Текст книги "Замерзший (ЛП)"

Автор книги: Эрин Боуман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Ты не был свидетелем сме’тоубийства. Ты не слышал к’ики и мольбы о пощаде, когда Жнецы убивали наших людей.

– Ты тоже! Это произошло много лет назад.

– Я не должен жить, забывая об этом! – закричал он. – Мы никогда не забывали об опасностях, кото’ые находятся наве’ху и я не пойду на’ужу с тобой. Я ничем не помогу вам.

– Я хочу поговорить с ответственным лицом.

Он улыбается.

– Ты смот’ишь на него.

– Здесь нет никого старше?

– Да много, но не так уж много пользы от людей, кото’ые не могут долго охотиться или уби’аться, или создавать новую жизнь. У ста’иков нет никакой власти в Бу’ге.

– В Бурге?

– Не надо п’итво’яться, что ты не знаешь, где ты находишься, Жнец.

Итак, у Группы А наконец-то появилось название.

– И сколько вас здесь? В общей сложности?

– Я не дам моим в'агам больше инфо’мации, – сказал он, вставая.

– У нас один и тот же враг! Как долго я должен повторять это?

Но он уже не слушал.

– Б’уно! Каз!

Бруно снова вошел в комнату. При свечах я смог его рассмотреть. У него была пятнистая борода и глаза-бусинки, и он, скорее всего, не старше Сэмми. Второй человек выглядит с ним одного возраста, одетый в шерстяной свитер с кожаными заплатками на локтях и плечах.

– Отведите его в каме’у, – говорит Титус. – Дайте ему пять, а затем б’осьте его об’атно к остальным.

– Стойте! – ору я. – Вы должны послушать меня. Вы должны...

Но Бруно и Каз уже тащат меня из комнаты. Я теряюсь по дороге, не зная, куда мы идем, потому что я усердно пытаюсь вырваться. Мы делаем резкий поворот и останавливаемся перед сплошной, зловещей дверью. Один из них открывает ее, а другой развязывает руки. Затем меня пихают внутрь, и запирают в темноте. На полу стоит одинокая свеча. Через минуту мои глаза привыкают к темноте, и когда это происходит, я понимаю, что Титус сдержал слово хотя бы в одном.

Он позволил мне увидеть Бри.

Она лежит лицом вниз на жестком полу, головой упираясь в предплечье. Небольшая миска воды, практически пустая, стоит рядом.

Я ползу в сторону Бри, положив голову рядом с ее лицом. Теплый выдох бьет меня по щеке.

Я переворачиваю ее и сжимаю. Я не думаю, что видел ее в худшем состоянии. Ее губа разбита в двух местах, и ее нос, как и у Сэмми, гораздо больше, чем должен быть. Из раны на лбу, оставленной металлической цепью Титуса, льется кровь, пуская ручеек в ее волосы. Над ее левым глазом ужаснейший рубец. Его надо зашивать. Ужасно.

– Бри? – я легонько трясу ее за плечи.

Она стонет, заставляя свои глаза открыться. Они расширяются, когда она видит меня, и мое имя пронизано болью, когда оно срывается с ее губ.

Я отрываю кусок ткани от своей рубашки и смачиваю его в воде из миски. Таким образом я могу попытаться очистить кровь с ее лица.

– Я убью его за это. Он считает, что это что-то доказывает – избить того, кто попал в твои руки.

– Не трать... свою энергию, – говорит она между резкими вдохами.

Я поднимаю бровь.

– Я убью его сама, – уточняет она. – Мне не нужно ни с кем сражаться – она морщится, когда я прижимаю ткань к ране над ее глазом – за свою битву.

Я усмехаюсь ее упрямству.

– Хорошо, что он не сломил твой дух.

– И что тебя удивляет? Ты думал, что я сломаюсь после нескольких ударов?

– Нет. Определенно нет. Я только...

Мне вдруг захотелось прикоснуться к ней руками, а не влажной тряпкой. Я захотел почувствовать ее кожу и притянуть ее к груди, и сказать ей, что это нормально потерять бдительность и ослабить свою оборону. Что сейчас, ей не обязательно быть настолько жесткой. Я все понимаю, и судить не буду. Она могла бы даже плакать, мне все равно, ведь это ничего не изменит, я и так знаю, что она сильная. Со мной можно расслабиться.

– Что? – спрашивает она.

