он был тщательно замотан тряпками и старой сетью.

Более здесь исследовать было нечего, и я шагнула к двери. Грубо сколоченная, она “надёжно” запиралась на деревяшку, крутящуюся на ржавом толстом гвозде. Очевидно, Габриэла с отцом считали, что честным людям прятать нечего.

Передо мной открылся длинный сквозной коридор. Наверное, он шел через всё здание. Внутри тоже пахло рыбой, но к этому мне, в принципе, было не привыкать: всю жизнь на рыбозаводе проработала. Не самое страшное. Помещение было темноватое, и я оставила дверь открытой, чтобы впустить сюда свет, а заодно и свежий воздух. Сквозняк и запах моря быстро устранили небольшую затхлость.

Осмотревшись, я поняла, что этот коридор использовался как кухня, столовая и кладовка для всего на свете.

Печь-камин с большим зевом, большой разделочный, он же обеденный стол, две скамьи. Небольшой буфет с нехитрой посудой. Всё свободное место вдоль стен занимали ящики, испачканные рыбьей чешуёй.

Из этой проходной комнаты-кухни-коридора вели три двери. Я заглянула в две, расположенные друг напротив друга. Это были спальни. Одна совсем аскетичная – узкая кровать с дырявым покрывалом, рядом столик на трех хлипких ножках и стул. На столике кувшин и четки. Над кроватью висело распятие. В горле возник знакомый комок и я, открыв окошко для проветривания, вышла тихонько.

Спальня напротив была девичьей, хотя тоже очень скромной. Покрывало поновее бирюзового цвета, две вязаные думочки-подушки. На окне висел красивый кусок тюля, очевидно, купленный в обрезках в каком-нибудь ателье.

Плохонький туалетный столик с зеркалом в пятнышках. Когда-то лакированный, но теперь же лак по большей части отсутствовал.

На столике лежала расческа, дешевая пудреница, флакончик духов и деревянная шкатулка. В углу комнаты располагался гардероб с покосившимися дверцами.

Я посидела на кровати, привыкая к ней. Неуютное чувство не покидало меня, и я решила исследовать третью дверь в коридоре.

Она вела во внутренний дворик, вымощеный морскими камешками. Небольшая клумба с цветущими каннами, обеденный стол и стулья, выкрашенные в голубой цвет. Здесь же была расположена примитивная колонка.

Нажав на рычаг, я убедилась, что вода в ней есть. Сначала труба недовольно зафырчала, загудела, а потом на землю и камни мутноватым потоком хлынула вода. Я подставила ладонь ковшиком, напилась и умылась. Это немного освежило и взбодрило меня. Теперь нужно было думать, что делать дальше. Хорошо было бы разобраться с бумагами, но я была уверена, что без посторонней помощи мне не обойтись. К тому же Карла обещала привести помочь какого-то друга.

Я снова обошла дом. В общем, было не так страшно, как казалось на первый взгляд. Во всяком случае, жить было можно. Но всё казалось таким пыльным и засаленным, что, не придумав ничего лучше, я принялась за уборку.

В одном из шкафчиков нашлись куски грубого хозяйственного мыла с дегтярным запахом и пара вёдер. Помучавшись прилично, мне удалось развести огонь в камине-очаге. Спички и щепа для растопки лежали тут же на полочке. Когда огонь сначала робко, а потом всё веселее стал дразниться язычками пламени, я взяла вёдра и пошла на задний дворик к колонке.

Набрав воды, потащила их обратно, обливая себе ноги. Вскоре вода уже была достаточно теплой и я, настругав и растворив в одном ведре брусок мыла, принялась отмывать всё: от оконных рам до полов. Со столом пришлось повозиться, отскребая его ножом от засохших рыбных ошметков и прочей грязи. В конце концов он засиял почти первозданным цветом дерева.

Воду пришлось греть еще два раза, пока мне удалось растворить вековой слой жирной пыли.

Окна стали пропускать свет, и стало почти уютно. Следующим этапом я перебрала и замочила в мыльной воде всю посуду. Сходила на берег за песком и теперь тёрла им остервенело, как будто этим я могла избавиться не только от пыли и нагара, но и от всех остальных проблем.

