Текст книги "Зловещее светило"

Автор книги: Эрл Стенли Гарднер

Соавторы: Дэшилл Хэммет,Джеймс М. Кейн,Мария Жукова,Лесли Чартерис,Фрэнк Грубер,Ростислав Грищенков,Юрий Балаян,Игорь Егоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Еще в эллинге я обратил внимание, что вам известно мое имя, – задумчиво произнес Святой.

– Да. Его произнес сержант.

Саймон посмотрел в потолок:

– Эти полицейские – сообразительные ребята, не так ли? Но интересно, он-то откуда его узнал?

– Как я предполагаю, из вашего разрешения на ношение оружия.

Саймон кивнул:

– О да. Но он сказал вашему отцу, кто я такой, до того, как изучил мои документы. Не правда ли?

Девушка покраснела и ничего не могла вымолвить, но нашелся Форрест. Он резко встал с кресла.

– Какой смысл в этом хождении вокруг да около, Розмари? – нетерпеливо спросил он. – Почему бы тебе не сказать ему, что мы все знаем про письмо, которое ему написала Нора?

Открылась дверь, появился дворецкий с подносом, на котором стояли бутылки и стаканы, и сделал круг по комнате. Пока он не вышел, в помещении стояла напряженная тишина.

Хоппи Униац уставился на только что открытую бутылку виски, которую поставили перед ним, с восхищением и угрозой на лице, что свидетельствовало о работе его серого вещества. Униаца явно снова сводили спазмы или родовые муки. Он рожал мысль.

Саймон поднял стакан и оценивающе посмотрел на пузырящуюся прозрачную коричневую жидкость в нем.

– Хорошо, пусть будет по-вашему, – сказал он. – Итак, вы знали, что Нора Прескотт написала мне письмо. Вы отправились в «Колокол», желая посмотреть, что произойдет. Вероятно, вначале наблюдали за посетителями, глядя в окно, затем Нора удалилась, а вы вошли, чтобы следить за мной. Вы последовали за нами к эллингу…

– И нам следовало сказать полиции…

– Конечно, – спокойно и дружелюбно продолжил Святой. – Вам следовало сказать им про письмо. Я уверен, что вы могли бы его процитировать. Что-то насчет того, как ее вынуждают участвовать в какой-то крупной афере, а она хочет, чтобы я помог ей выкрутиться. Сержант Джессер пришел бы в большое возбуждение от этой информации. Естественно, он сразу же понял бы, что у меня, таким образом, появляется мотив для ее убийства, а у того, чье мошенничество она собиралась раскрыть, никакого мотива нет. С вашей стороны на самом деле было очень благородно снять с меня подозрения, и я это высоко ценю. А теперь, раз мы все такие друзья и собрались вместе без полиции, почему бы вам не избавить меня от лишней головной боли и не рассказать мне, что это за афера?

Девушка уставилась на него:

– Вы понимаете, что вы несете?

– Обычно я имею общее представление, – холодным и жестким тоном ответил Саймон. – Могу выразиться еще понятнее, если вам сложно разобраться в том, что я говорил ранее. Ваш отец – миллионер, как мне сказали. А когда затеваются гигантские аферы, я не ожидаю, что большой босс будет сидеть на чердаке и коптить рыбу над свечкой.

Теперь на него уставился Форрест:

– Послушайте, Темплар, мы уже достаточно от вас всего наслушались и натерпелись…

– А я уже достаточно наслушался всего от вас, – не двигаясь с места, перебил Святой. – Давайте заканчивать. Вначале мы все неправильно поняли друг друга, но теперь-то мы можем во всем разобраться. Я ничего не сумею для вас сделать, если вы не выложите карты на стол. Давайте сейчас все выясним и со всем разберемся. Кто из вас двоих прикончил Нору Прескотт?

Он даже не изменил тон голоса, но вопрос прозвучал резко, четко и обжигал, словно удар кнута. Розмари Чейз и молодой человек уставились на него ледяным взглядом, а Саймон ждал ответа, посматривая на них лениво и небрежно. Но ответа он не получил.

