Текст книги "Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов (ЛП)"
Автор книги: Эрнест Генри Шеклтон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 28 страниц)
Это был первый тюлень, которого мы добыли с 19 марта, его мясо и жир стали отличной прибавкой к нашим припасам.
3 мая к западу от корабля в протоке появились три императорских пингвина. Их макушки выглядывали из воды, пока двое человек занимали исходные позиции у края проталины. Другие имитировали их звуки и медленно ходили наподобие пингвинов невдалеке от протоки. Птицы одна за другой, совершив по замечательному 3-х футовому прыжку, выскочили из воды на молодой лёд. Затем они заскользили к берегу и последовали за людьми прочь от протоки. Их путь к отступлению был отрезан.
«Мы приблизились к ним, громко разговаривая и придавая голосу угрожающие нотки. Несмотря на это, все три птицы повернулись к нам и церемонно поклонились. Затем, после более близкого осмотра, они решили, что наше дальнейшее знакомство нецелесообразно, и двинули прочь. Мы преградили им путь и оттеснили ближе к кораблю, где бешеный лай собак так напугал их, что они предприняли решительную попытку прорваться сквозь наши ряды. Мы поймали их. Одна из птиц с философским выражением шла спокойно, пошевеливая ластами. Другие проявили своё нежелание, но и их упекли на ночь в иглу…. В полдень мы увидели пять императорских пингвинов в протоке на западе и одного поймали. Керр и Читам даже устроили небольшое сражение с двумя крупными птицами. Керр бросился на одного пингвина и схватил его, но быстро был сбит с ног его разгневанным товарищем, который прыгнул ему на грудь. Читам пришёл Керру на помощь, и они скрутили первого, связали клюв и потащили его, попискивающего в знак протеста, на судно, словно двое полицейских ведущих под руки подвыпившего старика. Он весил 85 фунтов, или на 5 фунтов меньше, чем самый крупный из пойманных ранее императорских пингвинов. Керр и Читам настаивают на том, что он малыш, по сравнению с его большим приятелем, которому удалось улизнуть».
В желудке пингвина оказалась только что выловленная рыба с 10 дюймов длиной. Такая рыба водится только в прибрежных водах. Ещё два пингвина были пойманы на следующий день. Пока Вордье тащил одного из них к кораблю, Уайлд отправился за вторым вместе со своей упряжкой. Собаки, в какой-то момент потерявшие контроль, устроили просто бешеную гонку за птицей и практически её догнали, когда их упряжь зацепилась за ледяной пилон, который они пытались обойти сразу с двух сторон. В результате образовался галдящий клубок из собак, запутанных строп, мужчины и опрокинутых саней, за которым беспечно и равнодушно наблюдал находившийся в трёх ярдах от него пингвин. Он никогда не видел ничего подобного раньше и понятия не имел, что весь этот сыр-бор как-то с ним связан. Несколько трещин открылись в окрестностях корабля, и императорские пингвины, жирные, с лоснящимся оперением, появлялись в значительных количествах. 6 мая мы заполучили ещё девять, и они существенно пополнили наши запасы свежих продуктов.
Солнце, которое «последний раз появилось» семью днями ранее, удивило нас, поднявшись над горизонтом на более чем половину диска 8 мая. Свечение на северном горизонте превратилось в солнце в 11 часов утра. Четверть часа спустя неожиданный гость снова исчез, чтобы появится в 11.40 утра, зайти в 1.00, подняться в 1.10 и медленно зайти в 1.20. Этот странный феномен был вызван рефракцией, которая составила 2 градуса и 37 секунд в 1.20 пополудни. Температура была -15 градусов Фаренгейта (-25 °C) и мы рассчитали, что рефракция была на 2 градуса выше нормы. Иными словами, солнце было видно на 120 миль южнее, чем следовало из таблицы рефракций. Штурман был естественно обижен. Он проинформировал всех 1 мая, что они не увидят больше солнца в течение следующих семидесяти дней, и теперь ему приходилось терпеть насмешки друзей, которые делали вид, будто верят, что его вычисления были неточны на несколько градусов.
