Текст книги "Рыцарь в черном плаще"

Автор книги: Эрнест Капандю

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 35 страниц)

XIV
Затруднительная ситуация

Фейдо де Марвиль не спеша прошел через сад к лестнице, которая вела в его личные апартаменты. Едва он поднялся на последнюю ступеньку, к нему подбежал слуга.

– Его превосходительство министр иностранных дел ждет ваше превосходительство в гостиной.

– Маркиз д'Аржансон? – удивился Фейдо.

– Совершенно верно.

– Давно он приехал?

– Минут пять назад, не более.

Фейдо поспешно прошел в гостиную. Маркиз д'Аржансон действительно ждал его там. Это был человек высокого роста, выражение его лица трудно было бы однозначно описать: в нем смешивались и доброта, и холодность, и робость. Его неуверенность, сутулая осанка и несвязная речь приклеили ему прозвище д'Аржансон-дурак. Не имея внешности умного человека, он, однако, обладал быстротой ума и большой проницательностью. Людовик XV оценил его по достоинству и назначил министром, несмотря на насмешки, сыпавшиеся на маркиза.

Начальник полиции низко поклонился министру иностранных дел, тот ответил вежливым поклоном.

– Крайне сожалею, что заставил вас ждать, – сказал Фейдо, – но я был занят по службе.

– Я также приехал к вам по служебному делу.

– Я к вашим услугам, маркиз.

– Мы сможем поговорить конфиденциально? – спросил д'Аржансон, с беспокойством оглядываясь вокруг.

– Конечно, нас никто не услышит.

– То, что я вам скажу, чрезвычайно важно.

– Я слушаю вас, господин министр.

– Сядьте на диван возле меня.

Фейдо жестом попросил министра подождать, потом подошел к дверям, закрыл их и, сев рядом с министром, сказал:

– Я вас слушаю.

– Любезный месье де Марвиль, я мог бы и не дожидаться вас, поскольку должен был вручить вам только приказание, продиктованное его величеством.

Д'Аржансон вынул из кармана бумагу, сложенную вчетверо, и подал ее начальнику полиции.

– Прочтите, – сказал он.

Фейдо развернул бумагу и прочел: «Предписывается начальнику полиции: сегодня вечером, между десятью и двенадцатью часами, в Париж через Венсенскую заставу въедет почтовый экипаж с двумя извозчиками. Два лакея без ливреи будут стоять на запятках. У этого экипажа коричневый, без герба, кузов и колеса того же цвета с зелеными полосами. В экипаже будет сидеть молодой человек, не говорящий по-французски.

Необходимо принять все меры, чтобы захватить этого человека при въезде в Париж. Установив его личность, отвезти в его же экипаже в полицию, при этом никто не должен садиться вместе с ним, и окна кареты должны быть зашторены.

Особенно следить за тем, чтобы никакая бумага не была выброшена из окна экипажа; самая глубокая тайна должна окружать это дело».

– Это легко выполнить, – сказал Фейдо, закончив читать. – Я сейчас же приму необходимые меры. Но что же мне делать с этим человеком, когда его привезут сюда?

– Этот человек говорит по-польски. Без всякого сомнения, когда его арестуют, он потребует, чтобы его отвезли ко мне для того, чтобы потребовать помощи своего посла; в таком случае привезите его ко мне, в каком бы то ни было часу. Если же он этого не потребует, предупредите меня и держите его в вашем кабинете до моего прихода.

– Это все?

– Спрячьте его бумаги так, чтобы никто их не видел.

– Хорошо.

– О похищении должно быть известно только королю, вам и мне. Используйте опытных и знающих людей для ареста у заставы, потому что от этого зависит их жизнь, ваше место начальника полиции и мой министерский пост.

– Я отдам надлежащие распоряжения и ручаюсь за моих агентов.

– Если так, король останется доволен.

– Да услышит вас Бог, маркиз!

– И еще, – продолжал д'Аржансон тихо. – Королю было бы любопытно знать по некоторым причинам, не известным никому, кроме меня, что делает принц Конти, с кем он чаще видится и не заметно ли в его доме приготовлений к путешествию.

