Текст книги "ВОЛШЕБНАЯ СКРИПКА .ПОВЕСТЬ О ГЕНРИКЕ ВЕНЯВСКОМ"

Автор книги: Эустахий Чекальский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

На другой день он вручил матери пять тысяч талеров, чтобы они не напоминали ему о неприятной встрече.

* * *

Ожидали его концерты в Мюнхене, Аугсбурге, Нюрнберге, Берлине, ожидали и… ордена, деньги, карты, женщины. Необходимо было еще поехать в Гота, Кенигсберг, Гданьск и Познань. Он мало обращал внимания на все эти проекты и обязательства. Даже неприязнь и враждебность со стороны Аполинария Контского совершенно его не трогали. Вместе с Юзиком они давали концерты на многих эстрадах Европы и мало интересовались, чем жили их слушатели. В газетах писали о женитьбе Наполеона на Евгении де Монтихо. Рядом с рецензией на их концерт помещались статьи о перестройке столицы Франции, начатой префектом Парижа Гау Османом. Генрик был уже несколько пресыщен статьями о себе и на все известия смотрел со своей точки зрения. Даже начало крымской войны не прервало триумфальной череды концертов.

Наоборот. Братья Венявские под опекой мамы и вездесущих импрессарио, давали концерты толпам русских любителей музыки, добиваясь от них одобрения и признания. Импрессарио учил, что музыкант должен уметь не только играть, но и возбуждать у толпы восхищение. Мама не раз должна была признать, что импрессарио располагают безошибочными методами, вызывать интерес у публики.

Однако, как учил импрессарио, объявления, афиши, клака, сплетни, слухи, денежные аферы и любовные приключения ничего не дадут, если музыкант не умеет быть любезным или грубым, говорить комплименты, или колкости, пить водку или вино, снижаться до уровня толпы или держаться свысока, предпочитать общество простых людей, или стремиться к аристократии. Все эти перипетии очень волновали пани Венявскую. Она видела, как они деморализуют ее сыновей, которые постепенно отдаляются друг от друга и от нее.

IV
ГЕМПТОН В ЛОНДОНЕ

Домик стоит в небольшом садике, дорожки посыпаны гравием, карликовые яблони побелены известью, абрикосы, персики, филигранная беседка, заросшая виноградом. Перед домиком миниатюрные клумбы с цветами, уже поднимающимися из земли, водопроводный кран с рукавом для поливки; со стороны улицы – железная решетка забора и надпись: Гемптон. Подстриженные кусты туи заслоняют небольшой двухэтажный дом. В этом районе города много таких домов, больших и малых, одноэтажных, двухэтажных и трехэтажных. Иногда за домом стоит конюшня или каретный сарай, но не всегда. Ведь в Лондоне много контор, сдающих кареты на прокат, а еще больше извозчиков и омнибусов.

Апрельский день клонится к вечеру. Слабое солнце едва просвечивает сквозь тяжелые тучи, плывущие по направлению к верховью Темзы. Кажется, вот-вот пойдет дождь, а может быть тучи разойдутся и на западе повиснет красный, солнечный диск.

Когда кто-нибудь проходит или проезжает по узкой уличке, лают собаки, – добродушно, словно по обязанности, чтобы предупредить о появлении чужих.

Окна нижнего этажа дома «Гемптон» распахнуты настежь, но с улицы увидеть ничего нельзя, ибо внутренность комнат закрыта тяжелыми, кремовыми шторами.

Зато слышен чарующий дуэт. Рояль и скрипка. Это Антон Рубинштейн и Генрик Венявский, два знаменитых виртуоза, играют романс. Впрочем различить отдельные звуки инструментов невозможно, – так согласно они играют. Это не музыка, а трогательная песнь любви, песнь влюбленного, протягивающего руки к своей возлюбленной.

Едва только закончился трогательный романс, уже слышна мелодия сельской идиллии. Кажется, играет свирель, обыкновенная, сделанная из ветки вербы польская свирель. Свирели вторит басетля, деревенский контрабас. Кто же это играет? Неужели скрипка и рояль?

