Текст книги "Рандеву"

Автор книги: Эстер Верхуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

14

– Ничего не планируйте на вечер следующей субботы, – сказал Петер.

– А что такое?

– Нашему предприятию исполняется пять лет, и по этому поводу мы устраиваем вечеринку у меня дома. Настоящий праздник с угощением, выпивкой и оркестром. Все как полагается. Придет человек пятьдесят. Мне будет приятно увидеть вас. Клаудиа очень хочет с вами познакомиться. Если я ничего не путаю, мы ожидаем еще четыре голландские пары из округи, так что у вас станет больше знакомых.

– Праздник! Как здорово! – обрадовалась я.

И это была правда. Мы еще ни разу никуда не выходили с тех пор, как приехали сюда. Наш мирок во Франции пока был очень маленьким. Встреча с новыми людьми, живая музыка и танцы – по-моему, это замечательно!

Эрик, сидевший рядом со мной за обеденным столом, пробурчал что-то в знак согласия. У него был полный рот спагетти по-болонски.

– Ой, погодите! Ничего не выйдет, – подумала я вслух. – А как же дети? Нам не с кем их оставить.

– Ну, это не проблема. Многие приедут с детьми. У нас есть телевизионная комната, там, кстати, можно поиграть в компьютерные игры или еще во что-нибудь. Детям будет очень весело. Вкусный соус, между прочим.

Я улыбнулась и взяла еще немного салата, потому что спагетти буквально улетели из кастрюли. Наверное, их было маловато для нас всех. А соус я только что приготовила на скорую руку из оливкового масла, лука, чеснока, помидоров, базилика, соли и сахара. Моя личная революция в области кулинарии свершилась. Серьезное достижение для женщины, которая еще совсем недавно тщетно шарила по полкам самого большого городского супермаркета в поисках пакетиков с готовой заправкой для спагетти и в расстройстве возвращалась домой, думая, что приготовить вкусные макароны без этого ядовито-оранжевого порошка невозможно.

Мне все больше удовольствия доставлял сам процесс готовки, прежде всего – нетрадиционное соединение различных вкусов и отказ от полуфабрикатов. Обнаружить в себе склонность к этому было ново для меня, и я наслаждалась каждым маленьким триумфом на нескольких квадратных метрах своей старой кухни. Гости, которые приедут сюда на будущий год, могут не беспокоиться. Им все понравится.

Пират сидел около мужчин, между Брюно и Петером, выжидающе глядя на них своими разноцветными глазами – карим и голубым. Уши стоят торчком. Конечно, нужно быть наготове – вдруг люди что-нибудь уронят со стола. Или просто дадут потихоньку.

Мишель располагался прямо напротив меня. Отломив кусок хлеба, он собирал с тарелки остатки соуса. Пока остальные были заняты разговорами и никто не обращал внимания ни на него, ни на меня, Мишель то и дело посылал мне страстные взгляды. Подозреваю, что я отвечала на эти призывы. Со дня нашего аркашонского приключения, если это можно так назвать, напряжение не спало, а стало сильнее, потому что у нас больше не было случая ни о чем поговорить. По утрам он выходил из машины Брюно, старенького помятого «пежо», или, если Брюно не приезжал, вылезал из одного из автобусов Петера, и принимался за работу. В восемь часов вечера он снова садился в машину либо в автобус и уезжал.

Я пыталась внушить себе, что это хорошо. Оказавшись в тот день на побережье, я очутилась в скором поезде, идущем прямиком в ад. Рейс был в чистилище, без возврата, но на предпоследней остановке, как раз вовремя, я смогла выпрыгнуть из вагона.

Все, что мне удалось в себе мобилизовать, что было хоть чуточку похоже на здравый смысл, разум или клетки серого вещества, призывало меня не обращать на Мишеля никакого внимания, но тело – предательское тело – реагировало на одну только мысль о его присутствии поблизости. С этим приходилось считаться.

Тем временем произошло еще кое-что.

Сегодня утром парни перешли к поцелуям.

Рукопожатия себя изжили, ведь ребята бывали здесь каждый день. Рука – это для чужих, для соседей, для людей, с которыми едва знаком, но регулярно видишься. А я готовила для них обеды, и Эрик работал вместе с ними, по мере своих возможностей. Он слушал их рассказы и рассказывал им о нашей жизни, о том, что мы делали в Голландии.

Мы стали presque familie[26]26
  Presque famille (фр.) – почти семья.


