Текст книги "Эпоха крестовых походов"
Автор книги: Эрнест Лависс
Соавторы: Альфред Рамбо
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 46 страниц)
При Филиппе I положение дел меняется. Папы взяли в свои руки руководство церковной реформой и должны были порвать с империей. Казалось, собственный интерес заставлял их опереться на Капетингскую династию, чтобы облегчить себе борьбу против франконских государей. Но римская курия не сочла возможным теперь же усвоить эту естественную политику.
Потому ли, что они придавали мало цены союзу с капетингским королем, или же увлеченные пылкостью своих религиозных убеждений, Григорий VII и Урбан II стремились во Франции, как и в других государствах, доставить торжество своим идеям и отнюдь не хотели щадить такого своевольного государя, как Филипп I. Между тем радикальное применение реформационных начал причиняло чувствительный ущерб светским интересам монархии. Филипп, поддерживаемый значительной частью своего духовенства, дал отпор папству и клюнийским монахам. Хотя во Франции вопрос об инвеститурах не имел того резкого характера, как в Германии, однако король не хотел отказаться от прибылей, какие доставляла ему власть над епископствами и аббатствами его королевства. Результатом этого сопротивления была беспрерывная вражда между римской курией и французской короной, продолжавшаяся с 1073 до 1104 г. Притом личная жизнь Филиппа вызывала против него суровые меры со стороны реформаторов, и борьба еще осложнилась отлучением от церкви французского короля.
В начале XII в. в отношениях папства к Капетингской династии произошла перемена, которую нетрудно было предвидеть. Преемники Урбана II – Пасхалий II, Каликст II, Гонорий II и Иннокентий II – хотя и были воодушевлены тем же духом и также были тверды в своей вере, но не обладали страстной энергией своих предшественников и были более склонны добиваться своей цели путем уступок. Продолжая борьбу против немецкого императора с прежней настойчивостью, римская курия начинает уступать требованиям времени. Она сближается с французской короной и делает Францию своей главной точкой опоры против нападений императорской партии. Именно в эту эпоху папы, для которых пребывание в Риме и вообще в Италии всегда было опасно, а подчас и невозможно, переносят свою резиденцию на французскую территорию, проводят целые годы во владениях французского короля и созывают здесь соборы, откуда гремят проклятия против императора и его приверженцев. Таким образом, при Людовике Толстом Капетинги действительно начинают заслуживать название «старшего сына церкви», которое их преемники сохраняют до крушения старого порядка.
Правда, союз между папством и капетингским королевством пережил немало перипетий и не раз держался на волоске. Однако он продолжал существовать, потому что был необходим обеим сторонам. Королевская власть извлекла из него столько же и даже больше выгод, чем папство. Он способствовал упрочению династии и увеличению ее нравственного авторитета. Звание старшего сына церкви было в Средние века силой. Притом Людовик Толстый благодаря своей твердости не так часто являлся жертвой папских притязаний. Курия обращалась с ним снисходительно или ласково, к чему совершенно не привык Филипп I. Со слабохарактерным Людовиком VII она будет обращаться высокомерно и повелительно; она с самого начала сломит его сопротивление, а затем необдуманная покорность окончательно отдаст его в ее руки. Людовик Младший будет покорным слугой папской власти, для которой его отец сумел быть только союзником.
Борьба Людовика Толстого с французским духовенством.Людовик VI подчинился влиянию церкви, потому что он был человеком своего времени и потому что традиционное благочестие капетингских государей налагало на него обязательства, нарушение которых восстановило бы против него общественное мнение. Но отсюда не следует заключать, будто его отношения к духовенству всегда отличались той почтительностью, какую капетингское правительство в нормальное время оказывало прелатам, наполнявшим его армии и советы. Напротив, темперамент и военные привычки Людовика Толстого увлекали его к актам насилия и самым резким столкновениям с духовенством, которые папская политика была бессильна предотвратить. Он настаивал на том, чтобы воля короля почиталась во всех епархиях, на которые законным образом могла распространяться власть королевского правительства. Он хотел быть господином своего духовенства, как хотел быть властелином своих прямых вассалов, и, жестоко преследуя мятежных феодалов, он не щадил и епископов, которые пытались ускользнуть от его влияния и не хотели признавать монархических прав, освященных традицией. Три факта характеризуют его отношения к епископству: 1) он пытался заставить духовенство признать компетенцию и приговоры королевского суда; 2) он энергично отстаивал свое право вмешиваться в церковные выборы; 3) он вступил в открытую борьбу с самыми видными представителями реформаторских идей: он замучил Ива Шартрского, нанес оскорбление Гильдеберту de Lavardin, изгнал Этьена де Санлис и восстановил против себя св. Бернарда, который громил его своей негодующей речью.