– Я разузнаю об этом.

Маркиз встал.

– Вы меня поняли? – спросил он.

– Совершенно, – отвечал Фейдо.

Министр сделал несколько шагов к дверям, Фейдо пошел провожать его.

– Нет, нет, останьтесь! – с живостью сказал маркиз. – Я приехал инкогнито и запретил говорить кому бы то ни было, что я был здесь. Никто не должен знать о моем посещении. До свидания. Постарайтесь, чтобы его величество остался доволен вашими действиями.

Фейдо поклонился. Министр иностранных дел вышел из гостиной.

Оставшись один, Фейдо прошел в свой кабинет, прижал пружину и отворил секретный ящик, из которого вынул стопку бумаг. Он отнес эти бумаги на свое бюро, открыл другой ящик и вынул два медных трафарета для расшифровки дипломатической корреспонденции. Прикладывая эти трафареты к бумагам, он читал их про себя.

– Так и есть! – прошептал он. – Эти сведения верны. Польская партия хочет свергнуть короля Августа, другая партия хочет призвать на трон короля Станислава, но ей не сладить с саксонским домом. Этим свободолюбивым народом может управлять только принц из рода Бурбонов! Очевидно, этот поляк прислан к принцу де Конти!

Фейдо долго размышлял.

– Одобряет или нет король этот план? – продолжал он рассуждать. – Вот тонкий вопрос… Арестуя этого поляка, друга или врага приобрету я в лице принца де Конти?

Де Марвиль встал и начал ходить по комнате с тревогой и нетерпением. Начальникам французской полиции наряду с прочими заботами, сопряженными с их званием, вменили деликатную обязанность наблюдать за принцами крови и членами королевской фамилии. Не секрет, что как только сами знатные особы видели или угадывали такое к себе внимание, не стесняясь давали это почувствовать тому, кто окружал их столь неприятным надзором.

– Черт побери, – сказал начальник полиции, остановившись, с выражением сильного гнева, – сегодня все соединилось, чтобы осложнить мое существование! Эти непонятные дела Петушиного Рыцаря, это покушение на жизнь дочери Даже, эта новая история с поляком, которая ставит меня в самое щекотливое положение! Что делать? Пора, однако, действовать, – решил Фейдо после минутного молчания.

Он сильно дернул за шнурок звонка.

XV
Служанка

– Жильбер прав, – сказал Даже, – следует действовать именно таким образом.

– Вы позволите мне поступать так, как я сочту целесообразным? – спросил Жильбер.

– Позволяю. Сделайте все, но мы должны раскрыть тайну этого злодеяния! Дочь моя! Мое бедное дитя!

– Успокойтесь ради Бога, будьте мужественны!

– Хорошо, делайте, как знаете!

Этот разговор проходил в комнате за салоном Даже. Салон имел один выход во двор, другой – в коридор и комнаты, а третий – в лавку. Была ночь, и лампы горели. Даже, Жильбер и Ролан сидели за круглым столом, на котором находились письменные принадлежности.

– Ты одобряешь мой план действий? – спросил Жильбер Ролана.

– Да, Жильбер, я знаю, как ты любишь мою сестру, я знаю, какой ты человек. Я заранее одобряю все, что ты сделаешь.

Жильбер встал и открыл дверь, которая вела в салон.

– Феб! – позвал он.

Прибежал подмастерье парикмахера.

– Позовите Иснарду и Жюстину, мне необходимо поговорить с ними… – Леонар! – опять позвал Жильбер.

Второй подмастерье подошел к нему.

– Попросите месье Рупара, чулочника и его жену прийти сюда. Потом зайдите в магазин мадам Жонсьер, жены парфюмера, в магазин мадам Жереми, портнихи, и тоже попросите этих дам прийти сюда сейчас, не теряя ни минуты.

Подмастерье бросился исполнять приказ.

– Зачем вы просите прийти сюда всех этих людей? – спросил Даже с беспокойством.

– Предоставьте мне действовать, вскоре вы сами узнаете все, – отвечал Жильбер.

