Текст книги "Алтарь страха (сборник)"

Автор книги: Эрик Фрэнк Рассел

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)

Эрик Фрэнк Рассел
Алтарь страха (сборник)

НОВОЕ ЗНАКОМСТВО С ЭРИКОМ РАССЕЛЛОМ

Если мне не изменяет память, одним из первых рассказов, открывших отечественным любителям фантастики творчество английского писателя-фантаста Эрика Фрэнка Расселла, была остроумная новелла «Аламагуса». Что это значит, автор объяснить не пожелал, и ни в одном из доступных мне словарей я этого слова (allamagoosa), признаюсь, отыскать не смог, однако по смыслу название вполне можно перевести и как «Абракадабра».

Мы, первые читатели нового и никому тогда еще не ведомого автора, конечно же оценили по достоинству изящество, с которым тот прошелся по адресу специфического армейского бюрократизма, тупостью и неповоротливостью граничащего с идиотизмом. Причем бюрократов мы «вычислили» в рассказе Расселла совсем не звездно-галактических и уж во всяком случае – не только «закордонных»…

Рассказ и вправду занимает особое место в его творчестве, ибо принес автору единственную (увы!) премию «Хьюго» – за лучший рассказ 1955 года. (Между прочим, то была вообще первая премия «Хьюго» за рассказ; саму статуэтку серебристой ракеты писатель, как и положено, получил годом позже.)

Но, словно заданное этим первым переводом, у нас в стране представление о творчестве Расселла на долгие годы зациклилось лишь на «сатире и юморе» – причем с упором на втором слове. Автора «Аламагусы-Абракадабры» переводили охотно и много, ибо к их сатирикам у нас в редакциях тогда относились в основном благожелательно – ведь язвили-то зарубежные писатели преимущественно по поводу своих, «зарубежных» пороков; ну а в чьем творчестве проскальзывали ненужные аллюзии и параллели, так тех и приостановить была не велика проблема! И приостанавливали…

С Расселлом же все как-то благополучно обошлось. Даже авторский сборник в «застойные» времена выпустили, что и не снилось иным корифеям, Однако обидно, что вплоть до самого последнего времени нашему читателю был относительно хорошо знаком только один Расселл – в большей мере беззлобный юморист, нежели острый и беспощадный сатирик.

Между тем как творчество этого классика британской научной фантастики указанными двумя субжанрами далеко не исчерпывается…

Эрик Фрэнк Расселл родился 6 января 1905 года в Сэндхерсте (графство Саррей). Его отец, в жилах которого текла ирландская кровь, преподавал в местном военном колледже – одном из самых престижных в Англии, и не мудрено, что образование молодой человек получил в привилегированных частных школах для детей офицеров армии его величества. Образование по тем временам блестящее – чего стоит хотя бы список дисциплин, которые ему пришлось прослушать: химия, физика, металловедение и строительное дело, высшая математика, черчение, металлургия и кристаллография… А если принять во внимание, что в детстве мальчик много путешествовал с семьей и даже провел несколько лет в столь экзотических местах, как Египет и Судан (он почти выучил арабский язык, но впоследствии совершенно забыл его), то становится ясно: о большем «профессиональном» багаже будущему писателю-фантасту не приходилось и мечтать.

После окончания учебы молодой Расселл отслужил в армии, потом работал оператором на телефонной станции, клерком (фактически – «старшим чертежником») в правительственном учреждении. Еще он женился на медсестре, которая подарила ему дочку. Поскольку та родилась аккурат в день рождения отца, имя ей долго выбирать не пришлось: Эрика…

Когда Расселлу предложили пост технического представителя и аварийного монтера в крупной ливерпульской сталелитейной компании, произошла череда событий, резко изменивших его жизнь. По долгу службы ему пришлось несколько раз встречаться с молодыми инженерами, которые, как и он, жадно интересовались достаточно редким по тогдашним меркам увлечением: космонавтикой и с целью объединить таких же «чокнутых» по всей стране – даже основали Британское межпланетное общество, активистом коего вскоре стал и Расселл. Эти встречи, ночи напролет проведенные в жарких спорах о полетах на Луну и Марс – какими близкими они тогда казались энтузиастам межпланетных сообщений! – в конечном счете определили судьбу молодого инженера.