«Эндьюранс» продолжал дрейфовать к северо-северо-востоку под влиянием постоянных западных и юго-западных ветров. Нос судна, в то же время, постепенно смещался влево, указывая, что льдину, которой корабль удерживался, разворачивало. В ночь на 14-е произошла заметная подвижка льда, и в полдень 15-го в дневном свете мы увидели протяжённый канал, протянувшийся с северо-западного горизонта по направлению к кораблю, затем забирающий к западу в обход корабля, и после простирающийся на юго-юго-восток. Протока за кормой соединилась с новой по обе стороны «Эндьюранс», отделив «нашу» льдину от основного тела пака. Вьюга с юго-востока началась 16-го. В час пополудни буран стих на пять минут, а затем ветер переменился на противоположный и барометр внезапно пополз вверх. Центр циклона был прямо над нами, а гирокомпас зарегистрировал необыкновенно быстрое колебание льда. Я не видел ничего сквозь снег и туман, и подумал, что это возможно, магнитная буря или зона местного магнитного возмущения заставила колебаться компас, а не лёд. Наша льдина была теперь с 2 1/2 мили длиной с севера на юг и 3 мили шириной с востока на запад.
В мае месяце произошли несколько значимых событий. Хёрли, наш умелец, запустил небольшую электрическую установку (видимо динамо-машину) и разместил лампы для периодического использования в обсерватории, метеостанции и других разных местах. Мы не могли позволить себе использовать электрические лампы постоянно. Хёрли также оборудовал два мощных светильника на мачтах, освещавших корабль от борта до борта. Эти лампы прекрасно освещали «доглу» («dogloo», аналогия с «igloo» – собачьи иглу) тёмными зимними днями и приобретали неоценимое значение на случай разрушения льдины во тьме полярной ночи. Представьте только себе, что значит держать пятьдесят собак за бортом без света в то время как льдину под тобой ломает и крушит. 24 мая Импайр Дей (День Империи, брит. нац. праздник в честь дня рождения Королевы Виктории, праздновался до 1958 г., сейчас День Содружества) был отпразднован пением патриотических песен в «Ритце», где все объединились в пожелании скорейшей победы британского оружия. Мы не могли знать, что война продолжается, но надеялись, что немцы уже изгнаны из Франции и что русские армии закрепили успехи союзников. Война вообще была постоянным предметом дискуссий на борту «Эндьюранс» и многие кампании разыгрывались на карте в течение долгих месяцев дрейфа. Луна в последних числах мая неторопливо проходила через наше звёздное небо по огромной высокой дуге (особ. высоких широт). Погода в целом была хорошей, с постоянными минусовыми температурами. Запись в судовом журнале от 27 мая:
«Кристально ясная погода и яркий лунный свет. Лунные лучи столь сильны, что делают полночь такой же светлой, как обычный хмурый полдень в умеренном климате. Невероятной чистотой атмосферы, вероятно, объясняются наши восемь часов сумерек, с красивым мягким золотистым свечением на севере. На реях небольшой слой инея и наледи. Температура -20°F (-29 °C). Видны несколько клочьев перистых облаков и в одном или двух направлениях скопления морозного тумана, хотя трещины и каналы возле корабля выглядят замёрзшими.»