Людовик Толстый и низшие классы.Завоевание низшими классами гражданской свободы и их вступление в политическую жизнь также должны были иметь известное влияние на судьбы этого нарождающегося королевства. Царствование Людовика Толстого как раз совпадает с периодом наиболее быстрого и наиболее широкого развития муниципальных вольностей в Северной Франции. Отношение Людовика VI к коммунам было нерешительно, непоследовательно и наполовину враждебно. Тем не менее, из его канцелярии вышло довольно много грамот, даровавших жителям обезлюдевших или истощенных вымогательствами городов изъятия по отношению к налогам, судебные, военные и другие привилегии. Правда, большая часть этих пожалований обнаруживает не столько заботливость короля о мелких свободных хлебопашцах, сколько его желание оказать услугу духовенству путем улучшения экономического положения крестьян, живших на земле аббатств и капитулов. Во всяком случае, для потомства он остается автором знаменитой Лоррисской грамоты, пользовавшейся такой популярностью и составлявшей предмет стольких желаний. Отыскивая средства примирить свои традиционные права с новыми учреждениями, долженствовавшими поднять уровень благосостояния его собственной буржуазии, капетингский король вместе с тем стремился, путем раriages, распространить свою прямую власть на города, принадлежавшие частным сеньориям.
Таким образом, раздача привилегий и вольностей дополняла дело этой сильной руки, всегда готовой защитить слабого и угнетенного, крестьянина и монаха, против тирании сильного. Благодетельная королевская власть, помогавшая обездоленным и каравшая угнетателей, неизбежно должна была вскоре сделаться популярной. С этих пор она начала пускать глубокие корни в сердцах всех, кто страдал и надеялся. Капетингская легенда, возникшая уже при короле Роберте, теперь развивается. По словам Гвиберта Ножанского, воинственный Людовик Толстый был вместе с тем и чудотворцем. Он исцелял больных прикосновением.
Людовик VII (1137–1180).«Князь довольно одаренный, но набожный и мягкий», – так характеризует Людовика Младшего один из летописцев. Слабый, нерешительный, благочестивый, как инок, этот «христианнейший» король, «отец церкви», ревностно соблюдает религиозные законы. Он исправно постится каждую субботу, ограничиваясь хлебом и водой. Он напоминает монархов-аскетов XI в.
Нельзя отрицать, что развитие королевской власти при Людовике Младшем в некоторых отношениях замедлилось. Эта задержка была вызвана главным образом следующими двумя причинами: во-первых, вторым крестовым походом, во-вторых, образованием обширного англо-французского государства, сосредоточившегося в руках анжуйского дома.
Продолжительное пребывание Людовика VII на Востоке было, с точки зрения истинных интересов королевской власти, величайшей политической ошибкой. Правление Сугерия в годы отсутствия короля (1147–1150) было сплошной борьбой против брожения, сепаратистских стремлений и склонности к раздорам, овладевших всеми провинциями. Феодальным партиям едва не удалось произвести политическую революцию, низложить Людовика VII и возвести на престол его брата Роберта. Только твердость Сугерия сумела ослабить пагубные последствия кризиса. Сам поход, стоивший стольких денег и людей, нисколько не увеличил престижа Людовика VII. Общественное мнение осуждало неудачу экспедиции, и сам св. Бернард, проповедовавший этот поход, не стеснялся открыто выражать свою досаду.
Едва была устранена эта первая опасность, как на монархию обрушилось новое бедствие, которое надолго подвергло опасности ее будущность. Сугерий, пока был жив, умел предотвратить развод Людовика VII с Элеонорой Аквитанской. Первым последствием его смерти было осуществление этого пагубного с политической точки зрения акта. Развод состоялся в 1152 г. на соборе в Божанси. Юго-Западная Франция была надолго оторвана от отчизны и надолго ускользнула из-под власти Капетингов.