Он соприкоснулся с целым новым миром – бурлящим и парадоксальным и немного чудным. С миром, с которым не утратит связи до последних дней жизни – и еще успеет в нем по-настоящему прославиться. Короче, молодой Расселл приобщился к миру британского фэндома.

Между прочим, энтузиасты космонавтики издавали собственный журнал. И именно в его майском номере за 1931 год список членов Общества украсило новое имя: Эрик Фрэнк Расселл (а в подписи к опубликованному на обложке фотоснимку Юпитера «новобранца» специально благодарили за предоставление ценного кадра). В следующих номерах уже сам Расселл выступил с публикациями на тему межпланетных сообщений; любопытно, что опирался он в основном на вычитанные в каком-то немецком научном журнале идеи русского мыслителя, в ту пору на Западе почти неизвестного, – Константина Циолковского…

Именно один из руководителей Общества, писатель-фантаст Лесли Джонсон, первым обратил внимание на литературные способности новичка – и предложил ему попробовать силы на новом поприще.

Расселла долго упрашивать не пришлось, и он одним махом сочинил рассказ под названием «Вечная ре-диффузия». Более того – без лишних комплексов немедленно отослал его в Америку, тогдашнему редактору самого известного научно-фантастического журнала «Эстаундинг сториз» Орлину Тремэйну. Тот, конечно, рукопись «завернул» – в основном из-за перегруженности текста техническими терминами (и действительно одно название чего стоило!), после чего молодой человек в сердцах готов был порвать свое первое творение на мелкие кусочки. Оказавшийся случайно рядом Джонсон удержал его, сохранив рукопись в качестве сувенира. Рассказ-дебют Расселла так и не увидел свет, зато чудом сохранившаяся рукопись уже в 1970-е годы была продана на аукционе за весьма приличную цену…

Зато вторая попытка – короткая повесть под названием «Сага о Пеликане Уэсте» – появилась-таки в февральском выпуске «Эстаундинг» за 1937 год. С этого же года Эрик Фрэнк Расселл начал числить себя профессиональным писателем. Может, для дебютанта это и выглядело чересчур самоуверенно, но время показало, что он насчет своего будущего не ошибся.

Во всяком случае, первым британским автором, чьи произведения начал регулярно печатать ведущий американский журнал, оказался именно он – Эрик Фрэнк Расселл.

Вообще-то научной фантастикой он заинтересовался, как это принято, с детских лет и до той поры, пока в руки подростку не попал первый научно-фантастический журнал, жадно поглощал все, что попадалось под руку. Точнее, не все – а преимущественно литературу, густо замешанную на фантастике: сказки, «северные» мифы, староанглийские легенды и предания.

А из творивших тогда писателей-фантастов на него наибольшее влияние оказали американцы Стэнли Вейнбаум и Норман Найт (не путать с Деймоном Найтом!) Во всяком случае, рассказ-дебют Расселла, в котором одним из персонажей выведен «домашний улауала, или сетчатый питон с Каллисто по имени Альфред», явно «списан» с подобных же необузданных зоологических фантазий Вейнбаума. Правда, отличие от произведений указанных авторов – как и большинства других, создававших лицо тогдашней англоязычной science fiction, – все-таки имело место: Расселлу с самого начала удалось внедрить в этот жанр некое новое качество, недостаток коего до войны ощущался особенно остро: юмор.

С ним писатель, к счастью, не расставался всю жизнь. А также с навязчивым стремлением любую – самую наифантастичнейшую! – картину нарисовать по возможности убедительно. В ответ на критическое письмо одного из читателей, пенявшему автору-дебютанту за «слабое научное обоснование», тот тонко и совсем не по-дебютантски парировал: «В научной фантастике куда больше ценится внутренняя логика и убедительность, нежели научная состоятельность той или иной идеи». Согласитесь, неплохо для автора, только что опубликовавшего свое первое произведение!