Ее глаза, ясные и голубые, полные надежды, ищут мои, но я не знаю, что ей ответить. Не хватит слов в мире, чтобы даже начать объяснять, что я чувствую. Недолго думая, я прикладываю ладонь к ее щеке.

Она замирает.

– Грей?

Я хватаюсь за нее, и вдруг обхватываю ее лицо своими руками и смотрю прямо на нее, ошарашенный тем простым фактом, что я хочу ее поцеловать. Мягко, чтобы не причинить ей больше боли. Страстно, потому что боль будет стоить этого.

Но потом она произносит:

– Не делай этого, если ты не имеешь это в виду, – и я понимаю, что моя жизнь одна импульсивная реакция за другой. Совсем не факт, что то, что мне хочется в данный момент, захочется мне завтра или послезавтра, а также поцеловать ее сейчас будет равносильно тому, как растоптать ее сердце, о чем она предупреждала меня той ночью с гагарами.

Так что я отвечаю:

– Что – что? Я вправляю тебе нос.

Даже когда я перемещаю свои пальцы, я могу сказать, что она мне не верит. Я вправляю ее кости, и она вскрикивает.

Позади нас рывком открывается дверь.

– Время вышло, – ворчит Бруно, а затем вытаскивает меня из комнаты. В этот раз я не борюсь, когда он ведет меня. Я считаю шаги, запоминаю повороты и лестницы. Я запоминаю дорогу обратно к Бри.

– Я видел ее – говорю я команде, после того как Бруно привязывает меня к моему столбу и желает нам сладких снов с безжалостной улыбкой. – Она жива.

– И? – Сэмми спрашивает в темноте. – Что она сказала? Есть идеи, как выбраться из этого?

Пока он это не сказал, я не понимал, что растратил в пустую свое время с Бри. Вместо того чтобы разработать план, я прожил эти пять драгоценных минут с упором на неправильные вещи. Вот почему я никогда не стану и таким наполовину руководителем, каким был мой отец. Я эгоистичный, легкомысленный и безответственный. У меня ветер в голове.

Я перекатываюсь на свою сторону, не отвечая Сэмми.

– Конечно, не торопись, Грей. Нас же не держат против нашей воли или что-то в этом роде.

Спустя несколько мгновений он уже храпит, как будто враждебный аргумент – лучший рецепт для хорошего сна. И, возможно, для него так оно и есть; он высказал свое мнение. Но мне снится нечто тревожное, что-то вроде кошмара.

Небо черное от воронов, чьи крылья как тучи, заслоняют солнце. Краснохвостый ястреб пытается прорваться, но он не идет ни в какое сравнение с их числом. Эбеновые клювы спускаются и потом появляется кровь. Везде. Небо идет рябью, и вдруг оно становится поверхностью озера, темным под осколком Луны, с одинокой гагарой в его центре. Она тоже истекает кровью. И кричит грустную, одинокую песню.

Она кричит снова и снова.

Проходит ночь.

И она остается одна.

ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

НАС ОТВЯЗАЛИ И ПО ПРОШЕДСТВИИ БОЛЬШОГО количества времени Бруно с Казом отвели нас в общую уборную. Я предполагаю, что сейчас утро, но ни в чем нельзя быть уверенным в этих туннелях.

Мужчины оставили нас с двумя зажженными свечами, уйдя в коридор и закрыв за собой дверь. Воды было мало, только одно ведро для нас четырех, и мы помылись, как смогли. Я соскреб засохшую кровь со своего лица и груди. У меня появился синяк под глазом, оставленный Титусом, но выгляжу я гораздо лучше по сравнению с Сэмми. Кровоподтеки вокруг его глаз, сломанный нос смотрятся намного хуже.

– Как ты себя чувствуешь?

– Как в аду. – Он поворачивается к осколку зеркала на стене и рассматривает свой нос.

– Хочешь, я его выправлю?

Сэмми игнорирует меня, просто делает глубокий вдох, кладет пальцы на нос и ставит кости на место. Из его глаз текут слезы, когда он заканчивает.

– Как тебе кажется – прямой?

Я киваю и он мне криво улыбается.

– Так что мы будем делать? – спрашивает Клиппер. Его глаза практически закрываются, как будто он спал не более часа или двух, что вполне может быть правдой. Я посветил их в историю чудовищного истребления людей Группы А несколько лет назад и в то, как Титус считает, что мы с Орденом заодно, или, как он любит его называть – со Жнецами.