[Закрыть], как сказал Петер. Почти родня. А значит, при встрече друг друга можно целовать.

По этой причине слова «добрый день» и «до свидания» приобрели особое значение. Я боялась, что все заметят, что мы с Мишелем уже целовали друг друга раньше, что я целую его не так, как других. Опасалась, что буду к нему подчеркнуто равнодушна, чтобы пресечь всякие подозрения до того, как они у кого-либо возникнут, хотя всем известно, что именно так и становится окружающим явной любовная связь. Короче говоря, каждый поцелуй был испытанием.

В доме зазвонил телефон.

– Пусть звонит, – отмахнулся Эрик. – Мы обедаем. Если это важно, позвонят еще раз.

Нет, так нельзя. Дети были на какой-то экскурсии со школой. Мало ли что могло случиться!

Я поспешила к аппарату.

– Алло!

– Симона? Привет, это па. Ты не могла бы позвать Эрика? Мне нужно с ним поговорить.

Мой свекор никогда не отличался таким лаконизмом. Он был одним из самых общительных и разговорчивых людей, которых я знала: всегда шутил, балагурил и со всеми мог поладить. Раньше он работал агентом по продаже люминесцентных ламп, и на службе эти качества ему очень помогали. Эрик тоже их унаследовал.

– Сейчас позову.

Я вернулась на улицу, где, если я правильно поняла, продолжалась беседа о собаках, о том, какие породы смешались в родословной Пирата.

– Эрик, звонит твой отец.

Муж пошел в дом. Я села на свое место и нацепила что-то на вилку. Я надеялась, что плохих новостей не будет. И свекру, и свекрови за семьдесят, но они здоровы и ведут активный образ жизни. Мать Эрика состояла в театральном обществе, где часто получала характерные роли, которые исполняла с воодушевлением и большим удовольствием. Отец вел финансовые дела местного легкоатлетического союза и каждую неделю ходил в кафе играть в карты. Домашние дела они делали вместе. В их доме каждый, кто оказывался там, в ранний ли час или в поздний, мог рассчитывать на внимание и чашечку кофе.

Эта пара занимала особое место в моем сердце. Они были образцовыми супругами и гармонично старились вместе. Большая редкость в наше время.

Парни поели. На свет появились пачки табака и сигареты. Я убрала со стола, а потом пошла в дом, чтобы заварить кофе.

Эрик все еще стоял на кухне. Взгляд серьезный, даже, пожалуй, испуганный. Я подошла к нему.

– Что случилось?

– Мама… Она в больнице. У нее кровоизлияние в мозг.

Я прижала руки ко рту.

– О Господи!

– Она не может говорить. Па сказал, почти совсем не может. Левая сторона парализована. Они играли в карты, и вдруг мама потеряла сознание. Она пока не пришла в себя.

Я обвила руками шею Эрика, и тут же на глаза навернулись слезы.

– Какой кошмар…

Он уткнулся подбородком мне в плечо.

– Я еду к ним. Завтра же.

Я закусила губу. В этот момент мне нельзя было думать ни о ком, кроме свекрови и свекра, который теперь, должно быть, пребывает в полной растерянности, в смятении. Но мысль о том, что придется ночевать в караване без Эрика, в полной темноте, слышать шелест листвы и другие ночные звуки, повергла меня ужас. Конечно, у нас был Пират, но он такой шаловливый, такой дружелюбный ко всем, что я не обманывалась относительно его качеств сторожевой собаки. Но сейчас речь шла не об этом. Ехать вместе невозможно – детей нельзя забирать из школы. Они только-только начали к ней привыкать, все еще оставаясь там чужаками. Но и Эрика не следует обременять нашими проблемами.

Мы справимся. Только ничего не нужно усложнять.

– Работу необходимо продолжать, – сказал Эрик, отпуская меня и потирая лицо руками. – Обязательно… Я поговорю с Петером.

– Нет проблем, Эрик, мы же знаем, что тут делать, – Вандам был очень серьезен. – Что тут скажешь? Нужда свои законы пишет.

Потом он быстро заговорил с ребятами по-французски, и все они без исключения высказали нам сочувствие. Лица озабоченные. Говорят, что мы с Эриком должны держаться.

– Когда ты предполагаешь вернуться? – спросила я мужа.

– Не знаю. На дорогу уйдет почти два дня, так что я рассчитываю дня на четыре. Значит, приеду в воскресенье вечером. Если больше ничего не случится… А если там в самом деле так плохо, тогда…

– Не думай об этом, Эрик, – прервала я. – И о нас не беспокойся. Я справлюсь.