Хотя начинал-то писатель литературную карьеру с произведений, в коих с чем-чем, а с убедительностью и внутренней логикой дело обстояло далеко не блестяще. Потому что наряду с космонавтикой молодой Расселл не на шутку увлекся более чем странными идеями одного колоритного «нетрадиционного мыслителя» из Америки – Чарлза Форта (1874-1932).

Имя у нас и по сию пору, как ни странно, мало кому известно. Хотя доморощенным энтузиастам и проповедникам идей «палеоастронавтики», НЛО и т.п. поветрий хоть понаслышке следовало бы знать о безусловном основоположнике и предтече их «культа». Во всяком случае бесценный «эмпирический материал», накопленный Фортом, как бы кто ни относился к его выводам, можно считать базовым и основополагающим.

Потому что Форт перерыл все газетные подшивки, до которых смог «дотянуться», и первым скрупулезно записал, рассортировал и каталогизировал всю когда-либо появлявшуюся информацию о следующих природных диковинах: дождях из лягушек, странных объектах, замеченных в небе, чудесных исчезновениях и т.п. Объем проделанной исследователем-одиночкой черновой работы впечатлит даже отпетого скептика (к коим относит себя и автор этих строк). Однако беда Форта – с точки зрения научных критериев, как и множества ему подобных, в том, что они подгоняли факты под изначально выдвинутую гипотезу или идею, а не наоборот (как принято в науке). Иначе говоря, в своих трудах – «Книга Проклятых» (1919), «Новые земли» (1923) и других – Форт с радостью хватался даже за самую ненадежную информацию, подтверждающую его идею, и напротив – тщательно старался не замечать каких-либо аргументов, свидетельствовавших против нее.

Что же это была за навязчивая идея, полностью завладевшая сознанием «нетрадиционного мыслителя»? И при чем здесь научная фантастика?

Форт искренне верил, что вид homo sapiens есть не что иное, как «чья-то собственность». И все мы – лишь «домашние животные» на гигантской космической «ферме», управляемой невидимыми организмам и паразитами, подключившимися к нашей нервной системе и всю человеческую историю, оказывается, направлявшими так, как это нужно было неведомым звездным «фермерам»… Отсюда и наше недоумение при виде дождей из лягушек и рыб: много ли понимают мирно жующие травку буренки на ферме, автоматически провожая взором хозяйку, выбрасывающую мусор на свалку!

Такие вот идеи и аналогии. .. Жаль только, что уж очень некритически относился к собранному материалу и сам основоположник, а тем более – его многочисленные последователи.

Как раз одним из таковых последователей с самого начала писательской карьеры стал Расселл. И даже активным проводником идей Форта. А занимаемый английским писателем пост председателя национального отделения Международного Фортеанского общества не мог не повлиять и на собственное научно-фантастическое творчество Расселла.

Совсем не случайно его первый роман – «Зловещий барьер», опубликованный в журнале в 1939 году, а книжным изданием вышедший лишь в 1943-м, – открывается воистину зловещей фразой: «Первую же корову, восставшую против доения, ждет смерть – быстрая и неотвратимая». Под «коровой», естественно, подразумеваемся мы – люди с планеты Земля…

Между прочим, роман вначале также был предложен в «Эстаундинг», но новый редактор – легендарный Джон Кэмпбелл, прочитав рукопись и впечатлившись, решил тут же… напечатать его? Нет! Создать новый журнал фантастики, в котором опубликовать не только роман Расселла, но и вообще продукцию того же рода! И вот, за месяц до появления первого номера журнала, названного без затей – «Unknown» («Неведомое»), – все грузовики издательской корпорации «Эмерикен ньюс компани» были украшены гигантскими постерами с изображением обложки нового издания. А на ней – аннотация «Зловещего барьера», названного «самым впечатляющим событием в мире фантастики за последние два десятилетия»…

Еще один занятный эпизод, связанный с публикацией того же романа, чуть было не бросил на начинающего автора тень обвинений в плагиате.