Крин начал постепенно выводить щенков на пробежки, было очень забавным наблюдать за их неуклюжими телодвижениями, сосредоточенными на том, чтобы не отстать от саней, на которые они иногда бросали вопрошающие взгляды в надежде быть взятыми на них. Помимо папы Крина, щенков взял под опеку Амундсен. Измывались они над ним нещадно. Стало привычным зрелищем видеть его, самую большую собаку стаи, сидящим снаружи на холодном воздухе, по-отечески уступая место пухлому щенку, занимающему вход в его «доглу». Этим самозванцем был, как правило, щенок Нельсон, чьи передние лапы и морда выглядывали из ледяной конуры, и уж совершенно точно можно было быть уверенным в том, что за ним, удобно свернувшись калачиком, расположились Нелли, Роджер и Тоби. В хуш-тайм (здесь – время кормёжки собак, сам термин hoose использовался только в ранних антарктических экспедициях для обозначения блюда, приготовленного из мяса или пеммикана, сейчас не используется, по тексту встречается часто) Крину приходилось сторожить еду Амундсена, так как в противном случае щенки могли смолотить его порцию, пока тот держался в стороне, предоставляя им время поесть. Иногда, конечно, щенят посещали приступы совести, и они тащили к конуре Амундсена то тюленью голову, то половину пингвина, то большой кусок замороженного мяса или ворвани. Было очень интересно наблюдать, как здоровенная собака играет с ними, злобно хватает их за шкирки, хотя на самом деле довольно мягко, учит их, как вести себя в мире и секретам собачьей жизни.
Дрейф «Эндьюранс» в объятиях льда продолжался в течение июня без особо заметных событий. Сжатие иногда ощущалось, но в непосредственной близости от корабля лёд оставался непоколебим. Света практически не было, за исключением периода, когда дружественная луна находилась над горизонтом. О солнце нам напоминали лишь слабые сумерки около полудня, которые хоть как то помогали нам в важной работе по тренировке собак. В те дни уход за собачьими упряжками был нашей самой ответственной и тяжёлой работой. Движение льда не зависело от нас, не было абсолютно ничего для борьбы возможными проблемами в будущем, хотя и трудно было избежать понятного беспокойства на этот счёт. Поэтому тренировка и обучение собак казались совершенно необходимыми, независимо от состояния наших припасов, и упряжки выводились их каюрами всякий раз, когда позволяла погода. Как и следовало ожидать, началось соперничество. 15-го числа были устроены большие гонки – «Антарктик Дерби». Это стало знатным событием. Ставки были велики, каждому на борту предстояло выиграть или проиграть по итогам соревнования. Ставили деньги, но были и те, кто ставил пайки шоколада и сигарет. Трасса состязаний пролегала от «Хайберского перевала» на восточной оконечности старого замёрзшего канала впереди корабля до утлегаря, расстояние около 700 ярдов. Пять упряжек вышли на старт в тусклых полуденных сумерках при нулевой температуре и слабо мерцающей на юге авроре. Старт должен был быть дан сигнальной ракетой с метеостанции. Я был назначен «стрелком», Уорсли судьёй, а Джеймс засекающим время. Боцман в соломенной шляпе, напяленной поверх его обычной антарктической одежды, стоял на ящике рядом с финишной чертой и помогал нескольким тёмным типам принимать ставки, которые отображались на доске, висевшей у него на шее – 6 к 4 на Уайлда, «эвены» на Крина, 2 к 1 против Хёрли, 6 к 1 против Маклина, и 8 к 1 против Маклроя. Полотна носовых платков развевались на импровизированном пьедестале, а щенки, которые прежде никогда не видели такого странного ажиотажа, сидели вокруг и выли от восторга. Зрители не могли из-за тусклого света наблюдать за гонкой, но они слышали крики каюров по мере приближения упряжек и приветствовали победу своих любимцев приветственным рёвом, звуки которого больше напоминали рёв тюленей или пингвинов из нашего района. Время Уайлда составило 2 минуты 16 секунд, или скорость 10 1/2 миль в час.
22-го (июня) мы отпраздновали День Середины Зимы. В этот день сумерки продолжались около шести часов, в полдень хороший свет давала луна и аврора в клочьях красивых розовых облаков на горизонте. Звукозондирование показало 262 сажени глубины и грязь в заборе. Земли с топ-мачты было не видно, хотя наш обзор на запад расширился до полного. В этот праздничный день выполнялись только самые необходимые работы и после великолепного ужина, приготовленного коком, все собрались в отеле «Ритц», где весь вечер говорили речи, пели и поднимали тосты. В полночь мы спели «Боже, храни Короля» и пожелали друг другу удачи в дальнейших свершениях. В это время «Эндьюранс» необычайно быстро дрейфовал к северу под влиянием свежего южного и юго-западного ветров. За пять дней нас отнесло на 39 миль к северу, и это при том, что ветер лишь единожды достиг силы шторма, и то не более, чем на час. Отсутствие сильных ветров в сравнении с почти непрестанными зимними бурями в море Росса было той отличительной чертой моря Уэдделла, которую я отмечал в течение зимних месяцев.
