Текст книги "Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов (ЛП)"

Автор книги: Эрнест Генри Шеклтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Мы направились к берегу, высматривая место высадки и даже видели зелёную кочковатую траву на карнизах разбитых прибоем скал. Впереди нас и к югу буруны говорили о наличие рифов вдоль побережья. Здесь и там грозные скалы спускались к поверхности моря и о них разбивались огромные волны, с неистовством завихряясь и взлетая на тридцать сорок футов в воздух. Наша потребность в воде и отдыхе был почти отчаянной, но попытаться совершить высадку в это время было равносильно самоубийству. Приближалась ночь, а признаки погоды были неблагоприятными. Но ничего не оставалось, кроме как дожидаться утра, и мы остались на правом галсе невдалеке от берега, покачиваясь в высоком западном волнении. Медленно тянулось время в ожидании рассвета, который должен был возвестить, как мы горячо надеялись, о заключительном этапе нашего путешествия. Наша жажда была мучительной, мы едва могли прикоснуться к нашим продуктам, холод, казалось, проникал прямо сквозь наши ослабленные тела. Но в 5 часов утра ветер сменился на северо-западный и быстро усилился до сильнейшего урагана, с равным по силе которому никто из нас никогда не сталкивался. Началось сильнейшее перекрёстное волнение, ветер просто надрывался, отрывая вершины волн и превратив морской пейзаж в сплошной туман из летящих брызг. Вниз в ложбины, вверх на гребни, напрягаясь до кончиков швов, храбро, но с большим трудом сражалась с ураганом наша маленький лодка. Мы знали, что ветер и море отнесут нас к берегу, но ничего не могли поделать. Рассвет открыл нашему взору ревущий штормовой океан, утро прошло вне видимости земли, но в час дня, сквозь разрыв летящей пелены, мы увидели проблески огромных скал острова и поняли, что наше положение стало отчаянным. Мы находились у смертоносного подветренного берега и могли оценить свои шансы подойти к невидимым скалам по неистовому рёву прибоя, разбиваемому об отвесные стены скал. Я распорядился поставить на два рифа грот в надежде, что мы сможем вывернуть в сторону ветра от берега, а это лишь увеличивало напряжение на лодку. Джеймс Кэрд сотрясался, отовсюду проникала вода. Находясь в смертельной опасности мы забыли о жажде, откачивая без остановки воду, и время от времени корректируя дифферент, но случайные проблески показывали, что берег становился всё ближе. Я знал, что остров Анненкова лежал к югу от нас, но наша маленькая и неточная карта показывала наличие рифов в проливе между островом и материком, и я не осмеливался идти туда, хотя в самом крайнем случае, мы могли бы попытаться лечь под прикрытие его подветренной стороны. День прошёл у края берега под непрерывный грохот прибоя. Вечер застал нас на некотором удалении от острова Анненкова и в сумерках мы смутно видели его нависающие над нами заснеженные горы. Шансы выжить этой ночью в шторме и бушующем море, бросающим нас на подветренный берег, были ничтожными. Я думаю, что большинство из нас тогда почувствовали, что конец очень близок. Только после 6 часов вечера, в темноте, когда лодка была уже в бурлящей, отбрасываемой от скалистого побережья прибрежной воде, когда ситуация выглядела хуже всего, она вдруг изменилась к лучшему. Я часто удивляюсь, насколько тонка грань, отделяющая удачу от беды, насколько неожиданны повороты, ведущие от очевидной катастрофы к сравнительной безопасности. Ветер вдруг неожиданно стих и мы вновь смогли идти вдоль берега. Почти сразу, как только буря стихла, штифт, крепивший грот мачту к банке выпал. Это, несомненно, должно было произойти во время урагана, и если бы так случилось, уже ничто не смогло бы нас спасти, мачту срезало бы как морковку. Наш бакштаг при этом опрокинулся и когда покрылся льдом, то не слишком прочно крепился. Мы были действительно благодарны за милость, которая удержала этот штифт на своём месте в течение всего урагана.

