Текст книги "Рандеву"

Автор книги: Эстер Верхуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

49

Двор выглядел замечательно. Террасы соединены лестницами из известняка. Фонтан готов. Эрик посадил деревца в массивные керамические горшки голубого цвета. Парни заканчивали выравнивать гравий, который был бежевым, но на ярком солнце казался чуть ли не белым. Одним словом, красота!

Стоя в комнате Бастиана, я смотрела во двор.

Пятница. Последний рабочий день.

Я облокотилась на подоконник и наблюдала, как Мишель убирал электрические кабели, как лопатой сгребал мусор и сваливал его в кучу на траве рядом с аркой. Я впитывала каждое его движение. Малейшее изменение выражения лица. Его улыбку, которая появлялась, когда кто-то шутил. Не могла отвести взгляд от его плеча, которое он, сам того не замечая, время от времени слегка приподнимал.

Бесконечный поток сменяющих друг друга картин: переезд во Францию, Петер, Мишель, деньги… Казалось, этому не будет конца. У меня больше не было сил.

Во всяком случае, от одной заботы Эрик меня освободил. Вчера вечером он поехал к Петеру и вернулся домой около десяти часов. Я смотрела телевизор и, когда он вошел, даже не повернулась.

В последние дни я старалась по возможности избегать его.

Эрик остановился рядом, неуверенно взялся руками за спинку стула.

– Я никогда не пойму, чем ты руководствуешься в своих поступках, – сказал он. – Но ты и дети для меня дороже всего на свете. Я сказал Петеру, что не буду участвовать. Ни сейчас, ни в другом его проекте.

Я встала и обняла Эрика. Так мы простояли очень долго.

Можно было начинать новую жизнь. Вчера Петер был здесь в последний раз. Для парней последний рабочий день – сегодня. Завтра начинается отдых. Эрик заявил, что в ближайшее время не собирается ничего делать, только читать и, возможно, разбить небольшой огород.

Мы решили, что отдых может продлиться несколько недель или даже месяцев. Ровно столько, сколько потребуется для того, чтобы из наших пор улетучились строительная пыль и цемент.

Мне нужно залечить раны. Но не те, что снаружи. В реконструкции этого дома участвовал Мишель. Он прикасался к камням, держал в руках инструменты. Все наводило на мысли о нем. Но, наверное, это не так уж плохо. Мне не хотелось бы забыть о нем. Просто этим воспоминаниям должно найтись свое место в моей жизни. Тогда они перестанут отдаваться такой болью.

Я поднялась в гостиную. Ее пространство и атмосфера поражали меня каждый раз заново. Это был самый красивый дом из всех, где нам довелось жить. Несколько лет назад я и подумать не могла, что мы сможем позволить себе жить в таком замке. Меня распирала гордость. У нас все получилось! И мы скоро будем принимать гостей. Приедет Эрика. Она собиралась остаться на неделю, и это очень радовало. Я с удовольствием буду готовить для нее и для Герарда, баловать их вкусной едой и хорошим вином, чтобы они чувствовали себя у нас как можно лучше.

Если погода останется такой же теплой, как сейчас, можно обедать и ужинать во дворе. Это гораздо приятнее. Я подумала, что нужно купить два мангала. Когда сегодня я поеду в город, возьму с собой Изабеллу и Бастиана сразу, как встречу их из школы. Тогда мне не нужно будет прощаться с парнями. Еще вчера я подарила каждому коробку вина, а Петеру бутылку виски. Знак внимания и благодарности за работу, за то, что они здесь сделали. За хорошую компанию, за уроки французского, за их рассказы. После того как мы попрощались, манера держаться у Мишеля изменилась. Он старался вести себя как можно более непринужденно, не создавая мне и себе трудностей. Казалось, что на пульте, который управлял его эмоциями, нажали на нужную кнопку.

Я услышала, как открывается дверь, и обернулась, ожидая увидеть Эрика. Наверное, он пришел за водой. Но это был Мишель.

– Прости, что вот так врываюсь, но… – он смущенно посмотрел на меня из-под ресниц. – Мне нужны деньги.

Я нахмурилась.

– Деньги? Зачем?

Он переминался с ноги на ногу.

– Эрик не дал нам деньги за прошлую неделю, а мне они нужны, чтобы заплатить за жилье. Сегодня вечером хозяин придет за платой. У меня ничего нет. У Брюно тоже. У Петера ни одного евро свободных денег. Больше мне идти не к кому, – он беспомощно развел руками.

