Текст книги "Журнал «Если», 2004 № 07"

Автор книги: ЕСЛИ Журнал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

– Сукин сын!.. – Лицо Джонсона начало багроветь. – В этом эпизоде нет никакой Сети!

– Говорю вам, я соединился с ней, и… Джонсон скрипнул зубами.

– Я показал тебе этот кусок, потому что думал, ты сумеешь его оценить. Это отличная сцена – я не писал ничего подобного уже почти тридцать лет. Какого черта ты приплел сюда эту свою Сеть? Может, этот мерзавец Лэттри сумел тебя убедить?… Я знаю, ты встречался с ним сегодня утром. Что он тебе наплел? Что я могу создавать шедевры только с помощью летателей?

– Но послушайте!..

– Убирайся отсюда, немедленно!

– Выслушайте меня, Джордж. Граф Лэттри здесь ни при чем. С начала этого полета Сеть выходила со мной на контакт уже трижды. Вы же знаете, я способен чувствовать летателей, где бы они ни находились. Мне незачем лгать. Ведь вы репортер, правда? Неужели вам не хочется узнать, в чем дело?

Джонсон наклонился так близко ко мне, что наши носы едва не соприкоснулись. От него пахло мятными карамельками.

– Заруби себе на носу, Собака-Поводырь! Я не репортер, я писатель, понятно?! А теперь убирайся, да поживее, пока я тебе все кости не переломал.

– Но послушайте же!..

– Вон!!!

Сам того не заметив, я поднялся со стула, и Джонсон с силой толкнул меня к выходу. Я попятился, но когда дверь за моей спиной отворилась, я зацепился за порожек и буквально вывалился в коридор.

– Чтоб ты сдох, ублюдок! – рявкнул Джонсон, захлопывая за мной дверь.

9.

Я был зол и растерян, к тому же, падая, я довольно сильно ушибся.

– Сам иди к дьяволу, Джонсон! – крикнул я закрывшейся двери.

– Могу я чем-нибудь помочь, сэр? – раздался рядом чей-то голос. Обернувшись, я увидел одного из корабельных стюардов.

– Что вам нужно? – мрачно спросил я.

– У меня для вас послание от мисс Пеннебакер. – Стюард помог мне подняться. – Она спрашивает, не могли бы вы встретиться с ней в оранжерее в ближайшие полчаса.

– Хорошо, – кивнул я. – Сейчас иду.

И я отправился в центральную зону. По дороге мне встретилось несколько пассажиров, уже одетых в маскарадные костюмы из блестящего ярко-алого, зеленого и золотого атласа. Перед входом в оранжерею я невольно замедлил шаг, внутренне приготовившись к контакту с Сетью, но ничего не произошло. Я ощутил лишь легкое покалывание, от которого у меня слегка закружилась голова. Впрочем, это скоро прошло. Оглядываясь по сторонам в поисках Одри, я спросил себя, как люди могут находиться здесь и не чувствовать, что поле пронизывает их тела. Впрочем, из всех пассажиров, наверное, только я был наделен способностью ощущать его, а может, лишь мне одному поле не казалось приятным – так, насколько я понял, выразилась Одри.

Потом я заметил ее. Она сидела на скамье возле фонтана. Одри тоже увидела меня и махнула рукой. Постаравшись придать своему лицу суровое выражение, я двинулся в ее сторону.

– Спасибо, что пришел, – мягко сказала она, когда я приблизился. – Я боялась, что ты больше не захочешь меня видеть. То, что между нами произошло…

– Пустяки, – холодно сказал я.

– Нет, это не пустяки, – возразила она. – Знаешь, мне ужасно жаль!

– Жаль чего?

– Что я так на тебя разозлилась. И еще, что показала отцу записку. Наверное, я поступила неправильно, но…

– А я думал, Пеннебакеры всегда все делают правильно. Одри опустила голову.

– Я знаю, что заслужила подобное отношение. И все же я должна сказать тебе: после того, как ты ушел, я долго думала…

– Можно узнать, о чем?

– О реакции моего отца. Ведь когда он прочел записку, он и глазом не моргнул! И чем больше я об этом думала, тем яснее понимала: с тех пор как мы стартовали из Хейвена, папа ведет себя очень странно.

