Текст книги "Рандеву"

Автор книги: Эстер Верхуф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

28

Вторник. Утро. Без четверти двенадцать. В духовке зарумянились два лотка с кислой капустой. Поверх свитера я надела безрукавку, но все равно дрожу от холода. Кажется, будто его выдыхают стены.

Петер работает наверху. Даже шум агрегата для резки кафеля не может заглушить его голос. Присутствие этого человека меня очень нервирует. После вчерашнего фокуса даже боюсь строить догадки о его сегодняшних намерениях.

Уже несколько дней у меня дрожат руки. Все это время я была невнимательна к детям, за что потом просила у них прощения. Есть мне совсем не хотелось. Я даже похудела на пару килограммов.

– Парни, обед готов! Идите есть! – крикнула я наверх, как только заглох шум их адской машинки. Оттуда послышались подтверждающие возгласы, сопровождаемые облаком белой пыли, которая полетела вниз с потолка. Казалось, что в холле туман.

Я взяла два полотенца и поставила еду на стол. Некоторое время подержала тарелки на плите, чтобы согреть. Быстро расставила их на столе, достала из холодильника две бутылки воды и апельсиновый сок. Продолжала хлопотать, заняв себя споласкиванием кастрюль. Парни по очереди входили на кухню, чтобы вымыть руки. Петер появился предпоследним, по пятам за ним следовал Эрик. После того как все устроились за столом, я вошла в холл.

Петер сидел рядом с Эриком, Антуаны – друг против друга, свободный стул стоял рядом с Луи.

Я выждала, пока все положат еду на тарелки, наскребла немного и себе. Налить сок я не решалась, опасаясь пролить. Руки дрожали сильно.

Завязался вялый разговор о прогрессе в строительстве. Потом Пьер-Антуан рассказывал забавные истории о других стройках, на которых он работал в прошлом году. Ничего особенного.

Обед почти закончился, и я пошла на кухню, чтобы сварить кофе. Вернувшись, услышала, что предмет разговора переменился. Когда я поняла, как именно, горло будто сдавило железной рукой. Предметом беседы стали браки и любовные отношения между людьми, имеющими большую разницу в возрасте.

– Среди наших знакомых нет ни одной такой пары, – задумчиво протянул Эрик.

– А я таких знаю, – отозвался Луи. – Один мой хороший друг женат на женщине, которая моложе его на десять лет.

– Ну и как они живут? – полюбопытствовал Пьер-Антуан.

Луи положил вилку и вытащил из бокового кармана брюк папиросную бумагу.

– Хорошо. Он всегда оставался мальчишкой, недорослем. Так и не повзрослел.

Говоря «недоросль», Луи имел в виду подростков от двенадцати до восемнадцати лет, а также взрослых, которые вели себя, как подростки. Это слово, сказанное к месту или не к месту, я нередко слышала от парней.

– Чаще бывает, – заметил Антуан, – что мужчина старше, чем женщина. Наоборот редко.

– У Мадонны мужчины всегда моложе, – возразил Пьер-Антуан.

– У нее и жизнь-то ненормальная.

– А ты знаешь кого-то, у кого нормальная?

Антуан философски вздохнул:

– Никого не знаю. По крайней мере, с такими деньжищами.

Помимо своей воли я начала считать. Сколько лет Мишелю? Вопрос о возрасте парней никогда раньше не возникал, да и я ни о ком не спрашивала. Мне казалось, что Мишелю лет двадцать. Значит, на четырнадцать меньше, чем мне. Это означало, что, когда он только родился, я впервые получила разрешение пойти на поп-концерт. И, кстати, поцеловалась с мальчиком. Невероятно.

– А у вас какая разница в возрасте? – спросил Петер Эрика, быстро взглянув на меня.

Его взгляд никто не заметил, но я встревожилась еще больше.

– У нас с Симоной? Ну… – муж беспомощно взглянул на меня. – Думаю, года… два.

– Ты старше?

– Нет, Симона.