Мы вновь отошли от берега, уставшие почти до точки апатии. Наша вода уже давно закончилась. Последней было около пинты отвратительной жидкости, которую мы отфильтровали через кусок марли из аптечки. Муки жажды напали на нас с удвоенной силой, и я чувствовал, что мы должны сделать высадку на следующий день, невзирая на любые опасности. Тянулась ночь. Мы очень устали. Мы жаждали наступления дня. 10 мая, когда, наконец, рассвело, ветра практически не было, но началось сильное перекрёстное волнение. Мы медленно продвигались к берегу. Около 8 часов утра ветер вновь стал северо-западным и угрожал ещё одним ударом стихии. Тем временем мы заметили большую бухту, которая, по моему мнению, должно быть была заливом Кинг Хаакон Бэй и я решил, что мы должны высадиться в ней. Мы направили лодку в сторону залива и шли, пока не посвежел ветер. Вскоре мы прошли мимо едва видимых рифов по обе стороны от нас. Величественные ледники спускались повсюду к морю и делали высадку невозможной. Море разбивалось о прибрежные рифы и грохотало напротив берега. Около полудня мы увидели линию зубчатых, словно почерневшие зубы, скал, которые, казалось, преграждали вход в залив. Внутри него была сравнительно спокойная вода, которая простиралась на восемь или девять миль до изголовья. Вскоре показался вход в залив и мы направились в него. Но судьба распорядилась иначе. Ветер поменялся и задул с востока, прямо из залива. Мы видели дальнейший путь, но не могли даже приблизиться к нему. Весь день мы самоотверженно бросались вперёд и вперёд, пять раз пробуя вылавировать сквозь сильный встречный ветер. Лишь последний галс позволил нам пройти сквозь риф и мы, наконец, оказались в широком устье залива. Приближались сумерки. В узком разрыве скал на южной стороне залива показалась небольшая бухта с каменистым пляжем и мы направились к ней. Я стоял на носу, направляя рулевого в проходе сквозь скопления водорослей и между скал. Вход в бухточку был настолько узким, что мы были вынуждены взяться за вёсла, поскольку волны проникали сквозь разрыв, но через минуту или две мы были внутри, и в сгущающихся сумерках Джеймс Кэрд, проскользив на волне, мягко коснулся берега. Я спрыгнул на землю с коротким фалинем и держал его, когда лодку потащило обратной волной. Когда Джеймс Кэрд вновь волной толкнуло вперёд, на берег спрыгнули ещё трое человек и держали фалинь, пока я полез выше с другой верёвкой. Скольжение по мокрым камням на двадцать футов вниз чуть не завершили мой рассказ как раз в тот момент, когда мы достигли безопасности. Зубчатый кусок скалы задержал моё падение и я отделался лишь очень сильным ушибом. Тем не менее, я быстро закрепил верёвку и через несколько минут мы все невредимые находились на пляже, лодка плавала в прибое недалеко от берега. Мы услышали булькающий звук, который был самой сладкой музыкой для наших ушей и, оглядевшись, обнаружили почти прямо под ногами ручей с пресной водой. Мгновенье спустя мы стояли на коленях, поглощая большими глотками чистую ледяную воду, которая влила в нас новую жизнь. Это мгновенье было волшебным.

Следующей нашей задачей было достать и перенести на берег снаряжение, а также скинуть за борт балласт для того, чтобы мы смогли вытащить лодку. Мы перенесли продукты и вещи выше уровня моря и выбросили мешки с песком и валуны, которые стали нам почти родными. Затем мы попытались вытянуть пустую лодку на берег и поняли, насколько мы стали слабы. Наших совместных усилий было недостаточно, чтобы вытащить Джеймс Кэрд подальше от воды. Время от времени мы все вместе дёргали его, но безрезультатно. Я видел, что прежде чем вытащить лодку, было необходимо поесть и отдохнуть. Мы быстро сделали из тяжёлых валунов своеобразный отбойник и оставили дежурного, что бы следил за Джеймс Кэрд. Затем я послал Крина в левую сторону бухты, где ещё на подходе приблизительно в тридцати ярдах заметил небольшую пещеру. Он не мог много разглядеть в темноте, но сообщил, что место определённо подходит в качестве какого-никакого укрытия. Мы перенесли туда спальники и вместо пещеры нашли лишь углубление в скале с галечным дном, покатым под приличным углом к морю. Там мы приготовили горячую пищу, и когда с едой была покончено, я распорядился всем спать. Время было около 8 часов вечера, а сам взялся первым дежурить рядом с Джеймс Кэрд, который был ещё на плаву в бурлящей полосе прибоя.