Я оцепенела.

– Прости, – повторил он, – совсем не хочется просить об этом тебя, но… у меня больше нет…

Я пристально посмотрела на него.

– Эрик вам не заплатил?

Я собственными глазами видела, как в прошлый понедельник мой муж, когда парни уехали, положил банкноты по пятьдесят и сто евро на стол в холле. Петер тут же выписал счет за обе недели – за прошлую и за эту. Я, черт возьми, видела, как Петер выписал счет и спрятал деньги в карман!

Я стояла и таращилась на Мишеля. Он поднял одну бровь.

– Такое нередко бывало, – добавил он, – что твой муж не заплатил. Это не впервые… Многие клиенты так делают.

А потом еще что-то, чего я не поняла.

– У меня дома нет наличных.

Это была правда. Может, пятьдесят евро, не больше.

Он шагнул вперед. Посмотрел мне в глаза.

– Симона, я…

– Я… Я выпишу тебе чек, хорошо? Ты сможешь показать его хозяину, пойти вместе с ним в банк или завтра рано утром, или…

– Я ухожу сегодня немного раньше, – сказал он.

Мишель прошел со мной к бюро, я выдвинула ящик. Достала чековую книжку, взяла ручку.

– Сколько?

– Двести. Это плата за жилье за месяц.

Я выписала чек на двести двенадцать евро, расписалась, стала заполнять строку «Адрес и имя». Замешкалась.

– Как твоя фамилия?

– Мартин.

Я написала на чеке его имя, вырвала листок из книжки и отдала Мишелю. Он удивленно посмотрел на чек.

– Слишком много.

– Двести – это круглая сумма, будет заметно. Если Эрик спросит, я не смогу ему объяснить. Сейчас это выглядит как чек за покупки или что-то в этом роде. На банковской выписке стоит только номер чека и сумма, а не имя и дата, когда он был выписан.

«Из-за Петера становлюсь специалисткой по денежным махинациям», – невесело подумала я.

– Спасибо, Симона! Ты просто ангел, – поблагодарил Мишель и ушел. Я положила чековую книжку обратно в ящик. Было как-то не по себе. Я обернулась.

– Мишель?

Он вернулся из холла и взялся за дверной косяк.

– Мишель, Эрик вам заплатил. Я видела, как он дал деньги. Он заплатил твоему хозяину еще в понедельник. Сразу за две недели.

Мишель нахмурился.

– Ты уверена?

– Да, абсолютно.

Он что-то пробормотал себе под нос. С коротким «Salut»[55]55
  Salut (фр.) – привет.


[Закрыть] вышел во двор. Я осталась стоять рядом с бюро. Эрика можно было укорять в чем угодно, кроме одного. Он всегда держал слово.

Все это означало только одно: Петер не платил парням. Во всяком случае, не всегда, не каждую неделю. Вину он перекладывал на клиентов.

– Симона!

Я посмотрела наверх. В дверях стоял Эрик. Приди он чуть раньше, оказался бы свидетелем моих расчетов с Мишелем.

– Я пришел сказать, что уезжаю за теми двумя картинами и садовой скамейкой. Мишель поедет со мной, ему нужно в банк, а после я подброшу его до дома. Ты следишь за временем?

Он имел в виду детей. Была половина третьего.

– Слежу, – ответила я.

Эрик не уходил.

– Странно, да? Последний рабочий день.

Я кивнула.

– Нужно будет снова привыкать к тишине.

– Наступает замечательное время, Симона. Мы воспользуемся им на всю катушку. Может быть, получится поехать с детьми в Аркашон в эти выходные. Обещают двадцать восемь градусов. Отличная погода для пляжа.

– Да, здорово, – ответила я рассеянно.

– Ну ладно, мы поехали.

Комната Бастиана очень быстро превратилась в поле битвы. Разные провода в беспорядке валялись на полу вперемешку с игрушками, дисками, зачитанными комиксами и брошенной одеждой. Я собрала книжки и аккуратно расставила их в шкафу, рассортировала диски и сложила в стопку рядом с его маленьким телевизором. Опустилась на колени, чтобы достать вещи, брошенные под кровать, и положила их в пластмассовую корзинку для грязного белья.