– Я думаю, что единственный способ двигаться вперед – это, если Титус действительно поверит, что мы на его стороне, – говорю я. – Мы должны заслужить их доверие.

Сэмми резко вздыхает.

– Это означает, я не смогу разбить ему нос и сравнять счет, да?

Я резко перевожу на него взгляд.

– Определенно нет.

– А что по поводу Бо и остальных? – спрашивает Клиппер. – Он же придут за нами, так?

– Я так не думаю. План для них состоял в том, чтобы дать нам несколько дней, чтобы найти выживших. Наша же задача была в том, чтобы привлечь их на нашу сторону. Узнать, как восстановить электроснабжение. Найти место, откуда производится управление камерами и поставишь их крутить одно и тоже, в то время как Бо и Ксавье должны оставаться на своих позициях.

– Но ты радировал им, – говорит Клиппер. – Ты только успел позвать Ксавье по имени, прежде чем Титус разбил рацию, но если он услышал это, то он также услышал и панику в твоем голосе. Они заподозрят, что что-то не так. Попробуют вызволить нас.

– Они умнее, – произносит Джексон. Я удивлен, не только тем, что он вступил в разговор, но и из-за того, что он разделяет мою точку зрения.

– Именно так, – говорю я. – Они не будут врываться в Группу А вслепую. Ни тогда, когда они не знают, что им противостоит. Мы должны быть терпеливыми. Дать понять Титусу, что мы действительно хотим помочь его людям, что мы здесь не для того, чтобы разрушить тут все, как сделал Орден много лет назад.

– Вам не кажется, что «Жнецы» звучит лучше, – говорит Сэмми. – Гораздо более устрашающе и зловеще. Франк действительно промахнулся, не назвав так свою армию.

По какой-то причине это замечание выводит меня из себя.

– Слушай, для тебя реально сложно хоть иногда быть серьезным? Хоть когда-нибудь?

– Мне? – говорит он, выглядя одновременно невинно и яростно. – Это ты тот, кто поставил нас в это положение.

– Это не моя вина.

– Да неужели? Забавно, особенно, когда ты тут главный.

– Я не просил об этом! – отрезаю я.

– Так оставайся мужиком или позволь другому взять это на себя.

– Отлично! Ты хочешь, чтобы я начал раздавать приказы? Вот один: завязывай с бесконечным сарказмом!

Мы почти перешли на крик. Я впервые понимаю, что Сэмми не намного выше меня и мне приходится смотреть на него снизу вверх. Мне это не нравится.

– Я буду серьезнее, Грей, – говорит он медленно, – как только ты прекратишь разрывать Эмму, как тряпичную куклу.

– Что, прости, это означает?

– Это означает, что все, что она делает – это говорит о тебе. Что она переживает из-за всего, а ты все никак не отпустишь ее, будто у нее есть шанс, когда совершенно очевидно, где блуждают твои мысли. Почему ты не переспишь с Нокс и не покончишь с этим? Разбей сердце Эммы, чтобы она могла двигаться дальше!

Я толкаю его так сильно, как могу. Он ударяет меня, что я едва успеваю увернуться и, прежде чем получаю шанс ответить, Джексон встает между нами.

– Боже, вы же с Нокс достойны друг друга, – выплевывает Сэмми из-за плеча Копии. – Вы оба эгоистичные, жестокие и совсем рехнувшиеся.

Я нападаю на него, но Джексон зажимает меня в угол.

– Мы на самом деле делаем это? – говорит Клиппер. – Довольно глупо драться прямо сейчас.

Я перестаю вырываться из хватки Джексона, опуская свои руки. Клиппер дело говорит. Нам сейчас нельзя ссориться. Не по поводу этого, не по поводу чего-то другого. Если мы не едины, мы не выберемся из этого бардака.

Я вытираю ладонь о рубашку, и предлагаю ее Сэмми, хотя я все еще чувствую, как он сверлит меня взглядом.

– Мир?

Он смотрит на мою протянутую руку, и, наконец, пожимает ее.

– На сейчас.

Клиппер нервно смотрит на дверь и все, чего я хочу, чтобы он мне доверял, но я не знаю, как это сделать, эту лидерскую штучку. Мне нужен мой отец. Или Блейн. Они, вероятно, сказали бы что-то вдохновляющее, или, что-то по крайней мере, обнадеживающее.