Кто-то из читателей разглядел в сюжете «Зловещего барьера» прямой повтор другого произведения – опубликованного в 1931 году рассказа Эдмонда Гамильтона «Землевладельцы». Гамильтон в ту пору был уже известным автором научной фантастики, и Расселлу стоило большого труда убедить читающую публику в том, что с тем рассказом он не знаком, а очевидное сходство сюжетов (совпадал даже внешний облик таинственных «владельцев Земли»: сияющие энергетические сферы…) обусловлено лишь тем, что оба писателя внимательно штудировали общий источник – книги самого Чарлза Форта. Что было трудно опровергнуть: как и Расселл, Гамильтон был активным членом Фортеанского общества!

Как бы то ни было, широкое хождение в научно-фантастическом англоязычном мире идеи Форта получили все-таки с легкой руки новичка Расселла[1]1
  Аналогичный сюжет использован в романе «Космические стражи» (1953), а в «Смертельном святилище» (1948) Земля и вовсе предстает как космический сумасшедший дом для «лунатиков» со всей Вселенной! (Здесь и далее примеч. авт.)


[Закрыть], а не корифея Гамильтона. Значит, чем-то задел, захватил, взбудоражил читателей недавний дебютант – и, скорее всего, не самой «безумной» идеей (мало ли их встретишь на страницах научной фантастики!), а ее литературным исполнением. А для подобной литературы это немало.

Я так подробно останавливаюсь на этих ранних романах писателя, потому что именно они принесли писателю популярность и даже славу в мире англоязычной фантастики. По крайней мере, когда в том мире произносят его фамилию, большинству сразу же приходят на память «Зловещий барьер», «Космические стражи» или «Смертельное святилище»…

Расселл продолжал писать романы и в 1950-е годы, и десятилетием позже. Из двух рассказов – «Конец долгой ночи» (1948)[2]2
  Второй рассказ был написан раньше повести, а опубликован позже.


[Закрыть] и «Я – ничто» (1952) в конце концов «вышла» короткая повесть «И не осталось никого» (1951), а из нее в свою очередь – роман «Великий взрыв» (1962). Сюжет его оригинальным никак не назовешь: военный звездолет Земной Империи совершает некий инспекционный рейд по планетам-колониям… Однако куда любопытнее сами эти колонии! Дело в том, что каждая из них стала прибежищем для определенной категории земных «диссидентов», представителей разнообразных нонконформистских культур и «субкультур» – тут и буддисты, и мусульмане, и последователи Ганди, и даже нудисты! Словом, весьма колоритная публика. «Канонерок» с Земли, пусть и закамуфлированных под посольскую миссию, понятное дело, на этих землях обетованных не ждут, что и гарантирует читателю острый, интригующий сюжет.

Перу Расселла принадлежат еще несколько остросюжетных романов, и среди них – знаменитая «Оса» (1957). Фактически это увлекательный космический детектив, живописующий подвиги суперагента Джеймса Маури, засланного на враждебную Земле планету и в одиночку «разбирающегося» с местными армией, полицией и секретной службой!

Ну и, наконец, те самые научно-фантастические рассказы, с которыми мы познакомились раньше других произведений Расселла. В основном, как я уже говорил, сатирические и юмористические, а в частности… Среди «частностей» встречаются рассказы и лирические, и философские, и даже мрачно-трагические.

Начиная с «Эл Стоу» (1941) – хрестоматийной истории об андроиде, обладающем человеческими эмоциями, – Расселл создает серию произведений, позже объединенных под одной обложкой в сборнике «Люди, марсиане и машины» (1955). Другие рассказы писателя представлены в нескольких сборниках: «Глубокий космос» (1954), «Шесть миров вон там» (1958), «Далекие звезды» (1961), «Темные приливы» (1962), «И послышался голос» (1965), «Как ничто на Земле» (1975). Наконец, в 1978 году вышла посмертная обобщающая коллекция «лучшего» у Расселла, составленная известным писателем-фантастом Аланом Дином Фостером…