Обе служанки пришли вместе с Фебом.

– Как состояние Сабины? – спросил Дажб.

– Без изменений, – ответила Жюстина. – Она неподвижна, однако мадемуазель Кинон говорила сейчас мадемуазель Нисетте, что ее дыхание стало ровнее.

Даже поднял глаза к небу, благодаря Бога.

– Разве мадемуазель Кинон не хочет хотя бы немного отдохнуть? – спросил Ролан.

– Нет, – отвечал Жильбер, – она объявила, что всю ночь просидит возле Сабины и выйдет из комнаты только тогда, когда Сабина узнает ее и улыбнется.

– Как мне благодарить ее? – сказал Даже. – Она – добрый гений, охраняющий мою дочь.

Дверь комнаты отворилась, и вошел третий подмастерье, Блонден.

– Виконт де Таванн вернулся из Версаля? – спросил Жильбер.

– Нет еще, – отвечал подмастерье, – но как только он вернется, первый камердинер отдаст ему ваше письмо.

– Хорошо! – сказал Жильбер, знаком разрешив подмастерью уйти.

Через пять минут Рупар, Урсула, мадам Жереми и мадам Жонсьер сидели в комнате за салоном и смотрели друг на друга с выражением нескрываемого любопытства. Две служанки стояли у камина, три подмастерья – у стеклянной двери, отделявшей комнату от салона.

– Друзья мои! – начал Жильбер. – Вы все глубоко огорчены трагическим происшествием, поразившим нас; вы все любите Сабину. Вы жаждете так же, как и мы, узнать правду, раскрыть это злодеяние. Вы нам поможете, не правда ли?

– Да-да! – отозвались в один голос мадам Жереми, мадам Жонсьер и Урсула.

– Очевидно, что свет истины – это великий общественный светильник! – патетически воскликнул Рупар.

– Молчи! – перебила Урсула, толкнув мужа локтем.

– Начнем по порядку, – сказал Жильбер. – В котором часу вы вчера уехали в Версаль? – обратился он к Даже.

– В восемь утра.

– И вы не возвращались сюда ни днем, ни вечером?

– Нет.

– Когда вы уезжали, в каком расположении духа была Сабина?

– Она была, как обычно, весела, счастлива, я не видел и тени печальных мыслей в ее глазах.

– Она спрашивала вас, когда вы вернетесь в Париж?

– Этим она не интересовалась.

– Можете сообщить что-либо еще? Припомните хорошенько.

– Нет, ничего особенного не припоминаю.

– А ты, Ролан, в котором часу оставил сестру?

– Я вернулся ужинать в шесть часов. Сабина была весела, по обыкновению. Она спрашивала меня, приходил ли ты в мастерскую. Я ей отвечал, что ты не был, тогда она немножко расстроилась. Я ей объяснил, что ты должен заниматься с оружием в своей лавке на набережной и что я увижу тебя вечером, потому что мы будем работать вместе. Она снова улыбнулась. Потом спросила меня, говорил ли я с тобою о Нисетте. Я ответил, что прямо сказал тебе о моих намерениях и желаниях. Сабина поцеловала меня. Мысль о двойном союзе очень обрадовала ее. Когда я расстался с ней, она была взволнованна, но это было радостное волнение.

– В котором часу ты ее оставил? – спросил Жильбер.

– Около восьми вечера.

– И после того не виделся с ней?

– Я увидел ее только сегодня утром, когда ее принесли.

– Ты вернулся домой вечером?

– Да. Я прошел в свою комнату, думая, что Сабина уже спит.

– И ты ничего не заметил ни снаружи, ни внутри дома, что указывало бы на следы насилия?

– Ничего.

– Это все, что ты знаешь?

– Совершенно верно.

Жильбер сделал знак Фебу подойти.

– Что происходило здесь вчера вечером? – спросил он.

– Ничего особенного, – ответил подмастерье. – Леонар и Блонден знают это так же, как и я. Мадемуазель Сабина сидела в салоне целый вечер и вышивала.

– Приходил кто-нибудь?