– Я достучусь до Титуса, – объявляю я, пытаясь казаться уверенным в самом себе. – Я не знаю, как, но я заставлю его поверить в нашу историю. Мне просто нужно несколько дней.

– А если он решит все по-другому? – спрашивает Клиппер и его лицо становится бледным от беспокойства.

– Типа как?

– Он считает, что мы заодно с Орденом, что мы такие же убийцы, что убили его народ. Ты действительно думаешь, что он будет держать нас в живых достаточно долго, чтобы разобраться? Развяжет нас? Может, давайте начнем искать в этом месте источники питания?

Я стучу в дверь, давая понять Бруно и Казу, что мы готовы.

– Ну? – говорит Клиппер, но никто ему не отвечает.

***

В итоге в Бурге осталось около нескольких сотен уцелевших. Мы стоим с ними в коридоре, ожидая в очереди, которая теряется за углом.

Девушка, которая не может быть намного старше меня, стоит прямо перед нами. Она держит свою руку на плече маленького мальчика трех или четырех лет. На руках у нее отдыхает младенец и, судя по ее выпирающему животу, она еще ждет ребенка. У нее темная кожа – не такая темная, как у Эйдена, как бы загорелая, как будто она проводит свои дни на солнце. Ее глаза выдают правду: они налиты кровью и щурятся, смотря вниз, чтобы избежать бликов факелов, развешанных вдоль коридора. Ее волосы торчат в разные стороны, как у Титуса.

– Чего мы ждем? – я спрашиваю ее.

Она притягивает сына к себе, как будто я могу навредить ему, только дыша на него.

– Жнецов, кото’ые п’ишли ночью, – говорит она. – Они де’жат некото’ых в котельной.

Бруно толкает девушку в плечо.

– Они не должны знать, где мы их де’жим.

– Что за котельная? – спрашиваю я, но девушка уже отвернулась от меня. Я знаю, что даже не стоит пытаться спрашивать Бруно.

– Это техническая комната, – поясняет Сэмми, – которая полна водонагревателей, насосов, генераторов. Она, по-видимому, как-то питает это место.

Наша очередь в коридоре сдвигается, прежде чем я успеваю поблагодарить его. Очередь затихает, а потом: что-то жужжит. Глубоко и утробно. Сверхъестественно. Нет никакого колебания в гуле, нет изменения высоты тона, но я это чувствую. Своими костями, на своей коже. Это как будто мир слегка вибрирует от своей силы.

Очередь, пошаркивая, начинает двигать вперед.

– Это было похоже на то, как будто заработала печь, – сказал Клиппер. – Большая такая.

Мальчик впереди, который до сих пор стоял с рукой матери на плече, поворачивается к нам.

– Это Зво', – говорит он.

Сэмми выглядит поставленным в тупик.

– Звон?

– Каждое ут’о, каждую ночь, – объясняет Бруно. – Он под’азумевает, что по'а есть.

Когда я был маленьким, мама иногда звонила в колокол, чтобы позвать нас с Блейном на обед. Мы убегали на сельскохозяйственные поля или дурачились на лестнице Совета, но колокол слышали отовсюду. Он издавал безошибочный звук, которой подразумевал нечто определенное, что не мог донести до нас ее голос. Мы мчались домой с урчавшими животами, и ноги бежали впереди нас.

Но этот шум не был колоколом. Он звучал противоестественно, как бесконечный выдох спящего гиганта.

– Откуда он исходит? – спросил я.

– Из «Комнаты Свистов и Жужжаний» – отвечает мальчик.

Я слегка посмеиваюсь, ожидая, что его мать разоблачит выдумку сына, но она поворачивается и говорит:

– Это п’авда. Эта комната никогда не спит. Там всегда шум за две’ью. Мягкий жужжащий шум, ‘ычание монст’а. – Ее малыш начинает плакать и она прижимает его к бедру. – Хотя кто знает, что там п’оисходит. Эту две’ь невозможно отк’ыть. Ни'огда.

– Ваш график питания основан на шуме, который разносится из комнаты, в которую вы фактически никогда не входили?

Глаза девушки выпучиваются.

– Не оcка’бляй «Комнату Свистов и Жужжаний». Она услышит. Она узнает.

Сэмми закатывает глаза. Когда очередь начинает двигаться, он наклоняется ко мне и шепчет:

– Мы так облажались.