Удерживать в темноте Джеймс Кэрд от соударения со скалами было очень неудобно. Лодке грозили серьёзные удары, если позволить ей подняться на волнах, которые проникали в бухту. Я нашёл для ног, которые были в плохом состоянии из-за холода, сырости и недостатка физических упражнений, в качестве опоры плоский камень и в течение ближайших нескольких часов трудился, чтобы удержать Джеймс Кэрд у пляжа. Периодически я бросался к бурлящей воде. Затем, когда волна отступала, я позволял лодке отойти на альпийской верёвке так, чтобы избежать резкого рывка. Крепкий фалинь ушёл вместе с плавучим якорем. Джеймс Кэрд смутно виднелся в бухте, где высокие чёрные утёсы делали темноту почти непроницаемой, поэтому напряжение внимания было очень сильным. По прошествии нескольких часов я обнаружил, что моё желание спать стало непреодолимым и в час ночи позвал Крина. Я слышал его стоны, когда он спотыкался об острые камни по пути вниз на пляж. Пока он брал верёвку, Джеймс Кэрд немного отдрейфовал и мы пережили несколько весьма неприятных минут. К счастью, тот пошёл по направлению к устью бухты и мы поймали его целым и невредимым. Потеря или разрушение лодки на данном этапе было бы очень серьёзной проблемой, поскольку у нас, по всей видимости, не было возможности покинуть эту бухту, кроме как морем. Скалы и ледники вокруг не предполагали лёгкого пути к изголовью залива. Я назначил почасовые дежурства на оставшуюся часть ночи, а затем занял место Крина среди спящих и немного поспал до рассвета.

Рано утром (11 Мая) начался отлив, и после восхода солнца появилась возможность вытащить лодку на берег, но прежде мы посвятили себя выполнению другой задачи – поесть. Мы всё ещё были очень слабы. Затем мы сняли с лодки все верхние надстройки и вытащили всё, что только было можно. Потом подождали Байроновского «девятого вала», и когда тот приподнял Джеймс Кэрд, то с большими усилиями стали подтаскивать его к берегу. Дюйм за дюймом мы передвигали его до тех пор, пока не добрались до границы травы и не удостоверились, что лодка была выше ватерлинии. Высота прилива была около пяти футов, и весенние приливы могли дойти только до края травы. Завершив эту работу и избавившись от нашей главной головной боли, мы стали свободны, чтобы обследовать окружавшую нас местность и планировать следующий этап. День был солнечный и ясный.

Кинг Хаакон Бэй представляет собой восьмимильный залив, вдающийся в побережье Южной Джорджии в восточном направлении. Мы отметили, что его северная и южная стороны сформированы из крутых горных хребтов, прорезаемых могучими ледниками, выходами гигантского ледяного покрова внутренней части острова. Было очевидно, что эти ледники и обрывистые склоны гор преграждали нам путь вглубь суши из устья залива. Поэтому мы должны были доплыть до его изголовья. Вихревые облака и кольца тумана ограничивали видимость вглубь залива, когда мы в него входили, но отблески снежных склонов давали надежду на то, что оттуда можно будет начать сухопутное путешествие. Несколько участков грубой, кочковатой, покрытой травой земли, усеянной небольшими карстовыми озёрцами, лежали между ледниками у подножия гор, прорезанных глубокими шрамами осыпных кулуаров. Несколько величественных пиков и скал просматривались на фоне ледяного царства, отражаясь от сверкающих вод залива.