Во двор въехала машина. Я услышала, как она остановилась, но не обратила на это внимания. Вероятно, это был курьер с каким-нибудь пакетом, а парни уже привыкли получать почту и расписываться за нее. В доме стояла приятная прохлада. Мне рассказали, что раньше стены специально делали такими толстыми, чтобы летом удерживать тепло снаружи, а зимой внутри. С корзинкой в руках я вышла в коридор и направилась в комнату Изабеллы, и вдруг услышала чьи-то шаги. Это не Эрик. Поступь тяжелее. И торопливее. На лестнице я лицом к лицу столкнулась с Петером Вандамом. Он уставился на меня с удивлением, как будто это я ходила по его дому, а не он по моему.

Я испугалась и непроизвольно попятилась назад, пока буквально не уперлась спиной в стену.

– Что ты здесь делаешь?

Я попробовала придать своему голосу властности, но он дрогнул.

– Что я могу, черт подери, здесь делать?

И тут он вырвал из моих рук корзинку. Она шлепнулась на пол, белье разлетелось во все стороны.

Я в панике бросилась в ванную, но Петер схватил меня за предплечье и прижал к стене. Я ударилась и скорчилась от боли. Он почти вывернул мне руку.

– Ты стерва, – прошипел он. – Грязная сука! Ты портишь все и всем. Тупая баба.

Вандам так крепко держал меня, что я боялась, что он сломает мне кость.

– Слушай меня очень внимательно, – сказал он, приблизив свое лицо к моему настолько близко, что я отчетливо ощутила запах виски. – Ты меня не проведешь. Не на того напала.

Он прижал меня к стене и перехватил рукой горло.

– Мне нужны эти денежки. И если ты по-быстрому не скажешь Эрику, что все в порядке и он может вкладываться в мой проект, я постараюсь, чтобы твоя жизнь превратилась в ад… Я тебя уничтожу. Уничтожу, поняла?

Он держал меня железной хваткой, лоб почти касался моего лба. Я открыла рот в отчаянной попытке глотнуть воздуха. Из горла вырвался хрип.

– Раньше надо было, черт подери, это сделать.

Резким движением он рванул мою блузку. Ткань затрещала.

– Давай, расскажи это своему муженьку, Эрику. Пожалуйся ему, что я сделал. Я все тут порушу, поняла? Тебя, Эрика, всю твою гребаную семейку. Ни одной спокойной ночи у тебя не будет, ни одной.

Он резко сдвинул вверх бюстгальтер и схватил меня за грудь. Я закрыла глаза. Я не хотела больше его видеть, я хотела вырваться из своего тела, но волны запаха виски обдавали мое лицо. Я стала задыхаться. Петер ослабил хватку. Я вдохнула воздух, но он схватил меня за волосы и сильно прижал затылком к стене. Я оцепенела, услышав звук расстегиваемой молнии, и сделала попытку освободиться, но он потащил мою голову вверх так, что ноги едва доставали до земли и я висела на стене, как тряпичная кукла. Одной рукой он грубо стянул вниз мои брюки. На глаза навернулись слезы. Я попробовала представить, что все это неправда, дурной сон, наваждение.

Петер Вандам был помешанным, опасным безумцем.

И я ничего не могла сделать.

Кто-нибудь из парней снаружи слышит это?

– Этого ты хочешь, да? – прохрипел он. – Ну скажи, сука. Хочешь?

Я попробовала отрицательно мотнуть головой, но он намертво прижал ее рукой к стене, а пальцы так сжали мои челюсти, что я ощутила вкус крови.

Внезапно он отпустил меня и отстранился. Я шлепнулась на пол, инстинктивно поджала колени и прикрыла руками грудь.

Петер смотрел на меня сверху вниз и усмехался.

– Даю тебе неделю. В следующую пятницу твой муж приедет ко мне и скажет, что он согласен вложиться в проект. Если его не будет, я вернусь. Чтобы закончить то, что начал… С превеликим удовольствием. Решай.

Я простояла под душем почти час. Дрожащими руками растирала тело губкой, намыливала, несколько раз смывала пену. Осторожно терла ушибленные места. Стояла с открытым ртом, ловя струи воды.

Начало пятого. Пора забирать детей из школы. Я не могла здесь больше оставаться. Нужно заставить себя вытереться, одеться, выйти на улицу, сделать вид, будто ничего не случилось. Выбросить блузку, чтобы никто ничего не заметил.