Интересно, как она может об этом судить, подумал я, но спросил о более существенном:

– И в чем же заключается странность?

– Ну, во-первых, он стал каким-то рассеянным. Когда я к нему обращаюсь, он отвечает, но вид у него такой, будто мысли его витают где-то очень, очень далеко. Утром, когда ты пришел с этой запиской, мы как раз пытались закончить подготовку к карнавалу – решить, кому еще послать приглашения, спланировать порядок прохождения нашей командой на Большом параде и так далее… Папа очень любит карнавал Марди-Гра, но сегодня… сегодня мне вдруг показалось, что ему все равно. Честное слово, СП, он почти не участвовал в обсуждении, и я… Я боюсь! Может быть, он все-таки подвергся «промывке мозгов»?!

– Кстати, о «промывке мозгов», – сказал я. – Посмотри-ка на этих троих!

И я показал на столик неподалеку от нас. Сидевшие за ним пассажиры не мигая уставились в свои аппараты для чтения. Казалось, они полностью захвачены содержанием книги – их лица были расслаблены, а рты слегка приоткрылись.

– Странно, как много людей читает! – добавил я. Одри огляделась по сторонам.

– Практически все, – сказала она озадаченно.

– Подожди минутку, я хочу взглянуть, что за книга так их увлекла Я поднялся со скамьи и двинулся к ближайшему столику. Но не успел я сделать и нескольких шагов, как «Стелла» вдруг дернулась, а потом резко легла на левый борт.

В первое мгновение ничего не происходило. Потом я услышал шум. Он был похож не то на взрыв, не то на горный обвал – глухой, протяжный гул, который становился все громче, пока не превратился в громкий треск, эхом прокатившийся по всему кораблю. Ему вторил громкий звук ломающейся мебели, скрежет и стон раздираемого металла и расходящихся соединений. Это продолжалось несколько секунд, потом обломки – и пассажиры – начали падать к центру корабля, но это падение было медленным. Не сразу я сообразил: что-то случилось с искусственной гравитацией. Как бы там ни было, мне хватило времени, чтобы машинально вцепиться в край стола; когда же я немного пришел в себя, то обнаружил, что спокойно удерживаюсь, зацепившись пальцами одной руки. Обернувшись через плечо, я увидел, что Одри медленно уплывает от меня к нижнему ярусу балконов, выходивших внутрь оранжереи. Она дрыгала ногами и делала руками плавательные движения, пытаясь вернуться ко мне, но продолжала удаляться. Машинально я потянулся к ней, но тут стол, за который я держался, оторвался от палубы, и я беспорядочно закувыркался в воздухе. В какой-то момент я обнаружил себя сидящим верхом на стуле, который величественно плыл под парящим в воздухе столом, на котором каким-то чудом держались чашка и низкая широкая миска с салатом из свежей зелени. Стол медленно поворачивался вокруг своей оси, грозя нанести мне удар ножкой по переносице, и я, оттолкнувшись от стула, уцепился за ствол одной из оранжерейных пальм. Это было надежное убежище, и я поискал глазами Одри, но она уже исчезла. Тогда я поднялся вверх по стволу и, крепко ухватившись за прочные пальмовые ветви, постарался успокоиться.

Отовсюду неслись испуганные крики. Мелкие капли воды от водопада, разлетевшись по всей оранжерее, оседали у меня на лице и на волосах. «Стелла» судорожно вздрагивала, словно запаленная лошадь, которая рухнула на землю и теперь силится подняться. Я почувствовал, как меня охватывает панический ужас. Я боялся умереть. У меня даже закружилась голова. Это от страха, подумалось мне, и тут я снова почувствовал их. Как и в прошлый раз, Сеть обрушилась на меня со всей своей силой, и я скорчился от невыносимой боли. Впрочем, в глубине души я знал, почему так произошло. Причиной был все тот же страх. Сеть боялась того, что происходило со «Стеллой». Я чувствовал, как она собирает, концентрирует свои ментальные силы, и на мгновение отчетливо представил себе, что творится сейчас на Древе: все движение остановилось, все дела заброшены; разговоры, полеты, размышления – все отставлено. Каждый летатель замер неподвижно и пытается сосредоточиться, собрать все свои силы, чтобы послать их далеко-далеко через пустоту. И, дотягиваясь на пределе своих возможностей, я вдруг услышал их – услышал их мысли и чувства и понял, что они делают. Летатели пытались успокоить пассажиров.