Наша маленькая бухта лежала внутри южного мыса залива Кинг Хаакон Бэй. Узкий разрыв в скалах, которые в этом месте были около ста футов высотой, являлся входом в бухту. Скалы продолжались внутри бухты с каждой стороны и сливались в холм, который спускался крутым склоном к каменистому пляжу. Склон, покрытый плотнокустовой травой, не был ровным. Он выполаживался в двух местах небольшими заболоченными террасами, усеянными замёрзшими лужами и пересохшими ручейками. Наша пещера была нишей в скале в левом конце пляжа. В этом месте скалы утёса подрезались, а выброшенная волнами галька образовала крутой склон, который мы спрямили, вытащив камни изнутри наружу. Затем мы сделали черновой пол, засыпав его сухостоем травы и придав ему удобную для наших спальных мешков форму. Вода стекала вниз по поверхности скалы и образовала длинные сосульки, которые свисали перед пещерой на длину около пятнадцати футов. На этих сосульках и с помощью вёсел мы растянули парус, обеспечив себя жильём, которое в наших обстоятельствах могло расцениваться как достаточно комфортное. В лагере, по крайней мере, было сухо, и мы с уверенностью переместили туда наши вещи. Мы построили камин и расположили наши спальные мешки и одеяла вокруг него. Пещера была около 8 футов глубиной и 12 футов шириной у входа.

Пока обустраивался лагерь, я и Крин поднялись по травяному склону позади пляжа на вершину мыса. Там, к нашей великой радости, мы обнаружили гнёзда альбатросов с птенцами. Неоперившиеся птенцы были толстыми и коренастыми, и мы без колебаний решили, что им суждено умереть в столь раннем возрасте. Нашим самым главным поводом для беспокойства на данном этапе был недостаток топлива. У нас были пайки на десять с небольшим дней и теперь мы знали, что кроме этого могли разжиться ещё и птицей, но если мы хотели иметь горячее питание, то обязаны были найти и топливо. Его привезённые с собой оставшиеся запасы были очень маленькими и, казалось целесообразным, сохранить их для использования в ожидавшем нас пешем путешествии. Морской слон или тюлень обеспечили бы нас как топливом, так и пищей, но мы никого в округе пока не видели. Утром мы разожгли в пещере огонь из дерева от обшивки палубы лодки и, несмотря на едкий дым от сырых палок, разъедавший наши и так воспалённые глаза, тепло и перспектива горячей пищи были достаточной компенсацией за это. Крин был за кока в тот день, и я предложил ему одеть очки, которые он случайно захватил с собой. Очки сильно помогли ему, когда он склонялся над огнём и мешал тушёное мясо. Что за мясо это было!!! Молодые альбатросы весили приблизительно по четырнадцать фунтов каждый, а после свежевания и разделки, как мы прикинули, не менее шести. На шесть человек приготовили четыре птицы вместе с бовриловским соусом для густоты. Их мякоть была белой и сочной, а не полностью сформировавшиеся кости практически таяли во ртах. Это был памятный обед. Когда мы наелись до отвала, то подсушили на углях костра табак и, довольные, закурили. Мы попытались подсушить нашу одежду, которая была пропитана солёной водой, но это не увенчалось успехом. Мы не могли позволить себе жечь костёр кроме как для приготовления пищи до тех пор, пока не найдутся жир или плавник.