Ещё одна гонка состоялась через несколько дней после «Дерби». Две команды, управляемые Хёрли и Уайлдом, сошлись в гонке с Хайберского перевала. Команда Уайлда, тянувшая 910 фунтов веса, или по 130 фунтов на собаку, покрыла 700 ярдов за 2 минуты 9 секунд, или со скоростью 11,1 миля в час. Команда Хёрли с таким же грузом прошла за 2 минуты 16 секунд. Но в итоге победа была присуждена Хёрли, т. к. сани Уайлда оказались неудачно развесованы. Я оказался частью груза его саней, и в результате заноса в пятидесяти ярдах от финиша оказался в снегу. Надо отдать должное собакам, этот конфуз, вызвавший дисквалификацию, не дал какого-либо преимущества во времени.
Приближение возвращения солнца обозначилось прекрасным свечением на горизонте в первые дни июля. 10-го сумерки продолжались девять часов, из которых семь небо над северным горизонтом было окрашено в золотые тона. Во всех направлениях в пределах 300 ярдов от корабля появились многочисленные разломы и каналы. Тонкие дрожащие чёрные линии, вероятно далёкие каналы, отражались в небе на северном горизонте. Время от времени до нашего слуха доносились звуки умеренного сжатия, но пока они не угрожали кораблю. В полночь на 11-е июля в канале впереди «Эндьюранс» пробежала трещина, и к 2 часам ночи она была более 200 ярдов шириной, местами с участками открытой воды на юго-западе. Звуки сжатия доносились со стороны этого канала, который вскоре сомкнулся до ширины около 30 ярдов, а затем замёрз. Температура в это время была -23 градуса (-3 °C).
Наиболее ощутимая буря началась в море Уэдделла вечером 13-го, и к завтраку на следующее утро собачьи конуры с наветренной стороны, южной стороны корабля, были погребены под 5 футовым слоем снега. Я отдал приказ, чтобы никто не заходил за них. Корабль был невидим уже на расстоянии пятидесяти ярдов, а сохранить чувство направления на бушующем ветру среди удушающей снежной пыли было невозможно. О том, чтобы идти против ветра, вообще не могло быть и речи. Лицо и глаза залепляло снегом в течение пары минут, а платой за настойчивость грозили стать серьёзные обморожения. Собаки оставались в своих укрытиях большую часть времени, периодически лапами разгребая снег, чтобы держать открытыми дыры для дыхания. К вечеру ветер достиг силы 60 или 70 миль в час (~130 км/ч) и корабль содрогался под его натиском. Нам было достаточно комфортно в наших помещениях на борту, где мы оставались до утра 14-го, когда все с лопатами в руках вышли на расчистку снега с палубы и у собачьих конур. Ветер по-прежнему оставался колючим и переменчивым, с температурой что-то около -30 градусов (-35 °C), и нам приходилось принимать меры против обморожений. По меньшей мере, 100 тонн снега было сложено напротив бака и вдоль бортов судна, чтобы он своим весом давил на льдину. Ночью с севера на юг вскрылся протяжённый канал, который замёрзнув, увеличил на 300 ярдов расстояние от корабля до «Хайберского перевала». Работы по расчистке снега завершились к обеду. Буря утихала, на северном горизонте показалась красным полумесяцем трёхдневная луна. Во время бури температура колебалась в пределах от -21 до -33,5 градусов (-29…-35 °C). Обычно во время бури температура повышается, и отсутствие Фён эффекта свидетельствовало о том, что высокой земли не было как минимум на 200 миль к югу и юго-западу (Фён – эффект нагревания воздуха при движении вниз с высокогорий). Погода не прояснялась до 16-го. Но когда прояснилась, мы увидели, что окружающий нас пак полностью изменился. Льдина, удерживающая «Эндьюранс», по-прежнему оставалась неподвижна, но трещины и огромные массы льда, вздыбившиеся под давлением, были видны во всех направлениях. Участки открытой воды виднелись на северном горизонте отражением в небе.