Пальцы сморщились от воды, мыло оказалось довольно едким и нещадно щипало мне руки. По ходу уборки я ломала в дальней части коридора развалившиеся деревянные ящики и складывала обломки в ящик побольше – для растопки печи. Места стало гораздо больше.

Сколько времени прошло за всеми этими хлопотами, я не знала: часов в доме не было. Солнце еще не садилось, но ушло с зенита уже давно.

Внезапно я почувствовала, что страшно голодна. Еды мне никакой не попадалось, только какие-то засохшие корки, которые были сразу выброшены. Выйдя в “предбанник” я с сомнением уставилась на висящую над головой рыбу. Не то чтобы я была слишком уж притязательна или привыкла по жизни в харчах ковыряться… Но как-то даже без хлеба…

Мой взгляд упал на короб, так заботливо укутанный чьими-то руками. Может, пищевые припасы хранились там?

Я принялась распаковывать ящик, аккуратно складывая рядом ветошь и сети. Предчувствия меня не обманули: в этом ларе были самые необходимые базовые продукты. Нашлась мука, ароматное подсолнечное масло в большой стеклянной бутылке, крупы в мешочках, сухие вяленые помидоры, несколько банок оливок, варенье, куски сыра в рассоле, сахар.

Смерть от голода в ближайшее время мне точно не грозила, и я облегченно выдохнула. Решив приготовить фокаччу с оливками, помидорами и сыром, я уже предвкушала, как плотно поужинаю, окунусь в море и свалюсь спать без задних ног.

Но как только я замесила тесто, послышался знакомый голос:

– Габи! Габи, ты здесь? Мы пришли!

Несколько секунд я совершенно не могла сообразить, кто это может быть. Полная перезагрузка мозга. А потом сообразила и кинулась к двери. Это же Карла! Пришла, как обещала.

– Иди сюда! – позвала я и пошла навстречу.

В проёме показалась сияющая Карла. Выглядела она нарядно: пышная лиловая юбка в горошек с нижней кружевной, сиреневая льняная кофточка с рукавами-фонариками. Лимонно-желтая повязка на голове.

– Ты соскучилась в больнице по домашнему хозяйству? – фыркнула она насмешливо, – хотя от ужина мы не откажемся.

С этими словами она вытолкнула перед собой долговязого худого парнишку в круглых очках, дужки которым заменяла резинка. Он смотрел в пол, боясь поднять глаза.

– Проходите, сейчас фокачча будет! – пригласила я.

Парень топтался на месте, и Карла дала ему несильного пинка. Тогда тот сел и впервые осмелился посмотреть на меня.

Прыщеватый лоб, нос с горбинкой, умные смущенные глаза.

– Меня зовут Габриэла, – представилась я, чтобы подбодрить молодого человека, и прошла к печке.

– Очень приятно, – тихо проговорил он.

– А это Пабло Гарсия, – прострекотала Карла. – Кстати, он сказал, что вы знакомы, как же так?

– Учились в начальной школе вместе, – снова уставился в пол Пабло.

– Так вот поэтому она тебя и не помнит. Ты с тех пор таким красавчиком стал, – поддела Карла, а парень покраснел.

– Карла сказала, ты можешь помочь мне разобраться с бумагами отца, Пабло? – спросила я, обильно утыкав фокаччу сыром, оливками и вялеными помидорами. Для себя я бы поскромнее старалась, но все-таки у меня были гости. Кстати, впервые и в прошлой, и в этой жизни.

– Давайте посмотрим. Я постараюсь, конечно, – Пабло поднял на меня глаза, улыбнулся смущенно и поправил свои смешные очки.

– Но сначала поужинаем, – Карла прошествовала к печке и оценила взглядом произведение моего кулинарного искусства: – Выглядит потрясающе!

Глава 5

Рассортировав бумаги, счета, векселя или Бог знает что там еще было, Пабло взялся за их изучение. Мы с Карлой пристроились по бокам от него, стараясь даже не дышать.

Время от времени парнишка присвистывал, качал головой и бормотал себе под нос что-то типа “Ну и ну, ничего себе!”. Карла при этом посматривала на меня поверх его головы округлившимися глазами и пожимала изящными плечиками.

