Текст книги "Эпоха крестовых походов"

Автор книги: Эрнест Лависс

Соавторы: Альфред Рамбо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

В течение всего XII в. и в начале XIII в. оно относится к Византии с явным недоброжелательством. Его первыми дипломатическими успехами были завоевание румынской и православной Трансильвании венграми и завоевание обеих Сицилии норманнами, которые заменили там православное духовенство католическим. Оно упорно оспаривает у Византии господство над теми народами, которые жили на границах владений обеих церквей – над валахами, болгарами и сербами. Оно помогает им освободиться от политического ига Византии с тем условием, чтобы они признали над собой религиозную власть Рима: мы видели, как легко получили от него короны Звонимир Хорватский, Михаил Сербский и Иоанница Болгарский. Все это опорные пункты, которые оно подготавливает себе для борьбы с Византией. Блокада, которой старый латинский Рим обложил «Новый Рим», все более стягивается.

Оружием папства в его борьбе со схизматической империей являются уже не только безвредные для нее перуны религиозного проклятия; оно владеет и светским оружием. Таким оружием служит, во-первых, подвижный, всегда готовый выйти из ножен меч норманнского короля Сицилии, его смиренного и лукавого вассала, короля «милостью Господа и св. Петра»; во-вторых, эта огромная катапульта, которая требует так много времени, чтобы быть приведенной в движе-ние, которой так трудно управлять, но которая обладает тайкой огромной разрушительной силой, – крестовый поход.

Мы видели, как непостоянен был образ действий Иннокентия III во время четвертого крестового похода, как он осуждал то, чего, может быть, желал, освящал совершившиеся события и, отлучив от церкви тех, которые отвлекли священный поход от его цели, принял эту империю, когда ее положили к его ногам.

Венецианцы.Было время, когда город лагун стоял под покровительством Византии, когда его граждане называли себя рабами базилевса и повиновались его приказам, когда дож был сановником византийской иерархии и гордился титулами гипата (консула), протоспатара, протосебаста . Начиная с x в. между обоими государствами устанавливается уже равноправный союз, основанный на общности интересов: если венецианский флот помогает Византии защищать греческие города адриатического побережья против славян и лангобардскую «тему» – против арабов, то лишь потому, что торговые интересы Венеции побуждают ее поддерживать безопасность в этих богатых областях. Дожи женятся на дочерях или племянницах базилевсов и таким образом вступают в императорскую фамилию. Вскоре императоры уже вынуждены покупать этот союз ценой торговых привилегий, наносящих ущерб их греческим подданным. Венецианцы защищают империю потому, что они обеспечили себе монополию на ее торговлю, то есть из тех же соображений, которые заставили позднее Англию провозгласить «догмат неприкосновенности оттоманской империи».

Честолюбие Венеции возрастает с ее богатством. На итальянской почве она должна довольствоваться своими лагунами, так как ее сдерживает могущество соседних республик и тиранов. Зато она распространяет свои владения по восточному побережью Адриатического моря, на древней греческой территории, подчиняет себе прибрежные города и основывает свою далматскую державу. Она уже бросает жадные взгляды на острова Эгейского моря. Однако она еще не заинтересована в раздроблении империи. Так как она отвергла союз Роберта Гюискара и даже оказала императору помощь против норманнов, то Алексей I в 1082 г. пожаловал ей «Золотую буллу». Он предоставил ей в Византии целый квартал с набережной. Это первая колония или нация , утвердившаяся в столице империи; в своем укрепленном квартале она выстраивает себе церковь и содержит духовенство, зависящее только от патриарха Градo в Венеции; глава нации, бальи или подеста, разбирает тяжбы между своими согражданами, заведует общим имуществом и неутомимо отстаивает их интересы перед императорским правительством. Такой же квартал с набережной венецианцы получают и в каждом из остальных портов. Они безмерно злоупотребляют своей монополией, соединяя с коммерцией морское разбойничество, торговлю рабами и войну против неверных – даже против тех из них, которые находятся в мире с империей.