– Ага! – сказал Петер. – Так я и думал.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Эрик.

– Что ты женат на женщине, которой нравятся мужчины помоложе… Возможно, совсем мальчишки.

Брови Эрика поползли вверх, он удивленно посмотрел на меня, кивнув на Петера:

– Слышала? Вот чудак!

Эрик почувствовал, что Петер затеял со мной какую-то игру. И в то же время мой муж совершенно ничего не понимал.

Надежный брак. Семейная лодка спокойно плывет по волнам моря жизни. Ни взлетов, ни падений. Отсутствие проблем и ссор. Почему же он должен что-то понимать?

Наверное, мне следовало что-то сказать. Обратить разговор в шутку, чтобы все засмеялись, а потом быстро переменить тему. Пара точных слов в нужном порядке и лицо кирпичом. Каждый, кто владеет элементарными навыками социального общения, запросто справился бы с этой задачей.

Но не я. И не сейчас.

Я встала со своего места, пошла на кухню и буквально спряталась за холодильником, пытаясь придумать, как мне вывернуться. Сбежать, как в прошлый понедельник, больше не удастся. Тогда Эрик устроил мне выволочку – сказал, что крайне невежливо просто так уходить из-за стола, ничего никому не объяснив.

Я вернулась обратно с кофейником и чашками. Потом сходила за молоком и сахаром. Садясь на место, мельком взглянула на Петера. Его губы кривились в усмешке, а взгляд я бы назвала демоническим, как пишут в плохих романах.

Луи завел разговор о своем караване, крыша которого стала протекать. Он спросил у Петера, можно ли взять кусок брезента.

Антуан, позевывая, рассказывал, что вчера очень поздно лег – у друга затянулась вечеринка.

Мало-помалу время подошло к двум. Парни поднялись из-за стола, как безупречно запрограммированные устройства, и зашаркали вверх по лестнице. Петер последовал за ними.

Убирая со стола тарелки и миски, я почувствовала нарастающую злобу. Возмущение постепенно пересилило страх. Это, в конце концов, мой дом и моя кухня! А я больше не чувствовала себя здесь в безопасности. Как запуганный кролик, металась по собственному жилищу, пугливо озираясь. И все из-за Петера.

Было ли его поведение частью какого-то плана? После того как он лапал меня, бросал свои демонические взгляды, я все больше склонялась к этой мысли.

Вчера вечером звонил Петер. Я ни капли в этом не сомневалась. Но что ему нужно?

Просто решил покуражиться? Или все, что он делал, было продиктовано завистью? После вечеринки он видел нас с Мишелем, но ничего не сказал, только странно посмотрел. Не типично ли для мужчин чувствовать зависть в такой момент? Очень даже может быть. Запросто. Ничего нельзя исключать.

Чем дольше я думала, тем больше укреплялась в мысли, что у него был какой-то план и что его поведение не просто следствие фрустрированного сознания.

Если бы у Петера была растревоженная психика, он не смог бы так долго руководить сорока рабочими – неважно, что у них были судимости, а также производить приятное впечатление на всех окружающих, включая нас.

Все это неспроста. Что-то ему от меня нужно.

И мне стало очевидно – необходимо действовать.

Улица Шарля де Голля выглядела пустынной. Летом в городе, конечно, бурлила жизнь, но сейчас, с наступлением зимы, жители сидели дома, где так уютно и тепло, а приезжих не было. Словом, на улице не было ни души. Я припарковала «вольво» на боковой улочке и вошла в дом, в котором жил Мишель.

На лестнице мне никто не встретился, коридор тоже был пуст. Я три раза стукнула в дверь. Прислушалась. Ни звука. Постучала громче.

Опять ничего.

Он увидел, что я приехала, и делает вид, что его нет дома? Этого не могло быть, потому что моя машина стояла далеко. Я посмотрела на часы. Половина девятого. Может, он где-то в кафе или в комнате Брюно?

Или он у Петера?