Заключительный этап путешествия ещё предстояло предпринять. Я понимал, что состояние партии в целом, а в частности Макниша и Винсента, не позволит нам выйти в море, кроме разве что крайней необходимости. Наша лодка, помимо этого, была теперь без палубы, а я сомневался в стабильности погоды на острове. Мы находились в 150 милях от китобойной станции Стрёмнесс на морском побережье. Альтернативой морскому пути был вариант попытаться пересечь остров. Если мы не сможем этого сделать, то должны были обеспечить себя достаточным количеством продовольствия и топлива, чтобы продержаться зиму, но о такой перспективе нечего было и думать. На Элефанте двадцать два человека ожидали спасения, принести которое могли только мы. Их положение было ещё хуже, чем наше. Мы должны были поднажать. Но несколько дней должны были пройти, прежде чем наши силы в достаточной степени восстановятся, чтобы позволить нам догрести или пройти под парусом последние девять миль до изголовья залива. За это время мы могли бы сделать кое-какие приготовления, высушить одежду, воспользовавшись каждой крупицей тепла огня, который жгли для приготовления пищи. Той ночью мы легли спать рано, и я помню, что мне снилась гигантская волна, а также проснувшихся спутников, кричащих мне что-то, когда я смотрел наполовину закрытыми глазами на возвышающуюся скалу на противоположной стороне бухты. Незадолго до полуночи внезапно начался северо-восточный шторм с дождём и мокрым снегом. Он согнал в бухту часть ледниковых обломков и в 2 часа ночи (12 мая) наша маленькая гавань была наполнена льдом, который колыхался на волнах и выталкивался на пляж. Но у нас под ногами была твёрдая земля и мы могли смотреть на это без особого беспокойства. На рассвете пошёл дождь, температура была, пожалуй, самой высокой за последние многие месяцы. Сосульки, свисающие над нашей пещерой, таяли и ручейками стекали вниз, и мы были вынуждены быстро пересекать вход, чтобы не попасть под упавшую глыбу льда. Один такой кусок весом в пятнадцать или двадцать фунтов рухнул вниз, когда мы завтракали. Ещё мы обнаружили, что ночью снизу спального мешка Уорсли образовалась большая дыра. Уорсли проснулся от жжения в ногах и спросил соседей, всё ли в порядке с его спальным мешком, те посмотрели, но не увидели ничего особенного. У нас всех были поверхностно обморожены ноги, и это вызывало болезненное жжение конечностей до тех пор, пока со временем не слезала кожа. Уорсли подумал, что жар в ногах вызван обморожением и, оставшись в мешке, завалился спать дальше. Когда утром он проснулся, то обнаружил, что трава, которую мы положили на пол пещеры, затлела от уголька и прожгла большую дыру в спальном мешке под его ногами. Сами ноги, к счастью, не пострадали.

Наша команда провела спокойный день, приводя в порядок одежду и снаряжение, перебирая припасы, кушая и отдыхая. Несколько молодых альбатросов нашли свой благородный конец в нашем котелке. Птицы гнездились на небольшом плато справа от нашего пляжа. Ранее мы обнаружили, что когда высаживались с лодки в ночь на 10 Мая, то потеряли руль. Джеймс Кэрд сильно ударился кормой, когда мы выбирались на берег, и, по всей видимости, тогда руль и сбило. Тщательные обыски пляжа и скал в пределах нашей досягаемости ничего не дали. Это была очень серьёзная потеря, даже если путешествие к началу залива будет проходить в хорошую погоду. В сумерках лёд в бухте вставал дыбом и вылезал на берег. Он дошёл практически до гряды камней у края травы, где лежал Джеймс Кэрд. Некоторые из кусков льда вытолкнуло практически ко входу в нашу пещеру. Его фрагменты валялись всего в двух футах от Винсента, который лежал ниже всех, и всего в четырёх футах от кострища. Днём Крин и Маккарти принесли ещё шесть молодых альбатросов, так что мы были хорошо обеспечены свежей пищей. Температура воздуха этой ночью, вероятно, была не ниже 38 или 40 градусов (+5 °C), и нам стало даже неуютно в своих тесных спальниках от столь непривычного тепла. Наши чувства по отношению к соседям в этом плане варьировались. Когда температура была ниже 20 градусов, то мы старались прижаться как можно ближе друг к другу, но стоило температуре повыситься на несколько градусов, как тепло другого человека переставало быть благом. Лёд и волны угрожающе шумели всю ночь, но я слышал их только сквозь сон.

Утром в субботу 13 мая бухта всё ещё была полна льда, но уже во второй половине дня его отнесло отливом. А затем произошла удивительнейшая вещь. Приплыл руль, во всей огромной Атлантике, среди побережий двух континентов он выбрал в качестве места для приюта нашу бухту. Не веря своим глазам, мы наблюдали за тем, как он приближался, движимый капризным влиянием ветра и волн. Он подходил всё ближе и ближе, пока мы ждали на берегу с вёслами в руках и, в итоге, смогли его подхватить. Это, конечно, было невероятно! Стоял солнечный и ясный день, одежда подсыхала, силы возвращались. Бегущая среди травы и камней вода ласкала слух. Мы отнесли наши одеяла на вершину холма и попытались высушить их на ветру тремястами футами выше уровня моря. Во второй половине дня мы стали готовить Джеймс Кэрд к переходу к изголовью Кинг Хаакон Бэй. Полуденные наблюдения показали широту 54,10:47° ЮШ, но если верить немецкой карте, широта должна была быть 54,12° ЮШ. Вероятно, наблюдения Уорсли были более точны. Этой ночью мы поддерживали огонь до тех пор, пока не легли спать, ещё днём, лазая по скалам над бухтой, я увидел у подножья утёса выброшенный волнами разбитый шпангоут. Мы достали его, спустившись с обрыва и, таким образом, запаслись топливом и могли позволить себе жечь фрагменты палубы Джеймс Кэрда более свободно.