Иоанн Комнин пытается освободиться от венецианской монополии. Он отказывает дожу Доменико Михаилу в утверждении привилегий, изгоняет венецианцев из их портов, делает попытку отнять у них Далмацию (1119) и заключает союзный договор с Генуей (1120). Венецианцы вступают в войну с империей: они опустошают Родос, Хиос, Самос, Андрос и Лесбос, увозят пленных с прибрежья Мореи, разрушают укрепления Модона, осаждают Корфу и утверждаются в Кефалонии. Иоанн убеждается, что эта война разорительнее монополии; он заключает мир с Венецией и возвращает ей все порты.

Его сын Мануил, не решаясь отделаться от венецианцев, старается, по крайней мере, уравновесить их влияние. Он предоставляет их соперникам, пизанцам и генуэзцам, кварталы и набережные в Константинополе и остальных приморских городах. Но в то время, как венецианцы свободны от всяких таможенных пошлин, остальные итальянцы платят 4 %; кроме того, они обязываются нести военную службу для защиты столицы и империи. Другой договор – с Анконой – предоставляет императору право поставить гарнизон в этом городе. Но венецианцы не довольствуются тем, что с их соперниками обращаются хуже, чем с ними; они хотели бы совсем не иметь соперников. Когда император требует от них помощи против норманнов, они отказывают ему. Мануил захватывает их товары, налагает арест на их корабли и забирает в плен 10 тысяч венецианцев. С помощью своих новых итальянских клиентов – генуэзцев, пизанцев и анконцев – он отнимает у Венеции Спалато, Себенико, Рагузу, почти всю Далмацию. Венецианцы снова овладевают этими городами, и дож жестоко мстит их обитателям; могущественная армада идет через Эгейское море, чтобы осадить Константинополь; но Мануил и адмирал Контостефан заставляют ее вернуться обратно. Республика поддерживает деньгами сербского короля Стефана Неманя, посылает эскадру осадить Анкону. Мануил подстрекает против нее Конрада Монферратского и Вильгельма Феррарского. Венеция призывает на помощь против них немцев. Борьба между обеими морскими державами охватывает три полуострова – Италию, Грецию и Малую Азию; в ней принимают участие немецкий император и папа. Эту войну, вызванную торговым соперничеством, можно назвать европейской (1171–1175). В конце концов, ввиду заключения Венецией союзного договора с норманнами, Мануил счел благоразумным уступить.

Венецианцы не замедлили возобновить свои злоупотребления. Вскоре ненависть греческого населения против итальянцев распространилась на всех, кто носил имя франка; а в то время в Константинополе жило, по преданию, 60 тысяч латинян. Они стояли в таких же отношениях к туземцам, в каких стоят теперь европейцы к китайцам в Шанхае и других открытых для них городах Дальнего Востока. Их ненавидели и как иностранцев, и как эксплуататоров. Общая ненависть складывалась из недовольства отдельных лиц – из злобы греческого монаха на «латинскую ересь», из злобы чиновника, наказанного по требованию подеста, из злобы дворянина, которому богатый наследник предпочел какого-нибудь итальянца, из недовольства купца, ремесленника, чернорабочего, простолюдина, которые сравнивали свою нужду с роскошными дворцами этих иностранцев, из ненависти собственника, имущество которого погибло в одном из тех периодических пожаров, какими неизменно заканчивались ссоры генуэзских матросов с венецианскими. Только бдительность центральной власти, которая сама была враждебно настроена против этих эксплуататоров, не давала прорваться народной ярости.

Лишь только эта бдительность на минуту ослабела, – тотчас произошел взрыв. Это случилось во время смут, которыми сопровождалось воцарение Андроника (1182). Узурпатор и чернь точно сговорились действовать заодно. Первый захватил корону, вторая бросилась на латинян. Произошла резня, близко напоминающая избиение англичан в Китае. Греческие попы и монахи подстрекали народ к грабежам и убийствам; папский легат, приехавший для переговоров о соединении церквей, был обезглавлен и брошен в ров вместе с собакой; даже больные, находившиеся в латинском госпи– тале, были задушены в своих постелях; чернь убивала всех, кого можно было убить, и 4 тысячи женщин и детей были проданы мусульманам.