– Камердинер маркиза де Коссада, лакей главного откупщика Бежара и камердинер герцога Ларошфуко.

– Больше не было никого?

– Кажется, нет.

Феб вопросительно взглянул на своих товарищей.

– Нет, больше никого не было после того, как ушел месье Ролан, – сказал Леонар.

– Никого, – прибавил Блонден, – только мадам Жонсьер и мадам Жереми приходили посидеть с мадемуазель.

– Да, – начала Жереми, – я…

– Извините, – перебил ее Жильбер, – я сейчас выслушаю вас, но позвольте мне продолжать по порядку. В котором часу вы закрыли салон? – обратился он к подмастерьям.

– В половине десятого.

– Запирая двери и окна, вы ничего не заметили, ничего не увидели?

– Решительно ничего. Мадемуазель Сабина пела, когда мы запирали ставни.

– Да, – прибавил Феб, – мадемуазель Сабина казалась очень веселой.

– Она не собиралась никуда идти?

– Кажется, нет.

– Вечером не приносили писем?

– Не приносили ничего.

– Закрыв салон, – продолжал Феб, – мы пошли наверх, между тем как мадемуазель провожала этих дам по коридору.

– Вы ничего больше не знаете?

– Ничего, – ответили три подмастерья.

– А ночью вы ничего не слышали?

– Решительно ничего.

Жильбер обернулся к мадам Жереми и к мадам Жонсьер.

– А что известно вам? – спросил он.

– Ничего существенного, – ответила мадам Жереми. – Мы пришли провести вечер к Сабине и, по обыкновению, вышивали вместе с ней. Мы уходили, когда запирали салон, и она проводила нас через дверь в коридор. С нею была Иснарда, она светила нам.

– Мы пожелали Сабине спокойной ночи, – добавила мадам Жонсьер, – и больше мы не знаем ничего.

– А позже, вечером или ночью, вы ничего не слышали?

– Ровным счетом ничего, – сказала мадам Жонсьер, – что могло бы привлечь мое внимание.

– Я не слышала ни малейшего шума, – прибавила мадам Жереми.

– Я тоже, – сказала Урсула.

Жильбер посмотрел на служанок и спросил:

– Кто из вас оставался последней с мадемуазель Сабиной? – спросил он.

– Иснарда, – с готовностью ответила Жюстина. – Она всегда ухаживает за мадемуазель больше, чем я. – Посторонившись, чтобы пропустить Иснарду вперед, она сказала: – Говори же!

– Я ничего не знаю, – сказала Иснарда, и лицо ее вспыхнуло.

– Ты оставалась с Сабиной, когда она заперла дверь в коридор? – спросил Жильбер.

– Кажется… – пролепетала служанка.

– Как? Тебе кажется? Ты в этом не уверена?

– Я… не знаю…

– Кто запер дверь: она или ты?

– Ни она, ни я…

– Но кто же?

– Никто…

– Как! Никто не запирал дверь из коридора на улицу?

Иснарда не отвечала, она нервно теребила конец фартука, потупив взгляд.

– Отвечай же! – с нетерпением сказал Жильбер. – Ты оставалась последней с Сабиной?

– Я не знаю…

– Ты провожала ее в комнату?

– Я не знаю…

– Приходил ли к ней кто-нибудь, пока ты была с ней?

– Я не знаю…

При этой фразе, повторенной в третий раз, Жильбер посмотрел на Даже и Ролана. Отец и сын выглядели сильно взволнованными.

– Иснарда, – горячо сказал парикмахер, – ты должна объяснить…

– Сударь, – сказала служанка, сложив руки, – умоляю вас, не спрашивайте меня ни о чем!

– Почему же? – вскричал Ролан.

Жильбер снял распятие со стены и подал его Иснарде.

– Поклянись над этим распятием, что ты не знаешь ничего, что ты не можешь ничего сообщить нам, а я тебе поклянусь, что не стану тебя больше ни о чем расспрашивать.

Иснарда молчала.

Лицо служанки сделалось бледнее савана. Она продолжала безмолвствовать, но губы ее дрожали.