Звук поворачивающейся дверной ручки заставил всех обернуться почти с облегчением от того, что кто-то снял напряжение. В комнату вошел высокий, бледный мужчина, в строгом темном костюме с вышедшим из моды воротником-стойкой. Подбородок украшала короткая черная бородка, на носу сидело пенсне, в руке мужчина держал черную ленту. Зайдя в помещение, он робко остановился.

Розмари Чейз медленно выходила из транса.

– О-о, доктор Квинтус, – тихо произнесла она, явно выдавливая из себя слова. – Это мистер Темплар и… э-э-э…

– Хоппи Униац, – подсказал Саймон.

Доктор Квинтус поклонился, и взгляд его черных, глубоко посаженных глаз на мгновение остановился на лице Святого.

– Очень рад, – произнес он низким гудящим басом и повернулся назад к девушке: – Мисс Чейз, боюсь, что от полученного шока ваш отец немного расстроился. Ничего серьезного, заверяю вас, но думаю, что сейчас ему нежелательны дополнительные переживания. Однако он попросил меня предложить мистеру Темплару остаться на ужин. Может, позднее…

Саймон сделал еще один глоток пива и медленно перевел взгляд на девушку. Теперь в глубине его глаз появились ледяные искорки.

– Мы будем рады, – сказал он пренебрежительно. – Если мисс Чейз не возражает…

– Конечно, нет. – Ее голос только чуть-чуть утратил естественность. – Мы хотим, чтобы вы остались.

Святой вежливо улыбнулся, принимая предложение и игнорируя реакцию Форреста, которая явно говорила, что ему не нравится эта затея. Саймон бы в любом случае остался, независимо от чьих-либо возражений. Просто до него лишь сейчас дошло, что из всей подозрительной группы ему предстояло познакомиться еще с Марвином Чейзом.

VI

– Босс, мне сходить в туалет? – спросил Униац, решительно поднимаясь на ноги.

Саймон не мог притвориться, будто с ним не знаком, или сделать вид, будто временно оглох. Униац говорил таким громким голосом и так настойчиво требовал ответа, что Саймону было не отвертеться. Он сглотнул и с отчаянным усилием взял себя в руки.

– Я не знаю, Хоппи, – смело ответил он. – А как ты себя чувствуешь?

– Я чувствую себя прекрасно, босс. Просто подумал, что это может быть подходящее место.

– Может быть, – лихорадочно согласился Саймон.

– Это была прекрасная мысль, босс, – заявил Униац, хватая предназначенную для него бутылку.

Саймон крепко ухватился за спинку стула.

– О-о, не стоит благодарности, – слабым голосом произнес он. – Это не имеет ко мне никакого отношения.

Хоппи выглядел озадаченным.

– Определенно, вы мне это предложили, босс, – великодушно настаивал Хоппи. – Вы сказали, что в следующий раз мне следует забрать бутылку с собой и где-нибудь с ней запереться. Поэтому я и подумал, не взять ли мне ее в туалет, – это может быть подходящим местом, – выдал Униац резюме потока посетивших его мыслей.

– Сядь! – рявкнул Святой с яростью.

Униац опять опустился в кресло с выражением болезненного непонимания на лице, а Саймон повернулся к остальным.

– Простите нас, – веселым тоном извинился он. – Хоппи поспорил сам с самой насчет одного дела, а у него, можно сказать, всего одна извилина.

Форрест гневно и холодно посмотрел на него. У Розмари на губах появилась полуулыбка, но она быстро исчезла. Доктор Квинтус почти поклонился с открытым ртом. Надолго воцарилось молчание, во время которого Саймон буквально улавливал в воздухе треск размышлений Форреста и Розмари насчет его собственного здравомыслия. Все другие реакции, которые Саймон преднамеренно пытался вызвать у них, уже забылись. Отрицательно сказались две последовавшие одна за другой паузы. Да, чары рассеялись, и Святой снова вернулся к тому, с чего начинал. Он понимал это и, смирившись, перешел к светской беседе, во время которой еще мог представиться шанс.

– Я слышал, что ваш отец попал в ужасную автокатастрофу, мисс Чейз, – сказал он.