Сжатие льда, на которое указывал далёкий грохот и появляющиеся грозные хребты, всё больше становилось причиной тревоги. Области возмущения постепенно приближались к кораблю. В течение всего 21 июля мы наблюдали на юго-западе и западе разломы и крушение беснующихся льдин и видели трещины, открывающиеся, расползающиеся и смыкающиеся вновь.
«Лёд вздымается до высоты 10 или 15 футов в местах, где противоположные льдины двигаются друг к другу со скоростью примерно 200 ярдов в час. Его звук напоминает рёв далёкого тяжёлого прибоя. Стоя на колеблющемся льду можно ощутить тревожное дыхание и дрожь этого могучего монстра.»
Чуть позже полудня 22-го 2-х футовая трещина, пробежавшая с юго-запада на северо-восток на расстояние около двух миль, подобралась на 35 ярдов с кормы левого борта. Все сани подняли на борт и поставили специального наблюдателя, на случай, если срочно понадобится снять собак с льдины. Эта трещина была результатом сильного давления в 300 ярдах по левому борту судна, где огромные глыбы льда были свалены в беспорядочном угрожающем беспорядке. Давление в этом месте было огромным. Глыбы льда весом во многие тонны были подняты на 15 футов над уровнем льда. Я распределил ночные дежурства с Уорсли и Уайлдом, но никто из нас не смог отдохнуть. Корабль сотрясался от тяжёлых ударов, и мы были начеку, чтобы вовремя увидеть, что никто из собак не провалился в трещину. В утреннем свете стало ясно, что наш «остров» значительно уменьшился за ночь. Долгие месяцы безмятежности закончились, начался период тревоги.
В течение следующего дня на палубе по правому борту были размещены санные рационы, топливо, спички и другие предметы первой необходимости, предназначенные на случай чрезвычайной ситуации. Лёд к югу бушевал и вечером несколько больших разломов появились с левого борта, а совсем рядом появилась 13 метровая трещина. Буря, казалось, привела лёд в сильное движение к северу, а юго-западный и запад-юго-западные ветра, которые преобладали два дня из трёх, сопутствовали дрейфу. Я надеялся, что это будет продолжаться, поскольку наши шансы выйти в разорванный пак ранней весной напрямую зависели от хорошего дрейфа на север. Промер глубины показал от 186 до 190 саженей и ледниковую грязь. Земли не было видно. Видимость улучшалась. 25-го были слышны и наблюдались признаки сильного давления льда, особо напиравшего с левого борта. С бака правого борта огромные глыбы льда 5 футовой толщины и весом во многие тонны были вытолкнуты на старую льдину, на высоту от 15 до 20 футов. Льдина, удерживающая «Эндьюранс», колебалась под давлением льда в течение дня, но вернулась к прежнему состоянию до полуночи.
«Лёд на много миль вокруг сильно разорван. Многочисленные трещины и короткие протоки на северо-востоке и юго-востоке. Гребни высятся во всех направлениях, открытая вода отражается в небе на юго-востоке. Это конечно очень хорошо, но мы не можем ничего сделать до тех пор, пока лёд не отпустит наш корабль. Если лёд продолжит слабеть, мы сможем вырваться в ближайшие несколько недель и возобновить начатое. В то же время давление не ослабевает и предсказать его результаты трудно. Сегодня перед полуднем (26 июля), спустя семьдесят девять дней после своего последнего заката, за счёт рефракции на одну минуту появился краешек солнца. Несколькими минутами ранее небольшой кусочек солнца поднялся над чёрной полосой горизонта. Все невероятно обрадовались этому признаку окончания зимней тьмы… Кларк считает, что с возвращением дневного света снова появятся диатомовые водоросли. Его сети и лини бледно-жёлтого цвета, такого же, как и многие вновь образованные участки льда. Диатомовые водоросли не могут размножаться без света, и лёд, образовавшийся с февраля, выделяется в нагромождениях хребтов своим ярко-голубым цветом. Старый лёд землянистого тёмно-коричневого цвета, желтоватого или красновато-коричневого».