– Ничего не понимаю, – расстроенно проговорил он, наконец, откидываясь назад.

– А что там такое? – опасливо спросила я, даже не пытаясь представить масштаб бедствия.

– Долг громадный, такой несколько лет нужно отдавать, – покачал он головой, – но вот что странно: как будто не хватает какого-то документа. Обеспечения ссуды. Ваш отец был простым рыбаком, никакого ценного имущества нет. Подо что ему дали столько денег? Было бы здесь какое-нибудь свидетельство собственности, тогда понятно. А вы точно не знаете, Габи? Понимая это, можно прикинуть, стоит ли отвечать по кредитам или проще пожертвовать имуществом.

– Паблиньо, а разве дом и эта посудина на мели ничего не стоят? – спросила Карла.

Парень махнул рукой.

– Практически ничего, горстку песет. Вот если бы сеньор Ловейра был землевладельцем, да с фермой или несколькими рабочими шхунами, тогда было бы ясно. Но в документах ничего такого нет. Они как будто специально так оформлены.

– А что будет, если не платить? – Карла задала вопрос, который я сама стеснялась произнести.

Пабло стянул очки с головы и стал их протирать мятым платком.

– Сначала наложат арест на дом, Габриэла окажется на улице. А потом в тюрьме.

Я взволнованно заходила по длинной кухне вдоль стола. Карла и Пабло смотрели на меня сочувственно.

– Что же мне делать? – твердила я безнадежно, как будто ребята могли знать ответ на этот вопрос. – Радовалась тут, когда продукты нашла, а оказывается, не стоило и переживать: в тюрьме, небось, кормят.

– Габи, не отчаивайся, – попыталась подбодрить Карла, – если отберут дом, ты можешь пойти жить ко мне. Мать поворчит, но не выгонит.

Я остановилась и постаралась взять себя в руки.

– Спасибо, дорогая. Но это не выход. Допустим, я найду заработок, но, скорее всего, я только-только сумею себя прокормить.

– Габриэла, нужно узнать, как вашему отцу дали такую сумму и вообще куда она делась? Вы ничего не приобретали? – Пабло огляделся вокруг, как будто внезапно ожидал увидеть на моей кухне что-то ценное.

– Насколько я знаю, нет, – ответила я. – А вдруг отец просто не говорил мне?

Положение казалось каким-то совершенно безвыходным.

– Можно найти богатого кавалера, – брякнула Карла. Пабло уставился на неё укоризненно: один его глаз немного косил во внутренний уголок, отчего взгляд казался еще более осуждающим.

– Карла! – произнёс он неодобрительно и с нажимом.

– Ну а что ей делать, в тюрьму, что ли, садиться, – Карла вскочила, взметнув юбки, и тоже заходила взволнованно по кухне. Однако, её слова навели меня на мысль.

– Пабло, а там же есть имя кредитора? – спросила я. – Мне нужно обратиться к нему!

Парень вскочил, уронив с грохотом скамейку.

– Габи, и ты туда же! Позвольте тогда мне откланяться, я даже слышать этого не могу, а уж советовать…

До меня дошло, что мои слова он понял превратно или не понял вовсе.

– Погоди ты! Не собираюсь я продаваться, а вот узнать подробности можно. Конечно, можно еще в доме поискать до этого…

– Вот, – нервно протер очки Пабло, – начни с этого. А основной кредитор сеньор Гонсалес.

– Что, большая шишка? – уныло спросила я. Всё было так запутанно. Еще и к какому-то богатею идти на поклон. Мало того, что просить отсрочку, пока я не придумаю, как отдавать долг, так еще и выпытывать о своем же имуществе.

Карла и Пабло переглянулись и уставились на меня.

– Милая, ты, верно, шутишь или у тебя провалы в памяти? – Карла обняла меня за плечи. – Гадину-Гонсалеса все знают. Как твой отец мог связаться с ним, не понимаю. Наверное, сильно деньги были нужны…

Тут она замолчала, как будто её озарила какая-то мысль.

– Постой-ка… Паблиньо, детка, посмотри там – когда отец Габи получал все эти деньги от Гонсалеса?