После убиения Андроника Исаак Ангел поспешил заключить мир с латинскими республиками. С Венецией он заключил даже наступательный и оборонительный союз против норманнов (1187). Узурпатор Алексей III возобновил привилегии и союзный договор (1199). Но итальянцы никогда не могли забыть ужасов 1182 г.; венецианцы уже не надеялись найти безопасность в Византии, а присутствие конкурентов раздражало их. Мысль о разрушении империи, присвоении ее берегов и островов созрела. Она тревожила ум старого дожа Дандоло. Заключая в 1202 г. договор с простодушными крестоносцами, он знал, что делал.

Норманны обеих Сицилии.Едва только смерть Роберта Гюискара (1085) спасла Алексея I от норманнского нашествия, как ему пришлось вступить в борьбу с одним из сыновей Гюискара, Боэмундом Тарентским. Сначала последний пытался отклонить первый крестовый поход от его пути; затем, сделавшись князем Антиохии, он захватил греческие владения в Киликии и Памфилии; наконец, по возвращении на запад, он с 60-тысячным войском высадился в Авлоне и принялся осаждать Диррахий. Договор 1108 г. уладил как азиатские, так и европейские дела: Боэмунд признал себя вассалом императора за Антиохию, обещал восстановить в этом городе православного патриарха, вернуть Лаодикею и другие укрепления и заставить кузена Танкреда и других своих вассалов исполнять их вассальные обязательства по отношению к их сюзерену, базилевсу.

При Мануиле Комнине сицилийский граф Рожер II соединил в своих руках, кроме наследия своего отца (1101), также владения потомков Гюискара, то есть почти всю Южную Италию (1127). Наконец в 1138 г. он утвердился в Неаполе. Корона обеих Сицилии не раз внушала тем, кто носил ее, непомерные притязания; в пример можно указать Карла Анжуйского и Карла VIII Французского. Поводом к разрыву с Греческой империей было, по преданию, то, что Рожер просил руки одной из принцесс императорского дома и что Мануил отказал ему. Первым успехом норманнов было занятие крепости Корфу, которую «голые» отдали без боя (1146). Менее удачно было нападение сицилийского адмирала на пелопоннесскую крепость Монемвасию, которую жителям удалось отстоять. Он вошел в Ионическое море, занял города Акарнании и Этолии, высадился в глубине Коринфского залива, двинулся на Фивы и овладел ими. Здесь норманны снова применили тот благоразумный метод, которого они обыкновенно держались при грабежах: они заставили горожан, положив руку на Евангелие, объявить все, что у них есть; кроме золота, серебра и товаров, они увезли всех красивых женщин и всех, кто умел изготовлять шелковые ткани. Центр этого производства был перенесен теперь из Фив в Палермо. Затем очередь дошла до Коринфа, откуда они не преминули увезти и икону св. Феодора. Мануил остановил их успехи, лично отправившись к Корфу и взяв его.

Вильгельм I Злой, наследовавший Рожеру в 1154 г., тщетно просил мира. Греки перенесли войну в Италию, взяли там Бари и завоевали большую часть Апулии. Но за этими успехами последовал ряд поражений. В то время как Мануил был занят завоеванием Италии, сицилийский флот прорвался через пролив и бросил якорь под стенами императорского дворца. Вильгельм был настолько благоразумен, что не употребил во зло свою неожиданную удачу. В 1155 г. был заключен мир; обе стороны обменялись крепостями и пленниками за исключением фиванских ткачей, которые уже вполне обосновались в Палермо.