В этих сборниках можно отыскать рассказы на любой вкус. Один из ранних – «Мана» (1937) – это развитие космогонических и эволюционных идей выдающегося соотечественника Расселла – Олафа Стэплдона (и не менее знаменитого французского мыслителя отца Пьера Тейяра де Шардена): словно предваряя финал хорошо известного нашему читателю романа Саймака «Город», Расселл рисует почти ритуальную и щемящую картину передачи эволюционной эстафеты из рук последнего человека на Земле (по имени Омега) «созревшим» до разума муравьям. А в рассказе «Метаморфозит» (1946) та же эстафета переходит к кибернетическим «наследникам» вида homo sapiens. Ангелоподобные инопланетяне представлены в «Дорогом дьяволе» (1950), а некие и совсем уж непостижимые «высшие существа» – в «Дьявологике» (1955), «Единственном решении» (1956) и «Хобби» (1947). Между прочим, во втором рассказе дана «естественнонаучная» версия библейского акта Творения – самая остроумная и лаконичная из всех, с коими мне довелось познакомиться в научной фантастике!

У Расселла вообще велик процент рассказов, в которых высказана – и обычно изящно обыграна – идея действительно новая, незаезженная. Помню, как в самом начале 1960-х меня поразил рассказ отечественного автора Игоря Росоховатского «Встреча в пустыне» – про космических «гостей», чей метаболизм настолько замедлен по сравнению с человеческим, что землянам они представляются застывшими статуями. И только значительно позже попался на глаза рассказ Расселла «Колючий кустарник» – написанный практически о том же, но опубликованный еще в 1955 году! Не менее экзотический и парадоксальный вариант внеземной жизни представлен в классической «Симбиотике» (1943).

А если напомнить нашему читателю о таких рассказах писателя (известных в переводах), как «Кресло забвения» (1941), «И послышался голос» (1953), «Мы с моей тенью» (1953), «Небо, небо» (1956), «Свидетельствую» (1955)… По-моему, только приведенного списка достаточно, чтобы утверждать: когда в 1978 году Эрика Фрэнка Расселла не стало, мир научной фантастики потерял одного из лучших новеллистов жанра.

Вл. Гаков

АЛТАРЬ СТРАХА
ГЛАВА ПЕРВАЯ

Полет семнадцатой, запущенной в 1972 году к Венере ракеты сопровождался отнюдь не запланированным взрывом. Гигантское расстояние не позволило землянам увидеть величественную вспышку, и лишь прекращение поступления радио– и радарных данных свидетельствовало о катастрофе. Зато новость о неудаче произвела эффект разорвавшейся бомбы и наделала изрядный переполох.

Причин для шума насчитывалось три. Во-первых, в тот момент ничего более сенсационного для газетных заголовков не нашлось. Во-вторых, этой ракетой с ядерным двигателем управляли руки человека. В-третьих, строили ее в России.

Шестнадцать неудачных полетов ранее уже приучили публику к провалам. Не говоря уж о ненадежных ракетах на жидком топливе, взлетавших десятилетием раньше. И обычный человек с улицы относился к этим провалам примерно так же, как к авиакатастрофам, несмотря на официальные заявления. Из шестнадцати обреченных ракет десять принадлежали американцам и шесть – русским, при этом экипажи на них отсутствовали и управлялись они автоматами. Доллары во множестве вылетали в трубу, но по крайней мере обходилось без жертв.

Общественное мнение, объевшееся пропагандой полетов в космос, нуждалось в объяснениях непрекращающихся провалов. Объяснений отыскалось два: или специалисты лишь корчат из себя специалистов, а на самом деле ни на что не годны, или же достижению ракетами Венеры препятствует, саботируя, некая организация безумцев. Пропаганда поддерживала вторую версию, но не из политических пристрастий или истинно в нее веря, а просто желая отвлечь внимание от первой, менее желательной теории. И все послушно оглядывались, отыскивая возможных саботажников. Ох уж эти русские!