Услышав сзади звук, я испугалась. Тощий парень с мутным взглядом и волосами, собранными в хвост, тенью скользнул за моей спиной. Он открыл дверь рядом с комнатой Мишеля.

– Молодой человек! – окликнула я эту тень.

Парень немного помедлил, потом странно взглянул на меня.

Казалось, ему трудно сфокусировать взгляд, так он сощурился. Словно наглотался каких-то таблеток. Или нанюхался. Или пьян. Или все вместе.

– Вы не знаете, Мишель дома? – задала я вопрос. – Или… или не скажете ли, придет он сегодня домой?

Тень равнодушно мотнула головой и, ничего не ответив, скрылась в своей комнате.

Я спустилась по лестнице, вышла на улицу, перешла дорогу и посмотрела на окно комнаты Мишеля. Занавески задернуты. Свет не горит. Что теперь? Подождать до половины десятого? Может быть, он придет.

Меж домов гулял пронизывающий ветер. Его порывы подхватывали сухие осенние листья и бумажный мусор, и все это добро кувыркалось по асфальту. Я потуже затянула пояс на куртке, но все равно дрожала от холода. Еще раз взглянула на темное окно, потом посмотрела на дверь.

Мимо протарахтел мотоцикл. По другой стороне улицы проехала машина. Я шагнула назад под козырек подъезда.

Мыслей был целый рой. Мишель у друзей или в кафе и придет домой к полуночи. У него есть подруга – та девушка, которую я видела на вечеринке. Он живет у нее. Или он спит и не слышит, как я стучала. А может быть, ушел за покупками. Значит, вернется в любой момент.

Мне стало по-настоящему холодно. Безрассудство – стоять и ждать на улице.

В который раз я отругала, себя за то, что не взяла номер мобильного телефона Мишеля.

Через полчаса я вернулась к своей машине.

29

Моя мать время от времени говорила мудрые вещи. Из этого я сделала вывод, что она заимствовала их у психолога, которого посещала раз в месяц и которому рассказывала все, что утаивала от меня. Однажды она увидела, что меня взбесило замечание подруги, и внезапно сказала: «Нельзя контролировать поступки и слова других людей. На них можно только реагировать. Человек может контролировать лишь себя».

– Сегодня утром звонили бабушка с дедушкой.

Изабелла и Бастиан выжидательно смотрели на отца. Была среда. Единственный день недели, когда занятия в школе проводились только утром.

– В выходные они приедут к нам, – продолжил Эрик.

– Супер! – живо отозвался Бастиан. – А подарки они привезут?

– Этого я не знаю, – ответ прозвучал строго.

– Твоя мама совсем поправилась? – спросила я.

– Достаточно для такой поездки. Но они приедут только на выходные.

На обеденном столе лежали покупные пиццы. Антуанам и Луи мое кулинарное падение было нипочем. Они отрезали один кусок за другим.

– А еще сколько раз нужно лечь спать? – поинтересовалась Изабелла.

– Два.

Эрик улыбнулся дочери и повернулся ко мне.

– Они собираются выехать утром. Значит, думаю, здесь могут быть часам к шести. В пятницу можно пообедать дома, если приготовишь что-нибудь вкусное, а в субботу поедем в ресторан. Мы уже давно не отдыхали вместе.

– Здорово, – тихо ответила я.

А сама подумала, как бы скомбинировать приезд родителей и свободный вечер пятницы. Мне нужно было поговорить с Мишелем. И еще в эти выходные я планировала заехать к Петеру. Он снова придет в понедельник, и мне хотелось бы его опередить.

– Я бы хотела в пятницу, как обычно, съездить в магазин.

Эрик посмотрел на меня с удивлением.

– Поезжай сегодня. И детей заодно возьми.

– Эрик, – я старалась говорить как можно спокойнее, – поездки в пятницу вечером в магазин – единственное мое развлечение с тех пор, как мы переехали.

– Тогда поезжай завтра днем после обеда. Ты же не можешь уехать в магазин, когда здесь будут мои родители, даже если это твое единственное развлечение! Отец с матерью приедут всего на пару дней!