Но я стояла под душем до тех пор, пока не опустел бойлер и сверху не потекла холодная вода. Я беззвучно плакала, потому что знала, что Петер выполнит свою угрозу. Если Эрик не вложит деньги, Вандам вернется. Он начнет с того места, где остановился, доведет дело до конца, а потом все расскажет Эрику, покажет ему ту фотографию. Петер сядет за решетку, но разрушит мою семью. Он все может разрушить. Все. Но если Эрик даст ему деньги, мы обанкротимся и останемся нищими. Будем жить где-нибудь в караване. Я продолжала судорожно всхлипывать. Слез больше не было.

– Съезжу в магазин, – сказала я. – Когда вернусь, приготовлю что-нибудь вкусненькое.

Эрик посмотрел на меня с удивлением.

– Может быть, поедем все вместе? Отметим первый вечер отпуска? Давай пойдем в ресторан!

Бастиан посмотрел на отца с надеждой.

– Да, в МакДо!

– Никакого Макдоналдса, – услышала я ответ Эрика. – Мы пойдем в настоящий ресторан.

– Фу… – разочарованно выдохнул Бастиан. – Скукотища.

Я откашлялась. Горло саднило до сих пор.

– Честно говоря, мне не хочется в ресторан.

Эрик поднял брови.

– Почему не хочется?

– Такое впечатление, что я заболеваю. И смертельно устала.

– Давай я возьму детей и съезжу в магазин? А ты посидишь дома.

– Нет, я и так целый день верчусь здесь. Хочу немного развеяться… Одна.

Я не смогла посмотреть Эрику в глаза.

– Что с тобой, Симона?

– Не обращай внимания, – ответила я. – Все пройдет… Ладно? Стресс. Эти… перемены.

Я прикусила губу.

– Купить что-нибудь необыкновенное?

Эрик покачал головой.

– Мне нет. Не покупай много. У нас больше нет едоков, пока.

– Я помню.

Слышу, как за спиной закрывается дверь камеры. Сажусь на кровать, смотрю на надписи на стене, потом на маленькое окошко. По стеклу стучат капли дождя. Вдалеке кто-то кричит и ругается.

Что я тут делаю? Что я вообще делаю во Франции? Это решение Эрика. Двое детей? Тоже решение Эрика. Все важные решения в моей жизни принимала не я. До того, как я вышла замуж за Эрика, этим занималась моя мать.

И даже выйдя замуж, в повседневной жизни я добросовестно следовала ее инструкциям. Эрик, как ни странно, оказался в точности тем мужчиной, которого она представляла рядом со мной в своих мечтах, вовсе не имея его в виду. А он почти идеально вписался в ту форму для отбора претендентов на мою руку и сердце, которую вылепила мать.

Она просто не понимала, что Эрик в то время находился в самом начале своей карьеры. Он прочно стоял на первых ступеньках служебной лестницы и стремился наверх, но мать этого не разглядела. Все, что она видела, это сережка в ухе и долг за учебу. Только за год до нашей свадьбы обстановка разрядилась. Я хорошо помню, что значило для меня ее одобрение.

После свадьбы мыслительная работа плавно перешла к Эрику. Он придумывал план, я выполняла. Он поворачивал налево или направо, я следовала за ним. Если он останавливался, замирала и я.

Если он изо всех сил устремлялся вперед, я бежала за ним, спотыкалась, пытаясь попасть в ногу. Чем было вызвано такое поведение? Слабостью характера? Малодушием? Не знаю. Измена с Мишелем стала моим первым самостоятельным действием. Я сделала это для себя, зная, что никто, действительно никто, не выдаст мне разрешения. И вот куда это меня завело.

50

Дверь открыл Мишель. На его лице было явное удивление. На диванчике перед телевизором сидел Брюно. Он выглядел виноватым, как ребенок, которого поймали за руку, которую он запустил в банку с вареньем. В комнате находилась девушка – сидела на кровати Мишеля. Лет восемнадцати, красивая, с длинными темными волосами, вызывающей зависть тонкой талией и упругой кожей.

– Все в порядке, – успокоил Мишель своего дружка. – Она привыкла к этому, голландка же…

И только тогда я поняла, о чем он. Брюно пересел, с извиняющейся улыбкой достал плоский пакетик белого цвета, который был спрятан между подушками и спинкой дивана, и сунул его в карман брюк.