Но когда в мгновение ока в космосе испарились тридцать миллионов рублей, а вместе с ними и пилот Микищенко, ряды сторонников второй теории резко поредели. Какие уж тут русские? Пришлось отыскивать другие причины. Нормальный налогоплательщик, погоревав над своими налогами, резко разворачивался к первой идее. Леваки и финансовые теоретики воспользовались поводом и принялись разглагольствовать на тему уничтожения излишков капиталистического производства. Их политические противники не остались в долгу и подлили своего масла в общий костер.

Вот в такой ситуации Джон Дж. Армстронг читал статью профессора Мэндла, опубликованную в «Геральд». Профессор прославился созданием теории «слоя Мэндла». Согласно этой теории, Венеру окружала смертельная электромагнитная оболочка, размеры которой ежедневно изменялись, колеблясь между десятью и двенадцатью тысячами миль, считая от поверхности планеты. Эти утверждения скромно поддерживались теми скудными данными, что имелись в распоряжении ученых.

Армстронг внешне походил на боксера-тяжеловеса, действительно обладая неплохим ударом. Мышление его отличалось такой же тяжеловесностью и осмотрительностью. Поставленной цели он достигал с обманчивой неторопливостью железнодорожного локомотива, но с меньшим шумом.

Кресло его отчаянно скрипнуло под откинувшимся на спинку весом в двести фунтов, но он, не замечая этого, продолжал смотреть на мерцающий телевизионный экран, на котором воспроизводилась эта убедительная статья, и неторопливо обдумывал предложенную теорию.

Наконец он набрал номер телефона Мэндла. На экране появилось юное загорелое лицо профессора.

– Вы вряд ли меня знаете. Меня зовут Джон Дж. Армстронг, – сообщил он Мэндлу. – Я имею отношение к восемнадцатой ракете, которая создается сейчас в Нью-Мехико. Другое дело, что работа над ней может так никогда и не закончиться, если судить по тому вою, что поднялся в обществе. Если и конгресс завоет, тогда нам вообще придется забыть о ракете или перебраться в другое место.

– Да, я в курсе сложившейся ситуации, – сочувственно отозвался Мэндл.

– Я прочитал вашу статью в сегодняшней записи «Геральд», – продолжил Армстронг. – Если ваша теория верна, то и в этом случае нам придется сдать нашу ракету в металлолом. Отсюда у меня к вам два вопроса. Во-первых, существует ли возможность измерить ваш слой, не подвергая риску уничтожения ракету? И во-вторых, существует ли возможность в конце концов проникнуть сквозь это препятствие? – Он помолчал и добавил: – Или Венера навсегда для нас под запретом?

– Ну что ж, слушайте, – ответил Мэндл. – Согласно радиоданным, полученным от автоматических ракет, Земля окружена некой ионизированной оболочкой, следовательно, и вокруг Венеры может существовать оболочка, схожая, но не идентичная. Природа ее пока неясна. Но одиннадцать из семнадцати кораблей взорвались в промежутке между десятью и двенадцатью тысячами миль от поверхности планеты, одолев девяносто девять процентов всего предназначенного им пути. Когда случайность повторяется слишком часто, она перестает быть случайностью. Это уже феномен, подчиняющийся некоему закону.

– Хм! – фыркнул Армстронг. – Но ведь остальные шесть не улетели так далеко. А две и вообще разлетелись на куски в момент запуска.

– Нельзя же сбрасывать со счетов человеческий фактор, неудачи в конструкции, недостаток мастерства, ошибки в расчетах и так далее. Все эти ракеты, если вы помните, управлялись автоматически, не имея на борту людей, поскольку, все еще блуждая в темноте, мы не можем не считаться с риском. И я считаю неизбежным тот факт, что даже при всех наших усилиях первые ракеты должны были взорваться задолго до того, как они добрались до критической точки у Венеры.

Армстронг потер тяжелый подбородок крепкой волосатой рукой:

– Что ж, может быть. Но если они прошли сквозь слои Эпплтона и Хэвисайда, испытав при этом лишь рост температурных характеристик и космического излучения, то непонятно, почему бы им было не прорваться и сквозь этот новый слой, если он даже и существует.