Меня передергивает, зная, что он прав в том, что первоначальные предположения Феллин были тоже верными. Мы пересекли весь ЭмИст из-за миссии, которая возможно обречена. Даже если мы избежим наших оков, нам понадобиться достаточно долгое время, чтобы найти способ возродить город и найти камеры, если выжившие здесь не присоединятся к нашей борьбе. Они не позволят это, пока Титус стоит во главе, и нет никакой возможности у Бурга стать второй базой повстанцев без их сотрудничества.

Прийти сюда всегда было риском, но я все равно не ожидал оказаться погрязшим в такой ловушке. Мой желудок бухнул вниз, когда я осознал, что за один день наша миссия полностью изменилась.

Это больше не спасательная миссия, это побег. Для нас.

Нам нужно отделаться от Бурга.

ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

ЗАВТРАК СОСТОЯЛ ИЗ ДВУХ ПОЛОСОЧЕК вяленого мяса и маленькой корочки хлеба, чего было недостаточно, чтобы утихомирить мой ворчащий желудок. Нас привели в котельную, как только очередь растворилась и граждане Бурга разошлись, получив свою пищу. Бруно практически закончил нас сопровождать, когда Каз проорал:

– Титус ещё раз хочет увидеть младшего.

– Если он сделает ему больно...

– И что ты сделаешь? – огрызается мне Бруно. – Уда’ишь его? Убьешь его? Плюнешь ему в глаза? Твои уг'озы ничего не стоят, пока ты не сможешь освободить себя от этих ве’евок, Жнец.

Он хватает Клиппера, поднимая его на ноги, и уводит, оставив нас в темноте, закрыв дверь.

Когда я закрываю глаза, я вижу Титуса с цепью, намотанной на его кулаках, и Клиппера пытающего загородиться своими долговязыми руками. Я предпринимаю попытку перенаправить мои мысли по другому руслу, но мне в первую очередь нужно одержать победу над Титусом, что невозможно, если он отказывает мне во встрече. Я начинаю беспокоиться, что опасения Клиппера могут воплотиться: Титус может избавиться от нас.

– Сэмми? – зову я, надеясь, что он может помочь мне с мозговым штурмом. – Сэмми!

Но он легонько похрапывает.

– Забавно, не так ли? – говорит Джексон позади меня. – Мы скоро уснем навечно, а он почувствовал необходимость еще вздремнуть.

– Конечно, Джексон. Это просто смешно.

– Мое имя. Ты опять назвал меня по имени.

– Сейчас мы одна команда.

– Удивительно, как это произошло. – Только его слова звучат не удивленно. Он кажется самодовольным, как будто он знал, что этим все кончится.

– Ты знал об этих людях? Что они скорей всего будут сумасшедшими?

– Откуда я должен был это узнать?

– Когда мы залезли на Стену, ты сказал, что мы не должны идти в город. Ты сказал, что это плохо.

– Я ничего не знал. Я все ещё ничего не знаю.

Я хотел бы уловить на его лице вранье, но оттуда, где я сижу, я могу только смотреть вперед, в сторону, где храпит Сэмми. Я представляю, как плохо будет выглядеть Клиппер, когда он вернется. Я удивлюсь, если он вернется.

– Мне надо сказать тебе кое-что, – произнес Копия. – Я пытался сказать это тебе, когда мы перелезли Стену, но ты не хотел слушать.

Он делает паузу, как будто ожидая разрешения продолжить.

– Ну? О чем?

– Я помню.

– Помнишь что?

– Кусочки моей жизни, которые всегда были как в тумане, о том, что произошло, когда мне исполнилось восемнадцать. Они вернулись, когда я увидел Стену. Вначале это казалось сном, как будто мой мозг что-то наколдовал, чтобы развлечь меня, но потом мы перелезли через Стену и правда так сильно ударила меня, что дыхание сперло.

Он делает глубокий вздох и я боюсь прервать его, сказав что-либо, из-за чего он не продолжит, поэтому я сижу в тишине, боясь разрушить чары.