Наша льдина внезапно начала разрушаться в воскресенье 1 августа, спустя год после того, как «Эндьюранс» покинул Саус-Вест Индские Доки для путешествия к Дальнему Югу. Мы находились на 72°26’ ЮШ и 48°10’ ЗД. Утром начался сильный снегопад с умеренной юго-западной бурей и в 8 часов утра, после нескольких подвижек льда, льдина раскололась в 40 ярдах с бака правого борта. Через два часа льдина начала разрушаться повсеместно, давлением корабль накренило на 10 градусов на правый борт. Собаки и сани были немедленно подняты на борт, трап убран. Животные вели себя хорошо. Они живо поднялись на борт, словно осознавая грозящую опасность, и были размещены в своих конурах на палубе без единого гавка. Давление быстро разломало льдину, вздыбив её близко с кораблём и загнав массы льда под киль. Теперь «Эндьюранс» накренило на левый борт под ветер, и в течение некоторого времени он был вынужден с бака, кормы и борта выдерживать натиск трущихся льдин. Он подвергся одному или двум сильным сдавливаниям, но вынес их без малейшего скрипа. Со стороны это смотрелось так, словно корабль стал игрушкой в руках сменяющих друг друга льдин, и я испытал огромное облегчение, когда он замер вместе с большим куском нашего старого «дока» под трюмом правого борта. Я держал шлюпки в готовности к спуску, приготовил дополнительные запасы и установил сдвоенное дежурство. Экипаж был предупреждён оставаться на местах, спать можно, но держать тёплые вещи при себе. Вокруг нас посреди нагромождений ледяных хребтов лежали руины «Собачьего города». Некоторые из маленьких домов были погребены под глыбами льда, другие исчезли после размыкания и смыкания трещин. Это было печальное зрелище, но моё основное беспокойство сейчас вызывало состояние руля, подвергшегося атаке неудержимого льда. Мы с помощью опоры извлекли большую глыбу, застрявшую между рулём и ахтерштевнем, и я увидел, что повреждение было нанесено, но провести его более детальный анализ в тот день не представлялось возможным.
После того, как корабль занял своё новое положение, давление льда усилилось. Некоторые из нагелей (деревянных гвоздей) выперло, бимсы (поперечные балки перекрытий) слегка выгнулись под колоссальной нагрузкой. Но «Эндьюранс» был построен в расчёте на атаки льда, и его честно выпирало вверх, пока под ним распирало льдины. Давление льда вокруг нас внушало благоговейный ужас. Могучие ледяные глыбы, зажатые встречными льдинами, медленно вздымались, пока не выстреливали, словно вишнёвые косточки, зажатые между большим и указательным пальцами. Давление миллионов тонн движущегося льда было сокрушительным, а столкновение между собой неизбежным. Если судно однажды окажется в его власти, его судьба будет решена.
Штормовой ветер с юго-запада дул всю ночь, и лишь к полудню 2-го уменьшился до крутого бриза. Давление льда почти прекратилось. По-видимому, ветер вызвал движение южного пака на нас, став причиной его скопления в нашем районе, а когда весь пак пришёл в движение давление снизилось. Буря отнесла нас немного к северу, но это делало «Эндьюранс» более уязвимым. Руль тяжело двигался вправо, его полотно частично оторвало от головы руля. Большие массы льда всё ещё давили на корму, и было невозможно пока определить степень повреждений. Хотя я чувствовал, что в любом случае нереально провести хоть какой-то ремонт в движущемся паке. Корабль всю ночь оставался на месте и единственным признаком продолжающегося давления был лишь редкий утробный рокот. Собак мы пока разместили внутри корабля.