Среди слушателей сидит блондинка со светло-пепельными волосами, большими глазами и свежим, красивым личиком. Коса уложена вокруг головы в высокую прическу. Она смотрит то на Рубинштейна, то на Венявокого. У этого молодого, черноволосого мужчины со смешной бородкой и темными усиками удивительно большие и очень выпуклые глаза. Во время игры он иногда их закрывает и когда неожиданно откроет, его взгляд порой бросает молнию, а иногда остается мертвым и невидящим. Он очень ловок и строен. Модный сюртук ему идет. Но обо всем этом забываешь, едва он начнет играть. Его скрипка звучит нежно, как бы из потустороннего мира, будто сверхчеловеческий голос раздается внутри волшебного инструмента.

Девушка хотела бы заглянуть в эту скрипку, как до этого хотели сделать многие из его слушателей. Звуки то мчатся один за другим, то поют подобно заунывной пастушьей свирели, слагаются в марш или ритмический танец, исполненный жизни и блеска. Мелодия возвращается снова, но теперь она уже звучит иначе. Смычок головокружительными аккордами движется по струнам, он легко и свободно прорезает густые, сочные тона. Пассажи шестнадцатыми сменяют друг друга. И чтобы извлечь эти звуки, чтобы, едва прикасаясь к струнам добиться такого великолепного звучания, нужно исключительное дарование. Бледное лицо виртуоза оживлено улыбкой. Когда отзвучал финал, он опросил Изу:

– Как вам понравилась эта польская штучка?

– Штучка? Но это же чудесно. Я боялась за смычок, за струны, за вас!

– Неужели было так опасно? Вы говорите удивительные вещи, – шутит Генрик.

– Пожалуйста, вот пирожное, – девушка хочет перевести разговор на другую тему.

– Это что? Награда за мою игру?

– Награда? Сразу же и награда, – попробуйте, пожалуйста, – пирожное приготовлено по моему рецепту, – отвечает девушка.

– Вы умеете печь пирожные? – недоверчиво спрашивает скрипач.

– Не только пирожные. Я умею готовить много вкусных вещей.

– Ого, я пожалуй съем все содержимое корзинки. Вы Рубинштейну не давайте ни одного.

– Но ваш коллега – наш дорогой гость.

К ним подошел Антон и мисс Иза подвинула ему корзиночку с пирожными.

– Попробуйте, пожалуйста.

– Не трогай, это мои пирожные, – шутливо сказал скрипач.

– Вот как?… – пианист взял сразу несколько штук и проглотил.

– Замечательно, очень вкусно, очень сладко! Пожалуй, эти пирожные с ромом?

– Вы угадали! Мой отец любит пирожные с ромом, – пояснила девушка.

Невдалеке среди гостей сидит серьезный, с лицом похожим на бульдога сэр Томас Гемптон. У него бегающие глазки, мощные челюсти и багровое лицо. Он почти ничего не говорит, но видит все, что делается в комнате. Пьет чай по-английски, очень крепкий и ароматный. Его супруга лэди Гемптон, высокая, худая, улыбающаяся, гостеприимная дама. Она вмешивается в беседу молодежи.

– Говорят, вы собираетесь повторить свой концерт в Обществе любителей камерной музыки?

– Я слышал об этом, – ответил пианист, – но дело касается, собственно говоря, Генрика. Ведь это он 14 февраля очаровал весь Лондон.

– Я не знаю, удастся ли повторить этот концерт, ведь для этого нужны Рис, Дойль, Шройс и Пьятти. Собрать такой исключительный ансамбль можно только благодаря тому, что в Лондон случайно приехало пять настоящих музыкантов. Но возможно ли, чтобы это случилось второй раз? – говорит Генрик равнодушно.

– Ближайший понедельник будет посвящен квартетам Гайдна, Моцарта и Бетховена. Генрик будет участвовать в концерте – добавляет Рубинштейн, чтобы сгладить неловкость, допущенную Венявским.

– Ничего еще не известно. Положение создалось такое: скрипач есть, не хватает виолончели, – парирует Венявский. – С кем попало играть мы не будем.

– Я думаю, что партию виолончели сыграет Альфред Пьятти, – пианист хочет обязательно закончить общую беседу и перейти к другой теме.