– Да.

Единственное односложное слово не давало ничего, кроме подтверждения факта. Однако девушка не сводила глаз с Саймона, и он безуспешно пытался понять, что же теперь выражает ее лицо.

– Надеюсь, он не очень сильно пострадал.

– Довольно сильно обгорел, – пробурчал врач. – Знаете ли, машина загорелась. Но, к счастью, жизни его ничто не угрожает. На самом деле он, вероятно, отделался бы несколькими синяками, если бы не предпринимал героических усилий по спасению секретаря, который оказался в ловушке, в обломках машины.

– Я что-то об этом читал, – соврал Святой. – Его ожоги оказались смертельными, не так ли? А как его звали?

– Бертран Тамблин.

– О да. Конечно.

Саймон достал сигарету из портсигара, закурил и посмотрел на девушку. Его мозг продолжал работать на пугающей скорости, но теперь он вел себя вполне спокойно. Он неторопливо вел беседу, как делает принимаемый в доме друг при обсуждении не слишком важного вопроса, тем не менее представляющего интерес для всех собравшихся.

– Я вспомнил сейчас… Вы сказали сержанту, мисс Чейз, что обратили внимание на перемену в поведении Норы Прескотт после гибели Тамблина.

Розмари молча смотрела на Саймона, ничего не отрицая и не подтверждая. Никакого ободрения от нее он тоже не получил, но продолжал говорить все таким же рассудительным тоном:

– Не замечали ли вы, что они были дружны до несчастного случая? Может, они испытывали какую-то особую привязанность друг к другу…

Саймон заметил, как Форрест и доктор Квинтус повернулись к девушке, словно у обоих возник неожиданно большой интерес к ее ответу. Но она не смотрела ни на одного из них.

– Я не могу быть в этом уверена, – заявила она так, словно очень тщательно подбирала слова. – Конечно, они постоянно пересекались во время работы. Мистер Тамблин являлся личным секретарем отца, почти его вторым я. А потом у нас появилась Нора. Она работала на мистера Тамблина почти столько же, сколько на отца. Иногда я думала, что она… очень нравится мистеру Тамблину, но не знаю, отвечала ли она взаимностью. Разумеется, я ее об этом не спрашивала.

– А у вас случайно нет фотографии Тамблина?

– Думаю, найдется любительский снимок…

Розмари встала, отправилась к инкрустированному письменному столу и принялась рыться в одном из ящиков. Это казалось фантастикой – она ведь подчинилась Святому, будто он ее загипнотизировал. Но Саймон знал, насколько ловко собрал нити и вплел их в новый узор. Если придется играть сцену в таком ключе, его это вполне устраивало. Задав музыку, он не мог получить отказа на такую простую и естественную просьбу. Однако он обратил внимание, что доктор Квинтус проследил за Розмари глубоко посаженными черными глазами, пока она пересекала комнату.

– Вот.

Девушка протянула Саймону самый обычный, отпечатанный в «Кодаке» снимок, на котором двое мужчин стояли на ступенях дома. Один из них был среднего роста и немного полноват, оставшиеся на голове волосы поседели. Второй оказался немного ниже и стройнее, с густыми гладкими черными волосами и в очках в металлической оправе.

Святой коснулся изображенного на снимке старшего мужчины.

– Ваш отец?

– Да.

Лицо мужчины было самым обычным. Он терпеливо улыбался и явно был себе на уме. Но Саймон знал, насколько обманчивыми бывают лица, в особенности на таких фотографиях.

Больше всего в эти минуты его беспокоила мысль о том, что мертвы два человека, занимавшие похожие и тесно связанные друг с другом должности. По роду деятельности они, вероятно, пользовались доверием Марвина Чейза и практически все знали о его делах. Этим двоим, вероятно, также было известно о самых сложных и запутанных деталях бизнеса Чейза гораздо больше, чем кому-либо другому в его окружении. Еще один вопрос звенел в сознании Святого, как сильно диссонирующий колокол: было ли убийство Норы Прескотт первым убийством, к которому привела неизвестная афера, или вторым?