«Стелла» еще раз судорожно дернулась, а затем медленно, словно нехотя, начала выравниваться. Люди и предметы, которые скатились к правому борту и не запутались в ветвях и лианах или в ограждении, заскользили в обратную сторону. Пальма, за которую я держался, с силой распрямилась, едва не сбросив меня с вершины.

В тот же миг контакт прервался. Сеть не сумела удержаться и исчезла, оставив горький, как желчь, привкус паники. Но не успел я вздохнуть с облегчением, как снова раздался треск и грохот. Корабль закачался и запрыгал, словно на невидимых ухабах, и улегшийся было страх вновь начал набирать обороты. Пассажиры – по крайней мере те, которых я видел из своего укрытия – буквально задыхались от ужаса. В довершении всего вернулась сила тяжести, и люди попадали на палубу, а сверху на них обрушились обломки столов и стульев. Кто-то так и остался лежать, но большинство вскочило и стало беспорядочно метаться из стороны в сторону. С вершины пальмы, на которой я по-прежнему сидел, это выглядело каким-то диким танцем.

Потом глаза у меня неожиданно наполнились слезами, а в горле запершило. В воздухе запахло чем-то резким, но от этого запаха почему-то клонило в сон, и я с трудом удерживался от того, чтобы не разжать руки и не свалиться с пальмы вниз. Тем временем крики в зарослях начали стихать. Смахнув слезы, я раздвинул листья, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел капитана Признера. Он (вернее – его гигантское изображение) повис в воздухе в самом центре просторного зала. Фуражка у капитана была размером с футбольное поле, но сквозь нее явственно просвечивала дальняя стена оранжереи.

Капитан открыл похожий на пещеру рот и заговорил: – Внимание всем пассажирам и экипажу! Только что наш корабль перенес резкий крен на правый борт. Командование принимает все меры, чтобы подобное не повторилось, однако, учитывая напряженную психологическую и эмоциональную ситуацию на борту, я не могу гарантировать, что до конца перелета корабль больше не попадет в турбулентную зону. Поэтому я отдал приказ включить генераторы усыпляющего газа, подсоединенные к системе жизнеобеспечения корабля.

В настоящее время вы вдыхаете специальный газ-транквилизатор. Его свойства таковы, что на первом этапе он действует очень мягко, а потом в считанные секунды полностью отключает сознание. Все вы наверняка уже испытываете на себе действие газа. Некоторое время спустя вы погрузитесь в сон, который будет продолжаться до тех пор, пока газ поступает в вентиляционную систему.

Поэтому я приказываю всем членам экипажа немедленно воспользоваться антидотом, входящим в стандартный аварийный комплект. Дальнейшие действия экипажа определяются специальной должностной инструкцией номер 18. Кроме этого я приказываю следующее:

Доктору Дэвису и его штату разместить пункт оказания первой медицинской помощи в ресторане «Ле Паризьен» на прогулочной палубе. Доктору Крамеру и его людям развернуть такой же пункт в кафе «Террас» в пассаже. Обеим медицинским бригадам иметь перевязочные материалы и лекарственные средства для оказания первой помощи пострадавшим. Эконому, помощнику эконома и старшему стюарду приказываю взять под контроль, соответственно, палубы А. С и Е и обеспечить отправку раненых в упомянутые медицинские пункты. Остальных пассажиров приказываю эвакуировать из коридоров в каюты и произвести поименную проверку. Результаты переклички и данные о количестве раненых и пропавших без вести должны быть представлены на капитанский мостик в ближайшее время.

Старшему инженеру: назначить ремонтную бригаду и произвести проверку кают и коридоров на предмет образования трещин. Оперативный штаб по проведению неотложных аварийно-восстановительных работ разместить в кают-компании экипажа на пятой технической палубе.