Гости разделились на отдельные группки. Музыканты удалились, никем незамеченные. Их ничто не связывает с этим обществом. Солидные господа: судовладельцы, судьи, профессора и их важные супруги, большей частью рыжие и с плоскими бюстами, собрались сегодня, чтобы в гостиной Гемптонов увидеть двух восточных музыкантов, играющих без нот. Такие собрания происходили у герцогов Мальборо, у герцога Вестминстерского, могут происходить и у Гемптонов.

На концерт, состоявшийся в понедельник, слушатели пришли вооруженные партитурами, книгами, зонтиками и очками. Ведь это чрезвычайная сенсация. Венявский исполнял партию первой скрипки в квартете Гайдна наизусть. Так же точно он играл Моцарта, а в квартете Бетховена перешел на альт. X. Г. Блэгров и Проспер Сэнтон – тоже превосходные музыканты – беспрекословно ему подчиняются.

Скрипач Венявский вышел даже в партер, чтобы приветствовать лэди Гемптон. На английских концертах это не принято. Он начал беседу с Изой по-французски.

– Не прогуляетесь ли вы со мной по Гайд-парку? Иза быстро взглянула на мать.

– Мы намерены воспользоваться когда-нибудь свободным временем и проехаться по парку. К сожалению там теперь не всегда спокойно, и общество предпочитает гулять по Сент-Джемс.

– Не понимаю почему?

– Там мадзинисты устраивают митинги… – шепчет таинственно мисс Иза.

– Ах, вот как? Какой же я профан. Но я поумнею… – шутит скрипач.

Звук гонга зовет его на эстраду. Мисс Гемптон весьма довольна неожиданным визитом. Мама тоже довольна, ведь все знакомые дамы заметили внимание оказанное ее дочери.

– Мы должны будем как-нибудь поехать в Гайд-Парк, – немного подумав, оказала девушка.

– Если отец разрешит нам взять свою карету, – предупреждает мамаша.

Прогулка оказалась очень удачной.

– Откуда этот Венявский достал такую хорошую верховую лошадь?

– Было очень приятно, что знаменитый скрипач на глазах всего Лондона сопровождал нас во время прогулки по парку.

– Лэди Диана, лэди Элизабет особенно приглядывались, чтобы убедиться, что это именно он.

Таким образом знакомые Гемптонов получили новую тему для основательного обсуждения на файф-о-клоках. Скрипач предпочитал беседовать с Изой наедине. Он пользовался каждым случаем, чтобы побыть с ней.

– Приходите, пожалуйста, на Тауэр Бридж. Ведь в этом салоне на глазах папы и мамы невозможно ни о чем поговорить.

– А о чем вы думаете, – спросила девушка.

– О том же, что и вы. Я вообще хотел бы, чтобы вы думали и чувствовали как я.

Мисс Иза не ответила. Он никогда не знал, согласна она с ним или нет. Вместо ответа она часто опускала свои нерешительные и удивленные глаза.

Все же она пришла на Тауэр Бридж, торопясь, немного запыхавшись. Она не радовалась, впрочем. Просто ее подчиняла воля скрипача. И не могла она противиться его объятьям и словам.

– Знаешь ли ты лондонский порт?

– Что же там интересного?

– На пристани собралось много людей. Они будут осматривать порт.

– Это иностранцы.

– Я тоже иностранец. Поедем туда! Ну, пожалуйста.

Вместе с десятком пассажиров уселись они на юркий, быстрый пароходик. Находясь в толпе, Генрик чувствовал себя великолепно. Он невнимательно смотрел на пристани, склады, корабли, на пестрые толпы людей. Он был очарован глазами Изы.

– А может быть мы сойдем на следующей остановке и зайдем в матросский кабачок?

– Что же тебя там может интересовать?

– Люди. Именно люди, ну и этот старинный трактир, помнящий времена Генриха VIII и Анны Болейн.

– Анны Болейн? Вот не ожидала, что вы знаете историю этой несчастной женщины.

На первой остановке они сошли на берег и уселись за столиком в матросском кабачке. Ими никто не интересовался. В Лондоне бывают люди со всех концов света. Молодой, черноволосый мужчина мог быть французом или итальянцем, а его дама могла с успехом сойти за голландку, немку, датчанку или шведку. Хотя, пожалуй, нет, за шведку ее трудно было принять, слишком уж она малого роста, не очень стройная. Уж не девушка ли это из «Бординг-хауза» решившая погулять с иностранцем в порту.