Для королевства была пагубна не столько потеря Аквитанского герцогства, которое лежало далеко от центра и которое было трудно удержать мирными средствами: опасность заключалась в том, что, перейдя в руки нового мужа Элеоноры, Генриха Плантагенета, феодальная группа Гиени, Пуату и Сентонжа непосредственно слилась с сопредельным феодом Анжу и Мэна, который в свою очередь незадолго перед тем соединился с Нормандией. Таким образом, вдруг и как бы неожиданно образовалось сплошное государство, охватывавшее большую часть Западной Франции и заключавшее в себе без перерыва все земли от границы Пикардии до границы Лабура. Приобретение Английского королевства и затем Бретани завершило эту огромную политическую систему. Бок о бок с тем государством, которое основал Гуго Капет, выросло новое государство, грозное и враждебное. Положение Людовика VII и его династии было тем более опасно, что владелец Западной Франции был необыкновенно деятельный и энергичный человек, столь же настойчивый в своих взглядах, как и предприимчивый в практической деятельности. Не довольствуясь своими обширными владениями, Генрих II воспользовался удобным случаем, чтобы принудить графа Тулузского дать ему клятву феодальной верности. С другой стороны, он стремился наложить руку на Овернь, заявлял притязания на Берри и заключил знаменательный союз против Капетингов с Савойей.
Борьба между обоими государями, между которыми так неравномерно разделилась Франция, была неизбежна. Она продолжалась 20 лет (1160–1180). Людовик VII не устоял бы против своего противника, если бы не нашел союзников сначала в лице Кентерберийского архиепископа Фомы Бекета, изгнанного Генрихом II, а затем в лице мятежных сыновей английского короля. Он естественно следовал политике, предписанной самим положением дела. Она состояла в том, чтобы заставить Генриха II раздать континентальные владения в фактическое управление своим трем сыновьям; это уничтожило бы единство власти во владениях анжуйского дома.
Но, несмотря на все эти опасности и ошибки, королевская власть продолжает развиваться и при Людовике VII. Если с военной и территориальной точки зрения это царствование представляет собой шаг назад, то нравственный и политический авторитет государя значительно возрастает в другом отношении. Основным фактом царствования Людовика Младшего является усиление королевского авторитета в удаленных от центра областях. Людовик Толстый, всецело поглощенный концентрацией монархических сил в пределах древнего герцогства Иль-де-Франса, не заботился об остальных частях государства. Напротив, в царствование Людовика Младшего сношения королевского правительства с самыми отдаленными церковными и светскими сеньориями увеличиваются, приобретают все большую важность и в конце концов – чего раньше никогда не бывало – становятся почти ежедневными. Сношения сына Людовика Толстого с Бургундией и Лангедоком не всегда носили мирный характер. Он не раз появлялся с оружием в руках в долине Роны и на плоскогорьях Оверни и Вэлэ. Но в общем влияние французского короля распространялось через посредство епископов и аббатов, ревностных защитников этой далекой и благодетельной власти, которую они беспрестанно противопоставляли более или менее ненавистному владычеству местных сеньоров.
Можно сказать, что при Людовике VII королевская власть, благодаря своему союзу с церковным обществом, повсюду делает настоящие моральные завоевания, которые являются предвестниками военных завоеваний и материальных успехов, неразрывно связанных с именем Филиппа Августа.
Филипп Август
Филипп Август (1180–1223). – Борьба с высшим феодальным классом. – Борьба с анжуйскими королями. – Коалиция 1214 г.; сражение при Бувине. – Король и крестовый поход против альбигойцев. – Развитие королевской власти.