Я посмотрела Мишелю в глаза. Зрачки не расширены.

– Зачем ты пришла? – раздраженно спросил он.

Очевидно, расклад изменился. Мне нельзя было здесь находиться, я не вписывалась в картинку. Мы уже попрощались, и вдруг пленка начинает отматываться назад.

– Мне нужно… Я хочу с тобой поговорить, – я снова посмотрела на Брюно. – Это важно.

Мишель коротко кивнул, и Брюно вышел из комнаты. Поравнявшись со мной, он хихикнул и подмигнул.

Девушка глянула на меня с откровенной ненавистью и последовала за ним. Я быстро проскользнула в комнату. Мишель запер дверь. Он продолжал мрачно смотреть на меня, потирая руки.

– Эрик узнал?

– Нет. Дело в Петере.

– А что такое с Петером?

Я закрыла глаза и почувствовала набегающие слезы. Мишель шагнул ко мне и хотел обнять, но я замахала руками, чтобы он этого не делал. Села на кровать и попробовала сосредоточиться. Сняла куртку.

Господи, с чего начать? С того, как Петер нас сфотографировал? С его выходки сегодня днем? Мне будет сложно рассказать об этом на своем родном языке, не говоря уже о французском.

– Петер меня шантажирует.

Я отыскала это слово в словаре несколько месяцев назад. Подняла голову, посмотрела Мишелю в глаза.

– Помнишь вечеринку у Петера? Когда утром он увидел нас во дворе?

Он кивнул. Взгляд стал внимательным. Я глубоко вздохнула.

– Он нас тогда сфотографировал, а потом пришел ко мне и потребовал денег. Каждую неделю я платила ему двести пятьдесят евро. Он грозился рассказать все Эрику.

Мишель подался вперед и потрясенно спросил:

– Что?

– Он сфотографировал нас на мобильный.

Я теребила покрывало на кровати. Собралась с силами и повторила:

– Петер грозился показать фотографию Эрику, если я не буду платить.

– Ты давала ему деньги?

– Каждую неделю.

– Putain… Tu deconner![56]56
  Tu deconner (фр.) – Черт… Ты шутишь!


[Закрыть]

– Нет, не шучу. Какие уж тут шутки…

Я откашлялась. Горло по-прежнему саднило. Внутренняя сторона щек распухла, но на лице это никак не отразилось. Петер хорошо знал, что делает.

– Потом он вернул мне деньги и извинился. Сказал, что все это из-за его прежней подружки, на которую я очень похожа. Якобы он ревновал. Говорил, что хотел бы оказаться на твоем месте.

Мишель подался вперед, его глаза метались по моему телу, как будто ища на нем какие-то следы.

– Он трогал тебя?

Я закрыла лицо руками.

– Что, что он сделал?

Я покачала головой.

– Послушай, Мишель, я…

Он взял в руки мое лицо, но потом отдернул их. Его взгляд буравил меня насквозь.

– Что он сделал?

– Пожалуйста, послушай… Петер занят каким-то проектом, стройкой. Для этого ему нужны деньги. Много денег. Эрик хотел вложить в это дело наши сбережения, но я его отговорила. Отговорила, потому что мне кажется, что тогда мы эти деньги больше не увидим.

Я продолжала рассказывать, не в силах остановиться. Выложила все – и то, что Петер лапал меня на кухне еще в прошлом году, и то, что он тогда сказал, и то, как я испугалась. Говорила, как одиноко мне было, когда Мишель уехал в Басконию, что я думала, что он бросил меня, эту мысль в какой-то мере внушил мне Петер, что он назвал Мишеля самцом, сказав, что он никогда не мог держать штаны застегнутыми, и что мне нужно об этом знать. Я едва справлялась со словами. Путала глаголы, «быть» и «иметь», прошедшее и настоящее время. Я боролась со спряжениями и судорожно подбирала существительные, с которыми обычно у меня не было проблем.

Мишель внимательно слушал. Помогал со словами, реагировал неизменным «putain» и словечками покрепче, как только понимал, что именно я говорила, потирал лоб, предплечья, мерил шагами комнату. Я рассказала, что подозреваю Петера в том, что он не платил парням деньги, ссылаясь на необязательность Эрика, но мой муж рассчитывался с ним всегда вовремя. Свой нескончаемый монолог я закончила описанием сегодняшней сцены, рассказав, как Петер приехал к нам, поднялся наверх и угрожал мне. И чуть не изнасиловал.