– Есть некоторые вещи, которые я всегда знал, например как бывает жарко там, где я вырос. У нас не было зимы как эта, но у нас была Стена. И ее невозможно было пересечь. Если пытались, то умирали. Декстен. Это был мой дом. Он был назван в честь кого-то важного еще до меня, но он пропал. Они все пропадали в восемнадцать лет... мальчики. У меня было два брата: один старше, другой младше. Первый ушел от меня, потом я ушел от младшего. Что-то забрало меня. – Он ненадолго умолкает. – А вот что я никак не мог вспомнить, но теперь я знаю: свет. Ослепляющий свет. И беснующийся ветер, как если бы я попал в шторм. Затем комната и холодная, металлическая панель под спиной, и лица над головой, одетые в белые маски, прикрывающие рты и носы. Я заснул и почти сразу же снова проснулся, только мне казалось, что я проснулся в первый раз, подобно тому, что все, что было до этого, было сном.

– Теперь мне понятно, собрав все это воедино. Это как пытаться заплести в две пряди в косу, и только сейчас найти третью. Я думаю, я знаю, что это значит, но я хочу услышать это от тебя. – Он замолкает на мгновение, а затем спрашивает: – Что со мной произошло, Грей?

– С тобой ничего не происходило. Это происходило с Джексоном.

– Но я и есть Джексон.

– Ты Копия, зовущая себя Джексоном. В этом вся разница.

Харви как-то объяснял, что Клон является идентичной копией похищенного мальчика. У них одинаковая внешность и манеры, и даже воспоминания. Программное обеспечение, интегрированное с их умами, заставляет их действовать по приказу Франка, несмотря на то, что он заставляет их делать. Код Харви написан настолько мощный, что он может аннулировать свободу воли, убедить Копию блокировать определенные мысли и действия, таким образом, чтобы руководить их разумом. Также, например, он мог заставить их забыть свое Похищение и некоторые моменты после него.

Но Джексон...

Возможно, Стена что-то инициировала. Увидеть ее – могло стать слишком личным. Взбирание на нее могло вывести его из себя, вызвать какой-то глюк в его внутреннем программном обеспечении. Его ум теперь может обрабатывать вещи сверх его программы. Или может он все это выдумал. Я боюсь, что никогда не смогу понять его, отделить правду от лжи.

– Франк – человек, который отправил меня по следу вашей группы, – говорит Джексон. – Он тот же человек, который посадил меня за Стену в Декстерне. Он – Орден и он – Жнец. Вот что я сейчас понимаю. Это одно и то же.

– Да, – говорю я, хотя он не просит подтверждения. Слышится искаженный звук – это Джексон рыдает в складках своей рубашки. – Ты плачешь? – спрашиваю я. Такое проявление чувств невозможно для Копии.

– Нет, – отвечает он. – Но это больно.

– Добро пожаловать в Проект «Лайкос», Джексон. Он причинил боль многим людям: мне, Бри, Ксавье, моему отцу. Он сделал им больно, чтобы создать таких людей как ты.

– Это не та правда, которая приносит боль, – говорит он. – У меня есть вопрос. Я только недавно начал об этом думать, но каждый раз, когда вопрос приходит в мою голову, я чувствую, как мой череп скоро треснет под тяжестью всего этого. Это самая худшая головная боль в моей жизни. Она заставляет меня хотеть умереть.

– Должно быть, тот еще вопрос.

Он быстро выдыхает, как будто ему больно дышать.

– Я продолжаю... Я продолжаю спрашивать себя, действительно ли вы мои враги. Я задаюсь вопросом, а что если... – Он замолкает, подавившись своими словами. – Я постоянно спрашиваю себя, должен ли я вам помочь.

Металлический бак между нами дрожит, когда Джексон ударяется об него. Мне слышно его вздрагивания, хрип, кашель от боли

Я хотел бы знать, что это означает.

И тогда я задаюсь вопросом, а что если это все ложь.

***

Когда Клиппер возвращается, он выглядит хорошо. Взъерошенным, но нормальным.

– Что хотел Титус?

– Он хотел знать, зачем здесь я, – сказал парень. – Из-за того, что я намного младше вас.

– Что ты ему сказал?

– Правду. Что я технический спец. Что предполагалось, когда я попаду в это место, я должен буду поставить камеры на повтор. Казалось, он заинтересовался этим. Привел меня в «Комнату Свистов и Жужжаний» и заставил меня приложить ухо к двери. Спросил, что там за ней.

– И?

– Это может быть именно то, что мы ищем: зал контроля с доступом к камерам. На самом деле мне интересно, есть ли там генераторы, и являются ли они Звоном – народ Бурга слышит, как они включаются и выключаются.