– Ты это серьезно насчет завтра? – внезапно разозлилась я. – Когда я закончу с мытьем посуды и уборкой, будет уже половина третьего. В три я в городе, а в четыре нужно вернуться, потому что время забирать детей.

Эрик невозмутимо жевал пиццу.

– А ты не можешь пожертвовать этой поездкой? Мои родители проедут тысячу километров, чтобы повидать нас. В понедельник они возвращаются обратно, а тебе обязательно нужно одной в город.

Я тоже откусила кусок и вытерла следы томатного соуса с подбородка Изабеллы.

Если продолжать в том же духе, ссоры не миновать.

– Ну да, – согласилась я. – Наверное, ты прав… Посмотрим…

– Да, чуть не забыл, – голос Эрика стал спокойнее. – Может, позвонишь моей маме? Я забыл попросить ее привезти ореховый соус. И еще шоколадную крошку.

Я пробубнила нечто утвердительное, а сама искоса взглянула на мобильный телефон Луи, который лежал на столе рядом с его тарелкой.

– Можно посмотреть?

Не дожидаясь ответа, я взяла аппарат. Поспешно нажимая кнопки, добралась до записной книжки.

– Это же старье, – Луи был явно удивлен.

– Зато практичное, – пробормотала я.

Номер Мишеля в книжке был.

– Дай посмотреть! – попросил Бастиан.

– Погоди.

Я попыталась запомнить цифры. Первые две можно не запоминать, они у всех одинаковые. Когда я пыталась «сфотографировать» три следующие, номер исчез и выплыло имя Мишеля. После номер появился вновь. 5-3-9… Экран погас.

Гадство!

Я поискала в меню активацию подсветки и вернулась к номеру. 5-3-9-3-5… Цифры снова пропали.

– С чего вдруг тебя так заинтересовал мобильный Луи? – спросил Эрик.

– У моего слишком быстро садится батарея. Может быть, мне нужен телефон попроще.

5-3-9-3-5-8… Темный дисплей. Что за чертова штуковина!

– И ты хочешь такой же?

– Возможно.

– Симона, эта модель совершенно допотопная… Ты уж извини, Луи. Думаю, их уже не выпускают.

Я пролепетала что-то в ответ и сосредоточилась на последних двух цифрах. Быстро вышла из меню. Потом под громкие протесты Бастиана вернула телефон на место рядом с тарелкой Луи. Торопливо встала, отодвинула стул, вышла на кухню, нашла ручку и бумажный фильтр для кофеварки. Поспешно записала все возможные комбинации цифр. Держась вне поля зрения парней, детей и Эрика, свернула фильтр и спрятала в носок. И не смогла сдержать улыбку. Меня переполняло чувство маленькой победы.

Почти десять часов вечера. Я только что уложила детей. Эрик набрал полную ванну воды. В нашей новехонькой ванной комнате все работало просто замечательно. Кафель в туалете сиял, отражая матовый свет точечных галогеновых светильников. Эрик обнял меня, погладил по спине.

– Как думаешь? Обновим нашу ванну?

Я бегло поцеловала его в губы и тотчас высвободилась из объятий. Кофейный фильтр по-прежнему лежал в моем носке.

– Сначала пойду прогуляюсь… Думаю, нужно вывести Пирата.

Стоя в дверях, я обернулась к Эрику.

– Скоро вернусь!

Муж послал мне воздушный поцелуй.

Что и говорить, я вела себя просто отвратительно… Пират стоял под лестницей и вилял хвостом.

– Пошли, малыш!

Я открыла дверь. Снаружи было темно и холодно, но меня это не волновало. Я не могла больше ждать, так не терпелось позвонить. В пятницу вечером я все-таки хотела поговорить с Мишелем, и, прежде чем вызвать семейный кризис своим намерением исполнить намеченное, мне нужно было убедиться в том, что он действительно окажется дома.

Пират тут же рванул вперед. В минуту его и след простыл.