3 августа погода была пасмурной и туманной. У нас было девять часов сумерек и довольно светло в полдень. Земли с топ-мачты не наблюдалось в радиусе десяти миль. Пак повсюду, насколько было видно невооружённым глазом, пребывал в хаотическом состоянии, много вздыбленных и уплотнённых льдин, ледовых хребтов. В 9 вечера высота Канопуса (Canopus) показала примерную широту 71°55’17’’. Дрейф к северу, таким образом, составил 37 миль за три дня. Четыре несчастных собаки были застрелены. Они сильно страдали от глистов, и мы не могли позволить себе держать больных собак в теперешних условиях. 4-го солнце на час показалось сквозь облака на северном горизонте. Открытая вода не просматривалась отражением в небе в любом направлении. Мы увидели с топ-мачты где-то в 20-ти с лишним милях на запад-юго-западе очертания толи барьера, толи земли, толи очень длинного айсберга, но горизонт заволокло тучами, прежде чем мы смогли определить, что же это всё-таки было. Мы дважды пытались сделать звукозондирование, но оба раза неудачно. Машиной Кельвина не получилось достичь дна при длине линя в 370 саженей. После долгих трудов мы проделали возле кормы отверстие во льду, достаточно большое для 32-дюймового грузила машины Лукаса, но и этого оказалось недостаточно. Машина остановилась на 452 саженях, заставив нас усомниться в том, что дно достигнуто. Затем на подъёме мы потеряли грузило, тонкая проволока прорезала лёд и оборвалась. Плотник и вся команда в этот день занимались изготовлением и размещением на верхней палубе собачьих конур и к ночи все собаки были с комфортом размещены, готовые к любой непогоде.
Оставшиеся дни августа прошли сравнительно однообразно. Лёд вокруг корабля стал снова стабилен, в нашем районе наблюдались лишь небольшие подвижки. Начались активные занятия с собаками, включая щенков. Продолжался устойчивый дрейф на северо-запад. Нам не везло с промером глубин, то вмешивалась погода, то подводило оборудование, но большой рост глубины говорил о том, что мы прошли край ложа моря Уэдделла. Звукозондирование 10 августа показало около 1700 саженей, что хорошо согласовывалось с 1924 саженями Фильхнера в 130 милях к востоку от нас. В полдень 8-го мы находились на 71°23’ ЮШ и 49°13’ ЗД. По-прежнему преобладали отрицательные температуры, но продолжительность светлого времени стремительно росла. Мы поймали несколько императорских пингвинов, которые держали путь на юго-запад. Десять пингвинов, пойманных 19-го, находились в ужасном состоянии, в их желудках не было ничего, кроме камней и пары носов каракатиц. Зондирование 17-го показало 1676 саженей в 10 милях западнее от предполагаемого нахождения Земли Морелла. Её не было видно с топ-мачты, и я решил, что Земля Морелла должна быть добавлена в длинный список антарктических островов и континентальных побережий, которые при близком изучении оказывались лишь айсбергами. В ясные дни с топ-мачты было видно значительно лучше и привычный ландшафт пакового льда разнообразили знакомые айсберги. Около сотни их можно было увидеть в хороший день, и они, как оказалось, были теми же самыми, с которыми мы начинали дрейф семь месяцев назад. Учёные хотели осмотреть некоторые из них вблизи, но санная прогулка к знакомым местам оказалась сложна и даже опасна. 20 августа, к примеру, Уорсли, Хёрли, и Гринстрит отправились к Бастиону и вышли на протоку из молодого льда, который заходил ходуном у них под ногами. Их спас только быстрый разворот назад.
20-го же августа наблюдался замечательный мираж типа Фата Моргана. День был ясным и светлым, с голубым небом в небольшой морозной дымке.