Филипп Август (1180–1223). Один каноник церкви св. Мартина в Туре оставил нам портрет Филиппа Августа, отличающийся, по-видимому, большим сходством. «Он обладал превосходным телосложением, изящными формами и приятным лицом, был плешив и красен и великий мастер поесть и выпить. Он был очень откровенен с друзьями и очень замкнут по отношению к тем, кто ему не нравился. Предусмотрительный, упорный в своих решениях и твердый в вере, он обнаруживал замечательную быстроту и прямодушие в своих суждениях. Баловень судьбы, вечно опасаясь за свою жизнь, он быстро приходил в гнев и также быстро успокаивался; он был суров по отношению к знатным, которые не оказывали ему повиновения, любил возбуждать между ними раздоры и охотно приближал к себе незнатных людей». Статуя, воздвигнутая в аббатстве Виктории, близ Санлиса, представляет его коленопреклоненным со сложенными руками, плотной и красивой фигурой, завитыми волосами, энергичными бровями, изящным и слегка заостренным носом. У большинства летописцев, описывавших подвиги Филиппа Августа, его имя сопровождается одним неизменным эпитетом: они называют его мудрым Филиппом. Действительно, Средние века видели мало таких оригинальных фигур: если по своему суеверию, жестокости, вероломству и совершенной неразборчивости в выборе средств он вполне сын своего времени, то с другой стороны, он значительно уклоняется от типа феодального рыцаря. Он, если не хладнокровен и терпелив, то, по крайней мере, настойчив и скрытен; он умеет выжидать и рассчитывать, редко выдает свои намерения и действует лишь наверняка. Он политик.
Борьба с высшим феодальным классом.Уже его первый шаг был мастерски продуман. Когда он вступил на престол в 1180 г., произошло то же самое, что происходило при всякой смене правителей. На всем протяжении капетингской Франции в феодалах пробудилось стремление к независимости, и против молодого короля образовалась обширная коалиция. Одно и то же чувство ненависти соединило графов Фландрии, Геннегау и Намюра, герцога Бургундского, графов Блуа, Сансерра и Шампани. Филипп разбил их одного за другим и сумел извлечь большие выгоды из своей победы. По договору, который он заключил в 1186 г. с графом Фландрским, последний отказывался от Амьена с небольшим округом Сантерра и от Вермандуа, исключая Сэн-Кантена и Пе-ронна, которые оставались в его пожизненном владении. Таким образом, Филипп начал свое царствование одной из самых решительных побед над феодализмом. Сеньориальная коалиция была сломлена: грозная Фландрия была побеждена и унижена; к небольшому королевскому домену навсегда присоединились богатые долины Оазы и Соммы. Этот суровый урок послужил предостережением для феодального класса, который вскоре должен был еще яснее увидеть, какой опасностью грозит ему королевская власть в руках человека деятельного, энергичного и честолюбивого.
Борьба с анжуйскими королями.Самыми могущественными феодалами Франции и, следовательно, самыми опасными врагами Филиппа Августа были английский король Генрих II и его сыновья Генрих Младший, Жофруа Бре-танский и Ричард Аквитанский. Поэтому мы видим Филиппа всегда настороже, всегда готовым воспользоваться смертью или отсутствием того или другого анжуйского государя, чтобы заявить притязание на одну из многочисленных сеньорий, составлявших обширный домен Плантагенетов. В течение своего 43-летнего царствования он ни разу не пропустил кряду двух весен без того, чтобы не затеять войны с английским королем или его баронами. Это было главным делом всей его жизни. Все его мысли и все его действия были направлены против этих опасных вассалов, дерзавших владеть во Франции втрое большим количеством людей и земель, чем их сюзерен, король Франции. Цель, к которой он стремился и которой в конце концов добился, состояла в том, чтобы отнять у них все французские владения и заточить их на туманных островах их Англо-нормандского королевства. Он достиг полного успеха, но нельзя отрицать, что ему значительно способствовали в этом предприятии благоприятные обстоятельства и счастливые случайности.
Владычество Плантагенетов во Франции было во многих отношениях непрочно. Анжу и Нормандия были искренне преданы им. Но бретонцы и аквитанцы, жаждавшие независимости, не любили их и готовы были воспользоваться первым удобным случаем, чтобы свергнуть с себя иго. Тактика Филиппа Августа естественно должна была заключаться и действительно заключалась в том, чтобы поддерживать мятежников. Его задача значительно облегчалась беспрерывными раздорами в среде самой анжуйской фамилии. Четверо сыновей Генриха II, то один за другим, то все вместе, восставали против него; не раз они также воевали друг с другом. Какой-то злой рок тяготел над этим несчастным домом; в нем беспрестанно господствовали раздоры и ненависть. Филипп, конечно, пользовался этими смутами. Он соединялся с сыновьями против отца, с братом против брата, с племянником против дяди. Он защищал Ричарда против Генриха II, Иоанна Безземельного против Ричарда, Артура против Иоанна Безземельного. Не будь этих внутренних раздоров, – весьма возможно, что могущественная монархия Плантагенетов уничтожила бы французскую королевскую власть, ничтожные владения которой она стеснила со всех сторон.