Утром того же дня (13 Мая) Уорсли и я отправились на северо-восток, чтобы осмотреть залив и, по возможности, собрать некоторую информацию, которая могла бы быть полезна на следующем этапе нашего путешествия. Это было нелегко, но пройдя за два часа около двух с половиной миль, мы смогли осмотреть верховья залива. Мы не смогли, к сожалению, хорошо рассмотреть местность, которую намеревались пересечь, чтобы достичь китобойной станции на другой стороне острова. Мы перешли несколько ручьёв и замёрзших карстовых озёр, и в месте, где вышли на пляж на берегу залива, нашли несколько обломков, 18-ти футовую балку (вероятно часть стеньги), несколько кусков обшивки и маленькую модель корабля, очевидно, детскую игрушку. Мы ужаснулись трагедии, свидетелем которой стала эта бедная безделушка. Мы также встретили нескольких папуанских пингвинов и молодого морского слона, которого Уорсли убил.

Когда в три часа дня, усталые, голодные, но довольные собой, мы вернулись обратно к пещере, то нашли ожидавший нас великолепный обед из тушёных альбатросов. Мы принесли с собой в робах большое количество жира и печень морского слона, чем сделали сюрприз нашим товарищам. Трудности лазания на обратном пути в лагерь почти убедили нас выбросить эти сокровища, но мы донесли их, за что и были вознаграждены в лагере. Протяжённый залив представлял великолепное зрелище даже для глаз, которые достаточно уже насмотрелись на окружающее величие и жаждали простых знакомых вещей из повседневной жизни. Его зелёно-голубые воды были покрыты зыбью, вздымаемой яростным северо-западным ветром. Горы, «суровые вершины, как яркие светила» проглядывались сквозь туман, а между ними с великого ледяного плато, лежавшего позади, стекали вниз огромные ледники. Мы насчитали двенадцать ледников и слышали каждые несколько минут вибрирующий рёв, вызванный откалывающимися от основных потоков массами льда.

14 мая мы занимались приготовлениями к раннему выходу на следующий день, если, конечно, продержится хорошая погода. Мы намеревались, если будет возможно, забрать по пути останки морского слона. К этому времени все оправились от раздражений, вызванных мокрой одеждой во время путешествия на лодке. Внутренние поверхности бёдер пострадали особенно сильно, и некоторое время после высадки в бухте передвигаться было крайне неудобно. Мы нанесли наш последний визит к гнездовью альбатросов на небольшом плато над пещерой посреди кочковатой травы, снежников и небольших озерков. Каждое гнездо состояло из насыпи более фута высотой, состоящей из травы, корней и земли. Альбатросы откладывают по одному яйцу и очень редко по два. Птенцы выводятся в январе и, прежде чем отправиться в море и стать самостоятельными, выкармливаются в гнезде родителями в течение почти семи месяцев. До четырёх месяцев птенцы представляют собой покрытые мягким пухом красивые белые комочки, но когда на сцене появились мы, их оперение было почти полным. Как правило, один из родителей всегда находился на страже рядом с гнездом. Нам очень не нравились атаки этих взрослых птиц, но голод был сильнее. На вкус птенцы были настолько хороши и помогали восстановиться до такой степени, что каждый раз, когда мы убивали одного из них, то ощущали глубокое чувство раскаяния.