После избиения латинян в Константинополе (1182) Вильгельм II Добрый, сын предшествующего короля, выступил мстителем за западное христианство. Его двоюродный брат, адмирал Танкред, переплыл Адриатическое море и в тринадцать дней взял Диррахий. Затем флот обогнул Морею, а сухопутная армия шла древней viaEgnatia , оба направлялись к Фессалонике, второму городу империи. Трусость или измена его коменданта, происходившего из семьи Комнинов, ускорила падение города, но не избавила его от ужасов штурма. Архиепископ Евстафий оставил нам красноречивую deploratio бедствий своих сограждан; город был разграблен окончательно, как и можно было ожидать от методичных норманнов; воспоминания о резне 1182 г. удваивали их жестокость. Семь тысяч жителей погибли отчасти во время обороны, отчасти после взятия города. Людей пытали, чтобы вынудить у них деньги (1185). Ненависть между двумя народностями – итальянской и греческой – обнаруживалась с каждым днем все более резко.

По вступлении на престол Исаака Ангела доблестный стратег Врана двинулся против завоевателей. Он разбил их в двух сражениях – при Мосинополе и Димитрице, – отбросил их в Фессалонику, где вражда населения не дала им возможности защищаться, и принудила покинуть страну. Затем их флот был почти весь истреблен греческой эскадрой и бурями. Они вынуждены были очистить даже Диррахий. Греки взяли в плен 4 тысячи человек, в том числе двух генералов, Альдуина и Ричарда. Альдуин и часть солдат перешли на службу императора, остальные погибли от голода в тюрьмах.

Немцы.Могущество Сицилии пришло в упадок. Но отсюда возникла новая опасность: в этом самом году (1185) произошла помолвка Констанции Сицилийской с сыном Барбароссы, будущим Генрихом VI, самым жестоким из Гогенштауфенов. Этот Генрих, сделавшись королем Сицилии и немецким императором, потребовал от Исаака (1194), а затем от узурпатора Алексея, чтобы они отдали ему всю страну от Диррахия до Фессалоники, завоеванную некогда норманнами. В конце концов он согласился принять огромную военную контрибуцию, для уплаты которой пришлось установить новый налог, так называемую аламанскую подать. В то же время он женил своего брата Филиппа Швабского на дочери Исаака Ангела, Ирине. Генрих VI предпринял грозную экспедицию против Греческой империи, но смерть разрушила его планы (1197). Мы видели, какую роль играл Филипп Швабский в «отклонении» четвертого крестового похода.

Крестоносцы.Алексей i призвал на помощь западных рыцарей против сельджуков. Он, может быть, надеялся, что их явится ровно столько, сколько было необходимо для усиления тех латинян, которые уже раньше служили в греческой армии в качестве наемников и союзников. При виде несметных крестоносных ополчений, напоминавших древние нашествия целых племен, он пришел в ужас. Однако он оказался на высоте тех многообразных обязанностей, которые налагал этот кризис на христианского государя и Греческого императора. Он гостеприимно встретил беспорядочные полчища Петра Пустынника, кормил их и оказывал им поддержку, он поспешил переправить их в Азию, где они принялись избивать без разбора христиан и мусульман и где они нашли свою жалкую гибель; он послал свои корабли, чтобы перевезти в Европу 3 тысячи этих паломников, спасшихся от гибели. Когда прибыла настоящая армия – феодальные ополчения, он дал им самые разумные советы относительно плана военных действий, снабдил их съестными припасами, военными машинами и инженерами и дал им в помощь один из лучших отрядов своего войска под командой храброго Ахилла Татия; но в то же время он принял необходимые меры предосторожности, стараясь только поодиночке допускать к Константинополю эти ополчения, которые непрерывно следовали одно за другим и из которых каждое заключало в себе от 80 до 100 тысяч человек; наконец, желая извлечь из их похода выгоду для империи и с этой целью приноровляясь к их феодальным принципам и предрассудкам, он потребовал от вождей клятвы в том, что они будут считать себя его вассалами за те земли, которые им удастся покорить, потому что мусульманское завоевание не могло устранить права империи на принадлежавшие ей некогда страны.