Иностранец не совсем правильно говорящий по английски заказывает:

– Please Château Lafitte.

– Ах, вино, великолепно. Может быть разрешите в гостиную? В общем зале бывает по-разному. От моряков всего можно ожидать, – услужливо предлагает хозяин.

В гостиной комнате потолок из деревянных балок, стены до половины выложены дубовыми досками, выкрашенными в кофейный цвет, на потолке висит масляный светильник с портретом королевы Виктории и разными кораблями. Молодая девушка почувствовала себя неловко.

– Что могут о нас подумать? – мелькнула у нее мысль. – Супружество, справляющее медовый месяц, любовники, помолвленная пара или искатели приключений? – а сама сказала:

– Зачем это вино?

– Château Lafitte… Попробуешь – попросишь еще бокал.

– Зачем ты меня сюда привел?

– Чтобы тебя поцеловать, – осмелел скрипач.

– Ах, нет, я скажу маме, – что ты со мной делаешь?

– А зачем маме об этом знать?

– Мама требует, чтобы я ей говорила, как ты себя ведешь.

– Вот как, великолепно. Так скажи ей, что ты мне очень нравишься и что я тебя обнимаю и целую.

– Это неправда! А впрочем, если бы я ей так сказала, мама запретила бы мне видеться с тобой.

– Этого быть не может! Ведь мы еще должны осмотреть Национальную галерею и Британский музей, – шутит Генрик, делая вид, что он говорит совершенно серьезно.

– Если ты будешь себя так вести, то я больше с тобой не пойду.

– Разве я тебя обижаю? Я тебя поцеловал даже не в губы, а в висок. Я хочу, чтобы ты меня поцеловала сама.

– Зачем? Девушкам нельзя так делать, – заявила она с полной убежденностью.

Генрик не выдержал и весело рассмеялся.

– Попробуй. Мы увидим, сорвется ли хоть одна картинка с этих стен.

– Я не хочу пробовать!

– А я попробую и убежден, что королева Виктория не закроет глаза и даже не прикроет век!

Скрипач обнял Изу, притянул к себе и крепко поцеловал. Девушка не могла его оттолкнуть: он был сильнее. Когда он ее освободил из объятий, она тихо и жалобно заплакала. Пораженный Генрик попытался шуткой загладить свою неловкость.

– Смотри, слезы переполнят бокал. Разве я тебя чем нибудь обидел?

– Ты пойми, я не могу, я не хочу, – сквозь слезы говорит Иза.

– Я все понимаю, только не плачь, пожалуйста.

– Я никогда больше не пойду с тобой в ресторан.

– Не говори так. Кто знает, может быть ты еще будешь спать со мной в одной кровати, – чересчур уж смело заявил Генрик.

Мисс Иза Гемптон срывается со стула и почти бегом покидает трактир. Она направляется на пристань. У нее нет билета и нет денег. Она стоит в нерешительности.

Толстый трактирщик опросил за недопитое вино, гостиную комнату и свою жирную улыбку целую гвинею.

Генрик бросил ему золотой и побежал вслед за Изой.

– Иза, почему ты убежала?

– Я тебя прошу не разговаривай со мной. Боже, что это будет когда папа узнает, что ты хочешь спать со мной в одной кровати?

– А разве твой отец не спит с матерью?

– У моего отца собственная кровать.

Скрипач широко открыл глаза. Он сначала не понял, в чем причина возмущения девушки, но теперь весело захохотал.

– Пустяки, недоразумение, я тебе куплю кровать, какой нет ни у одной королевы. И себе тоже куплю великолепное французское ложе.

– Подумай, о чем ты говоришь? Ведь это не серьезно, – перебила его англичанка.