Весь обслуживающий персонал поступает в распоряжение помощника главного стюарда, временный штаб которого размещается в столовой для персонала.

Пассажиры, не нуждающиеся в срочной медицинской помощи, обязаны немедленно вернуться к себе в каюты. Если по причине повреждений ваша каюта оказалась непригодной для проживания, сообщите об этом в штаб на пятой палубе, и вам будет предоставлена временная каюта.

Еще раз обращаюсь ко всем, кто меня слышит: сохраняйте спокойствие! Это наша единственная надежда уцелеть в условиях шторма. Стабилизирующее поле корабля очень чувствительно к совокупному психоэмоциональному состоянию пассажиров, поэтому взять себя в руки – ваш долг перед собой и остальными. Вернитесь в каюту, ложитесь и постарайтесь расслабиться. Усыпляющий газ поможет вам сделать это…

Капитан ненадолго замолчал и слегка повернул голову, словно стараясь оглядеть всех пассажиров и членов команды. Выражение его лица было таким, что меня мороз пробрал. Когда Признер заговорил, голос у него был таким суровым и жестким, что казалось, от него задрожали палуба и стены оранжереи.

– И последнее!.. – прогремел капитан. – Мне стало известно, что многие из вас читают книгу-кассету с романом «Восточный край луны»…

Капитан сделал небольшую паузу, и пассажиры, собравшиеся под моей пальмой, виновато переглянулись. Я готов был поклясться, что книга была не просто у многих – буквально у каждого!

– Все, у кого есть эта книга, должны немедленно сдать ее своему стюарду, – рявкнул Признер. – Это приказ. А теперь отправляйтесь по каютам.

Гигантское изображение капитана, который стоял со скрещенными на груди руками, словно наблюдая за каждым, еще некоторое время парило в воздухе в центре оранжереи. Пассажиры, смущенно пряча глаза, начали расходиться. Я тоже слез с дерева. Это оказалось непросто – газ уже начинал действовать, и мускулы плохо мне повиновались, к тому же «Стеллу» продолжало швырять из стороны в сторону. Другие пассажиры тоже едва удерживались на ногах, однако нам все же удалось выйти из оранжереи в коридор прогулочной палубы. Двигаясь в плотной толпе пассажиров, я оглядывался по сторонам, высматривая Одри, но ее нигде не было видно.

– Привет, малыш, – негромко сказал мне на ухо Мэттью Брэди, когда я вместе с другими пассажирами начал подниматься по лестнице, ведущей на следующую палубу. – Как тебе понравилось быть в роли обезьяны? Жаль, что на этой пальме не было бананов или орехов, правда?

Я промолчал. Я был уверен, что возвращение Брэди – это реакция на усыпляющий газ, на действие стабилизирующего поля – или на то и другое одновременно. А разговаривать с галлюцинацией я не хотел.

– В чем дело, приятель? Ты за что-то на меня сердишься?

– Ты мне просто мерещишься, Брэди, ведь у меня нет книги, – сказал я сквозь зубы.

Он рассмеялся.

– Книга тебе больше не понадобится. «Восточный край луны» транслируется по бортовой сети!

– Лучше поговори с кем-нибудь еще.

– Нет, ты точно на меня обиделся!

– Не обиделся.

– Мне казалось, мы неплохо с тобой поладили. Благодаря мне ты приятно провел время, помнишь? И девушка – она понравилась нам обоим. Разве ты не хочешь увидеть ее еще раз?

– Нет, не хочу.

– Врешь.

– Пошел к черту!

– Сам пошел! – огрызнулся пассажир, двигавшийся впереди меня. Он оглянулся, и тотчас перед нами вырос один из стюардов.

– Эй, в чем дело?

– Этот парень только что меня послал!

– Я вовсе не с тобой разговаривал, – возразил я. – Не лезь не в свое дело.

– Кретин!

– Видите эту штучку у меня на поясе? – спросил стюард, снимая с ремня черный матовый стержень толщиной в два пальца. – Мне достаточно прижать его кому-то из вас между лопаток и нажать вот эту красную кнопку, и тогда никто уже не сможет никого никуда послать.

– Вот и скажите ему об этом! – возмутился пассажир.