Мануил по отношению ко второму крестовому походу следовал почти той же политике, что и его отец. Первыми прошли немцы под начальством его шурина, императора 1 Конрада III. Проходя через европейские провинции, они разграбили Софию и под стенами Константинополя напали на отряд греческой армии. Конрад обнаруживал величайшую заносчивость по отношению к Мануилу. Последний, естественно, не открыл ему ворот столицы. В Азии немцы продолжали грабить; неудивительно, что множество из них погибли от голода в той бедной стране. Известие о том, будто Мануил предупредил турок об опасности, требует подтверждения. Немецкое войско было достаточно недисциплинированно и незнакомо со способом ведения войн в Азии, чтобы турки и климат могли истребить его без помощи базилевса. Французская армия, предводительствуемая Людовиком VII и почти столь же многочисленная, как немецкая, прошла через империю, не совершив никаких бесчинств; Людовик VII согласился принять проводников, присланных ему Мануилом; он не придирался к формальностям, не отказался сесть на трон ниже того, на каком сидел император. За это благоразумие он был вознагражден сносным успехом.

Отношения Мануила к латинским государствам, образовавшимся в Палестине, были отношениями сюзерена к его вассалам. Когда Раймонд Антиохийский сделал попытку освободиться от своих феодальных обязательств, Мануил напал на него с суши и моря, заставил его просить прощения, но вернул ему его княжество, удовольствовавшись лишь новой присягой на верность (1144). Точно так же поступил он и с преемником Раймонда, Рено, который оказал ему неповиновение, а затем явился принести ему вассальную клятву в монашеской одежде, босой, с веревкой на шее, непокрытой головой и голыми руками. Император торжественно вступил в Антиохию, причем Рено шел рядом, держа его стремя, а Балдуин III Иерусалимский сопровождал его верхом, но без королевских инсигний. Однако Мануил снова отдал Антиохию в лен Рено (1156). Когда Жоселен, граф Эдессы, был взят в плен турками и умер от голода в темнице, его вдова поспешила обратиться к заступничеству Греческого императора, теперь, правда, уже запоздалому (1151). Балдуин III Иерусалимский женился на племяннице Мануила, Феодоре (1157), Мануил – на Марии Антиохийской (1161). В 1156 г. он заставил страшного Нуреддина отпустить на волю 6 тысяч пленных французов и немцев, участников второго крестового похода. В 1169 г. Мануил вместе с Амори Иерусалимским, женатым на принцессе из дома Комнинов, совершил крестовый поход против Египта.

Третий крестовый поход был для Исаака Ангела тяжелым испытанием. Предвидя эту страшную опасность, бази-левс отправил в Нюренберг торжественное посольство, обещая помогать Фридриху Барбароссе, снабжать его армию плодами, овощами, лесом и фуражом под тем условием, чтобы немцы платили за все остальное и мирно прошли через империю. Когда они вступили на греческую территорию, императорский комиссар Кантакузен, по-видимому, плохо исполнил свою обязанность, и немецкая армия страдала от голода. Затем, когда Барбаросса вступил в переговоры с сербским и болгарским королями, недоброжелательство Исаака обнаружилось более резко. Он отрезал крестоносцам доступ к съестным припасам, послал против них великого доместика Запада, задержал послов Фридриха и потребовал, чтобы ему был дан в заложники наследник германского престола. Тогда и Фридрих потребовал заложников. Кроме того, он потребовал, чтобы византийцы, для которых он был только гех, признали за ним императорский титул. Немецкая армия, беспрестанно подвергаясь нападениям императорских солдат, славянских и валахских разбойников, проходила через византийские области, точно по неприятельской стране. В одной церкви они застали представление Страшного Суда, причем, как им показалось, греки ездили верхом на немцах; они сожгли этот город. Они силой вошли в Бероэ, нашли Адрианополь безлюдным, оставили гарнизон в Филиппополе и штурмом взяли Дидимотй'кон. Опустошая все на пути, они неудержимо двигались к Константинополю. Историк Никита Хониат с содроганием рассказывает о той опасности, которой подверглась империя вследствие легкомыслия Исаака. Наконец, Исаак понял свою ошибку и предложил Фридриху заложников с тем, чтобы немцы тотчас переправились в Азию. Барбаросса был честный крестоносец: он уступил. Все эти столкновения и породили ту ненависть, которую, как мы видели, питал к грекам Генрих VI.