Пабло зашуршал бумагами.

– Три года назад и чуть ранее. Срок векселей как раз истекает.

– Да я не об этом, – отмахнулась девушка. – Габи, возможно, это никак не связано, но ведь твоя мама как раз тогда умерла? А до этого лежала у нас в больнице. Это еще до меня было, мне доктор Перес рассказывал, когда ты к нам попала. Что начинал лечить сеньору Росу, а потом твой отец забрал её и перевёз в столицу.

– Думаешь, отец мог брать деньги в долг на лечение? – я подумала, что, наверное, это было самым разумным объяснением.

– Да, похоже на правду, – покивал головой Пабло. – Странно, что ты об этом не знаешь.

– Так вот случилось, что не знаю, – насупилась я, как будто от меня и вправду в семье были секреты.

– Ладно, – в очередной раз стал протирать очки Пабло, – ты ищи еще какие-нибудь документы по дому. А сейчас мне пора. Карла, ты со мной?

– Далеко вам возвращаться, мы столько ехали, – мне стало неудобно, что ребятам из-за меня столько предстояло идти в темноте.

Карла озабоченно нахмурилась и заглянула мне в глаза, бесцеремонно оттянув веки, а потом заставила проследить за её пальцем. Изображала невропатолога, наверное.

– Не помню, чтобы док Перес говорил о твоих провалах в памяти. Детка, тут до поселка идти минут десять. Через каменный мост. От больницы и правда далеко. Поэтому я и попросила Уго подвезти тебя.

– Понятно, – вздохнула я. Честно говоря, вымотана была капитально и уже сама хотела, чтобы они ушли.

– Пойдем, пойдем, – заторопилась Карла, – я еще успею на посиделки к Альбе. Кстати, Габи, ты не хочешь присоединиться?

– Боже упаси, – ответила я, желая только лишь добраться до кровати, – меня ноги не держат.

Проводив ребят до порога, спохватилась, что понятия не имею, где их искать, если что.

– Приходите ко мне завтра, – сообразила я в последнюю минуту. – Я приготовлю что-нибудь, искупаемся.

Карла подумала секунду, а потом довольно закивала.

– Отлично, мы как раз думали, у кого можно собраться. Много не наготавливай, мы что-нибудь тоже принесем!

Расцеловав меня в обе щеки, она, пританцовывая, направилась по мостику, а Пабло поспешил за ней, улыбнувшись мне на прощанье.

Вернувшись в дом уже почти в темноте, я зажгла керосиновую лампу, которую оттерла до блеска днём, и сполоснула тарелки. Голова гудела, как растревоженный улей.

По-хорошему, нужно было ложиться спать. Как говорится, будет день, будет пища. Но нервная система была слишком взбудоражена, и я знала, что не засну. Поэтому решила дойти до полосы прибоя, может быть, помочить ноги, если вода теплая.

Прихватив лампу, я пошла осторожно в темноте, освещая себе путь. Узкая полоса над горизонтом была светлой – голубая с красным. Дойдя до пирса, я с опаской покосилась на темный мрачный баркас. Он портил всю картину.

Сев на доски, я поставила лампу рядом и осторожно опустила в воду ноги. Вода была приятно прохладной. Свежей, но совсем не холодной.

Сразу прояснилось в голове, и жизнь как-будто неуловимо наладилась. С удовольствием болтая ступнями , я почувствовала, что всё будет хорошо. Хотя, может быть, и не сразу.

Глава 6

Я думала, что не усну: перевозбуждение, какой-то ворох проблем. При худшем исходе я окажусь в тюрьме, и прочее… Но как только я перестелила простынь и моя голова коснулась подушки, в сон провалилась мгновенно.

На рассвете меня разбудили какие-то сумасшедшие птицы, устроив у меня за окном то ли драку, то ли свадьбу, но гомон стоял, хоть уши затыкай. И некоторое время я лежала, наслаждаясь этим ором, солнечным зайцем на подушке и свежим ветерком, раздувающим кусок тюля на окне.

Потом постепенно вспомнилось всё. Но я уже успела зарядиться позитивом, как батарейка. Пока ты жив, все проблемы решаемы!