* * *

Никто так не обратил внимания на прогулку скрипача с дамами Гемптон, как импрессарио мистер Гентцер. Верховая езда Венявского на великолепной лошадке ему очень понравилась и он пускал в ход сплетни о симпатии мисс Изы к знаменитому виртуозу. Генрик не очень любил своего энергичного импрессарио, который пользовался любым случаем, чтобы снабдить сенсацией жаждущую новостей прессу. Генрик не всегда мог скрыть свои свидания с Изой, ибо он много выезжал в провинцию, часто выступал с концертами в аристократических домах и поэтому был широко известен. Нынешний летний сезон был у него полностью занят. Скрипача ждали в Эмсе, Гамбурге, Остенде. А с Изой ничего еще не было решено. Правда, в доме Томаса Гемптона его принимали любезно, но с некоторым холодком. Он здесь встречал знаменитых писателей, иногда играл там, но, желая встретиться с Изой, должен был назначать свидания в Национальной галерее, в цирке или на выставках. Девушка позволяла себя целовать, но сама на поцелуи не отвечала. Она услышала из уст молодой, привлекательной дамочки, посещавшей дом ее родителей непонятную фразу, сказанную подруге со смехом и свободой, но так, чтобы слышали другие дамы.

– Этот скрипач был бы превосходным любовником. Он молод и красив.

– У тебя же есть муж.

– Муж не в счет. У него нет темперамента, а этот скрипач, должно быть, очень пылкий.

– Что ты, в самом деле, стыда у тебя нет?!

– Глупости, ты в этом ничего не смыслишь.

– Люси, не играй с огнем. Обожжешься!

– Вот этого я и хочу, – сказала привлекательная дама.

Подруги засмеялись, а мисс Иза решила больше не приглашать Люси на файв-о-клоки, на которых будет присутствовать скрипач. Она сама не вполне отдавала себе отчет в том, почему она так поступает, но все же не хотела выпустить Генрика из своих рук. Она запретила ему посылать цветы и сладости, потому, что… это волнует ее отца. Вообще она часто в своих беседах с Генриком упоминала об отце и оправдывала свое поведение боязнью отцовского гнева.

Встречи с Генриком становились все более опасными. И как это хорошо, что он должен уехать из Лондона. Импрессарио Гентцер не забывал снабжать газеты известиями об успехах Венявского; к прежним триумфам прибавлялись новые.

Голландский король Вильгельм, очарованный его игрой, подарил ему бриллиантовый перстень. Генрик сообщил об этом Изе и просил, этобы она приняла этот перстень в подарок от него. Они уже были почти помолвлены. Генрик хотел жениться на ней, но она постоянно выдвигала различные препятствия и без мамы не хотела выехать из Лондона.

«Почему нельзя без мамы? Ведь ты моя невеста. Будь отважной, я тебя не обижу. Твой приезд – мое единственное и самое большое желание» – писал Генрик Изе. Теперь уже и Антон Рубинштейн знал тайну своего друга. Они часто выступали вместе. Однажды перед концертом пианист сообщил:

– Вообрази себе, Коптский уже надоел при дворе. Наверно, начал изображать на скрипке слона.* Представляется случай занять его место. Было бы замечательно, если бы ты стал солистом его императорского величества. Если хочешь жениться, тебе нужен постоянный доход.

– Она мне не откажет и без постоянного дохода.

– Но мама, папа, вся семейка Осборн-Гемптон и вообще все эти английские эсквайры – думают иначе. Для них постоянный доход – это основа благополучия, – смеялся Антон.

Он очень хотел помочь другу в предсвадебных хлопотах.

– Нам так было бы приятно вместе выступать в Петербурге, Париже, Лондоне. Хорошо бы постоянно жить вместе над Невой.

ЛЕГЕНДА В ЛЮБВИ И ЛЮБОВЬ В ЛЕГЕНДЕ

По примеру прошлых лет Остенде и в этом году было переполнено поклонниками устриц и любите-

____________________

* Намек на пьесу «Пробуждение льва», написанную Антонием Контским, братом скрипача.

лями рулетки. Все гостиницы, пансионы и виллы заняты. Ведь Остенде – европейский курорт, расположенный в Бельгии почти напротив Лондона, и здесь не какое-нибудь северное море, а открытый океан. Достаточно сесть на пароход идущий в Кале, чтобы через час гулять по пляжам Остенде… Экскурсии в Брюгге, Брюссель, Гент чрезвычайно разнообразят пребывание на этом фешенебельном курорте. Мистер Гентцер умело использует все обстоятельства. Концерты Венявского он обеспечил превосходной рекламой.

Вместе с Антоном Рубинштейном они дали концерт в Курхаузе, забавляясь снобизмом завсегдатаев курорта. Программа их концертов состояла из разных салонных пьес, которые украшались ими разными виртуозными штучками, к вящему удовольствию публики. Изредка в программу включались серьезные, классические вещи, теперь уже для удовольствия самых исполнителей.