Такие же столкновения произошли и с англичанами: Ричард Львиное Сердце отнял Кипр у узурпатора Исаака (1191).

Сопоставляя все эти обстоятельства – вражду к грекам римского папы, стремление Венеции вернуть себе торговую монополию или разрушить империю, честолюбивые замыслы норманнов, унаследованные немцами, происки крестоносцев, убежденных в коварстве греков, – мы поймем, как удалось «отклонить» четвертый крестовый поход от Иерусалима на Константинополь.

Уже в эпоху первого похода Боэмунд писал Готфриду Бульонскому, что прежде всего надо покончить с греками; во время второго похода такие же советы давал Рожер Сицилийский Конраду III и епископ Лангрский, у самых стен Константинополя, – Людовику VII; во время третьего крестового похода Барбароссу склоняли к тому же сербский краль и болгарский царь. Должен был наступить такой момент, когда к этим планам отнеслись бы с большим вниманием. Можно только удивляться тому, что первые три похода, в которых участвовали сотни тысяч западных воинов, прошли по империи, не причинив ей вреда, и что она пала перед гораздо менее многочисленным войском, которое могло подступить к ней только с моря. Дело в том, что участники первого крестового похода были в общем искренно верующими людьми, стремившимися исключительно к освобождению Гроба Господня, и что в то время ни Венеция, ни папство еще не имели определенных планов насчет Византии.

Латинская империя и латинские княжества

Крестоносцы в Византийской империи. – Разделение империи. Император Болдуин и король Бонифаций. – Столкновение между Латинской империей и валахо-болгарской державой. – Царствование Генриха Фландрского. – Пьер де Куртнэ, Роберт Намюрский. – Иоанн Бриеннский; новое столкновение с валахо-болгарской державой. – Балдуин II. – Франкские государства Центральной Эллады. – Герцогство Афинское. – Ахейское княжество; Гильом Шамплитт. – Организация княжества. – Жофруа Виллардуэн. – Гильом Виллардуэн. – Венецианские государства. – Ассизы Романии. – Следы, оставленные франкским владычеством в Греческой империи.

Крестоносцы в Византийской империи.Четвертый крестовый поход навсегда уничтожил блеск Константинополя: три пожара (во время обеих осад и в промежутке между ними) истребили целые кварталы, из которых каждый по величине равнялся нескольким городам Запада; дома греков были разорены, женщины опозорены, святилища осквернены, религиозные обряды обращены в посмешище; из церквей были унесены все реликвии; городские площади, spinа ипподрома лишены своих украшений; из бронзовых статуй Лизимаха и Праксителя крестоносцы начеканили грубых монет. Однако уже и раньше бывали случаи, когда завоеватели, водворившиеся силой меча и огня, умели все-таки примирять побежденных со своим владычеством и, слившись с ними, образовать единую нацию и могущественное государство. Примером такого слияния являлась в то время Великобритания, завоеванная норманнами. Но чтобы такое предприятие имело успех, надо уметь считаться с условиями времени; а для латинских завоевателей эти условия не были благоприятны. В своих отношениях к побежденным они допустили целый ряд бестактностей, которые должны были рано или поздно погубить их дело. Они покорили не нацию, еще плохо организованную, какой были галло-римляне при появлении франков, а старую нацию, гордую своим прошлым, своим языком, своей религией, своими учреждениями, своим искусством и литературой. С другой стороны, они не были настоящими варварами, с неустановившимся мировоззрением, которые могли бы усвоить мировоззрение побежденных: их собственная цивилизация была уже слишком развита, они имели свои традиции, свои давно выработанные языки, установившуюся религию, литературу и искусство. Таким образом, здесь встретились две цивилизации, равно оригинальные, два общества, равно, но не одинаково дифференцированные, две церкви, давно боровшиеся между собой. Одна раса могла подчинить себе другую, но слиться они не могли. Западный феодализм и византийская бюрократия были так же несоединимы, как католицизм и православие.