Однако пока был жив Генрих II, Филипп не извлек больших выгод из своего благоприятного положения. Война, которую он затеял с Ричардом Львиное Сердце по возвращении из крестового похода (1194–1199), отнюдь не увенчала успехом французское оружие. Ричард умер, не успев наделать безрассудств, которые он, впрочем, умел заглаживать мужеством и расторопностью. Но ему наследовал в 1199 г. его брат Иоанн, и это было концом анжуйского владычества на континенте. Таинственная смерть Артура Бретанского, вероятно убитого по приказанию своего дяди, дала французскому королю повод, которого он так долго искал. Хотя историческая критика неопровержимо доказала, что Иоанн Безземельный не был присужден к смерти за убийство молодого герцога, тем не менее несомненно, что королевский суд постановил конфисковать его континентальные владения за нарушения феодальных обязанностей и за неявку на суд по вызову сюзерена (апрель 1202 г.). Филипп начал приводить в исполнение приговор.
Завоевание Нормандии совершилось с необыкновенной быстротой (1203–1204), которая объясняется не только бездействием английского короля, но и состоянием самого герцогства, истощенного беспрестанными вымогательствами Плантагенетов. После взятия Нормандии следовало отнять у анжуйских королей их владения в бассейне Луары, что представляло еще меньше трудностей. Подвижные сеньоры Анжу и Пуату никогда не обнаруживали по отношению к владычеству французских королей того упорного отвращения, которое в течение столь долгого времени делало население Нормандии неутомимым врагом Капетингов. Лош, Шинон и все крупные города графства изъявили покорность (1204–1206). Еще замечательнее, чем быстрота, с которой Филипп Август овладел обширными поместьями Плантагенетов, та политическая ловкость, с какой он удержал их за короной и заставил мирно признать свое владычество.
Коалиция 1214 г.; сражение при Бувине.Сведя к одной Гиени грозное государство, созданное государями из анжуйского дома в Западной Франции, и присоединив к ка-петингскому домену наиболее богатые части бассейнов Сены и Луары, Филипп Август разрушил феодальное равновесие к выгоде Французского герцогства. Старый лен Гуго Капета теперь далеко превосходит остальные сеньориальные группы, как по размерам территории, так и по богатству. Королевство, существовавшее до сих пор лишь номинально, теперь действительно организуется; благодаря присоединению Нор-андии и Пуату, оно во многих пунктах соприкасается с морем и становится морской державой. Такая революция должна была, конечно, задеть множество интересов и вызвать энергичные сопротивления. Жалобы и протесты Иоанна Безземельного должны были встретить отклик со стороны французской знати, которая, хотя и не умела действовать единодушно и была лишена политических идей, тем не менее не могла оставаться равнодушной при виде столь опасного для нее роста королевской власти. Тогда начались те феодальные коалиции, которые стремились уничтожить плоды деятельности Филиппа Августа и от которых так много пришлось выстрадать Людовику IX во время его малолетства.
Отличительным признаком коалиции 1214 г., организованной Иоанном Безземельным, было то, что она заключала в себе преимущественно высших баронов Северной Франции, Фландрии, Бельгии и Лотарингии. Это явление нетрудно понять, если вспомнить, что Филипп своей войной против Фландрского графства (1213) должен был сильно встревожить местных феодалов, пользовавшихся, благодаря своему положению на границе Франции и империи, почти полной независимостью. С другой стороны, быстрый рост королевской власти Капетингов значительно изменил взаимное положение сил в христианском мире; возникновение новой державы грозило всемогуществу Германской империи, на официальном языке которой Французское и Английское королевства назывались «провинциями», а их государи – «царьками». Поэтому в 1214 г. на помощь врагам Филиппа Августа явилась часть немецких феодалов под предводительством Оттона Брауншвейгского.