Генрика и Изу теперь часто видели на берегу моря. У них было о чем поговорить. Иза огорчалась его проигрышами в казино. Генрик смеялся над этими огорчениями.

– Кто счастлив в любви, несчастлив в игре. Как говорят у нас в Польше – два гриба в борщ не кладут.

– Неужели ты не можешь перестать играть в эту рулетку? Ведь я же с тобой.

– Неудачи в игре убеждают, что я могу быть спокоен за нашу любовь.

– Ты поступаешь, как сумасшедший и вместо серьезного ответа… – беспокоилась Иза, морща носик.

– Что касается тебя, то я действительно с ума сошел, – согласился Генрик и вздохнул. – Но ты же ко мне холодна.

– Ты несправедлив. Мы должны еще немножко подождать.

– До каких же пор ждать? – вздыхал Генрик.

– Мама сказала, что ты должен лично поговорить с папой.

Венявский уже давно собирался поговорить с отцом Изы. Сегодня они снова расстались в установленное время, потому что мать ожидала Изу. Скрипач пошел в казино. Настроение у него было неважное, может быть это влияние порывистого ветра, дувшего сегодня целый день. Такой ветер очень плохо действует на нервы.

В казино шла ожесточенная картежная игра. Скрипач не любил этих длинных и скучных баталий. Другое дело рулетка. Здесь в один момент можно получить свою дозу наркоза, который иной раз даже зрителей бросает в пот. Генрик бросил несколько монет… Проиграл. Обыкновенно в таких случаях он второй раз уже не испытывал судьбы и оставлял игру. Сегодня он поставил еще раз и снова проиграл. Громко рассмеялся.

– Иза будет моя!

Он быстро вернулся в гостиницу, хотя и здесь проигрыш его не беспокоил. Сильный, порывистый морской ветер дул с севера, потрясал окна, крыши, придорожные деревья, нес с собой мелкий песок. Генрик себя чувствовал очень плохо. Быть может, скрипка тебя успокоит? А может быть удастся сочинить собственный этюд?

Остенде городок небольшой. Генрика все знали, наблюдали за ним и весть о его проигрыше быстро разнеслась по всему курорту. Дошла она и до лэди Гемптон.

– Выбежал из казино как безумный. По-видимому он заболел.

– Нет, он смеялся, несмотря на то, что проиграл два раза.

– Обыкновенно он ставит только один раз, – резюмировала лэди Гемптон.

Рано утром мать с дочерью собрались в гостиницу. Генрика они застали до такой степени увлеченным работой, что по-видимому он не спал всю ночь. Глаза ввалились, он был бледен и еле-еле держался на ногах.

– Что с вами, вы больны?

– Нет, я здоров. Это вчерашний ветер. Я не люблю такого сильного, порывистого ветра.

– Почему же вы не пришли к нам? – удивилась англичанка.

– Я играл на скрипке и думал о своем.

– Можно узнать, чем закончились ваши размышления? – спросила лэди Гемптон.

– Разве вам Иза ничего не говорила?

– Иза? Изабелла, скажи мне в чем дело?

– Я как-то говорила вам мама, что мистер Венявский хочет жениться на мне, – прошептала, запинаясь девушка.

– Жениться? О, это очень важное дело. Такой вопрос без согласия мужа и ваших родителей решить нельзя.

– Скажите, пожалуйста, а я не могу… увезти Изу? – спросил Генрик, прикидываясь наивным.

– Ах, что вы говорите? – воскликнула возмущенная Иза.

– Но ведь это аморально, – в свою очередь возмутилась лэди Гемптон.

– Да, но это проще сделать. Поедем в Париж, найдем священника, станем перед алтарем и дело с концом. Принять к сведению совершившийся факт никому не будет трудно, – говорил устало Генрик, отдавая себе отчет, что действует не в свою пользу.

– Вы не любите традиций, на которых зиждется общество, – серьезно и возмущенно обратилась к нему мать.