Петер внимательно слушал, потом вступил в разговор.

– Мы будем привозить еду с собой.

– Не надо, – ответила я. – Завтра и в пятницу дети весь день в школе, а в выходные не будет вас. Эти два дня я вполне могу готовить.

– Ты останешься без машины, – сказал Эрик. – Вдруг возникнут какие-нибудь проблемы, а ты без колес?

– Как без машины? А как же возить детей в школу?

Эрик озадаченно посмотрел на меня.

– Да, действительно… Так или иначе, машина тебе нужна. Как мне это в голову не пришло?

Он вскочил со стула и бросился в дом. Я подлила всем кофе.

– Это одна из самых неприятных сторон жизни в чужой стране, – задумчиво сказал Петер. – Родные. Пока они здоровы, все в порядке, но чуть что случится, а ты за тысячи километров от них…

Я кивнула. Парни молчали. Брюно вставил в уши наушники и включил плеер. Пират куда-то убежал.

Наконец Арно и Пьер-Антуан о чем-то заговорили с Луи, и остальные присоединились к ним. Я не слушала. Поискала глазами Мишеля и поймала его взгляд из-под ресниц. Он был мимолетным. Мне не удалось понять, о чем он думает. Мишель вздохнул и закурил.

Я мешала и мешала ложечкой в чашке. Откровенно говоря, впору было признать, что я зашла в тупик. А еще устала. Мало сказать устала. И вместо того чтобы отдохнуть, оказалась в ситуации, когда и мне, и Эрику предстоит решать новые проблемы. Меня нервировала мысль о том, что придется как минимум три ночи провести в караване одной с детьми, нести за них полную ответственность. А вдруг дела обстоят так скверно, что Эрику придется задержаться? Тогда я останусь одна надолго, и некому будет мне помочь. У меня был только телефон Петера. Я не знала, где живут люди, сидящие за моим столом, хотя мы были presque famille. Наши социальные контакты все-таки очень ограниченны. Сейчас я особенно отчетливо поняла, как важен был бы для нас праздник, который собирался устроить Петер. Мы смогли бы познакомиться там с новыми людьми, чтобы войти в здешнее общество.

В школе все были очень милы, но еще никто не приглашал нас к себе, да и я не могла никого позвать, потому что пока не было возможности достойно принять гостей.

В Голландии у нас имелось немало приятелей, которые охотно присмотрели бы за детьми и в случае необходимости могли отвезти нас куда угодно. Здесь таких людей нет.

За все время, что мы живем тут, мы не провели вдвоем с Эриком ни одного вечера, более того, у меня не было ни единого дня, чтобы заняться собой. В будни главным занятием стало приготовление еды, а по выходным дома были дети.

– Все в порядке, – услышала я у себя за спиной.

Эрик снова сел за стол.

– Завтра ты отвезешь меня в Мериньяк[27]27
  Мериньяк (фр. Merignac) – город в департаменте Жиронда, к западу от Бордо, там находится международный аэропорт.


[Закрыть], а Герард подхватит в Амстердаме. Тогда машина останется здесь, у тебя. В пятницу вечером Герард и Эрика приедут сюда, так что ты не будешь одна.

Я смотрела на него в изумлении.

– Герард и Эрика?

Эрика была моей подругой. Мы знали друг друга со школы и с тех пор не терялись из виду. Она относилась к той немногочисленной категории знакомых мне женщин, которых можно назвать безусловно порядочными. Эрика говорила то, что думала, независимо от того, кто стоял перед ней, и это ее качество я считала очень привлекательным. И я только сейчас вспомнила, что ни разу не позвонила ей с тех пор, как мы жили здесь.

Хорошая же я подруга. Вот уж воистину с глаз долой – из сердца вон.

– Разве ты не знала, что у Герарда и Эрики есть дачный домик в Сент-Илере[28]28
  Сент-Илер (фр. Saint-Hilair d'Estissac) – город в Аквитании, юго-западном регионе Франции.


[Закрыть], в той новой зоне отдыха? – спросил мой муж. – Эрика сразу вызвалась приехать сюда. Сама. Между прочим, они собирались на юг на следующей неделе, но, поскольку сейчас Голландия все равно залита дождями, готовы приехать пораньше. Проблема решена. Ты можешь поехать с ними в кемпинг, если хочешь, так что не будешь сидеть одна в выходные. Они с Герардом приедут в пятницу к вечеру.