Блестящая победа, одержанная французским королем в сражении при Бувине (27 июля 1214 г.), в котором коммунальные ополчения, конечно, не играли той преобладающей роли, какую приписывают им историки, была последним и важнейшим эпизодом борьбы, предпринятой Филиппом Августом против анжуйского дома; она закрепила и санкционировала завоевания французского короля, который с 1214 г. окончательно становится владыкой Нормандии, Турени, Анжу, Мэна и Пуату. Всенародный энтузиазм, вызванный во всей капетингской Франции известием об этой великой победе, свидетельствует о том, что монархическая идея и династия, являвшаяся ее носительницей, сделали огромные успехи.
Король и крестовый поход против альбигойцев.В то время, как король сражался при Бувине, Симон де Монфор и его крестоносцы, сами того не зная, служили ему своим оружием в Южной Франции. Разрушение Тулузского графства крестоносцами отдало в руки французского короля значительную часть Лангедока.
Филипп Август принимал в этом крупном событии только слабое косвенное участие. Благоразумие, обнаруженное им в этом деле, и сопротивление, которое он все время оказывал увещаниям папы, свидетельствуют о его глубокой политической проницательности. Вполне разделяя предрассудки своих современников относительно еретиков, Филипп тем не менее, по крайней мере вначале, не одобрял мысли о крестовом походе и всегда умел находить превосходные предлоги, чтобы уклониться от участия в нем. Когда в 1208 г. был убит папский легат Петр де Кастельно, курия сделала новую попытку уговорить французского короля. Папа написал ему собственноручное письмо, в котором извещал его об этом святотатственном убийстве. Но король обещал свою поддержку только условно, поставив ее в зависимость от разрешения наложить сбор на духовенство; мало того, опираясь на феодальные обычаи, он оспаривал у всемогущего Иннокентия III право распоряжаться владениями графа Тулузского, своего вассала, объявленного еретиком.
Тем не менее ввиду господствовавшего тогда взгляда на альбигойцев и ввиду настоятельной необходимости для Филиппа жить в мире с курией, он не мог оставаться вполне безучастным к событиям, происходившим на юге. В 1213 г. наследный принц Людовик торжественно принял крест против еретиков; но только в 1215 г. отец позволил ему исполнить свой обет. После битвы при Мюре (1213) дело графа Тулузского казалось окончательно потерянным; Латеранский собор отдал его земли Симону де Монфору, после чего последний отправился в Париж принести за них вассальную клятву своему сюзерену, королю. Без сомнения, в эту минуту у Филиппа должна была явиться надежда, что гибель тулузско-го дома когда-нибудь окажется полезной для французской короны. Вмешательство наследного принца выразилось только в помощи, оказанной им Симону де Монфору при разрушении лангедокских крепостей и при занятии Тулузы, которую крестоносцы обратили в открытый город.
Когда Симон, желая вернуть Тулузу, которую заставило его покинуть вспыхнувшее в Южной Франции восстание в пользу графа Раймонда, был убит камнем во время штурма 10218), то французский король позволил своему сыну вторично предпринять поход против альбигойцев (1219). Лично снова дал отпор увещаниям папского легата, который приглашал его заняться этим делом. Какая надобность была ему вмешиваться? В 1222 г. случилось то, чего следовало ожидать. Преемник Симона де Монфора, Амори, будучи не в состоянии собственными силами нести бремя войны, которой не предвиделось конца, задумал передать свои права и земли французскому королю. Эта передача не могла состояться при жизни Филиппа; но после его смерти, последовавшей 23 июля 1223 г., Амори де Монфор окончательно решил передать Тулузское графство французской короне, и в 1224 г. осуществил это намерение. Людовик VIII, усердно поддерживаемый южным духовенством, которое вручает Лангедок этому «христианнейшему» королю, как епископы VI в. передали Южную Францию православному Хлодвигу, тотчас по своем восшествии на престол, идя навстречу настояниям папы, вступает во владение этими богатыми землями, которые договором в Мо навсегда закрепляются за французской короной.