Я вскочила и, как есть, в коротенькой рубашонке вышла на кухню, а потом во двор.

Дом находился на отшибе, как бы в тупике бухты, поэтому проезжей дороги мимо не было. Вид при этом открывался такой, что дух захватывало. Слева находилась роща, а справа, где-то за скалами – посёлок.

“И как это никто не облюбовал такое роскошное место?” – подумала я. Весь берег посёлка был облеплен лодками и причалами. Я видела это вчера, когда мы с Уго проезжали мимо. Здесь же было как в раю. И в этом раю я была одна.

Взгрустнулось об отце Габриэлы. Потом подумалось о том, что как только я обрела место своей мечты, его тут же могут отобрать.

Побродив по влажному песку, я вернулась в дом, походила по нему. Вспомнилось, что нужно найти какой-то важный документ. И стала сначала осторожно, а потом с азартом ризеншнауцера принялась искать сама, не зная что. Нашлись свидетельство о рождении Габриэлы-Росы Ловейры, церковное свидетельство о венчании Давида Ловейры и Росарии Гарсия, свидетельство о смерти Росарии.

Карла была права: она умерла три года назад. Тогда и возникли огромные долги.

Дальнейшие поиски не принесли результатов – убранство дома было практически аскетичным, и искать было особенно негде.

Тогда я решила пока что заняться приготовлением какого-нибудь угощения для гостей. Сетуя на то, что я понятия не имела, сколько человек придет, замесила тесто на фокаччу и пока что отставила его в сторону. Потом вышла в прихожую и с сомнением уставилась на рыбу, висящую там под потолком.

Нужно было её достать и проверить на готовность. Облезлую лесенку-стремянку я обнаружила тут же. Её надёжность вызывала сомнение, но я всё же полезла по хлипким ступенечкам, потея от страха. Содрав несколько рыбин, спустилась обратно, обмирая. Лесенка скрипела жалобно, однако выдержала.

В рыбе я, слава богу, разбиралась, будучи по специальности технологом пищевой промышленности. Эта была готова и весьма аппетитна: бочка лоснились жирком, спинки толстенькие. Почистив и нарезав её, я накрыла блюдо большой крышкой от кастрюли и задумалась. Всё равно было как-то жидковато. Но больше я ничем не располагала. Оливки достану, а что еще?

Выйдя на берег снова полюбоваться видом, я зажмурилась от слепящего света. Море сверкало тысячами искр, штиль стоял полный. Даже не верилось сейчас, что Габриэла с отцом попали в такой шторм.

Недалеко от пирса вдруг выпрыгнула большая упругая рыбина, затем вторая. Я вспомнила, что в одном из углов кухни в ящике стояли удочки и рядом еще какие-то снасти.

У меня возникла мысль попробовать половить. Никогда в жизни я не занималась рыбной ловлей. Только изучила сотни способов её приготовления. Но… почему бы и нет? Заняться особенно было больше нечем.

Выбрав удилище, которое мне показалось наиболее готовым к процессу, я вспомнила о наживке. Пришлось еще и червей копать. С этим я более-менее справилась, копаясь в жирной земле клумбы на заднем дворике.

Наконец, устроившись на пирсе, я наживила червя на крючок и попыталась забросить леску подальше. Получилось не с первого раза. Когда результат меня устроил и поплавок замер на водной глади, я вперилась в него взглядом, бормоча под нос “Ловись рыбка большая и маленькая”

Время шло, солнце припекало, а я всё так же сидела, уставившись на неподвижный поплавок. Глаза устали, и я начала невольно моргать дольше, чтобы дать им чуть-чуть отдохнуть от солнечного света и напряжения.

Моргнула – поплавок есть, моргнула – на месте, моргнула – нет поплавка. Я и поняла-то не сразу, но когда удочку чуть не вырвало у меня из руки, подскочила.

– Стой! – закричала я неизвестно кому: себе, удочке или рыбе, попавшейся на крючок.

Подтянув к себе удилище, я плюхнулась животом на пирс и стала осторожно тянуть леску на себя. Когда в воде показалась голова рыбины, я чуть не заорала и чуть ослабила натяжение. Она тут же скрылась из вида. Но на крючке сидела, видимо, плотно, потому что удилище задергалось у меня в руке снова и я, зажмурившись, выдернула рыбину из воды.