– Поскольку он отличается от других слоев, – сдерживая нетерпение, пояснил Мэндл. – Я могу допустить его существование, даже не зная сути этого явления. Может быть, воздействие его приводит к внезапному распаду горючего или всей конструкции ракеты? Мне и самому эта идея не нравится. И я склоняюсь к тому, что при входе в этот слой корабль нагревается так сильно, что в результате сгорает дотла подобно метеору, влетающему в земную атмосферу. И если перегрев происходит из-за какой-то странной радиации, присущей этому полю, я пока не придумал способа обойти эту помеху. Если же все дело в трении, то, может быть, вам стоит подумать об уменьшении скорости движения ракеты, когда она приближается к критической точке.

– Эта строящаяся восемнадцатая ракета будет управляться человеком, – мрачно заявил Армстронг. – В ней готов совершить полет некий безумец по имени Джордж Куинн. И нам бы не хотелось, чтобы он сгорел. Можем ли мы этому помешать?

Мэндл задумался.

– Единственное, что я могу предложить, – медленно сказал он, – это послать впереди его ракеты другую, управляемую автоматически. И если обе ракеты снабдить обоюдореагирующими приборами и… – Темные глаза Мэндла не мигая уставились на Армстронга. Неожиданно его лицо исчезло с экрана.

Армстронг удивленно вытаращился на мерцающий экран. Но профессор не появлялся. Подождав несколько минут, он нажал кнопку срочного вызова.

Когда показалось лицо оператора, Армстронг пожаловался:

– Я разговаривал с профессором Мэндлом из Тэрритауна, номер три-тысяча сорок два. Что произошло?

Оператор исчез и, появившись через минуту, сообщил:

– Прошу прощения, сэр, но ваш собеседник не отвечает.

– А какой у него адрес?

Последовала вежливая, полная сожаления улыбка.

– Сожалею, сэр, но нам запрещено сообщать адреса наших абонентов. Только полиции.

– Ну так соедините меня с уэстчестерской полицией, – рявкнул он.

Он быстро заговорил, обращаясь к появившемуся чиновнику:

– С вами говорит Джон Дж. Армстронг, Грамерси два-пятьдесят семь-семнадцать. В доме профессора Мэндла, Тэрритаун, три-тысяча сорок два, происходит что-то неладное. Советую вам побыстрее оказаться там!

Он отключился, затем набрал номер «Геральд» и попросил соединить его с двенадцатой службой:

– Доброе утро, Билл! У меня нет времени. Не дашь ли мне адрес профессора Мэндла, чью статью ты готовил к последнему выпуску? – Выслушав, он проворчал: – Спасибо! Свяжусь с тобой попозже.

Схватив шляпу, он выбежал из дома, втиснулся за руль машины, включил мощный двигатель. Но при этом у него было чувство, что этот Мэндл уже ничего не скажет. Никогда.

Мэндл действительно ничего уже не мог сказать. Толку от него было меньше, чем от пустых бутылок. Он раскинулся на ковре перед видеофоном, и на лице его застыло холодное спокойнное выражение.

Некий властный субъект с седыми усами, бродивший вокруг тела, сказал:

– Это вы тот Армстронг, что позвонил нам? Благоразумно с вашей стороны. Мы приехали сразу же, но все равно поздно.

– Что же случилось? – спросил Армстронг.

– Пока трудно сказать. Похоже, что Мэндл дал дуба вполне естественным способом. Вскрытие покажет из-за чего. – Он проницательно и оценивающе оглядел собеседника. – А когда он разговаривал с вами, не выглядел ли он взволнованным, испуганным или еще как-то ненормально?

– Нет… Мэндл выглядел вполне нормально, насколько можно судить по этим полутусклым экранам. – Армстронг передернул плечами, осматривая тело. – Совсем молодой парень. Не больше тридцати, на мой взгляд. Странно, что такие молодые умирают, не так ли?

– Вовсе нет, – фыркнул собеседник. – С ними это случается каждый день. – Он повернулся к вошедшему в комнату полицейскому в форме и резко спросил: – Ну что, приехала эта мясная перевозка?