Так были достигнуты оба великих политических результата царствования Филиппа Августа: во-первых, обширная феодальная группа, образованная анжуйским домом и охватывавшая всю Западную Францию, перестала существовать; во-вторых, Лангедок наконец перешел под власть северного короля. Пользуясь бесповоротной гибелью тулузского дома, Капетинги впервые поставили ногу на территорию Лангедока. Они уже не выйдут из нее.
Развитие королевской власти.Естественным последствием завоеваний Филиппа Августа было развитие морального и политического авторитета, присущего званию короля. Униженное и смирившееся феодальное сословие стремилось только к тому, чтобы получать жалование от победителя и сражаться под его знаменами. Само духовенство не решалось более брать королевскую власть под свою опеку. Филипп Август, верный традициям Людовика Толстого, не щадил своих епископов и заставлял их являться перед королевским судом, участвовать в покрытии военных расходов и даже служить в своих армиях. Он старался также давать отпор, насколько это позволяли чувства и идеи той эпохи, вмешательству иноземной церковной власти, то есть пап и папских легатов. Конечно, его борьба со всемогущим Иннокентием III не всегда была для него удачна. Ему не раз приходилось уступать, но он всегда оставался достаточно сильным, чтобы в свою очередь принудить и папу к уступкам. В общем, его царствование представляет собой огромный шаг вперед в смысле освобождения королевской власти и развития того светского и национального духа, который в конце концов восторжествует над римской теократией и приведет к крушению политической и религиозной системы, столь прочно организованной средневековым папством.
Филипп Август также лучше, чем кто-либо, понял, какую большую пользу может извлечь монархия из того великого народного движения, которое охватило Францию и всю Европу с начала XII в.; об этом свидетельствуют его многочисленные ордонансы, касающиеся коммун и привилегированных городов. Изучение этих документов показывает, с какой заботливостью и усердием французский король стремился распространить свое господство на городские и сельские общины в ущерб местным властям. Он создал или закрепил муниципальный строй во множестве городов и местечек. Его деятельность простиралась даже – что особенно замечательно – на земли высших независимых феодалов. Один из наиболее обычных его приемов состоял в том, что он принимал города и нередко даже простые деревни под королевскую защиту. Эта защита так хорошо обеспечивала безопасность, что мелкие светские сеньоры и аббаты начинают наперебой предоставлять королю охрану своих феодальных и аллодиальных прав. Договоры об опеке (раriage) становятся очень многочисленными к великой выгоде королевской власти.
Не довольствуясь дарованием муниципальной свободы городам, Филипп заботился также об их очищении и украшении. Он обладал чутьем порядка и прогресса. Летописцы единодушно хвалят его за то, что он реставрировал во всем королевстве стены городов и замков, укрепил замками и оградами открытые поселения, вымостил крупные города, поощрял промышленность и жаловал привилегии ремесленным цехам. Просвещенные взгляды, которыми он руководствовался в своих сношениях с представителями промышленности и торговли, заставили его пойти еще дальше. Он даровал различные льготы даже иностранным купцам, желая привлечь их на французские рынки. Своеобразное и невиданное зрелище представляла собой эта королевская власть, заботившаяся рабочем классе и старавшаяся всеми мерами оградить торговлю и промышленность от произвола феодалов. Та же потребность в порядке и точности должна была заставить Филиппа Августа преобразовать административное устройство королевского домена, который так увеличился благодаря его завоеваниям. Действительно, до него короли, как и все крупные феодальные собственники, управляли своими поместьями через посредство чиновников, называвшихся прево и соединявших в своих руках все виды власти: прево творил суд, собирал королевские доходы и созывал вассалов на военную службу. Эта зачаточная организация удовлетворяла потребностям первых капетингских государей. Но в конце XII в. начали понимать, что для представления короля в его сношениях с владельцами крупных феодов и увеличения его престижа среди низшего населения ему нужны более видные чиновники. И вот Филипп Август перед своим отъездом в крестовый поход создал должность так называемых бальи, иерархически стоявших выше прево. Они были обязаны раз в месяц собирать суд, в котором творили расправу от имени короля, приезжать в Париж, чтобы отдавать здесь отчет в своей деятельности, наконец, собирать суммы, взысканные прево, и вносить их в королевское казначейство.