Однако эти несоединимые элементы могли бы уживаться друг с другом целые века, как целые века держалось оттоманское владычество над христианскими народами, – если бы количественная разница между этими элементами была не так велика; но латинские завоеватели составляли лишь небольшую кучку среди многочисленного туземного населения. Для защиты латинского владычества осталась едва четвертая часть тех, которые победителями вступили в Византию: остальных религиозная ревность увлекла в святую землю или тоска по родине заставила вернуться на Запад. При таком же численном превосходстве побежденных англичане сумели удержаться в Индии; но им приходилось вначале иметь дело с народами, крайне различными по племенному происхождению и вере; затем они располагали искусным административным механизмом, направленным к одной цели. Напротив, крестоносцы 1204 г. имеют дело с одной господствующей нацией и с одной верой, общей всем побежденным; они приносят с собой крайне несовершенную организацию, порожденную на Западе настойчивыми запросами жизни и пригодную только на Западе. Сами они представляют собой не единый народ, а конгломерат народов. Среди великого этнографического разнообразия, господствующего на полуострове (греки, славяне, румыны, шкипетары и т. д.), они водворяют настоящее вавилонское смешение языков. Они состоят из нескольких отдельных армий: венецианцев под командой их дожа, фламандцев и других бельгийцев под начальством графа Балдуина, северных итальянцев и немцев под начальством маркиза Монферратского, французов, преимущественно шам-панцев и бургундцев, предводительствуемых Виллардуэном, графами Блуа и Сен-Поль, и т. д. Все черты различия, свойственные им на родине, сохраняются и в завоеванной стране. Притом воины Северной Франции по самому характеру отличаются от венецианцев: у первых господствует феодальный принцип, у вторых – муниципальный.

Не менее важной причиной слабости были церковные вопросы, игравшие в ту эпоху такую крупную роль. Завоеватели – римские католики, население завоеванной ими страны – почти сплошь православное; итак, борьба двух церквей продолжается; усилия, направленные к соединению обеих церквей, приведут лишь к образованию третьей религиозной группы, впрочем, очень малочисленной – греков-униатов. Латинское духовенство требует привилегий и иммунитетов, взимает десятину и захватывает земли, которые, таким образом, становятся мертвым капиталом для завоевателей. Притом в этом духовенстве также господствуют национальные различия: французские, пизанские, генуэзские священники неохотно подчиняются венецианскому патриарху; даже венецианцы византийской колонии желают подчиняться только своему старому главе – венецианскому патриарху Градо. Наконец, западные религиозные споры возобновляются; здесь также идет борьба между духовной и светской властью; мало того, папа предъявляет еще большие требования, чем на Западе, ибо он подвигнул латинян на этот крестовый поход и потому приписывает себе честь завоевания империи.

И все-таки латинское владычество удержалось бы, если бы побежденные оставались тем же, чем они были в момент завоевания: народом, деморализованным анархией, ослабленным политическими раздорами и религиозными разногласиями, развращенным беспрерывными узурпациями и мятежами, утратившим всякую гражданскую и военную доблесть, несколько расслабленным вследствие утонченности своей культуры и привыкшим возлагать заботу о своей защите на наемников. Но именно громадность обрушившихся на него бедствий, его полный экономический упадок, разрушение его художественных богатств, бегство в горные округа его старой родины, и то обстоятельство, что высшие классы снова приходят в соприкосновение с наиболее грубыми и варварскими слоями населения, мало-помалу воскрешают в нем те добродетели, отсутствие которых обусловило катастрофу 1204 г. Возникает новая Греция, живущая бивуаком среди суровых горцев, ведущая жизнь стратиотов, арматолов, апелатов (беглецов) и клефтов (разбойников); и по мере того, как комфорт сеньориальной жизни ослабляет мужество крестоносцев, доблесть греков возрастает. В противоположность норманнам Англии, для которых защита их добычи с течением времени становилась все легче, для латинян она с каждым днем становится труднее.