На протяжении всего ужина в сознании Саймона проносились возможные варианты этой аферы. Внешне он вел легкую, ни к чему не обязывающую беседу. Однако из-за неприятных мыслей эта часть вечера приобрела мрачную и пугающую окраску.

Хоппи Униац был обижен, раздражен и отнесся к еде с равнодушием, то есть не просил больше двух порций каждого блюда. Время от времени он запивал съеденное из бутылки, которую держал при себе, потом ставил ее на стол и гневно смотрел на нее, словно она не сдержала данного ему обещания. Саймон с беспокойством наблюдал за Униацем, когда он опасно склонялся над свечами, освещавшими стол. Саймон думал, что одного дыхания Хоппи хватит, чтобы он весь вспыхнул и загорелся синим пламенем.

Форрест больше не возражал. Преимущественно он ел в угрюмом молчании, а когда произносил какие-то слова, то демонстративно поворачивался спиной к Саймону – насколько это позволяло ему место за столом. Он явно решил, что Саймон Темплар – хам и невежа, на которого не стоит тратить хорошие манеры. Розмари Чейз говорила очень мало, но, когда вообще что-то говорила, обращалась к Святому. Она постоянно наблюдала за ним.

Доктор Квинтус оказался единственным человеком, который помогал Святому нести груз поддержания разговора и обменивался с ним какими-то банальностями. Доктор врезался гудящим басом в начало любого разговора и не выдавал ничего, что стоило бы запомнить. Его глаза походили на базальтовые островки на дне сухих пещер. Их выражение никогда не менялось, но, тем не менее, они постоянно медленно двигались, и создавалось впечатление, будто они беспрерывно следят за всеми.

Саймон добродушно болтал о ничего не значащих пустяках. Один раз показав коготки, он теперь изображал полную безмятежность. Другой стороне предстояло принять вызов. Единственное, что они не могли сделать, так это проигнорировать его, и Саймон готов был ждать их ответного шага с неустанным терпением. За беззаботностью и праздностью скрывалась стрела, удерживаемая призрачными пальцами на натянутой тетиве.

Когда они выходили из столовой, Форрест извинился и отделился от группы. Квинтус дошел до гостиной, но садиться отказался. Он достал из кармана большие золотые часы и посмотрел на циферблат с нарочитой неторопливостью. Создавалось впечатление, что он все делает взвешенно и обдуманно.

– Наверное, мне лучше еще разок взглянуть на пациента, – сказал он. – К этому времени он мог уже успокоиться.

Дверь за ним закрылась.

Саймон прислонился к каминной полочке. Если не считать Униаца, который при сложившихся обстоятельствах выделялся и мешал не более чем предмет самой примитивной мебели, Саймон впервые оказался один на один с Розмари Чейз с самого начала всей этой истории. И он понимал, что она также осознает это.

Пока Саймон ждал, девушка отвернулась от него, достала сигарету и сама щелкнула зажигалкой с безличной неприветливостью и недоступностью. Судя по ее виду, она не желала общаться со Святым, но потом внезапно повернулась к нему, словно больше не могла сдерживаться.

– Ну? – выпалила она резко и с вызовом. – И что вы думаете?

Святой посмотрел ей прямо в глаза. Его голос, в противоположность ее, был ровным и доброжелательным.

– Я думаю, что вы или очень опасная преступница, или просто круглая дура, – заявил он. – Но надеюсь, что вы просто дура. И также надеюсь, что если это так, то вам не потребуется много времени для того, чтобы ваш мозг снова начал работать.

– Вы ненавидите преступников, не так ли?

– Так.

– Я слышала о вас, – сказала она. – Вас не волнует, что вы делаете с теми, кого считаете преступниками. Вы даже… убивали их.

– Я убивал крыс, – заявил он. – И вероятно, снова так сделаю. Но это единственное, чего они заслуживают.

– Всегда?

Саймон пожал плечами.