– Клянись или отвечай! – приказал Жильбер грозным тоном.

Иснарда зарыдала.

– Говори же! Отвечай! Объяснись! – взволнованно закричал Даже.

– Сударь, умоляю вас… – сказала Иснарда, молитвенно сложив руки, и упала на колени перед парикмахером.

– Говори! Скажи все, не скрывай ничего! – уговаривали ее в один голос мадам Жереми и мадам Жонсьер.

– Говори же, – прибавила Жюстина. Иснарда стояла на коленях с умоляющим видом.

– Еще раз спрашиваю тебя: будешь ли ты говорить? – сказал Жильбер.

– Как! – закричал Даже. – Моя дочь ранена, она умирает, она не может говорить, а эта гадина не желает нам отвечать!

– Значит, она виновата! – сказал Ролан жестко. Иснарда вскочила:

– Я виновата?!

– Почему ты не хочешь говорить?

– Я не могу.

– Почему?

– Я поклялась спасением моей души ничего не говорить.

– Кому поклялась? – спросил Даже.

– Вашей дочери.

– Сабине? – удивился Жильбер.

– Да, сударь.

– Она сама потребовала от тебя клятву?

– Она приказала мне.

Все присутствующие переглянулись с удивлением. Очевидно, никто не ожидал, что Иснарда причастна к этому трагическому и таинственному происшествию. Жильбер подошел к служанке.

– Скажи нам все! – вскричал он.

– Убейте меня, – отвечала Иснарда, – но я ничего рассказывать не стану!

– Что же может заставить тебя говорить? – вскричал Даже.

– Пусть ваша дочь снимет с меня клятву.

– Ты с ума сошла! – закричал Ролан. – Как! Моя сестра сделалась жертвой ужасного злодеяния, а ты не хочешь объяснить нам, ее отцу и брату, обстоятельств, сопровождавших это преступление! Еще раз повторяю: берегись! Отказываешься отвечать на наши вопросы – значит, ты виновна.

– Думайте что хотите, – сказала Иснарда, – я дала клятву и не буду говорить до тех пор, пока сама мадемуазель Сабина мне не прикажет.

Губы Жильбера были очень бледны, а брови нахмурены. Он выглядел сильно обеспокоенным. Глубокое изумление выражалось на лицах всех женщин. Подмастерья, по-видимому, ничего не понимали. Добрый Рупар с начала допроса таращил глаза и временами раскрывал рот, что, по словам его жены, означало усиленное размышление.

Настала минута торжественного молчания, которое нарушил Рупар:

– Как это все запутано, – заявил он. – Очень запутано! Так запутано, что я даже не понимаю ничего! Эта девушка не говорит: можно подумать, что она немая, но…

Жильбер схватил руку Иснарды.

– Ради жизни Сабины ты будешь говорить?

– Нет, – отвечала служанка.

– Ты не хочешь?

– Не могу.

– Ну, раз так…

– Месье Даже! Месье Даже! – послышался громкий голос с верхнего этажа.

Даже вскочил.

– Что случилось? – спросил он хриплым голосом.

– Идите сюда скорее!

– Боже мой! Что опять случилось? – прошептал несчастный отец, прислонившись к наличнику двери.

Раздались легкие шаги, и Нисетта вбежала в салон; она казалась глубоко взволнованной.

– Скорее! Скорее! – звала она. – Вас спрашивает Сабина.

– Сабина? – вскричал Даже и бросился наверх, как сумасшедший, которого ничто не может остановить.

– Месье Ролан! Месье Жильбер! Поднимитесь к нам, – донесся голос Кинон.

– Сабина очнулась? – спросил Жильбер, взяв за руку Нисетту.

– Да, – ответила молодая девушка, у которой были слезы на глазах, – она пришла в себя, узнала нас, поцеловала и спрашивает вас.

– Пойдемте! – закричал Ролан. Жильбер схватил Иснарду за руку.

– Иди и ты! – сказал он. – Теперь мы узнаем все.