15

Все утро я была очень занята. Ни минуты покоя. Конечно, несколько раз – и вчера, и сегодня – звонила Эрику. Он сказал, что его мать лежит без движения и едва может говорить. Взгляд ее оставался осмысленным, но, как заметил Эрик, она путалась в словах и, похоже, сама это понимала. Она все время сердилась. Как сказал врач, с которым мой муж обсуждал ситуацию, это как раз было хорошо, потому что означало, что у нее есть желание сопротивляться болезни, и теперь оставалось только ждать, когда свекровь сможет оправиться от недуга.

Картошка стояла на огне. Я вымыла листья салата и порезала на половинки черри. Приготовление еды и необходимость сосредоточиться на простых кухонных манипуляциях меня немного успокаивали. Стряпня на большую компанию, оказывается, имеет свои преимущества – от этого занятия не отвлечешься. Голова все время занята предельно простыми мыслями, и ты не можешь думать ни о чем другом или абстрагироваться. Мне это было на пользу.

Уже несколько недель я жарила все только на растительном масле – на оливковом, и ни на каком другом. По словам Антуана, который хорошо разбирался во французской кухне и очень стимулировал меня своей критикой, поперек Европы, примерно на широте Бургундии, можно провести черту. Он назвал это масляной границей. Над ней, то есть на севере Франции, в Бельгии и Нидерландах, жарили на сливочном масле, а ниже – на оливковом.

Два дня без Эрика прошли довольно тихо. Телефон почти не звонил. Парни делали свое дело и по возможности меня не беспокоили. Мишель, казалось, щадил мои чувства, утром и вечером он подставлял мне щеку, и все. Несмотря на это, такие поцелуи оставались волнующими. Страсть, которая разгоралась во мне, не утихала, она была только прикрыта смутным осознанием того, что теперь в чужой стране я предоставлена самой себе, а свекровь, которую так люблю, лежит в больнице за тысячу километров от меня и борется за жизнь. Ее сын находится рядом и помогает всем, чем может, сейчас ей, а не мне.

На детей то, что случилось, произвело впечатление. Бабушка больна. От этого им стало не по себе.

– Она умирает? – спросил Бастиан.

– Нет, – я постаралась успокоить сына. – Не умирает, а просто тяжело заболела. Она не может ходить и говорит не очень хорошо, но обязательно поправится.

В среду вечером дети нарисовали для нее картинки. Эрик уложил эти рисунки в свой чемодан, и теперь они висели над больничной койкой свекрови.

Петер мне сочувствовал. Сейчас, когда в доме не было мужчины, он, похоже, решил взять эту роль на себя. Постоянно спрашивал, не нужна ли мне помощь, делал комплименты и даже пытался вовлекать в обсуждение строительных дел. Я все больше проникалась симпатией к нему.

Я слила картошку и оставила остывать. Налила на сковороду немного оливкового масла с лимонным соком, добавила нарезанный лук и чеснок. Положила кусочки куриного филе и стала помешивать, пока мясо слегка не подрумянилось. Отжала замоченные заранее изюм и курагу и добавила на сковородку. Еще раз все перемешала, посыпала морской солью и добавила апельсиновый сок. Убавив огонь, я стала резать аккуратными ломтиками картошку, от которой еще поднимался пар.

Сегодня вечером должны приехать Герард и Эрика. Это не могло не радовать. Я все-таки до смерти устала. Поддержка мне не повредит. Я задавалась вопросом, как мы все устроим практически, потому что помнила, как Эрика с воодушевлением рассказывала об их сент-илерском домике, в котором, правда, только две спальни. Одна с двуспальной кроватью, а другая – с односпальной. Конечно, мы можем уложить Изабеллу и Бастиана вместе, а сама я лягу на диване. Или на надувном матрасе. А вот что делать с Пиратом? Дом наших друзей находится в зоне отдыха, и с собакой нас могут не пустить.

В прошедшие ночи я долго не могла заснуть. Прислушивалась ко всем звукам снаружи, но присутствие собаки меня успокаивало. Если его не тревожит какой-то странный звук, то, наверное, нет ничего страшного. Кстати, днем Пират повадился куда-то исчезать. Я много раз искала его, беспокоилась, что он совсем убежал, но пес неизменно являлся на мои крики и вилял хвостом, высунув язык. В глазах его мелькали огоньки удовольствия. Во время обеда он неизменно ошивался возле стола, потому что там ему всегда что-нибудь перепадало. Во второй половине дня, зная, что я привезу детей, Пират встречал нас у въезда. Словом, вполне освоился.