Мишель сжал челюсти. Приложил руку к губам, провел ею по волосам, по шее, повернулся ко мне спиной, посмотрел в окно, а потом на меня. Жилы на его шее вздулись. Руки сжались в кулаки. В глазах появился решительный блеск, от которого меня бросило в дрожь.

Он был в ярости.

И тут в комнату вошел Брюно. Девушки с ним не было. Мишель начал что-то говорить своему другу. Очень быстро и местами на жаргоне. Я уловила всего несколько слов. Ругательства, Петер и деньги.

Брюно заводился все больше и больше, так же, как и Мишель.

Я испугалась и встала с кровати.

– Не хочу, чтобы у вас были проблемы. Но я не знаю, что мне делать. Я не могу пойти с этим к Эрику. Я… ничего больше не знаю.

Брюно, казалось, меня не слушал. Он вообще не замечал мое присутствие. В его крови бушевал адреналин, возможно, под воздействием кокаина, а возможно, того, что он только что узнал. Он начал страшно ругаться, потом без предупреждения, в один прыжок, оказался у двери и крикнул, что поедет к Петеру, чтобы потребовать деньги, сопроводив свои намерения еще одним потоком ругательств.

– Ты останешься здесь, – услышала я Мишеля, но Брюно и след простыл.

Мишель ринулся за ним. Я схватила с кровати куртку и бросилась в коридор. Увидела, что Мишель успел схватить Брюно и что-то ему говорит.

Брюно высвободился и начал кричать на меня, на Мишеля.

Мишель потащил его обратно в комнату. Я не понимала и половины того, о чем они говорили. Парни кричали, перебивая друг друга, а я молча стояла в дверях, потому что не знала, что могу сделать, чтобы успокоить Брюно.

Мишель и сам был далеко не спокоен. Мне показалось, что нужно уйти, незаметно, чтобы оставить их одних. Я вышла в коридор, к туалету. Зашла в него, осталась стоять, слушала крики Мишеля и Брюно, смотрела на себя в зеркало и пыталась успокоиться.

Мне стало страшно. Брюно потерял контроль над собой. Мишель намного лучше справлялся с потоком своих эмоций, но и он кипятился. Успокоиться не удалось. Я вышла из туалета и едва не налетела на Брюно, который бегом кинулся к лестнице. Тут же из комнаты вылетел Мишель и быстро повернул в двери ключ.

– Поеду с ним, – кинул он мне на ходу. – Иначе не миновать беды.

Я тоже поспешила вниз.

– Пожалуйста, будь осторожнее! – только и успела крикнуть я.

Мишель перебежал улицу. На другой стороне его ждал Брюно. Он уже завел машину. Я обхватила себя руками за плечи и смотрела, как автомобиль выехал с улицы Шарля де Голля, остановился на красный свет у светофора, а потом повернул налево.

Минут десять я стояла как пригвожденная и смотрела на перекресток.

Время перестало существовать. Мир, все проявления реальности.

Я остолбенела, не в силах пошевелиться, как будто находилась в другом измерении. Постепенно до меня стало доходить, что именно я спровоцировала. Это ошибка. Не нужно было сюда приезжать. Что сейчас будет?

Что я натворила?

Дрожа, я отправилась обратно к машине, поискала ключи.

В то время как мои пальцы шарили в кармане куртки, я почувствовала что-то неладное. Пошарила в другом кармане. Пусто. Ключи лежали во внутреннем кармане.

Кошелька не было.

В камеру через окошко проник солнечный свет. Значит, наступило утро. Я здесь уже третий день. Прошлую ночь не сомкнула глаз. Лежала и слушала собственное дыхание.

Чувствую себя больной и слабой, но напряжение постепенно спадает. Я успокаиваюсь. Петер Вандам мертв. Его убили. Что же произошло? Кто это сделал? Как? Ничего не знаю. Брюно завелся, и Мишель был… в бешенстве.

Не нужно было ничего им рассказывать. Или следовало поехать вместе с ними, не дать им уехать одним? Тогда, возможно, все вышло бы по-другому. Что можно было сделать, чтобы предотвратить то, что случилось?