– Как вам угодно. Если я обязательно должен получить от вашего мужа разрешение на брак с Изой, то едем немедленно к нему. Нынешнее положение мне невыносимо, да вероятно и она…

– Вы за мою дочь не беспокойтесь. Для этого я здесь, – холодно отрезала мистрисс Гемптон, но через мгновение спохватилась. – А может быть ваш отец не согласится на ваш брак с моей дочерью? – осведомилась она.

– Это дело я беру на себя. – Генрик снова воспрянул духом. – Хорошо, я еду в Лондон, может быть это даже кстати, так как мой импрессарио требует установить дату нового концерта. Я не хочу, чтобы за лето лондонцы меня забыли.

– Примите наши пожелания здоровья и успеха. Просим посещать нас всегда, когда вам это будет угодно, – сказала на прощание лэди Гемптон, будучи убеждена, что такое решение наиболее приемлемо для ее дочери.

* * *

Мистер Гентцер получил приятное известие. Можно объявить концерт. Венявский снова был в казино, поставил и выиграл.

– Ах, черт возьми! – выигранное золото его жгло. – Вероятно, сэр Томас Гемптон откажет. О чем другом может свидетельствовать этот выигрыш?!

И правда, когда он очутился наедине с серьезным отцом Изы, который всегда напоминал ему бульдога, он услышал:

– Давайте говорить реально. Мы же вас не знаем. Мы не знаем, кто вы такой. Кто ваши родители, из какого общества? То, что вы талантливый скрипач, этого для супружества с моей дочерью слишком мало.

– Слишком мало? – скрипач вскочил со стула. Сделал несколько нервных шагов вдоль стола и снова сел. Подавил в себе волнение. – Но ведь она меня любит и я ее люблю.

– Все возможно. Но только вы знаете: от любви еще никто не умер. Вы совладаете со своим чувством. У вас наверное достаточно поклонниц. Хуже обстоит дело с моей дочерью, если она действительно вас любит, как вы говорите. А вы знаете, что у нее нет приданого? – неожиданно сказал англичанин, злорадно посмеиваясь.

– Зачем вы мне об этом говорите?

– Мы, англичане, любим солидность в деловых вопросах.

– А я будучи поляком, говорю вам, что пришел сюда не для того, чтобы заключать какую нибудь сделку. Я здесь ничем не торгую.

– Вы, мистер Венявский, очень вспыльчивый человек, но этим вы меня не убедили и убедить не можете, – добавил сэр Томас после небольшой паузы. – Предоставьте дело течению времени. Смею вас уверит, что не пожалеете.

Генрик с усилием держал себя в руках. Снова начал шагать по комнате, но ему не приходило в голову ничего, что бы можно было противопоставить холодной аргументации старого англичанина. В комнате воцарилась опасная тишина. По-видимому хозяин решил закончить беседу. Скрипач считал, что необходимо попытаться еще раз убедить сэра Томаса.

– Послезавтра мой концерт. Могу я вас пригласить? До сих пор вы были одним из моих усердных слушателей.

– Концерт? Если вы желаете, я еще раз послушаю вашу необыкновенную музыку, – довольно холодно процедил сэр Гемптон.

Сэр Томас Гемптон вел беседу весьма лаконично. От него пахло крепким портером и видимо, по этой причине он еле двигал своими массивными челюстями. Толстая рука с золотым кольцом неподвижно опиралась о стол. Скрипач чувствовал равнодушие и сухость старого дельца. Однако он овладел собой, вежливо попрощался и вышел на улицу. У него расшалились нервы, разыгралась фантазия. Он возвращался в пансион. На столбах и на заборах уже расклеены афиши и программы его концерта.

– Зачем мне этот концерт? Не для того же, чтобы заработать на приданое Изы. Неужели сэр Томас предполагает, что я хочу жениться на его дочери только из-за приданого? Я оставлю отцу все приданое, пусть его расходует на свой любимый портер марки Кенингем. – Он медленно шел – не обращая внимания на уличное движение.

– Хорошо бы сейчас выпить красного бордо для укрепления нервов. А может быть лучше съесть порцию сливочного мороженого. Нет. В такую жару вино лучше.

– Во французский ресторан, – приказал он извозчику.

– Yes, Sir!… – ответил возница одетый в голубой сюртук с металлическими пуговицами. Он поправил на голове цилиндр и натянул вожжи.