«Далёкие льды порождают в небесах отвесные утёсы шельфовых ледников, которые отражаются в голубых озёрах и протоках воды у их основания. Огромные белые и золотистые города Востока появляются очертаниями близрасположенных шпилей, образованными далёкими, ранее невиданными айсбергами. Над ними парят колышущиеся фиолетовые и кремовые слои отражения ещё более далёких айсбергов и льдов. Они то поднимаются, то опускаются, дрожат, рассеиваются и появляются вновь, превращаясь в бесконечно меняющееся действо. К югу льды и айсберги, урвавшие лучи солнца, окрашены золотом, к северу – пурпуром. Последние принимают самые причудливые формы: сначала замка, затем воздушного шара, только что воспарившего над горизонтом, который быстро превращается в огромный гриб, мечеть или собор. Характерной особенностью является вертикальное удлинение объекта, небольшая ледовая гряда выглядит как часть окружающей замок стены или вертикальная скала. Мираж вызван преломлением света и усиливается потоками сравнительно тёплого воздуха, поднимающегося из трещин и каналов, которые вскрылись в восьми – двадцати милях к северу и югу.»
В этот день мы обратили внимание, что наше положение относительно Бастиона значительно изменилось. Оказалось, что вскрылся большой канал, вызвавший подвижки пака. Такие подвижки могут предвещать возобновление внутреннего сжатия льда. Спустя пару часов собачья упряжка, возвращавшаяся с тренировки, пересекла узкую трещину, которая появилась впереди корабля. Эта трещина быстро разрослась вширь до 60 футов и грозила нам неприятностями, если бы собаки остались по другую её сторону. Она захлопнулась 25-го давлением окружающих льдов.
24 августа мы были в двух милях севернее широты Дальнего Юга Морелла и в 10 градусах долготы, или более чем в 200 милях западнее его позиции. С топ-мачты на нашем 52 градусе западной долготы земля была не видна в пределах двадцати миль, тем более земля высотой более 500 футов. Зондирование 25 августа показало 1900 саженей, что являлось ещё одним свидетельством отсутствия Новой Южной Гренландии. В последние дни месяца рядом с кораблём начались подвижки льда. Среди ночи 26 августа все вскочили, звуки давления сопровождались звуками ломающегося льда у борта судна, но особых проблем это не доставило. Поздно ночью 31-го начались подвижки спереди судна и вдоль левого борта. Скрип и стон дерева, сопровождаемый громким треском с носа и кормы, наглядно демонстрировали силу сжатия. Давление продолжалось в течение следующего дня, бимсы и доски палубы иногда с треском изгибало. Массивные льдины тёрло друг о друга под воздействием ветра и течения и наш корабль, казалось, находился сейчас в неподходящем месте рядом с эпицентром возмущения, но он стойко сопротивлялся, никаких признаков протечек воды в трюмах не наблюдалось, хотя она не откачивалась в течение последних шести месяцев. Паковый лёд тянулся до самого горизонта во всех направлениях. Я определил, что мы находились в 250 милях от ближайшей известной земли на западе и более чем в 500 милях от залива Вильгельмина, ближайшего форпоста цивилизации. Я надеялся, что нам не придётся идти пешком через движущиеся ледовые поля. Мы знали, что «Эндьюранс» крепок и хорош, но ни один корабль, построенный человеком и зажатый суровыми тисками льда, не сможет взлететь над поверхностью сокрушаемого льда. Это были полные тревоги дни. Рано утром 2 сентября корабль толкнуло вверх и с треском и стоном качнуло, часть людей из кают выскочили на палубу. Чуть позже, когда лёд ослабил свой натиск на левый борт напротив грот-мачты, давление немного ослабло. На «Эндьюранс» всё ещё давило с кормы и руля, большие массы льда прижало к носовой части левого борта, вздыбив их на три фута в высоту. Я подумал, что такой лёд способен пронзить судно, словно нож масло.