– Да, капитан.

– Хорошо. Тащите его. Больше тут ничего интересного для нас нет. – Он вновь обратился к Армстронгу: – Если вас интересуют результаты вскрытия, я вам позвоню. Гринвич, два-пятьдесят семь-семнадцать, вы сказали?

– Совершенно верно.

Армстронг заехал в «Геральд», вызвал Билла Нортона и пригласил на обед. Они выбрали маленькое уютное кафе, славящееся своими бифштексами. Лишь покончив со всеми блюдами, он заговорил:

– Мэндл мертв. Умер во время разговора со мной. Так не шутят, не закончив разговор. – Стол крякнул, когда он возложил на него свои лапы. – Стоил ли Мэндл своей известности? Являлся ли он действительно специалистом в своей области или просто поднимал шум?

– Это тебе мог бы объяснить Фергюсон. Он научный редактор, и именно он приобретал эту статью. Но из того, что мне рассказывал Фергюсон, я понял: Фергюсон настолько велик, что сказанное им следует заносить на каменные таблички и хранить вечно. Ферги стоит на переднем краю науки и сам настолько пропитался наукой, что покупает спиртное литрами, а не квартами.

– А ты вроде говорил, что он не пьет?

– О, ну ты же понял, что я имел в виду. – Нортон вежливо скрывал скуку. – Он у нас особенный.

– Послушай, Билл, ты сможешь оказать мне услугу? У меня нет знакомых среди ученых, и я уже начинаю сожалеть об этом. Добудь у Фергюсона оценку Мэндла как ученого, а заодно и адрес какого-нибудь малого, который считает, что в состоянии заменить собою профессора.

– Любой на моем месте сказал бы тебе, что ты рискуешь потерять свои денежки.

– Я могу потерять семь новых и чрезвычайно дорогих приборов, включая единственный в мире одномиллиметровыи киноаппарат. А помимо других хитроумных изобретений Куинн тащит на своем корабле и пятидесятифунтовую кинокамеру для съемок всего процесса полета в полном цвете. Я выложил двадцать тысяч баксов, чтобы получить права на показ путешествия на Венеру. Вот о чем мне приходится думать, а также о том, что половина моего состояния может улететь на ветер, – Он с минуту задумчиво помолчал. – В общем, я готов играть, давая фору, но терпеть не могу давать эту фору без необходимости.

Нортон усмехнулся:

– Итак, ты хочешь, чтобы Куинн вернулся со всем этим барахлом обратно, да еще и привез с собой грандиозную эпопею?

– Ну конечно! Но кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы Куинн испарился, – серьезно ответил Армстронг. – Он сумасброд, как и любой другой малый, считающий, что лучше вдребезги разбиться о Венеру, нежели слоняться без дела по улицам. Но он мне нравится. Даже если он потеряет камеру и все остальное, я буду рад видеть его по возвращении целым и невредимым.

– Я насяду на Ферги, а потом позвоню тебе, – сказал Нортон.

– И сделай это как можно скорее.

Нортон удалился, а Армстронг заказал себе еще кофе.

Как заявил Мэндл, если случайности повторяются слишком часто, это уже не случайности, а феномен, подчиняющийся определенному закону. Весьма логично. Правда, игрокам известны случаи, когда случайности выстраиваются в последовательность, но не в столь же протяженную. Мэндл что-то такое нащупал… но что? Закон? Какой закон? Чей закон?

Последняя мысль заставила его задуматься над этим всерьез. Чей закон? Какая чушь! Это не иначе как остатки русского комплекса. Настоящие законы от людей не зависят, они продукты природы, твердые и неизменные. А так называемые человеческие законы призваны помогать людям понимать друг друга, сглаживать противоречия, и, стало быть, они подвержены изменениям. И уж во всяком случае, эти законы при всем желании не могут взорвать одиннадцать космических кораблей, расположенных на расстоянии тридцать миллионов миль от Земли! Нет, ответственность за взрывы лежит на чем-то внеземном.