Я выудила мобильный из кармана, прошла под аркой за ворота и встала у сарая. Если Эрик и выглянет на улицу, а такая вероятность ничтожна, он в любом случае меня не увидит.

Наклонилась, достала из носка бумажку с номером и поднесла ее к слабо светящемуся дисплею.

Результатом первой попытки, кроме отчаянно заколотившегося сердца, стал голос некоего жизнерадостного француза, которого звали вовсе не Мишелем. Он вообще не знает никого с таким именем! Вторая попытка увенчалась прослушиванием автоответчика, сообщившего, что вызываемый мною абонент недоступен, и предложившего перезвонить позднее.

Третья возможная комбинация цифр, которую я записала на фильтре для кофеварки, связала меня с девушкой, по крайней мере, голос звучал молодо. Я не смогла противиться приступу ревности. В голове пронесся вихрь мыслей. С ноткой превосходства в голосе я произнесла нечто вроде:

– Позовите, пожалуйста, Мишеля.

Девушка была откровенно смущена, потому что никакого Мишеля она не знала.

Я вернулась ко второму номеру. Абонент недоступен. Был ли это номер Мишеля? Вполне возможно, что он находился вне зоны связи, у меня самой такое часто бывало. В зданиях старой постройки очень толстые стены, толщина некоторых достигает метра, как, например, в нашем доме. Наши стены были сделаны из валунов, которые сотни лет назад, задолго до нынешней индустриальной эпохи, один за другим притаскивали сюда крестьяне и укладывали, скрепляя раствором. Этим стенам современная аппаратура противостоять не может. Сигналы едва проникают через такую толщу.

Я попыталась дозвониться еще раз – результат был тем же. Затем сохранила номер в телефонной книжке под женским именем Michelle.

Чтобы совсем замести следы, стерла все последние набранные номера и информацию о разговорах. Нужно будет не забыть вовремя перехватить счет от оператора услуг мобильной связи.

Я посвистела и позвала Пирата. Немного погодя в кустах обозначился его волчий силуэт, и мы пошли домой.

Еще во дворе я услышала, что в доме звонит телефон. По крайней мере половина одиннадцатого. Я вошла, закрыла за собой входную дверь. Остановилась на кухне. Постояла в раздумье.

Потом взяла трубку. В то же мгновение связь прервалась.

30

Субботний день, пять часов, я больна. Во всяком случае, так всем говорю. Никто не сомневается. Вчера вечером мне действительно стало плохо. В ту самую минуту, когда машина родителей Эрика въехала во двор, я лежала в постели, ощущая, как печет в животе, и каждую минуту готовясь умереть.

Головокружение, тошнота и дезориентация. Эрик собирался вызвать врача, но я убедила его, что ничего серьезного нет. Мне не хотелось видеть у своей постели доктора, который скажет то, что я и без него прекрасно знаю: у меня нервный срыв.

Другая страна, новые язык и культура, масса впечатлений, недостаток общения с людьми своего круга, холод, тревога о детях, отсутствие комфорта, но – если быть честной – в первую очередь напряжение.

Я должна быть сильной и спокойной. Это нужно моей семье – мужу и детям, тогда как все внутри кричит и плачет. Кроме того, в последние несколько недель я очень мало ем. И вчера вечером мое тело сказало: «Хватит. Дальше так нельзя».

Но мне нужно было дальше.

Сегодня утром стало немного лучше, но я предпочла сказаться больной.

Обостренный слух уловил шум заведенного двигателя автомобиля…

Эрик, родители, Изабелла и Бастиан отправились в город – собирались пройтись по магазинам, а потом пообедать. До девяти часов вечера они не вернутся. Я вскочила с постели, подбежала к окну и прилипла к стеклу. Машина родителей мужа выехала со двора.

Жестом я воздала хвалу небу. Через пять минут была уже одета, схватила с комода ключи и поспешила к «вольво».

Машина Петера стояла в самом конце дорожки перед гаражом. Белый автобус, на котором он возил инструменты и стройматериалы, был припаркован рядом. Я не знала, есть ли машина у Клаудии. Оставалось надеяться, что Петер будет дома один. Да что гадать, скоро все узнаю.