– Послушайте, – заговорил он, и нельзя сказать, что агрессивно. – Мы, конечно, можем неплохо развлечься, побеседовав о теориях, но ничего не добьемся. Если вы хотите, чтобы я признал существование исключений в моем представлении о справедливости, считайте, что я это сделал. Но мы не можем продолжать без конкретных примеров. Однако скажу вам следующее. Я слышал, что здесь происходит что-то противозаконное, а, судя по тому, что случилось в последнее время, это, похоже, правда. Я собираюсь выяснить, что это за афера, и положить ей конец, даже если для этого потребуется пятьдесят лет. Но мне столько времени не потребуется. Если вы сейчас желаете мне что-то рассказать, но боитесь из-за того, что я могу сделать с вами или кем-то, кто вам дорог, я ручаюсь, что все получится гораздо хуже, если мне самому придется до всего докапываться. Вам это понятно?

Розмари подошла к нему поближе, ее карие глаза пристально разглядывали его лицо:

– Мне хотелось бы…

Это все, что она успела сказать. Ее заставили замолчать звуки, которые они оба услышали одновременно. Правда, звуки приглушались расстоянием и закрытой дверью, но, тем не менее, они раздавались ужасающе отчетливо. И Саймон, и Розмари одновременно напряглись, словно их сжали невидимые липкие щупальца. Прозвучал пронзительный, но невнятный крик, истеричный от ужаса. Несомненно, кричал мужчина. Потом последовал тяжелый глухой удар. Низким гудящим голосом доктор издал дикий вопль «Помогите!». Потом послышался жуткий, нечеловеческий, булькающий вой, который тут же захлебнулся. Затем – мертвая тишина.

VII

Святой словно балансировал на лезвии ножа, с трудом удерживая внутреннее равновесие. Он был на грани потери самоконтроля и стоял неподвижно, целую долгую секунду наблюдая за выражением лица девушки до того, как она резко отвернулась и бросилась к двери. Хоппи Униац кинулся за ней, словно только что проснувшийся буйвол. Он мог оставаться в сонном состоянии на протяжении долгих словесных перепалок, но тут прозвучал призыв к действию, четкий и не завуалированный. Простые звуки горна никогда не оставались без его внимания. Саймон последовал за ними спустя доли секунды, но именно он первым коснулся дверной ручки.

Святой широко распахнул дверь и выскочил в коридор. Миновав дверной проем, он вытащил пистолет и в одно мгновение осмотрел всю окружающую обстановку. Коридор был пуст. Входная дверь в дом, расположенная слева, оставалась закрытой, дверь в другом конце коридора, которая, очевидно, вела в крыло с кухней и подсобными помещениями, наоборот, была отворена. Из нее выходил полный дворецкий. Из-за его спины выглядывали белые испуганные лица других слуг.

Святой перевел взгляд вверх. Звуки, которые заставили его выбежать в коридор, доносились оттуда. В этом он не сомневался – второй этаж был наиболее вероятным местом. Он остановился в коридоре для его осмотра только из-за своей привычной осторожности. Когда девушка оказалась рядом с ним, Саймон схватил ее за руку.

– Позвольте мне подняться первым, – сказал он, преградил дорогу Хоппи и посмотрел на дворецкого: – Другая лестница есть, Дживз? – спросил он, не повышая голоса.

– Д-да, сэр…

– Хорошо. Оставайтесь здесь с мисс Чейз. Хоппи, найди вторую лестницу и стой там.

Сам он понесся вверх по центральной.

Перепрыгивая через три ступеньки и приземляясь на одни пальцы, Саймон пытался найти объяснение для факта, представляющего чрезвычайный интерес. Если только Розмари Чейз не была величайшей прирожденной актрисой, которую просмотрело целое поколение агентов по поиску талантов, а он сам полностью не разучился оценивать людей, то крик и вопль шокировали ее так же, как и его самого, и точно так же заставили похолодеть. Святой задержался и не дернулся в первую секунду именно для того, чтобы рассмотреть ее лицо. Саймон не сомневался, что уловил бы любой малейший намек на обман, тем не менее улавливать оказалось нечего. Это означало, что случилось что-то, к чему Розмари была совершенно не готова. А это, в свою очередь, могло означать, что все его подозрения в отношении ее не имеют оснований. Из-за этого все теории, которые он начал выдвигать, приобрели новые и захватывающие очертания. Саймон добрался до верхней ступеньки с горящими от радости глазами, правда, этот блеск просачивался сквозь мрачность и настороженность.