– Я же объяснил – я просто думал вслух, а этот…

– А ну-ка, заткнитесь оба! И шагайте! Газ скоро начнет действовать, а мне неохота тащить вас по каютам. Марш, придурки!

– Ничего себе!.. – проговорил Брэди пару секунд спустя. – А ведь по результатам недавнего опроса общественного мнения экипаж «Стеллы» признан самым вежливым!

– Слушай, помолчи, а?

– Что-то ты сегодня сердитый… Впрочем, понимаю. Это, наверное, из-за нее, из-за Чейз? Я угадал?

– Ты просто книга, – упрямо сказал я. – Книга – и больше ничего.

– Вот как? Разве ты уже не помнишь, каково тебе было, когда ты узнал о некоторых поступках Чейз?

Толпа вокруг меня куда-то исчезла. Мне необходимо было выпить, и я с надеждой посмотрел на веранду открытого кафе на противоположной стороне бульвара, но все столики оказались заняты. Потом я заметил Кахейна, который сидел в дальнем углу веранды и что-то писал. На мгновение он остановился, снял очки, поднес их к свету, протер носовым платком и снова надел. Сидеть с Кахейном мне не хотелось, но после всего, что случилось, выпивка была необходима, а возле его столика оказалось единственное свободное место, поэтому я направился прямо туда. Кахейн не видел меня и продолжал писать.

– Не помешаю? – спросил я, подсаживаясь за столик. – У тебя такой вид, словно ты работаешь над чем-то очень важным…

– А, это ты, Мэтт? Привет… – Кахейн загадочно улыбнулся и аккуратно закрыл ручку колпачком. – Да нет, просто я решил записать кое-какие мысли.

Официант отнюдь не горел желанием немедленно меня обслужить, но я так на него уставился, что в конце концов он не выдержал и подошел, чтобы принять заказ.

– …Это просто поразительно! – говорил тем временем Кахейн. – Еще неделю назад у меня не было ни одной стоящей мысли, а сегодня я буквально не успеваю записывать все, что мне хочется сказать. Это похоже на наводнение, Мэтт, на самый настоящий потоп! Ты не поверишь, но я начал работать над книгой, и…

– Поздравляю, – вставил я.

– Спасибо. Кстати, в каком-то смысле я обязан этим тебе. Дело в том, что… – Объяснить, каким образом мне удалось разбудить его дремлющее вдохновение, Кахейн не успел. Лицо его побледнело. Обернувшись, я заметил Френсис, которая как раз пересекала бульвар, направляясь к нам.

– Привет, Джекоб. Рада тебя видеть, Мэтт. Удивительно, как тебе удалось его найти – я сама полдня его ищу… – Френсис лучезарно улыбнулась густо накрашенным ртом и, не спрашивая позволения, села на свободный стул.

– Я сижу здесь с трех часов, – ответил Кахейн с натянутой улыбкой. – И ты прекрасно знаешь, что всю последнюю неделю я работаю именно здесь.

– Да, знаю, просто сегодня я почему-то забыла. Представь себе, Мэтт, Джекоб внезапно понял, что в нашей квартире ему не работается; там, видишь ли, слишком душно, а воздух и вовсе неподвижен. Ведь ты именно так говорил, не правда ли, дорогой? Еще ему не нравятся чересчур плотные портьеры и слишком массивные рамы моих картин. О самих картинах он, как ты понимаешь, не высказывается – его никогда не занимало, что на них изображено. Ты ведь знаешь Джекоба – он скользит по поверхности, а суть его не интересует. Именно поэтому для него так важно, где писать, а не что писать. Я права, Джекоб?

Кахейн все еще пытался улыбаться.

– Но ведь в нашей квартире действительно очень жарко, – слабо сопротивлялся он. – Особенно после полудня.

– Да, конечно. И поэтому тебе каждый раз приходится уходить. Сюда. Это и логично, и рационально, не правда ли? Каждому понятно: если в каком-то месте человеку становится слишком жарко, он ищет местечко попрохладнее. Вот только раньше Джекоб совсем не боялся жары, Мэтт. Напротив, он всегда говорил, что ему нравится, когда в комнатах душно и жарко. Особенно в спальне. Когда в спальне жарко, я начинаю потеть, а его это возбуждает.