Я припарковала машину около «лендровера» и вышла. Несмотря на всю мою решимость, руки дрожали. Необходимость звонить в дверь отпала. Как только я приблизилась к дому, на пороге показался Петер.

На нем были темные брюки и красный пуловер.

– Я думал, ты заявишься раньше, – насмешливо сказал он. – Заходи.

В доме было темно. В гостиной Петер указал мне на диван.

– Садись. Хочешь что-нибудь выпить?

– Спасибо, нет.

Он подошел к бару и налил в стакан виски.

Я огляделась по сторонам, чувствуя себя очень неловко. Атмосфера была мрачной. Почти гнетущей. Без гостей, музыки, свечей и яркого освещения этот дом выглядел иначе, чем в тот праздничный вечер.

Темно-красная велюровая обивка дивана в некоторых местах потерлась. Журнальный столик покрывал слой пыли, на лакированной поверхности виднелись круги. В стенной нише, в вазе с известковым налетом вместо воды, стояли увядшие цветы.

– Как у вас уютно! – нарочито бодро сказала я, чтобы просто начать разговор.

По правде говоря, все ниточки были в его руках, а не в моих.

Петер пробормотал что-то себе под нос и повернулся ко мне. Его лицо было почти не видно, занавески цвета охры за спиной хозяина дома едва пропускали свет.

– Когда я приехал сюда семь лет назад, тут были руины. Заброшенный замок с несколькими сгнившими, разрушенными пристройками. Грош была ему цена. В этой местности никто не жил. Работы не было, и все местные стремились уехать. Я купил этот дом за бесценок. Деньги на покупку занял у приятеля, у меня самого за душой ничего не было. Ни одного франка… Совсем ничего.

Петер повернулся к окну и посмотрел в сад.

Я затаила дыхание, боясь шелохнуться. Это было вступление. К чему? Понятно, что Петер подготовился к разговору намного лучше, чем я.

– У некоторых получается лучше, – он сделал глоток виски. – Они удачно продают свой дом в Голландии или Англии. На собственные деньги покупают здесь развалюху, а потом с помощью таких людей, как я, делают ремонт. При этом не берут в долг, как будто это им вообще ничего не стоит. Подумать только, как они богаты! Намного богаче, чем был я, когда приехал сюда.

Петер говорил не о ком-то вообще. Он говорил о нас. Мы так выгодно продали дом в Голландии, что за новое жилище здесь смогли расплатиться наличными. Да еще осталось достаточно для того, чтобы сделать ремонт. Даже если в течение первого года в нашей частной гостинице не будет постояльцев, мы переживем это без ущерба для своего счета в банке.

Откуда Петер узнал, что нам хватает денег на ремонт? От Эрика? Вполне может быть. Я попыталась вспомнить, что именно мы рассказали Тео и Бетти. Кажется, с ними мы тоже говорили о деньгах.

Петер развел руками.

– Этот дом, Симона, мой замок, моя крепость… Я хочу здесь состариться. В своей жизни я делал вещи, которые…

Он вздохнул и задумчиво потер подбородок, все еще не глядя в мою сторону.

– Скажем так, у меня была беспокойная жизнь, а здесь я обрел покой. После стольких-то лет… Пройдя через бесчестье и потери. С бесчестьем я еще могу справиться, но вот с потерями… Потери гораздо хуже.

Он замолчал и сделал еще глоток. Повертел стакан в руках. Мои глаза привыкли к полутьме, и я обратила внимание на то, каким усталым выглядел Петер. Мешки под глазами и морщины, которых раньше я у него не замечала.

– Сколько, собственно говоря, вы платите за работу, которую мы для вас делаем? Пятнадцать евро в час?

Я молчала. Вопрос риторический, Петер не ждал на него ответа. Это вообще был монолог.

– В Голландии вы столько же платите сантехникам и рабочим?