С верхней площадки открывался коридор в виде буквы Т с коротким отрезком, который упирался в два длинных отсека, отходящих от точки пересечения. Все двери, которые Саймон увидел в начале, оказались закрыты. Он легкими шагами направился к месту пересечения двух коридоров и уловил слабое движение в левом отсеке. Саймон вдохнул и, пригнувшись, быстро выпрыгнул из своего коридора в перпендикулярный, но не прямо, а по косой. Этот прыжок привел бы в замешательство любого стрелка, который мог ожидать его за углом. Но стрелок отсутствовал.

На полу, в вызывающей тошноту грязи лежали два тела. Одно из них подавало признаки жизни.

Это был доктор Квинтус, который, когда до него добрался Святой, как раз пытался подняться на ноги, словно пьяный. Неподвижно лежал Джим Форрест. Саймону не требовалось смотреть на него дважды, чтобы понять: неподвижность воцарилась навечно. Грязь оказалась кровью – лужи, брызги и пятна крови в ужасающем количестве. Они были на полу, на стенах, промочили полосатый блейзер и одежду доктора. Горло Форреста разрезали от уха до уха. Этой раной его чуть не обезглавили.

У Святого скрутило живот, но только один раз. Потом он схватил врача за руку и помог ему подняться. На Квинтусе было столько крови, что Саймон затруднялся сказать, какие у него ранения.

– Куда вас ранили? – спросил он.

Мужчина покачал головой с обалделым видом, потом с такой силой оперся на Саймона, что показался свинцовым.

– Я не ранен, – хрипло пробормотал он. – Я в порядке. Меня только ударили по голове. Форрест…

– Кто это сделал?

– Не знаю. Вероятно, тот же… кто и Нору. Я услышал, как Форрест… закричал…

– Куда он убежал?

Квинтус пребывал в полубессознательном состоянии и чем-то напоминал лунатика. Вопросы доходили до него не лучше, чем внешние шумы до сознания человека, гуляющего во сне. Он явно предпринимал огромные усилия, чтобы прийти в себя, но глаза оставались полуприкрытыми, слова давались с трудом. Говорил он заплетающимся языком, словно сильно напился.

– Думаю, Форрест… шел к себе в комнату… Застал убийцу… что-то вынюхивающего… Убийца… ударил его… Я слышал его крик… Выбежал… Меня ударили… чем-то… Поймайте его…

– Куда он побежал?

Саймон грубо потряс Квинтуса, а потом хорошенько врезал по физиономии. Голова врача качалась, грудь вздымалась. Потом у него широко раскрылись глаза.

– Не беспокойтесь обо мне, – прошептал он с болезненной четкостью. – Позаботьтесь о… мистере Чейзе.

У него снова задрожали ресницы.

Саймон прислонил его к стене и отпустил. Врач съехал по стене вниз и уселся на полу, сжимая голову руками.

Саймон прищурился, держа «люгер» наготове. Его глаза напоминали осколки твердого сапфира. Он взглянул в одну сторону коридора, затем в другую.

С того места, где он стоял, просматривались оба длинных отсека. Правая часть заканчивалась видом на перила лестницы, ведущей вниз. Очевидно, это и была черная лестница, о которой сказал дворецкий. Хоппи Униац должен был уже занять пост у ее основания. Но с той стороны не доносилось никаких звуков. Ничего не слышалось и из коридора перед входной дверью, где Саймон оставил Розмари Чейз с дворецким. Больше никаких выходов, которыми мог бы воспользоваться находившийся наверху человек, не имелось. Левая часть коридора, где стоял сам Саймон, заканчивалась тупиком. Только одна дверь в этом отсеке была отворена.

Саймон прошел мимо врача, переступил через тело Форреста и молча направился к открытой двери.