XVI
Ночное происшествие

Сабина, с лицом чуть порозовевшим и с полуоткрытыми глазами, сидела на постели, поддерживаемая рукой мадемуазель Кинон.

Прелестную картину представляла собой эта очаровательная женщина в расцвете лет и красоты, в блистательном и элегантном наряде, окружившая заботой юную девушку, к которой начали возвращаться силы.

Даже, боясь вызвать кризис, осторожно приблизился к Сабине. Сабина нежно улыбнулась, увидев отца, и протянула ему свою бледную руку.

– Дочь моя! – сказал Даже со слезами, которых не мог сдержать.

– Папа! Мне гораздо лучше, – прошептала Сабина. Нисетта, Ролан и Жильбер вошли в комнату, за ними – друзья и служанки. Подмастерья остановились на площадке, не решаясь проследовать в комнату. Сердца у всех сильно бились, собравшиеся были охвачены сильным волнением.

– Она может говорить, – сказала Кинон.

Ролан и Нисетта подошли ближе. Жильбер остался позади.

– Как прекрасна жизнь! Ведь мне казалось, что я уже умерла, – тихо продолжала Сабина. – Подойдите все, я хочу всех видеть… Боже мой! Мне кажется, будто мы были в разлуке несколько веков.

Взор девушки, попеременно устремлявшийся на всех, кто окружал ее, остановился на Жильбере. Глаза ее моментально оживились.

– Сабина! – сказал Жильбер, подходя. – Сабина! Что с вами произошло?

– Зачем вы мне писали? – отвечала Сабина, устремляя на него глаза.

– Я вам писал? – спросил Жильбер с глубоким удивлением.

– Это письмо и стало причиной моего несчастья! – прошептала Сабина.

– Что вы этим хотите сказать?

– Я говорю о письме, которое вы мне прислали…

– Я вам прислал письмо? Но когда?

– Вчера вечером…

В тоне ответа было такое изумление, что все присутствующие переглянулись и подумали, что Сабина еще не пришла в себя.

– Она еще в бреду, – прошептал Даже.

– Нет, отец, нет! – с живостью сказала Сабина, которая расслышала шепот Даже. – Нет, я в полном рассудке.

– Но я вам ничего не писал, – сказал Жильбер. Сабина с трудом подалась вперед.

– Прошлой ночью вы не оставляли для меня письма?

– Конечно, нет!

Сабина провела рукой по лбу.

– Боже мой, – сказала она, – это ужасно! Ты был вчера ранен? – вдруг спросила она Ролана.

– Я? – воскликнул тот с удивлением, подобным удивлению Жильбера. – Нет, сестра, я как видишь, цел и невредим.

– Ты не был ранен прошлой ночью, когда работал в мастерской?

– У меня ни малейшей царапины.

– Господь! Сжалься надо мной! – прошептала Сабина с искренним выражением горя.

В комнате наступило молчание. Все переглянулись. Жильбер приблизился к постели.

– Мы должны знать все, дорогая Сабина, – начал он спокойным голосом. – Вы чувствуете в себе силы ответить на наши вопросы?

– Да.

– А воспоминания, которые я вызову, вас не испугают?

– Они испугали бы меня, если бы я была одна, но вы здесь… возле меня… я не боюсь… при том… это письмо… я должна узнать…

Она заметно побледнела.

– Может быть, было бы благоразумнее подождать, – заметила Кинон.

– Ты не в силах говорить, – сказала Нисетта.

– Пусть Сабина не говорит, – сказал Жильбер, – но пусть она прикажет Иснарде говорить, и мы, может быть, узнаем…

– Позвольте мне отдохнуть несколько минут, – ответила Сабина, – а потом я сама расскажу все, что вы хотите узнать… Я сама многого не понимаю…

Силы, по-видимому, постепенно возвращались к молодой девушке. Кинон поправила подушки в изголовье, чтоб ей удобнее было полулежать. Все встали около кровати полукругом. Сабина закрыла глаза и как будто собиралась с мыслями; она сделала движение, и на губах ее замер вздох.