– С собаками в кемпинг нельзя, – сказала Эрика. – Черт, как паршиво…

Мы сидели за большим столом на улице. Солнце сияло совсем не по-осеннему. Все пили кофе.

Герард погладил Пирата по голове.

– А его нельзя просто оставить здесь?

– Нет, конечно, – ответила я. – Как можно оставить пса одного?

– Надо же, – Эрика поставила чашку на стол. – Я и не знала, что у вас есть собака.

– Он у нас не так давно.

Мне почему-то вспомнился слишком широкий халат Жанетты из Либурна, и даже такая абстрактная мысль заставила меня слегка покраснеть. Я это почувствовала, но никто не обратил внимания.

– А здесь, в вашем караване, нет спальных мест для гостей? Чтобы и мы могли переночевать?

– У нас двуспальная кровать и двухъярусная детская, – ответила я. – Вариант один: я могу устроиться наверху, Изабелла и Бастиан – вместе внизу, а вы – на нашей кровати.

Это услышал мой сын. Он сидел под столом и играл с машинкой.

– Я не лягу вместе с Изабеллой! – энергично запротестовал он.

Из дома доносился оглушительный шум. Радио было включено на полную громкость.

Эрика перевела взгляд на наше будущее жилище.

– И так каждый день?

Я кивнула.

– С раннего утра часов до восьми вечера.

– И по выходным?

– Нет. Они работают только в будни.

– Слушай, а вы с Эриком ездите куда-нибудь по вечерам? Я имею в виду – без детей?

– Нет. Пока не получается. За ними совсем некому присмотреть. Всему свое время.

– Есть другая идея, Симона.

Эрика еще раз взглянула на дом и обменялась понимающими взглядами с Герардом. Он кивнул.

– Если мы заберем детей в Сент-Илер, у тебя освободится несколько дней для себя. Сможешь немного перевести дух.

– Да нет, вы с ума сошли. Не надо. Я не так уж и устала.

– Да ладно тебе! Не надо притворяться, что ты сильнее, чем есть на самом деле. Посмотри на себя в зеркало. Ты же полудохлая, черт возьми! Мы с удовольствием возьмем Бастиана и Изабеллу в кемпинг и найдем чем их там развлечь. Они смогут купаться, потом мы все вместе будем жарить оладьи, а ты получишь несколько дней отдыха.

Бастиан вылез из-под стола и выжидающе уставился на меня.

– Мам, ну можно, а? Ты знала, что у Эрики и Герарда есть бассейн? Нам ведь так хочется купаться, а ты никогда не разрешаешь!

Бастиан проявил завидную смекалку – обратился за поддержкой к сестре.

– Изабелла, ведь ты тоже хочешь купаться?

Дочь восторженно закивала, в глазах засияли огоньки. Потом по ее личику пробежала тень.

– Но мама же не разрешает.

И я согласилась. А что мне оставалось делать?

Я пошла к каравану, чтобы вытащить две сумки, собрать детям купальные принадлежности и кое-что из одежды. Не забыть Кролика и несколько машинок. Когда я вернулась во двор, Изабелла и Бастиан уже сидели на заднем сиденье «опеля». Герард пристегивал их ремнями.

– У тебя есть наш мобильный номер? – спросила Эрика, забирая сумки.

– Да.

Подруга поцеловала меня на прощанье и потрепала по плечу.

– Если завтра захочешь заехать, мы, конечно, будем от всего сердца рады, но, думаю, лучше бы тебе немножко отдохнуть. Устрой себе выходной.

Она огляделась.

– О Господи! Если вокруг постоянно этот шум и суматоха, до восьми часов вечера, стоит день-другой побыть в тишине. У тебя есть книги?

– Да, достаточно.

– Детей привезем в воскресенье днем. Ни о чем не беспокойся. Мы найдем чем их занять. Если захочешь увидеть их раньше, просто позвони, и я объясню, как к нам доехать.

– Хорошо, – услышала я свой голос.

Когда их «опель», громко сигналя, выезжал на дорожку, а я махала вслед, боковое зрение преподнесло мне сюрприз. Мишель. Он сидел у стены сарая, в тени, вертел самокрутку и смотрел прямо на меня.

– Сама себе хозяйка? Детей забрали?