Она шлепнулась на горячие доски пирса и запрыгала по ним. А я ничего не нашла лучше, чем плюхнуться на нее животом, чтобы та не ускакала.

Никакого ведра для улова я взять с собой не догадалась, конечно. Поэтому, когда рыбина утомилась, я поднялась, измазанная и мокрая с головы до ног, сгребла свою снасть и добычу и пошла, оскальзываясь, к дому.

Ура! У меня получилось! Внутри меня всё ликовало – оказывается, я вот так просто могу прокормить себя, просто закинув удочку в море!

Сейчас я не помнила ни о долгах, ни о перспективе загреметь в тюрьму, предвкушая, как сейчас приготовлю свой улов для себя и друзей.

Внезапно остановившись, я прислушалась к своим мыслям – а ведь у меня раньше никогда не было друзей. А теперь они появились.

Остаток дня прошел в компании кулинарной музы. Я делала кляр, мариновала рыбные стейки – всё было готово к моему скромному приёму. А еще я была так горда собой.

“Надо будет завтра же выйти на рыбалку пораньше, на рассвете”, – деловито подумала я. Вроде бы где-то читала, что лов лучше именно на рассвете.

Близился вечер. Я вымыла внутренний дворик и расставила там ящики, перевернув их, чтобы гости могли посидеть на свежем воздухе, если вдруг стульев не хватит.

Когда послышались голоса, я счастливо улыбнулась – их было много, не меньше десятка человек. Впереди всех звенел голосок Карлы.

Очень скоро мой дом наполнился гомоном, не хуже утреннего птичьего. Пора было жарить мою рыбку. Я хотела, было, похвастаться, что поймала в первый раз, но вовремя прикусила язык: Габриэла, дочь рыбака, поймала рыбу в первый раз?

– Габи, как пахнет вкусно! – Карла потянула носом, чувственно прикрыв глаза.

Молодые люди и девушки вокруг согласно заговорили, а я улыбалась им и не знала кто есть кто. Поскольку никто особо не представлялся, предполагалось, что мы знакомы хотя бы шапочно. Я вслушивалась и запоминала имена, одновременно снимая ломтики рыбы в золотистом кляре со сковороды.

– Габи, я же забыла тебе сказать, – Карла со стаканом вина, которое они принесли с собой, шлепнула меня по плечу. – Я работала сегодня половину смены и пристала к доктору Пересу. Выспросила всё, что он знает про твоих родителей, как он лечил твою мать. Он всё хорошо помнит. Так вот, кроме твоего отца, её навещал только один человек – один спившийся рыбак. Его все у нас знают. Он такой, слегка не в себе, вечно ходит по улицам и кричит о том, что эта земля – его.

Я выложила последние сочные шкворчащие кусочки на блюдо и отерла пот со лба рукой: у печи было страшно жарко.

– И что из этого следует? – обратилась я к Карле, действительно не понимая, о чем речь. К тому же гости пытались заводить патефон, и что-то у них не ладилось. Все орали, жестикулировали, а мне хотелось на воздух.

Взяв Карлу под локоть, я потащила её на улицу.

– Что ты хотела сказать про того сумасшедшего старика? Как это может мне помочь?

Карла кинула взгляд на дверь: ей хотелось вернуться обратно. Гостям, наконец-то, удалось завести патефон и моей новоявленной подруге, наверное, хотелось потанцевать.

– Ну а вдруг, Габи, он знает что-нибудь? Каким твой отец обладал имуществом, чтобы Гонсалес дал ему денег.

– Ерунда какая-то, – пробормотала я. – Этот старик, может, дальний родственник моей матери и ничего не знает. Просто нужно идти к этому Гонсалесу и выяснять.

– Ну, смотри сама, – Карла крутанулась под музыку на каблучке. – А я бы воспользовалась любым шансом.

С этими словами она поскакала к дому, а я подумала, что её вывод четко совпадает с моей концепцией новой жизни. А значит, нужно и к старику заглянуть.

Кивнув самой себе, я направилась к дому, где веселилась молодежь поселка.