– Но зачем им нужны генераторы? – спросил Сэмми, наконец, проснувшись. – Здесь ничего не работает.

– Ничего, кроме камер, – сказал я.

– Титус хочет, чтобы я открыл ее, – сказал Клиппер после короткой паузы. – Дверь.

– Возможно, я смогу заключить с ним сделку. Наша свобода за дверь. Если я смогу это организовать, ты сможешь открыть ее Клиппер?

– Я должен попробовать. Если эту комнату держат закрытой из-за того, чего я думаю, то попадание внутрь означает, что мы могли бы выполнить миссию после всего этого. Может даже смогли бы перетащить Титуса на нашу сторону.

– Что тебе понадобится?

– Около двери есть панель, скорее всего для получения кода доступа. Мне нужны мои вещи, но скажи Титусу, что мне нужны инструменты.

– Какие инструменты? – спрашиваю я.

– Придумай что-нибудь. Медную проволоку. Спирт из больницы. Меня не волнует. Все, что поможет тебе выйти наружу, чтобы найти их.

– И зачем я должен хотеть выйти наружу?

– Потому что я спрятал свой рюкзак, прежде чем они схватили нас в ту ночь. Он под виселицей. Там есть открывающиеся доски в основании. Ты заберешь мои вещи и я смогу связаться по рации с Ксавье. Просто на всякий случай. На тот случай если дело дверью не сработает.

– Клиппер, ты гений.

Я желаю, чтобы он смог увидеть меня в темноте, потому что я улыбаюсь. В первый раз за долгое время.

Когда Звон снова бьет вечером, Бруно сопровождает нашу команду в очереди за едой. Мы снова наблюдаем за людьми перед нами, которые забирают полоски сухого мяса, прежде чем рассеяться. Но вместо того, чтобы разбредаться, как это было ранее, многие направляются к лестнице. Половина из них очень молоды и невысоки, они на своих плечах несут матерчатые мешки. Старшая часть группы, состоящая в основном из мужчин, сжимают ножи и копья. У большинства из них лица смазаны дегтем как это было у Титуса, когда мы впервые встретились, они маскируются, чтобы слиться с ночью.

– Куда они идут? – спрашиваю я Бруно.

– На ‘аботу, – отвечает он, не глядя на меня. – Мусо’щики и Охотники ‘аботают по ночам. Ка'дый божий день.

– Хуже, когда те'е не повезло и п’иходится ‘аботать на двух ‘аботах – ворчит парень, убирающийся рядом.

– Да уж, быть Размножителем ‘еально му'орно, – обрывает его Бруно.

Парень тянется рукой к рукоятке своего ножа. Его кожа такая темная, что ему не требуется маскировка. Выглядит он примерно на мой возраст, но трудно быть уверенным, потому что у него поднят капюшон, и он отбрасывает большую тень на его лицо. Я думаю о девушке, которую видел во время утреннего Звона, и о детях, которые были с ней и мне кажется, я знаю, в чем состоит работа Размножителя в Бурге. Даже притом, что концепция одна и та же, здесь все выглядит как то хуже, чем в Клейсуте.

– Предоставь мне возможность встретиться с Титусом, – говорю я Бруно. – У меня есть предложение.

– Он не заключает сделок со Жнецами.

– Даже если они знают, как открыть «Комнату Свистов и Жужжаний»?

Бруно сжимает губы и вытаскивает меня из очереди. Я смотрю через плечо на команду, и Сэмми подмигивает мне, когда меня уводят. Между нами есть незавершенный, затяжной спор, но я знаю, что он видит те же перспективы в том, что я делаю, и на этот раз это здорово иметь поддержку.

ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

– МОЯ ДВЕ’Ь ЗА ВАШУ СВОБОДУ? – повторяет Титус, после того как я сделал предложение.

– Таков план.

– Откуда мне знать, а вд'уг ты соби’аешься отп’авить сюда еще больше Жнецов?

Я даю ему такой же ответ, какой он дал Бри, когда она противостояла его людям:

– Тебе просто придется довериться мне.

Титус чешет затылок.

– Не у'ерен, что смогу это сделать.

– Мы не с ними, и я могу тебе это доказать, когда мы откроем дверь. Мы думаем, что возможно «Комната Свистов и Жужжаний» является комнатой управления.