15 мая стало великим днём. Мы позавтракали в 7.30 утра. Затем загрузили лодку и оттащили её вниз. Ночью прошёл сильный дождь и теперь дул порывистый северо-западный ветер вместе с туманной изморосью. Джеймс Кэрд направился в море с суровым видом, словно собирался на очередную битву. Мы прошли сквозь узкое жерло бухты и, поплыв мимо водорослей по обе стороны её уродливых скал, повернули к востоку, после чего весело поплыли вверх по заливу в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь туман и в сверкающих в их свете отбрасываемых брызгах воды. В то ясное утро мы с нескрываемым любопытством взирали вокруг и испытывали чувство счастья. Мы даже напевали песню, и случайный наблюдатель, наподобие Робинзона Крузо, мог вполне принять нас за отправившуюся на пикник компанию, плывущую по норвежскому фьорду или по одному из прекрасных заливов западного побережья Новой Зеландии. Дул свежий ветер и, по мере продвижения, воды залива всё сильнее бились о побережье. Прибой был достаточно сильным, чтобы подвергнуть опасности лодку, если попытаться причалить на пляже, где лежал труп морского слона, поэтому мы решили идти к верховью залива без излишнего риска, мы наверняка могли рассчитывать найти морских слонов на верхних пляжах. Столь большие создания имеют привычку выбирать спокойные лежбища, защищённые от волн. Мы надеялись также найти пингвинов. Наши ожидания насчёт морских слонов оказались далеко небезосновательными. Ещё по мере приближения к изголовью залива мы услышали бычий рёв и вскоре увидели большие громоздкие фигуры животных, лежавших на пологом берегу. Мы обогнули заметный выступ на северной стороне залива (ныне Шеклтон Блаф, блаф (англ) – скальное образование в форме трапеции, далее по тексту встречается часто) и в 12.30 направили лодку к берегу на пологий пляж из песка и гальки с кочковатой травой выше ватерлинии. На нём лежали сотни морских слонов, и наша тревога относительно пищи исчезла. Мяса и жира было достаточно, чтобы обеспечить нашу партию на годы вперёд. Место высадки находилось приблизительно в полутора милях к западу от северо-восточной оконечности залива. К востоку от нас лежал язык ледника, заканчивающийся на пляже, но проходимый в направлении изголовья бухты, кроме как, разве что, во время сильного прибоя или высокой воды. Начался холодный моросящий дождь, и мы максимально быстро, насколько это было возможно, сделали себе жильё. Мы выволокли Джеймс Кэрд выше ватерлинии и перевернули его с подветренной (восточной) стороны выступа. Место было отделено от горного склона пологой сыпухой, поднимавшейся на двадцать или тридцать футов выше уровня моря. Вскоре мы превратили лодку в очень комфортабельную лачугу а-ля Пегготи, задерновав её по кругу травой, которую выкопали ножами. Один из бортов Джеймс Кэрд лежал на камнях, чтобы обеспечить низкий вход и, когда мы закончили, он выглядел так, как будто вырос в этом месте. Маккарти участвовал в этой работе с большим энтузиазмом. Морской слон обеспечил нас топливом и мясом, и вечер отдыха в лагере Пегготи был проведён в сытости и довольстве.

Наш лагерь, как я уже говорил, находился на северной стороне залива Кинг Хаакон Бэй недалеко от его изголовья. Путь к китобойной станции лежал мимо вдающегося в море конца ледника на восточной стороне лагеря и далее поднимался по снежному склону, который, казалось, выводил к перевалу в Хребте Эллардайса, который протянулся с северо-запада на юго-восток и формировал главный хребет Южной Джорджии. Этот хребет выполаживался напротив залива заметным понижением в направлении с востока на запад. Ледовое плато, покрывающее большую часть острова, заполняло долины и скрывало профиль земли, который проявлялся лишь высокими скальными хребтами, пиками и нунатаками. Когда мы осматривали местность из лагеря Пегготи, то ещё левее от нас просматривались два сравнительно лёгких пути на противоположный берег острова, но мы знали, что в этом месте он был необитаем (Поссешн Бэй, Залив Владения). Нам нужно было обратить внимание далее на восток, но из лагеря было невозможно оценить все препятствия, которые встретятся нам на пути. Я планировал подняться на выполаживание, а затем действовать по обстановке в выборе маршрута на восток к Стрёмнесс Бэй, где в небольших бухточках расположились китобойные станции Лейт, Хусвик и Стрёмнесс. Горный хребет с отвесными склонами, неприступными вершинами и крупными ледниками, лежавший к югу от Кинг Хаакон Бэй, казалось, являлся продолжением главного хребта. Между этим его ответвлением и перевалом над нашим лагерем был протяжённый заснеженный склон, поднимавшийся до внутреннего ледникового плато и достигавший скалистого гребня, перпендикулярного нашему пути и преграждавшему дальнейший путь. Этот хребет, по всей видимости, был боковым отрогом главного хребта. Его очертания выдавали четыре скальные вершины с перевалами между ними, которые издалека смотрелись вполне проходимыми.