Улыбка Кахейна не исчезла, но теперь она больше напоминала гримасу боли. Однако Френсис не унималась. Она как будто ничего не замечала и продолжала говорить, говорить, говорить, жизнерадостно улыбаясь.

– Джекоб всегда утверждал, что способность обливаться потом – одно из качеств, которое абсолютно необходимо хорошей любовнице. А ему всегда была нужна именно любовница – не больше.

– Френсис!..

– Да-да, Джекоб, именно так. Ты ведь помнишь, как ты спрашивал: «Ты моя любовница?», а я отвечала: «Конечно». Разве тебе не было хорошо тогда? Это ведь так приятно – иметь любовницу, которая потеет, как я.

– Ради Бога, Френсис!..

– Бог тут ни при чем, и не нужно его сюда приплетать. Я сама хотела стать твоей любовницей, тебе достаточно было только сказать… Но вот я стала ею, и все пошло наперекосяк. Понимаешь, Мэтт, у Джекоба появилась одна проблема. Мы столько времени встречались, что должны были или пожениться, или расстаться, но жениться на мне он не хотел, потому что в этом случае я перестаю быть его любовницей. Это просто невозможно, ты согласен?… А ему нужна была только любовница – он сам говорил мне это много, много раз. Оставался единственный выход: расстаться со мной и завести новую подружку, и Джекоб так и поступил. Теперь у него другая – эта художница Чейз!..

Странно было услышать об этом именно от нее. На мгновение я почувствовал во всем теле какую-то неестественную легкость; мне даже показалось, что еще немного, и я начну подниматься вверх, как воздушный шар.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал я. – В конторе меня ждет кое-какая работа.

Кахейн посмотрел на меня. Вид у него был больной и несчастный. Ему хотелось что-то мне объяснить, но я знал, что говорить тут нечего, да и Френсис с ним еще не закончила. Поэтому я поднялся и, машинально кивнув обоим, пересек улицу. На противоположной стороне бульвара я обернулся. Френсис наклонилась к Кахейну и что-то быстро ему говорила. Потом оба посмотрели мне вслед, и я торопливо зашагал по тротуару прочь.

Пройдя через парк, я действительно зашел в корпункт. Было уже довольно поздно, и в конторе оставалась только дежурная секретарша мадам Восг, которая заканчивала рассылку сегодняшних материалов. Кивнув ей, я поднялся к себе в кабинет, открыл сейф и достал свою копию дневника Бет.

Глядя на него, я почувствовал себя очень скверно. Мне было решительно наплевать, как вела себя Чейз. В конце концов, не ее вина, что Кахейн влюбился в нее. В нее влюблялись буквально все. Чейз обладала способностью притягивать мужчин, и с этим она ничего не могла поделать. Она была не виновата, что я влюбился в нее. Чейз была виновата лишь в том, что ответила мне взаимностью.

Почему, спросите вы. Но я и сам, наверное, не смог бы этого объяснить. Наверное, я верил, что Чейз умеет управлять этим своим магнетизмом (назовем его так) и что, когда она полюбит кого-то по-настоящему, она сумеет его отключить. Я надеялся, что, полюбив меня, она именно так и поступит. Эти умозаключения выглядели для меня безупречно, но мои ожидания оказались обмануты самым жестоким образом. Чейз полюбила меня, но отказаться от своей привычки нравится мужчинам не смогла или не захотела, и Кахейн совершенно потерял голову. И поделать с этим Чейз ничего не могла. На свете нет магнита, который из нескольких кусков железа притягивал бы только один.

Я закурил сигарету, лег на диван и раскрыл дневник. Бет, по всей видимости, была влюблена в младшего стюарда в салоне второго класса – во всяком случае, она потратила две с половиной страницы на описание его рук. Похоже, девочка всерьез верила, что о человеке можно многое узнать по его рукам. Во всяком случае, в своем отчете она не опустила ни малейшей детали, демонстрируя порой незаурядную находчивость и хорошее владение литературным языком. Чаще всего на этих страницах встречалось слово «мужественный». Бет считала, что у покорившего ее сердце младшего помощника стюарда были «мужественные» руки. Он держался очень выдержанно и храбро, хотя для него это был первый в жизни перелет и он еще никогда не покидал своих родителей надолго. Впрочем, в смелости юноши Брэди Кендалл не видела ничего удивительного, поскольку «его пальцы были практически одинаковой длины».