Он подошел к ней, не предпринимая никаких мер предосторожности из тех, что использовал раньше. У него возникло предчувствие, которое можно было приравнять к уверенности, что теперь в этих мерах предосторожности нет необходимости. Саймон со странной четкостью вспомнил, что занавески в гостиной не задергивались со времени его появления в доме. Поэтому любой, кто хотел, мог бы уже давно выстрелить в него снаружи. Никто в него не стрелял. Поэтому…

Несколько мгновений спустя он оказался в дверном проеме. Саймон смотрел в большую просторную спальню с белыми стенами. Огромная двуспальная кровать была пуста, но одеяло откинуто в сторону, и постель примята. На столике рядом находилось множество лекарств.

Саймон раскрыл двери на двух боковых стенах. За одной оказался просторный стенной шкаф, заполненный одеждой, вторая вела в ванную. На стене напротив входа располагались окна с длинными створками, большинство из них открыто. Саймон пересек комнату и выглянул в одно из окон. Прямо под ним находилась плоская крыша крыльца.

Святой убрал пистолет в кобуру и почувствовал, как его охватывает какое-то нереальное ледяное спокойствие. Мыслил он ясно и хладнокровно. Саймон взобрался на подоконник, а с него спустился на крышу крыльца, которая представляла собой нечто вроде балкона под окном. Он дерзко встал там, пренебрегая опасностью и зная, что его силуэт отчетливо выделяется на фоне освещенной комнаты за спиной. Саймон закурил сигарету, руки у него не дрожали, действовал он спокойно. Он выпустил облачко голубоватого дыма к звездам, затем неторопливо шагнул к краю балюстрады, сел на него и свесил ноги. Оттуда было легко спрыгнуть на парапет на краю террасы, идущей вдоль передней части дома. Соскочить на землю с верха парапета окажется еще легче. Для физически тренированного мужчины обратный путь тоже не должен представлять сложности.

Саймон еще задержался на крыше, набрал полные легкие ночного воздуха, потом табачного дыма, а затем прогулялся вдоль террасы. Ощущение было жутким. Ведь каждый раз, проходя мимо освещенного окна, он знал, что представляет собой легкую цель. Он помнил, что убийца может наблюдать за ним всего с нескольких ярдов. Но он все равно двигался не спеша, на одной и той же скорости. Нервы Святого словно заледенели, а все органы чувств напряженно работали, натянутые до предела.

Он прошел три четверти пути вокруг здания и прибыл к черному ходу. Там он дернул дверь, и она оказалась незапертой. Саймон толкнул ее и уставился в дуло пистолета Униаца.

– Готов поспорить: в ближайшее время ты кого-нибудь застрелишь, Хоппи, – заметил Саймон, и Униац с некоторым разочарованием опустил ствол:

– Что вы нашли, босс?

– Много забавных и интересных вещей. – Святой улыбался одними губами. – Подежурь на посту еще немного, и я тебе все расскажу.

Саймон нашел дорогу через кухню, где собрались ошарашенно и испуганно молчавшие слуги, затем вышел в коридор, где у основания лестницы стояли Розмари Чейз и дворецкий. Услышав его шаги, они оба подпрыгнули, словно только что прозвучал выстрел, затем девушка побежала к Святому и схватила за лацканы пиджака.

– Ну что? – взволнованно спросила она. – Что случилось?

– Мне очень жаль, – произнес он как можно мягче.

Она смотрела на него. Саймон хотел, чтобы она все прочитала у него по лицу, но сам продолжал наблюдать за ней, как зритель из неосвещенного зала.

– Где Джим?

Саймон не ответил.

Внезапно она резко вдохнула. Этот звук напоминал рыдание. Потом она повернулась к лестнице. Саймон схватил ее за локти, развернул к себе и продолжал держать.

– Я не стал бы подниматься наверх, – произнес он ровным тоном. – Толку от этого не будет.

– Тогда скажите мне. Ради бога, скажите! Он… – Розмари словно подавилась. – Он мертв?

– Джим – да.

Лицо у девушки стало белее мела, но она удержалась на ногах. Розмари неотрывно глядела на Саймона, словно пыталась вытянуть из него информацию глазами, в которых блестели слезы.

– Почему вы говорите так? Что там еще?