Во вторник 16 мая погода была плохой и мы почти весь день провели под лодкой. Наша маленькая хижина была тесной, но предоставляла полную защиту от непогоды, и мы довольствовались ей с большим комфортом. Обильная еда из мяса и печени морского слона лишь увеличивала наше удовлетворение. Макниш рассказал, что днём видел крыс, питающихся объедками пищи, но это интересное наблюдение не подтвердилось. Вряд ли было возможно встретить крыс в таком месте, хотя и существовала мизерная возможность, что они попали на землю после кораблекрушения, и им удалось выжить в столь суровых условиях.

Следующим утром (в среду 17 мая) дул свежий запад-юго-западный бриз, с мокрым снегом, дождём и туманной пеленой. Я взял с собой на разведку Уорсли прогуляться к западу (ск. всего опечатка, востоку) с целью осмотреть местность, которую нужно было пересечь в начале путешествия. Мы обогнули конец впадавшего в море ледника и прошли ещё около мили по камням и покрытому снегом курумнику, после чего пересекли несколько крупных осыпей и морён. Мы выяснили, что вплоть до северо-восточного угла бухты было бы неплохо идти с санями, но не смогли получить большей информации относительно дальнейших условий из-за скрывших видимость снежных зарядов. Мы прождали с четверть часа просветления погоды, но были вынуждены повернуть обратно. Я убедился, однако, что мы сможем достичь снежного склона, ведущего к ледниковому плато внутренней части острова. Уорсли вычислил по карте, что расстояние от нашего лагеря до Хусвика на восточном азимуте было около семнадцати географических миль, но мы не рассчитывали, что сможем проследовать по прямой линии. Плотник начал делать сани для путешествия. Материалы, имеющиеся в его распоряжении, были ограничены в количестве и едва ли подходили по качеству.

18 мая, в четверг, мы привели в порядок наши вещи и оттащили сани к нижнему краю выступающего ледника. Сани оказались тяжёлыми и неудобными. Мы вынуждены были поднимать их на незаснеженных участках скал вдоль берега, и я понял, что будет слишком тяжело управляться с ними посреди снежных равнин, ледников и пиков острова. Со мной шли Уорсли и Крин и, посовещавшись, мы решили оставить спальные мешки и идти налегке. Мы брали с собой лишь трёхдневный запас еды на каждого и сухари. Еду упаковали в три мешка, так что каждый член команды тащил своё собственное питание. Кроме этого мы брали примус, заполненный топливом, небольшую плиту, плотницкое тесло (для использования в качестве ледоруба) и альпийскую верёвку, общей длиной пятьдесят футов вместе с узлами. Мы могли бы ей подстраховать себя на крутых склонах или при пересечении трещин на ледниках. Заполненный примус обеспечивал шесть готовок, которые заключались в подогреве сухих пайков. С собой мы также брали два коробка спичек, один целый, другой частично использованный. Мы оставляли в лагере полный коробок, взяв второй, в котором было сорок восемь спичек. Я очень сожалел о своих тяжёлых барбериевских треках, оставленных на льдине, и теперь довольствовался сравнительно лёгкими, к тому же в плохом состоянии. Плотник помог мне вкрутить несколько шурупов в подошву каждого ботинка для улучшения сцепления на льду. Шурупы были от Джеймс Кэрд.