На что он намекал? Собирался жаловаться на размер почасовой оплаты? Вообще-то он сам предложил такой тариф.

Я покачала головой.

– Нет.

– А шлюхам? Сколько платил твой муж шлюхам, которых посещал? Тоже пятнадцать евро?

Меня напугали нотки, прозвучавшие в его голосе, и то, как он произнес слово «шлюха», внезапная жесткость. Впрочем я была не только напугана, но и потрясена. Кто дал Вандаму право так говорить о моем муже? Эрик никогда не бывал у проституток. Никогда.

– Эрик не ходит к шлюхам, – к моему ужасу, голос звучал очень высоко, казалось, я это пропищала.

Петер наклонил голову набок и усмехнулся.

– А ты уверена в этом, Симона? Ты ведь тоже ведешь двойную жизнь, не так ли? Ты – почти француженка.

Я стиснула лежащие на коленях руки. Они были влажными.

– Ну ладно, – продолжал хозяин дома, – давай рассуждать так: проститутки стоят на порядок дороже, чем пятнадцать евро в час. Думаю, что тариф за несложные услуги, на которые ты вряд ли пожалуешься, тем не менее никак не меньше, чем двести евро.

Я замерла. Петер пристально смотрел на меня.

– Большая разница, да? Пятнадцать или двести.

Ступор.

– А он хорош, правда? – продолжал Петер, усаживаясь в кресло напротив. – Наш мачо?

Я падаю в пучину. Десять метров, двадцать, сто. Кажется, не будет конца этому разрушительному водовороту, в который затягивает мои волосы, одежду… С неистовой силой тянет на дно, глубже, сильнее, через черный тоннель без света в конце. Следует удар. Боже, какой стыд…

– Значит, жалоб нет.

Петер залпом допил виски и со стуком поставил стакан на стол.

– Прекрасно, теперь о деле.

Его глаза заблестели.

– Ты даешь мне каждую неделю двести пятьдесят евро, и тогда о твоих забавах никто не узнает. По-моему, цена пустяковая.

Я не могла вымолвить ни слова. Мне одновременно хотелось убежать, закричать, наброситься на него, ругаться, но я осталась сидеть молча. Эмоции, бушевавшие внутри, выливались в приступ дрожи во всем теле.

– Мишеля ты пока не увидишь, – Петер ухмыльнулся. – Он мне очень нужен на другом «участке».

Произнося последнее слово, он пальцами нарисовал в воздухе кавычки. Потом встал.

– Пойдем, провожу тебя. Не забудь, каждый понедельник. Двести пятьдесят евро. Не стану объяснять, какими окажутся последствия, если денежек не будет. Ты умная девочка.

Я встала, миновала холл. Петер уже открыл дверь. Проходя мимо, я мельком взглянула на него.

Взгляд был стальным, совершенно бесчувственным, не имеющий ничего общего с человеческим.

На обратном пути я ничего вокруг не замечала, ехала на автопилоте.

Припарковалась на стоянке, потому что ехать дальше в таком состоянии было просто опасно. Безучастно смотрела перед собой. Заплакать не получалось. Я думала об Изабелле и Бастиане, о том, как мужественно они старались и все еще стараются привыкнуть к новой жизни. Вспоминала горделивое выражение на их мордашках, когда удавалось без акцента выговаривать французские слова, осторожные попытки представить эту страну своей новой родиной.

На память пришло то, как они вели себя с нашими рабочими – «папиными друзьями», энтузиазм, с которым они каждый раз приветствовали Петера.

Но самым страшным было то, что в этой игре был замешан еще один человек. Не только Петер Вандам.

В отчаянии я закрыла лицо руками. Я осталась со всем этим одна.

Совсем одна.

Я боролась с желанием уехать отсюда, сбежать от холодного взгляда Петера обратно в Голландию. И вдруг из глаз хлынули слезы. Бесплодные попытки найти платок, чтобы высморкаться, увенчались тем, что вместо куска ткани я нашла выход. Я поняла, что нужно делать. Мы должны уехать.