– Похоже, ваш отец исчез, – сообщил он и едва удержал ее, когда она вся обмякла и начала опускаться на пол.

VIII

Саймон отнес девушку в гостиную и положил на софу. Мгновение он сосредоточенно смотрел на нее, затем быстро склонился над ней и надавил указательным пальцем в солнечное сплетение. Розмари не пошевелилась.

До его ушей донесся звук монотонного телефонного звонка. Потом Саймон увидел, как дворецкий направился к двери. Святой обогнал его и заметил, что аппарат наполовину спрятан за занавеской в другой стороне коридора.

Он снял трубку.

– Алло! – произнес Саймон.

– Могу ли я поговорить с мистером Темпларом?

Саймон оперся рукой о стену, чтобы не упасть.

– А кто его спрашивает?

– Трапани.

– Джулио! – воскликнул Саймон. Он не узнал этот голос, поскольку совершенно не ожидал его сейчас услышать. – Похоже, прошло уже много лет с нашей последней встречи – а я так и не появился на ужин.

– Все в порядке, мистер Темплар. Я и не ждал вас, после того как узнал о случившемся. Я позвонил сейчас только потому, что уже поздно, и не знаю, нужен ли вам на сегодня номер.

Святой нахмурился.

– Что это, черт побери? – медленно произнес Саймон. – Ты стал прорицателем и гадаешь с помощью магического кристалла или что-то в этом роде?

Джулио Трапани рассмеялся:

– Нет, с кристаллом у меня ничего не получается. Просто по пути назад здесь останавливался сержант и все мне рассказал. Он поведал, что вы каким-то образом оказались впутаны в убийство, а мисс Чейз забрала вас к себе. Поэтому я, конечно, знал, что вы будете очень заняты. Она попросила вас остаться?

– Давай я перезвоню тебе через несколько минут, Джулио, – сказал Святой. – Здесь много всего произошло, и мне нужно снова связаться с полицией. – Он сделал паузу, а затем ему в голову неожиданно пришла иная мысль: – Послушай, а сержант Джессер случайно не задержался у тебя?

Ответа не последовало.

– Алло! – крикнул Саймон.

Молчание. Он нажал на рычаг – аппарат хранил молчание. Не раздалось даже щелчка. Саймон подождал еще немного, а потом понял, что молчание в трубке вызвано не разрывом связи, а какой-то более серьезной проблемой, решить которую будет гораздо сложнее.

Он повесил трубку и проследил за проводом глазами. Тот шел вдоль края стенных панелей до входной двери и исчезал в отверстии, просверленном с краю проема. Потом Саймон резко развернулся. Он вдруг понял еще одну вещь. Он остался в коридоре один – дворецкого больше не было видно.

Левой рукой Саймон достал из нагрудного кармана фонарик и выскользнул из входной двери. Телефонный провод шел по краю двери, потом продолжался по внешней стене. Саймон вел по нему тонким лучиком, проследовал мимо освещенного окна над крыльцом, с которого спустился несколько минут назад, и добрался до места присоединения провода к фарфоровым изоляторам под свесом крыши. Куда провод мог идти дальше, теперь было сложно определить – он уходил вниз, падал на балкон, а оттуда тянулся в темноту подъездной дорожки.

Святой выключил фонарик и замер. Через несколько мгновений он пересек террасу, подъездную дорожку, слился с тенью большого лаврового дерева на краю лужайки и снова замер, не дыша. Темнота перед ним была непроницаемой даже для него. Но слух послужит его целям почти так же хорошо, как зрение. Стояла такая тихая ночь, что Саймон почти слышал плеск удаленной реки. Он ждал несколько минут, которые ему казались часами и могли бы показаться неделями мародеру, который не сумел бы уйти далеко после обрезания провода. Саймон тем временем пытался понять, в какой именно момент разговора прервалась связь. Это вполне могло произойти тогда, когда Трапани решил, что Саймон закончил говорить, и повесил трубку… Святой ждал, но не услышал ничего – не треснула ни одна ветка, не шелохнулся ни один лист.

Саймон вернулся в гостиную и нашел там дворецкого. Мужчина в беспомощности заламывал руки.