Сажусь, обнимаю руками колени и концентрируюсь на прямоугольном окне, граничащем с потолком. Солнца и тепла здесь не чувствуется, но видно длинное пятно, которое освещает часть камеры и кровать.

Кошелек, мой кошелек… Вчера мне задавали много вопросов, следователь и переводчик выпытывали подробности, как будто это было так важно. Улика. Они обыскали комнату Мишеля и нашли там мой кошелек? Кто у них на подозрении? Может быть, они думают, что я помогала? Что они знают? Что им удалось выяснить?

Если обыскивали комнату Мишеля, то уж дом Петера наверняка перевернули вверх дном. Его бумаги, компьютер, мобильный телефон…

Я провожу руками по волосам и ощущаю, как они спутались.

Полицейские нашли фотографию. Ту самую, где я с Мишелем. Вот и ниточка. Мой кошелек у Мишеля дома и наша фотография – интересный сюжет! – на мобильном телефоне Петера.

Но почему они ничего не спрашивают о Мишеле? Вообще ничего? Не ошиблась ли я, когда той первой ночью слышала его крик «Dis rien!»? «Ничего не говори!» Я могла поклясться, что это был голос Мишеля, но теперь совершенно ни в чем не уверена.

Я боюсь.

Жизнь кончена. Я соучастница убийства. Эрик узнает, что я ему изменяла. Или уже узнал.

Я одна. Совсем одна.

Странно, но я думаю не столько о себе, сколько об Изабелле и Бастиане.

Хотя что же здесь странного? Мои дети – все для меня, весь мой мир.

И Мишель. Господи, пожалуйста, пусть это будет Брюно, а не Мишель.

Дверь камеры открывается. Поднимаю голову. На пороге стоит полицейский, которого я раньше не видела.

– Мадам Янсен?

Неуклюже поднимаюсь с кровати. Еще допрос? Сейчас он скажет, что я могу позвонить своему адвокату?

– Вы свободны. Можете идти домой.

Я долго не могу понять, что он сказал.

В холле полицейского участка я вижу Эрика. Он бежит ко мне, сжимает в объятиях так, что едва не сминает в лепешку.

– Симона! Ну и дела!

Моего мужа переполняют эмоции.

– Я два дня пытался прорваться к тебе, но мне не разрешили свидание.

Он отпускает меня, потом снова прижимает к себе.

– Милая, как ты? С тобой хорошо обращались?

– Да, только… Я очень боялась.

– Идем отсюда скорее.

Эрик крепко обнимает меня за плечи, за талию, прижимает к себе и выводит наружу. Солнечный свет, отраженный белым песчаником, слепит глаза.

– Как дети? – мой первый вопрос.

– Нормально. Я сказал им, что ты в Голландии.

Он посмотрел мне прямо в глаза.

– Я не хотел их…

– Понимаю.

– Эрик… Они… О чем они тебя спрашивали?

– Кто?

– Полиция.

– Они были у нас два раза, это парень, такой темноволосый… Как его… Филипп Гишар. Настоящий француз.

– Что им было нужно?

Эрик кривится, как будто хочет как можно быстрее забыть этот кошмар.

– Да много чего. Спрашивали, что я знаю о Петере, как долго он у нас работал, как обстояли дела с оплатой…

Мы подошли к машине. Глаза у Эрика влажные, это я вижу только сейчас, на белках заметны красные прожилки, кожа землистого цвета. Он почти не спал. Так же, как я.

– Симона… Мне так жаль, что я затеял всю эту историю. Дела с Петером. Видишь, чем она закончилась…

Я смотрю мужу в глаза и понимаю, что он ничего не знает.

Вообще ничего.

Как это возможно? Фотография, мой кошелек?..

Я молчу.

Эрик открывает мне дверцу, я сажусь в машину. Автоматически пристегиваю ремень и откидываю голову на подголовник. Мой муж устраивается на водительском сиденье и смотрит на меня.

– Симона, это какой-то абсурд…

Я киваю, но не знаю, какую часть этого безумного эмоционального аттракциона он считает абсурдной.

– Что все-таки произошло? Эрик, я имею в виду…

– А ты не знаешь?

Я качаю головой.

– Нет. Мне ничего не рассказали.

Эрик сжимает руль так, что костяшки пальцев белеют.