Разделение империи.В дележе завоеванных земель главными участниками были, естественно, две крупнейшие группы завоевателей: с одной стороны, венецианцы, с другой – бельгийцы, ломбардцы, немцы и французы. Прежде всего было условлено, что та из этих групп, из среды которой будет избран император, не должна выставлять кандидата в патриархи. На избрание в императоры могли рассчитывать трое: дож Дандоло, Балдуин Фландрский и Бонифаций Монферратский. Первый, не уступая двум остальным в храбрости, далеко превосходил их политическими способностями. Но его кандидатуру сняли сами венецианцы, не желая принимать на свою республику все бремя защиты столь обширной монархии. Точно так же они воспротивились избранию Бонифация, потому что не хотели облечь таким могуществом своего соседа по ломбардской равнине, уже ранее породнившегося с Гогенштауфенами. Однако все признавали, что он заслуживает вознаграждения: если он не должен быть императором, пусть он будет королем – королем Фесса-лоники. 9 мая Балдуин был избран коллегией, состоявшей из шести французских прелатов и шести венецианских вельмож. Он был помазан и коронован на царство в храме св. Софии папским легатом (16 мая). По византийскому обычаю его обули в пурпуровые сапоги и возложили на него все облачение греческого императора, даже венец императора Мануила. Патриархом избрали венецианца, Фому Моросини. Таким образом, в государстве было четыре высших сановника: император, король, деспот или бальи (эти титулы принял Дандоло), наконец, патриарх. Как распределят они между собой права и обязанности?

Договор о дележе несколько раз переделывался. В конце концов за Балдуином осталась столица, но не вся, Адрианополь и Фракия, но также не вся, потому что некоторые округа ее достались другим участникам дележа; затем Самофракия, Кос, Лесбос, Самос и Хиос. Для маркиза-короля предназначались азиатские провинции, но он отказался принять их, так как их еще надо было завоевать, затем Крит и Фессало-ника, но он утверждал, что эти области уже ранее были отданы монферратским маркизам греческими императорами: Крит он продал венецианцам, Фессалонику удержал за собой, но не как феод империи, а как наследственное имение, и захва– тил ряд земель в Македонии и Фессалии. Венеция присвоила себе большую часть Константинополя, большинство береговых пунктов и островов: кроме Крита она приобрела, по-видимому, все семь больших островов Ионического архипелага, в Эгейском море – Эвбею, большинство Цикладов и некоторые из Спорадских островов, на пелопоннесском берегу – Корон и Модон; на материке ей предоставили земли в Албании, Акарнании и Этолии, которых ей не удалось завоевать. Дож-деспот Дандоло с полным правом мог назвать себя «владыкой четверти и одной восьмой Греческой империи». Что касается остальных вождей крестоносного войска, то одним отдали Беотию, Аттику и Морею, другим – азиатские города: Этьену де Перш – Филадельфию, Макарию Sainte-Menehould – Никомедию, графу Людовику Блуаскому – Никею и Вифинию; другие получили земли во Фракии: граф Гуго де Сент-Поль – Дидимотикон, Ренье Утрехтский – Филиппополь. Каждый из этих новых государей, не только в интересах защиты своего удела, но прежде всего – ради его завоевания, должен был раздать его в лен своим соотечественникам и товарищам по оружию. Таким образом, один мегадук или адмирал в Самофракии оказывается прямым вассалом короля.