«Корабль трясет так, – писала Бет, – что порой я чувствую себя, точно попкорн на сковородке».

11.

Что-то заволакивало мне рот и нос, мешая дышать. В панике я забарахтался, закашлялся и открыл глаза. Надо мной стоял мужчина с длинными седыми волосами и седой бородой. Я узнал Джорджа Джонсона. Он снова поднес к моему носу какой-то флакон, и резкий запах буквально подбросил меня на койке. Тансис исчез. Я лежал на кровати в своей каюте.

– Вставай, малыш!

Только теперь я заметил, что его голова забинтована и на повязке проступило кровавое пятно. Джонсон был одет в черную тунику с гербом, изображавшим запряженную парой морских коньков античную колесницу – спицы в колесах заменяли морские звезды. На могучей шее Джонсона болтались связки красных и зеленых бус, и я вспомнил о карнавале. С ремня, которым была перепоясана его туника, свисали фонарик и матовый черный стержень, каким пользовались стюарды, когда требовалось загнать непокорного пассажира в его каюту.

Голова у меня слегка прояснилась, и я с удивлением отметил, что «Стеллу» больше не качает.

– Надевай. – Джонсон бросил на кровать какой-то сверток. Это оказалось белое карнавальное одеяние с эмблемой Нептуна на груди.

– Зачем? Что происходит?!

– На борту мятеж, малыш. «Стелла» захвачена командой Протея.

– Но это… люди Лэттри!

– Совершенно верно. Поскорее, малыш, не копайся.

– Но вы… Ведь черный цвет – цвет Протея, – возразил я. Джонсон бросил на меня презрительный взгляд.

– Это маскировка, идиот!

– А нельзя обойтись без грубостей?

– Одевайся, малыш, каждая секунда на счету!

Я не стал спорить. Встав с койки, я натянул через голову белую тунику с голубым трезубцем.

– Как они захватили корабль?

– После того как капитан включил газ, экипаж и стюарды бросились к аптечкам, чтобы использовать шприцы с противоядием, но никаких шприцов не было. Орден Протея уже давно похитил весь запас антидота. Эти люди знали, что произойдет, и подготовились заранее. Теперь корабль находится в их руках, и только мы с тобой можем отвоевать его обратно. Или, по крайней мере, попытаться это сделать… Вот так-то, малыш.

– Мне казалось, вы работаете над книгой, – сказал я, припомнив, как Джонсон вышвырнул меня из своей каюты.

Джонсон ухмыльнулся.

– Разве ты забыл, что я сказал тебе насчет неприятностей и прочего? Неприятности, как говорится, налицо, и теперь нам нужно искать выход. Вот, возьми…

Он протягивал мне несколько округлых черных предметов, размерами и формой напоминавших самые обыкновенные яйца. На конце каждого «яйца» были две кнопки: красная и зеленая.

– Что это?

– Газовые гранаты. В них тоже усыпляющий газ, но другой; антидот, который захватила команда Протея, от него не поможет. Этот газ сшибает с ног каждого, кто не защищен специальной маской. Положи гранаты в карман, но будь осторожен: они на боевом взводе. Чтобы использовать гранату, достаточно только нажать на красную кнопку. А вот маска…

Джонсон вручил мне некое подобие капюшона с эластичным, плотно прилегавшим к шее воротником, и объяснил, что в случае необходимости достаточно раздавить зубами специальную капсулу, которая обеспечит мне десятиминутный запас воздуха.

– Как бросишь гранату, сразу кусай, понял? – предупредил он.

– Да, но…

– Какие могут быть «но», малыш? Или ты хочешь, чтобы «Стелла» осталась в их руках? И чтобы Лэттри ее погубил?