Он перебрасывает кинжал из одной руки в другую.

– И если я прав, то мы сможем внести измерение в трансляцию камер. Обезопаситься от них, чтобы твои люди могли спокойно выходить на поверхность. Вы сможете даже уйти отсюда, если захотите.

– Конечно, мы сможем уйти. Вот почему мы и хотим отк'ывать ее. Это единственный выход.

Я чуть не рассмеялся, но выражение его лица осталось суровым.

– Титус, то, что находится за дверью, не выведет вас из Бурга.

– Наши исто’ии гласят, что Звон ‘азнесся в день, когда п’ишли Жнецы, – говорит он. – За несколько минут до их п’ибытия. Как п’едуп’еждение. Как будто она знала.

– Совпадение.

– Она защитила нас.

– Это просто комната.

– А Стена, по кото’ой ты хочешь, что бы мы взоб’ались, – п’осто лестница к огненной сме’ти, – отрезал он.

Нет смысла спорить. Я не смогу изменить его мнение – по крайней мере, пока дверь не будет открыта. Может тогда я смогу его убедить, что я не с Орденом. Может, он даже присоединится к нам, сделав это путешествие не бессмысленным. Но до тех пор...

– Хорошо. Сделка все еще в силе. Дверь за нашу свободу, не более. Мне нужно выйти на поверхность, чтобы собрать материалы для Клиппера.

– Почему мальчик не может сделать это са’остоятельно? – спрашивает Титус.

Я откидываюсь на свой ящик, пытаясь казаться равнодушным.

– Он может. Они заметят его, Жнецы. Они наблюдают за этим местом. Ты знаешь это. Вот почему вы выходите только ночью. А Клиппер не придерживается тени, как я. Если вы хотите кого-то невидимого, как ваши Мусорщики и Охотники, тебе надо послать меня.

– С'ажи, что тебе надо и мои люди это достанут.

– Я не узнаю об этом, пока не увижу.

Титус подбрасывает кинжал в своей ладони.

– Ты видишь здесь этот кинжал, Жнец? Я люблю его больше всего на свете. Я точу его каждый день. Я поли’ую ‘учку. Я вычищаю его до блеска, когда он становится в к’ови, и потом я поли’ую его еще ‘аз. Это п’одолжение моей ‘уки. -

Он демонстративно держит его, нанося удары в воздух.

– К чему ты ведешь?

Его глаза сужаются.

– На самом деле, у меня не возникает п’облем с его п’именением и я хорошо им владею. Если ты не ве'нешься своев’еменно, та твоя девушка будет ме’тва.

Мне это не нравится, но у меня нет другого выбора.

– По ‘укам, – говорит он. – Заключим сделку на к’ови. Ты быст'о возв’ащаешься или ее жизнь будет п’инадлежать мне. Потом, когда я пойму, что две’ь отк’ыта и никакие Жнецы не п’идут сюда, я позволю твоим мужчинам уйти.

Он сжимает лезвие в кулаке и быстро отпускает, раскрывая свою ладонь. Бруно берет у него кинжал и проделывает то же самое с моей рукой. Оружие настолько острое, что я едва чувствую порез, пока внезапная боль не раскаляет мою ладонь.

– Мы догово’ились? – спрашивает Титус с протянутой рукой.

Я могу согласиться на все это, кроме последнего требования. У меня нет контроля над Орденом, я не могу гарантировать, что они никогда сюда не придут. Но зачем им делать это? Они не заинтересованы в этом месте. И мне нужна сумка, находящаяся под виселицей. Мне нужно поговорить с Ксавье и Бо, организовать альтернативные планы эвакуации, в случае если у Клиппера возникнут проблемы с дверью.

Таким образом, я протягиваю ладонь к руке Титуса, и мы пожимаем руки.

Бруно вручает мне тряпку, чтобы я обернул ее вокруг моей кровоточащей ладони, и кожаный мешок, такой же, какой я видел у Мусорщиков. Затем он ведет меня к единственному лестничному пролету, находящемуся сразу за комнатой Титуса.

– Не медли. Он на самом деле п’ольет ее к’овь без колебаний.

Но я уже понял это, и я поднимаюсь по лестнице, не произнеся ни слова.

Я толкаю дверь в подвал и выхожу в темный переулок. Луна освещает снег как солнце водную гладь. Я моргаю, временно ослепший после целого дня в тускло освещенных туннелях.