– Я помню все… – начала она, – салон заперли… Ролан ушел работать… Феб, Леонар и Блонден пошли наверх… Кажется, было около десяти часов…

– Точно так, – сказал Феб. – Была половина десятого, когда мы начали запирать салон.

– Я сидела с мадам Жонсьер и мадам Жереми, – продолжала Сабина, лицо которой оживилось. – Эти дамы собрались уходить… Иснарда светила, когда мы шли по коридору. Я стояла на пороге и смотрела, как мадам Жонсьер вошла к себе первая, а мадам Жереми чуть позже. В ту минуту, когда мадам Жереми заперла свою дверь, я собралась войти в коридор и запереть свою. Тогда я увидела мелькнувшую тень. Я невольно испугалась, повернулась и вошла в коридор… Иснарда по-прежнему мне светила. Мы были одни. В ту минуту, когда я поставила ногу на первую ступень лестницы, на улице послышались торопливые шаги и быстро стихли. Очевидно, кто-то остановился у нашей двери… Я подумала, что это Ролан вернулся домой раньше, хотя и сказал мне, что намерен работать целую ночь. Я остановилась, прислушиваясь. Мне показалось, что в замок двери вложили ключ… но я ошиблась. Больше слышно ничего не было. Я стала медленно подниматься по лестнице.

Сабина остановилась, чтобы перевести дыхание. Взгляды всех собравшихся были устремлены на нее, никто не проронил ни слова.

– Не прошла я и трех ступеней, – продолжала Сабина, – как вдруг раздался стук в дверь. Я посмотрела на Иснарду, а она посмотрела на меня. Мы обе задрожали… «Пойти посмотреть?» – спросила Иснарда. «Не ходи», – отвечала я.

Мы остановились и внимательно прислушивались. Стук раздался во второй раз, потом в третий. Мы не смели двинуться с места.

«В этом доме не спят, – донесся голос с улицы, – я вижу огонь сквозь щель двери. Почему же вы не открываете?» Мы не отвечали. Голос продолжал: «Отворите! Я должен переговорить с Сабиной Даже».

Я удивилась, поскольку никак не могла предположить, что кто-то желал говорить со мной в столь позднее время. Вдруг внезапная мысль мелькнула в голове: не пришли ли за мной от отца или от брата?

«Ступай отвори форточку в двери, – сказала я Иснарде, – и посмотри, кто пришел». Иснарда пошла было к двери, но остановилась посреди коридора: «А если это кто-нибудь из шайки Петушиного Рыцаря?» – спросила она. «Петушиного Рыцаря!» – повторила я. Это грозное имя заставило забиться наши сердца.

– И вы решились открыть дверь? – спросил Жильбер.

– Стук раздался опять, и на этот раз еще сильнее, – продолжала Сабина, – и тот же голос прибавил: «Я должен поговорить с мадемуазель Сабиной о спасении ее брата».

– О моем спасении! – воскликнул Ролан. – Что за вздор!

– Да, мне так сказали. Тогда я подумала, что, может быть, я тебе нужна, и мой страх прошел. Я сама открыла форточку в двери. Сквозь решетку я увидела высокого человека, одетого, как одеваются рабочие из мастерской Ролана.

«Что вам нужно? – спросила я. – Я сестра Ролана. Говорите скорее! Я не могу открыть дверь…» – «И не нужно ее открывать, – ответил человек, – только возьмите вот это письмо». Сквозь решетку он подал мне письмо… написанное вами, Жильбер…

– Написанное мной? – изумился Жильбер.

– Я узнала ваш почерк. В этом коротком письме сообщалось, что Ролану необходима моя помощь: Ролан, полируя шпагу, опасно ранил себя и просил меня немедленно прийти в мастерскую. В письме также было написано, что работник, который подаст это письмо, проводит меня и что я могу вполне положиться на него.

– И это письмо было подписано мной? – снова спросил Жильбер. – И вы узнали мой почерк и мою подпись?

– Да, если бы передо мной оказалось сейчас то самое письмо, я подумала бы опять, что оно от вас.

– Как это странно! Очень странно! – задумчиво произнес Жильбер, потирая лоб.