– Нет, но…

– Никаких «но», малыш! Ты и я – единственные оставшиеся на борту «хорошие парни». Может, тебе и все равно, но я не хочу умирать. Во всяком случае, не сейчас. Это было бы обидно – никогда еще мне так хорошо не работалось. А теперь идем.

Мы вышли в коридор. Обычное освещение не работало, на переборках едва тлели янтарно-желтые аварийные лампы. Двери кают были распахнуты, внутри я видел перевернутые постели, разбросанный багаж и личные вещи. И тела. Тела валялись повсюду, и надо было внимательно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть.

– Они ведь не?… – неуверенно проговорил я.

– …мертвы? – Мы перешагнули через лежащую ничком женщину. – О, нет, во всяком случае – большинство. На них подействовал газ, и они просто спят. А вот проснутся или нет, зависит только от нас с тобой.

Наконец мы добрались до лифта. Джонсон огляделся по сторонам, потом вызвал кабину и, достав из-за пояса черный стержень-парализатор, отступил на шаг назад от двери. Но кабина оказалась пуста.

– Надень маску, – распорядился Джонсон, первым входя в лифт. – И возьми в зубы воздушную капсулу. По моей команде бросишь гранату, ясно?

Я кивнул. Черные гранаты чувствительно оттягивали карманы туники. Джонсон нажал кнопку подъема, и лифт в считанные секунды доставил нас на капитанский мостик. Вход на мостик охраняло шестеро крепких мужчин в черных туниках Протея.

Джонсон прижал парализатор к моей спине, притворяясь, будто конвоирует пленника. Этого оказалось достаточно, чтобы стражи заколебались.

– Бросай! – крикнул Джонсон.

Сам он подкатил к ногам охраны две гранаты, я бросил одну. Гранаты лопнули, коридор заволокло плотным зеленым дымом, и я сжал зубами капсулу. Она зашипела, и я вдохнул свежий, холодный воздух.

Когда дым немного осел, Джонсон открыл ведущий на мостик люк, и мы вошли.

С капитанского мостика хорошо просматривался внешний корпус и пространство вокруг корабля, и я ясно видел, как колышется и вибрирует серая обшивка «Стеллы». Космос, вакуум, мировой эфир – словом, то, через что мы летели – напоминал скопление темно-фиолетовых туч, прочерченных яркими спектральными мазками звезд. Через равные промежутки времени снаружи что-то вспыхивало, словно зарница в конце жаркого летнего дня, и тогда космос за бортом на мгновение исчезал, а через мостик тянулись резкие черные тени.

На небольшом возвышении в центре мостика стояло массивное капитанское кресло. В нем сидел капитан Признер. Он был пристегнут к спинке страховочными ремнями и, казалось, не замечал, что происходит вокруг. У рабочих станций и пультов управления стояли люди в черных туниках Протея.

– Действуй, малыш, – сказал за моей спиной Джонсон.

– Это же Джордж Джонсон! – крикнул кто-то, и я узнал голос Одри. Повернувшись в ту сторону, я увидел девушку и ее отца.

– Одри?

– СП?!

Я сразу обратил внимание, что, хотя Одри и преподобный Пеннебакер были одеты в бело-голубые туники, их никто не охраняет. Должно быть, они тоже участвуют в мятеже на стороне Протея, подумал я спокойно. Это открытие не особенно меня удивило: в конце концов Пеннебакер и Лэттри придерживались сходных взглядов.

Одри сердито посмотрела на Джонсона.

– Что вы собираетесь с ним делать? – резко спросила она.

– Вы перевернули все с ног на голову, – ответил Джонсон. – А я хочу, чтобы все шло, как планировалось.

– Какой же вы негодяй! – проговорила Одри дрожащим от ненависти голосом.

– Не безпокойтезь, моя дорогая, мы позаботимзя о мизтере Джон-зоне. – Это был граф Лэттри! Он был в такой же, как у меня, защитной маске, но я легко узнал его по акценту. – Вам не нужно ничего делать.

У меня в руке была зажата граната, которую я не успел использовать против стражников у входа. Мне достаточно было только нажать красную кнопку и бросить ее в этих странных людей, но Одри смотрела на меня с таким глубоким изумлением, что я заколебался.