– Клаудиа говорила так. Она вернулась домой… Не помню откуда… Как раз в это время из их дома выбежали Мишель и Брюно, сели в машину Брюно и уехали. В доме она нашла Петера. Он был мертв. Клаудиа позвонила в полицию. Брюно и Мишеля задержали на дороге в Бордо. Они хотели скрыться в Испании, в горах… Бедная Клаудиа… Никому не пожелаешь такое увидеть… Представляешь, Мишель забил Петера до смерти… – Эрик глянул мне в глаза. – Забил до смерти, Симона.

Я сидела, как пригвожденная, и не могла нормально дышать. Горло сжалось…

– И еще Брюно взял там какие-то вещи, – продолжал Эрик. – А кое-что они просто уничтожили. Телевизор, DVD-проигрыватель, мобильный телефон, компьютер, ноутбук… По словам Клаудии, они полдома разнесли. Внутри было, как на поле брани. Если о подобном читаешь в газете, думаешь: и кто только способен на такое? А тут, черт возьми, парни, которые это сделали… Я их знаю. И хорошо знаю. По крайней мере, так мне казалось.

Все встало на свои места.

Уничтожили мобильный телефон. Компьютер, ноутбук – все возможные файлы. Я пытаюсь, но не могу удержаться.

– Как… Как они узнали, что это сделал Мишель?

– Вчера он сам сознался.

Я закрываю глаза.

– Почему они убили Петера, Эрик?

Мой голос пугает меня саму – тихий, затравленный.

– Из-за денег. Представляешь, Петер не заплатил им половину заработанного! В его бухгалтерских документах нет счетов, которые он нам выписывал. Никто из парней не застрахован, большинство из них работает нелегально. У Петера были какие-то обязательства перед преступниками, террористами. Они держали его на крючке. Все это тянется уже давно. Мне ужасно стыдно, Симона. Надо было прислушаться, когда ты говорила о своих нехороших предчувствиях. И принять к сведению то, что рассказала Бетти.

Эрик обнимает меня и нежно целует в лоб. Представляю, какой этот лоб холодный…

– Надеюсь, в будущем году мы еще посмеемся над тем, что тебе пришлось оказаться в камере.

На его лице появляется улыбка, но тут же исчезает. Я молчу.

– А вот Клаудии не до смеха. Она потеряла мужа.

Его рука на моем бедре.

– Девочка моя, ты даже представить себе не можешь, как я рад, что все это кончилось! До сих пор не могу смириться с мыслью, что у нас работала шайка преступников. Петер и его банда. Теперь рассказ Бетти предстает совсем в ином свете, да? И Брюно, и Мишель. Прежде всего Мишель. Такой приятный парень.

– Где… Где они сейчас?

Эрик вставляет ключи в замок зажигания.

– Мишель и Брюно?

Я киваю.

– Их уже допросили. Они сидели здесь, в том же участке, что и ты, а сегодня утром их перевели в тюрьму. Будут ждать суда там. Положение у них не очень…

– А когда суд?

Муж смотрит на меня, нахмурившись. Пожимает плечами и заводит машину.

– Процесс может длиться полгода или около того, – наконец отвечает он, глядя в боковое зеркало, и выезжает на улицу. – Все не так просто. Брюно обвиняют в применении насилия, жестоком обращении, хулиганстве, причинении ущерба и краже. Это будет стоить ему года или двух. А вот Мишель действительно попал в переплет. Ему вменяют то же, что и Брюно, плюс убийство. Гишар считает, что ему грозит длительное заключение.

Я не смотрю на Эрика, но его слова гремят в моей голове, как вагоны скорого поезда. И я попадаю под этот поезд.

Длительное заключение.

Я сглатываю слюну и прижимаю ладони к лицу.

– Возможно, найдутся смягчающие обстоятельства, – продолжает мой муж. – Петер ведь обманывал ребят. Оказалось, что он годами держал их на коротком поводке.

«Вольво» мчится по улицам. Я до сих пор не верю, что свободна, действительно свободна. Могу двигаться, могу выйти из машины, если захочу, пойти домой, включать и выключать свет. Читать детям. Смотреть телевизор. Гулять с Пиратом.

Мне больше не нужно бояться Петера Вандама. Все закончилось.

– А они его поэтому… То есть… Они узнали… Как они узнали, что Петер недоплачивает им деньги?