Я кивнула и остановилась. Его глаза скользили по мне. Кажется, я перестала дышать. Было физическое ощущение того, как он на меня смотрит. Взгляд Мишеля пронзал меня насквозь.

Да, я осталась одна. Впервые с тех пор, как мы переехали во Францию.

И он это знает.

Я сглотнула. Стояла на одном месте как вкопанная, не зная, что сказать.

Мишель наклонился, закуривая. Затянулся и откинул голову к каменной стене, ни на секунду не отрывая от меня взгляд.

– Мне зайти вечером?

Сердце у меня рухнуло и билось теперь где-то в низу живота. Хочу я, чтобы он пришел? Он меня спрашивает. У меня есть выбор. «Да» или «нет»?

Мой мозг пронзали тревожные сигналы. Я думала об Изабелле, о Бастиане. О родителях Эрика, которые были мне так дороги. О тринадцати годах, что мы с Эриком были вместе. Я по-настоящему любила мужа, несмотря на то что наши сексуальные отношения после рождения Бастиана не вернулись на прежний уровень. Временами мне казалось, что они просто агонизируют. Но ведь секс не самое важное в супружеской жизни. Любовные чувства постепенно ослабевают, а то, что остается, если выпадает такое счастье, это и есть прочная основа, нерушимая связь, как у отца и матери Эрика.

Я смотрела на Мишеля. Может быть, сегодняшний вечер – действительно подходящий момент, самое время, чтобы что-то решить? Чтобы расставить все по своим местам? Мишель и все, что с ним было связано, подчинили себе мои дни и ночи, мою жизнь, а это нехорошо. Ни к чему путному такие игры не приводят.

Сегодня вечером я одна. Мне нечего остерегаться. Мы сможем спокойно поговорить. Объяснимся. Я сумею удержать его, и все пойдет так, как я захочу.

Тут же, на месте, пока Мишель продолжал спокойно разглядывать меня в ожидании ответа, я приняла решение. Да, пусть приходит. Но не за тем, о чем он думает. Я расскажу ему о своих чувствах к мужу и к детям. Объясню, что не хочу подвергать семейную жизнь опасности, не желаю рискованной связи ни в настоящем, ни в будущем. События последних дней укрепили меня в том, что надо дорожить тем, что имеешь, и беречь его.

– Да, – сказала я. – Приходи.

Сквозь расположенное высоко под потолком зарешеченное окно размером не больше обувной коробки в камеру проникает оранжевый свет заходящего солнца. Меня радует это маленькое окошко. Оно остается единственной реальностью, когда время идет, а я то дремлю, то снова просыпаюсь, и мысли с бешеной скоростью проносятся у меня в голове.

Уму непостижимо, как я смогла всем лгать, как легко у меня это получилось.

Всю свою жизнь я ненавидела обман, разные интриги, изворотливость. Женщины, изменяющие мужьям с их лучшими друзьями, мужчины, которые говорят, что должны допоздна работать, а сами развлекаются с секретаршами… Ведь эти стереотипы возникают не на пустом месте. Такое случается очень часто, и порой кажется, что весь мир только этим и занимается. Там, где мы жили раньше, амурные делишки обычно недолго оставались тайной. Я слушала подобные рассказы, возмущаясь поверхностностью отношений и той легкостью, с какой люди, которые должны были быть вместе в горе и в радости, снова и снова обманывали друг друга. И это семейные пары, в которых муж и жена, по слухам, любили друг друга, растили детей и в радужной перспективе должны были вместе состариться.

Такие связи не бывают случайными, их сознательно и активно ищут, потому что в браке чего-то не хватает. Чего-то существенного. Например, уважения или надежности. Ведь тошно без конца слышать, что тебе надо похудеть, что у тебя слишком короткие волосы либо чересчур длинные, или появились морщины, или ты недостаточно хороша в постели. А может быть, и все это вместе, упакованное в «шуточки» супруга, отпускаемые им на вечеринках и семейных праздниках во всеуслышание, когда он выпьет лишнее. Или наоборот, потому что муж перестал быть ослепительным образом – полубогом, которого ты когда-то в нем видела, а когда чары в рутине повседневной жизни рассеялись, он оказался просто человеком, который, как и ты, прибавляет в весе, без конца сидя на диване перед телевизором и переключая программы, может быть капризным и несправедливым. Это же так обидно, что весь остаток дней можно провести в тоске по чувству – сильному, всепоглощающему, блаженному, возмутительному, на грани опьянения, чувству любви.

Что-то в этом духе. Я всегда думала так.

До Мишеля.