Лошадка пошла рысью. На ясном голубом небе высоко стояло солнце. Фиакр катился по лондонским улицам ровно, успокаивающе, почти автоматически. Однообразное цоканье копыт по мостовой действует на чуткое ухо, как мерный ход часов во время бессонной ночи. Генрик не замечал ни улиц, ни толпы людей, снующих по ним. Он переживал отказ… Нет, это не был отказ. Старый торгаш уклонился от решительного ответа. Если бы он, Генрик, остался там дольше, то не выдержал бы и наговорил достопочтенному джентельмену бог знает что.

– Сэр Томас англичанин. Его надо понимать, – успокаивал сам себя Генрик. Что делать, чтобы по отношению к Изе было все в порядке? Выслать ей телеграмму с приглашением приехать в Лондон на концерт? Пусть узнает ответ отца. Да. Пожалуй так и следует сделать!

Извозчик остановился перед рестораном, внешний вид которого оставлял желать много лучшего. Шилингом больше, шилингом меньше – пустяки. Генрик расплатился с извозчиком и вошел во французский ресторан. Несмотря на не очень презентабельный внешний вид, внутри было очень чисто и уютно. Генрик уселся недалеко от небольшой витрины. Он видит, как извозчик, сняв цилиндр, вытирает потное лицо серым платком. Этим же платком он отгоняет мух от головы лошади. Поправил соломенную шляпу надетую на торчащие уши лошади, гладит и похлопывает ее ладонью по крупу. Извозчик еще раз с удовлетворением подул на монету, зажатую в кулаке и отъехал. Размышления Генрика прервал слуга.

– У вас есть бордо, только самой лучшей марки?

– Найдется, милорд. А что подать к вину?

– Пока что бокал.

Официант улыбается. Он любит таких молодых гостей.

Из двери ведущей в следующую комнату выглянул человек среднего возраста, одетый в легкий пиджак из чесучи. На его лице загар. Белесые волосы зачесаны вверх.

– Вот так встреча!

– Кто привел сюда маэстро?

Они с видимым удовольствием здороваются.

– Что вы делаете в Лондоне?

– Ищу того же, что и вы.

– Я ищу бутылку крепкого бордо.

– А я смысла жизни.

– Чтобы жить, радоваться солнцу – смысла не надо.

– Что-то по вас не видно этой радости. Даже наоборот. Вы очевидно взволнованы, нездоровы, чем-то недовольны. Вас встретила какая то неудача наверное, замешана женщина, – смеется блондин, обладатель внимательных, голубых глаз. – Вы полагаете, что бутылочка бордо разгонит тоску? Клин клином, что?

– Вы – точно врач на приеме. И вдобавок бесплатно. В Англии так не делают. Здесь бизнес – закон.

– Верно, но я же не врач.

– А чем вы собственно занимаетесь?

– Смелый вопрос, на который я не могу дать ответ.

– Вернемся к беседе.

– Я видел афиши о вашем концерте. Неужели у вас перед выступлением разыгрались нервы? А я считал, что маэстро уже привык к публичным выступлениям.

– Привык-то привык, но неожиданности всегда возможны, – машинально отвечает скрипач.

Официант принес бутылку бордо. Вот и два бокала изрядных размеров. Генрик наблюдает, как официант откупоривает бутылку. Льется красная, чистая густая струя с терпким запахом. Официант приподнял бокал вверх, посмотрел на свет, как бы восхищаясь цветом вина.

– Пожалуйста! – маэстро подвинул бокал своему собеседнику.

– Выпьем за ваш успех.

– Ну и за ваш, хотя я все же утверждаю, что для чувства радости и счастья, здравый смысл не всегда необходим, – упрямо повторяет Генрик.

– Вы пессимист, а это нехорошо.

– Оптимист ли, пессимист ли, все одинаково умирают, – философствует скрипач.

У вина хороший букет, оно легко пьется. Пока что действие его не очень чувствуется. Но каждый глоток приносит облегчение. На дне бокала сидит веселый чертик легкомысленности и забытья.

– Великолепное вино. Давно не пил такого… – наслаждается блондин. В Лондоне такое вино найти можно, а вот в Бургундии в ресторане его не найдешь. Может быть где-нибудь в подвале…

– О, я рад, что пью вино в обществе такого знатока, как вы.